Текст книги "He как у людей"
Автор книги: Ребекка Хардиман
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
15
К Доннелли за покупками теперь путь заказан, и у Милли не остается другого выхода, кроме как отправиться в жуткий супермаркет, гигантский, рассчитанный на современного покупателя, привыкшего закупать еду тоннами. Построенный еще в помпезные нулевые, магазин с глупо-самодовольным видом высится у вечно забитого машинами кольца; армии сверкающих тележек стоят симметричными рядами у огромных автоматических двойных дверей; пафосная автостоянка с терминалом для самостоятельной оплаты размещается в прозрачном отсеке.
– В собственной-то деревне за парковку платить, – фыркает Милли, обращаясь к Сильвии. Она уже несколько месяцев не покупала продукты сразу на всю неделю – пожалуй, даже несколько лет. Как она однажды с удовольствием разъяснила сотруднику супермаркета, с изумлением увидев, сколько стоит фунт лосося (из здешней же бухты!), этот магазин оскорбляет ее чувства. А если уж говорить откровенно (к чему, надо признаться, Милли не очень-то склонна), это демонстративное потребление, эти груды пластиковых пакетов с едой и напитками, без половины которых вполне можно было бы обойтись, претят ей с философской точки зрения. Милли Гогарти пережила трудные времена, она – гражданка Ирландской Республики, ее мать во время войны сжимала в руках коричневые продовольственные карточки с торжеством человека, поймавшего удачу за хвост. Милли твердо убеждена: в жизни нужно уметь довольствоваться малым. На неделю ей достаточно пинты молока, упаковки хлебной нарезки, немного бекона, масла, чая, баночки джема и, может быть, одного яйца.
– Осторожно!
Милли выныривает из своей задумчивости, когда ее верный «Рено» с чудовищной силой врезается в бетонное ограждение автостоянки. Раздается скрежет металла, и они с Сильвией визжат в один голос. Автомобиль отскакивает от ограждения и оказывается прямо перед проезжающим мотоциклом.
– Осторожно! – кричит Сильвия. – Тормозите!
Милли жмет, как ей кажется, на тормоз, но нога стоит на педали газа.
– Остановите машину!
Сильвия дергает ручной тормоз, и они резко останавливаются. Мотоциклист виляет вбок, едва не потеряв равновесие, но выравнивается и успевает на ходу показать Милли средний палец.
– Дурища старая! – орет он во всю глотку, так что слышно всем покупателям, катящим обратно к магазину пустые тележки. – Какого ты на дорогу вылезла!
– Боже мой! – говорит Сильвия. – Вы целы?
Это уже слишком даже для Милли, хотя обычно ей почти любые приключения в радость. От прилива адреналина ее, кажется, вот-вот разорвет изнутри, а левая рука словно намертво припаялась к рычагу переключения передач. Кое-как, по одному, Милли разгибает судорожно сжавшиеся пальцы. Хорошо хоть, ничего не болит: пальцы, руки, ноги – все в порядке.
– Миссис Гогарти?..
Милли выдергивает ключи из замка зажигания – с такой яростью, словно это они во всем виноваты.
– Я-то цела, – говорит она. – А вы?
Это ее третья авария за последнее время (хотя она не собирается об этом никому докладывать), и после каждой наступает момент помутнения рассудка, отстраненное тревожное ощущение, что ее физическая оболочка начинает разрушаться.
– Это же… о господи, – говорит Сильвия. – Нужно осмотреть повреждения.
Милли кое-как выбирается из «Рено», они с Сильвией обходят машину спереди и видят: бампер полностью смят, левая передняя фара разбита. Осколки полупрозрачного пластика разлетелись по асфальту, а по стене перед ними тянутся резкие черные полосы, похожие на граффити.
– Вы точно не пострадали? – спрашивает американка.
Милли кивает, но сама уже думает о последствиях. Теперь нужно хорошенько все обдумать, чтобы не напортить еще больше.
– Вот что, – говорит она. – Кевин не должен об этом знать.
– Как?..
– У меня и так уже достаточно неприятностей.
– Да ничего страшного, – говорит Сильвия. – Немного помяли машину. Главное, что никто не пострадал.
– Но он использует это против меня. Он давно уже грозится забрать у меня ключи от машины.
