Текст книги "Синдром синей бороды"

Автор книги: Райдо Витич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Быстро.

– А что ждать? Я тебе верю.

– В понедельник поговорим.

– Да, а во вторник подпишем документы?

– Почему нет, если хочешь? Отдыхай.

Вадим вышел, плотно прикрыв дверь. Посмотрел на Машу и пошел одеваться.

– Зачем ты прикрыл отца? – спросила девушка тихо, ничуть не смущаясь тем что подслушивала и Вадим узнал о том.

– Затем, чтоб охладить горячие головы.

– А смысл?

– Спроси позже – отвечу.

– Спрошу.

– Но сначала узнай с чего Ярослав решил, что его отец встречается с Ликой, а то получится еще одна неприятная ситуация с толпой невиновных.

– Спасибо за намек. У Ярослава я узнаю, но не думаю, что он станет придумывать на пустом месте. Он не тот человек.

– Да вы все не простые, – протянул Вадим с нехорошим прищуром. Поправил ворот плаща и шагнул к девушке. – А скажи мне, милая племянница: ты в свое время с чего решила, что твой отец и Лика – любовники? Застала их в постели?

– Нет, – немного растерялась девушка.

– Нет, – задумчиво кивнул Вадим. – И все-таки сделала вывод и стала действовать… А если Ярослав так же придумал на пустом месте?….

– Отец постоянно ходил к ней! Постоянно! В ее квартиру, на час, на ночь! Они вместе гуляли и…

– И?

– Улыбались, смотрели друг на друга так, что любой поймет – любовники!

– Н-да? Думаешь, дружелюбные или любящие взгляды повод калечить одного, обвинять другого, и чернить обоих? – прищурился мужчина. Качнулся к уху девушки. – Милая моя Машенька, ты на меня смотришь тоже, далеко не по родственному, и улыбаешься мне и по улице рядом идешь, но если мне память не изменяет, мы с тобой не любовники.

Прошептал и вышел из квартиры, оставив девушку в растерянных размышлениях о сказанном. Была в его словах доля истины, но он – это – он, а отец – это – отец. Хотя, кто их знает, мужчин? – потерла виски Маша: Что они думают? Отчего поступают так, а не иначе? Почему их взгляды диссонируют с мыслями, а поступки с логикой, чувствами? Почему на одну смотрят хмуро и любят, а с другой смеются, очаровывают и при этом презирают всей душой? Почему встречаются с одной, а женятся на другой?

Извечный вопрос, поднятый каждым: от классика до психолога, муссированный и литературой и кино. Но хоть бы раз был дан вразумительный ответ!

Вадим стоял на светофоре и выжидательно постукивая по рулю, обдумывал случившееся. В том, что Ярослав вернувшись из школы, застал их, Вадим не сомневался, как и прекрасно понимал, что подумал парень. Достаточно было вспомнить тот погром, что они с Ликой устроили в коридоре, и вывод напросится сам. Другое дело, что парня настолько потрясло произошедшее, что он готов был сравнять отца с землей. Значит не ведал о их былых отношениях, сам имел виды на Лику. Последнее итак было ясно. Не ясно было другое – неужели Ярослав не принимал участие в тех катаклизмах, что потрясло его семейство несколько лет назад, не ведал о них? Был слишком мал, чтоб понять и принять? Или от него скрывали? Скорей второе, чем первое – парень слишком умен, чтоб не сложить, не понять очевидного.

Ладно, пусти их, – подумал Вадим, вливаясь в поток движения. Но мысли сами возвращались к случившемуся. Ему не давала покоя реакция Егора и Веры.

Она явно что-то знает, нет – наверняка. И молчит? А теперь – молчать нельзя, потому как тема поднята при всех. Поэтому пытается изобразить интерес? Только вяло, слишком вяло для оскорбленной женщины, уличившей мужа в измене. Странно. Что ей известно из того, что неизвестно Вадиму?

А Егор? Как его взволновало утверждение Вадима? Нет – встревожило, раздавило! Так привязан к Лике? Последняя лебединая песня? Или привычка? А может и то и другое? Очень удобно иметь молодую, доверчивую девчонку с чистым сердцем и податливым телом под боком. Удовлетворять плотские желания, удовлетворяя самолюбие. Лика его любит и не скрывает этого. Но она любит всех и всё, и довольна любой малостью. А Егор? Что им движет – любовь или удобство?

