Текст книги "Синдром синей бороды"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Что случилось? – спросил Вадим, застыв у дверного косяка.

– Доброе утро Вадим, – смягчилась Грекова. Лика же боялась с места сдвинуться.

– Что случилось, Лика? – шагнул к ней мужчина.

– Лика иди! – приказала женщина.

Вышла, не ей хозяйке перечить.

– Зачем так грубо? – прищурился недовольно Вадим, усаживаясь за стол. – Я просил Лику сварить кофе. Вижу, она сварила. Чем она тебя возмутила?

– Лика не должна появляться на кухне. Ты не знал об этом, но впредь, пожалуйста, не проси ее что-то варить, подогревать, наливать. Ей запрещено переступать порог кухни, – нехотя пояснила Вера. Вылила кофе в раковину и поставила новую порцию.

– Почему? – озадачился мужчина.

– Потому что, Лика не совсем нормальна.

– Извини, Вера: что значит – не совсем нормальна? Человек может быть нормален или не нормален, а совсем или по частям – нет.

– Она не в себе, Вадим.

– Сумасшедшая?

– Грубо, – поморщилась женщина. Расставила чашки на столе, тарелки с бутербродами.

– Но точно?

– Я не психиатр Вадим.

– Тогда почему ставишь диагноз?

– Разве по ней не видно?

– Нет. Странная – да, но сказать, что она ненормальна – не могу.

– Вы только познакомились.

– В смысле: самое интересное ждет впереди? Спасибо, Вера.

– Она спокойная…

– Не буйная?

Женщина недовольно посмотрела на мужчину: к чему сарказм? Над кем он насмехается? И отвернулась, взяла турку, разлила кофе.

– Лика хорошая девушка, работящая, но она как ты заметил – странная. И странностей много. Слишком.

– Угу. А одна из странностей – любовь к ядохимикатам?

– Извини?

– Ты боишься, что она по неадекватности своей что-нибудь подсыплет вам в пищу?

– Не исключаю. Никто не может знать, что в голове у больного человека.

Вадим отхлебнул кофе, пытливо поглядывая на собеседницу:

– Тогда зачем держать такого человека в домработницах? Не проще закрыть перед ней не кухонную дверь, а входную?

– Увы, нет, – женщина достала молочник и оставшийся с вечера торт. – Будешь?

– Буду. Объяснения. Любопытство меня мучает.

Вера принялась резать торт, скрывая отвратительное состояние души, желание послать Вадима к черту с расспросами. Мало она чувствовала себя неуютно в его обществе, так должна еще приветливо отвечать на вопросы! Какого рожна он вообще появился в городе? Что ему в своей Швеции не сиделось? Что он вообще делает на ее кухне?!

И почему он в свои 43 превосходно выглядит, сохранив и блеск глаз, и свежесть лица и подтянутость фигуры?!

– Вера я не хочу торт, я хочу ответ, – настойчиво процедил мужчина.

– Хорошо. Егор против ее увольнения, – брякнула ножом о стол, и принялась пить кофе, старательно разглядывая умильных кисок на стенном календаре.

Ответ Веры и ее вид, наводили на размышления. Неприятные, с оскоминой чего-то грязного, низкого, что в принципе не подходило к образу девушки. Егора?…

Вадим взял бутерброд, чтоб занять паузу видимостью аппетита. Но не чувствовал, что ест, пьет. Ему отчего-то была невыносимо неприятна мысль, что Егор и Лика любовники. И категорически не нравилось то, что ему есть до этого дело.

– Она его любовница? – спросил в лоб.

Вероника подавилась кофе. Откашлялась и выдохнула:

– Нет. Как тебе пришло такое в голову? По себе судишь?

И хоть удивление женщины не вызывало сомнения, Вадим все равно ей не поверил:

– Тогда почему он против? Как вы вообще ее нашли? По объявлению?

– Егор привел и поставил пред фактом. Лика дочь его знакомой. Коллеги еще по заводской комсомольской организации.

– Вот как. Взаимопомощь? А что девушка сама себе работу найти не могла?

– Я не вдавалась в подробности. Поставила четкие условия, чтоб ее не было здесь, остальное… Она справляется. Меня устраивает.

– Оплата устраивает, да? – смекнул Вадим.

– И это тоже.

– Извини за нескромный вопрос: сколько ты ей платишь?