На загрузочную платформу въезжает задним ходом непрерывно гудящий грузовик, покупатели катят груженые тележки к своим минивэнам – жизнь продолжается.
Сильвия говорит:
– А что, если… может быть, пойдем где-нибудь кофе попьем? Например, в то чудное кафе, где мы были на прошлой неделе?
– Кто угодно может во что-нибудь врезаться без всякой своей вины, правда? Веселой Джессике тоже не раз случалось помять машину. И даже Кевину.
– Конечно. Не стоит из-за этого переживать.
– Пожалуйста… – Милли поднимает глаза на Сильвию. – Обещайте, что ничего ему не скажете.
– Да, но дело в том, что я должна давать ему еженедельный отчет – ну, знаете, что было, куда ходили, что вы ели и так далее.
Милли фыркает. Об отчетах она слышит впервые. Вечно из-за этих бумаг одни неприятности.
– Вот бы их почитать, – говорит она.
– Да нет, это не… он просто звонит по телефону. Минут на пять разговора.
Впервые Милли смотрит на Сильвию с подозрением. Выходит, эта женщина шпионит за ней? Передает бог знает какие сплетни тому самому человеку, который ничего лишнего не должен знать?
– Кевин просто хочет быть уверен, что с вами все в порядке.
– Ничего подобного, – возражает Милли. – Кевин, чтоб вы знали, задумал отправить меня в дом престарелых. Он считает, что мне нельзя жить одной, а это будет еще один аргумент.
– Так-так, – говорит Сильвия. – Подождите. Дайте мне немного подумать.
Наступает тишина, и в этой тишине паника, охватившая Милли, никак не хочет ее отпускать.
– Ладно, допустим на минуту, что я ничего не скажу Кевину…
– Да, да!
Лицо у Сильвии расстроенное.
– Если он узнает, меня уволят.
– Не узнает. Никогда в жизни.
– Ну, не знаю…
– Я могу вам заплатить.
Сильвия удивленно вскидывает голову.
– Что? Нет, я так не могу… это не в моих правилах. – Да все равно, – говорит Милли. – Даже если вы ему не скажете – все равно. Он и сам узнает, правда же? Увидит, что машины нет возле дома. На ремонт ведь уйдет не один день.
– Это же мелочи. Можно и за один день справиться.
– Это Ирландия, – говорит Милли. – Тут ничего не делается за один день.
– А если мы… хотя нет…
– Что?
– Ох, ну что же делать. – Сильвия хмурится. Даже с нахмуренными, бровями она довольно хорошенькая. – В общем, я подумала… а если мы скажем Кевину, что это я? Что я была за рулем?
Милли даже не сразу удается в полной мере оценить, сколько доброты, преданности и самоотверженности в этом предложении.
– И вы согласитесь?
– Ну, не Скажу, что с радостью…
– Это гениальная идея.
– Думаете? По-вашему, получится? Но тогда пусть это будет наш секрет.
– Богом клянусь. – Милли кладет руку на грудь.
Сильвия говорит:
– Просто я считаю, что в доме престарелых вам не место. Это безумие. И если пустяковая авария может сыграть на руку Кевину, зачем же это допускать?
Милли обнимает Сильвию. Она готова даже от избытка чувств поцеловать помощницу в шею, но сдерживается. Только бормочет ей в плечо:
– И за что мне такое счастье, как вы?
Сильвия обнимает ее в ответ:
– Не говорите глупостей. – Она кладет Милли руки на плечи и говорит со всей прямотой: – Вы замечательная. Вы замечательный человек. Никогда об этом не забывайте. Но только строжайшая секретность, договорились?
– Если я пророню хоть слово, пусть меня отведут на городскую площадь и побьют камнями.
– На площадь! – смеется Сильвия.
– Приходите ко мне на ужин в пятницу? Вдвоем с племянником.
– Ну что вы, не стоит.
– Я настаиваю!
