Текст книги "За гранью"

Автор книги: Питер Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Люси закрыла глаза:

– Я ничего не помню. Это было не со мной. Это было с Линдой.

– Люси, может быть, уже хватит изворачиваться? Будьте же благоразумны! Ну почему, как только дело доходит до чего-либо важного, о чем вы не хотите говорить, вы постоянно ссылаетесь на потерю памяти?

– Инспектор, – не выдержала Джулия Форд, – не забывайте, что у моей клиентки ретроградная амнезия вследствие посттравматического шока.

– Да-да, я помню. Впечатляющий диагноз. – Бэнкс вновь обратился к Люси: – Вы забыли, как спускались в подвал вашего дома, не помните, как танцевали и распевали в подвале в Олдертхорпе. Ну а клетку вы помните?

Люси, казалась, полностью ушла в себя.

– Помните? – настойчиво повторил Бэнкс. – Старое убежище Моррисона?

– Да, – шепотом ответила Люси. – Они сажали нас туда, если мы плохо себя вели.

– А в чем заключалось ваше плохое поведение, Люси?

– Я не понимаю…

– Почему вы были в клетке, когда пришла полиция? Вы и Том. Чем вы заслужили наказание?

– Я не знаю. Нас сажали туда за малейшую провинность. Серьезных и быть не могло. За грязную тарелку – хотя еды давали так мало, что мы их вылизывали, – или если кто-то осмеливался огрызнуться или сказать «нет», когда они… когда им хотелось… Угодить в клетку было очень легко.

– Вы помните Кэтлин Мюррей?

– Конечно. Она была моей двоюродной сестрой.

– А что с ней произошло?

– Ее убили.

– Кто?

– Взрослые.

– За что?

– Не знаю. Она просто… умерла.

– Говорили, что ее убил ваш брат Том.

– Это неправда! Том не мог никого убить, он добрый и спокойный.

– А вы помните, как это произошло?

– Я при этом не присутствовала. Просто нам сказали, что Кэтлин ушла и больше не вернется. Я поняла, что она мертва.

– Почему вы так подумали?

– Она все время плакала, говорила, что расскажет обо всем. А они грозились убить любого, если узнают, что мы хотя бы заикнулись о том, что творится дома.

– Люси, а ведь Кэтлин была задушена.

– Задушена?

– Да. Точно так же, как те девушки, которых мы нашли в подвале на Хилл-стрит. А мы обнаружили у вас под ногтями волокна от бельевой веревки и следы крови Кимберли на вашем халате…

– К чему вы клоните, инспектор? – спросила Джулия Форд.

– Слишком большое сходство между этими преступлениями. Только и всего.

– Как вам известно, убийца Кэтлин Мюррей находится за решеткой, – не отступала Джулия. – И Люси не имеет к этому преступлению никакого отношения.

– Она была соучастницей.

– Она была жертвой.

– Постоянная жертва, а, Люси? Жертва с плохой памятью. Как вы себя чувствуете в этой роли?

– Может быть, уже хватит? – снова вспыхнула Джулия.

– Я чувствую себя ужасно, – еле слышно произнесла Люси.

– Что?

– Вы спросили, каково это быть жертвой с плохой памятью. Ужасно. Я чувствую себя так, словно я – это не я, словно я пропала, себе не принадлежу, со мной не считаются. Я даже не могу вспомнить то плохое, что мне пришлось испытать.

– Люси, позвольте еще раз спросить: вы когда-нибудь помогали своему мужу похищать какую-либо девушку?

– Нет.

– Причиняли ли вы вред кому-нибудь из девушек, которых он привозил домой?

– Я не знала о них вплоть до прошлой недели.

– Почему именно в ту ночь вы встали с постели и спустились в подвал? Почему не раньше, когда Терри развлекался с очередной девушкой?

– Я никогда прежде не просыпалась. Он, должно быть, подсыпал мне какое-то наркотическое средство.

– При обыске криминалисты не обнаружили ни снотворного, ни рецептов на него.

– Он мог доставать его незаконным путем. А в тот раз у него закончилось снотворное, поэтому я и проснулась.

– А где он мог его купить?

– В школе. Там продают любые наркотики.

– Люси, вам известно, что Терри уже был насильником, когда вы повстречались?

