Текст книги "За гранью"

Автор книги: Питер Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

10

Пятничное утро для Мэгги началось неудачно. Она провела беспокойную ночь, часто просыпалась от неясных, пугающих сновидений, которые исчезали тотчас, когда она вздрагивала от собственного крика, пытаясь убежать от опасности. Вновь засыпала не сразу, и не только из-за колотящегося сердца, но и из-за зловещих голосов и шума, доносившихся из дома напротив. Неужели полиция вообще никогда не спит?

Проснувшись в очередной раз от кошмара, она сходила на кухню за стаканом воды и, выглянув в окно спальни, увидела нескольких офицеров полиции в форме: они грузили в фургон с работающим мотором картонные коробки. Другие втаскивали в дверь какие-то странные устройства, и вскоре Мэгги почудилось, что она видит призрачное свечение, мечущееся за опущенными шторами гостиной дома номер тридцать пять. В саду перед фасадом дома продолжались раскопки; место раскопок было закрыто парусиновыми ширмами и освещалось фонарями, установленными внутри, поэтому Мэгги могла разглядеть, как на экране, лишь увеличенные и деформированные тени мужских силуэтов. Эти пугающие фигуры перебирались в ее следующий ночной кошмар, и она в конце концов перестала понимать, спит она или бодрствует.

Она окончательно проснулась в самом начале восьмого и направилась на кухню, полагая, что чашка чая поможет ей успокоиться. Мэгги думала сегодня продолжить работу над сказками братьев Гримм, – возможно, примется за «Гензель и Гретель»; эскизами к сказке «Рапунцель» она была вполне довольна, потому ей хотелось хотя бы на несколько часов выбросить из головы мысли о доме напротив.

Вскоре она услышала, как к крыльцу подъехал разносчик почты, и газета упала на коврик, лежащий перед дверью в прихожей. Мэгги подняла ее, вернулась на кухню.

Статья Лорейн Темпл, напечатанная на первой полосе, сразу бросилась в глаза; рядом с ней, под заголовком, набранным более крупным шрифтом, было сообщение о том, что Терри Пэйн умер, не приходя в сознание. Газета поместила еще и фотографию Мэгги, хотя она не давала на то разрешения. Должно быть, фотограф сделал снимок, когда она шла в паб на встречу с Лорейн, подумала она: ее запечатлели в тех же джинсах и светлом пиджаке, что были на ней в тот вторник.

«ДОМ ПЭЙНОВ: ЧТО РАССКАЗЫВАЕТ СОСЕДКА» – гласил заголовок, а статья подробно сообщала о том, как Мэгги, услышав подозрительные звуки из дома тридцать пять, расположенного по другую сторону Хилл-стрит, позвонила в полицию. Называя Мэгги подругой Люси Пэйн, журналистка излагала, что пришлось вытерпеть Люси, которая было жертвой домашнего насилия, как она боялась своего мужа. Все написанное с достаточной точностью соответствовало словам Мэгги. Но не обошлось и без ложки дегтя. Согласно источникам в Торонто, писала в своей статье Лорейн Темпл, Мэгги Фостер и сама находится в бегах от жестокого супруга, Уильяма Берка, практикующего в Торонто адвоката; подробно осветила время, проведенное Мэгги в больнице, и бесплодные попытки удержать мужа на расстоянии с помощью судебных решений. Изображая Мэгги нервной, бесцветной женщиной, этакой серой мышкой, Лорейн Темпл также упомянула и о том, что она посещает местного психиатра, доктора Симмс, которая «отказалась от каких-либо комментариев».

Журналистка закончила статью предположением, что из-за собственных психологических проблем Мэгги склонна излишне доверять людям, попавшим в похожую ситуацию. Лорейн не могла в открытую заявить, что считает Люси виновной – закон об ответственности за клевету сурово наказывает за это, – но она заронила сомнение в души читателей, что Люси неискренна и вполне могла обвести вокруг пальца слабую и легковерную Мэгги. Конечно, это была чушь, но чушь, эффективно воздействующая на мозги.