А какая ему разница? Что бы не было – больше не будет. И пусть Егор мечтает о чем угодно, а Лика продолжает боготворить любого кто способен её выслушать – принадлежать она будет лишь Вадиму.

Греков поставил машину на стоянку у гипермаркета Купеческий, натянул перчатки и вылез из салона. Его ждет пробежка по отделам и внушительная груда покупок. У Лики, что в холодильнике, что в квартире – мечта аскета, а он к сей дивной части населения не относится и не желает, чтоб и Лика относилась. Хватит – у неё есть мужчина, который в состоянии выполнить любую её прихоть. И хоть с этим как раз у Лики плохо, он знает, что ей нужно и обеспечит. Пора девушке привыкать к нормальной жизни.

Вадим зашагал к магазину.

С объемными пакетами в руках Вадим поднялся на этаж Лики, поскребся в дверь и замер в ожидании с улыбкой на губах. Он представил, как сейчас распахнется дверь и Лика сначала удивленно посмотрит на него, потом бросится ему на шею, прижмется доверчиво к груди, пряча улыбку радости…

Дверь и правда распахнулась, но вместо лучезарной улыбки Лики и её очаровательных черных глаз на него недобро смотрели серые. Курносая, худосочная мадам во всем черном, как вдова, беззастенчиво оглядела Вадима с ног до головы промозглым, как январская стужа, взглядом, и презрительно скривив блеклые губы, спросила прокурорским тоном:

– Вы кто?

Брови Вадима взметнулись вверх:

– А вы?

– Здрасте! Может тебе еще биографию рассказать? Ты двери не попутал, мужик?

– Нет. Я к Лике. Если позволите, – попытался пройти внутрь мужчина, раздосадованный и грубостью и хамством неизвестной ему особы, но видимо хорошо известной Лике.

– А если не позволю? – попыталась воспротивиться, всей своей хилой комплекцией загородив проход.

– Вы не много себе позволяете? – холодно посмотрел на неё Вадим. Женщина нехотя отошла, пропуская его в квартиру, но при этом умудрилась загородить проход в комнату, и гостю ничего не оставалось, как пройти на кухню. – Где Лика? – спросил водрузив пакеты на кухонный стол.

Женщина, сложив руки на груди, прислонилась плечом к косяку и неприязненно уставилась в лицо мужчине, сверля его взглядом, как бормашиной.

Вадим ответил ей столь же внушительным взглядом, не выдав смятения: он решительно не понимал, чем вызвана подобная неприязнь к нему, совершенно незнакомому человеку. А может девушка по жизни антипод Лики, и потому патологически недоверчива и в принципе ненавидит людей? Или мужененавистница? Или заядлая феминистка? Или ей запах его одеколона не понравился, а Вадим стоит, как последний идиот и гадает!

– Я вам когда-то на ногу наступил, мадам? – спросил, не скрывая сарказма. Ноль эмоций в ответ, только взгляд стал жестче.

– Где Лика?

– Задушила бы, – тихо, но четко и внятно сказала женщина, вместо ответа.

– Меня? – уточнил Вадим. И кивнул: ясно – ненормальная. Действительная, стопроцентная. – За что не уточните?

– А то сам не знаешь? – прозвучало обвиняющее и презирающее одновременно.

– Мадам, а вы не спутали объект? – призадумался Вадим.

– Нет. Ты Вадим, правильно?

– Нет. Для вас правильно – Вадим Аркадьевич. Или мы пили на брудершафт и перешли на ты?

Их взгляды скрестились, как шпаги дуэлянтов, разве что сталь не звякнула. Минута, другая и Вадиму надела бессмысленная борьба взглядов:

– Так вы соизволите сказать мне, где Лика или мне самому её поискать?

– Если б ты знал, как я ненавижу таких, как ты – холеных, богатых, надменных…

– Представляю, – начал раздражатся Греков.

– Вседозволенность и эгоизм ваше кредо. Вы только себя за человека считаете, а остальные – тля. Можно поиздеваться, поиграть, как марионетками, сломать, раздавить… Только предупреждаю – ничего у вас не получится! Лика не одна, понятно?!

Вадим озадачился и насторожился. На сердце стало неуютно и далеко не от взгляда странной женщины – от предчувствия беды. Но не могло же ничего случится? Он уехал в восемь, и девушка спала: живая, здоровая.

