Текст книги "За гранью"

Автор книги: Питер Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

16

Утром в понедельник солнечные лучи, проникнув сквозь неплотно задернутые занавески на кухне Бэнкса, отразились от начищенных до блеска сковородок и кастрюль, висящих на стене. Бэнкс сидел за сосновым кухонным столом с чашкой кофе и тостом, намазанным джемом, перед ним лежала развернутая утренняя газета, из включенного приемника неслись звуки «Вариаций на тему Томаса Таллиса» в исполнении Воана-Уильямса. [32]32
  Таллис Томас (1505–1585) – английский композитор и органист. Воан-Уильямс Ральф (1872–1958) – английский композитор, органист, дирижер и музыкально-общественный деятель.


[Закрыть]Но он не слушал и не читал.

Он проснулся около четырех утра, оттого что его голова раскалывалась от миллиона крутившихся в мозгу подробностей расследования, и, хотя Бэнкс чувствовал себя усталым как собака, он знал, что снова заснуть не сможет. Когда же, наконец, завершится расследование дела Хамелеона, старший инспектор Гристхорп вернется на работу, а он приступит к исполнению своих прежних обязанностей! Ответственность руководителя специальной группы за последние полтора месяца вконец вымотала его. Все признаки хронической усталости были налицо: краткий сон, тревожные сновидения, что усугублялось постоянной нездоровой пищей в сочетании с обильной выпивкой и большим количеством сигарет. Однажды ему уже случилось оказаться в состоянии такого же морального и физического истощения, когда он несколько лет назад ушел из столичной полиции и перебрался в Северный Йоркшир, надеясь на новом месте зажить спокойно. Разыскная работа ему очень нравилась, хотя временами казалось, что деятельность полицейских превратилась в игру для молодых. Наука, новые технологии и изменения в организационно-управленческой структуре отнюдь не упростили самого розыска, зато усложнили жизнь. Бэнкс понял, что он уже вплотную подобрался к своему карьерному пределу, а этим утром ему в голову пришла вполне серьезная мысль: не уйти ли с работы?

Услышав шаги почтальона за дверью, он вышел в прихожую, чтобы поднять с пола свежую корреспонденцию. В привычной куче счетов и рекламных проспектов он заметил надписанный вручную конверт из Лондона и сразу же узнал этот аккуратный округлый почерк.

Сандра.

Сердце забилось в горле; Бэнкс, собрав все бумаги, вернулся в кухню, самую любимую комнату в доме – хотел прочесть письмо именно там. Он давно надеялся получить его, но содержание послания словно погасило яркое утро за окном, а кухня показалась темной и мрачной.

Дорогой Алан!

Мне известно, что Трейси рассказала тебе о моей беременности. Жаль, что ты услышал об этом именно от нее, но ничего не поделаешь. Я надеюсь, теперь ты поймешь необходимость нашего развода и будешь действовать соответственно изменившимся обстоятельствам.

Искренне твоя

Сандра.

Вот так-то. Холодная, формальная записка. Для себя он решил, что не отвечал на ее просьбы о разводе, поскольку не считал это делом первостепенной важности, да и вообще не видел необходимости спешить. Вероятно, в глубине души он по-прежнему оставался верным Сандре и в каком-то дальнем, скрытом уголке души еще лелеял надежду, что происходящее – всего лишь ошибка или дурной сон, и он однажды утром снова проснется в иствейлском типовом доме, а рядом с ним будет Сандра. Не то чтобы он очень этого хотел, тем более сейчас, но как будто желал убедиться в том, что не очерствел окончательно и еще способен лелеять в душе столь неразумные желания.

И вот на тебе!

Бэнкс отложил письмо в сторону, чувствуя исходящий от него холод. Почему он не может просто выбросить все это из головы и жить дальше, как это со всей очевидностью сделала Сандра? Из-за чувства вины за случившееся с его нерожденным ребенком, из-за того, что почувствовал облегчение? Этого он не знал.

Он смахнул письмо со стола на пол, взял портфель и пошел к машине.

Этим утром он намеревался поехать в Лидс, но попозже, сначала решил заскочить в участок, разобрать хотя бы часть бумажных завалов и поговорить с Уинсом. Дорога из Грэтли в Иствейл проходила, по мнению Бэнкса, по удивительно красивым местам – так он решил, когда первый раз ехал по этому маршруту. Узкое шоссе отлого взбирается наверх; из машины открывается вид на расположенные в долине, как будто спящие деревни, на извивающуюся и уходящую влево реку; на поля, покрывающие крутые склоны; в правой части долины – пастбище, по которому разбрелись овцы. Но сегодня он не обратил на привлекательный пейзаж никакого внимания отчасти потому, что уже вволю налюбовался им, отчасти из-за того, что был расстроен письмом Сандры.

После хаоса прошедшего уик-энда работа полицейского участка вернулась в нормальную колею; репортеры пропали, так же, впрочем, как и Люси Пэйн. Исчезновение Люси не сильно беспокоило Бэнкса, он почти об этом не вспоминал. Он вошел в свой кабинет и включил радио. Она, по всей вероятности, даст о себе знать, но, если так не случится, особых причин для волнения нет. Даже если они обнаружат какие-либо улики против нее. Ее все равно отследят через банкоматы, в которых она будет снимать деньги, или кредитные карты, когда она будет делать покупки. Где бы она ни находилась, без денег ей не обойтись.

Разобравшись с бумагами, Бэнкс пошел в комнату сотрудников. Констебль Уинсом Джекмен сидела за столом и задумчиво грызла кончик карандаша.

– Уинсом, – обратился он к ней, припомнив одну из подробностей, разбудившую его сегодня под утро. – У меня есть для вас еще одно задание.

Объяснив ей, что именно требуется, Бэнкс, воспользовавшись боковым выходом, покинул здание участка и поехал в Лидс.

Энни вошла в здание Королевской прокуратуры сразу по окончании обеденного перерыва – самой ей перекусить не удалось. Следователь прокуратуры, которому было поручено вести дело, Джек Уитэкер, оказался моложе, чем она его представляла, – около тридцати, рано облысевший и слегка шепелявивший. Его рукопожатие оказалось твердым, а рука – слегка влажной. Его кабинет был несравненно более опрятным, чем офис Стаффорда Оука в Иствейле, где ни одна папка не находилась на положенном месте, зато их обложки были украшены олимпийскими эмблемами, кольца которых оставили кофейные чашки.

– Есть новости? – спросил следователь Энни, дождавшись, когда она устроится на стуле напротив него.

– Да, – ответила Энни. – Констебль Тейлор изменила свои показания сегодня утром.

– Позвольте взглянуть?

Энни протянула ему исправленные показания, и Уитэкер стал читать. Закончив, положил листы на стол, подвинул их к Энни.

– Ваше мнение? – спросила она.

– Мое мнение такое, – медленно произнес Джек Уитэкер, – что мы можем предъявить Джанет Тейлор обвинение в убийстве.

– Что? – Энни не поверила услышанному. – Она действовала как полицейский при исполнении обязанностей. Я рассчитывала на убийство при смягчающих вину обстоятельствах или – в самом худшем случае – на непреднамеренное убийство. Но убийство?

Уитэкер вздохнул:

– Дорогая моя, вы, похоже, не в курсе последних новостей?

– Каких новостей?

Энни по дороге в Лидс выключила в машине радио, размышляя о деле Джанет и переживая неловкость, оставшуюся после встречи с Бэнксом.

– Перед самым обедом присяжные вновь вернулись к рассмотрению дела Джона Хэдли, девонского фермера.

– Я в курсе дела Хэдли. И каков вердикт?

– Виновен в убийстве.

– Господи боже мой! – воскликнула Энни. – Поймите, Хэдли – обычный гражданин. Он выстрелил налетчику в спину. Джанет Тейлор…

Уитэкер поднял руку:

– Дело в том, что решение суда – это что-то вроде послания нам, и мы должны показать, что действие законов, которыми он руководствуется, распространяется на всех. Мы не можем дать прессе повод вопить, что мы проявляем мягкость в отношении Джанет Тейлор только потому, что она сотрудник полиции.

– Так это политическое решение?

– А вы как думали? Справедливость должна торжествовать…

– Справедливость? – гневно оборвала тираду Уитэкера Энни.

Он приподнял бровь:

– Поверьте, я все понимаю, но, согласно своим показаниям, Джанет Тейлор пристегнула Теренса Пэйна наручниками к металлической трубе после того, как обездвижила его, и еще дважды изо всей силы ударила дубинкой. Это преднамеренное убийство.

– Но она не думала его убивать.

– А уж это решать присяжным. Любой хороший обвинитель сможет доказать, что она чертовски хорошо представляла, какое воздействие окажут на Пэйна два последних удара по голове после семи уже нанесенных.

– Поверить не могу… – с трудом произнесла Энни.

– Никто не испытывает большего огорчения, чем я, – со вздохом объявил Уитэкер.

– Кроме Джанет Тейлор.

– Так не надо было убивать Теренса Пэйна.

– Да что вы, черт возьми, знаете? Вы что, были там, в этом подвале, видели, как ваш напарник умирает, истекая кровью, видели мертвую девушку на матраце? У Тейлор не было и секунды, чтобы, как вы говорите, представить, какое воздействие окажут ее удары, потому что на нее бросился человек с мачете. Да это же просто подлый фарс!

– Успокойтесь, Энни, – попросил ее Уитэкер.

Энни, встав со стула, заходила по кабинету, сцепив пальцы рук:

– Легко сказать! Не могу я успокоиться. Ведь эта женщина прошла через ад. Я посоветовала ей внести изменения в показания, поскольку была уверена, что так для нее будет лучше. И как теперь я буду выглядеть?

– Вас только это волнует?

– Конечно, нет. – Энни медленно опустилась на стул. Она все еще кипела от злости, дыхание было хриплым и прерывистым. – Теперь я еще и лгунья! Как все гадко!

– Вы лишь исполняли свою работу.

– Исполняла работу, подчинялась приказам… Все правильно. Спасибо. От ваших слов я почувствовала себя намного лучше.

– Послушайте, Энни, мы, возможно, сумеем обеспечить себе некоторую свободу маневра, добившись отсрочки рассмотрения дела.

– Что за свобода маневра?

– Не думаю, что Дженни Тейлор признает себя виновной в убийстве.

– Нет, конечно, и я буду настоятельно советовать ей не признавать себя виновной.

– Дело не в советах. К тому же в ваши обязанности это не входит. Что вы думаете насчет того, чтобы она признала себя виновной?

– В непреднамеренном убийстве?

– Это не была самозащита – после того, как она перешла предел необходимой обороны и нанесла два удара, хотя Пэйн уже не мог нападать и даже защищаться.

– И что тогда?

– Убийство в состоянии аффекта.

– Какое наказание ей грозит в этом случае?

– От полутора до трех лет.

– Это слишком большой срок, особенно для полицейского.

– Не больше, чем дали Джону Хэдли.

– Хэдли выстрелил из дробовика в спину подростку.

– А Джанет Тейлор била человека, неспособного защищаться, по голове полицейской дубинкой, что послужило причиной его смерти.

– Но это же был серийный убийца!

– В то время она этого не знала.

– Но он наступал на нее с мачете в руках.

– Обезоружив его, она применила силу значительно большую, чем требовалось, что и явилось причиной смерти. Энни, то, что он был серийным убийцей, в данном случае значения не имеет. Будь он хоть Джеком Потрошителем, для присяжных это не будет иметь значения.

– Он зарубил ее напарника. Она была потрясена.

– Я конечно же рад слышать, что это событие не успокоило ее, не охладило ее гнев, а позволило мобилизовать все силы, когда ей потребовалось.

– Вы же отлично понимаете, что я имела в виду. К чему этот сарказм?

– Извините. Уверен, что присяжные и судья примут во внимание все обстоятельства, а также ее душевное состояние.

Энни вздохнула. Ее мутило. Как только закончится весь этот фарс, она сразу покинет филиал ада на земле, которым является отдел расследований жалоб и дисциплинарных нарушений, и снова вернется к обычной полицейской работе.

– Ну ладно, – сказала она. – И что дальше?

– Вы же знаете, Энни, что дальше. Найдите Джанет Тейлор. Арестуйте ее, доставьте в полицейский участок и предъявите ей обвинение в убийстве в состоянии аффекта.

– Вас спрашивают, сэр.

Бэнкса озадачило, с чего это вдруг молодой констебль разулыбался, просунув голову в приоткрытую дверь временного офиса Бэнкса в Миллгарте.

– И кому же я потребовался? – спросил он.

– Вам бы лучше самому взглянуть, сэр.

– А что, больше некому принять посетителя?

– Посетительницу. Она настаивает на том, чтобы увидеться с начальником, который возглавляет розыск пропавших девушек, сэр. Начальник окружной полиции Хартнелл в Уэйкфилде вместе с заместителем главного констебля, а главного инспектора Блэкстоуна нет на месте. Так что, кроме вас, некому, сэр.

Бэнкс вздохнул:

– Ну ладно. Веди ее.

Констебль снова ухмыльнулся, и его голова исчезла, однако в воздухе как будто остался осязаемый след, смахивающей на улыбку Чеширского кота. Через несколько секунд Бэнкс увидел то, что вызывало неудержимое веселье констебля.

Она чуть слышно постучала в дверь, потом открыла ее так медленно, что петли вывели жалобную мелодию, и вот, наконец, предстала перед Бэнксом. При росте не более пяти футов она, казалось, ничего не весила – была настолько худой, словно от рождения страдала хроническим отвращением к пище. Пронзительно-красный цвет губной помады и лака для ногтей резко контрастировал с почти прозрачной бледностью ее кожи и утонченными чертами лица. При взгляде на них возникала мысль, что они сделаны из фарфора, а затем аккуратно приклеены к круглому, как луна, лицу, а может, просто нарисованы на нем. Она прижимала сумочку из золоченой парчи к ярко-зеленой, короткой кофточке-накидке, чуть прикрывавшей груди, казавшиеся пупырышками на гусиной коже, несмотря на имеющийся на них бюстгальтер. Ниже кофточки-накидки гостья демонстрировала обнаженный бледный живот, пупок с болтающимся кольцом; с бедер свисала мини-юбка, сшитая из искусственной кожи. На ней не было колготок, и ее белые тощие ноги были обуты в туфли на толстой литой платформе с высоким каблуком – казалось, будто она передвигается на ходулях. На лице Бэнкс разглядел явный страх и волнение, в то время как ее удивительно приятные сине-голубые глаза неустанно шарили по всему, что находилось в кабинете.

Бэнкс поначалу принял ее за проститутку, подсевшую на героин, но следов от уколов на ее руках не разглядел. Однако это вовсе не означало, что она не сидит на каком-то другом наркотике, и конечно же не свидетельствовало о том, что она не проститутка. Ведь, помимо иглы, существует еще масса различных способов введения наркотиков в организм. Что-то в ней напомнило ему дочь главного констебля Риддла, Эмили, но, приглядевшись, Бэнкс понял: просто все девушки подобного типа похожи на сидевших на героине модельных див, что несколько лет назад покоряли мир.

– Так вы и есть тот самый? – спросила она.

– Который это?

– Ну, который руководит. Я просила о встрече с самым главным.

– Да, это я. Назначен им за все мои грехи, – ответил Бэнкс.

– Что?

– Не обращайте внимания. Садитесь.

Она медленно, словно опасаясь чего-то, опустилась на стул. Глаза продолжали без устали бегать по кабинету, как будто она боялась, что сейчас внезапно появится кто-то страшный и накрепко привяжет ее к стулу. Бэнкс не сомневался, что решение прийти сюда далось ей очень нелегко.

– Чай? Кофе? – спросил он.

Она подняла на него удивленные глаза:

– Э… да. Пожалуйста. Если можно, кофе.

– Какой?

– Что?

– Я спрашиваю, с чем пьете кофе? Какой вам заказать?

– С молоком и много сахара, – ответила она с удивлением, как будто иного кофе на свете не существовало.

Бэнкс, попросив по телефону приготовить два кофе – для него черный, – поднял глаза на странную гостью:

– Как вас зовут?

– Кэнди. [33]33
  Кэнди по-английски значит «конфета».


[Закрыть]

– А по-настоящему?

– Что? А чем вам не нравится это имя?

– Нет-нет. Кэнди так Кэнди. Вы прежде бывали в полицейском участке?

Тонкие черты лица Кэнди исказились от страха.

– А зачем?

– Да вы не волнуйтесь. Так принято спрашивать.

Она попыталась улыбнуться, но слабая улыбка быстро сползла с лица, будто и не было.

– Да… мне как-то тревожно, что ли…

– Успокойтесь. Я же вас не съем.

«Что я говорю?» – спохватился Бэнкс, заметив плотоядный, понимающий взгляд, которым вспыхнули ее глаза. Он запамятовал, что на нынешнем слэнге «съесть» означает заниматься оральным сексом.

– Я хотел сказать, – поспешил пояснить он, – что не сделаю вам ничего плохого.

Снова появился молодой констебль с идиотской ухмылкой на лице и двумя чашками кофе. Бэнкс сразу же приказал ему выйти: заносчивость и высокомерие юнца и его словно приклеенная к глупому лицу самодовольная улыбка раздражали Бэнкса.

– Ну, Кэнди, – обратился к ней Бэнкс, сделав первый глоток. – Что привело вас ко мне?

– Можно закурить? – спросила она, раскрывая сумочку.

– Сожалею, – ответил Бэнкс, – но курение здесь запрещено, и за нарушение запрета я понесу ответственность наравне с вами.

– Так, может, мы выйдем из участка?

– Не думаю, что так будет лучше, – покачал головой Бэнкс. – Давайте действовать сообразно правилам.

– Вы знаете, я просто люблю, когда пью кофе, выкурить сигаретку. Привычка, знаете…

– На этот раз сделайте исключение. Так что привело вас ко мне, Кэнди?

Она немного помедлила с ответом, выражение ее лица стало обиженно-озабоченным, она закрыла сумочку, а когда закидывала ногу на ногу, так саданула платформой туфли по днищу столешницы, что кофе из чашки Бэнкса выплеснулся на кучу лежащих перед ним бумаг.

– Ой, простите! – вскрикнула она.

– Ничего, – успокоил ее Бэнкс и, достав носовой платок, вытер пролитый кофе. – Так вы хотели рассказать мне о цели своего прихода.

– Я хотела?

– Да, – заверил ее Бэнкс.

– Тогда вначале, – обратилась к нему Кэнди, перейдя почти на шепот, – вы должны гарантировать мне иммунизацию или как там это у вас называется. Иначе я не скажу ни слова.

– Вы хотели сказать иммунитет, то есть неприкосновенность.

Она залилась краской:

– Пусть так. Я недолго ходила в школу.

– Иммунитет от чего?

– От преследования.

– А за что я должен вас преследовать?

Ее взгляд снова заскользил по кабинету, иногда задерживаясь на Бэнксе; пальцы рук нервно теребили лежащую на коленях сумочку.

– За то, чем я занимаюсь, – помедлив, ответила она, – ну… с мужчинами. Я проститутка.

– Господи! – притворно ужаснулся Бэнкс. – Да вы прямо огорошили меня таким сообщением!

В ее глазах заблестели злые слезы.

– Вот только не надо подколов! Я не стыжусь своей профессии. По крайней мере я не бегаю по улицам и не сажаю в камеры невинных людей, оставляя на свободе явных преступников.

Бэнксу стало не по себе. Надо бы придержать язык, ведь только что, обидев ее своим сарказмом, он проявил себя не лучше того констебля с сальной улыбкой.

– Простите меня, Кэнди, – произнес он, – но у меня пропасть работы. Мы можем перейти к делу? Если у вас есть что мне рассказать, начинайте.

– А вы обещаете?

– Что?

– Что вы не закроете меня.

– Обещаю. Ей-богу! Если, конечно, вы не раскроете страшную тайну какого-нибудь совершенного вами преступления…

Она вскочила со стула:

– Я не совершала никаких преступлений!

– Ну хорошо, хорошо! Прошу вас, садитесь. И успокойтесь.

Кэнди медленно села, теперь уже следя за тем, чтобы платформа ее туфли не причинила никаких неприятностей.

– Я пришла, потому что вы ее отпустили. Я не собиралась приходить. Не люблю полицию. Но вы ее отпустили.

– О ком вы, Кэнди?

– Да о жене этого маньяка, о них еще в газете писали.

– И что вы хотите сообщить?

– Они… однажды… понимаете, они…

– Они вас сняли?

Она опустила глаза:

– Да.

– Они были вдвоем?

– Да. Я стояла на улице, а они подъехали на машине. Договаривался он, а когда мы сговорились, они привезли меня к себе домой.

– А когда это было, Кэнди?

– Прошлым летом.

– Не помните, в каком месяце?

– Я думаю, в августе. В конце августа. Было еще тепло.

Бэнкс задумался. Сикрофтский насильник исчез примерно в то время, когда чета Пэйнов переехала оттуда. До того как Пэйн похитил Келли Мэттьюс, оставалось примерно полгода. Выходит, все это время он пытался удовлетворять свои желания, обращаясь к проституткам? Какова же тогда роль Люси?

– Куда они вас привезли?

– На Хилл-стрит. В дом, о котором писали газеты.

– Что было дальше?

– Ну, сначала мы выпили, они поговорили со мной, вроде хотели, чтобы я освоилась. Они выглядели отличной парой.

– А потом?

– Ну а как вы сами думаете, что было потом?

– Хочу услышать это от вас.

– Он сказал: «Ну, пойдем наверх».

– Только вы и он?

– Да… и я так сначала подумала. Мы пошли наверх в спальню, и я стала раздеваться. Он остановил – не хотел, чтобы я полностью все с себя сняла, я осталась в нижнем белье. Так было поначалу.

– И что же?

– Там было темно. Он уложил меня в постель, и тут я поняла, что она уже там.

– Люси Пэйн?

– Да.

– И она принимала участие в сексуальном продолжении?

– О да! Уж она-то в этом деле хорошо разбиралась.

– Может быть, она вела себя так, будто ее принудили к этому? Люси не показалась вам жертвой мужчины?

– Что вы, ничего похожего! Она руководила, ей все это нравилось. Она даже сама предлагала свои собственные штучки… ну, там, позы разные…

– Они причиняли вам боль?

– Да нет. Они, знаете ли, любили повеселиться, но при этом понимали, насколько далеко можно заходить в таких играх.

– И что это были за игры?

– Он спросил, не буду ли я против, если он привяжет меня к кровати. Обещал, что не сделает мне больно.

– И вы согласились?

– Они хорошо заплатили.

– И казались добрыми и заботливыми?

– Ну да.

Бэнкс в изумлении покачал головой:

– Продолжайте.

– Только не надо осуждать! – обиделась Кэнди. – Вы же меня совсем не знаете, понятия не имеете, на что приходится идти, чтобы выжить! Поэтому не надо.

– Не буду, – успокоил ее Бэнкс. – Продолжайте, Кэнди. Они привязали вас к кровати…

– Она зачем-то капнула мне на живот и соски горячим свечным воском. Было немного больно. Ну, вы, наверно, знаете…

Бэнкс не был искушен в использования горячего воска в сексуальных играх, но однажды капля со свечи случайно попала ему на ладонь, он помнил ощущение: горячая вспышка на коже, боль, но воск быстро остыл, затвердел, а кожа в том месте покраснела и припухла. В общем, ощущение не из приятных.

– Вас это напугало?

– Не особенно. Со мной происходило и кое-что похуже. Но самое главное, из-за чего я пришла к вам, – они действовали сообща. Как вы могли выпустить ее?

– Так у нас нет никаких улик, подтверждающих ее причастность к убийству тех девочек.

– Да неужто вы не понимаете? – с мольбой в голосе обратилась к нему Кэнди. – Она такая же, как он. Они делали все вместе. Вдвоем.

– Кэнди, я понимаю, что вам, вероятно, потребовалось немало мужества, чтобы прийти сюда, но ваш рассказ не может ничего изменить. Мы не можем арестовать ее…

– Вы хотите сказать, по заявлению какой-то проститутки?

– Я не собирался говорить ничего подобного. Вы согласитесь со мной, если выслушаете и обдумаете то, что я скажу. Вам заплатили за услуги. Они не причинили вам никакой боли кроме той, которую вы согласились терпеть. Сама ваша профессия предполагает некоторый риск. Вы понимаете, Кэнди?

– Но этот случай меняет дело?

– Да. Для меня. Но мы имеем дело с фактами, уликами. Я не сомневаюсь в правдивости ваших слов, но, даже имей мы запись вашей встречи на видео, это не подтвердило бы, что она убийца.

Кэнди, недолго помолчав, сказала:

– А они снимали на видео. Я видела камеру. Они были уверены, что я не замечу за занавеской, но я слышала какое-то жужжание, а потом, когда встала в туалет, разглядела ее: в занавеске была проделана дырочка.

– Мы не нашли никакого видео в их доме, Кэнди.

Но тот факт, что Кэнди видела камеру, заинтересовал Бэнкса. И снова он стал терзаться вопросом: где могут быть камера и кассеты?

– Стало быть, все зря? Мой приход к вам?

– Совсем нет.

– Да нет, зря. Вы не собираетесь ничего делать. Она так же виновна, как и он, а вы выпустили ее…

– Кэнди, то, что она участвовала в половом акте в качестве третьего партнера, не переводит ее в категорию убийц. Это не улика.

– Так найдите улики.

Бэнкс вздохнул.

– Зачем вы пришли сюда? – спросил он. – Послушайте, вы, девушки, никогда добровольно не приходите в полицию, чтобы помочь нам.

– Как понимать ваши слова «вы, девушки». Вы опять меня осуждаете?

– Кэнди, вы же сами сообщили, что вы проститутка. Вы продаете секс. Я не осуждаю вашу профессию, просто хочу знать истинную причину вашего прихода.

Она внимательно посмотрела на него, и Бэнкс разглядел в ее глазах столько житейской мудрости и… насмешки над ним, что ли… что ему захотелось употребить все свое красноречие, чтобы убедить Кэнди поступить в университет и получить диплом. Но… нет. Глаза потухли, выражение лица изменилось, стало печальным.

– Вы правы насчет моей «профессии», как вы назвали мое занятие, – сказала она. – Это очень рискованное дело. Риск подхватить дурную болезнь, подцепить нежелательного клиента – от которого тошнит. Такое случается постоянно. А бывает кое-что и похуже. Это наша жизнь. Эти хотя бы заплатили. – Кэнди подалась вперед. – Но когда я прочитала в газетах о том, что вы нашли в подвале… – Она слегка вздрогнула и передернула костлявыми плечиками. – Девушки пропали, – продолжила она, – их хотя бы нашли. А если пропадут такие, как я, их и искать не будут.

Бэнкс попытался возразить ей, но она отмахнулась:

– Ой, вы, конечно, скажете, что для вас не имеет значения, кого изнасиловали, избили или убили. Но случись кому-нибудь залезть в трусики школьницы, вы всё перевернете, но найдете того, кто на это осмелился. Но если это будет девушка вроде меня… ну… как бы это помягче-то… для вас это вряд ли задача первостепенной важности. Ведь так?

– Если в ваших словах и есть правда, Кэнди, то на это есть причины, – ответил Бэнкс. – И дело вовсе не в том, что нам такие дела безразличны.

Она заглянула ему в глаза своим изучающим взглядом и, казалось, оправдала его.

– Возможно, вы действительно другой, – сказала Кэнди, – и причины действительно существуют. Я пришла к вам не только потому, что пропали те девушки. Пропала еще одна…

Бэнкс почувствовал, что у него волосы на затылке зашевелились, и он осторожно спросил:

– Вы знали ее? Она ваша подруга?

– Не то чтобы подруга. При такой работе не может быть много подруг. Но мы вместе проводили время. Разговаривали. Выпивали. Выручали друг друга деньгами.

– Когда это произошло?

– Точно не знаю. Перед Рождеством.

– Вы сообщали об этом в полицию?

По ее уничижительному взгляду он понял, насколько низко пал в ее глазах, задав такой глупый вопрос.

– Девушки появляются, исчезают… Бывает, даже накапливают достаточно денег, чтобы поступить в университет, получить образование.

Бэнкс почувствовал, что щеки краснеют: она озвучила мысль, пришедшую чуть раньше ему в голову.

– Так, значит, пропавшая девушка не оставила свое занятие и не уехала, как другие? – спросил он.

– Да нет, она и не собиралась, – ответила Кэнди. – Но вы сказали, что мой рассказ не может служить уликой.

– К сожалению.

– Однако он тем не менее заставляет вас задуматься?

– Да.

– А если эта девушка никуда не уехала и с ней все-таки случилась беда? Может, вы проверите? Откуда вам знать наперед, вдруг, разыскивая ее, вы найдете улики.

– Вам не откажешь в здравом смысле, но если с чего-то начинать, то позвольте спросить: вы видели хоть раз эту девушку с четой Пэйнов?

– Ну… нет.

– А чету Пэйнов – примерно в то время, когда она пропала?

– Я видела их, конечно, они колесили по улицам, но точных дат не помню.

– Хотя бы примерно? В то время, когда исчезла эта девушка?

– Да.

– Они оба были в машине?

– Да.

– Мне нужно знать имя девушки.

– Да пожалуйста.

– Но не типа Кэнди, а ее настоящее имя.

– А чем вам не нравится Кэнди?

– Не верю, что это ваше настоящее имя.

– Ну-ну, теперь понятно: вы действительно важный работник сыскного ведомства. Мое настоящее имя Хейли, и оно, если хотите знать мое мнение, еще хуже.

– А по-моему, отличное имя.

– Не пытайтесь взять меня лестью. Вам ли не знать, что проститутки не верят комплиментам…

– Да я и…

Она улыбнулась:

– Догадываюсь: вы и не пытались. – Кэнди склонилась над столом, ее бледное лицо приблизилось к Бэнксу – он почувствовал в ее дыхании запах жевательной резинки и табака, – и она произнесла: – Ее уличным именем было Анна, но я знаю ее настоящее имя. Что вы на это скажете, мистер детектив?

– Скажу, что мы будем сотрудничать, – ответил Бэнкс, потянувшись за блокнотом и ручкой.

Она откинулась на спинку стула и сложила руки на груди:

– Не так сразу, только после того, как я выкурю сигарету.

– Ну что еще? – спросила Джанет. – Я уже изменила показания.

– Мне ли не знать, – ответила Энни. Она почувствовала, как к горлу снова подкатывает тошнота. Отчасти из-за нестерпимой духоты в квартире Джанет – но только отчасти. – Я только что из прокуратуры.

Джанет налила себе немного джина, вернее, все, что оставалось в бутылке:

– И что?

– Я должна арестовать вас и доставить в участок, где вам будет предъявлено обвинение.

– Понятно. И в чем меня собираются обвинить?

Энни, сделав паузу и глубоко вдохнув, сказала:

– Прокуратура поначалу настаивала на обвинении в убийстве, но мне удалось убедить их изменить это определение на убийство в состоянии аффекта. Вам еще придется беседовать с ними по этому поводу, но я уверена: если вас признают виновной, такое обвинение будет наиболее мягким.

Ни вспышки гнева, ни состояния шока, которых она со страхом ждала, не последовало. Джанет задумалась, обмотала вокруг указательного пальца нитку, которую теребила в руках, нахмурилась и отхлебнула из стакана.

– Это из-за вердикта, вынесенного Джону Хэдли, верно? – спросила она. – Я слышала об этом по радио.

Энни, нервно сглотнув слюну, со вздохом произнесла:

– Да.

– Я так и подумала. Жертвенный агнец.

– Послушайте, – стараясь быть убедительной, заговорила Энни, – мы должны закончить это дело. Прокуратура, возможно, тоже не останется в стороне…

Джанет подняла вверх руки:

– Нет.

– Джанет…

– Нет. Если эти гниды хотят предъявить мне обвинение, пусть предъявляют. Я не собираюсь доставлять им удовольствия, признавая себя виновной в том, что честно выполняла свою работу.

– Сейчас не время играть в игрушки, Джанет.

– А с чего вы взяли? Я говорю серьезно. Я не признаю себя виновной ни по одному обвинению, которые они собираются мне предъявить.

Энни почувствовала отчаяние:

– Джанет, вы не можете так поступить!

В ответ Джанет рассмеялась. Как плохо она выглядит, подумала Энни, – грязные нечесаные волосы, бледная нездоровая кожа.

– Глупости! – сказала Джанет. – Конечно смогу. Начальство требует, чтобы мы работали, хотят, чтобы люди чувствовали себя в безопасности, засыпая ночью в своих постелях, когда едут утром на работу или идут вечером промочить горло. И вот как они платят за то, что мы очищаем улицы от убийц. Нет, Энни, я не признаю себя виновной даже в убийстве в состоянии аффекта.

Энни, наклонившись и стараясь придать своим словам максимальную убедительность, обратилась к Джанет:

– Подумайте еще раз, Джанет. Вам надо принять одно из самых важных в жизни решений.

– Я уже приняла это решение в подвале на прошлой неделе. И постоянно думаю о нем. Все эти дни ни о чем другом и не думаю.