Текст книги "Синдром синей бороды"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Знакомство с Москвой он начал с отделения милиции. Полсуток, проведенных в обезьяннике, ему было достаточно, чтоб понять – в России ему нет иного места, чем КПЗ и СИЗО.

`Ничего у вас не выйдет', – думал он, получая обратно документы и вещи. Вышел на улицу и пошел по Первопрестольной с единственным желанием: изыскать возможность уехать. В ОВИРе его послали далеко и надолго, но один мужчина, стоявший в одной очереди с Вадимом, надоумил – `женись, паря, на иностранке'.

Идея хорошая, но – сказать легко, а как сделать?

Греков устроился грузчиком в магазин, снял комнатушку в коммуналке у Черта на рогах и принялся штурмовать места тусовки иностранцев: университеты, клубы, дискотеки, рестораны, просаживая все деньги на свою затею. Проходил месяц за месяцем, но толку не было, и вот удача: страшненькая, похожая лицом на мелкого грызуна француженка, клюнула на него. Она все время смеялась, и копна легкомысленных кудряшек вздрагивала от звенящего смеха. Толстый вязанный шарф, смотрелся на ее тощей шее единственным подспорьем для головы. Ломанный русский резал слух, оценивающий, словно одежду в бутике, взгляд, вызвал желание нагрубить. Но Вадим держался и вел себя правильно, ломал себя, ломаясь перед ней, но не навязывался, привязывая. Развязка была неожиданной: Николь напрямую спросила, что ему надо и предложила помощь по эмиграции за определенную мзду.

И как он раздобыл столько, сколько она запросила?

Но раздобыл ведь…

Франция. Нет не та блестящая огнями и неоном вывесок, что блазнится многим. Другая, захолустная, прозаическая и до оскомины напоминающая Вадиму провинциальные городки России.

Он отдал Николь все что заработал, и оказался один на один со своими трудностями. Развод был оформлен в рекордные сроки, и через месяц Вадим уже чистил рыбу в Марселе, работал официантом и дворником, мыл машины и заворачивал пончики проезжим в кафетерии автозаправки на трассе Драгиньян – Экс-ан-Прованс, а по ночам учил французский язык и маркетинг. Через два года, в Ницце он приглянулся Ингрид, высокой ухоженной шведке. Они сблизились и та, разглядев в русском мальчике перспективного дельца, увезла его в Швецию. Постепенно чахлый бизнес Ингрид, переданный Вадиму, расцвел…

Греков задумчиво посмотрел на свои руки: они знали самую черную работу, они ласкали и убивали, они искусно мухлевали в вист и честно подавали милостыню, редкую, но достаточную, чтоб забыть паперть христианского собора на месяц или два. Да, он не верил в Бога воспитанный атеистом, и плевал на черта, будучи ему подстать, но о душе задумывался, и, не имея комплексов, имел моральный кодекс. И следуя его пунктам, сейчас хотел лишь одного – решить вопрос с Ликой, избавиться от обременяющего, изматывающего его, и отвлекающего от дела, влечения к девушке. Цель Грекова – Егор и его семья, и он рискует уйти в сторону, если будет размениваться на сопутствующие эмоции. Лика потерпевшая? Положим. Но разве это касается его? И с какой радости он будет помогать ей? Зачем ему лезть не в свое дело? Достаточно того, что он отказался от решения использовать девушку в своих целях. Это и будет – милостыня ей, успокоением себе.

Черт! Тогда где успокоение? И отчего ему не терпится увидеть Лику?

Влечение? Возможно. Любопытство? Скорей всего.

Значит, нужно удовлетворить первое и второе, и со спокойной совестью забыть об инциденте.

Хлопнула дверь. Вадим выглянул в коридор: Лика, скинув кроссовки, застыла в прихожей, разглядывая мужчину. В руках у нее был огромный, тяжелый по виду пакет, из которого торчала палка сырокопченой колбасы.

– Привет. Отоварилась с утра? – выгнул бровь мужчина, перехватывая у девушки ношу. Лика с минуту зачарованно смотрела в глаза Грекову, и того вновь обуяло состояние легкого шока. Засосало в омут черных глаз, в их тепло и дымку печали. Забылось все, о чем он думал, стало не важно все, что хотел.

– Это Ярослав вчера оставил. В холодильник нужно положить.