– Сто рублей в день плюс премиальные, если справляется. Еще сто.

– В год?

– В месяц.

Вадим молчал минуту, глядя на женщину, как на гремучую змею. Отодвинул чашку и встал, бросив с нескрываемой желчью:

– Ты на удивление щедрый работодатель.

В совершенно отвратительном настроении он прошел в гостиную. Делая вид, что не видит Лику, заправляющую диван, взял часы с трельяжа, застегнул браслет на руке, накинул пиджак на плечи. И хотел выйти, но в комнату заглянула Маша, нечаянно преградив ему путь:

– Уже встали?

– Да. Доброе утро.

– Доброе утро, дядя Вадим, – расцвела улыбка на лице девушки. – Завтракали?

– Да, спасибо.

– Вы куда-то собрались? – кивнула на пиджак. Улыбка поблекла, а в голосе слышалось огорчение. Вадим мысленно усмехнулся: а племянница, похоже, неровно дышит в его сторону. Хорошо это для него или плохо? Для него никак, но для исполнения задуманного – отлично.

– Хочу за вещами съездить. Не привык я в одной рубашке два дня ходить.

– А я постираю…

– Зачем? Она одноразовая, ее не в машинку, а в мусоропровод надо.

– Серьезно? – не поверила Маша. По ее мнению такую шикарную рубашку после разовой носки выкидывать – верх расточительства. – Жаль. Она вам идет.

– Уговорила, одену такую же. А хочешь, поехали со мной? Поможешь по-женски да и по-хозяйски – что взять, что не надо, у вас есть. Потом в кафе посидим, в тайне от мамы, чтоб она за наши желудки не беспокоилась. В магазины зайдем, к обеду что-нибудь возьмем.

– Ой, я с удовольствием. Сейчас переоденусь. Подождете?

– Конечно, Машенька, – сладко пропел Греков.

Девушка глянула в черные глаза и смущенно отвела взгляд, уставилась на Лику, застывшую посреди комнаты в обнимку с подушкой:

– У меня будешь убирать, книги на место поставь: к папе в библиотеку. И больше ничего на столе не трогай, – и поспешила к себе, переодеваться.

Вадим покосился на Лику: та смотрела на него, как мать на любимого сына-забияку, и молчала. Мужчина вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.

Лика не знала, что ей не понравилось, но не понравилось точно. Может их взгляды, что они бросали друг на друга?

`Маша глупенькая. Вряд ли она понимает, что смотрит на дядю далеко не по-родственному. Но он… Явно завлекает ее, хоть не испытывает и доли интереса. В его глазах нет и миллиграмма тепла для нее', – думала, слушая, как они посмеиваются в коридоре, переговариваются, собираясь на прогулку. И не могла пошевелиться: ей казалось, происходит что-то страшное, чему она становится невольным свидетелем. И не хотела бы этого знать, но не могла избежать своей участи.

`Господь за какой-то надобностью ты отвел мне роль в данной пьесе? И кого – наблюдателя, спасителя? Виновницы, виновной?

Она решила поговорить с Вероникой Львовной, и, дождавшись, пока Вадим и Маша уйдут, направилась к Грековой.

Та собиралась на работу, скидывала в сумочку какие-то бумаги со стола, шарила взглядом округ в поисках сотового. Наконец заметила девушку, испуганно вздрогнула:

– Господи, Лика! Нельзя же так пугать людей! Ты научишься когда-нибудь стучать, прежде чем войти?

– Дверь была приоткрыта.

Вероника Львовна поморщилась, и хотела возразить, но, увидев сотовый, забыла о девушке. Да и какое ей дело до невоспитанной прислуги? Взяла телефон и двинулась к выходу, но в дверях стояла Лика и уходить не собиралась. Вера удивлено уставилась на нее:

– Как это понимать?

– Вероника Львовна, Вадим Аркадьевич очень хороший человек…

– Приятно слышать. Понравился? – спросила с сарказмом, и, отпихнув девушку, прошла в коридор. Лика за ней, как хвостик за лисой.

– Он не может не нравиться. Но он способен на поступок…

– Чем плохо? – присела на пуф, чтоб надеть сапожки на острой шпильке.

– Смотря для кого. Скажите: он вам друг или враг?