– Что-то случилось? – спросил глухо, пересилив себя. – С Ликой?

– И ты еще спрашиваешь? Ну и наглец же ты! – качнула головой женщина.

– Мадам, я не бью женщин, но многие имеют иные принципы и потому легко могут устроить вам экзекуцию. Насильственным образом научить вежливости.

– Да пошел ты! – бросила та, ничуть не смущаясь. Прошла к окну, и глядя в него, с горечью сообщила. – Лика чуть не умерла из-за тебя, а я в реверансах перед тобой размениваться буду? Много чести!

– Что с ней? – нахмурился Вадим.

– Сам напоил и спрашиваешь?

Вадим рванул в комнату и увидел Лику, белую, как постельное бельё. На локтевом сгибе ее повисшей, как сломанная ветка, руки виднелись следы от уколов.

– Лика? – присел, несмело дотрагиваясь до её лба. Глаза девушки приоткрылись:

– Вадим, – прошелестело еле слышное. – Извини…

– Лика, что с тобой? Что-то болит?

Но девушка не отвечала, закрыла глаза и лежала не шевелясь, накрыв ладонью лоб. Вадим несмело дотронулся до волос девушки, погладил, еле касаясь, и все вглядывался в ее лицо, не бледное – восковое.

– Что же ты разболелась, малыш? – прошептал, не надеясь на ответ.

Растерянно оглянулся, поднялся, шагнул к незнакомке, застывшей с обвиняющим видом в дверном проеме:

– Что с ней, можете объяснить? – спросил тихо, чтоб не тревожить Лику. Женщина молча развернулась и пошла обратно на кухню. Вадим остановил её уже в помещении, развернув к себе за плечо – не до вежливости и шуток:

– Мне повторить вопрос?

– А то сам не знаешь, что с ней?

– Нет. Знал бы – не спрашивал.

Женщина недоверчиво покосилась на него:

– Повышенное внутричерепное давление. Пить вообще нельзя, а вы её напоили!

– Что значит: повышенное внутричерепное давление?

– Головная боль. Жуткая!

Вадим нервно заходил по кухне. Скинул плащ, вспомнив, что до сих пор в верхней одежде, повесил и осторожно, чтоб не потревожить Лику прошел в комнату за своим сотовым. Он так и висел поверх панно, видимо, оставшись не замеченным.

– Так и знала, что ваша игрушка, – скривилась женщина, увидев в руках Вадима телефон. Он не обращая внимания на едкость незнакомки, принялся набирать номер, возвращаясь на кухню.

– Я уже вызывала скорую, – бросила женщина.

– Замечательно, – слушая гудки кивнул Вадим. – А теперь, разберите пакеты…

– Щаз-з! – плюхнулась на табурет, не спуская колючего взгляда с мужчины.

Терпение Вадима лопнуло, и он хотел высказать особе, что думает о ней, но в этот момент телефон, наконец, ожил:

– Георгий Семенович? Греков вас беспокоит… Да… Мне нужен врач… В течении часа. Повышенное внутричерепное давление… Тяжело снимается?… Георгий Семенович, мне все равно: капельницы, уколы… Да, врач, бригада врачей… Без разницы. Естественно… В течении часа… Да. И завтра… Я думаю ваши профессора не откажутся от дополнительного заработка в выходной…Хорошие специалисты по терапии…нет, извините, не знаю… Была травма, серьезная. Да, и психотерапевт тоже. Хорошо…Радищева 34 – 18. Жду.

Отключил телефон и уставился на женщину, не спускающую с него обвиняющего взгляда. Удивительно, но она отвернулась, принялась грызть ноготь. Вадим поморщился: ну и манеры.

– Может, все-таки познакомимся? Моё имя вы знаете, хоть я вам и не представлялся, а ваше для меня тайна. Не красиво получается.

– А вы эстет?

– Почти, – принялся разгружать пакеты, выкладывая провиант на стол.

– Света.

– Подруга Лики?

– Вы догадливы.

– А вы излишне резки.

– Мало. Я вас вообще ударить могла и из квартиры выкинуть, чтоб и дорогу сюда забыли.

– Грубо.