– Вот как? – очнулся. И невольно улыбнулся, вспомнив свои вчерашние мысли об удачливом племяннике и продажной домработнице. Пошел на кухню, спрашивая на ходу. – Он заходил к тебе?

– Да, позвонить надо было, а сотовый заблокировался.

– А пакет?

– Как бросил в прихожей, так и остался бы, не запнись я об него. Забыл. Ярослав вообще забывчивый. Вероника Львовна, наверное, его вчера ругала, да?

– Нет. За что?

– Продукты.

– По-моему это экспромт парня. Родители не в курсе. Возможно, хотел таким образом за дневной концерт извиниться.

– Сильно возмущались? – почти шепотом спросила Лика, прижав сжатые в кулачки руки к груди. Вадим внимательно посмотрел на нее, и отвернулся, поставил пакет на стол. Стал выкладывать из него продукты, чтоб только занять себя чем-то, отвлечь от расстроенного, даже испуганного вида девушки. Да и ее успокоить. – Помоги.

– Ой, а может не надо выкладывать, прямо с пакетом в холодильник убрать? Пусть сами разберут.

– Хорошо. Если войдет.

Впихнули общими усилиями и, посмотрев друг на друга, заулыбались:

– Получилось, – заметил Вадим, и провел ладонью по волосам девушки. Она не отстранилась, не смутилась, смотрела на него и улыбалась так, что можно было ослепнуть. Мужчина подтянул ее к себе и обнял за талию. – Ты с кем-нибудь встречаешься?

– Нет.

– Встречалась?

– Да. Два года.

– Бросил?

– Почему `бросил'? Расстались.

– А почему?

Девушка пожала плечами, задумалась:

– Почему люди вообще расстаются? Не подходят друг другу или больше не любят.

– А какая из этих причин стала вашей?

– Наверное, и та и другая. Я не думала.

– Странно звучит, не находишь?

– Обычно.

– Нет. Расскажи о нем: он плохой человек, да? Женатый?

– Нет, – зрачки девушки удивленно расширились. – Володя прекрасный человек…

– Володя? – Вадим не был готов услышать любое имя кроме Егора. Выходит Маша действительно нафантазировала, а Вера и Егор сказали правду?

– Володя Астахов. Он филолог. Очень одаренный человек, талантливый. Тонкочувствующий. Портреты рисует.

– Вы давно расстались?

– Давно.

– И похоже остались друзьями.

– Да. Я каждый год покупаю ему подарки на день рождения. Он родился в мужской праздник – 23 февраля. Очень символично. Потому что он настоящий мужчина: волевой, смелый, очень умный и добрый.

– Кладезь всех достоинств? – улыбнулся Вадим.

– Да, – с нескрываемой гордостью подтвердила Лика. – Я очень надеюсь, что ему повезло в жизни.

– Стоп. Поясни: надеешься или знаешь? Если вы встречаетесь каждый год на его день рожденье, то, наверное, знаешь?

– Мы не виделись с тех пор как расстались.

– А как же подарки? – не понял мужчина.

– Я… еще не отдала их. Вот наберусь смелости потревожить Володю, и передам. А пока складываю их в пакет. Специальный – красочный, и дорогой. Мне его Егор Аркадьевич на восьмое марта подарил.

Лицо Вадима закаменело:

– Пакет подарил?

– И Дрюон. Серия: Проклятые короли.

Ах, сколько счастья было в голосе девушки!

Наивная глупышка…

– Вы с ним встречались?

– С Егором Аркадьевичем?

– Не с пакетом же?

Лика рассмеялась.

– Так ответишь?

Девушка кивнула с милейшей улыбкой на губах, но продолжала молчать. Взгляд бесхитростный и безмятежно счастливый.

– Он тебе нравился?

– Егор Аркадьевич и сейчас мне нравится.

И как это понимать? Нравиться, как курица-гриль, аромат духов; как работодатель, мужчина или человек? Спросить напрямую? А если обидит или… испугает? Как с ней вообще себя вести? Женщина-ребенок еще не встречалась ему в столь чистом виде. Фальшиво инфантильные красотки вызывали чувство неприязни, юные погремушки навевали скуку, зрелые женщины после тесного общения с пластическим хирургом вспомнившие детство – рождали лишь иронию и смех. Лика не подходила ни под одну из этих категорий и обезоруживала своей доверчивостью, искренностью и наивностью схожей с чистотой маленького ребенка, еще не ведающего в каком грязном и лживом мире ему суждено жить.

