Текст книги "Флора и фауна"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

– Ты помешан на мистике.

– Возможно. Но это не минус, а плюс. Самое простое отрицать непонятное, самое сложно – пытаться его понять.

– А легких путей ты не ищешь. Неинтересно, верно?

Бройслав улыбнулся, глянув на меня:

– Как и тебе. Кулон – подарок тебе.

– О, благодарю, но оставь себе.

– Не хочется обладать им? – Он не верил. Значит, на моем лице слишком явно отразилось желание взять украшение. Сдаю. Или сдаюсь? – Признайся, тебя тянет к нему… как и ко мне.

Я скорчила пренебрежительную рожицу и хотела уйти да не смогла – кулон словно приворожил меня и не отпускал. Я села рядом на край стола, то и дело, косясь на загадочное мерцание камня.

– В свое время мне понравился меч, его выставили на Сотби и стоил он как крыло от Боинга. Зачем мне меч? А я купил. В аннотации к нему говорилось, что он принадлежал одному рыцарю времен короля Гая. Древнее оружие. У меня даже зависимость какая-то от него образовалась – я все время вертел его в руках, разглядывал, трогал. Я словно встретился с самим собой. Дежавю? Относись я к мистике прохладно, отмахнулся бы, но я начал копать и узнавать историю меча и выяснил, что он действительно в истоке принадлежал вассалу короля Гая Лемзи Де Ли. Славный вояка, герой крестового похода, верный подданный его величества и… хозяин замка Даган.

Я вздрогнула, уставилась на мужчину: сердце не билось – начало выпрыгивать из груди.

– Ну, Даган и Даган. От замка остались лишь заросшие мхом руины, – продолжил Бройслав медленнее, тише и, глядя мне в глаза почти как гипнотизер, цепко, въедливо, не отпуская и не давая отвернуться мне. – Свидетельств, понятно, о жизни того сеньора никаких. К чему все? Я отложил все, что узнал, в память до лучших дней. И вот мне в руки попадает эта вещь, – качнул кулоном. – Выясняя ее историю, я узнаю поразительное совпадение – меч и украшение связаны друг с другом – они из одной гробницы. Из фамильного склепа Де Ли. Один проныра раскопал на месте развалин замка, холмов и нагромождения камней старинное захоронение. Опять же случайно. Конечно, власти ставить в известность он не стал, продал, что нашел, по мизерной цене скупщику, а тот другому, потом еще одному. Затем коллекционер приобрел вещицы и сдал их на аукцион, желая поправить пошатнувшиеся дела. Я нашел исток, того кладоискателя и выяснил, что кроме кулона и меча в склепе были и другие интересные вещи. Особенно меня насторожили каменные надгробия с надписями титулов и имен почивших, сохранившиеся, словно их поставили вчера. Знаешь, что они гласили?

Бройслав встал и выставил кулон.

– Это украшение принадлежало молодой Исвильде Де Ли. Тебе.

– Бред, – прохрипела, отчего-то поверив сразу.

– Я б тоже так подумал, если бы не встретил ту гадалку в Москве. Кулон твой, Лена. А меч мой – Оррика Даган.

– Допустим, – прошептала, зачарованно глядя на сапфир. – Что это меняет?

– Мы снова встретились.

Я посмотрела на Бройслава: он всерьез?

И наваждение опять – вспышка: грубые кольчуги, кони, мечи, крик, холод, запах влаги, дрожь и страх. Смешенье чувств, картин, обрывки впечатлений, мыслей и лицо что словно высекали на скале, а получилось – в моей памяти. Бройслав – Оррик. Их было трудно не сопоставить: того и этого. Тот моложе, грубей чертами, нос другой и подбородок, и волосы, прическа. Но глаза один в один, как если бы тот прожил еще лет десять.

Я вырвала кулон и, бросив в футляр, закрыла крышку: хватит!

Бройслав с прищуром глянул на меня:

– Нервничаешь? Отчего же если не веришь?

– Ограждаю психику от лишнего яда мистики.

