Текст книги "Немцы Армавира (СИ)"
Автор книги: Питер Шнайдер
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)
Эта сумма совпадает с той, которую заплатил Карл Петри за близкий по площади участок в 1911 г. на ул. Шереметьевской, 41.
Были случаи, когда немцы приобретали участки в совместное владение, строились на них, а раздел производили уже много лет спустя.
"Тысяча девятьсот семнадцатого года, июня третьего дня, явились к Юлиану Петровичу Пержинскому, Армавирскому нотариусу, в контору его, находящуюся в городе Армавире, по Почтовой улице, в доме под ╧ 101, неизвестные ему лично, давшие подписку в законной правоспособности к совершению актов, поселяне Самарской губернии: Гейнрих Гейнрихович Леман, Яков Яковлевич Шмидт, Егор Каспарович Штенцель и Петр, он же Иоганн, и Кондрат, он же Иоганн, Николаевичи Роо, живущие в г. Армавире, предъявившие в доказательство самоличности паспортные книжки". Явившиеся к нотариусу заявили о своём желании разделить участок на углу улиц Тургеневской и Новой (ныне угол ул. Тургенева, 38-40 и Ворошилова, 65-69), который с 1 мая 1903 г. находился в их совместном владении. Причиной, побудившей их к этому, стала смерть одного из совладельцев – Николая Роо, с сыновьями и наследниками которого они и явились к нотариусу Пержинскому (подробнее см. приложение 17).
Г.Г. Леман, Я.Я. Шмидт, Е.К. Штенцель и покойный Н.Я. Роо были выходцами из Поволжья. Леману паспорт был выдан Степновским волостным правлением, Штенцелю – Руссенбахским, а вот Шмидт и Роо были земляками, получившими свои паспорта в Ниже-Ерусланском волостном правлении. Таким образом, двое из 4-х первоначальных совладельцев, на протяжении 14 лет совместно пользовавшихся земельным участком, в том числе и строивших на нём свои дома, были, вероятнее всего, знакомы ещё в Поволжье.
По разделу их участка в 1917 г. Г.Г. Леман получил 7 соток, а остальные примерно по 5. Причём братьям Роо выделили один общий участок (схема 2).
Далее события развивались следующим образом.
23 июля 1923 г. к нотариусу явились: Егор и Яков Егоровичи, а также Христина Филипповна Штенцель, а с ними и Петр Николаевич Роо, проживающие в г. Армавире по ул. Новой, 21.
Они заключили акт купли-продажи. Штенцели продавали Петру Роо "находящиеся в их фактическом владении, не муниципализированные постройки, заключающиеся: в саманной хате, крытой железом, и деревянном сарае, крытом дранью на плановом дворовом месте ... имеющем меры в пределах: в ширину спереди по улице и сзади двора по меже Гейнриха Лемана (С.К., В.Ш.: информация о соседе устарела; известно, что уже с 1919 по 1922 гг. этим участком и домом на нём владел Яков Яковлевич Рейзвих) по семь сажен и одному аршину и в длину во двор, с правой стороны по меже имения Шмидта и с левой по меже имения Петра и Кондрата Роо по пятнадцати сажен". За это имущество семья Штенцель получила от Петра Роо четыре тысячи рублей "денежными знаками 1923 года".
Динамика смены владельцев северо-западной части квартала ╧ 166 показана нами на схемах 2-3.
Схема 2. Дворовые владения фигурантов нотариальных актов, приведённых выше. 1917 г.
Схема 3. В 1923 г.
Схема 4. В 1929 г.
Подворье по адресу ул. Тургеневская, 26(36), принадлежало до 1917 г. Тамбиеву, с 1917 до 1929 гг. – А.С. Декан, у которой его приобрела Е.И. Шпехт – этническая немка (подробнее см. приложение 18).
Яков Шмидт и его сын Иосиф были репрессированы в 1937 г. Вдова Иосифа накануне Великой Отечественной войны вышла замуж вторично. То обстоятельство, что её мужем был русский, спасло от депортации её саму и дочь от первого брака. Потомки Якова Шмидта и сегодня живут в нашем городе.
