Текст книги "Флора и фауна"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Галиган – мальчик, по сути, совсем неопытный птенец, проживший всю жизни в клетке и вот вкусивший свободы. Его душа рвется к невесте, но сердце приказывает остаться с друзьями.

Гарт – скептик и пессимист, но уникальный в своей самоотверженности друг. Его мечта быть любимым женщиной, но не подругой – матерью. Его боль черна, его душа чиста, и нет верней руки, и нет благородней сердца… кроме сердца Оррика, моего Орри, самого лучшего, самого…

Он ранен…

Я…

Больно. Спина болит, как будто проткнута насквозь, в груди жжет, и слезы текут сами, но не от боли физической, от боли душевной – ведь нам остался миг. Мой Оррик рядом, его кровь смешивается с моей, и мы умрем, я точно знаю, но слышу словно в забытьи:

– Любимые не умирают…

И мне спокойно, я ему верю. Я с ним, он со мной, а в смерти или жизни уже не важно.

– Оррик…

Миг то ли своей, то ли чужой жизни, и все же, как своей, одной на двоих с тем мужчиной. Я плачу, совсем не чувствуя того. Мне жаль влюбленных, что погибли зря, и все же кажется, что живы, ведь их любовь была светла и так крепка, что даже не могу представить, что это было лишь во сне. Она как чудо, она и есть чудо, что, раз показавшись, уже не покидает мир и хранит души ушедших, соединяя навеки веков. Мне больно, очень больно, что все лишь сказка, бред, плод моего воображения, подточенного этим саркофагом, заточеньем, а может и лекарствами, что, парализуя тело, высвобождают душу, заставляя бродить там, куда ей лучше не ступать.

Как жить теперь? Как прятать эту боль? Как погубить опять проснувшуюся мечту, и вновь из нежной чистоты сияния его глаз, любви, что, усмиряя любую ненависть, смягчает сердце, заставляя забывать обиды, вернуться в грубость мира, жить одной. Как все, ходить по головам, смеяться над собой и над другими. И прятать глубоко, как можно глубже, себя и ту любовь, что быть не может, умерла, как та девчонка и тот мужчина. Вместе с ними, в них. А может, выжила? Но с ними и осталась. Не со мной. И этого мне жаль, и глупого сердечка, что трепыхается еще, зовет и грезит небывалым.

А в голове, не знаю откуда взявшись, бьются слова: раз вкусив любовь и разбудив ее в себе, ты вспомнишь о ней и после смерти, и в следующей жизни. Она уж не умрет никогда, потому что станет неотъемлемой частью тебя, и не истлеет вместе с сердцем, найдет тебя вновь, разбудит, соединит и свяжет с тем, кто был тебе однажды дорог, с тем, кого ты любила всей душой. Ты не спутаешь его ни с кем, поверь, дитя…

Это же старик-паломник, друг шейха Аббаса Нур-Хайли! Он давно умер, как та, с кем беседовал. "Святой человек" – он-то тут причем?!

Это бред!

Пустите же меня, оставьте. Не слышу, не хочу, и видеть тоже. И Оррик кто, не знаю!! И про любовь слышать не хочу!!….

Это слишком больно, почти так же, как если б стрела вонзилась в сердце.

А родимое пятно в виде сердечка на спине?

Да причем тут оно?!!

А ладонь, что с детства преследует меня, как фантомная боль, присутствует, придерживает, греет, бережет и закрывает.

Но она не закрыла!

Выпустите меня, выпустите сейчас же!! – начала крутиться в тесноте, движимая паникой, страхом, болью, непониманием и жутким сожалением неизвестно о чем.

Бройслав бродил по шумным улицам столицы, держа охрану на расстоянии. Он искал, сам не ведая что, заглядывал в лица прохожих, в витрины магазинов и шел куда ноги вели. На душе было пасмурно, тоскливо не в первый раз, не в последний, но отчего-то именно сегодня особенно остро и болезненно воспринималось душевное состояние.

Он хотел бы проститься со своей грезой, оставить ее здесь и больше не жить иллюзией, но понимал, что это невозможно.

