Текст книги "Жребий Рилиана Кру"

Автор книги: Пола Вольски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Рилиан смотрел на Мерит. Как и в тот раз, когда они очутились в подобной ситуации, ее глаза были опущены. Не раздумывая, он нежно поднял ее личико за подбородок и поцеловал. Казалось, на мгновение она оцепенела от удивления, а потом вернула ему поцелуй. Их поведение произвело на змей ошеломляющий эффект.

Прервавшись на самом пике возбуждения, змеи распутали свои серебристые тела и в две металлические глотки зашипели со свистом, сотрясаясь от ужаса:

– Прекратите! Прекратите сссейчассс же!

Кольца Крекита мучительно больно сжали шею, Рилиан задохнулся и непроизвольно подался назад. Давление ослабло, но Крекит продолжал свистеть, словно кипящий чайник.

– Целуешьссся! Потассскушка! Потассскушка! Потассскушка! – обличала Нурбо залившуюся краской стыда Мерит. – Целуешьссся! Потассскушка!

– Какое вам дело? – взорвался Рилиан. Негодование вытеснило осторожность. – Разве вас это касается?

– Ты обманываешь госссподина! Подлый! Обманщик! – обвинял его змей.

– Обманываешь госссподина, великого, доброго госссподина, – вторила ему Нурбо.

– О чем вы говорите? – Рилиан заметил, что Мерит, хотя и расстроилась, не была ни смущена, ни даже удивлена. – Причем тут Кипроуз?

– Она для сссеньора. Для сссеньора. Не для тебя, – объяснил Крекит.

– Твои крошечные металлические мозги заело, – парировал Рилиан, и Крекит злобно зашипел. – Что за чушь?

– Чушь? Вовсссе нет. Бессстолочь. Она для сссеньора, – повторил Крекит, явно не владея дополнительными сведениями. – Когда она ссстанет доссстойной. Есссли ссстанет…

– Достойной? Мерит, что все это значит?

Мерит внимательно разглядывала кончики своих пальцев.

– Время от времени сеньор упоминает о возможности моего, как он это называет, «возвышения», – объяснила она. – Оно, по его словам, явится наградой за успешное развитие моих скрытых сверхнормальных способностей. Он полагает это лучшим способом поощрить учебу. Сеньор никогда не объясняет, что именно он подразумевает под словом «возвышение», а у меня никогда не хватает духу спросить его об этом. Я честно утверждаю, что не достойна такой чести, и до сих пор он соглашался с этим.

– Он же не собирается заставить тебя…

– Произведение на свет наследников – одна из основных обязанностей сеньорства, – ответила Мерит бесцветным голосом. – Род Гевайнов должен быть продолжен, и я не думаю, что Кипроуз захочет возложить ответственность за это на своих племянников. Нет сомнений, что когда-нибудь он возьмет жену. Я убеждена, что он намерен выбрать жену со сверхнормальным талантом.

– И если ты проявишь признаки сверхнормальной силы…

– Меня «возвысят».

– Вот видишь? – вмешался Крекит. – Она для сссеньора. Есссли он захочет ее.

– А она целует другого. Неблагодарная. Дрянь. Дрянь. Дрянь… – Нурбо запустила свои зубы в шею девушки, и лицо Мерит исказилось.

– Вот в чем причина того, что твои сверхнормальные способности никак не проявятся. Ты не хочешь этого, – сделал вывод Рилиан.

– Я старательно учусь, – оправдывалась Мерит.

– Разве? Но ведь успех приведет к «возвышению»? Ты говоришь, и книги это подтверждают, что практика сверхнормальности невозможна без абсолютной концентрации силы воли. Как можно сконцентрировать свою волю на том, что тебя страшит?

– Насколько мне известно, я делаю все от меня зависящее. Вероятно, у меня просто нет никаких способностей.

– Возможно. Но я считаю, тебе следует продолжать попытки. На самом деле, тебе надо стараться еще сильнее. На то есть причина.

– Какая причина? – полюбопытствовала Нурбо.

– Расссположение госссподина, – объяснил Крекит.