Что это: психическое отклонение, особенности личности или проявление святого Духа снизошедшего на девушку?

Вадим усмехнулся: осталось только залезть в сферу мистики и софистики, увязнуть в ней по макушку. Не вовремя ему это в голову пришло. Святая Лика или ненормальная, он – точно нормальный и не святой, и хочет ее как нормальный мужчина привлекающую его нормальную женщину. А может в этом и дело? Загадка ее очарования в его похоти? Тогда все проще некуда: он возьмет ее и успокоится насытившись. И забудет, вычеркнув из мыслей и памяти.

– А я тебе нравлюсь? – спросил, склоняясь к ее лицу.

– Нет, – расцвела улыбка. Вадим сначала опешил, а потом хмыкнул, скрывая смущение:

– Совсем?

– Совсем, – улыбка еще шире, еще лучистее. И впечатление складывалось, что он ослышался. – Я люблю тебя, – пояснила Лика.

Вот так – просто и легко, не оставляя и грамма сомнения, отрезая все пути назад и себе и ему. Вадим замер разглядывая девушку, как чудо, и очень нежно, боясь вспугнуть, оскорбить грубостью малышку, прикоснулся к ее губам. Она не отпрянула, не оттолкнула – смотрела на него во все глаза, словно запоминала, и не шевелилась.

Вадим смотрел в ее черные, широко распахнутые глаза и чувствовал себя странно: он ни разу не целовался с женщиной, которая не жмурится при поцелуе. Это сильно возбуждало его и сдерживало одновременно. Желание стало настолько острым, что руки невольно крепко прижали девушку, буквально втиснули в его тело.

Он бы мог, наверное, остановится, если бы она хоть вздохом, хоть жестом, хоть взмахом ресниц дала понять, что не разделяет его желания, но Лика обвила руками шею Вадима, принялась исследовать пальцами его плечи, проникая под рубашку. А потом принялась ласкать затылок, взъерошивая волосы, и Вадим потерялся настолько, что чуть не взял девушку здесь же, на кухне. Где-то на краю сознания он сообразил, где они, кто она и кто – он, и, подхватив Лику на руки, понес в гостиную, где ждал расправленный диван, который Вадим так и не сподобился заправить…

Она была неопытной и ласковой. Настолько ласковой, что Вадим терялся, не зная чем, как отплатить за то блаженство, что Лика дарила ему. Впрочем, он вообще потерялся, и словно растворился в ней и завис вне времени и пространства, где нет никого и ничего кроме Лики: ее податливого тела, нежных рук, глаз, туманящихся в момент экстаза, губ, манящих, жарких.

Они лежали тесно прижавшись друг к другу, обессиленные и счастливые, и слушали тишину. Вадим не мог припомнить, чтоб ему было настолько хорошо после близости с женщиной, что и думать о чем-то было лень, и любая мысль, не касающаяся Лики, казалась ненужной.

`Здравствуй, счастье. Наконец-то я с тобой познакомился', – с иронией подумал Вадим, засыпая.

Они проснулись одновременно. Уставились друг на друга – Лика с ужасом, Вадим – с непониманием, чем вызван подобный ужас? И вскочили.

– Ярослав! – выдохнула девушка, спешно одеваясь.

– Ярослав в школе, – напомнил мужчина.

– Нет. Время почти час, сейчас придет! А я еще не знаю, что мне делать! Где список?! Нет, она меня точно уволит! – с паникой в голосе запричитала девушка.

– Список на подоконнике в кухне, – накинув рубашку, сообщил Вадим. – Успокойся. Сейчас вместе займемся уборкой и все успеем.

– А если мне еще идти куда-нибудь? А кактусы Вероники Львовны? Они же засохнут! – воскликнула Лика и ринулась на кухню. Вадим с укором посмотрел ей в след, вздохнул, и вдруг рассмеялся: еще ни разу он не конкурировал с кактусами. И ни одна из его женщин не подумала бы покинуть теплую постель и его объятья ради спасения колючих растений.

`Забавно', – качнул головой, натягивая брюки. Спокойно оделся, заправил диван, пока Лика носилась по квартире с лейкой и спасала кактусы да традесканцию. Перехватил девушку у эфенбахии в коридоре, чтоб спросить про пылесос.