Нужно позвонить механику, чтобы забрал машину, но это успеется. А сейчас Милли берет Сильвию под руку, и они направляются в магазин, уже составляя меню для ужина – ростбиф, картофельное пюре, зеленый горошек…
16
Кевин ожидает собеседования в «Старджар», ирландском филиале крупного британского интернет-агентства, специализирующегося на новостях из жизни знаменитостей и развлекательной индустрии. Офисы компании занимают второй этаж бывшего банка неподалеку от Графтон-стрит, недавно разорившегося. Кевин сидит в шикарной приемной и ерошит свою еще не столь откровенно поредевшую шевелюру. Ладони у него потные, изо рта разит (кариес пока что отошел куда-то на последний план в списке текущих задач), и сидит он здесь уже почти час. И должность-то – заместитель кого-то там… Пока что Кевину представляется нечто малопривлекательное: одна штатная единица, работа на износ, график не для семейного человека, бюджет скудный, бесконечная правка, вместо журналистов – да стажеры, готовые пахать даром, лишь бы увидеть свое имя под статьей. А значит, и тексты корявые, значит, каждый раз переписывать все заново, значит, работы выше головы – словом, дерьмо еще то.
Но с другой стороны… Это единственная вакансия в редакции, какую Мик отыскал для него по всей стране, и Кевин идеально на нее подходит. Он всю жизнь проработал в журналах о знаменитостях, в Ирландии и за границей. Он знает эту отрасль вдоль и поперек: как написать броский заголовок, как уговорить упирающуюся звезду дать яркое интервью, как выбрать горячую тему для обложки, чтобы ее заметили среди других в газетном киоске. Придется сегодня все это продемонстрировать и произвести впечатление на этот «Старджар», как ни ненавидит Кевин «продавать себя». У него это всегда выходит чудовищно топорно, и предстоящее собеседование радует его примерно так же, как перспектива сидеть с утра на размокшей картонке где-нибудь в переулке и клянчить мелочь у прохожих.
За исключением одинокого, неприкаянно слоняющегося по приемной строительного рабочего, чье изможденное небритое лицо вызывает у Кевина утешительно-братские чувства, никому здесь на вид не дашь больше двадцати двух. Какие-то хипстеры в узких разноцветных джинсах, бесконечно длинных серых шарфах и тяжелых квадратных библиотекарских очках бродят туда-сюда с вальяжным видом хозяев жизни. А может, это один и тот же хипстер бродит взад-вперед.
За стойкой регистрации восседает девица самого что ни на есть модного вида: черная сетчатая рубашка поверх черного кружевного бюстгальтера, полные ненакрашенные губы, два тонких серебряных колечка в потемневшем от кофе языке. Время от времени она останавливает на Кевине равнодушный взгляд, и он делает вид, что просматривает стопку глянцевых журналов по дизайну, нервно постукивая своими «лучшими» (с самыми легкими признаками разложения) туфлями по дизайнерскому ковру ручной работы с волнистым узором – его цена наверняка могла бы покрыть годовое содержание минивэна.
Радостное возбуждение, владевшее Кевином на рассвете – пока он натягивал костюм («таких уже сто лет не носят», – морщится он), готовил себе капучино, – заметно спало за те шестьдесят минут, что он провел в этой комнате с дурацкими пластиковыми стульями (всю задницу отсидишь), с чистыми холстами в одинаковых рамах светлого дерева, развешанными аккуратными симметричными рядами.
Наконец девушка за столом снимает свои нелепые телефонные наушники, встает и подзывает его ленивым движением двух пальцев. Где-то поблизости оглушительно визжит дрель, шлифовальная машинка или еще какой-то инструмент. Здание явно в стадии ремонта, в противоположность самому Кевину, который, как ему сейчас кажется, ремонту уже не подлежит и с каждым днем медленно, но неуклонно приближается к распаду.
Кевин стискивает в пальцах ручки кожаной папки: в ее тяжести есть нечто успокаивающее. За выходные, в перерывах между развозкой детей и готовкой в отсутствие Грейс (подалась куда-то на запад Ирландии – корпоративный выезд), он отобрал из множества вырезок, скопившихся за двадцать лет, несколько ярких глянцевых страниц и уложил между двумя крышками из мягкой, черной, потертой флорентийской кожи. Отбор материалов для портфолио – это его первая творческая работа за долгие годы, если не считать воображаемых адюльтеров.