Схема 5. Подворный план северо-западной части квартала ╧166 в 1929 г. Характеристика строений приведена согласно инвентарной подворной переписи того же года.
Часть строений, в описываемом нами районе, сохранилась до наших дней.
Фото 28. Тургенева, 40 (Дом, изображённый на схеме 5 под литером "А" по адресу Тургеневская, 34). Кирпичный дом Леймана Андрея Андреевича (прим. 1909 г.). Впервые имя А.А.Леймана в качестве собственника данного имения упоминается в 1915 г. в списке домовладельцев Армавира. 16 ноября 1919 г. усадьбу купил Рейзвих Яков Яковлевич, продавший ее 9 октября 1922 г. А.М.Мартиросову.
Фото 29. Так выглядел тот же дом по ул. Тургеневской, 34 в конце 1920-х гг. Рядом на фото перечёркнут дом, обозначенный на схеме 5 под литером "А" по ул. Тургеневской, 36. В нём с 1929 г. проживала Е. Шпехт.
Фото 30. Современный вид дома, отошедшего по договору о разделе 1917 г. братьям Роо. Впоследствии, до конца 1920-х гг., принадлежал Петру Роо. На схеме 5 обозначен под литером "А" по адресу ул. Тургеневская, 32.
Очевидно, что немцы предпочитали селиться в непосредственной близости от своих знакомых и соплеменников, что, вероятно, характерно для представителей любого народа.
Если мы взглянем на схему 5, то увидим, что северная часть участка ул. Бакунина между улицами Новой и Инвалидной не только была скуплена немцами сплошь, но и представляла собой почти семейный анклав: 4 участка Лоосов и 1 участок Швабов, которые вместе с Лоосами были выходцами из одной колонии, а также их свояками. Кондрат Лоос был женат на Шарлоте Шваб.
Схема 6. План квартала ╧178 в границах улиц Бакунина (совр. Первомайская), Володарского, Новой (совр. Ворошилова) и Инвалидной (совр. Чкалова) по состоянию на 1929 г. Участки, принадлежавшие немцам, выделены цветом.
Такой «немецкий квартал» в Армавире вовсе не был исключением.
Возьмём, например, квартал ╧ 336. В 1929 г. от окраины города его отделяли каких-то 2-3 улицы. Строго говоря, это и была уже окраина. На территории этого квартала четыре участка принадлежали немцам: Красного пахаря, 60 (Суногрин), Инвалидная, 92 (Линд), Инвалидная 94 (Гейдт), Туапсинская, 53 (Шейфер). Размер каждого из участков составлял немногим более 1 тыс. кв.м. (10 соток).
Из материалов дела становится ясно, что на этом квартале все плановые места были отведены гражданам под застройку по решению Армгоркоммунотдела в 1926 г. Суногрин Богдан Христианович (С.К., В.Ш.: в данном случае мы имеем яркий пример обрусения не только имени "Готфрид", но и довольно часто встречавшейся в дореволюционных метрических книгах немецкой фамилии "Сонненгрин"), Шейфер Яков Яковлевич и Линд Мария Кондратьевна лично получили участки под застройку. Иван Христианович Гейндт купил свой план у Андрея Яковлевича Пеккер, которому земля была отведена под застройку в 1926 г. Любопытно, что одни из русских домовладельцев этого квартала С.А.Резников приобрел свое недвижимое имение (по ул. Инвалидной, 90) в 1928 г. от Андрея Ивановича Тэске.
Мы имеем подробные описания всех упомянутых здесь домовладений. Это даёт нам счастливую возможность судить об уровне бытового обустройства, по крайней мере, некоторых новосёлов-немцев, обретших недвижимое имущество уже в годы советской власти, и во множестве заселявших юго-западную окраину Армавира.
Например, 26 августа 1929 г. в ходе инвентаризации и регистрации городского имущества техник установил, что домовладение по ул. Инвалидной (бывш. Больничной), 92 принадлежит гр-ке Линд Марии Кондратьевне. В 1926 г. земельный участок под застройку был отведён гр. Линд М.К. Армгоркоммунотделом, на коем она произвела постройку дома и сарая. Договор по праву застройки заключён не был.