– Но правильно, – принялась помогать Вадиму и убирать продукты в холодильник. Мужчина посмотрел внутрь и заметил, что запасы Лики значительно увеличились с момента его ухода: печенье, конфеты, кекс. Подруга постаралась? Груба, но заботлива? Что ж за столь явное проявление добрых человеческих и редких дружеских качеств, мадам можно простить некоторые недостатки.

– Я вам не понравился? – с насмешкой глянул на неё Вадим.

– А вы уверены, что такого быть не может.

– Да, как ни странно. Неприязнь обычно имеет веские основания. А вы меня совсем не знаете, чтоб их иметь.

– А я людей по поступкам сужу, – бросила палку сырокопченой колбасы в холодильник и с треском захлопнула дверцу.

– И можете ошибиться, – придупредил мужчина. Женщина фыркнула презрительно, но, судя по взгляду, была согласна с ним и больше не злилась, а пребывала в раздумьях на счет Вадима. – Света, как вы узнали, что Лике плохо? Она позвонила вам?

– Нет. Она голову поднять не может, глаза открыть – куда звонить? Мы с ней каждый вторник, пятницу созваниваемся или встречаемся. Обязательно. Но в этот вторник она не позвонила, а я не дозвонилась, и в пятницу – тишина. Я сразу подумала, что с ней что-то случилось, плохо стало. Пришла…

– У вас ключи от Ликиной квартиры?

– Да. Как тетя Оля умерла. У Лики никого больше нет. Я. Мы с ней с подготовительных курсов в институт дружим. Вы бы знали, какая она умница была.

– Она и сейчас – умница.

Женщина отвернулась, отошла к окну, потом вернулась, поставила чайник, опять отошла к окну.

– Переживаете?

Света промолчала: угрюмо смотрела в окно и грызла ноготь.

– С Ликой все будет хорошо, Света, я обещаю.

– Да оставьте вы! – развернулась к мужчине. – Можно подумать вас всерьез волнует здоровье Лики. Зачем она вам нужна?

– Мы перешли на `вы'? Нет уж, давайте на `ты', я уже привык, – усмехнулся. – Кстати, как вы узнали, что я Вадим, а не Петя, Вася… Егор.

Женщина поморщилась:

– Лика сказала. Думала, что я – это вы. Потом: пустая бутылка конька, сотовый. Я залезла в адресную книгу, полюбопытствовала, уж не взыщите.

– Ах, какой слог, – улыбнулся невесело. – У меня предложение – давайте чай пить, с пирожными? Я лично, голоден, – и посмотрел на часы. – Минут сорок у нас есть.

– Вы действительно ждете врача? И он приедет?

– Не просто врача, Света, а высококлассного специалиста. Так что, за Лику не беспокойтесь, я вам уже сказал – я о ней позабочусь.

– Вы серьезно?

– Я не привык шутить со здоровьем любимых, – Вадим открыл дверцу шкафа, достал чашки.

– Надо же, – фыркнула недоверчиво Светлана. – `Любимых'! Давно? В прошлую пятницу вас еще, любящего да заботливого, не было.

– А в эту появился. И в следующую буду.

– А в позаследующую?

– А в позаследующую неизвестно буду ли вообще. Далеко заглядываете.

Светлана налила кипятка в чашки, достала кекс и пирожное, хлопнула все на стол.

– Опять разозлились?

Женщина молча бухнула в чашку пакет с заваркой.

Вадим пожал плечами: да на здоровье – дуйся. И кивнул на сладкое:

– Лике сейчас?…

– Ничего нельзя. От воды-то тошнит.

– Часто у неё голова болит? Как долго?

– Раньше очень часто, сейчас реже. А как долго?… Когда час, когда сутки, а когда и трое. Плохо, что боль не снять. `Скорая' приедет, уколы поставит, а толку?

Вадим сел за стол и прислушался: тихо, словно и нет никого в квартире. Сходить проверить все ли с Ликой нормально? Глупо, только смотрел…

– От этого умирают?

Света внимательно посмотрела на него, нахмурилась:

– Нет. Если сама не захочет. У меня раз такая мигрень разыгралась, что и на харакири была согласна, лишь бы от нее избавится.

Вадим успокоено кивнул:

– Решим. Есть ведь какие-нибудь таблетки от этой напасти? Не здесь, так у нас.

– Это где?

– В Швеции.

– Вы иностранец? – скривила ехидную рожицу женщина.