Рилиан колебался, затем подошел к столу, взял лист бумаги и одно из многочисленных острых перьев, валявшихся там, обмакнул перо в чернила и вывел: «Развивай сверхнормальное осязание. Используем его для ослабления или одурманивая змей. Сняв змей, убежим из крепости вместе».

Мерит с интересом пробежала глазами написанное, взяла перо и ответила: «Очень опасно. Одна неудачная попытка – и Кипроуз все узнает. Ответные меры».

«Попытаемся!» – написал Рилиан.

Девушка энергично закивала в ответ.

– Что вы делаете? – заинтересовался Крекит. – Зачем рисссуете на бумаге? Что это за знаки?

– Да просто так, – успокоил его Рилиан, – игра такая.

– Игра? Крекит знает твои игры. Игры ссс напильниками. Игры ссс клещами.

– Не стоит думать о прошлых ошибках, – весело посоветовал ему Рилиан. – Это приведет к расстройству твоего пищеварения, а нам бы этого не хотелось.

– Ты сосчитаешь? Бессстолочь. Ничто не рассстроит пищеварения у Крекита. Когда-нибудь Крекит попьет твоей крови. Не бессспокойссся. Подожди.

Рилиан мудро промолчал.

– Ленивый. Пуссстой. Вы здесссь, чтобы работать. Работать. Работать. Работать…

– Ты прав, – смиренно согласился Кру. Он старательно разорвал исписанный лист на мелкие клочки, подошел к открытому окну и подставил это конфетти ветру. – Видишь? Игр больше нет.

– Игр больше нет. Работайте.

– Игр больше нет.

– И больше никаких игр сссс ней, – злобно выдавила Нурбо. – Потассскушка.

Рилиан и Мерит возобновили работу. Снова Мерит поставила на стол серую шкатулку, и Рилиан попытался проникнуть своим внутренним зрением сквозь ее деревянные стенки путем применения Изогнутости. Вихрь случайных мыслей, наблюдений и впечатлений мешал сосредоточиться, перетягивал внимание на себя, но он отмел все. В результате многонедельных интенсивных тренировок ему стало подвластно искусство построения Мысленной Стены Юай, блокирующей посторонние мысли. Теперь он снова выстраивал ее, и Стена выходила прочной. Окружающий мир растворился.

Пальцы Рилиана начали волнообразно двигаться – это были жесты Прогрессии Моама. Раз, два и еще раз – по мере повторения Прогрессии он убыстрял темп. Цвета из другого мира: почти болезненная четкость внутреннего зрения; ощущение плавучей изменчивости, уже однажды пережитое им, а затем он понял суть и направление своего движения в Изогнутости, до сих пор еще им не осознанное. Мысленная Стена Юай удержала удивление, тревогу, смятение и чувство потерянности за пределами нового уровня понимания. Образ деревянной шкатулки остался четким и ярким. Он видел добротные серые стенки, но впервые понял, что во внутреннее пространство можно заглянуть, если, находясь в Изогнутости, миновать Слепые Пятна, мешающие проникновению. Первый Рисунок Грий указал путь среди пустот; Рилиан распространил свое видение до того самого места, где его абстрактный образ запечатлелся на квадрате стеганой хлопчатобумажной ткани.

– Кварц, – произнес Рилиан. – Три длинных кристалла и пять или шесть мелких. – Он открыл глаза. Яркий свет видения поблек, и мир вокруг стал прежним. Мысленная Стена Юай рухнула, и наступил черед изумлению.

Можно было и не открывать шкатулку, но Мерит открыла ее и, сняв крышку, показала содержимое – кристаллы. Девушка улыбнулась, искренне довольная успехом Кру, она непроизвольно шагнула ему навстречу и остановилась при звуке предупреждающего шипения Нурбо.

– Рилиан, у тебя все получилось! – воскликнула Мерит, и радостная улыбка засияла на ее лице.