Вот как схематически была начерчена техником Армгорком-мунотдела "усадьба" Марии Линд:
Справа, слева и сверху написаны фамилии соседей.
Под литером "А" обозначен жилой дом общей площадью 37,4 кв. м. Со двора к дому имелась пристройка площадью около 15 кв.м.
Дом Марии Линд был построен из самана. Фундамента у него не было, полы были земляные. Из самана была изготовлена и пристройка, также как и дом, она была обмазана снаружи глиной и побелена. Потолки были деревянными. Крыша дома сделана из "драни", а пристройка была крыта "чёрным железом". Схема инвентаризации, в той её части, которая касалась отопления, предлагала два варианта: "центральное (число радиаторов)" и "печное". Последнее подразделялось по типу печей: "голландские", "утермарт" и "русские". Печь у Марии Линд была всего одна и ни в одну из этих категорий почему-то не попадала. В доме было 6 окон и 4 двери. Высота строения составляла 2,8 метра, пристройка была на 40 см ниже.
Дом был построен Марией Линд в 1926 г. В поквартальном журнале имеется также его подробный план.
На схеме мы видим, что дом и пристройка состояли из двух пар смежных комнат. Заходивший в дом человек вначале попадал в пристройку, главное помещение которой составляло примерно 8 кв. м. Здесь было одно довольно большое окно. Напротив входа была дверь в небольшой тёмный чулан. Правее от входа располагалась дверь, за которой мы находим довольно большую и светлую (в три окна) залу. Вероятно, это было главное помещение в доме. Его площадь чуть-чуть не достигала 16 кв.м. Далее из залы дверь вела, очевидно, в спальное помещение площадью около 13 кв.м. Потолки в комнатах имели высоту 2,30-2,40 м. Там же располагалась и единственная в доме в печь. Пристройка была холодной.
Кроме упомянутых строений, на участке Марии Линд располагался саманный сарай, крытый землёй. Рядом с ним был "хороший", по мнению техника, земляной погреб. На участке имелся большой огород. Тротуаров внутри владения и вокруг его не было.
А вот как обустроился сосед Марии Линд, проживавший по ул. Инвалидной, 94, Иван Христианович Гейдт.
Хозяин сам возводил саманный обмазанный снаружи глиной одноэтажный дом, и на момент инспекции в августе 1929 г. он был ещё не совсем закончен. Строение стояло в некотором отдалении от внешних границ участка, что редко практиковалось в дореволюционный период, когда дома чаще всего выходили фасадом на красную линию улицы. Общая площадь дома составляла чуть более 43 кв.м. по внешней границе, а площадь полов, то есть собственно жилое пространство, равнялось 34,1 кв.м. Рядом с дальней от входа стеной была пристроена хозпостройка высотой 1,9 м. и площадью примерно 12 кв.м. Высота жилого дома под крышу была 2,5 м. Полов не было, точнее, они были земляными. Потолки были турлучными, крыша покрыта дранкой. Дом был всего на 4 окна.
Внутреннее пространство дома состояло из трёх помещений площадью приблизительно в 13, 8 и 12 кв.м. Все комнаты были смежными. Любопытно то, что в передней комнате, самой большой по площади, совершенно не было окон. Высота внутренних помещений в доме составляла 2,40 м. Отопления в строившемся доме еще не было, но вскоре здесь появились две печи, которые и были вычерчены на плане красным цветом при регистрации текущих изменений в 1940 г.
Ни водопровода, ни канализации в доме Ивана Гейдта в 1929 г. не было. Такими же были "удобства" у Марии Линд и других их соседей по кварталу ╧336.
Мы не станем утомлять читателя однообразным описанием схожих построек, которые возводили немцы в юго-западной части города Армавира в 1920-е гг. В этот период ими активно заселялись в результате наделения их землёй из муниципального фонда, улицы Красного Пахаря (совр. Ковтюха), Туапсинская, Майкопская, Южная в промежутке между улицами Новороссийской и Тимирязева. Многие застройки тех лет, сосредоточившиеся на южной окраине Армавира, принадлежали ли они немцам, русским или армянам были примерно одинаковы по своему качеству.