– Не похож?

– Да… нет. Одеты, конечно, шикарно, и акцент? Нет. Но, есть что-то. Привычка, наверное, у вас такая – говорить протяжно и насмешливо. Вы эмигрант, да?

– Да.

– Давно?

– Двадцать два года, как.

– Надо же… Обеспечены, женаты?

– Не нуждаюсь, не женат. Пока.

– Кандидатуру в России ищите?

Вадим прищурился: очень разговор стал на допрос похож. Но почему нет? Скрывать ему нечего. Почти. А выяснить, чем его персона столь серьезный и обстоятельный интерес вызвала – любопытно:

– Нет, – усмехнулся.

– Ага.

– Угу. Еще вопросы? Вы спрашивайте Света, не стесняйтесь. Обещаю быть откровенным. Но в ответ плату попрошу: пару ответов и на мои вопросы.

– Например?

– Чем вызвано ваше желание покопаться в моей биографии?

– Женское любопытство.

– А-а! Конечно.

– Не ехидничайте. Мое любопытство вполне закономерно: я видите ли очень люблю Лику и не хочу ей дополнительных неприятностей. Если вы заметили… Да, заметили! Она не адекватна. Всех любит. Всех! От Бред Пита до Жириновского, от соседки-поганки, до своих работодателей. И все вокруг святые и великомученики, герои и идеалы, а мир – красочная книга сказок для детей младшего школьного возраста! – выпалила Светлана и тяжело вздохнула. – Она словно отошла от мира реального, живет в иллюзии и не замечает грязи. А эта грязь её давит! – женщина сморщилась, будто готова была расплакаться, но лишь качнула головой да опять вздохнула. – Скажите – зачем она вам, а? Ведь только голову ей заморочите и бросите. А что с ней будет, думали? Неужели нравится над дурочкой издеваться? Мало вам погремушек? Вот полна улица – любой свисните – и прибежит. Зачем вам Лика? Самолюбие тешите? Удобно, что она такая: без претензий, но с добром и неизменным пониманием?

Вадим растерялся на минуту: столько непонимания, осуждения и искреннего переживания за подругу было в речи, в тоне, взгляде Светланы, что он почувствовал себя неуютно, словно преступник которого застали на месте преступления. Но если он и виновен, то лишь в том, что привязался к Лике настолько, что в свете её образа померкла даже ненависть, жажда удовлетворения больше, и ненависть не беспокоила его, отдалилась и ушла в прошлое. Сейчас Грекова интересовало будущее, и не в свете успокоения после воздаяния, а в свете совсем иных чувств и стремлений, пугающих и манящих одновременно.

Лика была совершенно непохожа на тех женщин, что грели его постель, разбавляя одиночество души суррогатом хоть каких-то чувств. Девушка, словно солнечный луч, что в ненастье разгоняет хмарь и холод, проникала в каждый саамы затаенный уголок души и освещала его, обогревала, изгоняя наледь жестокого опыта. Притягивала не столько красотой сколько чистотой, и вольно ли, невольно меняла полюса устоявшихся взглядов, мнений, собирая вокруг себя столь же необычных людей как она.

Светлана была не похожа на Катерину, Машину подругу настолько, насколько Лика была не похожа на Машу. С теми он знал, как себя вести, что говорить, как поступать, с этими лишь пытался, учился заново как второгодник: верить, понимать… любить истинно, не за что-то и не потому что, а просто так.

Тяжело давалась наука. Привычный к хитрости и корысти он мог понять мотивы любого дельца, мышление любого бизнесмена, но понять суть и смысл бескорыстия, добра во имя добра, а не за плату или спасибо, ему было сложно. И спроси его сейчас: зачем вообще пытается соответствовать – он бы не ответил.

– Мне очень приятно, что у Лики есть хороший друг – вы. Мне приятно, что вы беспокоитесь за неё, заботитесь о ней, и хочу вам отплатить за то честной монетой, откровенно признаться – я не знаю, зачем мне Лика, более того, я не могу сказать зачем я нужен ей, но… мне было бы проще потерять себя, чем её, – с трудом от непривычки говорить вслух то, что на уме, сказал Вадим. И Света оценила, задумалась. Взгляд женщины стал чуть теплее, чуть снисходительней, а тон мягче:

– Сколько вам лет?

– Сорок три.

– Ого! Двадцать лет разница.