* * *

Был вечер, и общий зал «Бородатого месяца» был переполнен. Скривелч Стек сидел на своем обычном месте. За время его проживания здесь и хозяин, и завсегдатаи привыкли считать этот столик закрепленным за ним одним. Остатки обеда отодвинуты в сторону. Перед Скривелчем лежала раскрытая книга, его пушистая голова склонилась над страницами. Время от времени он прихлебывал освежающий чай из трав. Вдруг на печатный текст легла тень, он поднял голову и увидел господина Муна, остановившегося у его стола. Господин Мун держал в руках толстую тетрадь, содержание которой составляла «Ода ядовитому папоротнику». Скривелч Стек подавил вздох. Он знал, что предвещает эта тетрадь, и понимал, что путей к отступлению нет.

– Хорошие новости, господин Скривелч! – Мун лучился радостью. – Я завершил еще одну песнь из сотни строф. Поскольку вы – человек просвещенный и к тому же почетный постоялец, вы станете первым ее слушателем.

– Господин Мун, вы мне льстите, но едва ли я…

– Господин Скривелч, я высоко ценю вашу ученость и дорожу вашим мнением о поэтическом искусстве. Слушайте внимательно.

Мун открыл тетрадь и начал читать:

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1-я строфа

 
Зеленый цвет в былые времена,
Увы, для Красоты считался непригодным.
Но на тебя взглянув, теперь она
Зеленый цвет считает самым модным.
 

2-я строфа

 
Отныне он для Красоты,
Зеленый цвет, очей услада.
Она в него окрашивает злаки и персты
И, водрузив венец, тебя на трон с собой сажает рядом.
 

3-я строфа

 
Зеленолицую приветствуя богиню,
Взирая, как к ногам твоим кладет дары она,
Вассалы Солнца изменяют властелину,
И спутником твоим стремится стать Луна.
 

Мун остановился, чтобы перевести дух, и Скривелч воспользовался передышкой:

– Простите, господин Мун, но кто этот человек, вошедший только что?

Наемный Убийца указал на скромно одетого горожанина средних лет, чье лицо избороздили морщины недавнего горя.

– Этот, господин? Ну, раз вы спросили… Это член Совета Джайф Файнок, он стал некоторым образом знаменитостью с тех пор, как несколько недель назад сеньор спалил его усадьбу.

– О Боже! О Боже! А почему сеньор так поступил?

– Не могу сказать. Несомненно, у сеньора были на то свои причины, они у него всегда есть. Возможно, это как-то связано с несогласием Файнока с новым повышением налога. Самое любопытное, что после того как сгорел его дом, он так и не получил отставки и по сей день ходит на службу в Городской Совет. Он с семейством живет теперь на окраине города в какой-то лачуге, но когда бы ни состоялось заседание Совета, Файнок наряжается в лучшее платье, входит в зал и занимает свое место. Смелый человек.

– Похоже, что так. – Скривелч с интересом рассматривал опального члена Совета. Файнок, уже усевшись у камина, угрюмо смотрел на языки пламени. – Господин Мун, я должен поговорить с ним.

– Э-э-э… боюсь, уважаемый, это будет не очень веселая компания. Не хотите ли лучше послушать мою двадцать четвертую песнь? В ней разработан невероятно тонкий поэтический сюжет – мой папоротник вступает в героическую битву с Солнцем за господство над всеми планетами и Луной. Вы улавливаете остроумную игру слов? Вышло очень поэтично и очень символично…

– Мне не терпится послушать ее, но, увы, меня ждут срочные дела. Мои поздравления. – И Скривелч с облегчением ускользнул.

Член Совета Джайф Файнок не искал ничьего общества. Когда Скривелч завладел соседним стулом, Файнок отвел глаза от огня и неприязненно взглянул на подсевшего.

Скривелча это не обескуражило. Без всяких вступлений он заявил:

– Советник, говорят, вы не только смелый человек, но и патриот.

Файнок насупился еще больше.

– Кто говорит?

– Весь свет. Именно к мужеству и патриотизму взываю я теперь. Позвольте представиться…

– Я уже знаю, кто вы, господин Скривелч.

– Правда? Тогда позвольте спросить, вам известно, зачем я здесь?

– Да. Я слышал о разбойнике, что содержится в крепости Гевайн. Об этом известно всякому в городе. – Файнок достал из нагрудного кармана глиняную трубку и задумчиво повертел ее в руках.

– Надеюсь, вы разделяете мою озабоченность?

– Скорее, свою озабоченность, уважаемый.

