Текст книги "Флора и фауна"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Я облизнула губы, поглядывая на Бройслава – у меня мелькнула шалая мысль прикоснуться к его яду – даже он был привлекателен для меня, и очень хотелось понять, насколько опасен. Сомнений что он та ядовитая медуза, не было, а что я та юркая рыбка – были, хоть мне очень хотелось ею стать, пожить спокойно под защитой.

У каждого своя мечта. Я понимала – моя сиюминутна и за ней прячется нечто более глубокое. Заблуждение – вот как оно называлась. Ты знаешь, что тебя обожжет, но все равно летишь и уверяешь себя, что сможешь вовремя увернуться и уйти не тронутой пламенем. И кажется никто не замечает твоих маневров – кружений вокруг огня – ведь ты хитра, ты умна… Всего лишь женщина.

– Почему молчишь? Не хочешь открыться? Но я ничего особого не спросил.

– Это я спросила, а ты перевел разговор на меня.

– Хорошо, не будем ходить кругами. Спектр моих увлечений не очень широк. Основные: астрономия – про миниобсерваторию ты уже знаешь. Оружие, любые виды, особенно холодное. Грешен, нравится.

– У меня все проще: альпинизм, горнолыжный спорт, дайвинг.

– Любишь рисковать? – прищурился.

– Какой же риск? Скорее свобода, ощущения покоя.

– Уверенности в собственных силах…. Одиночество не угнетает?

– А тебя?

Он засмеялся:

– Странно, что тебя привлекает горнолыжный спорт. В беседе ты предпочитаешь теннисные приемы.

– Хочу изучить тебя.

– Я не против, – лукаво улыбнулся.

– Чему ты все время улыбаешься?

– Рад, что мы вместе. Страшно подумать, что мы могли не встретиться.

– Я бы радоваться не спешила. Ты в курсе, что тебя могут ждать большие неприятности из-за меня?

Он посерьезнел, съел оливу и опять улыбнулся:

–. "И нет невзгод, а есть одна беда – твоей любви лишиться навсегда".

– Любишь стихи?

– Шекспир неплох.

– Специалисты считают, что он гений.

– Я привык иметь свое мнение.

– В вопросах литературы?

– И во всех остальных.

– Советы принимаешь?

Бройслав неопределенно повел ладонью, покрутил бокал с вином, разглядывая жидкость:

– В ненавязчивых вариантах способен их выслушать.

– Закончил Гарвард?

– Университет, – кивнул, отклонившись на спинку стула, и принялся внимательно разглядывать меня из-под полуопущенных ресниц, хитро щурясь. – А ты?

– Мое образование: книги и опыт. К сожалению, хоть я и закончила институт, знаний мне это не прибавило.

– А что закончила?

– Институт физкультуры. Заочно.

– Даже так? – заулыбался лукаво и загадочно. – Кто же ты у меня?

– У себя, – поправила, закидывая в рот маслину. – Педагог.

– Несостоявшийся педагог и отставной астроном – ничего пара, правда?

– Ага. Как "дельфин и русалка".

Хотя я скорее гарпия, а он кит-убийца.

– Твой скепсис не оправдан, любовь моя. Я лично все больше убеждаюсь, что мы с тобой быстро поладим и будем крепкой парой.

– Какое же достоинство говорит за это?

– Ты красива и умна. Внешне ранима и внутренне сильна, правильно используешь редкие качества.

Какие «изысканные» комплименты. Интересно, многим он расточал их? Заучивал наизусть и выдавал как сонеты? В сердце кольнула ревность, а ведь я считала себя неуязвимой для нее. И разобраться: какая мне разница, кто были те женщины, что любили его, что любил он. Наверняка не глупы и недурны собой, богаты, изысканы, отшлифованы аристократическими генами многих поколений, избалованны благополучием.

– Ты был женат? – спросила, что не должна была спрашивать.

Бройслав долго смотрел на меня и покачал головой:

– Нет. Я ждал тебя. Надеялся ли, что и ты меня ждешь?… Нет. Конечно, питал некоторые иллюзии, но понимал, что жизнь грубо обходится с ними, поэтому не уповал, чтобы не разочаровываться. Мне было важнее найти тебя, остальное не имело значения.

– А если бы я была замужем?