– Хорошо, – навис надо мной, руками в стол уперся. – А я в футляр войду? Ты сама? Не стоит бегать, девочка, и бесполезно.

– Ты ненормален, – разозлилась.

– Да, – улыбнулся насмешливо.

Мне захотелось ударить его по монументальной, ухоженной физиономии и тем избавиться от соблазна видеть ее, дотронуться пальцами до щеки, впиться в губы. Их вкус уже преследовал меня, глаза одно желание будили – запомнить их. Или вспомнить, принять как есть, сдаться.

Лучше оттолкнуть, разбить иллюзию пусть грубо, но точно, и тем уйти от наважденья, в котором я – не я, а он – не он, и оба – марионетки то ли Богов, то ли себя самих. А может провиденья?

– Я больше не стану убеждать тебя…

– Прекрасно.

–.. Но завтра свадьба…

– Без невесты.

– Что нужно сделать, чтобы она появилась? – потянул за пуговицу. Я хлопнула по его руке:

– Не это.

Он выгнул бровь в сомнении и вдруг заломил мне руки, скинул жестом со стола посуду, освобождая место.

Мои зрачки расширились, я поняла, чего он хочет, но не поняла, как он догадался, что я хочу того же.

Мне в голову пришло испытать его, сорвать с лица маску великосветского джентльмена. К досье, в которое он не верил, добавить пару штрихов, рискнуть, пойти ва-банк и либо сдаться, либо бежать и от него, и от себя. И если суждено мне первое, то я хотя бы буду знать, с кем на самом деле имею честь ходить в одной упряжке. Фальшь слов меня давно не привлекала – дела, вот истинная суть людей. Повадки их, манеры, реакция на пике накала, действия в состоянии аффекта.

Риск. Я чувствовала, что иду по краю, задумав поиграть с тираннозавром – Бройславом, но мне нравилось рисковать, нравилось играть с ним. Подспудно я чувствовала безопасность, чтобы не натворила, но как бывает часто, интуиция, то неосознанное, что подсказывает тебе верный шаг, отвергается разумом, прагматичным мозгом.

Я не исключение. Мой жизненный опыт был жесток достаточно, чтобы избавить хозяйку от сахарных иллюзий, и слушать подсознание он не желал. А я, привычная ему повиноваться, готова была сдаться на милость Бройслава, но не по мистическим мотивам, не оттого, что что-то связывает нас из прошлых жизней. Чтобы ни было – прошло, сейчас мы другие и в этом мире, в этой жизни, с этим Даганом – Энеску я хотела полной ясности. Хотела знать, с кем имею дело, с кем предстоит мне связаться. Пусть зверем покажется – мне будет проще с ним мириться, чем с этим ласковым, сексуальным, слишком уж покладистым экземпляром.

В конце концов, это было бы справедливо. Ведь он читал меня как Шекспира или Кафку, а сам в ответ лишь обложку посмотреть давал.

– Ты ничего не добьешься, держа меня в клетке своих ласк и стен замка. Я не привыкла к ограниченной свободе и не собираюсь привыкать.

– Дело только в этом?

– Одна из главных причин. Я не рабыня и не пленница.

– И даже не игрушка, – пытливо посмотрел в мои глаза. – И ты свободна.

– Тогда я не хочу опять провести день здесь. Я особа любопытная и деятельная. Познакомь меня с окрестностями. Хочу в город, хочу пройтись по улицам и бутикам, посидеть в ресторане, поиграть в казино. Мне скучно.

Бройслав отвернулся, но я заметила, как его лицо напряглось.

– Хорошо. Собирайся, съездим в город.