– О, я слышал о вашем несчастье. – Скривелч позволил себе сочувственно улыбнуться. – Я аплодирую вашему мужеству. Вам удалось сохранить свою позицию в Городском Совете перед лицом несчастья.

– И я буду продолжать придерживаться ее, что бы ни случилось. Пожар, наводнение, ураган или молния… я не сверну со своего пути, – мрачно заявил Файнок. – Я говорю то, что думаю, и никто не удержит меня от этого. Гевайн был не прав в отношении пошлины на полотно из Неронса, я утверждаю это и по сей день. Что касается моего места в Совете, оно – мое, и ничто, кроме смерти, не лишит меня его. Я твердо стою на своем. Я не колеблюсь.

– Советник, и я больше не колеблюсь, – ответил Скривелч радостно. – Поскольку вы знаете о цели моего визита, то моя просьба о вашем содействии вряд ли станет для вас сюрпризом.

– О каком содействии вы просите?

– Меня проинформировали, что для обращения к Городскому Совету надо заручиться приглашением или поддержкой одного из его членов. Я должен выступить в Совете, и мне желательна ваша протекция. Не сомневаюсь, вы окажете помощь в решении столь животрепещущего вопроса.

– Животрепещущего исключительно для вас, мастер Скривелч.

– Напротив, советник. Разве присутствие браконьера в лесу Миазма – разрушителя гнезд, похитителя Черных Уингбейнов – не является делом, касающимся всего города?

Впервые с начала беседы Джайф Файнок проявил какую-то заинтересованность. Он в раздумье постучал несколько раз по трубке и спросил:

– Вы утверждаете, что недавно выслеженным в Миазме браконьером был…

– Черный Рилиан Кру. Ваш браконьер и мой разбойник – одно и то же лицо.

– Я слышал, именно вы предупредили подразделение сифонщиков и остальных граждан о появлении нарушителя.

– Верно. Я преследовал Черного Рилиана до самой опушки Миазма, пока мне не преградили путь губительные испарения. Зная разрушительный нрав беглеца, я не мог не предположить, что его присутствие в лесу представляет опасность для ваших благородных птиц, поэтому и счел своим долгом предупредить об этом горожан. – Скривелч Стек был бы приятно поражен, узнай он, что его предположения о браконьерской деятельности Черного Рилиана оказались чистейшей правдой. – А теперь, – продолжал Скривелч, – мой долг и совесть требуют от меня, чтобы я предостерег Совет об опасности, угрожающей всему городу. Устав от вынужденной пассивности, Черный Рилиан выбрался из крепости.

– Допустим. – Насупленный Файнок задумчиво посасывал трубку. – А каких действий вы ждете от Совета, господин Скривелч?

– Это я оставляю на ваше усмотрение, – скромно ответил Скривелч. – Хотя, если позволите мне такую смелость, я бы рекомендовал составить делегацию из членов Совета, охранников и заинтересованных граждан, которая передала бы сеньору категорическое требование города – немедленно выдать Черного Рилиана Кру.

– Такое требование может показаться сеньору оскорбительным.

– Вполне вероятно. Ваш сеньор Кипроуз по каким-то собственным соображениям предоставил кров преступнику. Безусловно, сифонщики доложили вам, – развивал свою мысль Скривелч, – что Черный Рилиан разгуливал по Миазму без какой-либо защиты. Ни трубки, ни костюма, ни шлема – ничего. Он вдыхал пары, от которых легкие человека обычно сморщиваются, а ему – хоть бы хны. Что можно предположить в этом случае?

Лицо Файнока потемнело еще сильнее.

– Осторожнее, мастер Скривелч!

– Я вижу, вы меня понимаете. Черный Рилиан был каким-то образом защищен, и кто же, как не сеньор, предложил ему эту защиту? Я – человек простой и не претендую на умение разгадывать намерения вашего сеньора. Но едва ли стоит задаваться вопросом, вредят ли его действия интересам жителей города. Единственное, что остается рассмотреть, – ответную реакцию граждан на тиранию. Будут ли они защищаться или молча смирятся с потерей средств к существованию, как смирились некоторые с потерей собственности?