– Что?

– Вы все отлично слышали! – Бэнкс открыл лежащую перед ним папку. – По нашим данным, перед тем как встретить вас в пабе в Сикрофте, он изнасиловал четырех женщин. Теренс Пэйн был тем самым Сикрофтским насильником. Это подтвердил сравнительный анализ ДНК взятой у него спермы и спермы, оставленной им на теле одной из жертв.

– Я…

– Не знаете, что сказать?

– Не знаю.

– А как вы встретились с ним, Люси? Никто из ваших подруг не припомнит, что видели, как вы разговаривали с ним в пабе тем вечером.

– Я же рассказывала: на выходе из паба. В этом пабе было множество залов, и мы пошли в другой бар.

– Люси, как вы думаете, чем вы отличались от остальных?

– Не понимаю, о чем вы.

– Почему он не последовал за вами на улицу и не изнасиловал, как других?

– Откуда мне знать.

– Признайтесь, это весьма странно…

– Я же сказала вам, не знаю. Я понравилась ему. Он любил меня.

– Да, любил, и продолжал насиловать молодых женщин после того, как встретил вас. – Бэнкс снова заглянул в папку. – На его счету по крайней мере еще две жертвы, как зафиксировано в нашей базе данных, – это только те, кто обратился в полицию. Вы, наверно, знаете, некоторые женщины в полицию не обращаются, испытывая тяжелейшую депрессию, другие стыдятся, обвиняя себя в произошедшем. – Бэнкс подумал об Энни Кэббот и о том, через какие муки она прошла два года назад.

– А какое все это имеет отношение ко мне?

– Почему вас он не изнасиловал?

Люси посмотрела на него каким-то непонятным, отсутствующим взглядом:

– А может, изнасиловал.

– Не говорите глупостей. Ни одна женщина не выйдет замуж за насильника.

– Вам не понять, что можно привыкнуть ко всему, когда у вас нет выбора.

– Как это понимать: «нет выбора»?

– Именно так, как я сказала.

– Так это же был ваш выбор – выйти замуж за Терри, разве не так? Никто вас не принуждал.

– Я не это имела в виду.

– А что?

– Да так, ничего.

– Нет уж, скажите.

– Я сказала – ничего.

Бэнкс нервно зашелестел бумагами:

– Так в чем все-таки дело, Люси? Он рассказал вам, чем занимается? Это вас поразило? Он увидел в вас родственную душу? Вы – Хиндли, а он – Брэди? Извращенцы? «Мавританские убийцы»?

Джулия Форд, не выдержав, вскочила со стула:

– Может быть, уже довольно, инспектор? Еще одно подобное высказывание, и допрос будет закончен, а я подам на вас рапорт.

Бэнкс пригладил рукой свои коротко стриженные волосы. Он чувствовал закипающее раздражение.

Паузу прервала Уинсом, задав уточняющий вопрос:

– Люси, так он все же вас изнасиловал? – спросила она с легким ямайским акцентом. – Ваш будущий муж изнасиловал вас?

Люси повернулась к Уинсом. Бэнксу показалось, что она мысленно прикидывает, как теперь решать уравнение, в которое добавилось еще одно неизвестное.

– Конечно, нет. Я никогда бы не вышла замуж за насильника.

– Так вы не знали правды?

– Конечно, не знала.

– И вы не замечали ничего странного в поведении Терри? Я не была знакома с ним, но мне непонятно, как насильник и убийца может не вызвать у окружающих никаких подозрений.

– Он мог быть просто очаровательным.

– Он делал или говорил что-либо, что казалось вам подозрительным, пока вы были вместе?

– Нет.

– Он любил сексуальные игры?

– Как это?

– Ему нравилось привязывать вас? Или притворяться, что он вас насилует?

– Нет, ничем подобным мы не занимались.

Уинсом подала Бэнксу сигнал перехватить инициативу; в ее взгляде он ясно увидел то, что она сейчас чувствует: ничего не получается, Люси Пэйн, вероятнее всего, лжет.

– А где видеокамера? – задал вопрос Бэнкс.

– Какая видеокамера?

– Мы обнаружили следы от штатива в подвале. Видеокамера была установлена возле матраца. Я думаю, вам нравилось смотреть видео с этими девушками.