В этих местах не было канализации, не было водопровода, ещё вчера это были пустоши, а некоторые участки и в конце 1920-х гг. стояли пустопорожними. Редким явлением в этих кварталах были тротуары. Улицы были широкими и казались какими-то пустынными, вероятно потому, что перед дворами ещё не успели появиться привычные глазу армавирца фруктовые деревья. На фото 31 изображён перекрёсток улиц Гоголя и Ефремова. Снимок сделан в конце 1920-х гг. Затенённая сторона заборов выходит на чётную сторону ул. Ефремова, а освещённая – это нечётная сторона ул. Гоголя. Дома, которые попали в кадр, не принадлежали немцам, однако мы посчитали нужным привести это фото, так как из всех имеющихся у нас изображений этого времени оно одно запечатлело перекрёсток, вплотную прилегавший к "южному немецкому району". Надо полагать, что перекрёстки похоже выглядели и в глубине этого района.
Фото 31. Перекрёсток ул. Ефремова и Гоголя. Конец 1920-х гг.
По линии кварталов между улицами Красного пахаря (совр. Ковтюха) с севера и Майкопской с юга, и улицами Герцена с запада и Тимирязева с востока в 1929 г. насчитывалось 149 домовладений. В большинстве своём это были частные владения, но уже встречались и муниципализированные участки и постройки. В общем числе домов на 16 кварталах обозначенного нами участка 125 домовладений или планов под застройку были частновладельческими, а 24 были выделены из муниципального фонда. Среди этих владений, 51 участок принадлежал немцам, в том числе 38 были частными и 13 выделенными из муниципального фонда. Плотность домовладений, в которых проживали немцы, в этой части города была особенно высока. В целом по «немецкому району», границы которого мы могли бы очертить современными улицами Энгельса, Майкопской, Ефремова и Новороссийской, в 1929 г. мы насчитали примерно 870 домовладений. При этом немцы были обладателями 154 домов или участков под застройку. Документально подтверждено проживание ещё около 80 семей немцев в границах этого района в качестве квартирантов. Таким образом, в южном «немецком районе» собственно немцы-домовладельцы составляли всего около 18%. Если прибавить к их числу тех немцев, которые арендовали жилплощадь, то их доля может быть увеличена до 26,4%. На южной окраине города в границах улиц Красного пахаря, Майкопской, Герцена и Тимирязева доля немецких домовладений составляла 34%, а вместе с квартирантами почти 41%. В этой части города, равно как и во всём «немецком районе», большинство домовладельцев были русскими. Именно поэтому мы и берём словосочетание немецкий район в кавычки. Немцев здесь было больше, чем в какой-либо другой части города, но далеко не большинство.
Этническая ориентированность различных частей и даже отдельных кварталов Армавира это отдельная и специфическая тема. Здесь мы ограничимся констатацией этого факта. Так, в рамках рассмотренного нами южного окраинного района Армавира проживали немцы, русские, может быть украинцы или кто-либо ещё (трудно судить лишь по фамилиям). При этом почти не было армян. Из 149 домовладений в рассматриваемом районе им принадлежало только 8. Все эти дома стояли в границах одного квартала в непосредственном соседстве друг с другом. Это был квартал ╧ 363 между улицами Инвалидной (совр. Чкалова), Пролетарской (совр. Коммунистическая), Туапсинской и Майкопской. Там было заселено 11 участков и 8 из них принадлежали армянам, которые словно жались к границам другого района города, который армавирцы в обиходе до сих пор называют "армянским".
Не будем подробно останавливаться здесь на очертаниях этого района, а затронем линию кварталов между теми же улицами (Красного Пахаря и Майкопская), но в промежутке между ул. Тимирязева и ул. Первомайской (совр. Кирова). В этой "клетке" в 1929 г. насчитывалось примерно 178 домов, и если принять во внимание этнокультурное происхождение фамилий домовладельцев, то можно предположить, что армянам и черкесо-гаям принадлежал в этом районе 131 дом, что составляло 73% домовладельцев. 43 дома (ок. 25%) принадлежали лицам со славянскими фамилиями и 4 (прим. 2%) с немецкими.