– Мы сохраним свои права и в Миазме, и где угодно, – последовал упрямый ответ. – Если человек, скрывающийся у сеньора, действительно браконьер, этому нужно положить конец. Речь идет уже о самозащите.

– Я восхищен вашей решительностью, советник.

– Тут и раздумывать не о чем.

– Вот именно. Поэтому-то я и жажду получить возможность обратиться к Совету. Там я и представлю доказательства, – пообещал Скривелч.

– Если сеньор укрывает браконьера, то тем самым он превышает границы своей власти и его нужно остановить во что бы то ни стало, – размышлял вслух Файнок. – Он – наш правитель по праву рождения и волшебник в придачу, поэтому мы на многое закрываем глаза. Но всему есть предел.

– Конечно.

– Признаюсь, что мы, жители Вели-Джива, боимся Гевайна. Его молнии – страшная вещь, и слишком многие из нас испытали на себе их силу. Если возникнет необходимость выступить против него, нам придется искать поддержки, возможно, у короля Нидруна, вассалом которого по сути является Кипроуз Гевайн, хотя дань он не платит.

– Я уже обдумал эту проблему, – сказал вполголоса Скривелч, приободренный явным успехом дела. – Мне пришло в голову, что в случае крайней необходимости город может обратиться за помощью к леди Ванэлисс Невидимой.

– Но мы ее не знаем! – Было совершенно очевидно, что предложение застигло Файнока врасплох.

– Это можно исправить. Но, говоря о Ванэлисс, я имел в виду случай именно крайней необходимости, который может и не возникнуть. Между тем я считаю, надо действовать осторожно, – выразил свое мнение Скривелч. – Чем меньше шума и суеты, тем лучше, верно? Этому меня научила моя долгая и бурная карьера. Ибо в этом, одержимом борьбой за власть и богатство мире только концентрация всех усилий завоевывает столь драгоценные моменты передышки, – произнес нараспев Скривелч Стек.

– Последовательность, решительность, стойкость – вот путеводные черты характера человека, – в тон ему ответил Файнок.

– Несомненно. Тогда давайте будем идти постепенно, шаг за шагом, как разумные люди. Вы дадите мне возможность выступить перед Городским Советом, а я постараюсь убедить его членов составить петицию с требованием выдачи Рилиана Кру. Если повезет, ничего другого не потребуется.

– Господин Скривелч, вы – оптимист.

– Всю жизнь. Всегда. У меня прекрасное пищеварение, и я не намерен его портить. Так согласны?

– Я подумаю. Это серьезное дело, и его необходимо обдумать.

– Конечно. И когда мне ожидать ответа?

– Когда я закончу думать. Тогда вы и услышите мое решение, которое, будучи однажды оглашено, изменению не подлежит. Приятного вечера, уважаемый. – Файнок поднялся со стула и покинул зал, так и не раскурив своей трубки.

Скривелч остался сидеть у камина. Результаты беседы радовали, о чем свидетельствовала кроткая улыбка, бродившая на его устах. Чувство удовлетворения притупило реакцию его органов восприятия. Слишком поздно заметил Скривелч приближающегося господина Муна с тетрадью, настроенного не менее решительно, чем член Совета Джайф Файнок.

* * *

Стояла глубокая ночь, и все жители крепости Гевайн спали. Лунный свет, проникавший сквозь окна мастерской в башне, играл на фляге и витой и закупоренной бутылке, на банке и мензурке, поблескивал на трех огромных стеклянных пробирках, в коих покоились надежды Кипроуза Гевайна. Свет проник сквозь безымянный питательный раствор и осветил белые бессознательные формы, находящиеся внутри. Ночь была необычайно ясной. Очевидно, бледные лучи полной луны пробудили инстинкты незавершенных персон. Тела в пробирках зашевелились: почесывание пальцев-щупалец, покачивание, дрожание вспученных животов – движения всех трех тел были абсолютно одинаковы и синхронны. Течения и водовороты кружились в трех пробирках, словно отражения друг друга.

Синхронное возбуждение продолжалось по крайней мере в течение трех часов. Затем, когда луна опустилась и зависла над Миазмом, словно пораженная его испарениями, произошла перемена. Движения обитателей пробирок стали более энергичными и целенаправленными, будто бы эта ночь породила в них дух своеволия.