Кевин никогда сознательно не стремился к карьере журналиста, пишущего о знаменитостях, просто так вышло. Закончив университет, он точно знал, что ему не интересно – банковское дело, юриспруденция, медицина, маркетинг, – но совершенно не представлял, чем заняться. Сразу по окончании они с Грейс переехали в Лондон, и он еще раз попробовал себя в жанре стендапа, но быстро понял, что ему не хватает необходимого упорства, этой неутолимой жажды, хотя писать монологи ему нравилось. Ему вообще нравилось писать. Грейс уходила на работу – она уже тогда начала свое восхождение по карьерной лестнице в «Бритиш Эйрвейз», – а он сидел в их залитой солнцем квартире в Клэпхем-Саут с кофейником и пачкой сигарет и все писал, переписывал предложение за предложением, правил весь этот ужас, пока, опустошив кофейник, не доводил, наконец, до ума. Он чувствовал, что это у него получается.
Грейс стала первой и единственной читательницей Кевина и преданно поддерживала его, как и он всеми силами поддерживал ее стремительный взлет в отделе маркетинга и рекламы авиакомпании. Они играли в одной команде, хотя никогда не говорили об этом вслух. Она уговаривала его посылать свои опусы в литературные журналы (он так ничего и не послал) и ходить на авторские чтения в городе (туда он ходил). Летом в выходные они покупали самсу с мясом, бутылку розового и до темноты сидели в прокатных шезлонгах в парке, разговаривая о всякой всячине. Грейс зачитывала вслух анонсы из «Тайм-Аута», и они выбирали развлечение себе по средствам на следующую неделю – поход в Национальную портретную галерею (бесплатно) с последующим кофепитием в древнем склепе у Сент-Мартин-ин-зе-Филдс через дорогу, или поэтический турнир в Брикстоне (два фунта), или постановку никому не известной пьесы в каком-нибудь неожиданном месте. Последний запомнившийся ему спектакль – «Тень убийцы», – просмотренный за пятерку в районном клубе Киллберна, вызвал у него прилив тоски по родине.
Тем временем один из их однокашников решил переехать в Австралию и предложил Кевину парадоксальную должность фактчекера в одном из самых одиозных таблоидов того времени. За этим потянулись годы работы в самых разных журналах, публикующих слухи: бесконечные уговоры, лесть, паника, авралы и разнузданные пьянки после работы. Хоть творчеством как таковым здесь и не пахло, ему нравилось писать, он наслаждался духом товарищества, к тому же за это платили. А лет через двадцать, после шестнадцати пьянящих, головокружительных месяцев на вершине ирландского рейтинга, его должность сократили в связи с урезанием бюджета.
По всему зданию расставлены мусорные мешки промышленных размеров, вздувшиеся так, что, кажется, из них вот-вот вывалятся внутренности, вокруг явственно ощущается атмосфера неустроенности, однако на двери матового стекла уже висит табличка с именем босса крупным шрифтом: «Ройстон Клайв, издатель». Судя по тем пикантным деталям, которые публиковал когда-то «Слухи и сплетни» – бывший журнал Кевина, Клайв – личность яркая и талантливая, но и совершенно невыносимая: педик из лондонского пригорода, имеющий сотни тысяч подписчиков в твиттере и владеющий знаменитым роскошным двойным таунхаусом в Мейфэре. Говорят, там на стенах есть специальные экраны – проведешь по нему пальцем, и диван нагревается прямо у тебя под задницей.
Кевин вздыхает: ему представляется, как его будущие внуки включают кресла в розетки и ставят подушки на зарядку. Да и по его собственному дому эта дрянь уже понемногу расползается, пожирая на своем пути самые яркие приметы его времени. Индейку проверяют на готовность по термометру, шины на велосипедах накачивают новомодным насосом. Даже штопор для вина уже работает на батарейках и, пока пробка ползет вверх, весь светится, будто НЛО, отрывающийся от земли. Кевину кажется непостижимым, зачем так яростно стараться устранить все мелкие неприятности и неудобства, почему все их непременно нужно внести в план работы какого-нибудь офиса в Кремниевой долине, укомплектованного двадцатилетними спецами – молодыми, да ранними, напичканными ненужными знаниями, безмерно избалованными и до отвращения убежденными в своей исключительности технарями, – создать прототип, исследовать рынок, привлечь инвестиции и «запустить» готовый продукт. Где же находчивость, импровизация, умение решать житейские задачи при помощи простого здравого смысла? Задница мерзнет? Достань одеяло, брось брикет топлива в камин. А еще лучше – ложись в постель и скажи спасибо, что замерз: чувствуешь холод – значит, живой.