К приходу Ярослава Греков чистил палас в столовой. А Лика, посаженная Вадимом на сервант, чтоб не мешала работе и не вырывала технику из рук, сидела и смиренно читала ему список первоочередных дел, составленный Вероникой Львовной.

Ярослав чуть не подавился жвачкой, заглянув в комнату на звук работающего пылесоса:

– Ни себе фига! – выдохнул, растерянно разглядывая сидящую на серванте домработницу и дядю деловито орудующего пылесосом.

– Присоединяйтесь, молодой человек, – приглашающее кивнул Вадим. – Мы сейчас уедем с Ликой по делам, а ты, по той же схеме, что сейчас я, пройдешь по всем комнатам. Приказ по части ясен?

– А-а?

– И не забудь разогреть себе обед, – добавила Лика – И пакет разобрать, что ты вчера у меня оставил!

Парень свел брови на переносице, силясь понять, что происходит и о чем идет речь. Вадим отключил пылесос, и, сняв Лику с серванта, подмигнул племяннику:

– Спасаем Лику. Ни слова родителям о нашем трудовом порыве.

– А-а, – изобразил понимание парень, и получил от родственника щетку в руки.

– Дерзайте юноша.

Рот Ярослава закрылся одновременно с входной дверью за Ликой и Вадимом.

– Что у нас по списку? Сберкасса и химчистка? – спросил Вадим, снимая машину с сигнализации.

– Да. В одной уплатить, из другой – забрать.

– Легко, – распахнул дверцу перед Ликой. Девушка застыла, затравленно поглядывая в салон.

– Я…. Пешком, ладно? – сообщила севшим голосом.

Вадим заглянул внутрь порше в надежде обнаружить причину столь странного поведения и взгляда Лики, но понятно, ни диковинных кракозябр, ни страшных привидений не увидел.

– Мадмуазель, садитесь, – протянул руку девушке, приглашая настойчивей. Лика на деревянных ногах подошла к Вадиму:

– Не обижайся, я, п-правда, лучше пешком п-пройдусь.

– У тебя клаустрофобия? – спросил он с пониманием, сообразив, в чем дело. Девушка неопределенно повела плечами, отводя взгляд. – Лика, я буду рядом, – ласково заверил он ее. – Садись. Пожалуйста, садись. Знаешь лекарство от страха? Я скажу: не бегай от него, а иди навстречу. Боишься пауков – только на них и смотри, приучай себя к ним, и в один момент они покажутся тебе смешными – страх пройдет. Боишься машин – старайся, как можно чаще ездить на авто. Конечно, с человеком, которому ты доверяешь. Мне ты доверяешь?

Девушка внимательно посмотрела на мужчину и поспешно закивала.

– Тогда вперед, – взял ее за руку, помог сесть. Лика зажмурилась, набрала в грудь воздуха и, нырнула в салон, как в воду. Вадим поспешил сесть на свое место, подождал, пока девушка решится открыть глаза и ее позеленевшее лицо обретет хотя бы близкий к естественному цвет, и закрыл дверцу. – А теперь ты закрой, – кивнул подбадривающе, внутренне кипя от негодования и желания придушить и Машу и её помощников в мерзком деле. Посмотрел, как Лика дрожащими руками безуспешно пытается закрыть дверцу, и решил ей помочь. Зря. Лика зажмурившись, молча забилась, отталкивая его, и видимо приготовилась упасть в обморок. Вадим обхватил ее лицо ладонями, чуть сжал, заставляя открыть глаза:

– Лика, это я Вадим! Лика!… Посмотри на меня!

И невольно поморщился, встретившись с ее глазами. Что за взгляд?! Кого он думала увидеть на его месте?

– Успокойся, успокойся, – попросил глухо. – Все? Лучше? Сейчас я закрою дверцу, а окно открою, хорошо?

Лика с трудом кивнула, и… заплакала, услышав щелчок закрывшейся дверцы.

`Та-ак… ` Восхитительно' , – поздравил себя Вадим:

– Лика, я рядом, с тобой. Все хорошо, я не дам тебя в обиду, – пояснил терпеливо.

– Д-да, – послушно шепнули посиневшие губы. А взгляд по-прежнему панический, по щекам текут слезы, а руки сжали пакет с квитанциями, словно он единственное спасение. У Вадима сложилось впечатление, что девушка вообще его не слышала, а если и слышала, то ничего не поняла.