Что нужно мужчине от женщины, а женщине от мужчины – не такой уж простой вопрос. Стандартный ответ: секс в первом случае и замужество во втором, мало примитивен – далек от истины настолько же, насколько гороскопы на неделю, напечатанные в какой-нибудь захудалой газетке. Верить им – себя не уважать. Ну, скажите, пожалуйста, как можно и кому нужно составлять гороскоп на индивидуума? Это очень трудоемкая, серьезная работа, для которой мало надо иметь обширные знания по астрологии и астрономии, так еще точно знать дату и время рождения. Гораздо проще сгрести данные под одну планку и выдать общее для нее. Например: Козероги, упрямцы, рожденные с конца декабря по середину января. Ваш гороскоп! – объявляет диктор радио или печатается подзаголовок, и вся туча рожденных в это время внимательно читает ту лабуду, что относится к общему типу Козерога, среднестатистическому, рожденному от начала века и до «вчера». А они, между прочим, бывают утренние и вечерние, дневные, ночные, рожденные в первую или вторую, а то и третью декаду, не говоря уж о влиянии на гороскоп дня недели, в котором родились, года. Ну, и какая может быть точность, если, например, меня, рожденную в одиннадцать вечера второго января 1979 года, ставят на одну плоскость с рожденным пятнадцатого января в два часа дня 1957 года и выдают общее? Мало получается мутированный Козерог, так еще и мутный гороскоп.

Все же в этом отношении я стервь, потому что люблю точность и дотошна к каждой мелочи, прекрасно понимая, что при всей стандартности картины место индивидуалам все же отведено, и места те в вольерах не вакантны.

Контингент человеческого зоопарка делится как фауна на виды, классы, группы, типы, и, как животный мир, многообразен. Достаточно выйти на улицу и убедиться, внимательно оглядевшись вокруг: тут вам и тип простейших, класс жгутиковых – прямые и плоские в своем мышлении как эвглена зеленая, как и положено, с одним ядром, контролирующим их жизнь – у кого желудком, у кого гениталиями. И тип хордовых – прогибающихся, от класса земноводных – тех, что рождены ползать и ползают, начхать им на небо со своей земли, до типа млекопитающих, что, живя на земле, зорко поглядывают в небо и пытаются разместиться и тут, и там, потеснить соответственно везде, где можно и кого можно, а порой и кого нельзя, а вот, удается ли это, уже от вида зависит. Или статуса, если на общечеловеческий язык перевести. Тут уже социология в права вступает, громко шурша листами томов исследований в данной области.

Взять учебник зоологии и типы предстанут перед нами во всем многообразии, а пробелы в знаниях и некоторые неточности можно ликвидировать, ознакомившись с социальной и возрастной психологией. И уже отсюда плясать, выявляя реальные объективные ответы на сакраментальный вопрос о мужчинах и женщинах. И получать не только объективные ответы, но и четкие планы по взятию тех или иных крепостей.

У меня в связи с длительным изучением этого вопроса выработалась своя схема деления человека на группы, типы и классы. Основных я точно знаю – три:

Тип сильных, тип слабых и тип неопределившихся. Причем последние порой как рождаются в этом типе, так и умирают. Именно среди них имеется класс приспособленцев: залипал и прилипал, класс сумчатых, которым всегда мало и всегда надо то, что есть у других, класс паразитов: от «пиявок» до «комаров». Этот тип самый предсказуемый и понятный. С ним просто как с кактусом – главное не забывать поливать надеждой на светлое будущее и удобрять периодически своей верой и преданностью. И живут, плодоносят даже и к тебе тянутся, а только дай слабинку – полей не один, а два раза – на шею сядут и поедут. Легко. А главное, удивятся, если ты возмутишься или воспротивишься.

Тип сильных скуден классами и почти все они в красной книге или собственном недосягаемом для других «вольере», глубоко в «норе» или далеко в «горах» на недосягаемых высотах социальной лестницы или интеллекта. Причем орланы этого типа с рябчиками не скрещиваются, а страусов строго на обед употребляют, как диетпитание.

Тип слабых – самая ранимая и обособленная часть населения. Здесь вам класс мягкотелых моллюсков, которые живут себе, никого не трогая и очень неоднозначно реагируют на любые волнения и воздействия из вне, и класс бесчелюстных. Они все принимают близко к сердцу, переживают за каждую мелочь и по оной же готовы с мазохистским рвением довести себя самостоятельно до харакири или тупого героического порыва по системе Паши Ангелиной: "даешь пятилетку за два дня"!. Их волнуют ливни во Флориде и засыхающий цветок соседки Марь Иваны, а избитый сюжет сопливого сериала они принимают за правду жизни и льют искренние слезы над неудавшейся личной жизнью Мигеля и обманутой Ракиль

Любой бред они готовы принять за правду, а вот что устроят по этому поводу, вопрос чисто индивидуальный: то ли с вышки головой в асфальт прыгнут, в знак солидарности с «Марианной» или начнут активный отстрел гипотетических противников, закроются в своей скорлупе или распахнут ее шире лишь для тебя, единственного и неповторимого друга.

