Текст книги "Флора и фауна"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Ваш Бог скрыт от глаз остальных, его имя давно извращено в людском сообществе и вы не хотите его осквернить, не хотите стать посмешищем в глазах окружающих. Вам вообще нет до них дела.

– Вы психолог?

– Дипломированный? Нет.

– Тогда позвольте полюбопытствовать, откуда вы взяли, что я именно таков?

– Я вижу глаза человека, чувствую его душу и рассказываю о ней. Внешняя оболочка значения не имеет. Внешне вы жесткий и самоуверенный человек, способный на очень жестокий поступок, не знающий жалости, не принимающий иную мораль, кроме своей. Люди для вас – ступени к достижению цели. Игрушки, с которыми вы забавляетесь. Вы мстите им.

– Нет, – покачал головой. – Вы не правы.

– Права, только вы не утруждаете себя пониманием, отчего вы стали таким.

– Я произвожу настолько страшное впечатление?

– Нет. На меня. На других, пожалуй. И вам это нравится. Вы чувствуете себя защищенным под маской монстра.

– Благодарю, – скривился Бройслав, озадачившись: а не обидиться ли и не уйти, послав женщину к чертям со всей заумью. Но его удерживало любопытство и что-то еще непонятное, возможно, надежда, а может желание хоть раз услышать правду о себе, узнать, каков он с точки зрения стороннего человека Женщина была непривычно откровенна, и это несколько шокировало. Но привлекало своей необычностью.

– Не обижайтесь. Я понимаю, вы привыкли слышать лишь сладкие речи, но они не помогают разобраться в сути своих проблем, понять себя и свои действия. А ведь именно за этим вы и пришли ко мне.

– Вы обескураживающе прямолинейны. Со всеми так общаетесь?

– Нет, только с тем, кто готов услышать правду о себе и принять ее.

– Я готов?

– Иначе бы не пришли. Я ведь не первая, кого вы посетили?

– Да, в свое время встречался с ясновидящими, но видели они не дальше моего портмоне.

– Вы были не готовы к встрече с собой, вот и не слышали правды. Ясновидящие в том невиноваты.

– А вам повезло?

– Мне? – улыбнулась. – Чем? Тем, что мы встретились в пиковый для вас момент? Наша встреча была предопределена.

– Вы фаталистка?

– А вы – нет? Фатализм всего лишь знания. Я точно знаю о себе все и поэтому знаю тех, кто приходит ко мне. Мы все встречались в прошлых жизнях или были каким-то образом связаны, но забыли о том, или не знали, не успели встретиться и познакомиться ближе, а в этой жизни называем эти встречи случайностью, хотя они закономерность.

– Мы встречались с вами в прошлой жизни? – она не параноик? – насторожился Энеску. – И кем же вы были?

– Колдуньей.

– А-а-а! – это диагноз. Интерес Бройслава почти сошел на нет, а желание раскланяться и покинуть квартиру стало крепким. – Вы больше похожи на Нефертитти, – не сдержал насмешливой улыбки.

– Вы зря не верите. То, что мы открываем однажды, остается с нами навсегда, на все последующие жизни, и лишь совершенствуется. Я была посредственной колдуньей, скорее травницей, жила на болоте отшельницей, лечила скот и людей, собирала травы и наслаждалась тишиной. Потом меня убили, но тяга к знаниям в этой области была слишком сильной, чтобы погибнуть вместе со мной.

– Хотите сказать, все, что вызывает в нас интерес, продолжает будоражить и после смерти?

– Не все, а лишь то, что сроднилось с нашей душой, стало нашей сутью. Вот вы не думали, отчего выбрали астрофизику?

– Мне нравилось звездное небо и я хотел узнать о нем побольше. Это вполне естественно и закономерно. Но не факт, что в прошлой жизни я был звездочетом.

– Не факт. Но факт, что небо и раньше привлекало вас – у вас с ним счет. Свой, своеобразный, только вам с ним понятный. Что вы искали в звездном скоплении? Что именно привлекало вас на звездном небосклоне?

– Скопления, туманности.

Ему всегда казалось, что там что-то есть, и порой ему виделся точно такой же человек, как он, смотрящий на него в телескоп из туманности Андромеды или скопления Гисперид.

