Текст книги "Синдром синей бороды"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Просто: припугнули. Дочь у нее восьмиклассница.

Вадим сжал пальцами переносицу, понимая, что нет у него больше сил на злость и ненависть. Внутри лишь боль и тоска.

– Не трогай их, пусть живут, – бросил тихо.

Костя кивнул, соглашаясь: он и не собирался. Нелюдь, что ли?

– Ты мне одно не сказал тогда: как тебе в голову мысль про сестер Шеховых пришла? – спросил Вадим, вскинув полный горечи взгляд.

– А их путали постоянно. Все, кого не спроси. А потом один интересный факт всплыл: у Веры в карточке стоял диагноз – непроходимость каких-то труб. Бесплодие. А буквально через год после свадьбы она рожает. Я и задумался – что за чудо? Начал копать, узнал, что Шехова дочь к своему гинекологу устроила. Тоже странно – зачем? Поговорил и узнал, что тот списал чудо излечения на воздействие стресса, смены климата и длительное лечение. С шестнадцати лет, как с воспалением по-женски в больницу попала, на учете стояла и лечилась – бесполезно. И диагноз однозначный – не мечтай. А тут раз и здравствуйте: сначала один ребенок, потом второй. Это что ж она такое приняла? Карточку второй сестры поднял – Ира в восемнадцать лет аборт сделала, как раз по времени, когда ты в армию только отбыл. Видимо вы всю ночь отвальную праздновали, – усмехнулся.

– Не знал. Даже об этом промолчала, – поморщился Греков. – Да-а… теперь я понимаю, почему Шеховы были не против свадьбы Веры и Егора, зато против нашей… На младшую дочь ставку делали, а на старшую рукой махнули.

– Хуже нет, по расчету жить, – кивнул Костя.

– А я всю жизнь по расчету, как они, как Егор… Брат, – скрипнул зубами Вадим.

– Да не лезь ты: бизнес у него чахлый. Жена? – ладонью махнул. – Лучше с каторгой повенчаться, чем с такой сучкой жить. Вот оно наказание несоизмеримое вине. Ты Бога благодарить должен, что отвел тебя от такой гадины. Слушай, неужели ты ее действительно любил?

– Представь – да. Где ум и глаза были – не спрашивай.

– А сейчас прозрел? Ненавидишь?

– Не знаю. Скорей брезгую. Поэтому и раздавить хочу. Я ведь о ней, как о святой всегда думал. И отомстить за нее мечтал, за то, что рядом меня с ней не было, когда она….

– Как, удается?

– Фигуры расставлены, партия началась. Посмотрим, что будет дальше. Одно скажу – не уеду, пока у них хоть один шанс подняться останется. У обоих.

– Короче топить будешь до последнего.

– Угу. Чтоб на дно с камнем на шее, и больше не всплыть.

– А лялька?

– Лика со мной, а не против.

– В слепую, как пешка?

– Я не Егор.

– Думаешь, они любовники?

– Вот ты мне это и скажешь. Узнай про Лику и Егора все, что можно.

– Узнаю. Если ты обещаешь, что не будешь девчонку использовать, как пустую фигурку. Я серьезно, Грек, подло это. Говоришь – не как брат, а сам делаешь, как он. Не тронь ляльку, ей и так не сладко. Поживи пескарем среди акул, сам поймешь, как весело.

– Противно, – протянул Греков. – Все это – противно. А бросить не могу.

– Ну, понятно… Я б тоже нагадил от души, каждому. Но опять же: кто знает, что и как? Ты реально на ситуацию посмотри: где они, где ты? Кто они и кто ты? У тебя ж власть такая, что щелчком любого раздавишь. Смысл мараться на возню пауков смотреть? Может, забьешь?

– Не могу. Они должны заплатить, – глухо процедил Вадим, не спуская хмурого взгляда с деревьев под окнами. – Я столько лет с виной жил, никого не любил, никому не верил – душа выгорела. Они должны за это ответить. И ответят.

– Не сомневаюсь, но опасаюсь, как бы ты в погоне за сатисфакцией самого себя не наказал, да левых не покалечил, как ляльку.

– Что тебе Лика? – подозрительно посмотрел на него Вадим.

– Терпеть не могу, когда убогих обижают!

– Я ее не обижу. И другим не дам, – сказал Вадим таким тоном, что Костя сразу поверил. Успокоился и глубоко задумался: к добру или худу Вадим с девчонкой связался? Кому худо, кому хорошо?

– Ладно, как что еще накопаю, отзвонюсь. Да и сам не теряйся. Мы в следующие выходные на шашлык собрались, у Татьяны моей день рождения – приглашаю.

– Буду, – заверил Вадим.

Глава 12

Вадим закрыл за Костей дверь и прошел в комнату к Лике. Девушка смотрела какую-то телепередачу, но, увидев мужчину, тут же выключила телевизор:

– Вы поговорили?

Греков еле заметно кивнул, сел рядом с девушкой, внимательно разглядывая ее. Лика встревожено нахмурилась, заподозрив неладное: вид Вадима, взгляд навевал мысль, что он узнал нечто плохое, и расстроился, огорчился. Она очень хотела помочь ему, развеять печаль, забрать боль, но боялась вспугнуть повисшую тишину и его размышления. Возможно, в эту минуту в сердце мужчины рождалось успокоение, и она не хотела мешать его рождению, как не хотела смутить неловким вопросом, и тем более усугубить плохое настроение Вадима.

Он же смотрел на Лику и думал, что она совсем не знает его, наверняка идеализирует, поэтому так мила, нежна, добра. Скорей всего они оба придумывают себе друг друга, но стоит ему чуть-чуть открыться и тот свет, что излучает взгляд девушки, погаснет, спадет очарование её мягкой улыбки… Он опять останется один. Жаль, но все же лучше пожалеть о том, что сделано, чем о том, что не сделано. Он не хочет ошибаться, не может. Как не желает лгать этой девочке, которая сейчас для него, что огонек в ночи. И пусть она оттолкнет его, покажет свое истинное лицо – он переживет эту боль вместе с той, что сейчас лежит на сердце. Лучше пережить все разом, за один день, один час, переболеть, перегореть, чем тлеть двадцать два года, болеть двадцать две осени, агонировать изо дня в день и понять в итоге, что он болван: фантазер, идеалист. Слепец. И не стоило переживать, не стоило даже думать, не то что – болеть.

Рука Вадима провела по волосам Лики, и девушка прижала его ладонь к своей щеке, сострадая, сочувствуя, словно понимая, точно зная, что с ним происходит.

– Я убивал, – тихо сказал Вадим, мысленно прощаясь с девушкой. Он был почти уверен – она не поймет, не примет его откровения. Но вместо того, чтоб оттолкнуть его, Лика зажмурилась, сильней прижав его ладонь к своей щеке:

– Спасибо что сказал, – прошептала. – Теперь я знаю, как тебе помочь.

– Я предавал.

Лика то ли всхлипнула, то ли застонала. Взгляд стал тоскливым и прощающим. Она смотрела на Вадима, как мать на любимое, но неразумное дитя.

– Я лгал. Я хитрил, воровал.

– Господь тебя простит, – скатилась слеза по лицу девушки. – Я вымолю тебе прощение. Ты был один, запутался, потерялся. Но сейчас нас трое: я, ты, и Бог, и самое плохое позади. Главное понять, что тяготит душу. Ты понял, и часть грязи сошло с неё. Теперь ты будешь счастлив.

– Что, по-твоему, счастье?

– Когда твоя душа не плачет, оттого что ты совершаешь. Когда ты спокойно спишь. Когда не тяготят неправедные дела. Когда ты честен перед самим собой и тебя не гнетут ошибки, пустые обиды, не тревожит совесть.

Вадим невесело улыбнулся и обнял девушку. Её реакция на откровение удивила и обрадовала его:

– Да ты философ, малыш. Только жить с такой философией трудно. Не жизнеспособна она, увы.

– Просто ты не хочешь ее принять – груз прожитых лет по иным законам, не позволяет. Видишь ли, взрослые, те же дети, только озлобленные, потому что знают больше, а могут меньше. Дети верят в добро, и живут в нем, а взрослые лишь хотят в него верить, но живут во зле, потому творят его. Они понимают суть, знают, но не принимают, потому что больно. Проще винить кого-то, чем себя, проще отрицать, чем принимать. И лгать привычней, чем говорить правду. Круговорот, замкнутый круг. Но выйти из него не трудно, стоит лишь сделать над собой усилие и признаться себе, объективно проанализировать свои поступки и…

– И? – умиляясь девушке, спросил Вадим.

– И мир изменится…

– Да? – прошептал, целуя девушку. Лика чуть отстранилась, несмело улыбнулась:

– Вадим, я серьезно…

– И я серьезен, как никогда, ангел мой, – заверил, проникая рукой под её футболку. Начал раздевать бережно, лаская и нежа.

– Ты опять хочешь? – тихо спросила Лика, пряча взгляд. А губы приоткрыты и ждут, руки теребят пуговицу на рубашке, не решаясь ее расстегнуть.

– Я постоянно тебя хочу, – рассмеялся, помогая ей снять футболку.

– Мы сошли с ума, – сонно заявила Лика, лежа на коленях Вадима.

– Возможно… но я рад, что схожу с ума от любви, а не от ненависти, – прошептал, перебирая ее волосы.

Он смотрел на сгущающиеся в комнате сумерки. И наслаждаясь блаженной тишиной в душе, боялся даже мыслью вспугнуть непривычное ему состояние умиротворения. Незнакомое и пугающе приятное.

Вадим был искренне рад, что только девушка занимает его сейчас. Не ведая того, отодвигает все мысли о Егоре и Веронике на задний план, делая их ненужными, пустыми. Если б не Лика со своей альтруистичной идеологией, мягким характером, безмерной нежностью, он бы, наверное, сгорел бы в огне собственной ненависти, спалив не только Грековых, но и всех кто попался на пути. Но пламя негодования уже не жгло, обида стала какой-то пустой и незначительной, жажда мести словно утолилась и начала таять, отходить. Да – сейчас, сегодня, когда Лика рядом, когда он слышит ее дыхание, видит её глаза, чувствует близость тела – остальное ему не важно. Но будет завтра и будет послезавтра, и он доведет начатое дело до конца и даст волю иным чувствам: и ненависти и злобе и жестокой расчетливости. Но завтра… Сегодня лишь Лика. Один день своей жизни он может посвятить ей и себе. Прожить его по воле чувств, а не разума и не отравлять его очарование отрицательными эмоциями, плохими мыслями. Никакая грязь его внутреннего мира, как мира окружающего, не должна коснуться девушки, нарушить их с ней идиллию.

Лика обвила его торс руками и, уткнувшись носом в живот, засопела. А Вадим, еле слышно рассмеявшись, залюбовался девушкой, принялся гладить ее, убаюкивая. И так приятно было, что она засыпает на его руках, что он готов был сиюминутно спонсировать машину времени, лишь бы она длила и длила эти минуты, переводя их в часы, дни, недели, годы.

В тишине, любви и нежности, необъятной, как мир.

– Вот оно, счастье, малыш, – прошептал, жмурясь от блаженной усталости.

Казалось, он только заснул, как какой-то изверг стал домогаться его по сотовому.

Вадим не открывая глаз, пожелал звонившему всех благ, и телефон, словно услышав его мысли, смолк. И хорошо, и можно спать дальше, да вот незадача – сон сбежал.

Греков тяжело поднялся, посидел, таращась в темноту в попытке угадать который час и кому в это время ночи понадобилось его тревожить. Укрыл Лику, взял с кресла пиджак и вышел на кухню, чтоб не тревожить девушку. Застыл в дверном проеме, поглядывая в окно. Тихо вокруг, темно. В соседнем доме нет света ни в одном окне, на улице гуляет лишь ветер и гнёт облетевшие кроны деревьев. Время, похоже, далеко за полночь.

Вадим нажал кнопку телефона и убедился: 2.37. И удивился – кому в голову могло прийти звонить в это время?

Проверил звонок и изумился еще больше: Егор.

– Что ему надо? – прошептал, делая ответный звонок. – Сейчас узнаем.

– Вадим?! – тон брата был нервным, голос взволнованным. – Ярослав с тобой? Вы где?

– Был в постели. Я. Без Ярослава, понятно, – хмыкнул, соображая, что пацан, видимо, устроил родителям бессонную ночь, зависнув у какой-нибудь мадмуазель без морально-этических проблем. И телефона.

– Значит он не с тобой, – разочаровано протянул мужчина.

– Значит. Это кажется тебе странным?

– Ярослава нет дома, Вадим, я подумал, что возможно он с тобой.

– С какой радости?

– Не знаю… не знаю.

– Первый раз не ночует дома?

– Да.

– Друзьям звонили?

– Да. Никто его не видел. С уроков ушел пол одиннадцатого.

– Волнуешься? Не думаю, что стоит. Наверняка вернется утром. Дело модлодое… молодецкое.

– Нет, Вадим, он бы предупредил, сотовый-то с собой…

– Звонил? Ты ему звонил?

– Да!… Телефон блокирован.

– Не повод…

– Да, повод, Вадим, повод!… Ярослав никогда не позволял себе волновать мать, меня! Он бы позвонил, обязательно…

– Сам говоришь: сотовый блокирован…

– Это и странно!.. Я не знаю, что делать…

– Спать. Утром решим, если проблема сама не решится.

– Думаешь, он с какой-нибудь девочкой?

– Уверен. Парень взрослый. Остался на ночь и ясно, что ему не до звонков родителям.

– Но у него не было подруги…

– Егор, – поморщился Вадим. – Не нервничай – подумай: вчера не было девочки, сегодня – есть. Большая проблема познакомится?

– Не знаю, – тяжело вздохнул мужчина. – В принципе ты прав… Нам бы твое спокойствие и рассудительность. Ничего не соображаю… Вера в панике… Вернется Ярослав, убью! `Казанова' нашелся! Выпорю щенка!

– Не заводись…

– Да какой – не заводись?!… Впрочем, не буду загружать тебя своими проблемами, извини. Я понимаю, ты… не один?

– Не один.

– Жаль, ты бы мне очень помог, если б был здесь. Вдвоем бы мы Веру смогли успокоить. И Ярослава…. Боюсь, правда, покалечу его! – процедил, с яростью.

– Потерпи до утра – там сам поймешь – стоит ли? Конечно, экзекуцию устроить надо, но есть ли для неё тема? Может, парень не смог вернуться до того как мосты развели, остался не с девочкой, а у друзей или шагает по городу и вот-вот появится дома? Пока можно лишь гадать.

– Да, конечно ты прав. Извини еще раз.

– Ничего.

– К завтраку будешь?

– А надо? – и, сообразив, что лучше действительно заехать, согласился. – Буду.

Отключил телефон и вздохнул: утехи утехами, а дело нужно довести до логического конца, и раздать призы, и успокоится. Да уже нет особого желания лезть в эту грязь, пачкаться, и хочется не приближаться, а отодвинуться от Егора и его жены, забыть, вычеркнут из жизни и памяти. Но ведь не получится. Пока он не поставил точки. Он – не жизнь. А иначе так и будет стремится сюда в проклявший его город, к проклятым родственникам и жалеть, что сошел с финиша, поддался чувствам, что много лет не занимали его. Да и кто сказал, что это любовь? Скорей желание, стремление защитить себя от той грязи, в которую окунулся. Естественная, защитная реакция организма. Плотское желание, психологическая привязанность более сильного к слабому – ничего больше, ни-че-го!

И хмыкнул, оглядевшись: кого он в этом убеждает?

Глава 13

В восемь утра Вадим покинул квартиру Лики. Девушка еще спала, и он не стал ее будить, чтоб сказать `до свидания'. Зачем? Ведь он вернется. Выходные он проведет с Ликой, как обещал. А, чтоб девушка не подумала, что он сбежал, Вадим повесил свой сотовый на видное место – на гвоздик, поверх панно, висящего напротив постели. Лика откроет глаза, увидит телефон и поймет, что Греков скоро приедет, если не к ней, то за ним.

И хитро улыбнулся, заводя машину: минут через двадцать он приобретет другой телефон – изящный, женский – и обменяет его при встрече с Ликой на свой.

Первую кого он увидел, открыв дверь, была Маша. Она стояла, сложив руки на груди и с угрюмо-удовлетворенным видом смотрела в сторону комнаты брата, где, судя по шуму, шла не шуточная баталия:

– Пошел вон отсюда!! – истерично выкрикивал Греков-младший.

– Ах, ты щенок! Ты как со мной разговариваешь?! – вторил разгневанный голос Грекова-старшего.

– Явился? – спросил Вадим у Маши. Та хмуро кивнула:

– Полвосьмого.

– И где был?

– Не сказал, – одарила мужчину раздраженным взглядом, в котором сквозил не высказанный вслух вопрос: сам-то ты, где был?

Вадим усмехнулся: не рано ли деточка претензии и права на него предъявляет?

– Мама где? – спросил.

– В кухне. Валериану пьет. Второй флакончик.

– Веселая была ночь…

– Не смешно.

– Абсолютно, – кивнул в усмешкой, направляясь на помощь племяннику. Встал у косяка, поглядывая на колоритную картинку: взъерошенный Ярослав, трясущийся от ярости, сжимающий кулаки и судя по всему готовый кинуться на отца. А тот немного растерянный столь агрессивным видом сына размахивает ремнем, пытаясь прочитать ему воспитательную лекцию, но на расстоянии.

– Всем: доброе утро! – оповестил Вадим громко о своем присутствии. Грековы повернули головы к нему:

– Кой к черту – доброе? – процедил Егор.

– Привет дядя Вадим, – бросил Ярослав и сунув руки в карманы брюк пошел к выходу.

– Ты куда?! – возмутился Егор.

– Завтракать.

Вадим хмыкнув пропустил парня в коридор.

– Ах, завтракать?! – задохнулся от возмущения Греков, пошел за сыном, тряся ремнем. – Вернись сейчас же, я не закончил!…

– С любовницей кончай, – бросил парень внятно.

– Что?!!… Что ты сказал?!!

Вадим переглянулся с Машей: о чем речь?

У той расширились зрачки и приоткрылся рот от недоумения: свидетелем подобного хамства к отцу со стороны брата она еще не была. И хоть понимала, что причина его инвективного поведения явно серьезна, не могла и подумать, допустить мысль, что она связана с отношениями отца с женщиной.

Вадим же насторожился, подумав именно об этом, и пошел следом за сыном и отцом, ожидая развития событий и подтверждения свой догадке.

– Я тебя убью гаденыш! – влепил Егор парню ремнем по спине, нагнав его. Тот обернулся, перехватил ремень и, подтянув за него отца, резко толкнул в шкаф прихожей. Дверца и без того вчера получившая увечье, хрустнула, сорвалась с петель под тяжестью тела. Егор с растерянным лицом сполз на пол, не спуская взгляда с сына.

– Ты с ума сошел?! – возмутилась Маша поведением Ярослава.

На крики выбежала Вера, увидела мужа сидящего на полу с ремнем в руке и сломанной дверцей на голове и сына, злобно сжимающего кулаки:

– Что вы творите? – выдохнула в ужасе. В ту же секунду Егор вскочил и ринулся на мальчишку, желая его покалечить, но парень, видимо, имел те же намеренья, и не спасовал, встретил отца ударом. Егор улетел обратно, а Ярослав получил от матери подзатыльник:

– Как ты смеешь?! – развернула парня к себе. – Ты пьян?!

– Да! – выкрикнул. Лицо Веры стало серым. Она отпрянула, схватившись за сердце и приготовилась изобразить обморок. А Егор опять ринулся на сына.

– Что вы делаете?! – в ужасе закричала Маша, видя, что они сейчас поубивают друг друга. – Вадим, помоги! Что же ты стоишь?!

Вадим спокойно шагнул к драчунам и встав меж ними, выставил руки:

– Брек! Тихо!.. Ты ударил отца. За что? – спросил, глядя в лицо парня. Тот смотрел в глаза Егора:

– Он знает! – бросил зло.

– Знаю, – прошипел тот. – За то, что вырастил сына – дегенерата!

– Козел старый!

– Что?!!

– Хватит! – приказал Вадим, отталкивая парня к кухне и загораживая от взбешенного не на шутку Егора. – Объяснись! И если причина не будет веской, клянусь, я сам ударю тебя.

Ярослав сник, отвернулся.

– Почему молчишь?

– Что ты с ним разговариваешь, Вадим? Что с ним вообще говорить?! Отойди! Я выкину его вон! Пускай живет, где хочет, мне плевать!…

– Перестаньте! – взвизгнула Маша истерично.

– Никуда он не пойдет! – заявила Вероника.

– Тогда убирайтесь все!!

– Не смей повышать на меня голос!!

– Ах, вот как?! Твой отморозок кидается на родного отца, а ты его защищаешь?! В следующий раз он кинется на тебя!

– Ничего подобного! Это ты ведешь себя не допустимо!…

– Пошла вон вместе с ним!! Вон!! На улицу, оба!! Это ты ему потакала, ты!! Ты вырастила дегенерата!

– Да что ж вы делаете? – заплакала Маша, уставилась на брата. – Доволен?!

– Тихо я сказал!! – перекрывая гвалт, рявкнул Вадим: семейная склока больше его не забавляла.

– Ты, по какому праву здесь распоряжаешься? – прошипела Вера. – А ну, уходите оба! И ты, и твой брат! Надоели!!

– Маша, убери мать, у неё истерика, – обратился к девушке Вадим. – А мы будем разбираться.

Лицо Вероники исказилось от ярости и расстройства. Она открыла рот, чтоб возразить, и видимо сказать что-то резкое, но дочь, обхватив её за плечи, потянула в комнаты. Маша доверяла Вадиму и верила что разрядить накаленную до предела обстановку только ему и по силам – уравновешенному, трезвомыслящему человеку.

`Выручай' – покосилась умоляюще. Крах в семье её пугал, а то, что происходило, и было – крахом. Мать и отец вели себя, как враги, брат, как зверёныш, и девушка, не ожидая подобного развития событий, не предполагая подобной озлобленности в близких по отношению друг к другу, совершенно расстроилась. Потерялась.

Вадим подтолкнул парня в кухню и взглядом пригласил Егора. Ярослав послушно шагнул в помещение, шлепнулся на табурет, склонив голову, раздавленный уже не только изменой отца, но и тем, что натворил сам. Ему было стыдно, больно и обидно. Больно за себя и мать, обидно за всех разом, и стыдно за себя и отца. И хотелось плакать, и хотелось успокоительной лжи, но он понимал, что она даст ему лишь временное успокоение, но не вернет ни уважение к отцу, ни покой в сердце ни прежних спокойных отношений в семью. Он чувствовал себя загнанным в тупик, из которого не было выхода

Егор в нервном возбуждении прошел к окну, достал из своего тайника меж стеной и пеналом пачку сигарет и, открыв форточку, нервно закурил. Вадим нажал кнопку чайника и прислонившись к разделочному столику внимательно оглядел забияк. Парня ему жалко не было, брата – подавно.

– Тебе тоже сигаретку дать? – спросил у Ярослава.

– Я ему сейчас дам! – прошипел Егор.

– Я не курю, не глядя на мужчин, буркнул парень в пол.

– И не пьешь?

– Нет.

– А где всю ночь был?

– А это уже без разницы! – зло бросил Егор. Вадим поморщился:

– Зачем же так?

– Зачем?! – мужчину развернуло. – Мы всю ночь не спали, гадали, где этот щенок, что с ним! Все больницы, морги обзвонили, друзей подняли, а он!… Ты сам все видел. Дальше уже некуда терпеть. Вырастил себе же на голову хулигана! Думал – мужчина растет… А этот сопляк руки распускает! До чего дошли, а?! И это – мой сын!

– Хватит Егор, в жизни всякое бывает, не повод горячится. Давай разберемся для начала.

– Для начала я его выкину из дома! Пусть поживет один, помается, тогда может что поймет!

– Ярослав, ты, где был? – не обращая внимания на реплику брата, спросил Вадим. Парень уставился на него из-подлобья:

– А это неважно.

– Ясно. Важно – почему, правильно?

Парень отвел взгляд, подтвердив тем самым предположение мужчины.

– Тогда объясни – почему?

– Отец знает.

– Да?! – изумился и возмутился Греков-старший. – Ты гаденыш всю ночь где-то таскаешься, потом руку на меня поднимаешь, и я оказывается в том виноват?! Знаю, да? Да?!! – качнулся к сыну.

– Да!! – выкрикнул тот ему в лицо. Егор отпрянул, замер, соображая какой бес вселился в мальчишку и выдал:

– Знаю: ты сошел с ума.

– Это ты, ты сошел с ума! – заплакал вдруг парень. – Ты!

– Вадим, вызывай псих бригаду, – качнул головой Егор, всерьез озаботившись психическим состоянием сына. Ярослав зло оттер слезы, ненавидя себя за несдержанность, а отца за то, что он претворяется в том, что ничего не понимает.

– Вам все можно, вы взрослые, – прошипел.

– Да! Потому что мы осознаем свою ответственность за слова и поступки, за таких глупых щенков, как ты! – выкрикнул, откидывая окурок в форточку.

– Егор, перестань. А ты, – обратился Вадим к племяннику. – Не мямли, изволь объяснится внятно: в чем по-твоему виноват отец? Я не вижу логической связи меж твоим отсутствием дома, отвратительным поступком по возвращении и отцовским долгом вразумить тебя, чтоб впредь было неповадно волновать родителей. Мать, прежде всего, если уж на отца и сестру тебе все равно.

– А ему? – махнул рукой парень в сторону Егора. Сморщился, боясь опять заплакать. – Ему мать не жалко? А других? Ему не все равно? Да он же плевать хотел и на мать, и на… Лику.

Свесил голову Ярослав.

– Лику? – удивленно воскликнули Грековы в унисон.

– А она-то причем? – нахмурился Егор.

– Какая Лика? Ты был у Лики? – услышав имя домработницы, спросила грозно Вера, входя в помещение. Маша, выглядывая из-за её плеча, виновато посмотрела на Вадима.

`Не смогла её удержать – не слушает', – качнула головой:.

Ярослав поджал губы, всем видом показывая, что теперь он партизан и не слова врагу не скажет, хоть пытайте!

Вадим настороженно прищурился: мальчика узнал об отце и Лике? А раньше не знал? Как узнал сейчас?

– Поясни. Это серьезное обвинение.

– Какое обвинение? – влезла Вера, усаживаясь рядом с сыном, чтоб поддержать его и защитить если надо. – Я хочу знать, что случилось. Я не верю, что мой сын, которым я гордилась, который, я уверена, не способен на низость, мог просто так бросаться на отца. Что случилось Ярослав? Расскажи мне, я обещаю – не буду ругать, слова не скажу, только объясни сынок, в чем дело? Отчего вы повздорили с отцом? Откуда у тебя столько ненависти к нему? А может, и ко мне?

Парень сморщился отворачиваясь.

– Это не ответ, – презрительно бросил Егор. – Я хочу знать, в чем ты меня обвиняешь, по какому праву оскорбляешь?! И причем тут наша домработница?!

– А ты не знаешь? – в упор уставиося парень на отца. – Ответа требуешь, да?

– Да!

– А ведь я скажу. Не боишься?

– Тому, у кого совесть чиста, бояться нечего!

– А у тебя, чиста, да? У тебя?!

– Ярослав, перестань говорить загадками, – попросила мать, обняв сына. – Скажи в чем дело?

– При тебе не буду, – буркнул парень. Вероника выпрямилась, побледнев: реплика сына и была ответом. Женщина пристально посмотрела в глаза мужа. – Ты… и Лика… это правда? – прошептала в ужасе.

– Да вы что все, с ума сошли?! – взвился Егор, постучал себе по лбу. – Как вам в голову такое может прийти?!!

– А скажи, что ты не трахал её вчера здесь? Я тебе звонил, и твой телефон пиликал в квартире! – скривил презрительно губы парень. Вероника прикрыла рот ладонью, позеленев от ужаса. Она понимала, что этого быть не может, и все же допускала столь кощунственную мысль, понимая, что Ярослав врать не может. И если уж возмутился, дошел до того, чтоб не ночевать дома, противодействовать отцу – значит, действительно что-то знает. Но что?

– Вчера? – побелела и Маша, обвиняющее уставившись на отца. – Опять?

– Да кого вы слушаете?!! Я забыл телефон! Я даже дипломат забыл с документами!!

– Он не станет врать! – закричала Маша на отца, махнув рукой на брата. – Он ничего не знал!

Ярослав настороженно уставился на сестру: как понимать её слова? Не знал?! А она знала? Значит отец с Ликой не первый раз? Не первый год, возможно? И все кроме него знают?! И мать?! И терпят?!! И Лика еще работает у них, и мать еще терпит отца?!

Юноша открыл рот, но сказать ничего не смог – слов не было. Он посмотрел на отца и мать, на сестру и вдруг расхохотался, тыча пальцем в мужчину:

– Ты… Лику… Ненормальную…

– Замолчи, – устрашающе тихо сказал Вадим. Парень смолк, удивленно уставившись на него:

– Защищаете, да?

– Констатирую. Ты сделал неверные выводы, поспешил, и мало дров надломал, так еще и оскорбляешь женщину…

– Да эту суку убить мало! – прошипела Маша. – Если я её еще раз здесь увижу…

– Мило улыбнешься, – закончил за неё Вадим. – Лика не была с твоим отцом, не могла быть, это я вам гарантирую, – обвел твердым взглядом присутствующих. Вероника и Ярослав судя по взгляду пытались сообразить о чем он говорит. Маша, видимо предположила, и плюхнулась от своей догадки на диван. Егор с ужасом смотрел на брата, потеряв дар речи. Минуту длилась немая пантомима и каждый её участник думал только то, что хотел думать.

Ярослав облегченно вздохнув, потер лицо ладонями:

– Это вы были с Ликой, – выдохнул еще не понимая, как к этому относится, но что не так как адюльтеру отца – точно.

– Да, – кивнул Вадим.

– Ты и Лика? – не поверила Вероника. Маша молча смотрела на Вадима, пытаясь найти в его лице хоть грамм лжи, и молила взглядом: скажи, что ты специально выдумываешь! Егору стало плохо: лицо превратилось в маску мертвеца, взгляд стал потерянным, плечи поникли. Кажется, его единственного серьезно потрясло сообщение Вадима:

– Нет, нет, – прошептал, сползая на пол, и хватаясь за сердце.

Егора уложили в постель, дали валидол. Пока Вера хлопотала около мужа, Маша смотрела на них, как на насекомых не веря, что отцу действительно плохо, не веря матери, что её действительно волнует его здоровье, и Вадиму она тоже не поверила, и брата видеть не хотела, а Лику… убила бы прямо сейчас.

Ярослав виновато поглядывал на родителей и все пытался промямлить извинения отцу, но тот смотрел в потолок пустыми глазами и словно никого и ничего не слышал и не видел. Вадим подтолкнул парня к выходу, чтоб не мешался. Следом вышла Маша, но в отличие от брата не ушла к себе в комнату, притаилась у приоткрытых дверей.

Вадим заметил её маневр, но промолчал. Сел в кресло, поглядывая на Егора и Веронику.

– Это правда? – спросила она, пытливо разглядывая мужчину.

– Нет, сама знаешь, – сказал то, что она хотела услышать. С братом он разберется потом.

Егор, услышав ответ, повернулся к Вадиму, вопросительно уставился на него.

– Зачем же солгал? – спросила Вера, не видя, как смотрит на мужчину её муж.

– А что я должен был сказать? Как еще разрядить обстановку и вразумить Ярослава?

Егор зажмурился, застонав:

– Черт возьми, Вадим! – выдохнул в исступлении.

– А что ты так переживаешь? – выгнула бровь Вера. – Может у тебя действительно роман с домработницей?

– Да думай ты, что хочешь, – махнул тот обессилено рукой.

– Тебе все равно? А мне – нет. Я хочу понять причину происходящего. Ярослав обвиняет тебя в связи с Ликой. Твой брат заявляет, что был с ней, а потом отказывается от своих слов. Так где, правда? Не знаю… Одно могу сказать – ноги Лики здесь больше не будет…

– Будет! – взвился Егор.

– Твоя привязанность к дочери знакомой слишком подозрительна.

– Тебе все равно не понять, что такое благодарность, милосердие, взаимопомощь!

– Ага. Это то, что продемонстрировал твой брат, прикрыв тебя спиной?

– Я вам не мешаю? – мило улыбнулся женщине Вадим.

– Ну, что ты! Твой благородный поступок всех потряс… только истина от этого не открылась.

– А может и не стоит её открывать?

Маша, слыша каждое слово взрослых, сжала кулачки от ярости: ну, Лика, ну, олигофреничка! Мало тебе досталось! Жалко, что тебя не убили тогда! Но отец-то?! Что ему эта ненормальная? Что его так и тянет к ней? Чем она лучше матери? Последняя любовь?

– Не согласна. Слишком неприятная история, чтоб оставить её. Замешаны дети. Нет, я не могу оставить все как есть. Я хочу знать: мой муж изменяет мне?

– Нет! – прошипел Егор с таким видом, словно сожалеет о том.

– Тогда почему именно это решил Ярослав?

– А ты спроси у своего паразита!

– Он твой сын!

– Нет, твой! Весь в мать!..

– Вы ругайтесь, а я, пожалуй, пойду. Не возражаете? – спросил Вадим, поднимаясь. Грековы промолчали, сообразив, что гостю не стоит знать и видеть их `теплые' отношения. Достаточно того, что он уже видел и слышал. Вероника смутилась.

– Не думай плохого, – попытался сгладить впечатление Егор.

– Что ты, даже не собирался. В каждой семье случаются ссоры. Утрясется.

– Да, – заверил Егор, поглядывая на брата с благодарностью.

Вадим кивнул:

– Отдыхайте. Меня не теряйте, я не Ярослав.

– Опять не будешь ночевать?

– Дела.

– Ах, да… я кстати, во вторник уже смогу предоставить тебе то, о чем мы с тобой говорили.