Тут и подход нужен тонкий, особый, почти нежный. И казаться нужно своей, а еще лучше – ничьей, но мягкой, пушистой, ранимой и доверчивой до оскомины. Лишние извилины прятать, чтобы у слабых дополнительного комплекса неполноценности не развить и от себя не оттолкнуть.

Слабые не любят сильных, как сильные не любят слабых. Но первые очень любят мнить себя последними, как сильные иногда любят маскироваться под слабых.

А вот тут и начинается деление на мужчин и женщин.

Мужчины, четко понимая свое назначение, функции, предписанные полу, соизмеряют их со своей личностью, с действительностью и выдают типовые программы, идут по типичной схеме.

Редко встретишь сильного мужчину рядом с сильной женщиной, зато слабый обязательно будет рядом со слабой или неопределившейся. Доминанта класса и пола тяготеет над ними и они ищут инертных, ранимых, доверчивых, вменяемых самок, чтобы рядом с ними казаться хоть самому себе настоящим мужчиной – типовым: сильным, умным, решительным. И пусть он рохля и тюфяк, но стоит ему встретить серую мышку, которая посмотрит на него как на Геркулеса и Эйнштейна в одном лице, а при этом еще намекнет на счастье встречи с половым гигантом и Апполоном, пусть и полысевшим, конечно же, от обилия умных мыслей в голове, то эффект от такой встречи будет сходен напалму, кинутому на семейное гнездо. Его просто снесет вместе с крышей экземпляра. Самец станет личным Санчо-Панса мышки, будет боготворить ее и считать самой идеальной женщиной Вселенной. Его не то, что веником – бульдозером от нее потом не оттащишь.

Только воистину сильный мужчина допускает до себя сильную женщину и позволяет ей проявить себя. Ему не страшны комплексы неполноценности рядом с ней, а ее высоты не ухнут его вниз с вышки болезненного мужского самолюбия, а поднимут ввысь на необозримые просторы будущего, заставят двигаться, учиться, развиваться. Такие пары уникальны, равноправны и… единичны.

Я легко брала тип второй и третий – много для того ума не требуется, как и умений.

Главное знать некоторые тонкости, например, что мужчины основываются на фактах, а женщины на впечатлениях, и помнить о мужском менталитете. Он прост и даже примитивен. Женщина – это факт для них, а менталитет даст остальное – они видят женщину и ведут себя с ней, как с женщиной, объектом удовлетворения. А сексуального или интеллектуального значения не имеет, все равно все сводится в итоге к первому. Экипируйся, выставляя свои достоинства, сооруди приличествующую случаю и экземпляру маску на лице, и можно нести чушь, высокопарно излагать теорию относительности или со знанием дела обсуждать религиозные течения в Намибии, мужчина все равно запомнит твои губы, грудь, тембр голоса, что либо задел его струнку желания обладать, либо нет.

Томный взгляд не сойдется в его файлах с речью о последней игре футбольного клуба, но даст возможность стать тебе ближе, подвинуться и лучше рассмотреть твои ножки, прикинуть и взвесить цену и длительность дороги от ухаживания до постели. И глупо на серьезные встречи одеваться как на раут, а на раут, как на работу в офис, еще глупее не использовать свои данные и не брать, когда это так легко сделать. Всего-то надо быть ласковой, сексуальной, наивной, внимательно слушать оратора, "гладить по голове", раздувать умелой, тонкой лестью мнимые достоинства и отрицать явные недостатки. Успокоить, как ежика, приучить и приручить, а для возбуждения интереса иногда вставлять шпильки в приоткрывшийся «животик»: пару милых умных фраз, то ли в намеке на зачаток интеллекта, то ли проявление женской «изюминки», которая может порадовать экземпляр неожиданным поворотом сюжета в «книжке», что он решил «почитать». Здесь главное не перегнуть – не вспугнуть. А то намекни четче и чуть укуси за комплексы и особь подумает, что поворот может стать крутым виражом, к которому он не готов, потому трусливо сбежит. Непредсказуемости они не любят, как не любят предсказуемости, тут постоянно нужно варьировать. И мне удавалось, вот только скучно последнее время от этой игры, все сильней и сильней, до зевоты, до сведения скул.