– О чем вы говорите! И о видеокамере мне ничего не известно.

– И вы никогда не видели ее у мужа?

– Нет.

– Он никогда не показывал вам никаких видеофильмов?

– Только те, что брал напрокат или на время у знакомых.

– Нам известно, где он приобрел видеокамеру. Мы скоро это проверим.

– Проверяйте. Еще раз повторяю, я никогда не видела дома видеокамеры, никогда не слышала, что она у нас есть.

Бэнкс сменил тему:

– Люси, вы сказали, что вас не привлекают сексуальные игры, так что же заставило вас одеться соответствующим образом и на вечер стать проституткой? Или опять не помните?

– Все было совсем не так. Я не вышла на улицу и ни к кому не приставала. Кто рассказал вам об этом?

– Это не важно. Так вы сняли мужчину для секса в баре отеля?

– Ну и что? Это было ради забавы, на спор и еще до знакомства с Терри.

– И как все происходило?

Люси изобразила на лице стыдливую улыбку:

– Я довольно часто разрешала себе поболтать и пококетничать с мужчинами в пабе. Но в тот раз мне заплатили двести фунтов. Это была шутка, всего лишь шутка. Уж не хотите ли вы арестовать меня за занятие проституцией?

– Только шутка, – задумчиво, словно про себя, повторил Бэнкс.

Джулия Форд слегка растерялась от столь неожиданного поворота допроса, но не проронила ни слова.

Бэнкс понимал, что они так и не вышли из тупика. Хартнелл был прав: никаких улик против Люси у них не было, если не считать странностей в ее отношениях с Пэйном, следов крови на одежде и волокон от бельевой веревки под ногтями. Ее ответы, хотя и не всегда понятные, не содержали признания в том, что она подстрекала своего мужа совершать убийства или помогала ему в этом, иными словами – предъявить ей было нечего.

Он присмотрелся к ней. Кровоподтеки почти исчезли с ее обрамленного черными волосами, бледного, красивого лица, выражающего оскорбленную невинность, – Мадонна, да и только. Единственное, что поддерживало уверенность Бэнкса, что ей есть что скрывать, были ее глаза: черные, задумчивые, непроницаемые. Ему казалось, что если долго и неотрывно смотреть в эти глаза, то можно лишиться рассудка. Но это не улика, а плод его воображения. К немалому удивлению всех присутствующих, он резко встал, с грохотом отодвинув стул, и объявил:

– Вы свободны, Люси, – и быстрым шагом вышел из комнаты для допросов.

Изингтон показался Дженни намного более приятным местом, чем Олдертхорп, когда она припарковала машину возле паба в центре деревни. Хотя Изингтон и находится примерно в таком же отдалении от цивилизации, но многое указывало на то, что связи с внешним миром все же присутствуют, чего нельзя было сказать об Олдертхорпе.

У девушки, стоявшей за стойкой в баре, Дженни без труда узнала адрес Морин Несбит и вскоре, стоя перед раскрытой входной дверью, смотрела на женщину с недоверчивыми глазами и длинными седыми волосами, перехваченными голубой лентой. Она была одета в светло-коричневую шерстяную кофту и черные слаксы, слегка тугие для дамы с такими мощными бедрами.

– Вы кто? Что вы хотите?

– Я психолог, – ответила Дженни, – хочу поговорить с вами о том, что произошло в Олдертхорпе.

Морин Несбит посмотрела направо, потом повернула голову и окинула взором левую часть улицы, после чего перевела взгляд на лицо Дженни:

– Вы точно не репортер?

– Нет, я не репортер.

– Понимаете, они буквально одолели меня, когда все это произошло, но я им ничего не сказала. Только и могут, что копаться в мусоре. – Она поплотнее запахнула кофту на груди.

– Я не репортер, – повторила Дженни, копаясь в сумке в поисках какого-нибудь документа. Самым подходящим оказался читательский билет университетской библиотеки, в котором было указано, что она, доктор Фуллер, является штатным сотрудником. Морин придирчиво рассматривала билет, искренне сокрушаясь из-за того, что в нем не предусмотрено фото владельца, после чего все-таки пригласила Дженни войти в дом. Они прошли в гостиную, и Морин вдруг превратилась из Великого инквизитора в радушную хозяйку и, улыбнувшись, традиционно предложила чаю. Они расположились в небольшой уютной гостиной: два кресла перед камином, зеркало, горка с великолепным хрусталем, на маленьком столике возле кресла лежала книга «Большие надежды» в бумажном переплете и стояла недопитая чашка чая с молоком. Дженни села на другое кресло.