– Вас привлекала тайна, вы пытались разгадать ее, познать. И найти что-то очень важное.

– Но понял, что все самое важное на земле, а не на небе.

– В нас, не правда ли?

– Вы философ, Лидия Константиновна, – хмыкнул Бройслав, умиляясь женщине, тонкой, мягкой, домашней, по которой и не скажешь, что она способна рассуждать со знанием дела на столь далекие от женского ума темы. Ей впору детей воспитывать, любить мужчину и строить воздушные замки в своем воображении.

– Вы сами желали беседы, а не пустой болтовни.

– Вообще-то я хотел узнать побольше о реинкарнации, чтобы понять, стоит ли тому верить.

– Можно спросить, с чем связан ваш интерес?

Бройслав замялся, решая, стоит ли откровенничать с женщиной. С одной стороны, глупо и не нужно, с другой – что он теряет? Он видит ее первый раз и скорей всего последний.

– Я хочу знать, кем был в прошлой жизни.

– Неправда. Это вас не интересует. Вам все равно, кем вы были.

Мужчина внимательно посмотрел на женщину и решился:

– Допустим. Но зная, кем я был, я могу узнать и тех, кто меня окружал. Понять суть моей жизни здесь, сейчас.

– Вы когда-нибудь занимались медитацией?

– Было, баловался в молодости.

– Вы не тот человек, что будет баловаться, – заметила Лидия Константиновна.

Бройслав рассмеялся:

– Сдаюсь, вы правы – занимался и весьма плотно.

– Тогда вам не составит труда в медитации представить дверь в свое прошлое. Откройте ее и вы окажетесь у лестницы, ведущей вниз. Она может оказаться короткой, а может быть неимоверно длинной. Винтовой, мраморной, деревянной – какой угодно. Но вы не должны выдумывать, вы должны видеть ее. И спуститься вниз. На каждом этаже вы увидите двери, они будут меняться по мере спуска – это вход в ваши прошлые жизни. Заходите туда и окунитесь в прошлое.

– Так просто? – Бройслав ни грамма не верил ей. – А что-нибудь более действенное и одномоментное есть?

Лидия Константиновна внимательно посмотрела на него, он на нее и оба поняли, что пустые разговоры закончились. Бройславу придется решить – доверить и открыть.

Мужчина вытащил фотопортрет и протянул женщине:

– Эта девушка, если хотите, моя мания. Она постоянно снилась мне… Я хочу знать, кто она, хочу видеть ее.

– Почему вы думаете, что она из вашей прошлой жизни?

– В этой ее нет, поэтому иного объяснения я не нашел. Ищу ее много лет. Десятилетия, столько, сколько живу. Сначала неосознанно, потом вполне сознательно. Похожие есть, но внешне. Мне важно знать, отчего она бередит мне душу, к чему вообще появилась, кто она, зачем, отчего. Я не привык оставлять дела незаконченными, не привык плутать вслепую. Меня тяготит неясность. Если вы поможете мне, я очень щедро оплачу вашу услугу. Назовите любую сумму…

– Вы уверены, что все продается, но самое важное купить все же не можете, – с улыбкой покачала головой женщина.

– Я бизнесмен.

– И романтик, Орион. Эти два понятия никак не могут сойтись на той плоскости, на которой вы живете. Бизнес не совместим с иллюзией, мечта не совместима с материальностью. Вы понимаете это и раздражаетесь. Вот вам ответ на ваш вопрос – с чего бы вам мстить людям?…

– Вы поможете? Что вы можете о ней сказать? – взгляд Бройслава стал цепким, тяжелым. Лидия поняла, что мужчина не шутит и ему действительно жизненно важно знать историю портрета этой девушки, что стала частью его самого.

– Кто написал ее портрет?

– Один художник. Я заказывал портрет многим художникам, но лишь один смог почти в точности изобразить ее. И все же я видел ее несколько иной, горящей, живой, дерзкой и мягкой… не объяснить. Поверьте, Лидия Константиновна, я редко кого о чем-либо прошу, по сути, не знаю, как это делать, еще реже кому-то верю, тем более видя первый раз. Мне доводилось встречаться с самыми разными людьми, действительно одаренными, знающими, но… Помогите, если можете.

– Это опасно.

– Мне все равно.

– Она настолько важна для вас? – отдала портрет.