Если б он мог выговориться, открыть, что у него в душе, наверное, ему стало бы легче, наверное, тогда он смог бы расстаться с мечтой или уверовал в нее еще крепче. Но природа так устроила мужчин, что бронь внешней силы и твердости крепко прикрывает романтизм натуры. Мужественная маска ложится на их лица от рождения, и они следуют ее антуражу, зажимая себя истинного, глубоко пряча неподобающие их полу надежды, стремления, иллюзии. Женщинам проще – ранимые снаружи и циничные внутри, они могут позволить себе слабость, и этой слабостью победят любую силу, следуя прагматичному рассудку.

Бройслав сидел за стойкой в баре и с некоторой завистью поглядывал на двух трещащих без умолку подружек, дерзких и циничных, судя по разговору, но при этом сохраняющих внешнее очарование наивности и беззащитности, чем и привлекали взгляды одиноких мужчин. Охранники Энеску и те с интересом поглядывали на юных беззаботных стрекозок.

Орион допил коктейль и уже хотел уйти, как услышал, что тема разговора подруг сменилась и вместо течений моды, цен на тряпки и прелести той или иной косметической фирмы они с той же неподражаемой эмоциональностью принялись обсуждать совсем не вяжущиеся с их легкомысленной внешностью вещи.

– Честно, Лола! Вот поверь: пять минут и я оказалась перед дверьми. Открыла их, начала спускаться вниз и заходить на каждый этаж, а там мои прошлые жизни, представляешь? Сроду бы не поверила, что в прошлой жизни я была монахом! Дородным таким отцом… блин, забыла как меня звали! Нет, ну, монахом, конечно, слишком. Да еще мужчиной! Бр-р! Скучина жуткая: молитвы, посты, ряса неудобная, кельи холодные, братья тупые! Фу! Я даже обиделась сначала… а потом подумала – на кого обижаться-то? А состояние – класс! Глаза открываешь и начинаешь понимать, почему, например, я Петьку Сумлина терпеть не могу – он в прошлой жизни, паразит, столько соков из меня выпил, ужас!

– Причем тут Петька? – округлила глаза девушка в кудряшках.

– Так он там же был!

– Так и сказал: привет, Мариша, я Петя!

– Да ну, тебя, сейчас обижусь и вообще ничего рассказывать не буду!

– Ну, ладно, чего ты, я же пошутила.

– Глупые у тебя шутки. Между прочим, мы, оказывается, меняемся, в смысле телами, а глаза остаются такими же. Мужчина, женщина – неважно. Я когда поняла, просто обалдела!

– Я тоже хочу! Интересно, а кем я была в прошлой жизни?

– Теленочком! – прыснула блондинка.

– Сама такая! Ты не вредничай, дай телефон этой реинкарнарщицы…

– Кого?! Фу, ты, Лола, ну, назвала! Лида ее зовут, соседка моя. Она знахарка, ну, кустарная, конечно, так вроде что-то может, а вроде нет. Принимает на дому время от времени. Но мне кажется, она много знает, просто тихарится, дурочкой прикидывается, – снизила до шепота голос девушка, так что Бройславу пришлось напрячь слух, чтоб услышать. – Зойка Краскова из третьей параллели к ней ходила по личному делу и, представляешь, замуж выходит! А мать моя подругу свою водила к ней и у той тоже все классно стало, только они тоже почему-то молчат, чего там и как. Партизанки, блин!

– Слушай, устрой меня к ней…

– Простите, девушки, – подошел к ним Бройслав, заинтригованный услышанным. Конечно, он не верил во всю эту чепуху, но то ли от скуки, то ли от отвратности настроения, а может из любопытства решился на приключение. – Я случайно подслушал ваш разговор и хотел бы узнать у вас адрес этой женщины и телефон.

– Какой женщины? – округлила глаза блондинка, изобразив дурочку.

– Вам идет, – оценил Энеску, окинув ее взглядом, и чтоб время зря не тратить, вытащил стодолларовую купюру. – Мне очень надо. Давно ищу специалиста по реинкарнациям, но, к сожалению, попадаю на аферистов. Вы бы очень помогли мне.

– Ну-у-у, не знаю, – замялась девушка. – Вообще-то она не принимает с улицы…

– Разве я похож на человека с улицы? – улыбнулся Бройслав, вложив все очарование, на какое был способен в тот момент в улыбку. – Неужели вы не хотите дать хорошо заработать своей знакомой?

– Я могу лишь спросить ее…

– Спросите, – мгновенно вытащил телефон из кармана и протянул девушке.