Морин ненадолго вышла на кухню и принесла чайник и тарелку с сухим печеньем на подносе.

– Извините за подозрительность, – сказала она. – Вы не представляете, что мне пришлось пережить за последние годы. Дурная слава может совершенно изменить вашу жизнь.

– Вы еще учительствуете?

– Нет. Я уже три года на пенсии. – Она постучала пальцами по книге. – Дала себе слово: когда выйду на пенсию, перечитаю всю любимую классику. – Она опустилась в кресло. – Пусть чуть настоится, подождете? Полагаю, вы здесь по поводу Люси Пэйн?

– Как вы догадались?

– Все эти годы я следила за судьбой несчастных детей, поэтому знаю, что Люси – раньше ее звали Линдой – жила у супружеской пары Ливерсидж рядом с Гуллем, потом поступила на работу в банк, перебралась в Лидс, где вышла замуж за Теренса Пэйна. Последнее, что я слышала в новостях, – сообщение о том, что полиция освободила ее из-за отсутствия улик.

Сама Дженни этого еще не знала и спросила:

– А как вам удалось узнать о таких подробностях?

– Моя сестра работает в службе социальной помощи в Гулле. Но пусть это останется между нами, хорошо?

– Конечно.

– Так что именно вас интересует?

– Ваше мнение о Люси.

– Она была сообразительной, толковой девочкой. Но ей все быстро надоедало, ее легко было вывести из себя. Настойчивая, упрямая: если что-то задумала, переубедить было невозможно. Не забывайте, что во время ареста родителей она уже перешла в местную единую среднюю школу. Я учитель младших классов, у нас она училась до одиннадцати лет.

– Но остальные дети все еще ходили в вашу школу?

– Да. У местных детишек выбора-то нет.

– А что еще о Люси вы можете припомнить?

– Вроде все, что знала, рассказала.

– Она дружила с кем-нибудь, кроме своих сестер и братьев?

– Никто из этих детей ни с кем не дружил. Это была странная компания. При виде их возникало неприятное ощущение – мурашки по коже, казалось, будто они говорят на каком-то своем, непонятном языке. Вы читали Джона Уиндема?

– Нет.

– Жаль, почитайте обязательно. Хороший автор, хотя пишет научную фантастику. В романе «Кукушата Мидвича» он рассказывает, как в одной деревне рождаются необычные дети – так начинается инопланетное вторжение. Думаю, в нашем случае обошлось без инопланетян…

– Да, похоже, – откликнулась Дженни.

– По этому роману поставлен фильм, называется «Деревня проклятых».

– Ну конечно, – оживилась Дженни. – Этих детей было трудно уничтожить, потому что они читали мысли.

– Да. Сюжеты разные, а дети чем-то похожи. Казалось, они всегда говорят шепотом, а когда вы проходите мимо по коридору, замолкают. Линда, я помню, очень расстраивалась, что ей предстояло раньше других перейти из младших классов в единую среднюю школу, хотя потом от ее учителя я узнала, что она очень быстро освоилась. Она оказалась сильной личностью и смогла приспособиться к обстоятельствам.

– Вы не замечали у нее каких-нибудь необычных увлечений?

– Не поняла…

– Что-нибудь связанное со смертью, причинением боли?

– Нет. Что еще можно сказать о Люси… Она… как бы это сказать… рано повзрослела. Обычно период полового созревания начинается у девочек в двенадцать лет, но у нее уже в одиннадцать была довольно развитая грудь.

– А как насчет сексуальной активности?

– Ну что вы! Ведь она подвергалась насилию дома. Тогда она просто выглядела сексуальной. Мужчины обращали на нее внимание, но она никогда не кокетничала в ответ.

Дженни кивнула головой, записывая что-то в блокнот:

– Вы обратились к властям, обеспокоившись отсутствием Кэтлин?

– Да. – Морин отвернулась на секунду к окну, но совсем не для того, чтобы полюбоваться видом. – Вспоминать не хочется. Тяжело, – сказала она, взяла в руки чайник. – Молоко и сахар?