– Дай пакет, квитанции помнешь, – осторожно забрал, положил в бардачок, не переставая говорить, спокойно, ласково и немного насмешливо, пытаясь переключить внимание девушки со своего страха на себя. – Мы сейчас постоим, ты придешь в себя, и поедем. Да? Я буду держать тебя за руку, так что боятся нечего. Или я страшный?

Лика моргнула, силясь понять, что он говорит. Дошло, качнула головой:

– Не-ет…

– Прекрасно. Давно на машине не ездила? А на троллейбусе, автобусе?

– В-в-в… н-на-а маршрутке, – выдавила Лика, не сводя взгляда с Вадима… Его спокойный вид, благожелательный тон успокаивали ее. Страх отпускал, постепенно таял.

– Молодец. Значит такси, как вид транспорта ты освоила? Замечательно, ты просто – герой. А метро?

Кивнула, смущенно улыбнувшись, оттерла слезы ладошкой:

– Там людей много.

– А. Так и нас не мало – двое, – облегченно улыбнулся мужчина, видя, что девушка приходит в себя. – Ты как? Лучше?

– Да.

– Музыку включить?

– А?… Н-не знаю…

– А что любишь?

– Блюз.

– Серьезно? – удивился Вадим.

– Р-рок-блюз, – уточнила Лика.

– Да вы гурманка, мадмуазель.

Девушка глубоко вздохнула, совершенно придя в себя, смутилась, сообразив, что, наверное, шокировала Вадима своим поведением.

– А как эта поза называется? – улыбнулся он, скопировав Лику: голова свесилась на грудь, кулачки сжаты. – Смущение, да? Ясно. Тогда зачем нам сберкасса? Остаемся? В полнейшем смущении обсудим рок-блюз и…

– Нет, надо е-ехать.

– Точно?

– Не смейся, Вадим, я знаю что шокировала тебя, из-звини…Но надо ехать, иначе будут неприятности. Вероника Львовна будет недовольна.

Вадим отвел взгляд: `ты меня не шокировала, малыш, ты меня морально раздавила своим видом'. Повернул ключ зажигания. Покосился на Лику:

– Готова? Вперед?

– Ага, – сжалась опять та, услышав работу двигателя. Вадим взял ее ладонь в свою руку и нажал на газ. Машина плавно тронулась с места.

Он ехал так медленно, что, пожалуй, вызывал недоумение не только у владельцев других авто, но и у прохожих. Однако ему было все равно – он приручал Лику, приучал к машине, успокаивал. Девушка сначала сидела ни жива, ни мертва, остекленевшими глазами глядя перед собой, но вскоре справилась с собой, начала вести себя более раскованно, даже поерзала на сиденье, устраиваясь удобнее. Щеки немного порозовели, взгляд стал осмысленным, почти спокойным, и губы уже не отдавали синевой. Вадим, видя перемены, постепенно увеличил скорость, перейдя с черепашьей, на нормальную.

– Может, познакомился? – улыбнулся, чуть сжав ладонь трусишки. – А то, как-то странно себя чувствую. Везу женщину своей мечты… и ничего не знаю о ней, кроме того, что она домработница по имени Ларика, по фамилии Цезарева, – усмехнулся, умиляясь самому себе. – Запоздавшее предложение да? Пару б часиков назад?

– Что ты хочешь обо мне знать?

– Все, что и ты обо мне.

– Я о тебе все знаю, – заявила неожиданно для Вадима. Он удивленно покосился на нее: шутит? Нет, взгляд, устремленный на него честный и просто лучится теплом и доверием. Грекову даже неуютно стало, и мысль мелькнула: хотел он на этот капкан другого зверя поймать, да похоже сам в него и попал…

– Вот, как? И что же `все' ты обо мне знаешь?

– Главное: ты послан мне Богом, а я тебе.

`Еще не лучше', – выгнул бровь Вадим: и как теперь выкручиваться? А о чем он думал, связываясь с такой простушкой?

– Поясни.

– Мне тебя дождик на стекле нарисовал. Тебе было плохо, ты плакал, а потом улыбнулся и слезы высохли… Правда и ты исчез. Я тогда не поняла ничего. Подумала, кому-то плохо, нужна моя помощь, еще спросила: где ты? Чтоб знать, где искать, чтоб помочь. А потом увидела тебя у Грековых и все поняла.

– Счастливая, – кивнул Вадим: он ничего не понимал.

– Ты не веришь?