Мне надоело изображать слабую, будучи сильной, как надоело быть сильной, будучи слабой. Я хотела быть сама собой, но открыто, не маскируясь то под один тип, то под другой, и потому мечтала встретить сильного, с которым буду играть на равных, и со временем мне не придется изображать дебилку, зато можно будет позволить себе расслабиться и стать, наконец, женщиной – ранимым и пусть недалеким, но потому и имеющим право на ошибки существом. И подчиниться, довериться, прислониться.

Бройслав явно относился к заманчивому типу сильных, к импонировавшему мне классу хищников. Осталось проверить, не съест ли меня моя «мечта» и насколько широка спектрограмма его качеств? И если нет, а качества даже в самом негативном проявлении вполне удобоваримы – я поднимаю лапки и отдаюсь без боя.

Последний раунд испытаний, – решила я, глядя на себя в зеркало, и зажала кулачки за Энеску. Ну, должен же хоть кто-то когда-то взять надо мной верх, победить меня, доказать, что сильнее и умнее? И если так – лучше Бройслав. Во всяком случае, ему мне не стыдно проиграть, нежалко подчиниться.

Я прошла к лифту и остановилась напротив Гарика, что поджидал меня, чтобы доставить к хозяину. Мой вид не порадовал мужчину – он окинул презрительным взглядом мой наряд: кремовую тряпочку со шнуровкой от плеч до живота и газовый шарфик со стразами, загадочно мерцающий на груди и плечах. И что он прикрывает? – высветился вопрос на табло физиономии Гарика.

Сейчас поймешь, – мило улыбнулась ему и шагнула в кабину лифта, давая возможность мужчине оценить достоинства свисающих кистей шарфика по спине и покроя наряда: от шеи до копчика шла сплошная шнуровка из страз, юбка заканчивалась вместе с ягодицами и открывала взору все метр двадцать моих конечностей, увеличенных еще на девять сантиметров за счет каблучков.

– Шлюха, – оценил Гарик, нажимая кнопку лифта.

– В столь элегантной экипировке?

– Элегантная шлюха, только и всего.

Я широко улыбнулась ему и резко схватила за гульфик, с силой сжав гениталии.

– Не только, милый. Шлюхи вас на выступающие особенности берут, а я на скрытые, – прошептала в искаженное от боли лицо. И отпихнув его, с брезгливой миной стянула перчатки с рук, кинула ему под ноги.

– Я тебя убью, – пообещал, согнувшийся от боли мужчина.

– Поторопись, милый, а то поздно будет, – улыбнулась ему и, сунув в рот пластинку жвачки, выплыла из кабины, нарочно призывно покачивая бедрами.

Бройслав оценил мой наряд более лояльно, чем его друг, но я могла поспорить, что он заподозрил подвох. Однако кроме улыбки ничем меня не наградил.

Молча перехватил за талию и повел к машине.

Бутики, что в Зальцбурге, что в Загребе, что в Захолустинске, одинаковы – шмотки они есть шмотки. Смотреть на них можно от силы пять-шесть часов – позже рябить в глазах начинает, а вкус дает крен в цветовой гамме и ты уже не выбираешь наряд, а прикалываешься над собой, своими спутниками и продавцами. Я прошла стадию издевательства над оными да и задача моя сегодня была более высокой: не арифметической «как заставить менеджера салона скакать перед тобой», а логарифмической «как и чем вывести из себя Бройслава». Потому все мое искусство было направлено на Энеску. Для него я вертела попкой, примеряя белье, для него капризничала, заставляя побегать продавцов и найти все же не травянисто-зеленую шляпку, а именно салатную, перчатки с бантиком не у начала, а в конце шнуровки, и не с блеклыми, а с голубоватыми стразами, и не в мелкую, а мелковатую сеточку.