Как она могла так поступить, запаниковала Мэгги. Теперь все знают, что она жертва семейного насилия. И всякий раз, когда она выйдет на улицу, соседи, прохожие и даже кассирши в магазинах будут смотреть на нее кто с жалостью, а кто и с обвинением: сама виновата. Многие будут просто отводить глаза или вообще прекратят с ней разговаривать, считая, что она связана с событиями в доме Пэйнов. Даже совершенно незнакомые люди, которые узнают ее по фотографии, начнут проявлять к ней нездоровый интерес. Возможно, и Клэр перестанет ее навещать – она, кстати, не заходила к ней в гости с того дня, когда встретилась здесь с полицейским, и Мэгги уже начала волноваться: уж не случилось ли с девочкой что-нибудь.

Самое страшное, что эта история может дойти до Билла.

Да что там! Она действительно сама виновата: хотела помочь несчастной Люси, вызвать у людей сочувствие, а в результате и ей не помогла, и себе сделала только хуже. Какая глупость была довериться Лорейн Темпл! Одна поганая статейка – и весь ее новый, но ничем не защищенный мир будет разрушен. А так и будет. Как это несправедливо!

Так думала Мэгги, заливаясь слезами за кухонным столом. Это было действительно несправедливо.

После недолгого, но здорового ночного сна – благодаря внушительной порции «Лафройга» и Дюку Эллингтону – Бэнкс в восемь тридцать утра в пятницу уже входил в свой кабинет в Миллгарте. Первое, что он увидел на письменном столе, была записка Стефана Новака, сообщающая: скелетные останки, обнаруженные в саду дома Пэйнов, не принадлежат Лиан Рей. Имей Бэнкс хотя бы самую слабую надежду, что Лиан по прошествии столь долгого времени все еще жива, он бы запрыгал от радости, но, прочитав записку, он лишь в растерянности потер лоб: получалось, что найдена еще одна жертва Пэйна. Через три гудка Новак взял трубку. Было похоже, что Бэнкс помешал его разговору по другому телефону, но Стефан, невнятно пробормотав что-то собеседнику, переключил внимание на Бэнкса.

– Простите, что не сразу ответил.

– Проблемы?

– Да нет, все как всегда. Сейчас выйду из дома…

– А, долгие проводы… Послушайте, по поводу этой идентификации…

– Все точно, сэр. Проверили по данным стоматологической карты. Результаты ДНК-теста будут позднее. Это точно не Лиан Рей. Я сейчас направляюсь в дом, там парни продолжают искать.

– Так кто же это, черт возьми?

– Не знаю. Пока известно, что это молодая женщина лет двадцати, а то и чуть меньше, пробыла в земле несколько месяцев и во рту у нее стальная коронка.

– Чем это нам поможет? – спросил Бэнкс, роясь в закоулках памяти.

– Она, скорее всего, из Восточной Европы. Тамошние стоматологи до сих пор используют металл в зубопротезировании.

Точно. Теперь Бэнкс вспомнил: об этом говорил дантист, привлеченный судмедэкспертами к расследованию.

– Так, значит, из Восточной Европы?

– Вполне возможно, сэр.

– Ясно. Есть надежда на то, что результаты сравнения ДНК Пэйна и Сикрофтского насильника будут получены на этой неделе?

– Позвоню им сегодня и выясню.

– Отлично. Спасибо, Стефан, держите их под контролем.

– Слушаюсь.

Бэнкс выключил телефон. Одно из первых указаний начальника окружной полиции Хартнелла после формирования команды Бэнкса касалось создания в ее составе специальной группы. Полицейские, входившие в нее, должны были вести постоянный учет всех пропавших на территории Великобритании людей и отслеживать результаты дел по их розыску. Особенное внимание было приказано обращать на девочек-подростков – «пропашек», как их называли в команде, – блондинок, если у них не было особых причин пуститься в бега, а исчезли они по пути домой из клубов, пабов, кинотеатров. Но ни одна из них не вписывалась в критерии, которыми руководствовались при розыске Хамелеона, кроме девушки из графства Чешир, которая два дня спустя нашлась живой и сильно раскаивающейся в том, что, уединившись на два дня со своим бойфрендом, позабыла поставить в известность об этом своих родителей. Был и печальный случай: девушка из Линкольна, которая, как впоследствии выяснилось, погибла в ДТП, но поначалу не была идентифицирована. И вот теперь труп девушки, предположительно из Восточной Европы.

