Текст книги "За гранью"

Автор книги: Питер Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

– Ну конечно нет, если вы считаете, что так будет лучше.

– Тогда решено. Я прямо сейчас звоню ей, договариваюсь о встрече и держу вас в курсе, договорились?

– Договорились.

– Вы уверены, что вам больше нечего попросить у меня?

С другого конца линии до Мэгги донесся сдавленный смешок.

– Только если помолиться за меня. Я в растерянности, не знаю, чего добивается от меня полиция. Зато теперь я знаю, по крайней мере, что есть человек, который меня поддерживает.

– Можете рассчитывать на меня, Люси.

– Спасибо вам. Я устала и должна вернуться в палату. – С этими словами Люси положила трубку.

Покинув прозекторскую, где доктор Макензи проводил вскрытие, а вернее, копался в груде костей и разложившейся плоти, которые еще недавно были молодой, полной жизни девушкой с надеждами, мечтами, секретами, Бэнкс чувствовал себя так, словно стал на двадцать лет старше, ничуть при этом не поумнев. Первым на прозекторский стол положили самый свежий труп, поскольку доктор Макензи считал, что именно он может дать им больше информации, – это показалось Бэнксу не лишенным смысла. Но даже и у этого тела, которое, по оценкам доктора Макензи, пребывало в течение трех недель частично погребенным под тонким слоем земли в подвале Пэйна, кожа, волосы и ногти практически отделились от тела или отделялись при малейшем прикосновении. Насекомые здорово поработали над трупом, о чем свидетельствовало отсутствие во многих местах мышечной массы. Там, где кожа еще оставалась, она покрылась сетью глубоких трещин, обнажив остатки мышц и тонкую жировую прослойку, поскольку это был труп Мелиссы Хоррокс, которая весила меньше семи стоунов. [18]18
  Около 44 кг.


[Закрыть]Это ее футболка была разрисована символами, отпугивающими злых духов.

Бэнкс ушел, не дождавшись, когда доктор Макензи закончит работу, и не потому, что зрелище было слишком печальным, а скорее потому, что ему предстояло присутствовать еще не на одном вскрытии, к тому же у него были и другие неотложные дела. Доктор Макензи предупредил, что отчет он сможет оформить не раньше чем через день, а то и через два, поскольку другие трупы были в еще более плачевном состоянии. На процедурах вскрытия обязательно должен присутствовать кто-нибудь из оперативно-розыскной команды Бэнкса, и он решил, что охотно перепоручит это дело.

После звуков и запахов на вскрытии оказаться в более чем скромном, безвкусно обставленном кабинете директора государственной средней школы в Силверхилле было для Бэнкса подлинным облегчением. В этом тихом, безликом помещении ничто не указывало на его принадлежность к сфере образования, оно походило на все офисы сразу, здесь не было слышно ни одного звука и не ощущалось никакого запаха, кроме слабого лимонного запаха средства для полировки мебели. Директору Джону Найту было на вид чуть за сорок, он был лыс, сутул, и ворот его пиджака был усыпан перхотью.

Выслушав несколько малозначащих подробностей из послужного списка Пэйна, Бэнкс спросил Найта, возникали ли у Терри Пэйна какие-либо проблемы.

– Теперь, после вашего рассказа, я вспомнил, что несколько жалоб имелось, – нехотя произнес Найт.

Бэнкс удивленно поднял брови:

– От учеников?

Лицо Найта побагровело.

– Да что вы, бог с вами, конечно нет. Ничего похожего. Вы знаете, что сейчас бывает, даже при малейшем намекена что-то подобное?

– Нет, – признался Бэнкс. – Когда я учился в школе, учителя лупили нас всем, что попадало под руку. Некоторым из них это даже нравилось.

– Ну знаете, это время, слава Господу, прошло.

– Господу или закону?

– Так вы неверующий?

– Быть верующим при моей работе затруднительно.