– Отбил бы. Увез, украл, соблазнил. Способов масса.

– Даже если бы я была против?

Мужчина задумался, поглядывая на меня изучающе.

– Женщинам свойственна нерешительность. Это своеобразная защитная реакция на необходимость выбора. Посмотри на себя – даже сейчас, когда все ясно и понятно, ты колеблешься, находя тому массу причин, обдумывая «за» и «против», множа то первое, то второе. Хорош бы я был, если бы вел себя точно так же. Нет, я не осуждаю, Лена, понимаю и принимаю. Ты женщина – тебе это позволительно, но мне – нет. Если есть четкая цель, значит, есть четкие способы ее достичь. Я бы попытался тебя склонить к мысли об уходе. Не получилось бы – применил более радикальные средства.

– Давление, шантаж.

– Возможно. Но тебя бы это не коснулось. Зачем нервировать цель, если всего-то и нужно убрать препятствие к ней?

В логике ему не откажешь. И за аморальность не осудишь – сама бы так же поступила. Правда, откровенничать, как он – поостереглась бы. А Бройслав ничего не боялся, словно действительно решил узурпировать меня и привязать так сильно, чтобы я никому не смогла открыть его тайны и психологический портрет.

Или всерьез доверял настолько безоглядно?

– Ты сыта? Прогуляемся?

– Конечно.

Он увлекал меня все сильней, и хотелось как можно лучше узнать его. В глубине его глаз пряталось еще слишком много неизвестного мне, и я подозревала, что личность Бройслава более многогранна, чем миры Хайнлайна или Шекли. Как любопытная лисичка я не хотела отказывать себе в удовольствии познать их, углубиться в дебри его души, и смутно догадывалась, что потеряюсь там. Но мне еще казалось, что я достаточно сильна, чтобы противостоять как монстрам, так и ангелам, живущим внутри него, хоть не воспринимала разницу меж ними. Даже в холодном блеске его глаз мне виделся океан нежности, и любой монстрик, притаившийся в его высказываниях воспринимался другом.

Я обманывалась сознательно, но словно поднимаясь на пик Победы без страховки, чувствовала лишь вкус риска и свободу, распирающую грудь безумной радостью, вместо естественного чувства самосохранения.

Так далеко в своих исследовательских эскападах я не заходила. Мне доставало ума не совать голову в пасть льва, вовремя уворачиваться от стаи голодных акул, но здесь я, видно, раздружилась с умом и не думала ни о чем, кроме Бройслава. Он был рядом, грел меня своими объятьями, нежил голосом, порабощал поцелуями и светом лукавых глаз – и я забыла об осторожности, забыла о прошлом опыте и, как наивная девчонка, все больше открывалась ему, сама того не замечая.

Он умел построить беседу, выманив, что ему нужно незаметно от собеседника, а чуть я настораживалась – резко переводил разговор в другое русло, чтобы чуть позже вновь невзначай продолжить предыдущую.

Все мои планы шли прахом под его ласковым напором.

Но у меня была еще ночь, чтобы очнуться, и утро, чтобы воспротивиться.

Я еще не понимала, что противиться ему, что идти против тайфуна, а поддаться на минуту – пропасть навсегда. Но счастье слишком заманчиво и на пике его песни гибельные нотки не слышны.

Глава 24

Первые нотки предупреждения прозвучали после ужина. Я упрямилась, не понимая, зачем Бройслав желает затащить меня в брак с ним, как в клетку, он не понимал моего упорного отвержения его предложения. Аргументы «за» были разложены им, разжеваны, но все равно не приняты мной. Мне казалось, на меня накидывают узду, и я слепла от желания порвать ее. Странно, учитывая, что разводы не отменяли, и мои предыдущие браки как начинались, так и заканчивались. Но я была уверена – с Бройславом все будет иначе, этот брак будет столь же незыблем, как земная твердь, и не получится вильнуть хвостом, уйдя из рук новобрачного сразу после церемонии, как было в моем первом браке, не сойдет с руки и пошлое использование жениха, как было во втором и третьем. На этот брак Макрухин меня не благословлял, нужды в нем, как смысла, я не видела.

Я боялась, понимая, что капкан Энеску захлопнется для меня навсегда, а вот для него, как для любого мужчины – нет. Страхов была масса, они множились, цепляясь за хвост друг друга, и упорно твердили: нет!