– Да. Я не в том возрасте, чтобы бегать за иллюзией и пора решить что-то, создать семью.

– Вы говорите это с таким отвращением и обреченностью, что можете не вымучивать слова, я поняла, этот вариант для вас неприемлем. Хорошо, я покажу вам ваше прошлое, но хочу предупредить, что тем самым могу сделать хуже, а не лучше, так что помощь моя может оказаться гипотетической. Не пожалеете?

– Нет.

Женщина с минуту рассматривала его и кивнула:

– Идемте. И обещайте, чтобы ни случилось, вы будете молчать.

– До конца жизни? – улыбнулся Бройслав, скрывая внутреннюю дрожь перед предстоящим ритуалом. Голос женщины и взгляд предсказывали ему встречу с неведомым без всяких фокусов – а это вызывало глубинный страх, естественный для тех, у кого развито чувство самосохранения.

– До тех пор, пока я не скажу, что вы можете говорить.

– Договорились.

Женщина толкнула дверь в маленькую комнатку с темными шторами, уставленную иконами.

– Садитесь, – поставила табурет посредине, напротив иконостаса. Достала ванночку из-под стола, установила ее напротив Бройслава и попросила: – Вы должны раздеться.

– Совсем? – хмыкнул. Не по себе ему было.

– Пиджак, рубашку придется снять. Вы крещены?

– Да, – поколебавшись, скинул пиджак, принялся расстегивать манжеты рубашки.

– Католик?

– Да.

Лидия взяла его одежду и положила в кресло в углу комнаты. Достала свечи и расположила их вокруг мужчины по полу. Достала бутыль воды и взяла маленькую икону со странным рисунком.

– Это "Недреманное око", – пояснила, видя любопытство мужчины. Положила иконку на дно ванночки. Зажгла свечи и налила воды в купель. – А теперь молчите, чтобы ни случилось, и смотрите на свое отражение в воде, думайте о том, что хотите узнать.

Лидия встала за спиной Энеску, чем уже заставила напрячься, и принялась что-то бубнить монотонным голосом, усыпляющим, обволакивающим разум.

Бройслав не относил себя к людям нервным, с буйным воображением. В его семье женщины любили устраивать гадания на святки, и он присутствовал, но все это происходило настолько смешно и топорно, что не вызывало ничего, кроме желания поехидничать. Нечто подобное он ждал и сейчас, но добросовестно выполнял указания гадалки: глядел в воду и молчал.

Ничего не происходило. Орион уже начал раздражаться и хотел прервать глупый фарс, как голову вдруг обнесло, и он, непроизвольно качнувшись вперед, окунулся лицом в воду…

Битва с сарацинами была жаркой, жуткой. Лязг клинков оглушал, кровь текла, питая то ли землю, то ли песок. Бройслав кричал, пытаясь пробиться к другу, а вокруг трупы и толпы дерущихся…

И вдруг из пыла сражения он попал на холм, в тишину и покой.

Та, которую он хотел видеть, приближалась, взбираясь на горку.

– Моя сестра… – мужчина, стоящий рядом, обнял девушку, помогая слезть с лошади, и закружил. Девушка смеялась звонко, заразительно, а Бройслав чувствовал, как его сердце выпрыгивает от этого смеха, как замирает душа, как глаза вопреки вежливости с жадностью впитывают образ красавицы. Совсем еще девочки, милой, наивной, воздушной…

– Исвильда…

– Оррик, что с тобой? Не стой столбом, друг мой, познакомься, моя проказница-сестра, Исвильда.

Бройслав точно знал – это Лемзи, его друг и боевой товарищ.

Пейзаж сменился, исчез один замок, появился другой, и вместе со сменой декораций исчезла и девушка. Бройславу было больно от того, он задыхался от тоски и все смотрел в небо, моля неизвестно о чем, потому что молить о встрече с ней не смел.