– Да, пожалуйста. Благодарю вас. А почему?

– Я должна была сделать это намного раньше. Давно подозревала, что в их семьях происходит что-то неладное! Хотя я никогда не видела каких-то внешних проявлений насилия, но по детям было заметно, что они постоянно недоедают, они выглядели робкими, забитыми. Временами от них дурно пахло, как будто они давно не мылись. Другие дети из-за этого сторонились их. Стоило хотя бы случайно прикоснуться к ребенку – он в страхе отшатывался. Я должна была догадаться!

– И что вы сделали?

– Сначала поговорила с другими учителями, все согласились, что дети действительно ведут себя странно. Оказалось, в службе социальной помощи тоже озабочены этой ситуацией. Они уже пытались побывать в доме, где проживали дети, но им не открыли дверь. К тому же у Майкла Годвина был до ужаса свирепый ротвейлер. А уж когда Кэтлин Мюррей перестала посещать школу, они решили действовать. Остальное вы знаете.

– Вы сказали, что интересовались судьбами этих детей, – сказала Дженни. – Мне бы очень хотелось поговорить с кем-нибудь из них. Вы мне не поможете встретиться?

Морин на мгновение задумалась:

– Если хотите, пожалуйста. Но не думаю, что вам многое удастся узнать.

– А вам известно, где, как они живут?

– Подробностей не знаю, но адреса – пожалуйста.

Отпив чаю, Дженни вынула блокнот:

– Хорошо. Я записываю.

14

– Ну, что скажете о Люси? – с таким вопросом обратился Бэнкс к констеблю Уинсом Джекмен, когда они шли по Норт-Маркет-стрит на встречу с родителями Лиан Рей.

Уинсом помедлила с ответом. Бэнкс заметил, как некоторые прохожие без всякого стеснения пялятся на нее. Она была невозмутима: осознавала себя принадлежащей к национальному меньшинству, которому правительство гарантирует равные гражданские права. На собеседовании при поступлении на работу она сказала Бэнксу, что направлена в его подразделение по квоте, введенной в результате расследования дела Стивена Лоуренса. [31]31
  По результатам расследования дела по убийству чернокожего подростка пятью белыми были приняты антирасистские акты, в том числе квотирование представителей нацменьшинств при приеме на государственную службу.


[Закрыть]Среди офицеров полиции, гласили введенные государством правила, должно быть увеличено число представителей нацменьшинств даже в тех муниципальных образованиях, где не отмечено компактного проживания данных нацменьшинств. Джекмен тогда пообещала, что, несмотря на квоту, будет работать как положено. Бэнкс ни на секунду не усомнился в ее словах. Уинсом была «золотой девочкой» начальника полиции Маклоклина, ее ожидали ускоренное продвижение по карьерной лестнице и все связанные с этим блага: она наверняка получит чин главного инспектора еще до тридцати пяти лет. Бэнксу она нравилась. С Джекмен было легко иметь дело, у нее было бесподобное чувство юмора, и наличие расовых проблем в обществе не влияло на ее работу, даже если чернокожие пытались вызвать ее особое расположение. Он ничего не знал о ее личной жизни, кроме того что Уинсом занимается скалолазанием и обожает исследовать пещеры – при одной лишь мысли о таких развлечениях Бэнкса пробирала дрожь – и что живет она в квартире где-то на окраине иствейлского студенческого городка. Есть ли у нее бойфренд или, может быть, герлфренд, об этом Бэнксу было неизвестно.

– Думаю, она защищает своего мужа, – ответила Уинсом. – Люси обо всем знала или как минимум догадывалась, но молчала, до конца не представляя, что происходит.

– Как считаете, она принимала участие в его делах?

– Не знаю, вернее, я так не считаю. Даже если ее привлекала темная сторона его «развлечений», в особенности секс, я бы не отважилась утверждать, что она участвовала в убийствах…

– Кэтлин Мюррей была задушена, – напомнил Бэнкс.

– Но Люси-то тогда было всего двенадцать лет.

– Это ваш основной довод?.. Ага, мы, по-моему, пришли.

– Да, вот этот дом.

Они свернули с Норт-Маркет-стрит в лабиринт узких улочек, расположенных напротив здания муниципалитета, в котором когда-то работала Сандра. Но в его жизни Сандры больше нет, она живет с другим…

Нужный дом оказался неподалеку от паба «Олд шип» – в десяти минутах ходьбы по хорошо освещенной Норт-Маркет-стрит. Бэнкс постучал в дверь.

Первое, что он почувствовал, как только Кристофер Рей открыл дверь, был резкий запах краски. Переступив через порог, Бэнкс и Уинсом сразу поняли: семейство Рей затеяло косметический ремонт. Мебель была накрыта простынями, обои в прихожей были содраны, мистер Рей красил потолок.

– Прошу прощения за беспорядок, – извинился он. – Давайте пройдем на кухню. Вы нашли Лиан?

– Пока нет, – ответил Бэнкс.

Они прошли за отцом Лиан в маленькую кухню, где он сразу поставил чайник, не спросив у гостей, желают ли они выпить по чашечке чая. Они расселись за небольшим кухонным столом, и все то непродолжительное время, пока закипал чайник, мистер Рей не умолкая говорил о ремонте, словно намеренно избегал разговора о деле, ради которого они нанесли ему визит. Наконец, когда чай был готов и разлит по чашкам, Бэнкс решил, что наступил момент, когда можно перевести беседу с ремонта на Лиан.

– Должен сказать, – начал он, – что мы пребываем в некоторой растерянности. Как вам известно, наши сотрудники уже несколько дней работают в доме Пэйнов. Они обнаружили шесть тел, четыре из которых уже идентифицированы, но ни одно из шести не является телом вашей дочери. Криминалисты самым тщательным образом все проверили и в доме, и вокруг него.

– Это значит, что Лиан может быть жива? – спросил Рей с надеждой.

– Возможно, – согласился Бэнкс. – Хотя… не подавать о себе никаких вестей даже после многочисленных обращений по телевидению и в прессе… Не стоит особенно рассчитывать.

– Что же с ней случилось?

– Вот как раз это мы и хотим выяснить.

– Я, право, не вижу, как могу вам помочь.

– Помочь вы, конечно, не сумеете, – сказал Бэнкс. – Мы топчемся на месте, поэтому решили начать все сначала, взглянуть на дело с иной точки зрения.

В двери появилась жена Рея; при виде Бэнкса и Уинсом, пьющих чай в компании с ее супругом, на лице Виктории появилось выражение неподдельного удивления. Рей тут же вскочил.

– Я-то думал, ты прилегла отдохнуть, дорогая, – затараторил он, чмокнув ее в щеку.

Виктория потерла глаза, будто после сна, хотя ее вид говорил, скорее, о том, что она, перед тем как спуститься вниз, несколько минут провела перед зеркалом. Бэнкс вспомнил, что она говорила с акцентом, намекающим – она на это надеялась – на принадлежность к высшему классу, хотя он без труда уловил в ее речи интонации, свойственные жителям Бирмингема. В свои тридцать с небольшим лет она была привлекательной женщиной: изящная фигура, блестящие каштановые волосы, пышной волной ниспадающие на плечи, слегка вздернутый носик, густые изогнутые брови и маленький рот. Мистеру Рею было около сорока, ничего достойного упоминания в его внешности не было, кроме разве что подбородка, который как-то неестественно низко лежал на горле, даже когда рот был закрыт. Они представляли собой весьма странную пару.

Когда Бэнкс увидел их в первый раз, подумал, что между ними нет ничего общего, и даже предположить не мог, что могло их соединить: он – основательный, приземленный водитель автобуса, а она – жеманная честолюбивая дамочка. Хотя, возможно, мужчины, пережившие страшную смерть жены, боятся остаться в одиночестве и, особо не размышляя, быстро вступают в новый брак?

Виктория повела плечами, присела к столу и налила себе чашку чаю.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил супруг.

– Неплохо.

– Ты же знаешь, тебе нужно следить за собой в нынешнем положении. Помнишь, что говорил доктор?

– Знаю, знаю. – Она сжала его руку.

– Простите, вы о чем? – поинтересовался Бэнкс.

– Моя жена ждет ребенка, инспектор, – с лучезарной улыбкой ответил Рей.

Бэнкс взглянул на Уинсом.