Все трое начали осторожно приседать, огромные тела то опускались, то поднимались, и в такт этим движениям фиолетовый раствор ритмично бился о стенки. Раствор обладал достаточной плотностью, и поэтому персоны подпрыгивали довольно высоко. В итоге три пары мертвенно-бледных рук, наподобие пухлых кошек, зацепились за края пробирок. Три лысые и безликие головы вынырнули на поверхность. Три необъятных белых туловища подтянулись на руках так, что их животы уперлись в края сосудов. Они повисли на них, балансируя между полом и потолком, а потом, сделав мощное усилие, вытащили себя из пробирок и шлепнулись вниз головами на пол мастерской. Какое-то время они барахтались, как выброшенные на берег киты, в лужах стекающей с них жидкости, а затем, повинуясь единому импульсу, попытались подняться. Своими телами они владели пока неумело, поэтому последовала серия фальстартов; напряженные усилия, долго ни к чему не приводившие, в конце концов все же увенчались успехом. Персонам удалось встать на ноги и сделать первые неверные шаги.

Основной инстинкт, руководивший персонами до этого момента, по-видимому затих. Три фигуры бессмысленно топтались по мастерской, оставляя мокрые следы, пока не наткнулись на стол, рухнувший с оглушительным грохотом. Стопки книг, посуда, документы, инструменты – все посыпалось на пол. Существа не услышали шума, ведь ушей у них еще не было. Тем не менее звук этот привлек их внимание – вероятно, они ощутили своими бесформенными еще ступнями вибрацию пола. Они ходили по рассыпавшимся предметам, наступая на осколки разбитого стекла. Острые осколки входили в бледную плоть, но персоны не чувствовали боли.

Затем они перевернули застекленный шкаф, и вместе со шкафом вниз полетели сотни стеклянных колб и бутылочек, их содержимое тут же стало впитываться в каменный пол. Поднялось удушливое зловоние, но оно не беспокоило персон – органы обоняния у них тоже отсутствовали.

Бессмысленное буйство при свете луны продолжалось: на пол полетели еще два шкафа с хрупким содержимым, попадали стулья, рухнули книжные полки… Случайно одну из персон шатнуло прямо на дверь мастерской, которая была просто прикрыта. За дверью зияла чернота. Персона проковыляла через порог, и две ее копии последовали за ней.

Троица вслепую двигалась к лестнице. Еще шаг, и, не заметив края, они скатились в темноту и приземлились у подножия лестницы, образовав одну большую копошащуюся массу. Их настырная активность еще не угасла – существа барахтались, стараясь нащупать опору и встать. Задача оказалась непосильной. Тщетно сотрясалась и ерзала груда влажных тел – всю оставшуюся ночь беглецы провели на холодном каменном полу, пытаясь высвободиться из объятий друг друга.

* * *

Утром их обнаружил Кипроуз Гевайн. Поднявшись пораньше, чтобы проверить, как развиваются его любимцы, у самой лестницы, ведущей в мастерскую, сеньор наткнулся на три поверженные, избитые, копошащиеся фигуры. Первым делом он погрузил их в глубокий сон. Это было нетрудно сделать, учитывая примитивный уровень сознания персон. Затем проверил состояние мастерской. Картина, представшая перед его взором, настроения ему не улучшила.

Кипроуз незамедлительно созвал всех слуг, в том числе Рилиана и Мерит. Троица племянничков в этом мероприятии участия не принимала, мудро решив провести лунную ночь в таверне «Драгоценность» в Вели-Джива.

Выполнением первого приказа сеньора – приведением в порядок мастерской – занимались несколько часов. Обломки и осколки убрали, упавшую мебель расставили по местам. Через потолочные балки были перекинуты веревки. Сразу же после этого Кипроуз приказал внести персоны.

Рилиан помогал при переноске. Это была долгая и тяжелая работа. Каждое из трех бессознательных тел по очереди подняли по лестнице наверх, положили на пол в мастерской, опутали множеством веревок, свисающих с потолка, подняли вверх и осторожно опустили каждого в свою пробирку.