Грекова замерла с сапожком в руке. Повернулась к домработнице, подозрительно уставившись на ненормальную:

– Что за странные вопросы? Вадим брат Егора. Родной, – а голос глухой, и тон неуверенный. И сапог забыт. – Что смолкла? Я жду объяснений? Что пришло тебе в голову? Что-то увидела, почувствовала?

– Мне показалось, что Маша слишком внимательна к Вадиму Аркадьевичу и тот расположен к ней…

Вера смерила девчонку едким взглядом и одела, наконец, обувь:

– В следующий раз, когда тебе что-то покажется, перекрестись, – бросила, надевая пальто. Процокала каблучками к выходу и хлопнула дверью.

Глава 8

Они вошли, внося в квартиру беззаботный смех. Вадим приобнял девушку, помогая ей снять обувь. В этот момент в коридор из кухни выглянула Вера, замерла, глядя, как ладонь мужчины ласково прошла по голени дочери, оглаживая ее, сняла сапог. Маша, безмятежно улыбаясь, смотрела сверху вниз на Вадима и поглаживала его по волосам.

`Возмутиться? Одернуть'? – подумала женщина. И представила недоумение дочери, фальшивую маску удивления на лице Вадима, его насмешливый взгляд. Просчитала в голове последствие вмешательства, и решила промолчать. Пока. Позже выскажется. Егору. С дочерью поговорит. С Вадимом. Но с каждым по отдельности и наедине.

– Ой, мамочка, ты уже дома? – наконец, заметила ее дочь.

– Как видишь. Ужин накрывать? – скупая улыбка, сгладила сухой тон. Девушка переглянулась с мужчиной.

– Мы перекусили. Если Егор еще не вернулся, подождем его и сядем за стол все вместе, – предложил Вадим.

– Перекусили?

Маша, услышав недовольство в голосе матери, решила задобрить ее, похваставшись ценным презентом. Вытащила длинную тесненную коробочку из сумочки, и подошла:

– Мамуль, смотри, какая прелесть. Вадим мне подарил.

Вадим – резануло слух. Но попенять не удалось – дочь открыла футляр, и Вера забыла все претензии. На нежно-голубом бархате лежало сапфировое колье с каплевидными брильянтиками.

– Боже! Разве можно дарить такие вещи?! Это же целое состояние, – выдохнула Вера через пять минут. Но тот, к кому она обращалась, уже ушел общаться с племянником. По коридору вихрем пронеслась колыбельная для глухонемых в исполнении Ramshtain. Потом хлопнула дверь в комнату Ярослава, и стало тихо.

– Машенька, – прошептала Вера от переизбытка нахлынувших эмоций. – Ты не можешь принять настолько дорогой подарок.

– Мамуль, Вадим обидется, – девушка оглянулась – не слышит ли кто? И зашептала. – Я уже отказывалась. Но он настоял. Сказал, что имеет право потратиться на любимую племянницу, а если я не возьму, он подарит колье первой попавшейся девушке. Конечно, я приняла. И он прав мам, почему – нет? Тем более для него десять тысяч долларов, что для нас – рублей. Я сама не думала, что он настолько богат!

– Он при тебе покупал?

– Да. Заставил примерить. Здорово, правда? Там еще с рубинами гарнитур был, но Вадим сказал, что рубины для меня слишком грубы. У него потрясающее чувство вкуса, ма. А еще он настолько обаятелен и умен, что я просто сражена!

– Боюсь, он даже слишком умен, – задумчиво протянула женщина, пересчитав камни украшения – 22. Случайность или намеренность?…

Да что он может знать? – захлопнула крышку футляра, уверяя себя: случайность.

Вот только спокойнее на душе не стало.

Вадим сидел в кресле, делая вид, что внимательно слушает восхищенные комментарии племянника по поводу подарка. Кожаная сумка на семьсот дисков с вензелями и лейблами была забита до отказа: концертными записями, альбомами самых разных групп, от Roling stouns до Pink, от ранней Машины времени до последней записи Гребенщикова, от рок-блюза и адажио до тяжелого металла. Надолго парню хватит разбираться с дисками. И пока тот радовался презенту родственника, Вадим думал, что делать с племянником.