Дверь распахивается, и на пороге появляется бородатый коротышка с детским лицом и носом-картошкой, чем-то смахивающий на Папу Смурфа, лет двадцати с небольшим.
– Кевин? Я заставил вас ждать? Прошу прощения. Ройстон Клайв. Входите, пожалуйста. – Клайв улыбается, но Кевин ощущает в этой улыбке явственный оттенок неуверенности. – Садитесь, пожалуйста. А эта вертихвостка уже убежала? Джемма!
Девушка – Джемма – появляется снова.
– Придержи пока все звонки. Только если Тед позвонит – скажи ему, пусть пойдет и трахнет себя в задницу ржавой кочергой.
Клайв хохочет над собственной шуткой, а Кевин, стараясь не выдать накатившего отвращения, втискивается в черное кожаное кресло – подделку под Имса, а может, и оригинал. Кевин не особенно высокого роста, но здесь чувствует себя великаном в норе гнома. Ройстон плюхается на вращающийся стул за массивным столом, поворачивается к блестящему серебристому ноутбуку, и его пальцы начинают бегать по клавишам. Не глядя Кевину в глаза, он спрашивает:
– Итак. Кевин Гогарти, чего вы хотите от жизни?
– Прошу прощения?
– Это один американец – вообше-то довольно известный кинорежиссер, вы наверняка знаете его имя, – однажды задал мне такой вопрос на званом ужине в каком-то особняке на Голливудских холмах. Можете себе представить? Ну, я и ответил: «Чтобы соседи за столом не задавали тупых вопросов». Кофе хотите? Джемма!
Джемма вновь возникает в дверях и прислоняется к косяку с видом угрюмого подростка, размышляющего, есть ли смысл встревать в разговоры взрослых – все равно ведь скучища одна.
– Два кофе, живенько. И это самое печенье с джемом принеси. Хотя мне-то явно не стоило бы. Но у меня же сегодня Дэви в пять часов, так?
Джемма хмурит брови и выскальзывает за дверь. Оттолкнувшись от края стола, Клайв подкатывает вместе со стулом к корпоративной подарочной корзине, набитой какой-то безликой несъедобной дрянью – печенье с сухофруктами, фисташки в медовой оболочке, – которую можно распечатать и съесть только в случае мирового апокалипсиса.
Бородатый сопляк тормозит стул, разворачивает квадратик жевательной резинки с никотином и говорит:
– Итак, скажите мне: что необходимо для крутого журнала? В десяти словах, не больше.
– Я ирландец, – демонстрирует свою неотразимую улыбку Кевин. – Я ничего не могу уложить в десять слов.
– А вы попробуйте.
Как будто это возможно – свести все журнальное дело к «десятке лучших». Типичный безмозглый, беспардонный молодой недоумок. Из тех, кто не чувствует нюансов, не имеет понятия о приличиях, думает, что знает все на свете, а чего не знает, то, значит, никому и не нужно. И откуда только взялась эта повальная мода (Кевин смутно подозревает, что винить в этом следует если не Америку, то Великобританию) – все на свете упрощать, сокращать и облегчать, лишь бы не признавать, что жизнь по природе своей – чертовски сложная и запутанная штука?
– Ну что ж, – начинает Кевин. – Сногсшибательные фото. Сенсационные интервью… мировые знаменитости… возможность привлечь громкие имена, умение правильно подать…
– Стоп! Слова кончились.
Кевину хочется дотянуться через весь стол и врезать Ройстону Клайву по его самодовольной роже, на которой топорщатся нелепые санта-клаусовские усишки – местами как будто выщипанные. Такие больше пошли бы голуэйскому торговцу рыбой, чем гуру издательского дела. Замечает Кевин и рубашку ценой в триста фунтов, и блестящие, как у хорька, глаза, и понимает – перед ним конченый утырок, из тех, кто небрежно швыряет бармену кредитную карту, громко объявляет, что вся выпивка за его счет, а потом весь вечер напоминает о своей щедрости всем, кто способен слышать.