На эту работу ушло несколько часов. По завершении трудов три беловатые фигуры снова мирно покачивались в своих питательных «ванночках». На каждой фигуре виднелись отметки о ночных похождениях – порезы и синяки «украшали» некогда безупречно ровную белую кожу. У одного из них отсутствовало щупальце. Вокруг раны плавало облако мутной жидкости.

Хмурый и недовольный Кипроуз Гевайн осматривал травмы.

– Этого недостаточно. Придется рассмотреть другие возможности, – пробормотал он и задумчиво уставился на Рилиана, что обеспокоило последнего.

Через два дня Рилиану было приказано продемонстрировать свои достижения в сверхнормальности. Под критическим взглядом Кипроуза Гевайна он выполнил ряд мистических жестов руками, включая сложный Многомерный Переход Фенна, разумно порассуждал на тему Кронвидо и в заключение неоднократно использовал свое сверхнормальное видение для определения разных предметов, находившихся в серой деревянной шкатулке. Однако его видение исчезало, если он отходил от шкатулки дальше, чем на пять футов; не видел он и спрятанных жидкостей или газов; а если между ним и шкатулкой ставили какой-либо твердый барьер, от него ускользало и плотное содержимое шкатулки.

– Примитивно, но кое-какие сдвиги все-таки есть, – высказал свое мнение Кипроуз. – Я, конечно, надеялся, что к этому моменту вы достигнете более высокого уровня, однако вы не оправдали моих ожиданий, что, впрочем, неудивительно. Тем не менее более-менее явные признаки прогресса имеются, и мне снова придется запастись терпением.

Рилиан и Кипроуз сидели друг против друга за рабочим столом, поверхность которого была вновь завалена книгами, инструментами и грязной алхимической посудой. Мастерская обрела свой прежний вид. Только относительно малое количество стеклянных бутылочек, флаконов и банок напоминало о недавнем погроме, учиненном персонами, которые теперь безмятежно, без каких-либо признаков сознания плавали в своих пробирках. Кипроуз уже успел их слегка подлечить – порезы зажили, синяки рассосались. Других перемен с момента их злосчастной ночной прогулки не наблюдалось. Шок от приобретенного опыта вызвал полную остановку в их быстром прежде развитии. Несмотря на отсутствие лиц, волос и бесцветность кожи, общий облик персон удивительно напоминал их создателя. Рилиан заметил, что украдкой переводит взгляд с сеньора на пробирки и обратно. Выпуклость трех животов, изгиб крупных ягодиц, обвислые линии шеи – все это узнавалось в оригинале – Кипроузе. Процесс дублирования поражал и тревожил.

– Юноша, будьте добры, не отвлекайтесь. – Кипроуз громко постучал по столу, и Рилиан подпрыгнул от неожиданности. – Вы считаете мою лекцию столь бессмысленной, что позволяете себе не слушать ее?

– Совсем нет, сеньор.

– Хорошо. – Казалось, Кипроуз смягчился. – Сегодня утром я в добродушном и веселом расположении духа. Постарайтесь мне его не испортить. Прежде чем что-либо сказать, взвесьте каждое слово, поскольку ни волновать, ни огорчать меня сегодня нельзя. Если это вам удастся, вы извлечете выгоду из моего драгоценного спокойствия. Я расслабился настолько, что даже признаюсь в моей абсолютной уверенности – в конце концов вы разовьете свой сверхнормальный талант. Да, я уверен в этом, но при условии упорных усилий с вашей стороны и безграничного терпения с моей. В конечном успехе я не сомневаюсь.

Слушать, как хозяин вознаграждает Рилиана пусть даже самой скромной похвалой, было выше сил Крекита. Змей раздраженно зашевелился и зашипел:

– Сссеньор! Сссеньор! Выссслушайте Крекита, сссеньор! Выссслушайте!

– Да, дружок?

– Ссслушайте! Новосссть! Предательссство! Измена! Подлосссть!

Брови Кипроуза вопросительно приподнялись, и Крекит заявил:

– Он целовал девчонку. Он целовал девчонку. Крекит видел. Целовал в губы. В губы, госссподин! Наказать, госссподин? Наказать его?