С женщинами понятно. Первый шаг сделан и весьма удачно, судя по алчному блеску глаз Веры и влюбленному Маши. Максимум неделя и племянница будет в его полной власти, станет послушным орудием в его руках. С Вероникой тоже все ясно. И даже не интересно. Противно – да, но он переживет, отодвинет брезгливость, чтоб вернуть былую славу анахронизму – справедливость. Егор? Вопрос для Вадима открытый. Дорог много, какую-нибудь выберет по ходу дела. И лишь один выпадал из плана Грекова – Ярослав. Совсем еще мальчишка, глупый и доверчивый, как щенок. Такого раздавить труда не составит, но поэтому и не хочется. Его топить, что себя в грязь окунать.

Было в парне что-то, что напоминало Вадиму его самого, того, что еще не ведал различий меж `могу' и `хочу', ходил, твердо ступая, смотрел прямо, говорил, что думал, смело встречал перемены и легко жег мосты. И в душе еще было много веры, а в сердце места для новых привязанностей.

Вадим посмотрел на племянника, сидящего прямо на полу с раскрытой сумкой на коленях. Н-да, сантименты сантиментами, а дело, прежде всего. Парень – сын своих родителей. Поэтому, пленных в этой войне, Вадим брать не будет.

Вот только на какую приманку ловить этого зверька?

– Значит по душе подарок?

– Конечно, дядя Вадим! Спасибо! А вам не жалко? Такие записи! Моих друзей от зависти сглючит!

– Много друзей?

– Конечно! Суперская компашка! Почти весь класс да со двора братва – свои.

– И что, всем классом и двором на рок-концерты?

– Не, мы сейчас металлисты. Но в душе я остался рокером! Как пацаны из нашего дома.

– Получается в школе ты металлист, дома – рокер?

– А я еще не определился, но тяготею все-таки к вечному. А рок – это вечность! Вещь, класс! Мы даже свою группу хотим организовать. Митька, друг мой, ударник купил. У Банана синтезатор есть. Я у отца гитару выпрошу… Ну или у мамы. В крайняк сеструха денег даст, – и вздохнул, огорчившись. – Только зря все это. Лика сказала, что затея наша пустая. И вообще, не буду я ни рокером, ни певцом, ни академиком, а моряком, офицером.

– Лика? – насторожился Вадим. – Ваша домработница?

– Ага.

– Она ясновидящая?

– Не смейтесь, дядя Вадим.

– И не думаю, – улыбнулся. – Я не знаю ее настолько близко, чтоб судить, тем более насмехаться. Хотя заметил, что она необычна. Есть в ней что-то настораживающее. Взгляд на пример.

– Ага! Не по себе, да? И сама – то ли колдунья, то ли богиня, то ли…

– Ненормальная.

Парень мгновенно ощетинился: взгляд стал жестким, лицо напряженным. Руки захлопнули сумку и застегнули молнию:

– Зря вы, дядя Вадим!

– Это не я, мама твоя сказала. Я лишь ее слова повторяю.

– А-а, – смягчился юноша. – Понятненько – маман в своем репертуаре: все, что выпадает из материальной плоскости и не имеет четкого определения на физическом уровне относиться к сфере психиатрии. Только все это неправда. Лика классная девчонка. А то, что необычная, не значит – ненормальная. Это мамкины психологи ей диагнозов нашлепали, чтоб бабок побольше срубить. Как в анекдоте: `за ваши деньги мы найдем вам любую болезнь'.

Вадим выгнул бровь:

– Ты часом не влюблен в прислугу?

Ярослав обиженно насупился, буркнул:

– Она не прислуга, – и встал, пряча обиженное лицо, убрал сумку в шкафчик у компьютерного стола.

– А кто она?

– Домработница.

– Н-да? – хмыкнул мужчина. – В чем разница?

– В том, что прислуга – прислуживает, а домработница – работает, – с недовольством пояснил парень. – Что не понятного?

`Да в принципе уже ничего. Все ясно', – подумал Вадим, но решил продолжить расспросы, чтоб узнать о Лике, как можно больше. На всякий случай. Не для души, для дела, конечно.

– Она умеет гадать?

– Нет, она просто знает, видит, чувствует.

– Все-таки ясновидящая?

– Да нет же! Лика просто складывает события.

– Это как?