– Шучу, – говорит Клайв. – Но вы пропустили один пункт.
– В самом деле?
– Глаза.
– Прошу прощения?
– Сколько человек увидит рекламу.
– Ну, это не по моей части… – Кевин старается скрыть высокомерную нотку в голосе. – Это скорее в вашей компетенции, не так ли? Что называется, церковь отделена от государства.
– Нет, – с неприятным блеском в глазах отвечает Клайв и снова хватается за свой телефон. Похоже, он не в состоянии сидеть спокойно. А может, у него что-то на уме. У этого поколения всегда что-то на уме. – Здесь у нас так не делается. – Он щелкает по экрану мобильного телефона и рявкает: «Ты что там, собираешь долбаные бобы, что ли?» Снова щелкает и улыбается Кевину, ожидая одобрения. – Как же поддерживать медиаконтент без рекламы?
Медиаконтент! А, чтоб тебя! Самоуверенный сопляк подмигивает Кевину, вынимает изо рта жевательную резинку – мгновенно твердеющую цементно-серую горошину, похожую на замазку, – и впечатывает пальцем прямо в красивый тиковый стол середины прошлого века, как теперь замечает Кевин – уже сплошь облепленный этими жеваными шариками. Стол выглядит как поле боя после бомбежки.
Закинув руки за свою безмозглую головенку, Ройстон Клайв еще минут десять распинается об «ингредиентах успешного коктейля» для блога о знаменитостях. Затем начинает хвастливую сагу о своих успехах – по большей части наверняка выдуманных, – беззастенчиво вплетая в каждую славную историю давно забытые имена знаменитостей – одной из «Спайс Гелз», герцогини. «А эта Ферги однажды притащила на фотосессию королевского конюха, плюс еще двадцать человек свиты – и всем подавай горячий марокканский чай с мятой и свежие манго. Это в Фулеме-то!»
Кевин надеется, что ему удается убедительно изобразить интерес и внимание, а сам между тем думает о том, настолько ли плохи его дела, чтобы ввязываться в это. Ходить сюда каждое утро и работать на такого идиота? Возвращается Джемма с чайником, чашками, блюдцами и тарелкой песочного печенья.
– Я же сказал – кофе! – рявкает Клайв и хлопает ладонью по столу.
– Ой…
– Ты уволена, лесбуха! – орет он и смеется. Джемма закатывает глаза и выходит.
– Ладно, давайте серьезно. Вот что я вам скажу. – Клайв берет пилку и начинает шлифовать ноготь большого пальца, покрытый прозрачным блестящим лаком. – Ваши вкусы меня нисколько не волнуют.
Телефон Клайва вибрирует.
– Это Эндрю из того реалити-шоу. Ну, знаете, такой – с секси-монобровью? Вы бы видели его задницу!
Кевин выдавливает из себя вялый смешок, и Клайв откладывает телефон в сторону.
– Вот что – я вас знаю, знаком с вашей работой. Я ваш фанат.
– Это очень любезно с вашей стороны, – говорит Кевин, тянется к папке и мысленно ругает себя за то, что не взял с собой черно-белое студийное фото Дэвида Бекхэма на «Харлее» – без рубашки, с блестящим от масла торсом и мрачным взглядом в камеру. Одного такого снимка, как он теперь понимает, было бы достаточно, чтобы обеспечить ему эту работу. – Я захватил несколько образцов…
– Меня смущает только то, – говорит Клайв, отбрасывая пилку и наливая себе чай, – что у вас нет опыта работы в онлайн-изданиях.
– Хм, да, это верно, и я как раз хотел об этом поговорить. Действительно, моя карьера по большей части была связана с печатными изданиями. Но, как вы наверняка знаете, у «Слухов и сплетен» был и свой веб-сайт, причем весьма успешный, и я руководил его работой.
– Две тысячи уникальных посетителей в неделю. Скажем так: сайты про хламидиоз, пожалуй, набирают больше просмотров.
Кевин притворно смеется над остроумием этого полудурка, хотя в его словах есть доля истины. У Кевина и впрямь никогда душа не лежала к цифровым технологиям. Он даже едва не потерял работу, устроив скандал, когда на него пытались навесить кучу дополнительных обязанностей, связанных с сайтом, без дополнительной оплаты.