Восточнее улицы Первомайской (Кирова) немцев не было вообще, а число армян резко снижалось. Так, по линии между улицами Красного пахаря и Туапсинской, вплоть до ул. Гутеневской среди домовладельцев не было ни одного жителя с армянской фамилией. На линии кварталов между ул. Туапсинской и Майкопской таких было 30, при этом они не расселялись далее ул. Софьи Перовской. В источниках встречаются весьма любопытные случаи. Например, жители квартала ╧ 374 (Туапсинская, Майкопская, Халтурина, Софьи Перовской) фактически разделили его территорию по этническому признаку ровно пополам: 6 домовладений, принадлежавших армянам, выстроились в ряд входами с улицы Майкопской, а другая половина квартала принадлежала русским, чьи фасады выходили на противоположную сторону – на ул. Туапсинскую.
Качество жилищ тех армавирских немцев, кто значился в материалах инвентаризационной переписи 1929 г. в качестве домовладельцев, в большинстве случаев было невысоким. Из 180 хозяев, внесённых нами в таблицу 7 (Приложение 11), в 101 случае мы имеем сведения о материалах, из которых были построены их дома. Безусловными лидерами в этом списке стали саман – 42 дома и турлук – 40 домов. К этому числу можно прибавить ещё 4 дома, изготовленных из этих же материалов, и впоследствии обложенных кирпичом. Ещё 4 дома, у хозяев которых появилась возможность укрепить своё жилище таким же образом, были изготовлены из дерева. 6 домов армавирских немцев были деревянными и только четыре были полностью построены из кирпича. В одном случае в качестве материала постройки упоминается комбинация "турлук-тёс". Разумеется, кирпичных домов, построенных немцами в Армавире было больше, чем то число, которое значится в материалах инвентарной переписи 1929 г. По некоторым из них в ней просто нет сведений, а иные к тому времени были уже муниципализированы или даже конфискованы, если говорить, например, об имуществе К. Вильде.
Однако вернёмся к жилищам бывших поволжских, бессарабских, таврических и других колонистов, которые они с трудом обрели в Армавире в конце XIX – первой четверти ХХ вв.
"Сама́н – м. На юге: кирпич-сырец из глины с примесью навоза, соломы или каких-либо волокнистых веществ".
Действительно, саман (тюркск. букв. – солома ) на Юге России чаще всего изготавливали из смеси глины, соломы и навоза (на фото). Иногда добавляли древесную стружку, песок или щебень, реже известь. Приготовленную массу заливали в формы, по размеру близкие тем, в которых изготавливают современные строительные блоки. Саман хорошо сохраняет тепло и достаточно долговечен. Однако у этого материала есть существенные недостатки. Из самана невозможно строить высокие здания, тем более многоэтажные. Кроме того, саманные хаты опасно было располагать в зоне паводков. Выдерживая ливни, он разрушался в случае даже относительно непродолжительного наводнения.
"Турлýк – м. турлучное строенье, кавк. южн. плетневое, обмазанное глиной, плетневая мазанка. Турлук, ряз. частокол и плетень. Турлуч(ш)ка ж. астрах. турлучная хата, плетневая мазанка. Тырлычина кур. стропильная жердь, под соломенную крышу, сарая. Тырлычить сарай, стропилить." Для строительства такого дома первоначально возводился каркас. Плетнёвые мазанки были широко распространены в сельской местности, в Армавире же каркас будущего дома возводили чаще всего из досок, покрытых дранью – прибитыми крест-накрест тонкими рейками. После того, как каркас был готов, его обмазывали составом на основе глины, похожим на тот, из которого изготавливали саманные кирпичи.
Вот в таких домах, редко больше чем на две жилые комнаты, с земляными полами, без водопровода, без канализации и уж тем более без газа и электричества в большинстве своём проживали немцы Армавира. Выражаясь современным языком, эти дома были жилищами "эконом класса". Хуже них были бараки, съёмные углы, землянки и неприспособленные для проживания помещения.