Бэнкс ненамного продвинулся в размышлениях и догадках, когда дверь его кабинета раскрылась и констебль Файли положил перед ним на стол утренний выпуск газеты «Пост».

Энни припарковала свою розовую «астру» и пошла к дому тридцать пять. Деревья на Хилл-стрит защищали ее глаза от утреннего солнца. Полицейская лента ограждала часть тротуара перед каменной стеной, за которой был разбит сад, поэтому пешеходы, проходя мимо, должны были сходить на проезжую часть. Энни заметила, как один или двое прохожих остановились, пытаясь заглянуть во двор поверх ворот, а большинство людей переходили на другую сторону улицы и отводили глаза в сторону от этого дома. Одна пожилая дама, шедшая впереди нее, даже перекрестилась.

Энни, предъявив пропуск дежурному и расписавшись в журнале посетителей, пошла по садовой дорожке к дому. Она не боялась увидеть отталкивающие подробности – тут тщательно потрудились судмедэксперты из СОКО, – но все же, приблизившись, занервничала. Люди, работавшие в саду, не обратили на нее внимания и продолжали свои раскопки. Входная дверь была приоткрыта, и, когда Энни осторожно нажала на ручку, она распахнулась, открыв взгляду прихожую.

В прихожей не было ни души, а внутри дома было так тихо, что Энни поначалу решила, что в доме, кроме нее, вообще никого нет. Тут раздался чей-то крик, а вслед из подвала донесся треск пневматической дрели, рассеявший ее наивные иллюзии. В доме было жарко, душно и ужасно пыльно, так что Энни три раза подряд чихнула, перед тем как продолжить осмотр.

Нервное напряжение постепенно спало, уступив место профессиональному любопытству: она с интересом отметила, что ковры сняты, видны бетонные плиты пола и деревянные ступени лестницы, в гостиной нет никакой мебели, демонтированы даже все осветительные приборы. В каждой из стен просверлено по нескольку отверстий – без сомнения, для того чтобы проверить, не замурованы ли в них тела. Энни передернуло: вспомнился «Бочонок амонтильядо» Эдгара По, один из самых страшных рассказов, который Энни читала в школе.

При осмотре она не должна была сходить с узкой тропки, ограниченной с двух сторон натянутыми веревками. Ей это напомнило посещение музея сестер Бронте или коттеджа Вордсворта, где посетителям разрешалось только рассматривать старинную мебель, защищенную похожим веревочным ограждением.

Кухня, в которой три криминалиста из СОКО возились над раковиной и канализационными трубами, была в таком же плачевном состоянии: кафельные плитки сбиты со стен, холодильник и плита исчезли, шкаф для посуды – пустой, все усыпано порошком для обнаружения отпечатков пальцев.

Энни и в голову не приходило, что возможно так разрушить жилище за каких-то три дня. Один из криминалистов, взглянув на нее, довольно раздраженно поинтересовался, что ей здесь надо. Она помахала перед его носом пропуском, и он снова принялся снимать со стены раковину. Внезапно пневматическая дрель смолкла, и Энни уловила гудение пылесоса, работающего наверху, – странно было слышать этот мирный домашний звук среди хаоса, царящего на месте преступления. Однако она знала, что пылесос используется здесь для куда более зловещей и мрачной надобности, нежели избавление от пыли.

Тишину, наступившую в подвале, она восприняла как сигнал, разрешающий ей спуститься. На середине лестницы Энни обратила внимание на открытую дверь в гараж, такой же, как и все в доме, пустой и раскуроченный. Машины там не было, ее, без сомнения, переправили в гараж полиции, где разобрали на части; перепачканный машинным маслом пол был вскопан.