Бройслав терпеливо переводил, служащие бегали и, судя по взглядам, мечтали удавить меня, о чем, наверное, и совещались в подсобке. А Энеску был спокоен как объевшийся лев и стойко держал эмоции при себе, не реагируя ни на затеянные мной траты, ни на истерику менеджеров, ни на мои капризы и прямые уколы. Его непробиваемость меня сначала насторожила, потом озадачила, а затем разозлила. Мальчик явно был готов к моим эскападам и позаботился о «панцире» – то ли успокаивающее принял, то ли занял у кого терпения. Но одно его все же вывело из себя – аптека.

Я попросила притормозить и не сопровождать меня в аптеку, ринулась за противозачаточными средствами, прекрасно понимая, что секс рандеву с Бройславом обещает затянуться по обоюдному желанию. И если в этом наши планы совпадали, то во взгляде на последствия случайной романтической истории – нет.

Я купила всего и побольше, на всякий случай. Кровь у венгра горячая, у меня оказывается, тоже комплексов нет, а фантазии у обоих выше головы, и чтобы не портить приятные минуты близкого общения в машине или на набережной, нужно позаботиться об отсутствии их последствий заранее.

Довольная покупкой я нырнула в машину, сжимая в руке дамскую сумочку.

– Покажи, – с милой разбойничьей улыбкой попросил Бройслав.

– Что? – выгнула я бровку и поняла по взгляду мужчины – придется. – Интересуешься дамскими принадлежностями? Обсудим? – смело открыла сумочку, выказывая упаковку always, гигиенические салфетки, тампоны для снятия макияжа.

Нашел дурочку! Помня его жажду иметь потомство от меня, баночку с заветными таблетками я, понятно, спрятала под весь этот ширпотреб.

– Любопытные штучки, – заверил он, вытаскивая из сумочки прокладки. Я попыталась остановить на том досмотр и оказалась без сумочки. Бройслав отобрал ее у меня и, не тушуясь, высыпал все содержимое на сиденье перед собой.

– Тиран! – прошипела я, понимая, что сейчас будет. Энеску и ухом не повел: выудил из груды ненужных вещей фальготки с таблетками и спокойно выкинул их в окно.

Ладно, банкуй, – мысленно махнула я рукой, радуясь, что одну баночку он ни за что не найдет, а если и найдет, что это не поймет.

Но обиженно отвернулась от него, для проформы.

Бройслав подтащил меня к себе, как половичок Тузика, и, крепко обняв, так что руками не сильно поработаешь, спасая свою собственность, выставил заветную упаковку.

– Это что?

– Витамины, – процедила, поражаясь его чутью и прозорливости.

Скажите, пожалуйста, какие знания в контрацепции! Видно, не очень он наследников хотел, встречаясь с женщинами. А меня-то с чего счастье малышей Энеску вынашивать посетило?

– Витамины, говоришь? – усмехнулся он, одним движением вскрывая банку. – Попробуем?

Хотел высыпать себе в рот.

Нет, он точно ненормальный, – дернулась я, и Бройслав, холодно глянув на меня, выставил руку в окно, высыпая содержимое упаковки:

– Ты родишь мне ребенка. Смирись с этой мыслью.

Щаз-з! – чуть не взвыла я и попыталась взбрыкнуть, значительно разозлившись.

– Знаешь, что мне нравилось из Шекспира больше всего? – спросил он, крепко зажимая мои руки и нависнув надо мной с видом победителя.

– "Леди Макбет"!

– Не-е-ет. "Укрощение строптивой".

Прошептал доверительно и впился в мои губы.

Поцелуй был властным, грубоватым, таким, что мне никогда не нравилось, но вопреки всем канонам, кроме возмущения во мне вспыхнуло и желание. Я пыталась вырваться и отстраниться, и с ужасом понимала, что мне хочется совсем другого, обратного, что мне нравится подчиняться его воле и власти.