– Ну, например… – парень сунул руки в карманы брюк и закачался с пятки на носок, оглядывая комнату в раздумьях. – А ну, вот пример: у бати с утра невезуха пошла – сначала чай разлил, потом что-то найти не мог. На мать орал. Потом машина заводиться не хотела. Лика сказала, что ему не надо на работу – хорошего не будет. И точно – завалил какую-то встречу, с поставщиками облом, еще там что-то было. Или Машка фигню какую-то сдавала, дрожала что провалит. А Лика сразу сказала – сдашь, не боись. Сдала.

– Бред, – качнул головой Вадим. – Сам посуди – как связан разлитый чай и неприятности на работе? Они не появляются внезапно, Ярослав, зреют порой годами. А последний пример вообще из сферы психиатрии. Посуди сам – Маша сдает экзамен, потому что не разлила чай? Или зачетку не потеряла? Может, все-таки, потому что хорошо подготовилась? А, Ярослав?

Парень пожал плечами, задумчиво разглядывая палас под ногами: с одной стороны дядя прав, но с другой…

– А фиг его знает, что и как Лика связывает, но выводы делает точные.

Дверь в комнату открылась, и на пороге появился Егор:

– Привет, – пожал руку брату. – Как день провел?

– Хорошо.

– Рад. Ужинать будем или я не вовремя с прозаическим предложением? Вы еще творчество Ночных снайперов и ВИА Гры не обсудили?

– ВИА Гра – попса отстойная! – скривился парень. – Ничего ты па, не понимаешь.

– Может мне и не дано?… Кушать хочется. Так что, за стол?

– Не откажусь, – встал Вадим.

После ужина Ярослав ушел с друзьями, а женщины схватились за телефоны: Маша в своей комнате делилась с подругами впечатлением о родственнике и его подарке, Вероника на кухне разбиралась с делами, что не успела решить днем. Мужчины пили чай и смотрели телевизор. Егор уже знал от жены о подарке брата, и обратил внимание за ужином, что отношения меж Вадимом и Машей дружеские, доверительные. Поэтому пребывал в самом благостном настроении от мысли, что его задумка начала осуществляться: первые всходы уже имеют место быть. Одно плохо – он не знает планов Вадима. Сколько тот планирует гостить на Родине? Успеет ли Егор склонить в сторону дарственной на квартиру дочери?

– Что думаешь делать завтра?

– Определенных планов нет.

– В Пертропавловку сходить не хочешь?

– Нет.

– Встречи?

– Не планировал, разве в спонтанном исполнении.

– Тогда с Машей на экскурсию. Правда, ей завтра в поликлинику.

– Она говорила. Наверное, так и сделаем. Отвезу ее на прием, а потом покатаемся, погуляем.

– Замечательно, а я переживал, кто ее отвезет. Вера в салоне занята, а у меня дела.

– Как бизнес? Что-то ты молчишь на эту тему.

– Говорить не о чем, сдуваюсь потихоньку. Прибыль ползет вниз, расходы вверх.

– Расширяйся. Мелким фирмам сейчас иначе не выжить. Перспективы две: вливание в более крупную компанию и самостоятельное расширение сферы деятельности.

– Расширение хорошо, но для него нужны немалые вложения, – невесело протянул Егор. – А где взять?

– Салон Веры. Не рентабельно. Прибыль наверняка минимальна. Проходили сегодня мимо с Машей, посмотрел. Клиентов мало, так и услуги незначительны. А помещение огромное, и на половину не использовано. Центр города – арендная выплата огромна, а прибыль минимальна. Вам либо оставить его надо, либо расширять, использовать пустующую площадь, добавить услуги: солярий элементарный устроить.

– Думал уже. Не получается. По деньгам лечу. Да и Вера не потянет: расширение – увеличение нагрузки, хлопот. А она медлительна, как твой эстонец. И хватки нет.

– Смени управляющего.

– Вера против, чтоб я лез в ее дело… Хотя записан салон на меня и оплачиваю расходы я.

– Смысл? Угодить жене?

– Ну, доход, какой– никакой приносит…

– Жене на карманные расходы?

Егор вздохнул, соглашаясь.

– Поэтому и предлагаю – сдай этот бизнес. Глупо вкладываться в минимально доходное дело. Прогоришь.

– Знаю. Но пока вариантов нет. Опять же, Вера дорожит салоном. Ее детище.

– На Западе тебя бы не поняли. Руководствоваться в делах женскими капризами? Какой ты бизнесмен? Нет, с тобой бы не стали иметь дела.