Вокруг убожество средневекового двора, разрушенная башня, серые камни стен и мужчина, которого он знал, кажется, все свои жизни – Гарт. Они убирали вилами сено, складывая в стог, и сетовали на Боз Даган, что приходился кем-то Оррику-Бройславу, вроде близким, а вроде далеким и чужим…

Ночь любви. До запахов, до звуков четкая и сладкая до самой последней клеточки души. Его рука прижимала тело девушки к груди, и он млел от звука ее сердца в унисон с его, забывался от блаженства ее близости:

– Любимая… – шептали губы. Им вторили ее:

– Оррик, любимый…

И пришло понимание, отчего его не привлекали другие женщины, отчего он не испытывал привязанности к другим. Ничто, никогда не спутать с ощущением полного слияния душой, телом, разумом, и нет ничего по чистоте, нежности и счастью сравнимое с тем ощущением. Естественно, что суррогат однобокой любви, связи плотской, его, вкусившего от плода истинной любви, уже не прельщал.

Но в сердце закрался страх потери, и словно тучи сгустились над головой…

Ее ранили. Бройслав смотрел в бледное лицо и умирал вместе с ней, жалея о своем бессилии, ненавидя себя за слабость и беспомощность…

Стрела вошла ему в руку и пронзила насквозь, соединив с Исвильдой…

– Прости, – он шепчет, чувствуя ее боль, как свою, но не чувствует своей, а тело утыкано стрелами и больше не желает служить хозяину. Но еще миг, хоть миг с ней…

– Прости…

– Благодарю, – как эхо, вторит ее голос, и взгляд, даже умирая, любит. Свет гаснет, губы ищут приют на ее губах, давая клятву: навсегда с тобой, твой, для тебя…

"Любимые не умирают"…

– Не-еет!! – закричал, не соображая. Он вынырнул из прошлого, как из воды, тупо глядя на родимое пятно на своей руке и хватая ртом воздух.

– Я же просила вас, молчите, – с сожалением и укором прошептала женщина. Кто она, Бройслав понял не сразу. Минут пять он соображал, где находится и кто он сам – ублюдок и нищий рыцарь средневековья Оррик Даган или благополучный ученый и бизнесмен Бройслав Энеску. А взгляд все сверлит наружную сторону кисти – родимое пятно. Теперь ясно, откуда оно – стрела, что соединила его и девушку, прошла через их сердца.

– Нет!!

Боль сдавила сердце. Мысль, что она умерла на его руках, и он не смог помочь, не спас любимую, не защитил, не удержал жизнь в хрупком теле – оглушает, словно тысяча стрел вонзается в душу, в сердце, в разум.

– Исвильда…

Горя он не знал, пока не понял, не испытал потери. И лучше потерять себя, свою жизнь, чем видеть смерть того, кто для тебя бесценен.

Любовь? О, если она такова, то нет стыда в иллюзии Бройслава. Он прав, что ищет до сих пор, желая пусть на миг, но еще раз прикоснуться к чуду – к ней, любимой, желанной и родной.

Энеску упал с табурета, разлив воду. Голова поникла и в душе творился кавардак.

Такую бурю эмоций он не испытывал ни разу и чувствовал себя больным, и все-таки, благодаря тому, живым, впервые – человеком полноценным. То, что дремало в нем, проснулось и закипело, раздражая разум, сердце, выворачивая душу.

Женщина с трудом помогла ему подняться и уложила на диван, сетуя за несдержанность, а он чувствовал себя психически неуравновешенным ребенком: лицо кривилось, губы шептали `Исвильда', а глаза не видели ничего кроме привидевшихся в воде картинок: ее лица, ее улыбки.

Он не знал, сколько времени пролежал, пялясь в потолок, но если бы женщина не брызнула ему в лицо воды, а потом не напоила горячим чаем, он, наверное, так и остался в прошлом, цепляясь за него как за спасательный круг – там была она, живая. Любящая и любимая.

– Как вы? – спросила Лидия Константиновна, включая свет. Бройслав поморщился и с трудом сел, чуть не расплескав себе на грудь чай.

– Пейте! – приказала. – Он на травах, вам нужно. Понятия не имела, что вы настолько впечатлительны.

В голосе слышалось осуждение, но Энеску на то было плевать. Он понял самое главное – он был прав в том, что не сдавался и искал единственную. И теперь точно знает, какая она и как ее узнать.

– У меня родимое пятно, – с трудом шевеля языком, показал гадалке руку. – Это от стрелы. Я держал Исвильду, и в мою руку вонзилась стрела. Пронзила ей сердце. Она умерла на моих руках. И я с ней… Значит, у нее наверняка есть родимое пятно на спине… Исвильда… Меня звали Оррик… Только кем я был: бриттом, кельтом?… Неважно.