По мере приближения к двери подвала она почувствовала все возраставшую тревогу, дыхание перехватывало. С отвращением взглянув на постер с обнаженной женщиной, широко раскинувшей ноги, Энни подумала, что криминалисты испытывают, должно быть, противоположные чувства, если не снимают его с двери. Он, наверно, вызвал брезгливость и ощущение опасности у Джанет Тейлор, подумала она, медленно спускаясь по лестнице, – так в ее представлении шли Джанет и Деннис. Господи, да она сама трясется, хотя отлично знает, что кроме экспертов здесь никого нет. А Джанет и Деннис не знали, что их ждет, сказала себе Энни, и вряд ли предугадывали страшные события.

Внизу было заметно холоднее. Подвал был меньше, чем она предполагала. Тогда все произошло очень быстро. Горящие свечи. Мужчина с мачете выпрыгивает из тени, наносит удар ножом по горлу и предплечью Денниса Морриси – тот стоит к нему ближе. Деннис оседает на пол. Джанет выхватывает из чехла дубинку, готовясь отразить нападение. Пэйн так близко, что она чувствует его дыхание. Возможно, он удивлен, что женщина, слабее его и ниже ростом, осмелилась встать у него на пути. Прежде чем он оправился от шока, Джанет замахивается и бьет его в левый висок. Боль… кровь заливает ему глаза, ослепляет, он сползает по стене. Удар по запястью – мачете выпадает из руки. Он слышит, как нож со звоном отлетает в сторону, он не знает куда. Бешенство придает ему сил, он поднимается и вновь идет на Джанет. Тейлор в отчаянии, поскольку знает, что ее раненый напарник умирает рядом на полу от обильного кровотечения, бьет Пэйна снова и снова, желая покончить с ним, чтобы поскорее помочь Деннису. Пэйн на четвереньках ползет в сторону, куда, по его мнению, отлетело мачете; все лицо у него в крови. Джанет бьет снова и снова. Мог ли он в тот момент справиться с ней? Наверное, нет. Сколько еще ударов наносит она Пэйну, когда он, обездвиженный, уже пристегнут наручниками к трубе?

Вздохнув, Энни стала смотреть, как парни из СОКО переходят с дрелью к другой стене.

– Вы сейчас опять запустите свой оглушительный аппарат? – спросила она.

– Хотите, можем дать тампоны в уши, – широко улыбаясь, предложил один из криминалистов.

– Да нет, я, пожалуй, унесу отсюда ноги до того, как вы начнете, – тоже с улыбкой ответила Энни. – У меня есть еще минута?

– Подождем.

Энни посмотрела на фигуры с нелепо длинными фаллосами, оккультные символы, нарисованные на стене, и задумалась, в чем же заключалась их роль в фантазиях Пэйна. Бэнкс еще рассказывал, что это место освещалось десятками свечей, но сейчас их уже не было в подвале, как и матраца, на котором лежало тело. Один из криминалистов, стоя на коленях, рассматривал что-то на бетонном полу рядом с дверью.

– Нашли что-то? – подошла Энни.

– Пока не уверен, – ответил он. – Какие-то чуть заметные следы на бетоне.

Энни опустилась на колени, стараясь рассмотреть то, что привлекло внимание эксперта, но так ничего и не увидела, пока тот не показал ей на три небольших кружочка в бетоне, расположены они были будто бы на углах равностороннего треугольника.

– Надо попробовать осветить это место под разными углами, – сказал он, как бы размышляя вслух. – Может, использовать для контрастности инфракрасную пленку?..

– Похоже на вмятины от штатива, – тоже вслух подумала Энни.

– Что? Ах ты… твою мать! Ой, простите, бога ради! А вы правы. Люк Селкирк и его смешная помощница работали здесь вчера или позавчера. Может, они и оставили эти следы. Пожалуй, будет лучше, если я сам выясню у них…

Энни отошла от него и направилась к дальнему выходу. Земляной пол был разделен на отдельные участки, на которых поочередно велись раскопки. Энни знала, что здесь обнаружены три тела. По узкой, огражденной лентами тропе она дошла до двери, открыла и поднялась по ступенькам лестницы, ведущей на задний двор. Лента закрывала выход в сад, но у нее не было необходимости идти туда. Вся территория разросшегося сада была, подобно земляному полу в подвале, разделена при помощи веревок на участки. Большая часть этих участков была уже очищена от травы, сорняков и верхнего слоя почвы, но некоторые – в дальнем конце – пока оставались нетронутыми. У стены лежало скатанное, наподобие ковра, большое водонепроницаемое полотнище – его вчера использовали для защиты сада от дождя.