– Поздравляю, – с поклоном произнес он.

Виктория ответила на его галантность, по-королевски склонив голову. Бэнкс с трудом мог представить себе Викторию Рей преодолевающей болезненные и нарушающие привычный ритм жизни проявления, которые связаны с беременностью.

– И на каком месяце? – полюбопытствовал он.

– Почти на пятом, – похлопав себя по животу, ответила она.

– Значит, когда Лиан пропала, вы уже были беременны?

– Да. И кстати сказать, я узнала об этом как раз утром того дня.

– А как отнеслась к этому известию Лиан?

Опустив глаза, Виктория принялась внимательно разглядывать свою чашку.

– Лиан была своевольна и склонна к внезапной перемене настроений, инспектор, – ответила она. – Потому явно не проявила восторга, чего мы по своей наивности от нее ожидали.

– Ну ладно, забудь об этом, любовь моя, теперь это не важно, – успокоил жену мистер Рей. – Она бы со временем привыкла. Я абсолютно уверен, что она бы привыкла.

Бэнкс задумался над этой ситуацией в семье: мать Лиан умирает медленной и мучительной смертью от рака. Вскоре после кончины матери отец женится во второй раз – на женщине, которую Лиан явно не переносит. Вскоре после этого ее мачеха объявляет о том, что беременна. Не надо быть психологом, чтобы понять: сложившаяся в семье ситуация чревата бедой. Бэнкс это хорошо понимал, хотя его положение вряд ли можно было сравнить с положением Лиан. У отца будет ребенок от вашей мачехи и бывшая жена беременеет от бородатого Шона – реакция на эти события может быть похожей, только, пожалуй, Лиан, принимая во внимание ее возраст и горе, переживает ситуацию более остро.

– Выходит, эта новость ее не осчастливила?

– Пожалуй, что нет, – согласился мистер Рей. – Нужно время, чтобы привыкнуть к изменившимся обстоятельствам.

– Для начала необходимо иметь к этому желание, – раздраженно произнесла Виктория, – а Лиан слишком эгоистична.

– Когда вы сказали ей о будущем ребенке? – спросил Бэнкс.

– Утром того же дня, когда она пропала.

Бэнкс вздохнул:

– Почему вы не рассказали об этом, когда мы беседовали сразу после исчезновения Лиан?

Мистер Рей с удивлением посмотрел на Бэнкса:

– Меня не спрашивали, а я не подумал, что это важно, считал чисто семейным делом.

– К тому же, – вступила в разговор Виктория, – плохая примета – рассказывать посторонним о прибавлении семейства, до того как пройдет три месяца.

Они действительно тупицы или искусно прикидываются? – размышлял Бэнкс.

Пытаясь изо всех сил сдерживаться и говорить по возможности спокойно, без эмоций, не забывая о том, что они все-таки родители пропавшей девушки, он спросил:

– Ну и что она сказала на это?

Супруги Рей переглянулись.

– Что сказала? Да ничего не сказала, верно, дорогая? – обратился к жене с вопросом мистер Рей.

– «Доигрались» – вот что она заявила, – ответила Виктория.

– Она разозлилась?

– Думаю, да, – подтвердил мистер Рей.

– Сильно? Настолько, чтобы наказать вас?

– Как это понять?

– Послушайте, мистер Рей, когда вы сообщили нам об исчезновении Лиан и мы не нашли ее в течение одного или двух дней, то невольно предположили самое плохое, – объяснил Бэнкс. – Но после вашего сообщения произошедшее предстает в совершенно ином свете.

– Это вы о чем? – опять не понял Рей.

– Если она разозлилась на вас из-за беременности мачехи, то вполне могла убежать – нанести вам ответный удар, иными словами – отомстить.

– Нет, Лиан не могла так поступить, она любила меня, – промямлил мистер Рей, забыв после закрыть рот.

– Возможно, все же проблема именно в этом, – упорствовал Бэнкс.

Он не был уверен, связано ли исчезновение Лиан с комплексом Электры – девочка любит отца, ее мать умирает, но, вместо того чтобы посвятить себя ребенку, отец находит другую женщину, которая беременеет, – но для подростка это в любом случае трагедия. Бэнкс без труда представил, что в подобных обстоятельствах Лиан предпочтет за лучшее уйти из дому. Но возможно ли быть столь бессердечным человеком, чтобы не сообщить родителям хотя бы о том, что ты жива, после всей паники и шумихи из-за пропавших девушек. К тому же без денег и ингалятора долго не попутешествуешь.