– Сейчас?!

– Почему нет? Как у вас говорят? Куй железо пока раскаленное.

– Горячее, – вставила свое веское слово Лола, и на десятый раз оглядела Энеску. – Вы иностранец, да?

– Да, и ночью улетаю домой. Мне будет жаль, если я не успею встретиться с вашей знакомой, – ответил, умоляюще глядя на Марину. Сотня дензнаков впечатление на нее не произвела, а заклинающий взгляд красивого мужчины заставил размякнуть.

– Ну, хорошо, – взяла телефон, улыбнувшись ему. – Только вряд ли у вас получится – время уже девять вечера, поздно.

– Я компенсирую и вам, и ей.

– Что компенсируете? – не поняла девушка и набрала номер.

– Затраченное время.

– Вот еще! – фыркнула и запела в трубку. – Лидия Константиновна, здравствуйте, это Марина, соседка ваша. Да, да, я вчера у вас была… Ага…. У меня просьба к вам, тут мужчина очень с вами увидеться хочет. Очень, да. По той же теме…

Чтобы женщина не успела отказать, Энеску поманил пальцем блондинку, указал на телефон: дай трубку, я сам поговорю.

Та отдала, пожав плечами.

– Здравствуйте, Лидия Константиновна. Извините, что тревожим вас, но мне действительно очень важно встретится с вами.

На том конце с минуту молчали и, наконец, приятный тихий голос спросил:

– Зачем?

– Поговорить.

– Всего лишь?… Допустим. Когда вам удобно?

– Сейчас.

– Сейчас?! Нет, это невозможно…

– Я уезжаю ночью. Лидия Константиновна, а мне очень важна встреча с вами. Поверьте, это сам Бог послал мне вас, – не моргнув глазом, плел Бройслав чушь. – Скажите, куда, и я подъеду буквально в течение десяти минут. Я не задержу вас и, понятно, компенсирую хлопоты и ваше время.

– Э-э-э… Скажите, как вас зовут.

– Бройслав.

– Нет…

– Энеску.

– Нет, как вас зовут ваши друзья.

Странный вопрос. Бройслав помолчал и решился, сам себе удивляясь:

– Орион.

– Вот как? – женщина задумалась и согласилась. – Если успеете до десяти, я вас приму. Нет, не обессудьте.

– Я успею!

– Тогда записывайте адрес.

Энеску быстро занес в другой телефон данные, радуясь, как ребенок. Он сам не понимал чему, да и не хотел понимать: случайность, цепляясь за случайность, не раз выводила его из тупиков и ориентировала в нужном направлении. Он давно научился читать по знакам судьбы и порой слепо полагался на них, осознавая душой, к чему они и как нужно поступить – и ни разу не проиграл. Душа не человек, она не подводит.

– Спасибо, девушки! – искренне поблагодарил малышек и, махнув рукой своим ребятам, рванул прочь из бара.

– Эй, а деньги-то забыли!! – донеслось в спину.

Бройслав лишь рассмеялся.

– Машину, быстро. Мне нужно по этому адресу, – сунул в руку Станислава телефон с адресом гадалки. Тот кивнул: понял и принялся звонить водителю, что следовал за ними по мере возможности. На счастье он оказался рядом, на стоянке, и через минуту компания уже садилась в машину. Это Бройслав также принял за хороший знак.

Был бы Гарик рядом, начал бы отговаривать от глупой затеи, – усмехнулся, искренне радуясь, что сегодняшний вечер он проведет интересно. На больший результат не сильно надеялся.

Мне в глаза ударил свет, и я непроизвольно зажмурилась.

– Смотри, крепкая девчонка.

– Ну, таких ничем не испугаешь.

Я приоткрыла глаза, чувствуя, как меня поднимают, усаживают. Лица мужчин были незнакомы, за исключением одного, но я могла поклясться, что знала еще одного. Его глаза я видела только что, в том бреду.

– Гарт, черт тебя дери! – прохрипела.

Мужчина нахмурился и покосился на Лейтенанта.

– Лексинант, какого черта ты творишь? – зашипела на него, пытаясь подняться, но тело еще не слушалось.