Те лица, которые пользовались жильём, упомянутым в последнем предложении предыдущего абзаца, практически, не поддаются учёту. О противоположной же категории жильцов, то есть тех, кто к концу 1920-х – началу 1930-х гг. считались зажиточными горожанами, у нас имеются более или менее подробные данные. Разумеется, лишь о некоторых из них. Ниже речь пойдёт о тех немцах, которые были раскулачены или лишены избирательных прав. Дело в том, что в подавляющем большинстве это были лица, либо использовавшие наёмный труд, либо владевшие машинами, и иногда сдававшие их внаём. То есть это были сравнительно богатые люди.
В материалах о раскулаченном в 1931 г. Иване Яковлевиче Кинцеле 39 лет от роду, имевшем жену и четверых несовершеннолетних детей, отмечено, что он имел 30 га посева и собственный выезд на транспорте, который использовал через наёмных батраков. Его дом, расположенный по ул. Гоголевской, 49, оценивался в 1931 г. в 2 442 руб. В материалах дела была приведена опись имущества И.Я. Кинцеля:
Дом саманный, крытый железом – 1
кухня саманная, крытая железом – 1
корова – 1
свинья поросная – 1
столов – 2
стульев венских– 3
диван деревянный– 1
этажерка для посуды – 1
кровать железная – 2
кровать деревянная – 1
подушка перьевая – 6
комод – 1
гардероб – 1
мал. столик – 1
Похоже, что этот набор материальных благ можно считать для немцев Армавира межвоенного периода близким к самому высокому пределу благополучия.
Вероятнее всего, И.Я. Кинцель всё же не был выслан, а только лишён избирательных прав. Его отца Кинцель Якова Яковлевича ждала более горькая участь.
Кинцель Яков Яковлевич 1872 г.р. был выслан вместе с семьёй (жена – Амалия, – 55 лет, дети Василий – 20 лет, Андрей – 16 лет, Александр – 14 лет, Амалия) в Архангельскую губернию.
Нам известно также и о его уровне благосостояния на момент раскулачивания.
Семья Якова Яковлевича Кинцеля приехала в Армавир 1909 г. из колонии Фриденталь. С 1910 по 1927 г., находясь в Армавире, Я.Я. Кинцель занимался хлебопашеством, имея свой надел, не используя наёмного труда. В 1927-28 гг. занимался хлебопашеством, имея молотилку и арендуя земли одиннадцать десятин кроме своего надела. Имущества имел один саманный дом, обложенный кирпичом, с флигелем, также обложенным кирпичом. Помимо этого 4 лошади, 1 корову, 1 сноповязалку однодисковую.
В ходе допроса по делу Я.Я. Кинцеля одним из свидетелей выступила Р.К. Грейгер, которая показала, что у Кинцеля находятся квартиранты, от которых он имеет прибыль 13 рублей в месяц. Это не только свидетельствует о разнообразии заработков несчастного Я.Я. Кинцеля, но является лишним доказательством того, что сдача жилья внаём частными лицами в межвоенный период имела место в Армавире.
Согласно постановления Президиума Армавирского городского совета имущество Якова Яковлевича Кинцеля, проживавшего по ул. Луначарского, 58, было конфисковано и передано колхозу имени Ленина. Согласно описи у Я.Я. Кинцеля в феврале 1930 г. изъяли: 2 лошади, 30 пудов муки, 15 пудов отрубей, 20 пудов пшеницы, 30 пудов кукурузы, 9 пудов овса, 1 плуг, 1 борону, 60 пудов половы.
Фото 32. Современный вид дома Якова Яковлевича Кинцеля по ул. Луначарского, 88 (в 1930 г. ул. Луначарского, 58).
Среди раскулаченных в 1930 г. оказался Адам Богданович Лоос, проживавший по ул. Бакунина, 21. Его имущество был конфисковано и передано в колхоз им. Ленина. У А.Б. Лооса было изъято: «Ход» – 1 шт., 55 мешков пшеницы, 4 мешка овса, 1 корова, 1 тёлка, 20 пудов муки, 3 воза половы, 2 хомута, 7 пудов макухи.