– Между печатными и онлайн-изданиями большая разница, – продолжает Клайв. – Речь идет не об одной статье в месяц, и не о двух. Речь о том, чтобы выдавать статью за статьей весь день, с утра до вечера. Это небо и земля. О печатных СМИ вы, конечно, знаете гораздо больше моего. Я в них вообще ни дня не работал, – говорит он таким тоном, будто бумажные издания – это груда собачьего дерьма на только что постеленном ковре в гостиной. – Но понятно, что скорости там не те. Там на статью дается… сколько? Три недели, месяц? Какие уж тут свежие новости. Вообще-то новости сейчас дешевы – да что там, они просто ни хрена не стоят! Я выкладываю на сайт статьи о том, как у вышедшей в тираж певицы силиконовая грудь торчала из выреза халата, или о том, что самому гетеросексуальному герою Голливуда регулярно делает анилингус уборщик его бассейна в Беверли-Хиллз. А через двадцать минут это уже старье, разошлось повсюду. Понимаете, что такое вирусные новости? Вот хотя бы Джейми Гроснанс.
Что еще за Джейми?.. Кевин понимающе кивает, хотя внутри скребется беспокойство. На самом деле последние пару месяцев он полностью отключился от новостей о знаменитостях.
– Не возражаете? – Кевин тянется к чайнику.
Клайв злорадно хихикает.
– Не мне, конечно, осуждать кого-то за противоправные действия, косячок там, или еще что, но это уже полный зашквар. А эсэмэски? Боже ты мой, до такого нарочно не додумаешься.
Что тут делать? Попробовать выкрутиться как-нибудь – что-что, а лапшу на уши вешать он умеет, – а потом, дома, освежить знания о поп-культуре – наверняка для этого будет достаточно двадцатиминутного разговора с Нуалой или Эйдин? Или признаться, что все это для него темный лес, и почти наверняка загубить свои перспективы на корню? Кевин улыбается:
– Жизнь богаче выдумки.
– Итак, вы – редактор, вам становится известно об этой истории, и вы должны выложить ее на сайт через шестьдесят секунд. Какой заголовок дадите?
Мысли у Кевина в голове лихорадочно мечутся, хотя он и пытается принять вид воплощенного спокойствия. Кто этот Джейми Гроснанс – кинозвезда, звезда реалити-шоу, звезда Ютуба, звезда поп-музыки? Если уж гадать – он бы, пожалуй, поставил на музыканта, но гадать слишком рискованно. Кевин решает выбрать как можно более обтекаемую формулировку, чтобы уж точно не облажаться.
– Может быть, сыграть на теме наркотиков… Что-нибудь вроде «Что курит Джейми?»
Клайв смотрит на собеседника с легкой насмешкой.
– Но там была не травка. Там был кристаллический метамфетамин.
– Ага, – бормочет Кевин. – Тогда, скажем… – Он замолкает на пару секунд. – «Упоротый самец».
Учитывая, что в его распоряжении был доли секунды, вариант, по мнению Кевина, совсем неплох. Однако Клайв явно разочарован. Он берет телефон, набирает что-то и говорит:
– Вот что – спасибо, что пришли на собеседование. Но я не думаю, что вы нам подойдете.
Вот так просто? Одна недостаточно остроумная импровнзация – и шанс упущен?
– Я наверняка смогу придумать что-нибудь получше.
– Да нет, достаточно. – Клайв поднимается со стула и стоя оказывается немногим выше, чем сидя.
Кевин кое-как разгибает свои длинные спортивные ноги и тоже встает.
– Ну что ж, – говорит он. – Не возражаете, если я прихвачу на дорожку? – Он тянет руку к последнему печенью.
Клайв смотрит на него со смесью любопытства и жалости.
– Валяйте.
Кевин засовывает печенье в рот, а Клайв уже зовет Джемму. Когда Кевин кивает от двери головой на прощание, интервьюер усмехается и говорит:
– Ничего личного, приятель, но мне нужен человек, который разбирается во всей этой помойке. Джейми Гроснанс – не самец. Она самка.