– Вы вспомнили даже имена? – удивилась женщина.

– Такого в вашей практике не бывало?

– Нет, признаюсь. Обычно вспоминают фрагменты жизни, но имя никогда, тем более чужое.

– Ее. Она не чужая.

– Видно, вы действительно любили ее.

Бройслав промолчал: к чему говорить и о чем, и так все ясно. Он дотянулся до одежды и начал вяло натягивать на себя рубашку.

– Странное ощущение. Я словно еще там.

– Выпейте чай. Вернетесь в гостиницу или туда, где вы остановились, обязательно ложитесь спать. Вам нужно восстановиться, иначе могут произойти сдвиги в психике.

– Я высплюсь в самолете, обещаю. А сдвиги мне не страшны, я даже рад немного повредиться умом, слишком уж я был нормальным. Невелика цена за знания, согласитесь. Благодарю.

– Я бы на вашем месте ругалась.

– Глупости, – надел пиджак, встал и, пошатываясь, побрел в коридор, слабо соображая, что делает. Очнулся уже у зеркала и вспомнил – плата. Но, к сожалению, при нем лишь мелочь, с три тысячи долларов, не больше, однако есть кредитные карты. Вытащил одну на сто тысяч. – Ничего, что так? – протянул женщине. Та демонстративно сложила руки на груди.

– Я ничего с вас не возьму.

– Не привык быть должником.

– А вы им и не станете. Обещайте, что найдете ее – это и будет ваша плата.

– Вам что до того? – нахмурился, не понимая.

– Если вы настолько связаны, то скорей всего ей так же плохо без вас, как вам без нее. Но вы теперь знаете, отчего злитесь, совершаете неправильные поступки, отчего ожесточились, а она нет. Помогите ей.

– Рассказать, что мы были вместе в прошлой жизни? – криво усмехнулся мужчина. – Извините, но меня действительно примут за ненормального…

– А она поймет, если вы найдете именно ее, – заявила женщина твердо. Бройслав промолчал: в этом заявлении был здравый смысл.

Он вытащил всю мелочь, что у него была, положил на тумбочку в прихожей и кивнул женщине:

– Найду, не сомневайтесь. Благодарю, вы помогли мне. До свидания.

И вышел из квартиры.

Бройслав долго стоял во дворе дома Лидии и смотрел в небо, грея свою ладонь как раз там, где виднелось небольшое родимое пятнышко.

Охрана переглядывалась, не понимая, что с хозяином, но потревожить его не решалась.

– О-о, Галина! – всплеснула я ладонями, делая вид, что изумлена и рада ей. – Леонид! И вы здесь. Ах, как мал шар земной! – села, закинув ногу на ногу напротив них, и взяла конфету из вазы на столике. Самолет уже набрал скорость и можно было шалить всласть. Что я и сделала: сунула в рот конфету и скривилась, выплюнув ее под ноги Гарика. – Гадость какая! Принеси что-нибудь съедобное, – и переключилась на парочку, что сидела в обнимку и мило ворковала… до моего явления. Моя физиономия не вызвала у них удивления, но особо бурной радости тоже.

– Вы же позже улетать собирались, Леонид, – сказала, очищая банан. – А вы, Галина, насовсем с милым в шалаш или на каникулы?

– Навсегда, – тихо ответила она с раздражающей меня улыбкой: милой и незлобивой. Курица!

– Как же Родина?

– Причем тут Родина?

– Ну, вы же покидаете ее и предаете, между прочим. Вы вообще в курсе, что Ленчик у нас агент. Как я. Правда, я не похищаю людей, как похитили меня, и не использую их, как используют вас.

– Вам плохо? – озадачила меня вопросом женщина. Да, – было бы правдой, но вместо этого я рассмеялась:

– Что вы! Мне лучше всех, уж лучше вас, точно. У меня нет жениха, который меня использует и выкинет, как вас.

Леонид улыбался, грея руку Галины, и женщина даже ресницами не повела на мой выпад.

– Витислав не агент…

– Ах, он не агент! Но и не Леонид. Здорово! А кто он, извините?

– Прекрасный человек.