Бройслав отстранился, внимательно поглядывая на меня, и тихо, но вполне с понятным значением заметил:

– А мы с тобой одной крови, девочка.

Я замерла, бросив тщетную попытку высвободить руки, и задумалась: бросить ему в лицо что-нибудь грязное, пройтись по уязвимым местам или… попросить продолжения?

Он выпустил меня, рассмеявшись, и я, не сдержавшись, ударила его по лицу. Он засмеялся громче:

– Понравилось?

Меня вовсе взъярило. Наверное, я бы не пожалела его и расписала ногтями улыбающуюся довольную физиономию, но Энеску пресек атаку, задавив ее в зачатке повторным поцелуем, долгим, страстным, властным, но нежным. Минута, другая и я забыла, что сердилась на Бройслава.

Кто кого приручал, кто кого изучал и проверял, осталось для меня загадкой.

Из машины у ресторана я вылезла в самых растрепанных чувствах: злая от неудовлетворенности, утомленная искусной лаской, растерянная от открытий в своей, казалось бы, вдоль и поперек изученной личности, и взъерошенная от непонимания, какого черта мы премся в ресторан, а не останемся в машине и не закончим начатое.

Бройславу же словно доставило удовольствие поиздеваться надо мной, показав неведомое мне во мне самой, раззадорить, так что я готова была изнасиловать его и спокойно напомнить, что мы приехали, пора ужинать.

К чертям ужин! – чуть не взвыла я, но Энеску без слов вытолкал меня из машины и, обняв за талию, потащил в ресторан.

Ладно, – смирилась я и решила отомстить.

Конечно, Бройслав хотел усадить меня в углу зала спиной к выходу, лицом к себе и стене, что, бесспорно, была достойна внимания своей изысканной шелкографией, панно и канделябрами, но все же не настолько, чтобы я лицезрела ее полвечера. Поэтому я вильнула в сторону и плюхнулась в кресло почти посреди залы, заняв позицию с хорошим обзором на сто восемьдесят градусов, а при желании и на все триста шестьдесят. Энеску пришлось смириться.

Победа так себе, но с ним и эта мелочь приятна.

– Что будешь? – спросил меня, отвлекая от выискивания глазами по зале достойных внимания экземпляров – фишек, что я хотела расставить на этой игровой доске.

– Закажи что-нибудь легкое, – отмахнулась я, приметив одну особь. Подарок, не иначе: элегантно одетый мужчина не особо выделялся в общей массе таких же дорогих и презентабельных, но было в его уверенных манерах, прямом, вдумчивом взгляде что-то, что убеждало меня в трех вещах: мужчина принадлежал к типу сильных, классу позвоночных, что не гнутся и не ломаются, в отличие от класса бесхребетных, к тому же он явно скучал и так же явно был способен на поступок. И неважно от скуки или по характеру – это меня как раз волновало меньше всего.

И третье, что понравилось особенно – за его спиной, за соседним столиком сидели два примечательных человечка в униформе охранников, костюмах от одного портного и манерами качков из одного тренажерного зала и с колоритными физиономиями бультерьеров, необремененных особым интеллектом. Учитывая, что Бройслав тоже не один поужинать в элитный ресторан пришел, дядечка подходил мне по всем статьям, уравнивая своими мальчиками силы двух сторон.

Я томно глянула на него и села так, чтобы его взгляд не прошел мимо моих достоинств. Бройслав проследил за мной, покосился на предмет моего внимания и, получив от меня улыбку, насторожился, но вида не подал.