– Верю. Раз дождик меня нарисовал, так тому и быть… Вопрос только возникает, Лика: дождь вон, опять пошел, сейчас еще что-нибудь нарисует, и что будешь делать?

– Думаешь, я ненормальная? – загрустила девушка.

– Разве я это сказал?

– Нет, но ведь подумал, правильно? Ты не расстраивайся, про меня все так думают, я не обижаюсь. Да и что на правду обижаться?

– Ты считаешь себя ненормальной?

– Не знаю… иногда – да, иногда… наверно.

– Ненормальные обычно считают себя нормальней всех.

– Люди разные, и по-разному себя и друг друга оценивают. Я в этом отношении на специалистов полагаюсь. Виктор Андреевич, например, считает что я, – Лика наморщила лоб, припоминая медицинский термин, – психически нестабильна. В карточке по-другому написано, но почерк неразборчив и я не поняла. А говорит Виктор Андреевич именно так. А вот Татьяна Петровна говорит, что у меня очень восприимчивая психика и фобий много, поэтому я и… посвистываю.

– Так и сказала? – нахмурился Греков: в шею б гнать таких специалистов!

– Ага. Она веселая, все время смеется над тем, что я говорю.

– И где ж ты с таким чудо-доктором познакомилась? – не скрывая желчи, спросил Вадим.

– Вероника Львовна устроила.

– Какая у нас хозяйка добрая.

– Да, – серьезно приняла похвалу девушка. – Она замечательный человек, просто сложный. Так и жизнь у нее сложная.

– Не заметил. И сколько с тебя, как с протеже замечательной женщины берут?

– Я бесплатная, – рассмеялась Лика, глядя на слишком серьезное лицо Вадима. – Сначала я заплатить хотела, неудобно люди работают, разговаривают со мной. Но у меня плату не приняли, а Егор Аркадьевич потом объяснил, что Татьяна Петровна близкая подруга Вероники Львовны, а Виктор Николаевич ее муж. И денег им не надо, они на мне какую-то то ли докторскую, то ли диссертацию защищают, им нужен материал, а мне помощь, поэтому сеансы построены на об. оба… обоюдо-выгод-ных условиях, – с трудом выговорила девушка.

Вадим лишь сильней сжал руль, жалея, что обод не шея Вероники и не сердце брата. Раздавил бы!

– Вы в близких отношениях с Егором?

– Да-а.

Вадим покосился на девушку: она действительно гордится этим или ему послышалось?

– Насколько близких?

– В очень, очень!

– Давно?

Лика задумалась и выдала торжественно, как пионер клятву:

– Это секрет!

– Стра-ашный?

– Нет.

– Но мне не скажешь? Даже мне? А если обижусь?

Лика наморщила лоб, пребывая в сомнениях: обижать Вадима, она категорически не хотела, но нарушать данную Егору Аркадьевичу клятву не имела права.

– Не могу, Вадим, прости. Я тебе все что угодно скажу, все-все, только о секрете не спрашивай. Нельзя хороших людей подводить, это не правильно. Мне доверили тайну, надеясь, что я ее сохраню. Как же можно нарушить данное слово и подвести доверившегося тебе человека?

`Вольно ж тебе, Егор, над беззащитной девчонкой изгаляться', – скрипнул зубами Вадим все больше мрачнея: `Ладно, братец считай, что шею ты под веревку уже приготовил'.

– Ты всегда слово держишь?

– Конечно. Некрасиво иначе-то.

– Всегда правду говоришь?

– Бог лжи не любит.

– Бог… Эх, где ж твой Бог-то, Лика?… Эта касса?

– А? Да.

Вадим остановил машину на стоянке напротив здания и заявил:

– Обещай, что будешь сидеть в машине и не сдвинешься с места.

Лика сразу побледнела, испугавшись. У Вадима ком к горлу подступил: что ж он с ней делать-то будет? Ведь не бросишь теперь…

– Послушай меня малыш, – обнял девушку успокаивая. – Я очень быстро вернусь, ты и понять не успеешь, уходил ли я. На улице дождь – зачем тебе мокнуть? И потом, я знаю, как быстро разобраться со счетами, а ты нет. Так что, сиди и жди меня. И помни – моя машина твое убежище, а не тюрьма. А чтоб не страшно было, закрой глаза, поспи. Хорошо?

Лика закивала, соглашаясь, но глаза умоляли – не оставляй меня здесь одну!

Вадим вздохнул, и решительно вылез из машины.