– Мы в России, Вадим.

– Да суть не в стране, а в перспективах.

– Хорошо, что ты предлагаешь? Сдать бизнес? На что тогда жить? Да и жалко – я еще надежду питаю. И точно знаю – были бы хорошие вливания – поднялись бы.

– Вот то-то и оно: то да бы мешают. Я тебе еще лет пять назад говорил о бесперспективности экструзивного производства в ваших условиях. Машины старые, рынок сбыта соответственно никакой. Брак ведь гоните. Половина на слом, половина – низкий сорт. Ты же видел на выставке в Мюнхене, что конкурировать не с кем, не тот у тебя уровень. Российский рынок? Скольких ты партнеров потерял, поменял? В постоянном поиске новых связей. А товар-то дрянной, прямо скажу. Поэтому и доход минимален, и кинуть его на реконструкцию не можешь. А без реконструкции товар так и будет невысокого качества. Соответственно постоянный рынок сбыта, нормальный доход невозможен. Вот и буксуешь. Замкнутый круг. Потому что, чисто российский подход к делу: и бросить жалко и везти тяжело.

– А что делать? Семью кормить надо.

– Кормить можно другим способом, причем много лучше кормить и при этом головной боли не иметь.

– Как? – заинтересовался Егор, пересел ближе к брату, приготовившись внимательно выслушать его предложение.

– Вложения, Егор, хорошие вложения в хороший банк под хорошие проценты. С дивидендов можно жить много лучше, чем ты живешь сейчас. Получать стабильный доход и при этом не обременять себя ненужными заботами.

– Нет. Наши банки…

– А кто тебе про ваши банки говорит? Забыл, что твой брат – банкир?

– Что ты предлагаешь?

– Помощь. Как родственник. Иначе бы, честно скажу, и мизинцем не пошевелил.

– В чем? Как, что? Конкретизируй.

– Переводишь в мой банк, на мой счет хорошую сумму, я даю тебе хорошие проценты.

– Хорошие – это какие?

– Вкусные, Егор. Очень.

Мужчина задумчиво потер подбородок, пытливо поглядывая на брата:

– Сколько?

– В зависимости от суммы вклада. Сам понимаешь, если речь пойдет о ста тысячах то и процент будет максимум пять, и то – по-родственному.

– В долларах?

– Можно в евро. Главное, чтоб не в тугриках.

– А смысл? Десять процентов – десять штук. А здесь пять. В год?

– Да. Но речь идет о гораздо большей сумме. У нас огромные налоги, Егор, и мне нет смысла возиться с суммой меньше пятиста тысяч. Да и тебе тоже. Поэтому если говорить серьезно, то начальная ставка будет составлять…Только тебе – 25 процентов годовых, но с суммы не меньше пятисот тысяч долларов.

– А если – евро?

– Тоже самое, – улыбнулся в лицо брата. – Ради будущего племянников.

Егор откинулся на спинку кресла и принялся подсчитывать. Выходило, что таким образом его доход увеличиться значительно:

– Да-а, заманчивое предложение… Сказка, – протянул, находясь в сомнениях.

– Вкладываешь миллион – имеешь 250 чистого дохода в год, не считая вложенной суммы. Прожить на эти деньги в Росси можно легко. Сколько ты сейчас получаешь, вместе с Верой? 30–40 тысяч рублей? А будешь получать грубо 3 400 000 за полгода. Не напрягаясь. На капризы Веры хватит? – хитро прищурился Вадим, видя интерес брата: попал тот на крючок, теперь бы сглотнул наживку и не сорвался.

– Шутишь? Одно `но' Вадим – где взять миллион? Ты одолжишь?

– Нет, извини, – фыркнул. – Я и так даю тебе невероятные проценты. Рискую. И какой в том смысл, если я еще и вкладываться буду? Меня не поймут. Я должен предоставить круглую сумму налом, только тогда сделка состоится.

– То есть конкретная внушительная сумма на конкретный внушительный процент?

– Да. Сегодня сумма – завтра процент, как стулья. Примерно через месяц, после того как деньги поступят на счет банка и начнут крутиться, я смогу перечислить тебе полугодовой процент.

– Где ж взять-то такую сумму? – задумчиво потирая подбородок, спросил Егор.