Работа криминалистов требовала особой тщательности и внимания; Энни поняла это еще тогда, когда наблюдала за эксгумацией в деревне Хоббс-Энд. Долго пролежавшие в земле кости можно легко повредить. Она увидела яму глубиной примерно в три фута – из нее было извлечено тело, – двое мужчин, стоявшие рядом, собирали лопатками землю и передавали своему коллеге, который просеивал ее через сито. Ну чем не золотодобытчики? – подумала Энни.

– Что делаете? – спросила у них Энни, стоя на верхней ступеньке лестницы, ведущей из подвала.

Один из мужчин обернулся и посмотрел на нее. Сначала она не признала в нем Стефана Новака. Она не была с ним хорошо знакома – Новак был переведен в управление Западного округа в Иствейле сравнительно недавно, – хотя Бэнкс уже представил их друг другу. По словам заместителя главного констебля Рона Маклафлина, Стефан – человек, который способен втащить упирающийся и визжащий Северный Йоркшир в двадцать первый век. Энни считала его слишком сдержанным, даже скрытным, словно он хранил в памяти некую величайшую тайну или нес в душе тяжелое бремя прошлой боли. Внешне он производил впечатление вполне веселого и радующегося жизни человека, но Энни была уверена, что в действительности он вовсе не такой. Стефан был высоким, выше шести футов, симпатичным мужчиной с элегантной короткой стрижкой. Она знала, что он выходец из Польши, и иногда задумывалась, а вдруг он потомок какого-нибудь знатного семейства. Многие поляки, с которыми ей доводилось иметь дело, утверждали, что они из аристократического рода. Стефан никогда об этом не говорил, но в том, как он держится, в гордой посадке головы было поистине что-то аристократическое и величественное.

– А вы Энни, верно? – спросил он. – Сержант Энни Кэббот.

– Теперь уже инспектор, Стефан. Ну, как идут дела?

– А я и не знал, что вы принимаете участие в расследовании.

– У меня свое дело, касается оно только Теренса Пэйна, – объяснила Энни. – Я работаю в отделе по расследованию жалоб и дисциплинарных нарушений.

– Ни за что не поверю, что прокуратура позволила бы этому выродку хоть когда-нибудь выйти из тюрьмы, – сказал Стефан. – Выясняете, оправдано ли обстоятельствами лишение этого человека жизни?

– Надеюсь, что именно с такой точки зрения будет рассматриваться это дело, но кто знает… А пока мне нужно было осмотреть это место.

– После нас вряд ли что-то можно разглядеть, – покачал головой Стефан. – Но наши старания увенчались успехом. Мы нашли еще одно тело. Хотите взглянуть?

– Непременно, – ответила Энни, подлезая под ленту.

– Только будьте осторожны, – предупредил Стефан. – Не заходите за ограничительные ленты.

Соблюдая все рекомендации Стефана, Энни подошла к раскопанной могиле. Она разглядела часть черепа, плечо и часть левого предплечья.

– Сколько пролежал труп? – спросила она.

– Трудно сказать. – Стефан приподнял брови. – Несколько месяцев. – Он представил ей двух мужчин, склонившихся над разрытой могилой: один из них был ботаником, другой – энтомологом. – Эти ребята помогут нам с определением времени захоронения. Мы попросили еще и доктора Уильямса из университета оказать нам помощь.

Энни помнила этого длинноволосого молодого доктора с большим кадыком еще по расследованию преступления в деревне Хоббс-Энд, помнила, как ласково он гладил тазовую кость Глории Шэклтон, с вожделением поглядывая при этом на Энни.

– Я понимаю, это не мое дело, – повела плечами Энни, – но не слишком ли много народу для одного трупа?

Стефан посмотрел на нее сощуренными от солнца глазами.

– Да, – согласился он. – Но пусть лучше они участвуют в деле сейчас, чем потом будут ставить нам палки в колеса.