– Да, вас можно понять. – Найт перевел взгляд на окно. – Мне, знаете ли, тоже иногда нелегко. В этом и заключается одна из величайших проблем веры, или вы так не думаете?

– Лучше скажите, какие проблемы были у вас с Теренсом Пэйном?

Найт мысленно перенес себя из того далека, в котором он пребывал, и вздохнул:

– Ох, да сущая мелочь. Ничего важного, всегда одно и то же…

– Например?

– Опаздывал, отсутствовал в школе без уважительной причины. Учителям и так предоставляют довольно продолжительные каникулы, инспектор, но они обязаны присутствовать в школе во время учебы, если, конечно, серьезно не заболеют.

– Понятно. Что-нибудь еще?

– Да все сводится к одному – общему пренебрежению обязанностями. Не вовремя проводил экзамены. Не было надлежащего руководства самостоятельными работами учащихся. Терри был немного вспыльчив и мог начать перепалку, если ему делали замечание по какому-либо поводу.

– И давно это с ним?

– По словам завуча, с начала нового учебного года.

– А до этого?

– Вообще никаких проблем. Теренс Пэйн был хороший учитель, знал свой предмет, и ученики относились к нему с уважением. Никто из нас не может поверить в то, что случилось. Мы буквально ошеломлены.

– Вы знакомы с его женой?

– Нет, я ее не знаю. Только однажды видел на рождественской вечеринке, которую устраивали педагоги. Очаровательная женщина. Немножко, правда, необщительная, но все равно очень обаятельная.

– У вас в школе есть преподаватель по имени Джеф?

– Да. Джефри Бригхаус. Учитель химии. Он, похоже, был хорошим приятелем Пэйна. Они частенько вместе ходили пропустить по кружечке.

– Что вы можете о нем сказать?

– Джеф работает у нас уже шесть лет. Нормальный человек. С ним все в порядке.

– Я могу с ним поговорить?

– Разумеется. – Найт посмотрел на часы. – Он, должно быть, сейчас в кабинете химии, готовится к следующему уроку. Пойдемте.

Они вышли из кабинета. День становился все более сумрачным, облака сгустились, казалось, вот-вот хлынет дождь. Но это уже стало привычным. С начала апреля дожди шли практически ежедневно, кроме нескольких последних дней. Средняя школа в Силверхилле еще располагалась в типовом здании из красного кирпича в готическом стиле – несколько таких домов были построены еще в предвоенные годы. Почти из всех школы были выселены, стены очищены пескоструйными аппаратами, а сами здания подверглись перестройке и превратились либо в бизнес-центры, либо в жилые дома с шикарными апартаментами.

Группки подростков неприкаянно слонялись вокруг асфальтовой площадки. Казалось, мрачная завеса уныния, страха и растерянности накрыла эту школу. Бэнкс обратил внимание на то, что бродили только мальчики. Девочки, стоявшие отдельной кучкой, почти прижимались друг к другу, видимо, ради безопасности и сосредоточенно вытирали подошвы своих туфель об асфальт, когда Бэнкс и Найт проходили мимо. Мальчики вели себя чуть поживее, по крайней мере, некоторые из них: они играли во что-то и при этом негромко переговаривались. Но все это производило какое-то мрачное и даже зловещее впечатление.

– Вот в такой обстановке мы и живем, после того как узнали о случившемся, – сказал Найт, словно прочитав мысли Бэнкса. – Пока непонятно, насколько глубоким и длительным будет воздействие этого случая на детей и на школу. Некоторые ученики никогда не оправятся после такого события. Дело не только в том, что мы потеряли хорошую примерную ученицу, трагедия в том, что человек, которому мы доверяли, оказался виновным в совершении ужасных, омерзительных дел.

– Вы правы, – согласился с директором Бэнкс. – Мы еще не все знаем, только-только начали расследование. Я прошу вас ничего не говорить газетчикам.

– Считайте, что я разучился разговаривать. Кстати, они уже крутились здесь.

– Кто бы сомневался!

– Я не сказал им ни слова, поверьте. Ну вот мы и пришли. Это корпус Баскома.

На стене современного здания из стекла и бетона, перед которым они остановились, была прикреплена памятная табличка: «Это здание построено в память о Фрэнке Эдварде Баскоме, 1898–1971».

– Кто это? – спросил Бэнкс, когда они входили в вестибюль.

– Один из учителей, работавший в школе в войну, – объяснил Найт. – Учитель английского языка. На этом месте стояло еще одно здание, принадлежавшее школе, в него попал снаряд в октябре сорок четвертого года. Фрэнк Баском показал себя героем. Он спас двенадцать учеников и одного учителя. Два ученика погибли. Ну вот, мы и пришли.

Он открыл дверь в кабинет химии, где за учительским столом сидел перед грудой бумаг молодой человек. Когда они вошли, он поднял глаза.

– Джеф, старший полицейский инспектор Бэнкс хочет с тобой пообщаться, – произнес Найт и вышел, плотно притворив за собой дверь.

В последний раз Бэнкс был в школьном кабинете химии более тридцати лет назад, и, хотя здесь было множество современных приборов и приспособлений по сравнению с тем, что сохранила его память со школьных дней, кое-что осталось таким же, как в прежние времена: высокие лабораторные столы, бунзеновские горелки, пробирки, пипетки и мензурки, прикрепленные к стенам шкафы со стеклянными дверцами, наполненные плотно закрытыми бутылками с серной кислотой, поташом, фосфатом натрия и прочими химикалиями. Даже запах был тот же – чуть едкий и гнилостный.

Бэнкс припомнил свой первый «Набор юного химика», подаренный родителями на Рождество, когда ему было тринадцать лет, припомнил тонко размолотые квасцы, голубой сульфат меди, яркие пурпурные кристаллы перманганата калия. Ему нравилось смешивать их и смотреть, что получится, не обращая внимания на то, о чем предупреждали инструкция и правила безопасности. Однажды он решил нагреть какой-то странный состав на свече, установленной на кухонном столе. Его опыт кончился тем, что пробирка разлетелась на части. Увидев, во что превратилась кухня, его мама едва не лишилась чувств.

Бригхаус, одетый в легкий пиджачок и серые фланелевые брюки – отнюдь не лабораторный костюм, – подошел к Бэнксу и пожал протянутую руку. Он был примерно одних лет с Пэйном; редкие волосы, бледно-голубые глаза; его лицо походило цветом на мясо вареного омара – можно подумать, он один знал, где в окрестностях можно найти солнечное местечко. Его рукопожатие было крепким, сухим и коротким. Он заметил, как внимательно Бэнкс осматривает кабинет.

– Нахлынули воспоминания? – поинтересовался он.

– Это точно.

– Хорошие, надеюсь?

Бэнкс утвердительно кивнул. Ему нравилась химия, но преподаватель химии «Коротышка» Баркер был одним из самых жестоких придурков в их школе. Однажды он, удерживая руку Бэнкса над бунзеновской горелкой, делал вид, что собирается зажечь ее, но в последний момент передумал. Бэнкс по его глазам понял, каких усилий стоило Баркеру не чиркнуть спичкой. Бэнкс не доставил Коротышке удовольствия, не стал умолять о прощении и не показал, как ему страшно, но сердце так и норовило выскочить из груди.

– Ну что ж, сегодня натриевый день, – покачал головой Бригхаус.

– Простите?

– Натрий бурно реагирует с водой и горит красиво. Нынешних детишек мало что интересует, однако мои пиротехнические фокусы обычно привлекают их внимание. К счастью, химия обладает для этого неограниченными возможностями.

– О?

– Присаживайтесь. – Он указал на высокий стул, стоящий возле ближайшего лабораторного стола.

Бэнкс сел, Бригхаус устроился напротив; между ними на столе стоял штатив с пробирками и горелка.

– Я не уверен, что смогу быть вам полезным, – начал Бригхаус. – Разумеется, я знаю Терри. Мы же коллеги и в некоторой степени друзья. Но сказать, что хорошо его знаю, я не могу. Он очень скрытный, и многие стороны его жизни мне совершенно неизвестны.

– Понимаю, – кивнул Бэнкс. – Мистер Бригхаус…

– Джеф. Пожалуйста, зовите меня Джеф.

– Хорошо, Джеф, – согласился Бэнкс, предпочитавший обращаться к людям по имени, поскольку это каким-то необъяснимым образом давало ему превосходство над подозреваемым, кем Джеф Бригхаус, несомненно, являлся в его глазах.

– Как долго вы знаете мистера Пэйна?

– Почти два года, мы познакомились сразу, как он начал работать в нашей школе.

– До этого он работал учителем в Сикрофте, верно?

– Да, насколько мне известно.

– Тогда вы не были с ним знакомы?

– Нет. Разрешите поинтересоваться, в каком он состоянии?

– Он в реанимации, пока держится.

– Отлично. Ой, я не то хотел сказать… Как все это тяжело. Я до сих пор не могу в это поверить. Чего вы от меня ждете? Этот человек как-никак мой товарищ, и не важно… – Бригхаус поднес кулак ко рту и прикусил костяшку. Казалось, он вот-вот расплачется.

– Не важно, что он сделал?

– Я хотел сказать, что… Я растерялся, простите.

– Понятно. Но мне необходимо выяснить все, что возможно, о Терри Пэйне. Чем вы занимались вместе с ним?

– В основном ходили по пабам. Мы никогда не пили помногу. Во всяком случае, я.

– Пэйн был алкоголиком?

– До недавнего времени нет.

– Вы пытались говорить с ним об этом?

– Да, и не раз. Когда он пьяным садился в машину, я пытался отобрать у него ключи.

– Ну и как, получалось?

– Пэйн сильно злился. Однажды даже ударил меня, правда, был тогда почти невменяемым. Пьяный он становился злым.

– Он говорил вам, почему напивается?

– Нет.

– А о каких-то своих личных проблемах?

– Нет.

– А вам известно о других его проблемах, помимо пьянства?

– Он допускал промахи в работе.

То же самое говорил и Найт. Пьянство, скорее, было причиной его опозданий и срывов уроков, чем самой проблемой. Бэнкс догадывался, что Пэйну было необходимо расслабиться после своих «подвигов» до забытья, до беспамятства. Это было сродни желанию преступника быть наконец-то пойманным, потому что у него самого не хватает сил остановиться. Похищение Кимберли Майерс, когда он уже знал, что засветился в полиции из-за номерного знака своей машины, было явно безрассудным поступком. Если бы не лень констеблей Баумора и Синга, он гораздо раньше оказался в поле зрения Бэнкса. Даже если бы вторая беседа с Пэйном не принесла ничего нового, его имя обязательно всплыло бы в Центральной справочной системе МВД сразу же, как только Кэрол Хаусмен ввела бы в нее данные о том, что Кимберли Майерс была ученицей школы в Силверхилле, где учительствовал Пэйн, и о том, что он числился владельцем машины, номерной знак которой заканчивался буквами «KWT».

– В ваших разговорах он когда-нибудь упоминал имя Кимберли Майерс? – спросил Бэнкс.

– Нет. Никогда.

– Вы обменивались впечатлениями по поводу молоденьких девушек?

– Да, но необязательно про молодых. Про женщин мы, конечно, говорили.

– А как он о них говорил? С любовью? С отвращением? Со сладострастием? Со злобой?

Бригхаус на мгновение задумался.

– Мне иногда казалось, – произнес он после паузы, – что Терри относился к ним свысока, с пренебрежением, как будто он господин, а они все должны ему подчиняться.

– Это как?

– Ну… если он замечал девушку, положим, в пабе, которая ему нравилась, то начинал фантазировать, как бы славно он ее оттрахал: привязал бы к кровати и… до потери сознания. Я не ханжа и не блюститель нравов, но это было уж слишком.

– Может, это обычная мужская бравада?

Бригхаус удивленно поднял брови:

– Вы думаете? Не знаю.

– Кстати, о мужской браваде, вы давали Терри видеофильмы?

Бригхаус отвел глаза:

– Какие именно?

– Порнографические.

Человеку с таким багровым лицом, как у Бригхауса, покраснеть было невозможно, но Бэнкс готов был поклясться, что его собеседник покраснел.

– Ну, может быть, несколько фильмов мягкого порно. Ничего такого, что продается из-под прилавка или выдается напрокат в ночном магазине. Я и другие фильмы давал ему. О войне, фильмы ужасов, фантастику. Терри большой любитель кино.

– А собственноручно снятых фильмов вы ему не давали?

– За кого вы меня принимаете?

– Мы пока еще не решили, Джеф. У Терри была видеокамера?

– Насколько я знаю, нет.

– А у вас?

– Нет. Моих способностей в съемке хватает лишь на то, чтобы пользоваться мыльницей.

– Вы часто бывали у него дома?

– Нет, только иногда.

– Вы когда-нибудь спускались в подвал?

– Нет. А зачем?

– Вы в этом уверены, Джеф?

– Господи, конечно, уверен. Как вы могли подумать?..

– Предупреждаю: сейчас наши судмедэксперты самым тщательным образом исследуют подвал дома Терри.

– Ну и что?

– А то, что первое правило, которым руководствуются при осмотре места преступления, гласит: любой, кто был там, оставляет что-то и что-то уносит с собой. Так что, если вы были там, мы обязательно выясним это. Я не хочу подозревать вас только потому, что вы скрыли от меня факт посещения подвала по какой-нибудь невинной причине, ну, к примеру, просмотра вдвоем порнофильма.

– Я никогда не спускался туда.

– Хорошо. Проверим. Скажите, случалось ли вам вдвоем снимать женщин?

Глаза Бригхауса замерли на бунзеновской горелке, он взял в руки штатив с пробирками и стал машинально вертеть их.

– Мистер Бригхаус… Джеф? Это важный вопрос.

– Мне так не кажется.

– Позвольте мне судить об этом. Если вы стараетесь выгородить Терри, то напрасно. Ваш друг находится в больнице в состоянии комы. Его жена лежит в той же больнице с серьезной раной головы, которую нанес ей именно он. А мы обнаружили в подвале их дома тело Кимберли Майерс. Вы помните Кимберли? Вы, наверно, преподавали в ее классе? Я только что был на вскрытии одной из предыдущих жертв и до сих пор еще не пришел в себя. Я мог бы продолжить, но думаю, вы вряд ли захотите узнать подробности.

Бригхаус глубоко вздохнул. На щеках и на лбу у него появились небольшие пятна, несколько более бледные, чем основной багровый фон, – казалось, будто часть красноты сползла с его лица.

– Ну хорошо. Да, было. Один раз.

– Расскажите, как все происходило.

– Обыкновенно, ничего особенного. Понимаете…

– Нет, не понимаю. Рассказывайте.

– Послушайте, это…

– Мне безразличны ваши чувства в данном случае. Я хочу знать, как он вел себя с женщиной, которую снял. Начинайте. Представьте, что вы рассказываете своему доктору, как подхватили триппер.

Сглотнув слюну, Бригхаус начал:

– Это было на конференции в Блэкпуле чуть больше года назад.

– До его женитьбы?

– Да. Он встречался с Люси, но они еще не были женаты.

– Продолжайте.

– Собственно, нечего рассказывать. Там присутствовала милая молодая учительница из Абердина, и как-то вечером мы, выпив в баре, начали флиртовать с ней. Она захотела продолжить, поэтому мы поднялись в номер.

– Втроем?

– Да. Мы с Терри жили в одном номере. Я думал, что, когда будет его очередь, я выйду из номера, но она дала понять, что ее мое присутствие не смущает. Она призналась, что всегда мечтала о сексе втроем.

– Ну, а вы?

– Я тоже хотел попробовать.

– Что было дальше?

– А что, по-вашему, могло быть? Секс.

– Вам понравилось?

– Ну… да… Только позже… – Джеф замолчал.

– Что произошло позже?

– Послушайте, вы же знаете, как бывает…

– Вы не поверите, не знаю.

– Ну, в общем, Терри… предложил «шведский бутерброд». Известно ли вам…

– Что это такое, я знаю. Продолжайте.

– Ей предложение не понравилось, но Терри может быть очень настойчивым.

– Принуждает насильно?

– Нет. Настаивает на своем, постоянно возвращается к тому, что он хочет, и таким образом подавляет сопротивление человека, и он в конце концов уступает.

– Значит, «шведский бутерброд» состоялся?

Опустив глаза, Бригхаус тер кончиками пальцев шершавую поверхность лабораторного стола.

– Да.

– Она согласилась?

– Вроде того. Никто ее насильно не принуждал. Никакого физического воздействия. Мы выпили еще, и Терри подступил к ней… понимаете… даже если все время повторять… как это должно быть здорово… Вообще-то, ей не нравилось то, что мы делали.

– Но вы не прекратили.

– Нет.

– А она кричала, просила вас оставить ее в покое?

– Да нет. Вначале только пошумела. Я даже испугался, как бы обитатели соседнего номера не заявились к нам и не потребовали вести себя потише.

– Чем все закончилось?

– Она вернулась в свой номер. Мы выпили еще, и я отключился. Думаю, что то же самое сделал и Терри.

Бэнкс молча заносил его признания в блокнот.

– Скажите, – поднял он глаза на учителя, – вы понимаете, Джеф, что рассказали о соучастии в изнасиловании?

– Да никто ее не насиловал! Я же говорил вам. Она сама изъявила желание.

– Мне так не показалось. Двое мужчин. Она одна. Какой у нее был выбор? Она ясно дала понять, что не хочет делать то, о чем просил Теренс Пэйн, но он настоял на своем и добился своего.

– Он переубедил ее.

– Джеф, да это же чушь собачья! Он подавил ее сопротивление – вы сами сказали, что он это умел. А я готов биться об заклад, что она опасалась последствий, откажи она ему.

– Да никто ей не угрожал.

– Возможно, открытых угроз и не было.

– Послушайте, может быть действительно, события немного вышли из-под контроля…

Бэнкс вздохнул. Он не раз слышал подобные оправдания мужской жестокости по отношению к женщинам. Именно так оправдывались насильники Энни Кэббот. Он испытывал чувство гадливости по отношению к Джефу Бригхаусу, но привлечь его к ответственности не мог. Инцидент произошел больше года назад, пострадавшая женщина, насколько он знал, жалобу не подавала, а Терри боролся за жизнь в Центральной больнице. Но тем не менее этот эпизод обязательно следовало занести в базу данных: еще пригодится.

– Поймите, – прервал молчание Бригхаус. – Она ни разу не попросила нас прекратить.

– Мне кажется, у нее не было шанса сделать это, когда на нее навалились два таких здоровенных бугая, как вы с Терри.

– Но все остальное ей нравилось…

Надо продолжить допрос, подумал Бэнкс, а то я сейчас ему врежу.

– Больше вы с ним не оказывались в подобных обстоятельствах?

– Нет-нет! После той ночи я мучился совестью, хотя, мне казалось, не сделал ничего дурного, поэтому просто избегал возможности попасть в такую историю.

– А Пэйн после этого хранил верность жене?

– Я этого не говорил. Мы с ним больше девушек вдвоем не снимали. Иногда он рассказывал, что наведывался к проституткам и как все было.

– И как было?

– Что вы хотите узнать?

– Он не рассказывал вам подробностей?

– Нет.

– Делился интимными подробностями жизни с женой?

– Нет. Никогда. Он страшный собственник, даже следил за ней. Он не упоминал о Люси, когда мы бывали вместе, словно она была принадлежностью другой его жизни, а разные жизни никогда не пересекались.

– Похоже на правду. Терри предлагал вам участие в похищении молодых девушек?

– Вы серьезно полагаете, что я могу быть причастным к таким делам?

– Я не знаю, Джеф. Вы ответьте, буду знать. Пэйн ведь говорил вам о том, как привязал бы одну и трахал до потери сознания, он фактически изнасиловал учительницу в Блэкпуле, хотя она собиралась заняться обычным сексом с вами обоими. Я сейчас, заметьте, не думаю о доле вашей вины, Джеф.

Лицо Бригхауса утратило свою первоначальную багровость, он весь дрожал.

– Но вы же не думаете, что я?..

– А почему нет? Версия о ваших совместных действиях звучит более чем убедительно. Легче похищать жертвы. У вас в кабинете есть хлороформ?

– Хлороформ? Да. А что?

– Под замком?

– Разумеется.

– У кого ключ?

– У меня, у Терри, у Кита Миллера, старшего по корпусу, у мистера Найта. Возможно, у смотрителя здания и уборщиц, это те, кого я знаю.

– Как думаете, чьи отпечатки пальцев мы найдем на бутылке?

– Не знаю. Я не могу припомнить, когда в последний раз пользовался этим средством.

– А чем вы занимались в прошлый уик-энд?

– Сидел дома. Проверял домашние задания. Ходил в город за покупками.

– У вас сейчас есть подружка, Джеф?

– Нет.

– С кем вы виделись во время уик-энда?

– Только с соседями. Ой, я же ходил в кино в субботу вечером!

– Один?

– Да.

– И что вы смотрели?

– Новые похождения Джеймса Бонда в городском центре. Потом я зашел в паб рядом с домом.

– Кто-нибудь вас видел?

– Несколько завсегдатаев. Мы поиграли в дартс.

– До какого часу вы там пробыли?

– До закрытия.

Бэнкс потер щеку:

– На алиби это не тянет.

– Я же не знал тогда, что мне понадобится алиби.

Дверь кабинета приоткрылась, и двое мальчиков с любопытством на них уставились. Джеф Бригхаус почувствовал облегчение. Он посмотрел на часы, затем на Бэнкса и, слабо улыбнувшись, сказал:

– Простите, но у меня урок.

Бэнкс встал:

– Ну что ж, Джеф. Не хочу мешать приобретению знаний юными дарованиями.

Бригхаус кивком головы пригласил мальчиков войти, за ними потянулись другие и начали рассаживаться на стульях, занимая свои места. Он вместе с Бэнксом вышел в коридор.

– Я бы хотел, чтобы вы приехали в Миллгарт и дали письменные показания, – сказал Бэнкс, перед тем как уйти.

– Показания? Но о чем?

– Это чистая формальность. Расскажете детективу все, о чем только что рассказывали мне. Нам также необходимо знать, где вы были и что делали в то время, когда были похищены эти пять девушек. Подробности, свидетели и все прочее. Нам необходимы ваши отпечатки пальцев и образец ДНК. Это не болезненная процедура, похожа на чистку зубов. Сегодня вечером после занятий мы вас ждем. Подойдете к столу в приемной и спросите констебля Яниса. Он будет ждать вас.

Бэнкс дал ему карточку и записал на ней имя толкового, скорее, рассудительного, молодого констебля, которому он в эту самую секунду дал задание записать показания Бригхауса. Констебль Янис был активистом местного методистского прихода и отличался некоторым консерватизмом и приверженностью к христианской морали.

– Будьте здоровы, – попрощался Бэнкс, оставляя Джефа Бригхауса, ошеломленного, с тревогой в глазах, объяснять ребятам радости, какие может дать легко окисляющийся на воздухе натрий.