– Я её не чувствую.

– Да? Ну, вам и не дашь сорока трех лет, максимум тридцать восемь. Хорошо сохранились.

– Спасибо за сомнительный комплимент, – рассмеялся мужчина и прислушался: как там Лика? Встал, сходил в комнату и убедился: девушка спит – дыхание ровное. И температуры нет – его губы, коснувшиеся её лба, ощутили лишь прохладу кожи.

`Очень хорошо', – посмотрел на наручные часы: `минут через пятнадцать прибудет врач'.

Света, глядя на мужчину и подругу, очень хотела бы, чтоб их история имела хороший финал. Но понимала, что жизнь – не сказка, Лика – не Золушка, а Вадим – не принц, при всем сходстве сказочных персонажей с настоящими людьми.

Ей нравился мужчина, но она знала этот тип человека: жесткий, способный на поступок, далеко не сентиментальный и не мягкий, каким он хотел казаться. Лика же доверчива до глупости, и не способна отделять зерна от плевел. Этот шикарный самец просто погребет её под своим `я', задавит, задушит, и будет манипулировать на свое усмотрение. И Лика даже не воспротивится тому, потому что – не заметит, как станет его тенью.

Света качнула головой и вернулась на кухню: Дай Бог, хоть раз ошибиться в прогнозах.

Она взяла пирожное и вздрогнула – в дверь позвонили.

Светлана была изумлена: мало врач все-таки приехал, и оказался улыбчивым, веселым мужчиной лет тридцати, так еще привез с собой кучу лекарств и проявил прямо таки невиданную заботу к пациентке. Пока сопровождающая его женщина с милым лицом набирала лекарство в шприц и делала инъекцию, врач держал Лику за руку то ли успокаивая, то ли следя за пульсом. Его тихий мягкий баритон не рвал тишину, а гармонично вписывался в неё и словно уговаривал боль отступить. Лика, потирая висок, с удивлением и восхищением взирала на незнакомца, вопросительно смотрела на Вадима, который поощрительно кивал, подтверждая слова доктора:

– … боль проходит, она отступает. Вы чувствуете, как она уходит, покидает вас…

Конечно, это был гипноз, немного видоизмененный, но в принципе самый обычный. Света, при всем своем скептическом отношении к подобным вещам не могла не отметить его положительное влияние: лицо Лики порозовело, взгляд прояснился.

– … ты засыпаешь, тебе хорошо, спокойно. Боли больше нет, она ушла…

Лика послушно закрыла глаза.

Света вышла, чтоб не мешать разговору Вадима и врачей.

Вадим закрыл дверь за бригадой и пошел к Свете:

– Через час Лика проснется совершенно здоровой, – сообщил удовлетворено.

– Ага, – кивнула женщина, пряча сомнение во взгляде.

– Не верите? Скоро убедитесь. Давайте-ка что-нибудь приготовим – Лика проснется голодная, надо будет её накормить.

– Сделаем пирог.

– Настоящий, домашний?

– Да. Чего проще и быстрее?

– Давайте. `За' обеими руками. Лет двадцать не ел пирогов. Нет, есть у нас пончиковые, пирожковые, кондитерские – вкусно очень готовят, и все равно – не то, – балагурил Вадим, совершенно довольный, что с Лика здорова и больше не мучается от головной боли.

`Она больше не будет болеть', – заверил сам себя и знал, что так и будет. Потому что не за что на свете он не хотел видеть лицо Лики измученным, её руки поникшими веточками, мертвенную бледность и капельки слез от боли в уголках её прекрасных глаз. И вдруг понял, что будет делать, чтоб больше никогда не чувствовать себя растерянным и встревоженным, бессильным и виноватым.

Да, он эгоист, и из чисто эгоистических целей возьмет девушку себе, свяжет узами Гименея, не ввязывая государственные органы в личные дела. Лика верит в Бога? Вот пусть Бог и станет их свидетелем, благословит и направит.

Этот брак будет без брака.

На этот раз Вадим заключит союз по законам и канонам церкви, и тем самым лишит сомнений Лику, себя – соперника. И будет считать, что женится первый раз. Единственный и последний. Ведь узы церковного союза не расторжимы. Кому, как не Лике это знать?

И Егор не сможет воспрепятствовать, противодействовать.