Бройслав уговаривал, мягко стелил любовной песней, уходил в сторону, как только я взбрыкивала, и вновь возвращался к этой теме. И устал. Терпение кончалось.

– Хорошо, можешь продолжать изображать мулла. Еще два дня.

– Я не скажу «да», не подпишу документы.

– Мы венчаемся – Богу твоя подпись не нужна.

– Ты верующий?

– Нет. Но это не имеет значения. Отец Батист сделает все по канонам веры.

– Католической!

– Какая разница?

– Никакой. Потому что ты сам не соображаешь, что делаешь. Досье сначала почитай, потом с глупыми предложениями приставай!

Пошла ва-банк. Пусть все кончится сейчас, пока я окончательно не запуталась в паутине его очарования.

– Дело только в этом? Я знаю все, что мне нужно знать, остальное ты хочешь, чтобы я знал, а зачем – непонятно. Честность? Спасибо, я ее уже оценил. Думаешь, передумаю – неправа.

– Я опасна для тебя.

– Не более чем я для тебя. Мы оба далеки от идеала.

– Ты просто ничего не хочешь знать и слышать. Ты решил, а мое мнение тебя не волнует.

– В данном вопросе нет. И хватит! – сверкнул недобро глазами. – Я лучше знаю, что нам нужно, и будет так, как я сказал.

– Аббас Нур-Хайли, твой партнер, был моим любовником! Он сбрендил после первой же ночи, он так увлекся, что лишился контракта, которого добивался два года! Именно это мне было нужно! Я выполнила задание Макрухина и исчезла! Я точно знаю, Аббас не оставил это дело, он столь же горяч, как и мстителен! Он нашел меня и начал гон, и кто присоединится к загнанной дичи для него значения не имеет! Только он узнает, где я и с кем, нас обоих пустят на фаршмак!

Бройслав с каменным посеревшим от гнева лицом смотрел на меня и молчал, потом тихо процедил:

– Ты недооцениваешь меня и переоцениваешь его.

От нескрываемо сердитого голоса Бройслава у меня мурашки по коже пошли. Я невольно отступила от сидящего в кресле мужчины, понимая, что активизировала стихийное бедствие, которое накроет не только меня, но и весь дом. Минута тишины и Энеску, вскочив, схватил меня, до боли сжав плечи:

– Чего ты добиваешься?! – зашипел в лицо, встряхнув меня. Мне было больно, и я оскалилась, но высказаться не успела. – Хочешь доставить мне боль?! Посмотреть, на что я способен в гневе? Специально выводишь из себя? Может еще подробности изложишь, как тебе с ним было?…

– Прекрасно! Мы славно провели с ним время!!

Закричала ему в лицо, жалея, что мое прошлое нельзя изменить… как нельзя убить Макрухина, что отправил меня к шейху – садисту потешить его фантазии, свой кошелек и похвастаться удачным исполнением задания перед своими дружками.

А впрочем, кого винить?…

Лицо Бройслава превратилось в маску злобного зверя, зрачки стали огромными и страшными от ярости. И я была уверена – он меня ударит, а возможно и убьет. Даже в домашнем животном живет дикий зверь, в человеке имя ему ревность. У кого легкая, как укол в сердце, у кого подвластная контролю, у кого бурная и неуправляемая. Стоит разбудить ее, и она обнажит истинную суть человека, покажет, кто перед тобой: слабак или смельчак, ходячий свод комплексов или раб своих инстинктов, волевая особь или трусливая. Как она относится к тебе – как к равному или как к собственности, что бурлит в ее душе – кипящая лава или мед, в каком мирке она живет – в светлом и прекрасном или черном и грязном. Ревность не обманет, показав себя – она не поддается контролю, даже если человек сможет овладеть ею – она все равно будет владеть им и прорываться сквозь заслоны воли, проявляясь во взглядах, интонации, поступках.

Ревность – сестра страсти, и ее не скрыть. Она оружие самозащиты и арьергард эго. Как тест она проверяет личность на зрелость, заставляя совершать поступки сообразно ее эволюции.

Мне попалась сильная и достаточно зрелая личность – Бройслав не сказал мне ни слова, не тронул пальцем – он вышел, впечатав дверь в косяк, так что тот треснул.