– "Розовый фламинго, дитя заката"!.. – заблажила я, с трудом сдерживаясь, чтобы не запустить в лицо этого «фламинго» банановую шкурку. – Вы не поняли, Галя? – качнулась к дурочке. – Вас вытащили из России, чтобы использовать и далеко не в супружеских целях.

– Ты неправа. Если это намек на профессию Гали, – открыл, наконец, рот Леня-Витислав.

– Я знаю, что нужно было Витиславу, знаю, кто он. Он все рассказал давно, – заверила женщина.

– И что именно поведал вам потрепанный Дон Жуан?

– Отчего ж "потрепанный"? – возмутилась Перетрухина.

Как она за него вступается-то! Завидно даже! – перекосило меня.

– Галя станет моей женой, а не работником. Никто не заставит ее делать, что ей не по душе, – сказал Витислав так, что и не усомнишься.

– Она может поверить – я нет, – и уставилась на Галю. – И не верю, что вы будете хранить тайны, не сольете им информацию. Ведь за ней, а не за вами они охотились. Я даже могу с точностью до девяносто процентов сказать, что именно их интересовало. И еще вопрос: вас не беспокоит, что в эту аферу втянули и меня, причем если вы по собственному желанию рванули за иностранным принцем, то я к вам в компанию не просилась!

– Но ты сама согласилась познакомиться с моим другом, – вставил мужчина.

Ах, вот в чем дело. Вот какой романс он пропел влюбленной лапушке Галочке!

Я бросила шкурку от банана прямо в вазу с россыпью маленьких леденцов и они фонтаном брызнули из нее наружу.

– А ничего, что я не девочка с Тверской?! Ничего, что в гроб ложить себя не просила?! Ничего, что знать не знаю вашего друга и не желаю быть игрушкой ни в ваших, ни в его руках?! И не буду! – заверила, не скрывая дикой злости, от которой любой другой послабже нервами скончался бы на месте.

– А кто тебя спрашивает, милая? – протянул Гарик, облокотившись на край дивана за спиной Винислава.

– В гроб? – нахмурилась Галя.

– Да!! – отшвырнула я вазу.

– Дергаться будешь, положу опять, – предупредил Гарик, недобро сверкнув глазами, только мне плевать было на его предостережение.

– Она шутит, – попытался успокоить любимую влюбленный «фламинго».

– Я похожа на фантазерку?! Ничего, Галя, вы еще поймете, с кем связались, и открытия вас не порадуют!

– Неврастеничка, – пожал плечами Гарик.

– Диплодок!

– Кто? – нахмурился.

– О, мое интеллектуально продвинутое дитя, кроме шекспировских драм, энциклопедии смерти и прайса оружия, существует еще масса другой познавательной литературы!

Гарик кивнул, сонно глядя в сторону, и шагнул ко мне явно не для того чтобы погладить по голове.

Зря, когда кошка сердится ее, лучше не трогать. С умом у нее в такие минуты плохо, а гнева столько, что в тротиловом эквиваленте сходна «малышу».

Я без раздумий располосовала ему лицо и взбрыкнула так, что он полетел на своих ребятушек. Схватила фужер и, разбив о стол, выставила осколок:

– Только подойди!

Глупо, триста раз глупо! – билось в голове, но в пылу гнева предостережения не котировались, и мозг выдавал пустые советы.

Галина застыла, в ужасе глядя на меня. Леонид – Витислав спокойно, как на актрису, задействованную в интересном спектакле.

Гарик поднялся вместе с охранниками, оттер с лица кровь, с удивлением посмотрел на свои окровавленные пальцы, потом на меня и качнул головой.

– А ты дура, однако.

И в этот момент мне в шею впилась игла. Я успела ударить локтем в живот тому, кто подкрался ко мне со спины и, развернувшись, въехать ногтями в лицо, желая выткнуть глаза.

– Ваня! – порадовалась и тут же огорчилась, понимая, что промахнулась, а что фейс попортила – ерунда.

И рухнула, как подкошенная: опять снотворное вкололи! Я им что, слон, что ли?!!

– Зачем сдалась эта ненормальная Ориону?

– Аббасу сгодится.

Услышала сквозь туман и мысленно взвыла: только не этот аллигатор!

В семь утра Бройслав прямым рейсом вылетел из Москвы домой.