`Я заберу у тебя Лику и мы будем квиты, брат. А твои деньги станут козырем. Посмотрим, продашь ли ты свою любовь за пятьсот тысяч?

– Ты чего это прогуливаешь? – спросила Катерина, скидывая плащ. – Ой, Маш, вы, что мамонта в шкаф запихивали? А он не входил, да? – кивнула на сломанную дверцу прихожей.

Маша хмуро смотрела на подругу, которая как обычно пришла некстати, и молчала, борясь с желанием отправить её в обратный путь.

– А что у вас тихо, как в склепе? – озадачилась блондинка. – Поссорились? Маш, ты, что такая кислая – кактус что ли, съела?

Девушка развернулась и пошла к себе в комнату: не до шуток, прибауток.

– Что надо? – села на диван.

– Здрас-сте! Сегодня суббота, дядька твой развлечения обещал, – протянула Катерина.

– Опоздала. Шоу утром было. А сейчас штиль – все спят, нервы восстанавливают.

– А что случилось? – осела в кресло, соображая, что клубы и казино отменяются. С таким видом, как у Маши в церковь, заупокойную служить, самое то.

Грекова долго молчала, глядя на Катерину испытывающим взглядом, и не выдержала, рассказала все, что произошло, спеша излить тревогу и обиду.

– Я не понимаю отца, не понимаю мать. Она не верит, не допускает мысли об измене? Но это глупо! Как глупо держать Лику у нас! Зачем она нужна, зачем? Она только вносит разлад в нашу жизнь! – возмущенно выдала в заключение.

Катерина погладила пальчиком свои губы в раздумьях и спросила:

– А ты уверена, что Вероника Львовна не понимает? Может наоборот – очень даже понимает? Может все проще, хоть и неприятнее?

– О чем ты?

– Да не любит она твоего отца, вот ей и фиолетово: изменяет он – не изменяет. Семье его связь угождает? Он собрался уходить?

– Нет, не слышала, – нахмурилась Маша.

– Вот! И что тогда беспокоится? И он, и его любовница на виду – очень мудро.

– Мать так же говорила, а я верила… Да глупо это! Как можно терпеть присутствие этой в нашем доме!

– Слушай, что ты на неё взъелась? – озадачилась Катерина. – Ну, трахается с твоим отцом – дальше что? Спасибо скажи – помогает ему утвердится, поднимает… хм… статус, дарит веру в то, что он еще может. И вообще, дело, по-моему, не стоит и грамма волнений. Отец у вас все в дом несет? В дом. Не шубки норковые любовнице, а вам на расходы. Уходить не собирается, о вас заботится, а не о любовнице. Ну, пристроил её сюда, чтоб деньги официально платить, и периодически пользует, тихо, заметь, афиши не рассклеивая. И что в итоге? Рядовой случай! Вот беда-то! Давай поплачем еще.

– Ничего ты не понимаешь, Катя, – сморщилась Маша и правда готовая заплакать.

– Да уж куда мне! Ну, давай реветь, ага! В этом деле главное повод найти, а это легко.

– Я запуталась, я ничего не понимаю, – всхлипнула девушка.

– Давай разбираться, и если уж тебя эта история сильно беспокоит, искать выход, решение проблемы, а что выть-то? Ну, поплачешь, легче станет? Не-а, толку ноль для дела, а для лица одни убытки. Глаза опять же красные будут, веки отечные. Оно тебе надо, красоту свою портить?

– Какая красота, Катя?! – возмутилась Маша. – У нас в семье кошмар творится, а я о веках и глазах думать буду?!

– Не думай. Но и не реви! Просчитай варианты, разрули ситуацию, узнай все, а потом на здоровье плач хоть день и ночь.

Маша вздохнула: её коробила циничность Катерины, но и в здравом уме она не могла ей отказать. Подруга говорила правильно – глупо сидеть и ныть, нужно действовать. Вот только – как?

– Чтобы ты на моем месте сделала?

– Да наплевала, пускай родители сами разбираются, – пожала плечами. И скривилась, встретив осуждающий взгляд Маши. – Да, шучу я, шучу. Разведку бы провела, чтоб самолично убедится, а не полагаться на гипотезу. Масса вариантов, между прочим. Смотри: Ярослав застукал отца. А как? Зашел в квартиру, увидел его портфель, куртку, услышал какие-то подозрительные звуки, а потом еще позвонил и убедился… В чем? В том, что телефон отца дома? А самого он видел? Нет. А отец в чем домой вернулся? В джемпере, да?