Обиделся. Оскорбился. И все же держал себя в руках. И не оскорбил, не обидел меня, предпочел пережить неприятное состояние в одиночку, возможно, чтобы не пугать меня, а возможно, чтобы придумать коварный план мести.

Но я не боялась – я хотела ясности и, решив получить ее путем довольно опасного эксперимента, ждала финала, не жалея о своем поступке. Честном.

Могу я хоть раз позволить себе это?

Бройслав бродил по дому, маялся, пытаясь взять себя в руки, но тщетно. В душе кипела адская смесь ярости и боли, и хоть он знал ее причину, совладать с ней не мог – она просилась на выход, она мутила разум и слепила взор. Ревность, неведомая ему до сей поры, оказалась сильнее доводов рассудка, сильнее воли. Ее уколы были слишком часты и болезненны с момента встречи с Леной, но он еще надеялся совладать с ними, подчинить себе и задавить в зачатке, но, видно, лишь довел до критической массы своей сдержанностью и бегством от фактов.

Он понимал – глупо ревновать к прошлому, но впервые не мог принять веский аргумент рассудка и сдержаться. Его раздражало все: тишина в доме, встречные предметы, цвет обоев, лица охранников. В гостиной он не сдержался и, схватив вазу со стола, кинул ее в стену. Звон хрусталя и брызги осколков немного привели мужчину в себя, и он прямиком направился в подвал – в тир, чтобы расстрелять там мишени – свою ревность, боль, прошлое Елены и в первую очередь – Аббаса.

Одна мысль, что этот шакал был с Леной, приводила Бройслава в ярость, и он лупил по мишеням, расстреливая одну обойму за другой.

Охранник настороженно поглядывал на хозяина, перезаряжал обоймы, менял мишени и вот не сдержался, спросил:

– Может, автомат?

И пожалел, что не промолчал – Энеску так на него глянул, что ясно стало – следующая мишень найдена.

Точно – Бройслав, не соображая, что делает, начал стрелять в стену за охранником, складывая из пулевых отверстий его силуэт. Когда последняя пуля завершила композицию, в тире появился Гарик. Осмотрел изрытую стену, белого, как мел, охранника, злого, как гренадеры в атаке, Ориона, перезаряжающего обойму, и спросил:

– Достала?

– Принеси досье, – приказал Бройслав, впечатав обойму в паз – лучше сразу, сейчас, здесь пережить все разом, чем болеть год-два и изводить Лену и себя.

– Чего? – не понял Гарик.

– Досье!! – закричал Энеску и начал палить по косякам двери рядом с Фоминым. Тот невольно зажмурился и выставил руки, спасаясь от полетевших щепок, и с трудом переведя дух после залпа, гаркнул:

– Понял.

И поспешил скрыться.

Бройслав отложил пистолет и уставился на охранника, мечтающего рвануть вслед за начальником.

– Вон, – придал ему ускорение Орион.

Оставшись один, он достал из бара коньяк, плеснул на дно бокала и сел за стойку, хмуро поглядывая в янтарную жидкость.

`Спиртное не выход, спиртное – тупик', – напомнил себе и все же хлебнул, чтобы немного успокоиться.

На стойку лег знакомый файл.

Бройслав замер с бокалом на полпути ко рту, мрачно поглядывая на папочку, как на гремучую змею в банке. И решился: вытряхнул содержимое, начал читать.

Гарик хмуро поглядывал на друга и по его виду понимал: сейчас тир превратится в решето. Бройслав мрачнел на глазах, серел и кривился. Веко дергалось, глаза превратились в узкие щелочки дотов.

Но ничего не случилось.

Бройслав дочитал последний лист и уставился на Фомина:

– Зажигалка есть?

Тот удивился, но вытащил из кармана zippo, кинул другу.

Энеску с презрительным блеском глаз сжег бумаги, налил себе полный бокал коньяка, залпом выпил и тяжело уставился на Гарика.

– Послезавтра в двенадцать нас распишут. Приготовь все необходимое к церемонии и встреть священника. Его номер второй.

Ну, откуда что берется! – с досады хлопнул по стойке Гарик: казалось бы, очнись – ведь все ясно, ознакомился уже с «подвигами» новобрачной. Нет! Орион как истинный упрямец продолжает упираться.