С белозубой улыбкой сунув в окошко квитанцию и зеленую бумажку, Вадим был мгновенно обслужен, в обход ретивых старушек в очереди. Дородная женщина рявкнула на возмущенных пенсионеров решивших слететь всем кварталом в один день в ее окошко, пробила квитанцию и довольная наваром с милейшей улыбкой подала мужчине бумаги, мужественно приподняв свое тело со стула:

– Mersi mosheremi! – проворковал Вадим и стер улыбку, вылетая из сберкассы. Да, давненько он подобным экстримом не занимался…

– Жива? – облегченно улыбнулся, встретившись с вполне нормальным, спокойным взглядом Лики.

– Угу.

– Что у нас дальше по плану?

– Химчистка. Нужно забрать Машину дубленку.

– Вперед.

– Ты вымок, – провела по его влажным волосам Лика. – Простудишься из-за меня.

Вадим замер, млея под лаской ее рук: когда, кто искренне заботился о нем? Гладил как мальчишку не `потому что' и не `из-за того что', а просто так, ничего не прося, не требуя, не подлизываясь.

И приник к губам девушки, благодаря за тепло. Обнял, и она податливо прильнула к нему. Интересно, если б он взял ее здесь и сейчас, она бы воспротивилась, возмутилась?

И кольнула ревность в сердце: она со всеми такая? С тем Володей, с Егором? Была? Есть?.. Черт, какое ему дело?!

Отстранился, и завел машину: что-то он сегодня слишком часто черта поминает.

– Лика у вас что-то было с Егором?

– Почему было? Есть.

Вот почему он взял с девушки клятву держать их отношения в секрете! Еще бы!

– А если я попрошу тебя держать и наши отношения в секрете, тоже будешь молчать?

– Буду, – кивнула с готовностью.

– Даже если я тебя брошу?

– Ты не можешь меня бросить, мы можем расстаться.

В чем логика? – выгнул бровь Вадим.

– Расстаются по обоюдному согласию.

– Нет. Расстаются, когда ничего не держит.

– Не всегда. Но спорить не буду, не в том суть. Ты не ответила: если я порошу…

– Я сделаю все, что ты попросишь, – заявила твердо, преданно глядя на него.

– Все, все?

– Да – все!

– И всегда делаешь, все что попросят?

– Да.

– А если попросят убить человека?

– Нет, – улыбнулась Лика. – Хорошему человеку подобного и в голову не придет, а я общаюсь лишь с хорошими.

– Егором, например.

– Да, он замечательный…

Вадиму было невыносимо слышать наивно-восторженные сентенции девушки по поводу человека, которому все равно на нее, который умеет лишь пользоваться и использовать. Ладно, она глупая недопонимает в силу своей поврежденной психики, но Егор-то?! Да сто процентов – как выражается Ярослав: понимает! И без зазрения совести пользуется. А что? Оч-чень удобно!

– … он такой замечательный отец! – пела Лика, с блаженным лицом и даже руки, как молящаяся Мадонна сложила.

– Dumkopf schvain! – выругался в полголоса Вадим.

– Что? – хлопнула ресницами Лика.

– Это я не тебе, – бросил зло.

Лика сникла:

– Я рассердила тебя?

– Я пытаюсь понять и решительно не могу, шкалу деления людей на хороших и плохих. Твою шкалу. И категорически не понимаю, как можно выполнять все, о чем тебя просят. Я вот, минет хочу, сделаешь?

В лицо Лике, словно ведро белил выплеснули. Она отпрянула и принялась лихорадочно открывать дверцу. Вадим резко повернул руль, испугавшись, что девушка выскочит на ходу и погибнет. Машина со страшным скрипом остановилась у обочины.

– Черт! – старый осел!

Машину занесло, скрипнули тормоза и чудом избежавший аварии водитель БМВ, что-то проорал в открытое окно чокнутому иностранцу, демонстративно постучав себя по лбу. Но Вадим его не видел – он крепко держал, прижимая к себе дрожащую, всхлипывающую Лику, и успокаивал, просил прощения. А сам думал: что с ним происходит? Почему сделав больно ей, он чувствует боль сам? Почему ему важно, как чувствует себя Лика? Интересует ее жизнь: прошлая, настоящая… будущая. И почему, Господи, ну почему так остро воспринимаются ее страхи, ее эмоции, слезы?!