– Вы правы.

Энни пошла назад к своей машине. Все, что могла выяснить на Хилл-стрит, она выяснила, можно было уезжать. К тому же, взглянув на часы, она вспомнила, что ей надо быть еще и на вскрытии.

– Скажите, ну какого дьявола вы так разоткровенничались с журналисткой? – рассерженно выговаривал Бэнкс. – Я что, не предупреждал вас?

– Сейчас, слушая вас, я впервые поняла, что мы живем в полицейском государстве, – произнесла Мэгги Форрест.

Сложив руки на груди, она злыми, полными слез глазами смотрела на Бэнкса. Они стояли в ее кухне – Бэнкс, сжимающий в руке газету «Пост», и Мэгги, которую его приход застал за уборкой посуды после завтрака. Прочитав в Миллгарте статью, Бэнкс сразу же бросился на Хилл-стрит.

– Не забивайте мне голову детским лепетом про полицейское государство. Вы-то сами кто? Студентка, протестующая против какой-то войны, ведущейся неизвестно где?

– Вы не имеете права говорить со мной в таком тоне. Я не сделала ничего плохого.

– Вы так думаете? Вы хоть представляете, какое осиное гнездо вы помогли разворошить?

– Не понимаю, о чем вы. Я всего лишь хотела помочь Люси, но журналистка все переврала.

– А вы настолько наивны, что не могли этого предвидеть?

– Наивность и желание помочь – это, к вашему сведению, не одно и то же, но такому циничному человеку, как вы, это вряд ли понятно.

Бэнкс, видя, что Мэгги всю трясет то ли от злости, то ли от страха, подумал, что зря дал волю своему гневу. Он знал, что она еще не оправилась от душевных ран, причиненных мужем-садистом, потому, наверное, онемела от страха, когда он повысил на нее голос. Он присел к кухонному столу и попытался разрядить обстановку.

– Мэгги, – произнес он спокойным, мягким тоном, – простите меня, но вы создали нам кучу проблем.

– О каких проблемах вы говорите? – спросила, успокаиваясь, Мэгги.

– Симпатии общества – крайне ненадежная опора, и если вы делаете ставку на них, то вас ждет нечто похожее на танцы с дьяволом. Готовьтесь, что в свое время до вас доберутся и съедят со всеми потрохами, и такое может произойти с кем угодно.

– А как, по-вашему, люди могут узнать, что пришлось испытать Люси? Она сама не станет рассказывать об издевательствах над ней мужа, за это я могу ручаться.

– Никто не знает, что на самом деле происходило в доме Люси. А то, что делаете вы, значительно снижает ее шансы на справедливое судебное разбирательство, если…

– Судебное разбирательство? В чем ее обвиняют?

– Вы не дали мне договорить, я хотел сказать: «… если до этого дойдет».

– Простите, но я не могу с вами согласиться. – Мэгги включила электрический чайник и села к столу напротив Бэнкса. – Людям необходимо знать о домашнем насилии. Особенно потому, что помощи от полиции не дождешься.

– Я понимаю, что у вас стойкое предубеждение против нас, но…

– Предубеждение, вы сказали? Это точно. Ведь не без вашей «помощи» я оказалась в больнице.

– Но вы должны понять, что подобные дела мы вынуждены решать со связанными руками. Мы можем действовать лишь в соответствии с той информацией, которой располагаем, и тем, что позволяют нам законы этой страны.

– Это как раз и есть те причины, что побудили меня открыто рассказать о Люси. А кстати, вы пришли сюда не для того, чтобы помочь ей, я права?

– Я здесь для того, чтобы докопаться до истины.

– В ваших устах это звучит высокомерно и надменно. Всем известно, что полиция стремится только предъявить обвинение, установление истины, а также справедливость их не очень-то заботят.

– Обвинения, если с их помощью удается очистить улицы от хулиганов и преступников, помогают обществу. Но очень часто они не срабатывают. А справедливость… это мы предоставляем судам, но во всем остальном вы неправы. Я не могу говорить за других, но для меня главное – это установление истины. С начала апреля я день и ночь занимаюсь расследованием преступления, а расследуя любое дело, я стараюсь разобраться, что произошло, кто это сделал и почему. Я не всегда выясняю истину, но вас бы наверняка удивило, сколько сил я прикладываю к тому, чтобы до нее докопаться. Иногда это создает неприятности для меня самого. Я должен жить с тем, что узнал, это становится частью моего существования. Я словно катящийся под гору снежный ком, после которого склон остается чистым, а я, накручивая на себя слой за слоем, собираю всю грязь и камни, чтобы вы могли сидеть в своих домах в безопасности и тепле и обвинять меня в гестаповских методах.

– Я имела в виду совсем не это. И кстати, я не всегда пребывала в безопасности и тепле.

– Вы хотя бы поняли, что ваш поступок позволяет извратить истину, какой бы она ни была?

– Да это же не я, это журналистка, Лорейн Темпл.

Бэнкс ударил ладонью по столу, но тут же пожалел об этом, заметив, как вздрогнула Мэгги.

– Чушь, – глядя на нее в упор, произнес он. – Она всего лишь делала свою работу. Нравится вам это или нет, но дело обстоит именно так. Ее задача – продавать газеты. А вы, Мэгги, решили, что пресса существует, чтобы рассказывать правду, а полиция – для того чтобы врать.

– Вы совершенно сбили меня с толку.

Чайник закипел, и Мэгги начала заваривать чай, не предложив Бэнксу, но, когда чай был готов, она машинально налила и ему чашку. Он благодарно кивнул.

– Мэгги, я хочу сказать только то, что вы, возможно, причинили Люси больше зла, чем добра, пообщавшись с прессой. Смотрите сами, что из этого вышло. Вы говорите, что они переврали ваши слова, и из статьи ясно следует: Люси так же виновна, как и ее муж. Это едва ли поможет ей, вы согласны?

– Но я же вам сказала, она все переврала.

– А я повторяю, что вы должны были предвидеть это.

– Ну и куда же мне следует обратиться, чтобы рассказать правду? Или выяснить ее?

– Господи, Мэгги, да если бы я знал ответ на этот вопрос, я бы…

Бэнкс не успел закончить фразу, его прервал звонок мобильного телефона. На этот раз звонил дежурный констебль из городской больницы, чтобы сообщить о том, что Люси Пэйн подготовлена к выписке и что при ней находится адвокат.

– Вам что-либо известно об этом адвокате? – спросил Бэнкс у Мэгги, выключив телефон.

Она застенчиво улыбнулась:

– Конечно.

Бэнкс, не вполне убежденный, что сможет ответить ей в цивилизованной манере, промолчал. Оставив чай нетронутым, он, кивнув на прощание Мэгги, поспешил к своей машине. Он даже не остановился, чтобы поговорить с Энни Кэббот, выходившей из дома тридцать пять, но все же помахал ей рукой, перед тем как сесть в свой «рено» и с ревом умчаться.

Когда Бэнкс вошел в палату Люси, она, сидя на постели, красила черным лаком ногти на ногах. Посмотрев на него, она, засмущавшись, потянула вниз юбку. Бинты уже сняли, и кровоподтеки на лице почти прошли. Она уложила свои черные волосы так, чтобы прикрыть выбритую при наложении швов полоску. В палате была еще одна женщина – адвокат. Высокая, стройная, с каштаново-шоколадными волосами, подстриженными коротко, почти как у Бэнкса, с внимательными серьезными светло-карими глазами; на ней был черный в тонкую полоску пиджак, юбка того же цвета и белая блуза с кружевными оборками на груди, черные колготки и туфли-лодочки.

Отойдя от окна, она протянула Бэнксу руку:

– Джулия Форд. Я адвокат Люси. Не уверена, что мы с вами встречались.

– Рад познакомиться, – приветствовал ее Бэнкс.

– Вы не в первый раз собираетесь говорить с моей клиенткой, инспектор?

– Верно, – подтвердил Бэнкс.

– И в предыдущее ваше посещение с вами была психолог доктор Фуллер?

– Доктор Фуллер – психолог-консультант, она помогает команде, сформированной для проведения операции «Хамелеон», – ответил Бэнкс.

– Пожалуйста, господин старший инспектор, запомните то, что я скажу. Я смогу легко убедить суд не принимать в качестве доказательств ни один довод, приводимый на основании данных, которые получила доктор Фуллер у моей клиентки.

– А мы не собирали доказательства или улики, – ответил Бэнкс. – Люси задавали вопросы как свидетелю и жертве, а не как подозреваемой.

– Отлично, инспектор, тогда сменим тему. А какова цель вашего сегодняшнего прихода?

Бэнкс пристально посмотрел на Люси, которая продолжала красить ногти и, казалось, не обращала внимания на перепалку между своим адвокатом и Бэнксом.

– А вы знаете, Люси, я не уверен, что вам требуется адвокат, – обратился он к ней.

Люси подняла глаза:

– Это в моих интересах. Сегодня меня выписывают. Вскоре бумаги будут готовы, и я смогу пойти домой.

Бэнкс зло посмотрел на Джулию Форд:

– Надеюсь, это не вы подбиваете ее на подобные фантазии?

Джулия удивленно подняла брови:

– Не понимаю, о чем речь.

Бэнкс снова повернулся к Люси.

– Вы не можете идти домой, Люси, – начал объяснять он. – Ваш дом разбирается по кирпичику судмедэкспертами. Вы имеете хоть какое-нибудь представление о том, что там произошло?

– Конечно, – уверенно ответила Люси. – Терри меня бил. Из-за этого я оказалась в больнице.

– Но Терри уже умер, верно?

– Да. И что?

– А то, что это меняет дело, вы согласны?

– Послушайте, – возразила Люси. – Я жертва домашнего насилия, я лишилась мужа. Теперь вы говорите, что я лишилась и дома тоже?

– На некоторое время.

– И что я, по-вашему, должна делать? Куда мне теперь идти?

– А почему не к приемным родителям, Линда?

По взгляду, который бросила на него Люси, Бэнкс понял, что последняя фраза сказала ей о многом.

– Похоже, выбирать мне не из чего?

– Похоже, что эту проблему вам придется решать немного погодя, – парировал Бэнкс. – Мы обнаружили следы крови Кимберли Майерс на рукаве вашего домашнего халата, а также желтые волокна веревки в соскобе из-под ваших ногтей. Вам придется многое объяснить до того, как вы куда-либо поедете.

На лице Люси появилось выражение тревоги:

– О чем это вы?

Джулия Форд, глядя на Бэнкса прищуренными глазами, сказала, обращаясь к Люси:

– Люси, он имеет в виду, что собирается отправить вас в полицейский участок для допроса.

– И он имеет право это сделать?

– Боюсь, что да.

– И он может держать меня там?

– Согласно уставным нормам Парламентской ассамблеи Совета Европы, может, если ваши ответы его не удовлетворят. Двадцать четыре часа. На этот счет существуют очень строгие установки. Так что вам не о чем беспокоиться.

– Вы думаете, я могу целый день пробыть в заключении? В камере?

– Не надо волноваться, Люси, – старалась успокоить ее Джулия, подойдя к клиентке и взяв ее за руку. – С вами ничего не случится. Сейчас не те времена. За вами будут хорошо смотреть.

– Но я ничего не делала! – Люси уставилась на Бэнкса бешено горящими черными глазами. – Я ведь жертва. За что вы ко мне придираетесь?

– Никто не придирается к вам, Люси, – спокойно возразил Бэнкс. – У нас накопилось к вам много вопросов, и мы думаем, вы не станете возражать против того, чтобы дать на них ответы.

– Я отвечу. Я не отказываюсь сотрудничать с вами. Для этого необязательно тащить меня в полицейский участок. К тому же я уже отвечала на вопросы.

– Не на все, нам необходимо узнать еще кое-что, к тому же существуют определенные процедуры и формальности, которым нужно следовать. И сейчас изменились обстоятельства: Терри умер.

– Не понимаю, к чему вы это… – произнесла Люси, отведя глаза в сторону.

– Теперь вы можете говорить свободно: вам некого бояться.