– На кой тебе это надо?!

Бройслав раздраженно уставился в глаза друга, и тот подумал – сейчас кинется. Но мужчина, не глядя, жестом стряхнул бутылку коньяка на пол и процедил:

– Уходи.

– Нет. На черта тебе это надо, Бройслав, ты же понял…

– Ни черта я не понял!!… Кроме одного: девочка жила как могла. И выживала. Это прошлое. Его уже нет, – и пошел к стойке с оружием. Взял «гюрзу», прицелился. – Его уже нет. Нет.

Дал залп по единственно уцелевшей мишени.

Он еще не знал, что сделает, чтобы заставить Лену послушно поставить подписи на документах, но ночь длинная – он что-нибудь придумает. Она – его. Только его. Пусть только кто-нибудь сунется!

Гарик покачал головой: не было печали, так сами ее себе на голову в дом притащили! Оставить все, как есть? Что тогда дальше будет?

– Бройслав…

– Молчи!

– Не могу. Ты запутался в этой девке, как муха в паутине…

– А ты все не можешь понять почему, когда и как это случилось? Думаешь, мимолетный роман, а я из упрямства или от слепоты превращаю его в длительный? – Бройслав положил оружие и уперся руками в стойку, хмуро глядя перед собой. – Я только сейчас понял, насколько сильно ее люблю. Я ее ударить хотел… убил бы, наверное… Но даже руку поднять не смог. Винить?… – покачал головой. – Винить тоже не могу. Кого угодно – ее нет. Не верю я досье, интуитивно чувствую – бред, блеф.

– Не хочешь, – поправил Гарик.

– И не хочу! – развернулся к нему Бройслав. – Забыли, понял? Не было ничего.

– Хорошо. Тогда подумай, что будет.

– Что ты имеешь ввиду? Аббаса? Я решу эту проблему: не захочет мирно, уберем. Фарух, его брат, давно мечтает дело Аббаса к рукам прибрать – поможем. С мальчишкой проще договориться.

– Я про телку.

– Она моя жена!… И будущая мать моих детей. Эта тема закрыта.

– И кого она тебе родит? – не скрыл желчного сарказма Фомин. Бройслав не выдержал, схватил его за грудки, но только к стене притиснул, как сообразил: а ведь он давным – давно не испытывал такую бурю эмоций, как сейчас, не чувствовал себя настолько живым, не переживал, не волновался, не страдал.

И улыбнулся, отпуская друга:

– Девочку. Лена родит мне девочку.

Гарик остолбенел: воистину, если мужчине опротивела спокойная жизнь и нужны проблемы – нужно всего лишь завести любовницу. А уж она обеспечит и приключениями, и проблемами выше головы и из чисто женской щедрости, не только милого, но всех окружающих.

Все-таки любовь – это азартная игра, и заболеть ею, как подцепить вирус игромании, когда разум уже не котируется – есть только раж чувств, и ты идешь у него на поводу, спуская до последнего деньги, время, силы. Блажен кто в этой дурной пляске сохранит крупицу здравомыслия, возьмет себя в руки – он выживет и выплывет, остальные погибнут.

Страшно смотреть, как разумный человек, твой друг попадает в тиски этой болезни.

– Орион, ты же всегда дружил с головой…

– Я и сейчас с ней дружу, – успокоенно улыбнулся мужчина. – Переживаешь за меня? Не стоит, Гарик – это была вспышка, минутная слабость по неопытности. Она прошла. Впредь я буду осторожнее. Ты вот что… – прищурился пытливо. – Съезди сейчас в лабораторию и привези мне препарат.

– Но он несовершенен. К тому же его всего ничего, какие-то пять миллилитров.

– Но достаточно эффективен и пусть его мало – мне хватит. Кстати, в документах не обязательно указывать правду, пусть Аббас думает, что производство налажено, а потом сам пытается свести знаменатели и повысить рентабельность. Ищет хороших специалистов, годами ждет результат, – протянул, усмехаясь.

– Я сразу говорил – задумка нулевая. Пятьсот тысяч за пять миллилитров! Они должны быть алмазами чистой воды.