– Что же мне с тобой делать, малыш? – вздохнул, прижимая ее голову к своей груди. – Видишь, какой я глупый, неуклюжий? Обидел тебя…Что ж ты такая ранимая? Откуда в этом мире? Как ты еще живешь-то?… Ненормальная? Да пожалуй, с твоим-то моральным кодексом мало ненормальная – не жизнеспособная. Ничего… Ничего, я тебя не брошу, – решил вдруг, неожиданно для себя.

– Я знаю, – прошептала Лика, успокаиваясь, и доверчиво посмотрела в лицо Вадима.

– Вот как? – ласково улыбнулся он. – Ты еще и ясновидящая?

– Нет.

– Тогда, откуда знаешь то, чего я сам минуту назад не знал?

– Я же говорила тебе: люди не бросают друг друга, они расстаются.

Вадим прищурился:

– Значит, твой гениальный филолог Володя…не бросил, а расстался?

– Да.

Все, финиш – ее бросают, пинают, используют, но все сплошь гении мудрецы и святые, и ими же остаются! `Замечательно'! – кивнул. Завел мотор и, чтоб пресечь повторную попытку Лики покинуть салон на ходу, потребовал:

– Обещай, что больше не станешь выпрыгивать из машины.

– Хорошо…

– Нет, обещай…

– Обещаю.

Вадим выехал на дорогу.

Маша с блаженной улыбкой на губах слушала лекцию, и смотрела на лысеющего преподавателя, как на Цицерона, внимая каждому слову… и не понимая ни одного.

– От азотистых соединений млеешь, да? – толкнула ее Рябинина. – Ангина осложнение дала?

– Отстань, убогая, я в нирване, – прошипела Грекова.

– От Радянского, да? Фьють! – покрутила блондинка пальцем у виска

– Да нужен он мне больно! Отстань, а? Мечтать мешаешь.

– О ком? – сразу потеряв интерес к азотистым соединениям, деловито спросила Катерина, закрывая тетрадь.

– Ох, Кать… кажется, я влюбилась, – после минутной паузы, поведала девушка.

– В родственника? – сообразила та. Поерзала, подвигаясь ближе к подруге. Глаза заблестели в предвкушении длинной и трогательной истории любви. Маша прыснула от смеха, увидев физиономию девушки. – Что смешного? – пожала та плечами.

– У тебя от слова `любовь' лицо становиться глупым, а глаза трогательно – умильными… как у пекинеса.

– Спасибо за сравнение, – кивнула блондинка, надувшись. – На себя бы посмотрела: сияешь, как лысина Радянского.

– Укусила, да? А мне все равно: хоть с залысиной сравнивай, хоть с начищенным сапогом, хоть с тульским самоваром, – легла на руки на парту, и, глядя на подругу и одновременно, словно сквозь нее, зашептала. – Видела б ты Вадима… эталон мужской красоты! На висках легкая седина, в глазах страсть и нега, фигура Аполлона, манеры джентльмена, тонкий юмор, шарм, потрясающее чувство вкуса… Голос?… У меня мурашки от его голоса по коже. Он не говорит – он ласкает, обнимает, нежит…Я в экстазе, я в нирване…

– Кому ты все это говоришь? – озадачилась Катерина, обернулась, чтоб понять. Встретилась со столь же озадаченным взглядом однокурсника. Клацнула зубами, так что он вздрогнул, и ткнула пальцем, указывая в сторону преподавателя. – Туда смотри, и записывай, давай. Потом нам списать дашь! Ишь, уши развесил!…

И к Маше повернулась, улеглась, копируя ее позу, приготовившись внемлить повествованию:

– Ну, ну, что там твой шведский Аполлон?

– Дядя… – вздохнула Маша, начала с расстройства этим фактом сердечки на парте ноготком рисовать. – Знаешь, как жаль, что дядя? И почему такой мужчина, мой родственник? Что ж он не друг отца, ни знакомый, ни партнер? Почему жизнь так несправедлива? Я б за него замуж вышла, Кать, только бы предложил и… против всех бы пошла, институт бы бросила, и пошла…

– Полетела, – поправила блондинка. – В Швецию. Нафиг тебе там институт? Дядя я так поняла, не бедствует, прокормит молодую жену.

– Жену-то прокормит, – вздохнула Маша, искренне печалясь. – Да не меня. Родственник он мне, а значит… только родственник.

– Тайна зачатия лишь матерям известна.