Судя по вытянувшимся постным лицам, мужчины приняли мои слова за начальную стадию умопомешательства. О, как я их понимала! Та Лена, до поездки в гробу, словно панночка Гоголя. А эта, уже вкусившая прелести общения с загробным царством, еще оставалась там и смутно воспринимала этот мир. Директории смешали два в одно и выдавали сакральные парафразы, больше похожие на ахинею ненормального, с точки зрения любого нормального, и я бубнила их, даже не понимая, на каком языке говорю.

– По-моему, ты ошибся, Иван, не такая уж она крепкая, – протянул Гарт. – Бройслав будет недоволен.

– Да все просто: снотворное, гроб – она уехала в виртуальность, сейчас вернем на землю.

И выплеснул мне в лицо стакан воды.

Я задохнулась от неожиданного душа, замерла, сморщившись, зажмурившись и непроизвольно выставив руки. И очнулась, потеряв картинки древней старины, как сон, сообразила, среди кого я и кто. Пришла в себя и вспомнила, как попала в это небольшое полутемное помещение – в гробу! Благодаря Ивану!

Мое лицо перекосило, а приоткрывшиеся глаза сами нашли предмет моего горячего желания поквитаться: ну, держись, Лейтенант.

Конечно, дергаться бесполезно, а возможно и чревато, да и тело еще не слушается, но уж очень мне хотелось поделиться хоть малой долей пережитых впечатлений с разлюбезным моим напарником.

Я сделала вид, что потеряла сознание, и вывалилась из гроба.

Глупцы купились и подхватили мое тело в падении. Я тут же въехала одному локтем под дых, а второму коленом в пах. Слабо, понятно, сил еще мало было, но Иван охнул и отпрянул.

– Это начало, милый. Обещаю, дальше будет веселей, – прошипела, прижатая вторым мужчиной к стене.

– Даже не мечтай.

– Понежнее, сэр, я дама хрупкая, тонкой душевной организации, могу и на вас обидеться, – предупредила честно.

– Иван, уйди! – приказал он, и Лейтенант побрел на выход, многообещающе глянув на меня. Мужчина же толкнул меня в кресло и навис, весьма красноречиво щурясь. Вид у него был пиратский и устрашающий, только мне после галлюциногенной смерти все ровно было. Тот понял это по моему взгляду, усмехнулся и поманил парня с хвостиком, что замер на посту у дверей:

– Принеси леди горячего кофе со сливками и что-нибудь легкое перекусить. Итак, поговорим? – уставился на меня.

Я бы разговор расчленением начала, но по здравому размышлению пришла к выводу, что для начала неплохо бы узнать, что дяде надобно.

– Ну, – поторопила, глядя на него исподлобья.

– Ты меня не понукай, милая, я тебе не конь, – бросил, вальяжно усевшись в кресло наискосок от меня.

– Я тебе не милая, – процедила сквозь зубы. Чесались они у меня жуть – о его сонной мечтали.

– Тогда познакомимся. Меня Гарик зовут. А тебя?

– Мария Магдалена.

– Не-а, – развеселился мужчина. – Хелен Энеску. Хочешь, паспорт покажу?

– Хочу. А еще полотна Рембранта и личные письма Леонардо Да Винчи.

– Ты со мной не играй, детка, я не мальчик…

– Девочка? – выгнула бровь, искусно изобразив удивление, и придирчиво окинула его фигуру взглядом. Сильный диплодок, натренированный.

Лицо мужчины стало холодно-отстраненным, взгляд неласковым, давящим.

Только не на ту напал, дядя.

Я чуть повела плечами, разминая затекшие мышцы, и уселась удобнее, обняв одну ногу и выставив другую: полюбуйся, барин-свет. Моя ступня почти достигла его ноги под равнодушным взглядом Гарика и была грубо отодвинута.

– Не шали, сказал.

Ладно, – поменяла позу, сев, как гимназистка перед директором, и скромности в глаза напустила, румянец смущения на щеки нагнала:

– Так лучше, дяденька? – мурлыкнула почти приветливо. Но и это на Гарика впечатления не произвело. Он хмыкнул и головой качнул:

– Ох, экземплярчик. Понять не могу, на черта ты нам сдалась? Спасать тебя от твоих же, чтоб спектакли смотреть?

– А правда, чего ради вы в самаритян играть вздумали?

– Жалко тебя стало.

– Кому? Не Ванюше ли?