– Почти. Тебе за один миллилитр заплатят эти пятьсот тысяч. Но пусть Аббас добудет хоть каплю – я посмотрю. Главное у нас – основа препарата. Без нее Нур-Хайли и тех результатов, что добились мы не добьется. А там, через год-два, как все утрясется, можно возобновить разработки. Женщина Витислава пригодится.

– Да она занималась почти теми же разработками, но более примитивно – оснащение аховое. Так вот то, что вы задумали – женщина Витислава помогать не захочет, а жена, протосковав год – два без любимой работы, сама начнет помогать мужу.

Бройслав хитро усмехнулся:

– А мы поможем Витиславу озаботить ее этой мыслью, подкинув в нужное время нужные бумаги. Невзначай.

– Ох, Орион, – качнул головой Гарик, восхищаясь сметливостью друга. – Сколько с тобой? Пора бы привыкнуть к твой привычке рассчитывать ходы на пять – семь шагов вперед, а я все не могу… Ну, хорошо, согласен – блестяще. Если получится – у нас будет личный Клондайк, и Витислава можно понять, его бабу потерпеть. Но эта тебе зачем?

– Эта, – выставил упреждающе палец Энеску. – Моя женщина. Она нужна лично мне и лично для меня.

– Она забавна, – кивнул Гарик, с некоторой опаской глянув на выставленный палец. Он решил, что Бройслав, заскучав, решил завести домашнюю анаконду, не распознав в ней вовремя ядовитую гадюку.

Ну, а с другой стороны, их сосед Пелопес гепарда и аллигаторов держит – экзотика, говорит, хотя любому ясно – причуда богатого самодура, работающая якобы на престиж.

Чем Орион хуже? Тем более гепардом не сильно похвастаешься, а с этой «гюрзой» можно и на корт к принцу Чарльзу. Дивный экстерьер и коготки по вкусу тоскующей аристократии. Пара Энеску точно будет иметь успех.

Ты ее приручишь, не сомневаюсь, – с уважением во взгляде посмотрел на Бройслава.

– Поехал.

– Я тебя дождусь. Заодно мальчиков прихвати – пусть приберут, лишнее ликвидируют. И опечатай все – сворачиваемся.

– Людей?…

– Уволь в ближайшие дни с хорошим выходным пособием. Хостаку объясни, что вложений больше не будет – химика-технолога достойного разработки не нашли. Нет таких специалистов. Пусть передает тебе документы и уезжает на постоянное место жительства в свою любимую Австралию. Помоги.

– Ок.

Улыбнулся Гарик и пошел к выходу. Остановился уточнить:

– Здесь останешься? Еще постреляешь? Бориса послать?

– Нет. На веранде посижу, коньяка выпью, ночь послушаю. Завтра хлопотный день, нужно к нему подготовиться.

– Придумал же ты себе нескучную забаву! – фыркнул Фомин.

– У каждого свои причуды. А с Леной будь нежен и ласков, как с раритетным экспонатом. Хоть волос с ее головы упадет, хоть кто-то поперек встанет или задеть посмеет… порву, Гарик, – пропел почти томно. – Ребят предупреди – хоть пальцем тронут – пойдут гулять в одних носках и без выходного пособия. И Гербера вызови. Хватит ему на Канарах загорать – пора к своим обязанностям приступать. Моей жене понадобится личная охрана.

Фомин спрятал недовольство и возражения, отвернувшись, и лишь кивнул согласно. Понимал – Бройслав серьезен, как никогда, если контуженного на всю голову Лейсела Гербера к девушке приставить решил. Пес не просто верный – лишенный своего мнения и послушен лишь Бройславу. Недаром этого верзилу молчуна ребята «Лесси» прозвали, хотя вернее было бы Терминатором назвать – один в один железяка бесчувственная. Не человек – робот. Даже Гарик ему не указ.

Если так – придется дружить с этой сукой, а то не сдержись – шею свернет, не думая.

Придушить бы девку, но руки Энеску всему составу своей гвардии по самые локти отрубил – теперь и дышать в ее сторону через раз будут.

В три ночи Бройслав получил пузырек с бесцветной жидкостью. Посмотрел на него, выставив на свет, и улыбнулся его загадочному мерцанию: завтра ты станешь моей, Леночка. Вот оно твое согласие – в моих руках.

Пять миллилитров – пятьсот тысяч. Но разве это цена, если одной капли хватит, чтобы десять человек стали твоими послушными игрушками на сутки.

А Бройславу нужен всего один человек, всего одна женщина. И ему без разницы как он ее получит.

Глава 25

Я огляделась – Бройслава не было, он так и не пришел. Это уже похоже на пренебрежение и даже охлаждение. Значит проняло его досье, хорошо, – отнесла его отсутствие в файлы мозгового досье, в список минусов. Самый лучший способ охладеть к мужчине – видеть в нем лишь плохое. В этом отношении мне было просто – я отточила умение не увлекаться до совершенства, напевая мысленно в моменты сердечного трепета песенку из фильма «Собака на сене». Не знаю как Де Вега, впечатления особое он на меня не произвел, а вот фильм весьма большое. Просто пособие по обольщению мужчин и охлаждению своей горячей крови.

Я приняла душ и, накинув привычно рубашку Бройслава, на цыпочках прокралась по его покоям, желая изучить их досконально. Спальня секретов особых не хранила, лишь убедила в том, что мне уже было понятно: Энеску привык к роскоши и себя уважает. Ни одной грошовой вещи, пустой или ненужной.

Вышла и наткнулась на Канн. Худой, мумифицированный то ли китаец, то ли кореец кивнул мне, приглашая куда-то.

Да, ради Бога, пойдем, лапочка, посмотрим, что ты хочешь мне показать.

И замерла на пороге в оранжерею: фу, ты! А думала, что удивит. Цветущим коланхоэ, например!

Ничего подобного: за накрытым к завтраку столом в зарослях сидел Бройслав в халате на босу ногу и, выставив ступни на мое обозрение, читал Кафку.

Гурман, блин! Ну, после моего досье прозаик, кстати.

По моему разумению, Энеску должен был пребывать в растрепанном состоянии и, если уж не буянить, то выглядеть хмурым и помятым, но тот цвел как орхидея на клумбе

– Доброе утро, – глянул на меня с лукавством и насмешкой, словно понял, что я не ожидала его видеть. – Присоединяйся, – кивнул на кресло рядом.

А почему бы нет? Поджаристые круассаны весьма заманчиво источали аромат и видом своим будили аппетит.

Я прошла и хлопнулась напротив Энеску, с другой стороны стола, заняв ту же позу, что и он – ноги на стол.

Он рассмеялся, отложив книгу:

– Мне все больше нравится следить за тобой, ты уникальна, дерзкая женщина.

– Угу, – набила рот выпечкой. Что ты, милый, со мной еще не так забавно! Подожди, сейчас покушаю…

Бройслав будто понял, скрыл лукавый блеск глаз ресницами и сунул в рот виноградину.

Гад, – тут же разозлилась я, почувствовав как от этого простого жеста у меня в груди жарко стало. Нет, умеет же этот самец даже завтрак в эротическое шоу превратить!

Ладно, поиграем.

Я начала с томной задумчивостью поглядывать на него и мило облизывать ложечку, медленно и заманчиво поедая мороженное из креманки.

Энеску прищурился:

– Иди сюда, – позвал.

Проняло? Еще бы!

И показательно клацнула зубами по серебряному прибору. Энеску дрогнул, снял ноги со стола и качнулся ко мне:

– Ты так и будешь противится мне и себе?

– Тебе.

– Не-ет. То, что ты постоянно выбираешь позицию напротив, не говорит, что я враг тебе, скорее выдает опасения. Наверняка их много. А у меня их нет.

– Поздравляю. НЛП, психотренинги? Конечно, как иначе плавать в акватории бизнеса, умело лавировать меж акул и гарпунить китов?

– Ерунда, – отмахнулся. – Все проще и пошлее. Грязнее, как ты знаешь.

– И потому тебе не нравятся наивные девственницы? Предпочитаешь гетер со стажем?

– Ты о досье? – он отвернулся, пододвинул к себе вазу с виноградом. – В нем много белых пятен. Например, зачем тебе понадобились деньги?

– Глупый вопрос! Как женщине без фантиков на парикмахера, солярий, безделушки, милые шмотки?

– Возможно. Но ты была еще дитя и мало что себе хотела. В досье сумма, которую не хватит ума потратить малолетке.

– О-о, не зарекайся! У меня богатая фантазия. Были бы деньги – потратить не проблема.

– По вчерашним покупкам я бы не сказал.

Я беззаботно пожала плечами: не поверишь, милый, мне все равно, что ты думаешь.

– Хочешь, угадаю, почему ты стала работать на Макрухина и куда пошла первая тобой заработанная сумма? Мать. Кто-то наколол тебя. Сказал, что она может вылечиться, только стоит это очень, очень много. Ты поверила и устроила в дорогую клинику. А толку не было. Сколько она пила до этого? Десять лет, пятнадцать?

Чтоб ты провалился! – ощетинилась я всего на пару секунд и тут же взяла себя в руки, беззаботно улыбнулась:

– Это не у меня – у тебя фантазия на взлете.

– Или у Макрухина? Копия диагнозов твоей матери и справка о ее смерти приложены к делу. А также приводы. Ты проходила по делу об ограблении сбербанка. Искала деньги? На наряды таким экстремальным способом? С твоей-то трезвой головой? Нетрудно понять остальное, сложив дату твоего первого задания и поступления мадам Перестань в клинику.

– И что?

– Ты жила сама по себе. Мать пила, отец вас бросил. Одна. Со скольки лет?

– Какая разница? Зачем ты в этом копаешься? – пытаясь быть спокойной и даже равнодушной, спросила я, а внутри все кипело от раздражения и неприязни. Какого черта он лезет в мою душу?!

– Хочу понять. Вернее подтвердить свои догадки. Можешь не отвечать, я уже понял, что прав.

– В чем? В моем психологическом портрете? Ошибаешься. Со мной работали мастера своего дела и то не смогли многого понять.

– Куда уж мне? – улыбнулся с превосходством уверенной в себе особы. И даже в своей надменности был хорош, притягателен. И нравился мне, черт его дери! Нет, больше – я его желала. Ночь без него всего и продержалась, увидела и снова кровь начала играть.

Наверное, это страсть. Она нормальных в полоумных превращает.

Энеску замер, встретившись с моим взглядом, и словно понял, о чем я думаю, улыбку спрятал, отвернувшись.

– Иди сюда, – попросил, вытаскивая то ли из кармана халата, то ли из тайника под столом бархатную коробочку потрепанного вида. Кольцо новобрачной? Тогда уж не на палец – на шею.

Бройслав, видя мою настороженность, открыл футляр:

– Я купил это на Сотби два года назад. Можешь определить, что это?

Вопрос интересный да и вещичка любопытна. Я подошла и уставилась на кулон на древней, потемневшей от времени цепочке, массивной, золотой. Мне показалось, что где-то я его уже видела, хотя могла поклясться – нигде и никогда. Но кулон с огромным сапфиром посередине и множеством мелких рубинов и топазов по узорной филиграни чеканной бляхи будил волнение в груди.

– Старинная вещь, – прошептала я, мгновенно оценив, что стоит она как прихожая Лувра. Потянула пальцы к мерцающим граням сапфира, провела по шершавой поверхности орнамента, по витым звеньям цепочки. – Век четырнадцатый.

– Одиннадцатый – двенадцатый.

– Раритет, – взяла с благоговеньем в руку, не замечая, что Бройслав следит за мной слишком пристально, почти как гриф за дичью. Меня манил кулон, в полировке камня виднелась царапинка и будила странные ощущения, картинки: каменные стены, отсвет очага, женщина, потом грязная тряпица и запах, острый запах прелой листвы и стылого воздуха, удар, толчок в грудь…

Наважденье.

– Такие вещи опасны, – заявила, с сожалением расставаясь с кулоном. – Старинные предметы несут на себе заряды множества прошедших жизней, тех, у кого они были, кому служили. Они несут проклятье, вбирая прошлое в себя и перенося его в сегодняшний день. Несчастлив был хозяин этого кулона и ты, приобретая его, берешь несчастье на себя. Зачем он тебе?

– Тогда не знал, – приподнял за цепочку, качнул, с прищуром разглядывая украшение. – Увидел и отчего-то очень захотел купить.

– Ты всегда идешь на поводу своих желаний?

– Конечно, желания просто так не возникают. Они нить, связующая что-то скрытое от нас в прошлом и ведущая в будущее. Проводники меж событиями на временной ленте нашей жизни.