– Думай. Мое дело предложить, но извини, еще и крутиться, голову заботами забивать?…

– Да, Вадим, извини. Конечно это мое дело. Я подумаю. Время есть?

– Пока – да.

– Сколько?

– Недели две, гарантированно. Нравиться мне пока дома. С вами. Не прогонишь – поживу. Кстати, вот тебе небольшое вливание – продай эту квартиру, и поживи пока с семьей у меня на Невском. Конечно, когда я уеду.

– Конечно.

– За год на проценты купишь не менее шикарные апартаменты, чем эти.

– Ты щедр. Если б кто другой предложил, не поверил бы.

– Я твой брат. Другой подобное не предложит.

– Да, Вадим – ты мой брат, – проникся Егор, с влажным блеском в глазах преданно посмотрел на Вадима. – Двое нас, всего двое.

– Двое и было. Кто нам поможет, как не мы сами себе и друг другу? Думай. Если надумаешь, начинай собирать деньги. К моему отъезду сумма должна быть переведена. Конечно, если хочешь быстро получить дивиденды.

– Давай уточним: я собираю минимум пятьсот тысяч, перевожу в твой банк… На твой счет?

– Да. И я плачу тебе лично.

– Странно, не находишь? – подозрительно покосился на Вадима и тут же спросил. – Реквизиты?

– Дам, когда сумма превратиться в живые деньги.

– Хорошо. Я перевожу, ты уезжаешь и?…

– Через месяц ты получаешь полугодовые проценты от суммы. Остальное, понятно в конце года.

– Понятно, – согласно кивнул Егор. – Но ты скажи – сделка действительно, реальна?

– Обижаешь, Егор. Стал бы я заводить разговор, обнадеживать? Разве я похож на праздного болтуна? Или думаешь, как у вас выражаются – прокатить тебя хочу? Родную кровь? За кого ты меня принимаешь? Я давал тебе повод дурно думать о себе? – голос Вадима стал жестким, прищур холодным.

– Нет, что ты, и мысли не было, – поспешил разуверить его Греков-старший. – На тебя всегда можно было положиться.

– Как и на тебя, – бросил Вадим, и уставился в телевизор.

– Ты извини, брат, но твое предложение слишком фантастично, – попытался объясниться Егор, приняв хмурый вид Вадима на счет своих колебаний. – Поэтому мои сомнения естественны. Тем более я серьезно рискую, и хотел бы иметь гарантии, не обижайся.

– Гарантии – я и мое слово. Мало?

– Нет, вполне достаточно. Но…

– Риск? Мы живем – уже риск. Огромный, ежедневный. Я завел разговор, я – предложил проценты, значит, знаю что говорю. Да неужели ты думаешь, я не понимаю твои сомнения? У тебя семья, дети. Колебания вполне естественны, но тебя никто и не заставляет дерзать. Занимайся, чем занимался, надейся на лучшее. Или рискни, и получи сразу все. Дело твое. Я тоже рискую, заметь, но это мои трудности. Остальное – твои.

– А чем ты рискуешь?

– Репутацией. А это фактически все: настоящее, будущее, связи. Я понимаю, ты сейчас сидишь и думаешь: зачем? И разве может хоть один банк мира предоставить столько колоссальные проценты? Отвечаю: нет, не может и не даст. А я дам, но только тебе, и только я. Почему? Я хочу реализовать одну идею. Вложения небольшие, около миллиона, но отдача превышает первоначальные затраты раз в десять. Но свои деньги использовать не могу из-за доли риска. Он минимален, но есть. У нас иначе смотрят на темные дела, чем у вас, и если узнают, то потеряю все. Поэтому трогать свой вклад я не буду. Но прибыль упускать не хочу. Выход? Два варианта: взять кого-то левого, что выгодней. За пятнадцать процентов согласится любой разумный бизнесмен с радостью. Партнеров у меня, готовых сделать вложения, и здесь и на Западе более, чем достаточно. И никакого риска, напряжения ни для него, ни для меня. Информация останется конфиденциальной. Дивиденды будут перечислены максимум за два месяца. Копейки. Но! У меня есть брат и племянники, почему я должен кормить левого человека, а не своих родных? Конечно, твои двадцать пять процентов, учитывая мою прибыль – подачка. Зато честная и разумная цена твоему `риску' и моей головной боли. Через год, ты сможешь забрать всю сумму, при этом получив сверху. Нет, понравится, я буду не против сохранить партнерство.