– Потерпи, узнаешь. Сейчас мы другое решить должны, вернее ты. Гроб понравился, комфортный?

Я насторожилась – никак есть предложение продолжить близкое знакомство с ним? Меня невольно передернуло:

– Ничего гнездышко, но формат не мой.

– Да? Тогда выбирай: ведешь себя тихо, смирно, послушно, и благополучно добираешься собственными ножками в действительно комфортные апартаменты, в безопасное для тебя место. Или два варианта на выбор: ложишься в гроб сама и здесь или тебя уложат там, откуда мы тебя вытащили.

Ответ пришел сам, но озвучила я его через пару минут раздумий, чтобы нагнать значимости и напомнить о своей независимости. Знаю я таких спасителей: из огня вынут, в полынью сунут.

– Прежде чем ответить, я хочу знать, кто вы, зачем и куда меня везете.

– На встречу с одним человеком, с которым, надеюсь, вы найдете общий язык.

– Он желает потренироваться в языках?

– Не паясничай, утомляет. Он желает поговорить с тобой и приглашает погостить на его вилле.

– Мерси, только приглашение, согласись, оригинальное, я такие обычно не принимаю.

– Так и ситуация неординарная, заметь.

– Уже.

Мой взгляд стал жестким, с намеком, что память у меня хорошая.

– Способ доставки – идея этого человека?

– Какая разница?

Понятно, я права. У меня еще один должник появился.

– Хорошо, я согласна познакомиться с вашим человеком.

А там посмотрим, каким способом его доставку и куда организовать.

– Молодец, – похвалил меня Гарик.

Ты еще пятерку в дневник поставь, идиёт!

В помещение вошел парень с подносом.

– Подкрепись, – посоветовал Гарик, вставая. Вытащил кейс из-под кресла и поставил передо мной. – Здесь одежда и паспорт. Сбегать не нужно, потому что глупо и бесперспективно. Ребята мы терпеливые, но не до бесконечности. У нас самолет через час. Личный. Поэтому советую, прежде чем делать, крепко подумать. Да и бежать-то некуда, друзей, я чувствую, у тебя нет, а врагов не меряно.

Я смекнула, что спешить с прощальными реверансами пока не стоит: во-первых, особь, желающая меня видеть, не бедствует, во-вторых, мне нужна передышка для того, чтобы сориентироваться и решить, куда и каким образом уходить, в-третьих, моему организму нужно восстановиться, в-четвертых, категорически не нравятся гробы.

А в-пятых, этот Гарик прав – врагов у меня достаточно и спешить на встречу с ними не стоит.

Я кивнула, с теплой, почти как ночь на Северном полюсе, улыбкой, помахала ладошкой: испаритесь, сеньор, сеньорита переодеться желает.

Тот понял и вышел, но мальчика оставил.

Пускай – я не гордая, не жадная да и стыдиться мне нечего – смотри на здоровье.

И открыла кейс.

По одежде: строгому темному костюму, кофте под горло, туфельках сугубо пуританского направления, я подумала, что мы в Англии. Чай, овсянка с джемом, предоставленная мне доброхотами, подтвердила мою догадку. Так овсяную кашу могут готовить лишь в Лондоне.

Я кушала и думала: хорошо это или плохо, выгодно мне или наоборот?

С одной стороны, правосудие здесь работает на «ура», в полиции служат ребята бравые, всегда готовые прийти на защиту гражданских прав любого человека, с другой стороны, смысл мне красным флагом размахивать, если в итоге я попаду домой, куда, ой, как не надобно. Но опять же, похитившие меня впечатления добропорядочных, законопослушных граждан не производят. С криминально-отмороженным душком ребятки, жесткие от макушки до пят, и рожи, что кирпичи, и взгляды, что обоюдоострые ножи, о манерах вообще молчу.

Ясно, что меня далеко не на Венецианский карнавал приглашают и не на знойную сиесту в объятья мачо. Интерес их приземлен и не факт, что с моим стыкуется. Ситуация мне напоминала капкан, в который я попала, убегая от вепря, и оказалась зажата мало в железные тиски обстоятельств, так еще и обложена, как зверь, со всех сторон. Куда ни глянь, печальный пейзаж.

Но печалиться отменяется – недосуг. Время есть, значит, есть возможности.

Я допила чай, переоделась в предоставленное тряпье, дорогое, но не моего фасона, поблагодарила неизвестного благодетеля за то, что хоть не юбкой одарил, а все же брюками, в которых ходить тоска, зато прыгать и бегать сподручно, и принялась изучать свой паспорт.

Теперь я Хелен Энеску. Где-то я слышала эту фамилию.

Ч-чер-рт! Бройслав Энеску – партнер Аббаса по нефтепромыслу и принца Чарльза по теннису! Случайность? Не верю.

А не пора ли мне в сторону уходить? Нур-Хайли не зуб – клык на меня имеет, если не всю акулью челюсть. К кому, кому, а к нему в руки я точно не хочу, уж лучше на Родину: в джунгли к питону, в гнездовье Селезневских пеликанов, в прайд шакалов и гиен, даже в гроб – пожалуйста. Да и Энеску, слышала, тот еще тираннозавр, шейхов и питонов перемалывает влет и косточек в воспоминаниях не оставляет. Жесткий мужчина до жестокости, а в силу немалого капитала, недосягаем для любой системы. Он сам себе система, сам себе закон. Аббас-то, по сравнению с ним, почти ангел.

Оп-са! Это я? – с долей ужаса уставилась на свою фотокарточку и заскучала о зеркале, чтоб сверить оригинал с копией. Пришлось довольствоваться солнцезащитными очками из кейса. Не ахти что разберешь, но ясно, что фото не фальшивка. Это меня разозлило, и к списку ожидающих сатисфакции добавилось пару личностей, в частности, парикмахер и тот затейник, что его надоумил мне подобную стрижку сделать и цвет волос. Они стали моего естественного русого цвета и едва доставали до груди. Вместо красивых локонов теперь были чуть вьющиеся пряди и челка до бровей, как у Мирей Матье. Но той она шла, потому что скрывала беззащитность взгляда и истинную суть ранимого характера, а мне нет, потому что открывала тоже самое, выставляя на всеобщее обозрение то, что я усиленно прятала.

Убила бы цирюльника! И все его начальство, и эту теплую компашку.

Но слабо – пять амбалов выстроились у выхода, поглядывая на меня с плотоядным ожиданием.

Ладно, пока побег отменяется.

В состоянии всеобщей «любви» ко всему живому меня препроводили в салон самолета, зажав охраной со всех сторон, как королевскую особу или звезду. Гордости я не испытывала, а вот злость – неимоверную.

Глава 18

Я плюхнулась в кресло, пройдя не столько по салону, сколько по всем встреченным конечностям, попинав как бы нечаянно по ногам мальчиков из охраны. Щелкнула пальцами, призывая симпатичную девушку с натянутой на губы улыбкой:

– Виски с содовой, конфеты с ликером.

– Извините, мэм…

– Мэм пошутила, Стесси, иди к себе, – сказал Гарик, усаживаясь напротив меня.

– Тогда семечки! – рявкнула я в спину удаляющейся мамзель.

– Обойдешься, – бросил мужчина. Я мило улыбнулась ему, предупредив взглядом – полет будет долгим, тебе вечностью покажется, ш-шакал!

– Я проголодалась, к тому же страдаю клаустрофобией и аэрофобией. Плюс у меня токсикоз на все встречные предметы и лица. Если мне сейчас же не принесут выпивку и много, много легкой закуски, вас ждет долгий и незабываемый полет!

– Подождешь до взлета.

– И когда он намечается?

– Не твое дело.

Понятно: кого-то ждем.

Я попыталась разглядеть пассажиров за занавеской – этот салон небольшой и явно для охраны – мальчики уже устроили свои тела в соседних креслах. Значит следующий салон хозяйский, для VIP-персон.

Так и есть – занавесочка, колыхнувшись, приоткрыла моему взору уютную обстановку, малиновую шелкографию обивки и элегантный носок мужской туфли у столика красного дерева. Где-то я эти ботинки видела. Ах, Ванечка!

– Тебе принесут все необходимое, если ты перестанешь дурить, – сказал Гарик.

– И тогда вы пойдете к своему дружку? Несколько часов будете пить, курить и трахать Стесси?

Мужчина повернулся к занавеске, желая понять, что я решила и что могла увидеть. Потом посмотрел на меня и сухо бросил, поднимаясь:

– Если будешь дергаться, трахать будут тебя.

– Обещаете? – игриво выгнула бровь, внутренне сгорая от желания поточить ноготки о его физиономию.

Гарик скривился, словно сырую креветку съел, и пошел за занавеску.

А я притихла ровно на пять минут, чтоб в покое рассмотреть, что за персону нон грата ждут мои похитители. И как только дождалась, поняла: сейчас скончаюсь от нервной горячки. Мои зубы скрипнули, руки сжались в кулаки – в салон вошли лордесса Перетрухина с лорденком Сергеевым. Бис!

– Мы в каком аэропорту? – спросила у двухметрового мальчика с хвостиком, заподозрив в себе нешуточную мозговую болезнь.

– В международном, – заверил.

– Очень смешно. У вас неслабый умственный потенциал. Наверное, два Гарвардских коридора за спиной.

– Тебе какая разница? Сиди и не крутись.

– Не могу, – и поманила его пальчиком, заставляя приблизиться. – У меня аэрофобия, клаустрофобия и… – заманчиво облизнулась, с томной поволокой во взгляде глядя ему в глаза. – Нимфомания.

Малыш моргнул.

– Договоримся? – подмигнула ему, провела пальчиками по груди, норовя залезть под рубашку. – Мне не нужен порт прибытия, но на душе спокойней будет, если буду знать порт отбытия.

– Бромма, частный сектор, – прошептал обескуражено, мысленно уже прикидывая, куда бы меня увести с глаз остальных.

Стокгольм, значит. Вот бы я оплошала, рванув в полицию в твердой уверенности, что мы в Англии.

– Спасибо, котик. Помурчим на досуге, – пообещала. – А пока ты не мог бы принести мне что-нибудь выпить и перекусить. Твой шеф такой строгий, а я, честное слово, очень боюсь летать. Может, ко мне сядешь? Выпьем, поболтаем. Путь-то неблизкий.

– Четыре часа… Меня Борис зовут.

– Да что ты? Мое любимое имя.

Хотя плевать мне на него, как и на тебя!

Мужчина глянул в сторону занавески и решился:

– Сейчас я, – встал.

Иди, милок, иди.

Тот скрылся, а я пересела к его соседу, мужчине постарше и посерьезнее. Орешек крепок, но расколоть его поможет опыт, а что ж еще?

– Здравствуй, Сережа, – прильнула к его плечу. – Зазнался совсем, не узнаешь.

– Меня Богомир зовут, и русский язык я не понимаю, – по-английски заявил тот хмуро и попытался стряхнуть меня с плеча.

– Так и я русский не понимаю, да и зачем нам языки, ведь давно уже все слажено, правда, милый? – томно улыбнулась ему, поглаживая отворот пиджака.

Тут некстати Гарика черти принесли. За ним маячила смущенная физиономия мальчика, что обещал обеспечить меня съестным и информацией. Судя по виду обоих, состоялся неприятный разговор, что мог вылиться в неприятности для меня, но мне было на то ровно. Я сильнее притиснулась к мужчине и изобразила бурную радость от общения с ним.

Я понимала, что веду себя глупо, но взять себя в руки не могла, потому что находилась на той стадии женской неврастении, когда тихий океан примерно по лодыжку, а любой людоед – мальчик для битья. "Паниковского несло" – вот и меня тоже.

В состоянии полнейшего озверения эмоции зашкаливало. Я не разделяла на правых и виноватых, не видела своих и чужих, и на себя мне было все равно – главное выплеснуть накопившееся и как можно больнее ударить любого подвернувшегося под руку. Не потому, что я имела к нему личную неприязнь, ее заработать труда не составит, а потому, что мои подпорченные бригадой по ритуальным услугам нервы сдали, и терять было нечего и приобретать, кроме неприятностей тоже.

Гарик уставился на меня, потом на Богомира и шагнул к креслу:

– Вставай, пошли.

О, уважаю, этот мужчина не шакал – с умом дружит. Понял, что я затеяла соблазнить его ребят, сообразил.

– А что такое? – изобразила дурочку.

Гарик схватил меня за руку и, рывком вытащив из кресла, толкнул на выход.

– Прости, котик, рандеву пока отменяется, – послала воздушный поцелуй Борису, проплывая мимо под руку с его боссом. – Не скучай, я буду помнить тебя.