В тот момент я еще не понимала, что затеянная мной игра – не борьба, а развлечение для меня и Бройслава, и как прореагируют окружающие, что произойдет и как, не имело, по сути, значения, потому что наш с ним мирок, который уже имел место быть, как я его не отрицала, никого и ничего не пускал за свои границы. Что бы ни было – было всего лишь приложением к нам, которое мы использовали по мере надобности и не вопреки друг другу, а пользы для. Это я поняла позже, а тогда искренне думала, что посягаю, пользуя подручные средства на страшащие меня отношения, слишком приятные для меня, сладкие и сладостные, те, о которых можно лишь мечтать, и потому пропасть в них не стоит труда. Я не верила, что это надолго, как не могла поверить, что это возможно. Любовь, тепло, понимание, как не манили меня, не укладывались в голове и противоречили опыту, а между тем я уже чувствовала себя защищенной, укрытой надежно от любых посягательств. Неодинокой и безнаказанной, чтобы я не совершила.

Правила игры, что я установила, были негласно и безоговорочно приняты Бройславом. Как человек сильный он не мог не пойти на рискованные развлечения и, понятно, не боялся любых поворотов событий, но подозреваю, что он, как и я, много не знал о себе и теперь пребывал в той стадии растерянности и любопытства одновременно, в какой пребывает дитя, изучая незнакомый ему предмет. Стандартные схемы поведения были сломаны, и свобода манила своей новизной, но и вскрывала глубинные черты характера, что за ненадобностью мирно дремали в нем много лет.

Я цепко держала в поле своего внимания и Бройслава, и того дядечку, не забывая улыбаться одному и поддерживать беседу с другим. Энеску то и дело сбивался, замыкался, косясь на мужчину за соседним столиком и на меня, все активнее флиртующую с ним. Мне было интересно, что он будет делать, и даже наметила три линии, по которым пошел бы среднестатистический самец: увел бы меня с поля зрения соперника или вывернулся из себя, переключая внимание на собственную персону, обиделся и начал покусывать. Бройслав пошел другим путем – решил взять себя в руки и сохранить видимость спокойствия. Он не вредничал, не спешил поужинать и увести меня, не настырничал с вопросами, не менял темы как перчатки, не лез с назойливым вниманием, давая мне право решать самой, с кем я здесь и зачем. Но в какой-то момент не выдержал, сорвался на мелкий белее унижающий его, чем оппонента, укус:

– Не знал, что тебе нравятся пингвины, – и резко ретировался в туалетную комнату, видно, чтобы побыть наедине с собой и сложить файлы.

Я усмехнулась: брешь в спокойствии пробита, осталось ее расширить и нашпиговать взрывчаткой – довести до пика эмоционального накала, в котором разум уже не котируется.

"Пингвин" улыбнулся мне щедро и открыто и жестом пригласил за свой столик.

Вообще-то я привыкла, что дичь приходит ко мне, а не я к ней, но в данной ситуации его приглашение хоть и дурно пахло, было мне на руку. Я представила лицо Бройслава, что, вернувшись, не застанет меня на месте и порхнула к дядечке.

– Печи Иво, – галантно представился он, поцеловав мне руку.

– Агнея, – благосклонно взмахнув ресницами, ответила я, мысленно добавив: Барто.

– жrЭlЖk, hogy megismerkedtЭnk, fiatalasszony.

Воистину не знаешь, где найдешь, где потеряешь – венгерский не мой конек и препятствие к общению подобного рода я встретить не ожидала.

– Beszel magyarul?

Спросил мужчина, видя мое замешательство.

– Э-э-э…

– ?rti amit monodok?

– Noy

– Fiatalasszony beszel angolum?

– Oroszul.

– О-о! Мадам русская? – на ломаном русском спросил Иво. – Давно к нам?

– Всего пару дней.

– Успели побывать в Будапеште?

– Пока не было времени.

– Могу посодействовать с экскурсией. Советую посетить Буду. Незабываемые впечатления. Это исторический центр города, а Пешт вам, наверное, будет неинтересен, это торговый и деловой центр. Я могу сопровождать вас, показать и рассказать об уникальных исторических памятниках нашей столицы… Если, конечно, ваш спутник не будет против. Простите за бестактный вопрос: он ваш муж?

Ломаный, с сильнейшим акцентом, русский Иво был очарователен, я слушала его как песню и, чтобы не ломать взятые певцом нотки, поспешно отмахнулась от последнего вопроса, ответ на который сильно волновал венгра: