Текст книги "Синдром синей бороды"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

– А что же? – нахмурилась озабоченно.

– Подсказать? Себя.

– Как это? – уставилась непонимающе.

– Видишь ли, малыш, я человек холостой, к ведению хозяйства не привычный. Одиночество не переношу. А к тебе привык, устраиваешь ты меня во всех аспектах. Поэтому предлагаю сделку – ты выходишь за меня замуж и уезжаешь в Швецию. Навсегда. Если согласна – отдаешь мне паспорт, я быстро оформляю выезд. Визу. Прочие формальности. В среду мы с тобой венчаемся. Не смотри на меня так – венчаемся и никак иначе. С завтрашнего дня ты живешь у меня, на Невском проспекте, привыкаешь к мысли, что станешь женой. И через неделю. Максимум две – уезжаем. Если принимаешь мои условия, значит, собираешь свои вещи. Увольняешься. Принимаешь мои условия – мои претензии к Грековым аннулируются, нет?….Решай.

Лика застыла с самым несчастным выражением лица: отъезд в Швецию был для нее подобен смерти, и пусть с Вадимом. Впрочем с Вадимом не страшно, и главное она будет помогать ему там, поддерживать, а еще поможет Егору Аркадьевичу. Да, для этого нужно покинуть Родину уехать Бог знает куда, на край географии, на чужбину, но в писании сказано: `Ежели не крещен муж, а жена крещена, то муж крещен будет по жене своей' Может, за тем Господь и столкнул ее с Вадимом, дабы спасти душу его? И венчание… А понимает ли он насколько серьезен данный факт?

– Вадим брак, заключенный в церкви считается не расторжимым. Ты понимаешь что, сломав венец, ты совершишь страшный грех?

Мужчина хмыкнул: затем и заключаю, чтоб ты, верующая моя, не смогла заповеди Бога своего нарушить.

– Угу.

– Я… подумаю, – вздохнула тяжело, расстроено. И Вадим был уверен, не по поводу брака с ним, а из-за какой-нибудь незначительной вещи: например мысли о переезде или `ужасной' жизни в дали от Питера. Или о том, как здесь без нее Грековы жить будут, подружки и знакомые?

– Думай, а поехал. Паспорт?

– Но я еще не решила, – всхлипнула.

– Я тебе не нравлюсь? – выгнул бровь.

– Нет, я люблю тебя, но как можно уехать, бросить все и больше не увидеть белых ночей…

– Да, да, понимаю, тяжело, – пошел к выходу. – Зато гарантировано то, что в жизнь Грековых никто не вмешается, кроме самой жизни. Паспорт давай, метрики, что там еще? Все документы.

– Позже?

– Нет. Сейчас.

– Но я уже опаздываю…

– Опоздала. Время десять. Но значения это не имеет, потому что ты больше не работаешь прислугой. Ты сидишь, дома и ждешь меня.

– Вадим, – протянула просительно. F в глазах столько страха и нервозности, что в пору валерианой отпаивать, да баюкать девушку как ребенка. Другая бы, радовалась переменам – замуж выходит, за иностранца, обеспеченного человека!

Вадим довольно улыбнулся – а Лика не просто ценный приз – бесценный. Только ради встречи с ней стоило приехать в Питер. И Бог с ней, с жаждой мести, не стоит ни Егор, ни его женушка и мысли о них, не то что, дела. А справедливость вот она – Лика, ее мир, который он обрел, взамен того, что потерял много лет назад. И ради него не жалко бросить расчеты с братом. Вадим забирает Лику и тем рассчитывается с Егором. А Верочка – Вероника? Вадим знает, как разоблачить тварь, что живет под другой личиной, но не во имя мести, нет – во имя справедливости. А что будет дальше – его не касается. Он забирает самое ценное у Егора, забирает то, что тот не смог оценить по достоинству, сберечь. А значит, не достоин иной жизни, чем той, что у него есть. И пусть оба, и он, и его жена, не живут – существуют, варятся в собственных нечистотах и деградируют – это уже не Вадима рук дело, а их самих. Да, права Лика, прав Костя – некого ломать, некому мстить – жизнь сама всех наказала и одарила. И не зачем марать руки? Проще все, много проще.

Вадиму стало легко и весело. Он, не скрывая довольной улыбки, получил от расстроенной девушки пакет с документами, поцеловал ее и, наказав сидеть дома и ждать его, вышел из квартиры.

Ему предстояли приятные хлопоты по оформлению документов, устройству венчания. И все это доставляло ему удовольствие одной мыслью. И никаких расчетов, никаких коварных планов и хитрых интриг – зачем? Для чего? Все что нужно он уже получил. А большего все равно не бывает. Расставит акценты, сорвав маски с лиц и забрав Лику, навсегда покинет этот город. И будет жить, как мечтал, как хотел: любимым, любящим. И будет знать, что нужен, и ради этого великого блага совершать и подвиги и безумства. По воле чувств, ради одной улыбки одной, единственной женщины, которая росла, пока он шел к ней.

Бого – Богово, Цезарю – Цезарево.

В этом, наверное, и есть высшая справедливость.

А счастье в том, что ты до нее дошел.

Говорят, понедельник день тяжелый.

Для Вероники он был всегда всего лишь началом недели, возможно более суетным, чем другие дни, но не больше. Однако этот понедельник подтвердил поговорку.

Началось все с Егора, который встал, когда не было еще семи и начал с шумом искать какие-то документы, потом нудно выговаривал по поводу пятнышка на обшлаге пиджака, ворчал на пережаренный тост и слишком горячий чай. Вероника ушла будить детей, не дослушав супруга. Ярослав встал быстро, молча начал собираться, проявляя удивительное послушание. Видимо в память, о своем поступке решив стать хоть на время идеальным сыном.

Маша же наоборот никак не прореагировала на побудку. Пришлось потрясти ее за плечо.

– Я не иду в институт, – зло, сверкнув глазами, прошипела она и вновь отвернулась от матери.

– Не понимаю. Ты плохо себя чувствуешь?

– Да. Физически и морально.

– Хорошо, сейчас позову отца, и ты сама скажешь ему о своем решении прогулять занятия, – кивнула Вера и пошла за Егором, но только вышла, как услышала щелчок дверного замка – девушка закрылась.

Возмущенная поведением дочери женщина призвала на помощь мужа и тот и без того раздраженный, недолго думая, принялся выламывать дверь. Маша кричала на него с одной стороны, он на нее с другой. Вера зажимала уши и мечтала удушить Вадима, что превратил их дом в хаос. А кто еще виноват, что в одночасье дочь превратилась в хамку, смеющую объявлять бойкот родителям? Сын не ночует дома и поднимает руку на отца, а муж беспрестанно ворчит, кричит и ведет себя вызывающе отвратительно. И даже домработница, эта ненормальная простофиля смеет вести себя как член семьи!

Дверь с треском распахнулось, и Егор насильно впихнув сопротивляющуюся Машу в одежду, подхватил ее сумку и выволок вместе с ней на площадку, прихватив по дороге пальто.

Минут тридцать после Вероника приходила в себя, выпила таблетку от головной боли и успокоительное. Кое-как собралась и уже хотела выйти из квартиры, как вернулся Егор. И не один, а с двумя хмурыми, представительными мужчинами, что деловито прошли по всей жилплощади, что-то помечая в своих бумагах. И ушли.

На вопрос Веры мужу:

– Кто это? И что им было надо?

Она получила внушительный ответ – хлопок входной двери.

Женщина осела на пуф в коридоре, понимая, что скорей всего только что, на ее глазах произошла опись и оценка квартиры. Значит, Егор не шутил, когда говорил о готовности принять предложение Вадима. И что из этого последует, даже думать не хотелось.

В отместку мужу, Вероника решила дождаться Лику, и с треском вышвырнуть ее вон, оставив без оплаты за прошлую неделю.

Время шло, злость копилась, а та, на ком очень хотелось ее выместить, так и не появлялась. В одиннадцать Грекова набрала номер телефона домработницы и услышала полушепот робких извинений, что она больше не сможет у них работать. Вера в сердцах грохнула трубкой. Схватила сумочку и вылетев из квартиры, сбила соседку. Минут десять потренировавшись в изложении изысканных пожеланий на самых низких частотах, женщины разошлись в еще более отвратительном настроении, и негасимой любви друг к другу, каждая.

Дальше – больше. Машина не заводилась. Пришлось ловить такси. Водитель попался нудный и болтливый. Не сдержавшись Вероника пару раз рявкнула на него и тот, резко тормознув у остановки, на пол пути к салону, высадил пассажирку сказав все, что он думает о `бизнес-ледях' вообще, а о ней в частности. Дал по газам и уехал, не дослушав ответа. Следующее такси Вера поймала минут через двадцать, находясь уже в состоянии близком к нервному припадку и обморожению одновременно. Понятно, что в таком состоянии у женщины хватило сил лишь назвать конечный пункт, куда ей нужно попасть. На удачу этот водитель оказался вежливым молчуном, но на том удача и закончилась. Мужчина оказался поклонником блатных рулад и сквалыгой.

Вне себя от утренних происшествий и повышенных трат Вера зашла в салон и попала в разгар знакомства с его новыми владельцами. Попытка добиться по телефону от Егора причину их нашествия вопреки его обещаниям дать ей неделю времени, привело лишь к очередной ругани и дозе успокоительного. Не в силах смотреть, как ее салон оценивают, не в силах слушать высказывания по поводу безалаберности его устройства и не рациональном использовании площади, Вероника выставила их вон самым вульгарным способом, заявив, что они смогут въехать лишь в среду и тогда оценивать, критиковать ее работу и планировать свою. А пока она не забрала свои вещи – ноги их здесь не будет.

Персонал увидевший свою хозяйку в столь злобствующем состоянии, притих и начал как обычно в таких случаях, разбредаться, стараясь как можно лучше и быстрее укрыться от ее глаз.

Вероника сходила за вином, закрылась в своем кабинете и принялась, сетуя на свою жизнь, запивать ее горечь сладким напитком. К концу жидкости в бутылке в голове женщины созрел план решительных действий. Она набрала номер телефона Вадима и сказала `Да'. А потом позвонила Егору и сказала, что его брат предложил ей выйти за него замуж. Потом отключила трубку и удовлетворенная, легла спать на кабинетный диванчик.

Пусть теперь братья разбираются…

Егор не обратил внимания на сообщение супруги, восприняв его скорей как бред, чем как правду. Да и не было у него возможности разбираться и думать над словами Вероники, явно раздраженной, явно неадекватной от злости, а значит предвзятой в суждениях. И он прекрасно знал причину ее настроения, но это было не важно. Важен был итог.

Егор прекрасно понял, что отсутствие Вадима в их квартире говорит о том, что скорей всего планы брата изменились, и он уедет много раньше, чем говорил. И поэтому спешил, боясь опоздать

Весь день Егор собирал деньги, теряя на продаже своего бизнеса, квартиры. Где, клянча, где выпрашивая – брал в долг. К вечеру он набрал заветные пятьсот тысяч долларов, и позвонил брату, чтоб назначить встречу.

– Прекрасно, что собрал. Приедешь завтра в банк к Константинову в десять, и переведешь всю сумму на указанный им счет. Там же подпишите документы, он в курсе и предоставит полный пакет.

– Постой Вадим, я думал, ты будешь присутствовать…

– Зачем? Извини, Егор, у меня очень много дел, а необходимости в моем личном присутствии нет.

– Да, но…

– Сомневаешься? Я думал мы уже обговорили эту тему, но если до сих пор пребываешь в сомнениях, то можешь не приезжать и не переводить деньги. Оставь их себе.

– Нет. Завтра к десяти я буду. Но мы хоть отметим сделку?

– Конечно. Обязательно. Как с делами разберусь. Раньше четверга точно не смогу.

– Что-то серьезное образовалось?

– Да. Очень. Настолько, что скорей всего в начале, середине следующей недели я уеду. Так что ты вовремя успел с вкладом.

– Я так и подумал… Мне скажешь, что за дело?

– Скажу, при встрече. А пока передавай всем привет. И готовься к праздничному ужину.

Егор отключил связь и облегченно вздохнув, откинулся на спинку кресла: успел…

Деньги всегда были двигателем прогресса в России. Вадим это помнил и знал не понаслышке. Хорошее вложение в нужный карман и вот вам регистрация брака – только привезите новобрачную, чтоб расписалась.

Легко.

Вадим съездил за Ликой. Та безропотно села в машину и, не сказав ни слова по дороге, лишь тупо смотрела перед собой и плакала. Мужчина решил пока не обращать внимания на ее состояние, лишь заехал в аптеку и выкупил лекарство, что прописал девушке психотерапевт.

Позже Вадим со всем разберется и успокоит девушку, но плачущая Лика сводила его с ума. Сердце сдавливало от жалости и хотелось остановится, и нежно осушить ее лицо поцелуями, обнять, убаюкать успокаивая.

– Потерпи, малыш. Несколько дней суеты и все закончится. Мы будем вместе я и ты, – попросил, сжимая маленькую ладошку девушки.

Девушка кивнула. И не смогла объяснить Вадиму, что очень рада, что он будет рядом с ней, а она с ним, но она в ужасе, в панике, в полной прострации от одной мысли, что уедет из родного города навсегда. И больше не увидит Светланы, Маши и Ярослава, Егора Аркадьевича, всех к кому она привязана; а также квартиры, в которой выросла, двора, в котором гуляла, улиц, что известны ей как закоулки собственной жилплощади.

Она понятия не имела, как будет жить там, как вообще можно жить где-то, кроме здесь?

И как будут жить без нее подруги и знакомые, та же Светлана, Егор Аркадьевич?

И как она будет жить, постоянно думая о них?

И как оставит квартирку, уютные комнаты, что стали ее убежищем и скитом, а порой и склепом?

Страшно, до дрожи страшно покидать Родину.

Вадим заставил ее выпить успокоительное и попросил взять себя в руки, чтоб не ставить его в смешное положение. Лика, понимая его, оттерла влагу с лица, попыталась бодро улыбнуться и перестать икать. Сил хватило лишь на время подписания свидетельства, и обратную дорогу.

Греков высадил ее у подъезда, нежно поцеловал и, помня о прохладном отношении девушки к ресторанам, попросил пригласить на вечер Светлану, чтоб отпраздновать торжественное событие в узком кругу.

– Ужин я закажу, его доставят или сам заберу, а ты пригласи подругу и собирай вещи, хорошо? Завтра переезжаешь ко мне. И не плач, малыш, пожалуйста, не плач, хуже нет, видеть твои слезы, – и улыбнулся ей. – Ты совсем не рада, что стала фрау Грековой?

– Не знаю еще, – всхлипнула Лика, и прижалась к мужчине, ища спасение от своих страхов.

– Прости, что я хитростью заманил тебя в ЗАГС. Но я очень сильно люблю тебя Лика, и надеюсь, ты не обижаешься.

Девушка всхлипнула и заулыбалась: Вадим любит ее. Вадим любит ее!

Это еще не укладывалось в голове, воспринималось скорей как фантазия, мечта, а не реальность, но успокаивало значительно:

– Я не смогу обидеться на тебя, чтобы ты не совершил. Я тоже очень сильно люблю тебя. И спасибо за твою любовь. Теперь мне легче, я ведь не думала, что мои чувства взаимны, даже не надеялась… А брак без любви хуже каторги. И это ужасно, если б ты обрек себя на мученье со мной.

Вадим вспомнил Егора и Веронику, и зажмурился, крепче прижав к себе свою жену. Уже жену. Любимую.

– Мне очень повезло с тобой, – прошептал еще не веря до конца, что она его и не исчезнет, не растает, не окажется глупой иллюзией о том чистом сердце и преданной любви, что грезилась ему в юности. Одно он знал точно – Лика не Ира. И впервые за много много лет посмотрел в небо и мысленно поблагодарил Бога, за то, что он отвел его от Шеховой.

Постоял, разглядывая доставшееся ему сокровище, улыбнулся, и подтолкнул несколько растерянную стремительным развитием событий Лику в подъезд, хлопнулся на сиденье и дал по газам. Ему еще в ОВИР, к Константинову, отзвониться Стрельцу, оформить визу на жену и, еще уйма неотложных дел, которые он не может, да и не хочет перепоручать другим.

Лика с сумятицей в голове поднялась к себе в квартиру, постояла у порога, оглядывая свое жилище, и заплакала, мысленно прощаясь с ним: с мамочкой, своим детством и юностью, еще живущих в старых вещах, с бедами и радостями, смехом и плачем, что видели, слышали эти стены.

Вадима не было рядом, и страхи вновь вернулись, а вместе с ними и острое чувство сожаления и не понимания – как ей раздвоиться, расстроиться меж любимым и любимыми, чтоб всем было хорошо, и все были счастливы?

Оставить квартиру не проблема – всего лишь стены окна и двери, но как, оставив их, забрать из помещения атмосферу, запахи, воспоминания, мамочку, что еще живет в своей комнате, в шкатулке на серванте, щелочке в половице? Как забрать память, что согревает от одного взгляда на панно, что мамуля вешала на ноябрьские праздники, когда Лике было лет десять, бра, что Лика подарила маме с первой своей получки? Как забрать эмоции что хранили эти вещи, стены – смех, радость, разговоры – жизнь…

Светлане она звонила обливаясь слезами, и сумбурно поведала и о своем скоропостижном замужестве, об ужине вечером, и о решении оставить квартиру ей, а еще Маше и Ярославу. Из всего сказанного Света поняла лишь одно – ох, не зря её Вадим насторожил! И выпалив: `Буду. Держись'. Девушка кинулась к подруге.

Вадим был вымотан, но удовлетворен. Озаботив двух пронырливых служащих своими проблемами и дополнительным очень внушительным заработком, Греков получил заверения о готовности помочь и не далее как в четверг получить желаемые документы на руки. Аванс потряс доброхотов, и они с оптимизмом ринулись на покорение бюрократических вершин. В том, что они будут покорены, Вадим не сомневался, и спокойно покинув строгое госучреждение, сел в машину и позвонил Стрельцову:

– Здравствуй батюшка. Как твое ` Слава Богу'?

– В грех вводишь Вадим, нехорошо, – прогудел с легким укором.

– Это ты о моей просьбе? Пустое, Саня. Сделал ведь, не согнулся?

– Тяжко в таком деле помочь.

– Отказываешь?

– Друг ты мне, – вздохнул шумно. – Посему помогаю. Уже, между прочим.

– А-а, ну и славно. Я ведь к тебе батюшка с еще одной просьбой. Венчаться хочу завтра, послезавтра.

Батюшка Александр похоже скоропостижно умер прямо с трубкой в руке – тихо стало. Минута, вторая – ни звука. Вадим удивленно посмотрел на сотовый – сломался? Или все ж Стрелец представился?

– Ох, и шутки у тебя Вадим, – прогудело, наконец. – Грех так шутить-то…

– А кто шутит? Я серьезен. Готовь что там положено…

– Окстить, Грек!

– Отказываешься? В напомни-ка мне раб Божий Александр сколько ты мне должен? Что-то около ста тысяч гринов только по распискам, правильно? Могу, конечно, свериться с документами, позвонив своим юристам…

– Обвенчаю! – недовольно гаркнул мужчина.

– Да ты не сердись, Саня, как обряд совершишь, так и получишь все свои долговые расписки, и будем считать, что ничего ты у меня не брал.

– Хм… В среду обряд проведем, – пробасил уже степенно, как и подобает служителю Божьему.

– Так-то лучше.

– Но долг мой предупредить тебя, что…

– Не надо, сам знаю: церковный брак не расторжим… Что и ценно. Сообщаю для твоего душевного успокоения – и не собираюсь.

– Хм… Дай-то Господи. Ежели так, то считай, не был ты женат до освящения брака и жена у тебя теперь одна, единственная…

– Богом даденная – слышал. До среды, батюшка. В десять будем скромным составом.

Отключил связь и хмыкнул: Стрелец в своем репертуаре.

– Дома кошмар творится. Хоть вой, Катя. Видеть никого не могу и сама не знаю, кого больше ненавижу. И ненавижу ли? Нет, ты мне скажи, как у меня ума хватило, как я вообще могла допустить мысль, что меж мной и Вадимом может что-то быть? Как я могла в него влюбиться? Почему в него? Вон сколько парней симпатичных и довольно умных? Со Славкой поругалась – не звонит теперь, не приходит. О чем я думала, а Кать?

Блондинка, забыв все обиды с сочувствием смотрела на подругу, внимательно слушая ее исповедь. Вздохнула:

– Что с нами иностранцы делают?

– Причем тут иностранцы? – нахмурилась Маша. – Речь не о подданстве, а о личности. Вадим… Не знаю как объяснить: вроде и есть недостатки, но и они как достоинства воспринимаются.

– К Лике ревнуешь?

– Нет. Странно, но не ревную, только плохо на душе очень, а отчего? От сожаления, что ли, разочарования? Тоска знаешь, такая, что плакать постоянно хочется. А плачешь, и легче не становится, только апатия одолевает. На все ровно, на все плевать. И чувствуешь себя настолько мерзко, настолько отвратительно – дрянью ущербной.

– Депрессия, – со знанием дела кивнула Рябинина.

– Беспросветная, – вздохнула Маша. – Что во мне не так, а Катя? Что в этой Лике Вадиму, отцу? Я силюсь понять и не могу.

– Крези – что понимать?

– Видимо не такая уж крези раз даже Вадим с ней…

– Честная давалка.

– Не похоже. Я подумала, а если у нее ничего не было с отцом?… Что получается тогда? Что я сволочь? Ненавидела ее, все время считала расчетливой стервой, ведьмой, которая знает, что хочет и берет, а вид такой лишь игра… А вчера вдруг подумала, что не права. Вадим бы ее раскусил, понял, что она играет. Да и отец. А если ничего не было, и нет ни с одним?

– Вадим сам бы и поиграл. А что ему? Хитрый твой родственник, каверзный. А Лика? Да кто ж ее знает? Может, правда не было. Ты вон желтую прессу почитай – такое навыдумывают. Хотя выглядел твой дядя слишком счастливым для друга, да и обнимались они не по-дружески, сама же видела.

– Видела, а что? – задумчиво протянула Маша. – Ну, поцеловал, так не в губы. На руки поднял? Может, нас заметил и специально сыграл. Зачем? Не знаю. Я вообще уже ничего не знаю и не понимаю, чувствую себя умственно отсталой. Разобраться бы Катя и в ситуации, и в себе. Я вот вспоминаю и то, что давно случилось и, то что сейчас происходит и такое чувство, что хожу по кругу по одной и той же дороге с одними и теми же эмоциями, ощущениями. Дико даже, до чего та история на эту похожа. И первое желание – Лику убить. Только мне уже не шестнадцать лет. Может возраст, может опыт дает о себе знать, и подумалось – а Лика ли виновата в том, что нравится она мужчинам, светятся они рядом с ней? Вроде ничего в ней особенного и одевается невзрачно и ума с горошину и манеры подростка, и глаза жуткие, как у совы: огромные, черные… Не знаю, – качнула головой чуть не плача от непонимания, легла на парту и закрыла глаза. – Не буду думать. Ни о чем не буду думать. Не могу больше, не хочу…

Вадим только вышел из банка, к вящему удовольствию закончив инструктаж Константинова на счет завтрашней процедуры с Егором, как запел телефон.

– Да, Костя, – ответил на ходу.

– Бабулька нашлась, Вадим.

– Прекрасно. Далеко обитает?

– Нет. Часа три езды. Ей передали, что ты хочешь с ней встретиться.

– Зачем? – жестким недовольным тоном спросил Греков. Плохо, очень плохо. Не ожидал он подобного ляпа от Уварова. Спугнули Аделаиду Павловну.

– А как еще объяснить причину ее поисков? Стрельцу спасибо скажи.

– Я ему скажу, – процедил, открывая дверцу авто.

– Я серьезно. Уговорил он ее, не знаю, каким манером, но в четверг она будет тебя ждать. После заутренней.

– Оперативно, – протянул мужчина, соображая с чего вдруг, Аделаида снизошла до встречи с ним?

– Дружку своему спасибо скажи, – хмыкнул Костя. – Умеет работать, если хочет. Не пожалел ты масла на его бутерброд – хорошо стимулировал.

– Скупой платит дважды – слышал?

– Ага.

– Что еще?

– По ляльке твоей информация подходит….

– Ошибся Костя – Лика моя жена.

На том конце стало тихо на минуту, а потом послышался смешок:

– Хорошая байка. Короткий анекдот?

– Нет. Приглашаю тебя в среду присутствовать на венчании. Свидетелем.

– Какое венчание Грек? Ты там не заболел после тесного общения с родственниками?

– Я сейчас с бюрократией больше общаюсь, – фыркнул Греков довольный удивлением Уварова. Сел в машину, завел мотор. – Пока, Костя. Как переваришь услышанное, позвони.

– Я позвоню, – протянул тот, заверяя, и отключил связь.

Светлана влетела в квартиру Цезаревой, надеясь, что Лика еще не довела себя слезами до потери пульса, не натворила что-нибудь с собой. Женщина заметалась по квартире и застыла на пороге кухни: подруга живая здоровая сидела посреди помещения и, хмуря брови, смотрела на нее:

– Здравствуй. Тебе нравится моя квартира? Ты не обидишься, если я ее тебе подарю?

Светлана хлопнула ресницами и осела на табурет:

– Ликуся ты в порядке?

– Ага, – заверила та. – Если ты снимешь пальто я напою тебя чаем. С пирожным. Вадим вчера набрал всего… и позавчера…. Я очень злая, да? Он мне сладкое покупает тоннами. Зачем?

– Ты не злая, ты слишком худенькая, – тихо, в тон девушке заметила Светлана. – Лика, что случилось? Что за разговоры о квартире, переменах?

Цезарева встала и суетливо начала накрывать стол, ставить чайник.

– Лика, это он, да? Он настаивает, чтоб ты продала квартиру?

– Нет, – вздохнула тяжело.

– Тогда объясни в чем дело?

– Разденься. У меня тепло.

Светлана скинула пальто и опять уселась за стол, с видом человека решившего остаться на своем месте до скончания веков, или до тех пор, пока не услышит вразумительный ответ.

– Давай ты не будешь меня ни о чем спрашивать? – робко предложила Лика, видя, как напряженно следит за ней подруга. – Вечером приедет Вадим. У него все спросишь.

– А его пошлю, а не спрошу! Он кто?!

– Брат Егора Аркадьевича.

– Ага. Мало одного дармоеда было, дубль явился…

– Не смей оскорблять Вадима!

– Ах, вот как?! Нет, надо было мне его в субботу выкинуть вон!

– Не смей плохо говорить и думать о Вадиме, а то поссоримся! Он хороший, он очень добрый и честный человек…

– В курсе – идеал. Как все вокруг тебя – с нимбом и крылышками за спиной.

– Он не ангел…

– Слава Богу, хоть это понимаешь…

– Он Архангел!

– А… – Света хрустнула челюстями, от возмущения забыв слова.

– Да. Он воин. Одинокий паладин.

– Хорошо, что не менестрель. Так что этот рыцарь гитары и секиры удумал?

– Ничего.

– Тогда почему ты плакала?

– Прощалась.

– С кем?

– Ты хочешь, чтоб я опять заплакала? – сморщилась Лика. – С прошлой жизнью прощалась, с квартирой, с мамочкой, с Питером. А с тобой не могу – сил уже нет.

– Тихо, только без слез, – то ли приказала, то ли попросила Светлана. – По пунктам разложи: почему прощалась? Что в голову пришло? Приснилось, что ли что-то? Или Архангел твой идею подкинул?

– Я уезжаю. Совсем. Навсегда, – выдавила девушка, склонив голову почти до стола.

– Куда?

– Куда муж скажет.

– Муж?! – Светлана пыталась понять, откуда он мог взяться, и не смогла. – Помоги понять – на прошлой неделе ты точно была не замужем, позавчера тоже, а сегодня твое семейное положение резко изменилось. Как такое возможно? У нас теперь мужьями во всех маркетах торгуют и там же печати в паспорте ставят, да? Лика, о ком речь? Какой муж? Это Вадим что ли муж?

– Да. Ты не сердись, я сама не знала, что замуж за него выйду. Даже не думала. Ну, зачем я ему? Сравни его и меня? Он такой…

– Подожди! Какой он я в курсе. Скажи лучше – он сегодня явиться?

– Да. Обещал…

– Прекрасно. Я подожду твоего `супруга'! Чувствую, нам с ним есть о чем поговорить.

– Он тебе не понравился? А ты ему, по-моему, очень.

– Угу, – кивнула Светлана, сверкнув глазами.

– Правда, Света, он даже просил тебя пригласить на ужин.

– Не отказываюсь. И с удовольствием побеседую с твоим Архангелом. Тема, как раз, назрела.

– Не нужно насмехаться. Вадим действительно очень хороший человек, цельный. Идеалов нет, и каждого из нас есть недостатки, но с одними мы можем смириться, с другими категорически нет…

– Вот это мне как раз понятно. Ты можешь охать и ахать, восхищаясь достоинствами своего милого друга, а я позволь, буду судить его беспристрастно. Сдается мне, что он затеял какую-то аферу, с тобой в главной роли.

– Нет, Света. Зачем?

– Пока не знаю, но обязуюсь узнать.

– Ты слишком недоверчива и скептична…

– Слышала не раз. И хочу сказать, что ничуть не печалюсь поэтому поводу. Потому что жива и не закусана до смерти, благодаря своим ценным качествам. И тебя кусать не дам, и использовать как бездушную куклу!

– Мне очень неприятно слушать тебя, – качнула головой Лика. – Ты оскорбляешь гнусными подозрениями чистого, честного человека. Как тебе не стыдно, Света?

– Никого я пока не обвиняю, а пытаюсь постичь суть происходящего. Всего лишь. Ты мне чаю-то нальешь? Пирожным поделишься?

– Да, прости, – спохватилась Лика, взялась за чайник, принялась разливать чай по чашкам. – Я хотела бы попросить тебя, не нужно грубить Вадиму, пожалуйста, Светочка. Он похож на тебя – тоже не доверчив снаружи, а внутри романтик и бояться, это показать. Ты такая же – считаешь идеализм слабостью, а сама идеалистка.

– Угу, – не стала спорить женщина. Принялась дегустировать пахучий, заморский чай и пирожное. Лика села за стол и тяжко вздохнула, опять загрустив:

– Не знаю, как буду жить там без тебя?

– Зато с Архангелом, – поддела подруга.

– Да. Я нужна Вадиму и надеюсь смогу стать его помощницей опорой, а не обузой. Но все равно страшно. Всего… И чужбины, и перемен, и того что будет и как? Но я знаю, что должна это пройти! – вскинула взгляд на Свету. – Я поняла буквально перед твоим приходом, что Господь не зря соединил нас. Я должна помочь Вадиму, а для этого должна помочь себе и очнуться, вылезти из своей квартиры-скорлупы, стать сильнее, самостоятельней!

– Здравая мысль, – кивнула женщина и потянулась за другим пирожным.

– Лев Анатольевич, профессор, к которому меня возил Вадим, заверил меня, что я нормальна. И сказал, что мне нужно быть увереннее в себе, забыть все диагнозы, что мне ставили, потому что они не верны.

Светлана кивнула. Она готова была пожать руку не только умнице – профессору, но и Вадиму, что свел Лику с ним. Что ж пожалуй с парой недостатков мужчины, Света готова смириться за один этот факт помощи.

– А что он еще сказал?

– Мне? Много, хорошего. Мне даже стыдно было.

– Чего?

– Не знаю. Они такие обходительные все, улыбчивые, доброжелательные, а я какая-то неуклюжая, косноязычная. Лев Анатольевич спрашивает, а мне стыдно сказать что-то не так и подвести Вадима.

– А он с профессором разговаривал?

– Да. Мне мультики включили, журналы дали, а сами ушли в кабинет. Только мультики я не смотрела, в холле у них много цветов, они вянут, уход не правильный.

– И ты кончено просветила медперсонал в сфере цветоводства.

– Конечно, а иначе б погибли растения, – сообщила доверительно и нахмурилась. – Свет возьми себе эту квартиру, переезжай сюда. Я серьезно: вы ж у себя в двухкомнатной на плечах друг у друга живете – ты, брат с семьей, родители, бабушка…

– Рекса забыла… Ты, когда уезжать собралась?

– Как Вадим скажет.

– А-а, ну да, – постукала в раздумьях пальцами по столешнице и услышала музыку. – Что это?

– Не знаю, – не меньше удивилась Лика.

– Похоже сотовый.

– Твой?

– Нет, у меня другая мелодия. Может Вадим твой, телефон свой забыл?

Лика пошла на звук в комнату и принесла на кухню малиновую раскладушку: плоскую, красивую, и безумно дорогую. `Не мужской телефон', – отметила Света и помогла подруге открыть его и ответить на звонок.

– Да? – еле слышно выдохнула Лика.

– Это Вадим. Как дела малыш? Как себя чувствуешь?

– Хорошо, – расцвела в улыбке. – Ко мне Света пришла.

– Замечательно. Я уже на полпути к дому.

– Ой, а я ничего не приготовила! Но я сейчас…