– Что за дело, спрашивать не стоит?

– Извини, Егор. Коммерческая тайна.

Егор задумался: зная хватку Вадима можно не сомневаться – дело стоящее, и брат в любом случае получит желаемое, и скорей всего много больше, чем говорит, и останется чистым, с незапятнанной репутацией. Так почему бы действительно не войти в долю, не рискнуть? Пока предлагает, пока есть шанс запрыгнуть на поезд? Что говорить, дела идут все хуже и хуже. Год, другой и Егор будет работать за `спасибо'. А на него детей не выучишь, не накормишь. Ярослав при всей разгильдяйской натуре, мальчик очень умный. На красный диплом идет. И будущее соответственно – радужное. Если у отца краски на радугу хватит. А Маша замуж выйдет? Дети пойдут. Тоже помочь надо, да и внуков обеспечить. И Лику. Сейчас при всем желании содержать ее, как ему бы хотелось, он не может себе позволить. А мелкие суммы, что подачки – одно унижение и для него и для нее.

Да, думать нечего – нужно воспользоваться шансом, что дает ему брат. В конце концов, не станет же он родных подставлять?

. – Я придумаю, где взять деньги, Вадим.

Егор долго не мог уснуть – размышлял над предложением брата. Потом думал о нем самом и о том, что было бы, если б Вадим женился на Ирине.

Гадиной она была уникальной…

22 года назад.

Егор только вышел из арки Олиного дома, как увидел сидящую на скамейке Шехову. Она в упор смотрела на него, он – на нее. А хотелось оглянуться, проверить, что за спиной нет Олечки, и никто его сейчас не окликнет, а значит Вера не уличит в измене. Хотя изменяет он, как раз Ольге, и ей в пору предъявлять претензии, а никак не Шеховой, бесцветной, холодной, будто не живой. Но, черт возьми, именно эта бесчувственная статуя единственный шанс для него – путевка в нормальную жизнь – стабильность, обеспеченность. Большие возможности.

Неужели она следила за ним и выследила?

Нет, не может быть. Он осторожен, Ольга не болтлива. Хотя раз в год, говорят, и вилы стреляют.

– Вера? – шагнул к Шеховой, набравшись смелости. Придал лицу выражение легкого удивления и некоторой радости от встречи с невестой.

Девушка засмеялась, глаза хитро блеснули.

– Садись милый, – хлопнула ладонью о лавку. Егор брякнулся и заскучал – странно ведет себя Вера. К добру или к худу ее ехидный смех? Неужели все-таки узнала о его двойной жизни? Как теперь себя вести? Отрицать. Конечно же, отрицать все от первого слова до последнего, и уверять девушку в своей негасимой любви. Неважно, что она знает: происки недругов и завистников. Вот! На этом он и будет стоять!

– Как ты здесь? К подруге ходила?

– Ага. Олей зовут, – хохотнула опять девушка. Егора на минуту приморозило к скамейке. И кажется, лицо инеем покрылось – побелело. – Что ж ты так испугался, милый?

– Что за глупость? Чего мне бояться?

– А что с голосом? Что осип?

– Горло болит, – буркнул Егор, соображая, что именно и откуда могла узнать Вера.

– А-а… И голова? Заболел? – засмеялась, толкнув его в плечо.

`Что ж ей так смешно'? – с ненавистью подумал парень.

– Да расслабься Егор, я Ира, а не Вера!

Греков непонимающе уставился на девушку: шутит? Нет, вроде… Надо же сестрам быть настолько похожими! Близнецы, близнецами, но должно же быть меж ними хоть какое-то отличие? Впрочем, есть – Ирина более живая, яркая, озорная. Однако волосы собраны в хвостик на затылке, как обычно это делает Вера. Одета в темное пальто – Верино. Но разве та умеет так задорно смеяться?

– Ира?! Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду. Поговорить надо.

– О чем?

– Ты все не веришь, что я не Вера? Неужели мы настолько похожи?

– Хм.

– Ладно, не напрягайся. Оставим. Скажи лучше – что Вадим?

– А что Вадим? Работает.

– Да, я знаю, но… Хорошо, карты на стол. Только не перебивай, выслушай, а потом выскажешься.

– Слушаю.

– Я знаю, что у тебя есть семья…

– Поклеп…