Бройслав ожидал увидеть полненькую брюнетку лет сорока, но его встретила милая стройная шатенка от силы тридцати лет. И балахона, цепей с пентаграммами, как он представлял себе, на ней не было – простенькая домашняя одежда, собранные в хвост волосы и скромные сережки в ушах.

– Лидия Константиновна?

– Да. А вы Орион. Здравствуйте. Проходите, – распахнула шире двери, впуская в уютное жилище, по интерьеру которого нельзя было сказать, чем занимается его хозяйка.

Бройслав снял туфли, оглядывая полки с книгами в прихожей, задержал взгляд на фотографии маяка на темно синем фоне.

– Меня успокаивает эта картинка, она оптимистична, правда? – заметила его интерес к необычной фотографии женщина. – В ней живет надежда.

– Да, – согласился. Маяк манил и сулил рассвет, что уже близок и вот-вот разорвет первыми лучами солнца клубящую тьму ночи. – Показательно.

– Проходите в комнату, – пригласила, шагая впереди. – Присаживайтесь, – указала на широкий диван.

Бройслав сел и неторопливо начал осматривать жилище знахарки, убогое и тесное.

– Так что вас привело ко мне и что за срочность заставила вас прийти почти ночью? – спросила Лидия, усаживаясь в кресло напротив мужчины.

– Меня интересует тема реинкарнации. Я ученый…

– Астроном?

– Астрофизик.

– Но вы давно не занимаетесь наукой. Вы бизнесмен, причем удачливый. Ваши капиталы растут действительно с астрономической скоростью.

– Это у меня на лбу написано? – сухо улыбнулся Бройслав. Этим замечанием гадалка его не удивила – немного ума надо, чтобы сложить стоимость его костюма, часов, ботинок, ухоженного вида и размер кошелька.

– Да, если хотите.

– А что еще написано?

– Вы иностранец.

– Сильный акцент?

– Неслабый.

– Я льстил себе надеждой, что довольно неплохо знаю ваш язык и говорю почти как москвич. Придется потренироваться.

– Не станете. Незачем. Вы не делаете того, в чем не видите смысл и толк, время свое цените.

– Это плохо?

– Кто сказал? Наоборот, хорошо. Но я была бы благодарна вам, если б вы оценили и мое время.

– Я оплачу…

– Нет, дело не в деньгах. В том, что время достаточно позднее, и приняв вас, я отложила свои дела, которые мне в любом случае придется доделывать. Изложите, пожалуйста, суть проблемы.

– У меня нет проблем, но есть вполне объяснимое человеческое любопытство на счет жизни и смерти.

– Это и есть ваша проблема: вы не боитесь смерти, вы боитесь что-то не успеть в жизни.

– Согласен.

– Между тем, вы умрете не раньше чем ваше истинное предназначение будет выполнено. Смерть это такое же чудо, как жизнь, и такая же тайна. Мы уходим в нее, из нее же возвращаемся. И не голыми, а с опытом и определенными знаниями, наработанными в других жизнях, другое дело, что, пережив шок рождения, мы забываем те важные детали, которые необходимы нам. Они возникают подспудно и проявляются постоянно, но мы не можем дать отчет им, не хватает знаний.

– Но у вас, я слышал, знаний достаточно.

– Знаний не бывает достаточно. Человек учится всю жизнь. Вы хотите побеседовать со мной и понять что-то для себя? Спрашивайте.

– И вы ответите?

– Естественно. Вас это удивляет?

– Я слышал, что оккультные знания достояние определенного типа людей, и другим они не даны, есть запрет рассказывать о том.

– Чушь. Человек имеет право на знания в любой области. Мне было бы стыдно, узнав что-то, утаить от другого, ведь ему это может оказаться очень нужным.

– Но профаны могут воспользоваться информацией в негативных проявлениях.

Женщина улыбнулась:

– Для этого они должны понять, о чем речь, а как поймут, если профаны?

Бройслав невольно задумался – женщина нравилась ему все больше и вызывала редкое для него чувство уважения. Обычно подобное возникало у него после длительного общения, знакомства не один год и тщательных проверок, «тестирований».

– Я, по-вашему, профан?

– Вы – нет, вы просто неверующий человек, но вам это и не нужно. Вы уже нашли для себя Бога и теперь ищите себя в нем.

– Не понимаю, – признался.