Рилиан почувствовал, что краснеет.

– Это правда, юноша? – потребовал ответа Кипроуз. – Значит, вы навязываете свои знаки внимания моей Мерит, я так это должен понимать?

– Он целовал ее, госссподин! Крекит видел!

– Вашу Мерит? – спросил Рилиан. Его захлестнула ярость, и он моментально забыл о возможных последствиях. – В каком смысле она ваша, помимо того, что вы – ее тюремщик? Или вы считаете ее своей собственностью?

– Собственность – это размытое понятие, – возразил Кипроуз. – Подобное определение можно формулировать по-разному: в юридических, нравственных, сентиментальных и практических выражениях – в зависимости от ситуации. В определенном и истинном смысле слова эту девушку можно считать моей собственностью. Я пользуюсь абсолютной властью над ней, как, впрочем, и над вами, молодой человек. Пожалуйста, – Кипроуз поднял руку, – не утруждайте меня возражениями и обвинениями. Я говорю о фактах. Вашего одобрения не требуется, и затевать утомительную дискуссию на этическую тему я не намерен. Однако, поскольку я никоим образом не лишен чувств пылких и возвышенных, я соблаговолю заверить вас, что мои намерения относительно этой девушки благородны, более того, великодушны до глупости, окажись она их достойной. Если все пойдет, как я предполагаю, она удостоится чести носить титул леди Гевайн. Возможно, я излишне снисходителен. Но какое, право, мне дело до мнения света? Таковы мои намерения.

– Понятно. – Рилиан нервно барабанил по столу. Подтвердились его самые худшие подозрения. – А что говорит по этому поводу госпожа Мерит?

– А что она может сказать, кроме подобающих выражений благодарности? В любом случае ее разговоры меня не интересуют.

– Ну а как же ее симпатии, склонности и расположение? Что произойдет, если она откажет вам?

– Мне придется воззвать к ее здравомыслию. Хотя едва ли она может отказаться от того, что еще не было предложено. Я не сделаю ей предложения до тех пор, пока эта девушка не будет отвечать всем моим требованиям. Увы, нет никаких признаков этого, и временами я склоняюсь к тому, что она – строптивая пустышка, и ничего более.

– Я полагаю, вы говорите о сверхнормальности, сеньор?

– Именно. По вполне понятным причинам желательно и даже обязательно, чтобы Кипроуз Гевайн выбрал себе невесту со сверхнормальными способностями. Отпрыски такого союза, несомненно, будут обладать огромным сверхнормальным потенциалом, их расцветающие способности увеличат мою силу. Настоящее принадлежит моим персонам. Будущее – моим детям.

– Безусловно. А что, если сверхнормальные способности госпожи Мерит так и не проявятся?

– В таком случае ее ситуация не изменится. Сеньор гуманен. Я не отправлю девушку умирать от голода на улице. Она останется в крепости Гевайн, где ей, возможно, найдутся подходящие занятия.

– Без сомнения, ваши племянники смогут придумать довольно много таковых.

– Ну, полно, юноша. Ваше положение не дает вам права критиковать моих несносных племянников. Если верить Крекиту, ваше собственное поведение далеко не безупречно.

– Он виноват, госссподин, – подтвердил Крекит и с надеждой добавил: – Наказать? Наказать? Наказать…

– Не нужно и недостойно, мой Крекит. Наказание подразумевает значительность проступка, а мелкие дерзости нашего юного друга едва ли стоят такого внимания. Теперь он осведомлен о положении этой девушки в доме и, несомненно, будет вести себя соответствующим образом.

– А иначе… – выразительно подытожил Крекит.

– Возможно, госпожа Мерит и не слишком поддается «улучшению» с вашей точки зрения, – заметил Рилиан мягко. – Но на меня она производит впечатление леди с характером.

– Неужели? – спросил Кипроуз безразличным тоном. – Не вижу в ней ничего, чтобы свидетельствовало об этом, за исключением, пожалуй, угрюмого упрямства, сродни ослиному. Но это не важно. Меня интересует ее сверхнормальный потенциал, только и всего, а мне постоянно приходится выслушивать глупые пререкания – со дня ее приобретения.