Как и во множестве других случаев периода сплошной коллективизации, среди раскулаченных, лишённых избирательных прав, а иногда даже и высланных из города оказывались те армавирцы немецкого происхождения, которые своим собственным трудом и трудом своей семьи нажили кое-какое имущество. Наиболее ярким примером такого рода, на наш взгляд, может послужить история Георгия Фёдоровича Шваба, 46 лет от роду, уроженца Самарской губернии, в 1929 г. лишённого избирательных прав. До 1917 г. он занимался хлебопашеством, стоял на квартире на Войсковой улице у гражданина Зайцева. Имел двух лошадей, корову и 5-6 десятин, а зиму драголевал (С.К., В.Ш.: занимался извозом). Кроме того, с 1926 г. имел личное промысловое занятие колбасника кустаря одиночки по патенту первого разряда. Вот, что пишет сам Г.Ф. Шваб о своём достатке, особо подчёркивая, что сам лично никогда не торговал, а именно за это его и лишили избирательных прав: "Имею 1 дом саманный, крытый черепицей, из трёх комнат. 1 колбасная мастерская и 1 сарай. 1 лошадь. Кроме ничего нет. На иждивении 8 душ: жена Амалия Андреевна – 41 год, сын Георгий – 21 г., невестка Ольга Ивановна 18 лет, 4 дочери и 1 сын ниже 18 лет. Я Шваб торговать никогда не торговал, а работаю своим собственным трудом в своей мастерской и чужого труда никогда не эксплуатировал, а всё время работал своим семейством. Выработанный товар продаём оптом торговцам, и в розницу сам никогда не торговал".
Приведённые выше примеры материального состояния армавирских немцев, показывают нам самых зажиточных из них. Большинство же в советские годы жило куда скромнее. Работая на предприятиях, в колхозах, на службе, большинство немцев по-прежнему не имели собственных домов.
В советские годы немцы, как и многие горожане тех лет, начинают поселяться в комнатах муниципализированных крупных домовладений, которые и по сию пору известны как ЖАКТы. Материалы архива КТИ позволяют нам увидеть эту сторону быта некоторой части армавирских немцев.
В 1928 г. домовладение по ул. Бакунина, 17 (совр. Первомайская, 39) состояло из двух жилых построек: 1,5-этажный кирпичный дом, крытый железом – 50 куб. сажень, жилой кирпичный дом, крытый железом – 10,6 куб. сажень; кухня кирпичная, крытая железом 32 куб. сажени, два деревянных сарая, также под железом, по 32 куб. сажени и такого же объёма деревянный навес. Оценка этой недвижимости в 1928 г. составила 9 928 руб. В доме проживали "квартиранты", которых правильнее было бы назвать квартиросъёмщиками.
По нашим примерным подсчётам жилая площадь построек должна была составлять примерно 32-34 кв. сажени. При переводе в современную меру площади, получаем, что-то около 132 кв.м.
Мы не случайно взялись за эти расчёты. Дело в том, что нам известно кто проживал на этих "квадратных метра" в 1928 г. И это позволяет нам судить о бытовых условиях семей, квартировавших по ул. Бакунина, 17. В тот год там жили:
∙ Ксанке Иван Иванович (вместе с ним проживали его родители, жена и сын);
∙ Гейн Егор Яковлевич (вместе с ним жили его мена и две дочери)
∙ Вебер Адам Яковлевич с женой, сыном и двумя дочерьми;
∙ Бойко Яков Васильевич с женой и дочерью;
∙ Ленинг Петр Егорович с женой
∙ Резников Николай Васильевич;
∙ Ваккер Адам Андреевич с женой и тёщей;
∙ Ваккер Андрей Андреевич с женой и двумя дочерьми.
Кроме того, в том же доме находилась квартальная канцелярия.
Таким образом, в доме по ул. Бакунина, 17 (совр. Первомайская, 39) проживало 7 семей, из которых 4 были немецкими. Под одной крышей, на жилой площади в 132 кв. м. (вместе с помещением канцелярии) жили 23 человека. Даже если кабинет канцелярии занимал 10 кв.м., то на каждого из жильцов приходилось чуть более 5 кв.м. По тем временам относительно неплохо, если не считать отсутствие удобств, печное отопление, а также то, что половина этой площади приходилось на полуподвальный этаж.
Переходя к описанию социально-бытовой инфраструктуры «южного немецкого района», мы посчитали нужным привести фрагменты из акта о санитарном и эпидемиологическом состоянии Армавира, составленного в июне 1920 г., что позволит читателю более ярко представить себе картину повседневной жизни армавирцев по окончании гражданской войны. «Армавир, ввиду расквартирования в нём большого количества войсковых частей страшно переполнен... со всех этих дворов течёт ручей вонючей жидкости, что объясняется недостатком выгребных и помойных ям и вообще отсутствием в Армавире канализации. Во дворах отхожие места переполнены, нечистоты текут по дворам, а домовладельцы не имеют возможности их вывозить за отсутствием ассенизационного обоза и колоссальной дороговизны. Во дворах имеются целые залежи навоза и мусора. Почти все концевые улицы, оканчивающиеся у Набережной и берега Кубани, превращены в свалочные места... Загрязнению Армавира сильно способствует отсутствие мостовых. Базары в Армавире редко убираются, навоз и мусор собираются в кучи, а проезжими подводами и бродячими свиньями разбрасываются...». Приведение города в допустимое санитарно-гигиеническое состояние занимало советское руководство тех лет, и постепенно описываемая картина исчезла.
Социально-бытовая инфраструктура в "южном немецком районе" была развита очень слабо, даже по меркам Армавира. Так, водопровод появился в селении только в 1902 г. В первое время он охватывал лишь несколько кварталов в самом центра села, где сосредоточились наиболее комфортабельные гостиницы, банки, торговые и общественные учреждения, дома богатых армавирцев. К 1911 г. водопроводом уже была охвачена бóльшая часть кварталов к северу от железной дороги, в том числе и тот район, где проживали немцы. Здесь мы имеем ввиду территорию к западу от ул. Сенной (совр. Ефремова). В том районе, который мы условно назвали "южным немецким", в дореволюционный период водопровода, можно сказать, не было. В 1909 г. водопровод был проложен в район Довжиковой больницы (совр. МУЗ "Городская больница", ул. Энгельса, 2). Водопроводная линия шла по ул. Шереметьевской (совр. Энгельса) на запад до больницы, и далее в район армянского кладбища. Вдоль этой ветки были подключены всего 10 частных домов. Ещё одна ветка тянулась от ул. Ефремова по ул. Тургеневской, то есть следующей за Шереметьевской, до ул. Новой (совр. Ворошилова). Таким образом, здесь были задействованы ещё четыре квартала. Дальше водопровод поворачивал по ул. Новой на юг, и доходил до ул. Гоголя. Несмотря на довольно большую протяжённость, в этой части водопроводной линии к ней были подключены только три дома. Более того, у нас нет достоверных сведений о том, что в это время, и даже в межвоенный период, здесь существовали "угловые" колонки для общего пользования. Мы точно знаем, что они были в этом районе в 1950-е гг. и позднее, но вот ранее... Достоверно известно, что ближайшая к "южному немецкому району" колонка была на сенном базаре. С большой долей вероятности можно предположить, что колонки могли быть в районе Довжиковой больницы и армянского кладбища.
В Александровском саду, примыкавшем к "немецкому району", были все возможные для своего времени удобства, включая электричество и локальную канализацию.
О том, что электричество в дореволюционный период было проведено в кварталы "южного немецкого района" нам ничего не известно и почти со стопроцентной вероятностью можно сказать, что немцы, жившие в этой части города (то есть подавляющее большинство), им не пользовались. Поблизости от их жилищ оно появляется только в 1914 г. в Довжиковой больнице, а также оно было в упоминавшемся выше Александровском саду, однако вряд ли им от этого стало легче.
Телефонов в дореволюционный период в интересующем нас районе вообще не было, если не считать общественные учреждения (больница, Александровский сад).