Глава 19

Я открыла глаза и, щурясь от света, попыталась сообразить, где нахожусь. Не самолет, точно, – это была небольшая комната помпезного стиля в бело-позолоченных тонах. Из окна, справа, видно небо, кипящее облаками. Слева шкаф и зеркало, в которое можно рассмотреть мою помятую физиономию с всклоченными волосами, край постели с грудой подушек, на которой я лежу поверх пледа в одежде. Видно, как принесли меня, так и кинули.

А что там было?

О-о! – я застонала, сев, и сжала голову руками: ой, дура! Надо же так бездарно отдаться эмоциям! Но последнее, что я слышала, мне все равно не нравилось – Аббас для меня как красная тряпка для быка.

Я покосилась в окно – решеток нет. Огляделась – камер слежения не видно. А вот это уже вам минус, мальчики. Мерси, конечно, за приятное времяпровождение, и даст Бог, отплачу как положено, от души и с процентами, но позже – мне, по-моему, пора, загостилась.

Я легко вскочила, размяла мышцы, скинула кардиган и осторожно выглянула в окно.

– Ничего себе! – присвистнула непроизвольно – всю ширь горизонта на всю видимую местность занимал парк с фонтанами, беседками, прудом и наверняка конюшней, кортом и еще чем фантазия гиганта финансов одарила. Неслабо дядя живет, с размахом. Уважаю.

И открыла окно: как кто живет – дело третье – мне о себе думать надо.

Внизу виднелся широкий балкон, тянувшийся почти до угла, цветы в огромных горшках, столик, кресла. Чуть левее виднелось крыльцо с подъездом к нему, аллейкой, розарием, а сверху видны были башенки из светлого камня.

Прикинув масштаб, занимаемый зданием, я поняла, что попала в огромное поместье, из которого буду выбираться несколько часов, если не сутки. Еще бы знать, в каком направлении двигаться. Что прямо, что слева, что справа – никаких ориентиров, ни единого признака города, станции, вообще, внешнего мира с его суетливой цивилизацией. В этом зоопарке было тихо, так что уши закладывало, и спокойно настолько, что в пору было в летаргию впадать. Вместо этого я вылезла из окна и встала на карниз. Потихоньку продвигаясь, достигла края балкона, еще чуть-чуть и можно прыгать. Рискованно – екнуло в груди.

– Crezi!! – рявкнуло рядом – из окна высунулся незнакомый мне охранник и начал выть в рацию, поднимая тревогу. Некстати. Времени на раздумья не было, и я спрыгнула на балкон. Побежала и, уже завернув за угол, увидела выбегающего навстречу Гарика, оравшего в рацию:

– Спускайте собак! Оцепляйте здание!

Тут он заметил меня и замер, я в ответ тоже застыла. Пара секунд и он рванул ко мне, я от него. Навстречу мне мчались двое парней – пришлось вспрыгнуть на перила и как акробатке по канату фланировать по нему.

– Стой ты, дура!! – разбирало Гарика. Парни же без затей решили нейтрализовать меня, не сообразив, что это опасно. Один замахнулся – я увернулась, перепрыгнула его руку и носком туфли в лицо отправила "Брюса Ли" на отдых под пальму в горшке. Но тут второй подсек меня.

Я сорвалась с перил и рухнула бы вниз, не перехвати меня за руку Гарик благодаря счастливой случайности и хорошей реакции. Я висела и смотрела ему в глаза и видела его, а словно не его, а того из видения в гробу. Как сон, наваждение, чувство повторения ситуации. Может, снилось?

В расширенных зрачках мужчины плескалось то же непонимание, что и в моих глазах. Мы оба будто почувствовали одно, прикоснулись к одному и связались с чем-то за гранью понимания.

– Держись, – процедил он сквозь зубы и подтянул меня вверх. Я зацепилась за перила и с помощью Гарика встала на балкон. Мужчина тут же толкнул меня в комнату, под охрану набежавших мальчиков-шкафов.

Я огляделась, прикинула, что противиться смысла нет, и села на широкий письменный стол, бесцеремонно отодвинув какие-то папки.

– И что дальше? – спросила Гарика, который тяжело дыша, рассматривал меня как осьминог устрицу.

– Убил бы! – прошипел.

– Что мешает?

– Это ты без меня проделаешь. Сама.