– А я думаю, что она способна на жестокость, – объявила Виктория. – Вспомни, как она подлила касторовое масло в кофе в тот вечер, когда состоялось первое собрание в моем книжном клубе! Кэролайн Опли едва успела дочитать до конца свой доклад о Маргарет Этвуд.

– Но, дорогая, это было вскоре после нашей свадьбы, – заступился за дочь мистер Рей. – Она еще не привыкла.

– Понимаю. Только хочу напомнить, что это было. К тому же она не знает цены вещам, хотя бы уже пора. Она потеряла серебряный…

– Вы думаете, что она разозлилась, потому нарушила установленный «комендантский час»? – перебил Викторию Бэнкс.

– Конечно, – ничуть не колеблясь, ответила Виктория. – А этот парень, Иэн Скотт? Вот с кем вам надо поговорить. Он же наркоторговец, как вам известно.

– Лиан употребляла наркотики?

– Насколько мы знаем, нет, – ответил мистер Рей.

– А почему ты так уверен, Крис? – не унималась его жена. – Она ведь нам не все рассказывала. Кто знает, какие фокусы она откалывала, общаясь с подобной компанией.

– Не надо так волноваться, дорогая, – умоляющим голосом произнес Кристофер Рей, обнимая супругу. – Помни, что сказал доктор.

– Да помню я! – Виктория встала. Ее чуть заметно качнуло. – Думаю, мне лучше пойти полежать, – сказала она. – Запомните мои слова, инспектор, Иэн Скотт – вот на кого вам следует обратить внимание. Это опасный человек.

– Спасибо, – сказал Бэнкс. – Я запомню.

После ее ухода в кухне на некоторое время воцарилось молчание. Нарушил его Бэнкс:

– Вы больше ничего не хотите нам рассказать?

– Нет-нет. Я уверен, она не могла так поступить… с ней что-то случилось…

– А почему вы позвонили в полицию только утром? Она и раньше не приходила ночевать?

– Ну что вы! Я бы сообщил вам.

– Так чего же вы ждали?

– Я хотел позвонить раньше…

– Ну, продолжайте, мистер Рей, – подбодрила его Уинсом, дотрагиваясь до его руки. – Вы должны нам все сказать.

Он посмотрел на нее виноватыми, умоляющими о прощении глазами.

– Я бы позвонил в полицию, честное слово… – сказал он. – Она никогда прежде не отсутствовала дома по ночам.

– Вы что, поссорились, – предположил Бэнкс, – когда она грубо отреагировала на известие о беременности вашей жены?

– Дочь спросила меня, как я мог… так скоро… после ее матери. Она была вне себя, плакала, говорила о Виктории ужасные вещи… Виктория велела Лиан убираться, если ей что-то не нравится, и сказала, что она может не возвращаться.

– Почему вы не сказали об этом раньше? – возмутился Бэнкс, наперед зная, каков будет ответ: смущение, нерешительность, боязнь общественного осуждения – к чему Виктория Рей была особо чувствительна – и нежелание вмешивать полицию в семейные ссоры. Полиция узнала о непростых отношениях между Лиан и Викторией только от друзей Лиан. Рассказать им о беременности мачехи Лиан не успела. А сама Виктория Рей была из породы женщин, размышлял Бэнкс, которые впускают полицию только через черный ход, если таковой имеется в доме, а то, что черного хода нет, действовало на нее словно колючка, застрявшая в одежде.

Глаза мистера Рея были полны слез.

– Я не мог, – пробормотал он. – Просто не мог. Мы тоже думали, что она не пришла ночевать назло нам, но, даже если так, инспектор, Лиан не была плохой девочкой. Она пришла бы домой утром. Я уверен.

Бэнкс встал:

– Мы бы хотели еще раз взглянуть на ее комнату, мистер Рей. Возможно, мы что-то упустили.

Рей посмотрел на Бэнкса растерянно-озадаченным взглядом:

– Да, конечно. Но, понимаете… там ремонт, комната пустая.