– В другой куртке, – начала соображать Маша, к чему клонит Катерина.

– Во-от. В другой. А на фига? Мог бы и эту же одеть. И дипломат…

– Был с ним, когда он вернулся.

– Ну, приехал да забрал.

– Ты его оправдываешь?

– А зачем мне это? – удивилась блондинка. – Я реально смотрю на вещи и просчитываю возможные варианты. У тебя есть факты против?

– Нет.

– А за?

– Нет.

– Ага. Значит у нас на данный момент две версии: первая – Егор Аркадьевич говорит правду – он действительно опоздал, забыл и документы, и телефон дома. Вывод – изменить он не мог. Проверить легко – позвони кому-нибудь из его коллег и выясни где был босс с десяти утра до… положит двенадцати. Второй вариант – твой папаня гений и виртуоз – прокрался, трахнулся, умчался и если б не случайность, что привела Ярослава домой, вы век ничего не узнали. Вывод: ну и не знайте дальше, спокойней спать будите. Он делает вид, что все хорошо и вы, делаете вид что ни сном не духом о его шашнях за вашими спиной. А ты, для дополнительного успокоения, и чисто – себя, потихоньку узнаешь у Лики где, почему, как. То есть планы на будущее, её отношение к происходящему…

– Да мне легче прибить полоумную, чем унижаться расспросами. Я вообще её знать не хочу!

– А что так? Подумай: ревнуешь, видишь в ней угрозу своему благополучию? Маминому? Боишься возможных перемен? Думаешь, она может увести отца?

– Лика? – презрительно поморщилась девушка, и сникла. – Не знаю. Она ущербная. Еще неделю назад я была уверена, что такая никому в принципе не нужна, а сейчас не знаю. Говорят подобное к подобному тянется… А ты знаешь, кто мужчинам нравится? Почему, например, отца к ней тянет? Не к нормальным, каких вон – море, а к этой убогой. Значит, ущербный? Или что-то в ней есть? А что? Может, мне тоже головой стукнутся, тогда пойму?.. И Вадим? То, что он защищает отца – понятно, но мне показалось, что он защищает и её. Лику! И если предположить, что отец действительно был на работе и просто забыл вещи, что не удивительно, учитывая что мы все проспали, значит… значит, Лика была не с ним, а?…

– Ага, – кивнула блондинка. – Третий вариант: она была с твоим заморским родственником.

Маша замотала головой – бред! Убогая и респектабельный мужчина… Вздор!

– Да Вадим рядом с ней не сядет!

– А зачем садиться, если можно лечь? Сама сказала – у вас он не ночевал, а где?

– У него квартира на Невском…

– Нифига! А планировка?

– Да откуда я знаю? Ни разу не была, к дому подъезжали… Причем тут планировка?! Папа звонил Вадиму по городскому и трубку не брали. Позвонил на сотовый – ответил.

– Оч-чень интересно, – хихикнула Катя.

– Что ты хочешь сказать?

– Ничего. У нас три версии. Звони коллегам отца – одна версия отпадет. С двумя разобраться проще.

Маша покосилась на подругу, подумала с минуту, взяла сотовый и узнала, что вчера почти до десяти отец гонял служащих, а потом отбыл в неизвестном направлении.

– Это что, получается? – спросила Маша, пересказав услышанное.

– Остаются все версии.

– И Лика. Она – главная проблема. Факт её участия бесспорен.

– Ну?

– Гну! Я тебе сразу сказала – она во всем виновата! Убрать её, значит, избавится от проблем.

– От соперницы, – уточнила Катерина и получила презрительный взгляд в ответ:

– Соперничать может лишь равная, а она никто! Тупое насекомое!

– Которое благополучно ловит мужчин на свою `тупость'. Ты её недооцениваешь – это твоя главная, стратегическая ошибка. Скажи честно – за что ты её ненавидишь?

– Да нужна она мне – ненавидеть еще, эмоции тратить! – возмутилась Маша.

– Не обманывай себя…

– Да, отстань ты! Психолог нашлась!

– Ладно: моё дело предложить – ваше отказаться. Сиди дальше: плач от горя, скрипи зубами от ненависти, и думай гадости.