– Не люблю харакири, оно для мазахистов в самый раз, а я девушка нормальной ориентации, ласку люблю без применения подручных средств.

– Хочешь ласки – не изображай Никиту, а то я тебя только пулей приласкать смогу.

– Ой, ой, какие мы кровожадные. Объяснять, дяденька, надо, прежде чем хватать и всякую гадость колоть, я вам не кролик подопытный. Девушка я нервная, давления не переношу. Нужно что, сказали бы, в гости по-нормальному пригласили.

– Тебя пригласишь, – прошипел недовольно.

В зале появился Лейтенант и, вскользь глянув на меня, бросил Фомину:

– Сейчас подойдет.

Я уставилась на него с желчным прищуром.

– Хорошо выглядишь, – бросила, довольная абстрактной картинкой царапин на его физиономии. Мелочь, а приятно.

– Дура ты, – тот лишь качнул головой и вышел.

Иди, иди, пасюк, встретимся!

– Объяснения-то будут или нет? – уставилась на Гарика – его личико меня меньше радовало – две бледных линии на скуле. Прононс, а не стиль, могла бы ярче разрисовать раз уж за дело взялась. Нет, эмоции всегда мешают, портят любые начинания.

– Сейчас хозяин придет и ответит на твои вопросы, – спокойно сказал мужчина, и, прислонившись плечом к балконным дверям, замер в ожидании.

Ладно, дядя, – принялась изучать свои пальцы, понимая, что ничего кроме ожидания мне не остается. Сломанный ноготь будил желание с кем-нибудь поквитаться, а ожидание усиливало зуд пройтись ногтями по всему составу местной стаи. Если только здесь появится Аббас, я так и сделаю.

Одно мне особенно не нравилось – сплоченность мальчиков и спокойствие Гарика.

Завидно – мне бы в эту стаю.

Только где она – моя?…

Запиликала рация в руке охранника. Он передал ее Гарику:

– Хозяин.

– Какого черта у вас происходит?! – услышала полный надменности мягкий баритон. Мне тут же привиделся бенгальский тигр – если б он умел говорить, уверена, имел бы именно такой голос.

– Гостья нервная.

– Так утихомирь!

– У тебя лучше получится. Ждем.

– Я только прилетел!

– Тогда мне придется снова вколоть ей снотворное. Это уже опасно, Орион. Лучше встреться с ней и поговори. Будет хоть ясно, куда ее. Не нравится мне девка.

– Хорошо. Сейчас подойду.

– Ок.

Интересно будет посмотреть на вожака стаи. Если правда тигр, возможно и сговоримся.

Я немного успокоилась и начала выстраивать карандаши на столе от скуки, делать из бумаги самолетики и отправлять их в полет по зале – места много: "летите, голуби, летите-ее".

Бройслав кинул рацию в руки охранника и уставился на него:

– Где Витислав, Ник?

– Он на гостевой половине… с подругой.

– Развлекается, – кивнул с ядовитым прищуром Энеску.

– Просил не беспокоить.

– А ты побеспокой. Пригласи их к завтраку. Сейчас разберусь с этой агенткой и подойду.

– На нее тоже прибор?…

– Обойдется, – отрезал и нажал кнопку стеклянного лифта.

Через полминуты Бройслав уже шагал по коридору третьего этажа.

Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда бумажный самолетик, дав круг по зале, пролетал мимо. Он воткнулся в грудь вошедшего мужчины и рухнул на пол, но я тут же забыла о том, потому что увидела того, кто его сбил.

Мне показалось, я сошла с ума. В голове стало тихо, а сердце в груди буквально захотело выпрыгнуть навстречу ему. Я могла поклясться, что вижу его в первый раз, и с той же уверенностью дать клятву, что знаю его века. Эти глаза с надменным прищуром, эти губы и волосы, мощную фигуру, манеру чуть склонять голову набок.

Я забыла, где нахожусь, кто я, и во все глаза смотрела на него, чувствуя головокружение и странное желание рухнуть в обморок, как девственница, зажатая кавалером на балу. Во рту стало сухо, горло перехватило, и перед глазами поплыл туман, сквозь который я видела лишь его.

Мужчина хмуро посмотрел себе под ноги на рухнувший самолетик и недобро уставился на Гарика: