Текст книги "За гранью"

Автор книги: Питер Робинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

11

Поездка в Иствейл прошла спокойно, без происшествий. Бэнкс попросил прислать из Миллгарта машину без спецсигналов и вместе с Джулией Форд и Люси Пэйн вышел через запасный выход. Они не встретили на пути ни одного репортера. Во время поездки Бэнкс сидел на пассажирском сиденье рядом с водителем, молодой женщиной-констеблем; Джулия Форд и Люси Пэйн расположились позади. Никто не проронил ни слова. Как только они отъехали от больницы, Бэнкс задумался над сообщением Стефана Новака о еще одном теле, обнаруженном на заднем дворе дома Пэйнов. Получалось, что, если это не Лиан Рей, найдена еще одна неизвестная жертва Пэйна.

Случайно увидев Люси Пэйн в боковом зеркале, Бэнкс стал время от времени поглядывать на нее, но она почти все время неотрывно смотрела в окно. Выражения ее лица он не видел. Для вящей осторожности они вошли в иствейлский полицейский участок с заднего хода. Бэнкс оставил Люси и Джулию в допросной и пошел в свой кабинет, где, стоя у окна с сигаретой, обдумал предстоящий допрос. Во время поездки он был настолько поглощен размышлениями о найденном теле, что не обратил внимания на то, что нынешний день выдался таким же теплым и ярким, как вчерашний. Множество машин и автобусов стояло на вымощенной камнем рыночной площади; родители, держа детей за руки, переходили от магазина к магазину; многие женщины, сняв шерстяные кофточки, набросили их на плечи; у многих в руках были зачехленные складные зонтики на случай внезапного дождя. Ну почему мы, англичане, никогда не можем быть уверенными, что хорошая погода, это надолго, подумал Бэнкс. Мы всегда ожидаем худшего. Вот поэтому-то метеорологи дают такие расплывчатые прогнозы: солнечно, временами облачность, возможен дождь.

В допросной стоял стойкий запах дезинфицирующего средства, поскольку последний, кого допрашивали, пьяный семнадцатилетний угонщик, сожрал перед задержанием целую пиццу и облевал весь пол. Если не считать запаха, в допросной был полный порядок: прибрано, чисто, из забранного решеткой небольшого оконца под потолком пробивался слабый свет. Бэнкс вставил кассету в магнитофон, проверил его исправность и записал предусмотренные правилами данные: дата, время, имена присутствующих.

– Итак, Люси, – произнес он, покончив с формальностями, – если вы готовы, начнем?

– Как вам будет угодно.

– Сколько времени вы прожили в Лидсе?

– Почти четыре года. С того времени, как стала работать в банке, – ответила Люси, озадаченно поглядывая на Бэнкса.

– А приехали вы из Гулля, где жили с приемными родителями, Клайвом и Хилари Ливерсидж?

– Да. Вам же известно.

– Люси, это лишь для того, чтобы выяснить подробности вашего прошлого. А где вы жили до этого?

Люси стала вертеть на пальце обручальное кольцо.

– В Олдертхорпе, – спокойно ответила она. – Я жила в доме номер четыре по Сперн-лейн.

– А ваши родители?

– Да.

– Что «да»?

– Да, они жили там же.

Бэнкс вздохнул:

– Не превращайте допрос в игру, Люси. Отвечайте конкретно. Это серьезное дело.

– Вы думаете, я не понимаю? – почти выкрикнула Люси. – Вы выдергиваете меня из больницы, притаскиваете сюда и вдруг начинаете расспрашивать о детстве. Ведь вы же не психиатр.

– Я просто интересуюсь, только и всего.

– В этом нет ничего интересного. Да, они плохо обращались со мной, меня отдали на воспитание. Ливерсиджи относились ко мне по-доброму, но не так, как если бы они были моими настоящими родителями или хотя бы родственниками. Когда пришло время, я захотела уйти от них, оставить детство позади и выбрать свой путь в жизни. И что в этом плохого?

– Ничего, – ответил Бэнкс.

Он хотел узнать как можно больше о детстве Люси, в особенности о тех событиях, которые произошли, когда ей было двенадцать лет, но понимал, что она вряд ли расскажет правду.

– И поэтому вы поменяли имя, став вместо Линды Годвин Люси Ливерсидж?

– Да. Репортеры надоели мне своими вопросами. Ливерсиджи договорились об этом с сотрудниками социальной службы.

– А что заставило вас переехать именно в Лидс?

– Я нашла там работу.

– Первую, что вам предложили?

– Ту, которая мне понравилась.

– А где вы жили?

– Вначале в квартире на Тонг-роуд. А когда Терри нашел работу в Силверхилле, мы купили дом на Хилл-стрит. Тот, в который, по вашим словам, я не могу вернуться, хотя другого у меня нет. Я полагаю, вы рассчитываете, что я буду продолжать выплачивать ипотечный кредит, в то время как ваши парни разобрали весь дом до основания?

– Вы въехали в этот дом вместе еще до того, как поженились?

– Мы уже знали, что поженимся. Нам предложили дом на исключительно хороших условиях, и мы были бы круглыми дураками, если бы упустили эту возможность.

– А когда вы вышли замуж за Терри?

– В прошлом году, двадцать второго мая. Но вместе мы были еще с предыдущего лета.

– А как вы с ним познакомились?

– Какое это имеет значение?

– Я спрашиваю из простого любопытства. Ваш ответ никоим образом не может причинить вам вреда.

– В пабе.

– В каком?

– Не помню его названия. Это был большой паб с живой музыкой.

– Где он находится?

– В Сикрофте.

– Он был там один?

– Думаю, да. А что?

– Вы когда-нибудь оставались у него в квартире?

– Конечно. А что в этом плохого? Мы любили друг друга. Мы были помолвлены и собирались пожениться.

– Так быстро?

– Это была любовь с первого взгляда. Можете не верить, но это так. Мы были знакомы с ним всего две недели, когда он купил и подарил мне кольцо в честь нашей помолвки. Оно стоило почти тысячу фунтов.

– У него были другие подружки?

– Когда мы встретились, он был один.

– А до этого?

– Думаю, что да. Меня это мало волновало. Я понимала, что он вел жизнь нормального мужчины.

– Нормального?

– Что вас удивляет?

– Вы когда-нибудь замечали следы пребывания других женщин в его квартире?

– Нет.

– А как вы оказались в Сикрофте, когда жили на Тонг-роуд? Это неблизкий путь.

– Мы как раз окончили недельный курс обучения в городе, и одна из девушек сказала, что знает хорошее место, где можно провести вечер.

– Вы слышали о человеке, которого газеты в то время называли Сикрофтским насильником?

– Да. О нем все слышали.

– Но это не удержало вас от поездки в Сикрофт.

– Жизнь дана для того, чтобы жить. Нельзя позволить страху взять верх над тобой, потому что иначе женщина вообще никогда не осмелится выйти одна из дома.

– Это правда, – согласился Бэнкс. – Значит, вы никогда не предполагали, что мужчина, которого вы встретили, мог быть Сикрофтским насильником?

– Терри? Нет, конечно, нет. С какой стати?

– В поведении Терри вы никогда не замечали ничего такого, что встревожило бы вас?

– Нет. Мы же любили друг друга.

– Но он жестоко обращался с вами. Вы же признаете это?

Она отвела взгляд в сторону:

– Это началось позже.

– Когда?

– Не знаю. Может быть, в Рождество.

– В последнее Рождество?

– Да. Примерно тогда. Но так было не постоянно. А после своих вспышек он становился просто замечательным, чувствовал себя виноватым, покупал мне подарки, цветы, браслеты, ожерелья… Я в самом деле хочу их вернуть как память о нем.

– Через некоторое время, Люси, вы все получите. Значит, он всегда после нанесения побоев искупал вину подарками?

– Да, а потом подолгу чуть ли не на руках меня носил.

– В последние несколько месяцев он стал больше пить?

– Да. Стал подолгу отсутствовать. Я его почти не видела.

– И где он был?

– Не знаю. Он не рассказывал.

– А вы его спрашивали?

Люси, отведя кроткий взгляд в сторону, повернулась к нему той стороной лица, на которой еще оставались следы кровоподтеков. Бэнкс понял смысл ее не произнесенного вслух ответа.

– Инспектор, я думаю, мы можем продолжить беседу, – сказала Джулия Форд, – но я абсолютно уверена, что и вы видите, что расспросы травмируют мою клиентку.

Сочувствую, хотелось сказать Бэнксу, но предстояло еще многое выяснить, поэтому он снова обратился к Люси:

– Вы принимали какое-либо участие в похищении, изнасиловании и убийстве Кимберли Майерс?

Люси встретила его пристальный взгляд спокойно, в ее черных глазах он ничего не разглядел. Если глаза, как говорят, – это зеркало души, то это зеркало было наглухо задернуто траурным крепом, а сама душа пряталась за солнцезащитными очками.

– Нет, не принимала, – ответила она.

– А Мелиссы Хоррокс?

– Нет. Я вообще не имела никакого отношения ни к кому из них.

– Люси, а сколько их всего было?

– Вы же сами знаете сколько.

– Скажите вы.

– Пятеро. Я, кстати, прочла об этом в газете.

– Что вы сделали с Лиан Рей?

– Не понимаю, о чем вы.

– Где она, Люси? Где Лиан Рей? Где вы с Терри закопали ее? Что отличало ее от остальных девушек?

Люси бросила полный ужаса взгляд на Джулию.

– Я не понимаю, о чем он говорит, – умоляющим голосом произнесла она. – Попросите его прекратить.

– Инспектор, – сказала Джулия, – моя клиентка ясно дала понять, что ничего не знает об упомянутых вами особах. Полагаю, вы должны перейти к следующей теме.

– Ваш супруг упоминал кого-либо из этих девушек?

– Нет.

– Вы когда-нибудь заходили в подвал, Люси?

– Вы спрашивали меня об этом раньше.

– Я даю вам шанс изменить свой ответ, и он будет зафиксирован.

– Я говорила вам, что не помню. Возможно, и заходила, но не помню. У меня ретроградная амнезия.

– Кто вам это сказал?

– Мой лечащий врач в больнице.

– Доктор Ландсберг?

– Да. Так часто бывает после шока.

Бэнкс удивился: ему доктор Ландсберг сказала, что не является специалистом в этой области медицины.

– Ну что ж, меня очень радует, что вы знаете точное название вашего психического расстройства. Я изменю формулировку: как вам кажется, сколько раз вы могли заходить в подвал?

– Всего один раз.

– Когда?

– В тот день, когда все произошло. Когда я попала в больницу. Рано утром в прошлый понедельник.

– Значит, вы подтверждаете, что были там?

– Считайте, как вам нравится. Если я и спускалась туда, то это случилось в понедельник.

– Это не мне, Люси, так нравится. Это подтверждают улики. Лабораторная экспертиза обнаружила следы крови Кимберли Майерс на рукаве вашего халата. Как она там оказалась?

– Я… не знаю.

– Можно допустить только два предположения: или до того, как девушка оказалась в подвале, или после того. Так какое предположение верно, Люси?

– Только после.

– Почему?

– Потому что я никогда не видела ее прежде.

– Но она жила совсем рядом с вами. Вам не доводилось встречать ее?

– Разве что на улице. Или в магазине. Но я никогда с ней не говорила.

Бэнкс замолчал и стал перебирать лежащие перед ним бумаги:

– Итак, вы допускаете, что заходили в подвал?

– Да, но я этого не помню.

– А что, по-вашему, произошло, если рассуждать гипотетически?

– Ну… может быть, я услышала какой-то шум.

– Что за шум?

– Не знаю, – помолчав, Люси прикрыла ладонью горло. – Крик?

– Единственный крик, который слышала Мэгги Форрест, был ваш.

– Ну, тот крик был слышен, наверное, только внутри дома. Мэгги расслышала мой крик, потому что я находилась в прихожей.

– Вы точно помните, что находились в прихожей?

– Помню, но смутно.

– Продолжайте.

– Я могла услышать шум и пошла в подвал узнать, в чем дело.

– Даже зная, что это личное убежище Терри и он убил бы вас, зайди вы туда?

– Да. Наверно, я была сильно встревожена.

– Чем?

– Тем, что услышала.

– Но в подвале очень хорошая звукоизоляция, Люси, а когда прибыла полиция, дверь туда была закрыта.

– Тогда я не знаю. Я просто пытаюсь высказать предположение.

– Ну хорошо. Что вы могли обнаружить в подвале, если вы действительно спустились туда?

– Ту девушку. Я могла подойти, чтобы выяснить, не могу ли я ей помочь.

– А как вы объясните наличие желтых волокон у вас под ногтями?

– Каких волокон?

– От той самой синтетической веревки, которая была обмотана вокруг шеи Кимберли Майерс. Патологоанатом определил, что причиной смерти девушки стало удушение при затягивании веревочной петли на шее. Волокна были также обнаружены на горле Кимберли.

– Возможно, я пыталась освободить ее от этой веревки.

– Вы это помните?

– Нет, я всего лишь пробую представить, как это могло быть.

– Ну, дальше.

– А затем Терри, должно быть, обнаружил меня там, выгнал наверх и ударил.

– Почему он не убил вас в подвале?

– Не знаю. Он же был моим мужем. Он любил меня. Он просто не мог убить меня так, как…

– Как какую-нибудь девочку-подростка?

– Инспектор, – вмешалась в разговор Джулия Форд. – Ваши предположения насчет того, что делал и чего не делал мистер Пэйн, неуместны. Моя клиентка говорит, что она, возможно, заходила в подвал, чем удивила своего супруга – мы не обсуждаем сейчас, что он там делал, – и тем самым спровоцировала его. Это и служит объяснением установленных вами фактов. Вам недостаточно?

– Но вы сказали, что Терри убил бы вас, если бы вы зашли в подвал. Отчего же он этого не сделал? – не унимался Бэнкс.

– Не знаю. Может, он сначала хотел сделать что-то другое.

– Что, например?

– Понятия не имею.

– Убить Кимберли?

Люси пожала плечами.

– А разве она не была уже мертва?

– Не знаю.

– Или избавиться от тела?

– Может быть. Не знаю. Я была без сознания.

– Ой, Люси, хватит! Это же все чушь, – поморщился Бэнкс. – Следующее, в чем вы попытаетесь меня убедить, – что находились в сомнамбулическом состоянии… Вы признаете, что убили Кимберли Майерс? Вы спустились в подвал, увидели ее и задушили.

– Нет! Зачем?

– Из чувства ревности. Кимберли была для Терри более желанной, чем вы. Он хотел все время быть с ней рядом.

Люси стукнула кулаком по столу:

– Неправда! Это все ваши выдумки!

– Тогда скажите, по какой еще причине он держал ее там голой на матраце? Давал ей урок биологии? Это был урок именно по биологии, Люси. Он не один день насиловал ее, и вагинально, и анально. Заставлял делать минет. А затем он – или кто-то другой – задушил ее куском бельевой веревки.

Люси, склонив голову на руки, рыдала.

– Упоминание этих отвратительных подробностей действительно необходимо? – спросила Джулия Форд.

– А в чем дело? – вопросом на вопрос ответил Бэнкс. – Не любите правды?

– Это уж слишком – вот что я имела в виду.

– Слишком, вы считаете? – Бэнкс указал рукой на Люси. – Кровь Кимберли на рукаве ее халата. Желтые волокна бельевой веревки у нее под ногтями. Это она убила Кимберли Майерс.

– Все это косвенные улики, – подняла брови Джулия Форд. – Люси уже объяснила, как это могло произойти. Она ничего не помнит, и это не ее вина. Бедная женщина была ранена…

– Предположим, я вам верю, но возможно и другое: она дьявольски ловкая актриса, – ответил Бэнкс.

– Инспектор!

Бэнкс снова повернулся к Люси:

– Кто эти другие девушки, Люси?

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– В саду на заднем дворе мы обнаружили еще два трупа, вернее, скелеты, которые еще не идентифицировали. Значит, всего обнаружено шесть тел, включая Кимберли. В нашем списке пропавших – пять человек, и пока мы еще не нашли всех из этого списка. Об этих двух трупах нам ничего не известно. Кто они?

– Понятия не имею.

– Вы когда-нибудь ездили с мужем на машине и подвозили девочек-подростков?

Перемена темы, казалось, повергла Люси в шок и лишила ее дара речи, но вскоре к ней вернулись и голос, и прежнее спокойствие.

– Нет, не ездила.

– И вам ничего не известно о пропавших девушках?

– Нет. Только то, что я прочла в газетах. Я уже говорила вам, что не ходила в подвал, а Терри ничего мне не рассказывал. Так откуда же мне знать?

– Действительно, откуда? – Бэнкс поскреб пальцем едва заметный шрам возле правого глаза. – Меня больше интересует другое: как вы могли об этом не знать? Мужчина, с которым вы живете, похищает и привозит домой одну за другой шесть молодых девушек – это те, о которых нам на данный момент известно, – держит их в подвале… бог знает сколько времени, насилует и мучает, а затем закапывает тела либо в саду, либо в подвале. И все это время вы живете в этом доме, только этажом, ну, допустим, двумя выше, и ничего не знаете, и ваш нос никакой запах не тревожит? Вы что, Люси, полагаете, что я только вчера на свет появился? Вы не могли этого не знать.

– Я уже говорила вам, что никогда не спускалась в подвал.

– И не замечали, что супруг пропадал среди ночи?

– Нет. Я сплю очень крепко. Думаю, Терри подсыпал мне снотворное в какао. Вот поэтому я ничего и не замечала.

– Мы не нашли никакого снотворного в доме, Люси.

– Могло закончиться, поэтому я проснулась в понедельник рано утром, и мне показалось, что-то происходит. Или Терри забыл подсыпать.

– Кому-нибудь из вас выписывали рецепт на снотворное?

– Мне нет. Насчет Терри не знаю. Может, он покупал у торговцев наркотиками?

Бэнкс сделал в блокноте запись: «Выяснить вопрос со снотворным».

– А почему вы думаете, что он мог в тот вечер забыть об осторожности? Почему именно в ту ночь вы пошли в подвал? – спросил он. – Это как-то связано с Кимберли? Потому, что она находилась слишком близко от своего дома, от этого вам было не по себе? Терри должен был понимать, что, похищая Кимберли, он сильно рискует, вы согласны? Он был одержим ею, Люси? Так? Может, другие жертвы были просто вынужденной заменой, до того момента когда он, не в силах сдерживать себя, похитил ту, которую действительно желал? Какие чувства это вызывало у вас, Люси? То, что Терри предпочел Кимберли, что она была для него более желанной, чем жизнь и свобода?

Люси закрыла уши руками:

– Прекратите! Это ложь, выдумки! Я не понимаю, чего вы от меня хотите! За что вы мучаете меня? – Она повернулась к Джулии Форд. – Заберите меня отсюда поскорее. Пожалуйста! Разве я обязана здесь находиться и выслушивать все это?

– Нет, – сказала Джулия Форд, вставая со стула. – Вы можете уйти отсюда когда пожелаете.

– Я так не думаю, – возразил Бэнкс с глубоким вздохом. – Люси Пэйн, я задерживаю вас по подозрению в соучастии в убийстве Кимберли Майерс.

– Какая нелепость! – возмутилась Джулия Форд. – Пародия на правосудие!

– Я не верю тому, что рассказала мне ваша клиентка, – заявил ей Бэнкс и вновь взглянул на Люси. – Люси Пэйн, я задерживаю вас по подозрению в убийстве. Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Вы все поняли?

Открыв дверь, Бэнкс подозвал двух офицеров в форме и приказал им передать Люси дежурному офицеру для помещения в камеру. Когда офицеры приблизились к ней, лицо Люси сделалось мертвенно-бледным.

– Пожалуйста, не надо, – умоляющим голосом произнесла она. – Я приду сразу, как только вы прикажете. Прошу вас, не закрывайте меня одну в темной камере!

Бэнкс увидел – впервые за все время общения с нею, – что Люси Пэйн действительно испугалась. Он припомнил, что рассказывала ему Дженни об «Олдертхорпской семерке». Держали подолгу в клетках без еды.Он заколебался и почти был готов отменить распоряжение, но вспомнил Кимберли Майерс, распластанную на матраце в темном подвале Люси Пэйн – ей-то никто не дал ни единого шанса, – и понял, что не стоит.

– В камере хорошее освещение и все удобства, – успокоил Люси Бэнкс. – По результатам проверки помещений для содержания задержанных они были оценены четырьмя звездами.

Джулия Форд смотрела на него с отвращением. Люси рассеянно качала головой. Бэнкс подал знак офицерам:

– В камеру ее.

Бэнкс с трудом нашел в себе силы отдать такой приказ и не почувствовал при этом никакого удовлетворения, но он добился своего: Люси пробудет в его распоряжении двадцать четыре часа. Двадцать четыре часа отпущено ему на то, чтобы найти против нее реальные улики.

Обнаженный труп Теренса Пэйна, лежащий на стальной поверхности прозекторского стола, не вызывал у Энни никаких чувств: это была просто скорлупа, обманчивая человеческая форма, вводящая в заблуждение, – на самом деле он был нелюдь, дьявол. Хотя, если вдуматься, зло, которое причинял Теренс Пэйн, было человеческим, и только человеческим. В течение столетий мужчины насиловали и калечили женщин, когда в войну грабили и разоряли селения противника; в мирное время ради получения низменного удовольствия затаскивали их в темные аллеи и дешевые каморки пришедших в упадок домов; насиловали в уединенных сельских поселениях и в замках богачей. Вряд ли так уж необходим демон в человеческом обличье, чтобы делать то, с чем мужчины и так отлично справляются.

Она переключила внимание на действия доктора Макензи: он тщательно изучал голову Теренса Пэйна. В данном случае ему не надо было определять время смерти: вчера, в 20 часов 13 минут, доктор Могабе засвидетельствовал этот факт в Центральной больнице Лидса. Разумеется, доктору Макензи еще надлежало провести аутопсию – его ассистент уже определил вес тела, провел все необходимые обмеры, сделал фотографии и рентгеновские снимки – и тщательно записать результаты, которые должны основываться на точных данных, а не на предположениях.

Обмытое тело было подготовлено к вскрытию – недаром говорят, что самым чистым человек бывает перед хирургической операцией. Хорошо еще, что полицейский хирург прибыл в больницу сразу, как только туда был доставлен Пэйн: врач успел сделать соскобы из-под ногтей, взять кровь на анализ, забрать окровавленную одежду, – потому ни одна из возможных улик не была принесена в жертву суровым правилам больничной гигиены.

Энни особенно интересовали удары, нанесенные по голове Пэйна, и доктор Макензи внимательно осматривал черепную коробку, перед тем как приступить непосредственно к вскрытию. Они уже изучили перелом запястья и сделали заключение, что причиной перелома был нанесенный констеблем Джанет Тейлор удар дубинкой – дубинка лежала на лабораторном столе возле белой кафельной стены, – кроме того, на предплечье Пэйна было обнаружено несколько кровоподтеков – результат попыток защититься от ударов.

Если в больнице Пэйн не был убит сиделкой или врачом, то непосредственной причиной его смерти наиболее вероятно явились действия констебля Джанет Тейлор. Предстояло лишь установить, насколько преступными были ее действия. Результаты срочной операции по удалению гематомы между оболочками мозга несколько затруднили эту задачу, но, как ранее сказал Энни доктор Макензи, отличить последствия хирургической операции от следов, оставленных дубинкой, не представляло никакого труда.

Перед операцией голова Пэйна была обрита наголо, что облегчало идентификацию черепных травм. После внимательного осмотра Макензи повернулся к Энни и сказал:

– Я не смогу описать точную последовательность нанесения ударов, но имеется несколько весьма показательных наложений ран. Подойдите поближе. Смотрите.

Доктор Макензи указал на левый висок Пэйна, Энни пригляделась: из-за рваных лоскутов кожи он походил на дохлую крысу, расплющенную капканом.

– Видите, здесь как минимум три ясно различимые раны – одна на другой, – доктор Макензи продолжил объяснение, пальцем указывая на границы травмированных зон. – После первого удара – вот оставшееся от него углубление – почти в то же место был нанесен второй, увеличивший рану, а затем третий, наложившийся на две предыдущие.

– Вам не кажется, что они были нанесены в спешке, подряд? – спросила Энни, вспомнив рассказ Джанет Тейлор и то, как она сама представила развитие событий, когда была на месте преступления.

– Вполне возможно, – согласился доктор Макензи, – но я бы добавил, что любой из этих ударов обездвижил бы Пэйна на некоторое время и положение его тела относительно человека с дубинкой изменилось бы.

– Не поняла…

Доктор Макензи осторожно приложил ладонь к виску Энни и слегка нажал, отчего она отступила, повернув голову. Затем он коснулся ее головы в области затылка.

– Будь это настоящий удар, – пояснил он, – вы отшатнулись бы намного дальше, а удар бы вас оглушил. На то, чтобы вернуться на место, вам потребовалось бы некоторое время.

– А-а… – задумчиво протянула Энни. – Вы думаете, что между этими ударами были нанесены и другие?

– М-м… Надо принять во внимание еще и углы нанесения ран. Если вы приглядитесь к углублениям, оставшимся после ударов, то поймете, что первый удар был нанесен, когда жертва стояла на ногах. – Он перевел взгляд на дубинку. – Смотрите. Рана по всей длине почти одинаковой глубины, как и должно быть, если учесть разницу в росте между констеблем Тейлор и жертвой. Я измерил дубинку и приложил ее к каждой ране, что вместе с рентгенограммой дало мне более четкое представление о положении жертвы в момент нанесения каждого удара. – Он поднял палец, подчеркивая значимость своих слов. – По крайней мере один из ударов в височную область был нанесен, когда жертва стояла на коленях. На рентгенограмме это видно более отчетливо.

Доктор Макензи подвел Энни к аппарату для просмотра рентгеновских снимков и включил подсветку. Энни убедилась: глубина раны была неодинаковой, а это указывало на то, что дубинка опустилась на голову под углом. Они вернулись к столу.

– А мог он после подобного удара подняться на ноги? – спросила Энни.

– Мог. Известны случаи, когда люди по нескольку дней ходили с пулей в мозге. Главное – это кровопотеря. Такие раны обильно кровоточат, поэтому мы при вскрытии занимаемся мозгом в последнюю очередь.

– А что вы собираетесь делать с мозгом Пэйна? – спросила Энни. – Оставите для изучения?

Доктор Макензи хмыкнул и покачал головой.

– Я бы скорее попытался описать его характер по шишкам на голове, – ответил он и попросил ассистента перевернуть тело.

Энни увидела лишенную кожи область на затылке Пэйна. Она разглядела осколки кости, торчащие из раны, но поняла, что это ей только кажется. Наверняка при операции они были удалены. Она приняла за осколки хирургические швы. Ее затрясло.

Это потому, что в прозекторской так холодно, сказала она себе.

– Эти раны почти наверняка были нанесены, когда жертва уже не могла оказать активного сопротивления, иными словами, он стоял на четвереньках, а удары были нанесены сзади.

– А если он на четвереньках отползал, пытаясь что-то найти?

– Мне сие неизвестно, – ответил Макензи, – хотя такое предположение нельзя отрицать.

– Я потому об этом спрашиваю, что, по словам Тейлор, когда она ударила Пэйна по запястью, он выронил мачете, которое она оттолкнула ногой к стене. Очевидно, он, стоя на четвереньках, шарил по полу в поисках ножа и она еще раз ударила его.

– Это может объяснить такого рода травмы, – признал доктор Макензи, – хотя я насчитал три удара, нанесенные в основание черепа, – между прочим, наиболее опасное и легкоранимое место при нападениях.

– Она ударила его в эту область три раза?

– Да.

– А после этого он был в состоянии подняться?

– Вновь повторяю, я не могу с уверенностью этого сказать. Более слабый человек умер бы на месте, а мистер Пэйн прожил еще три дня. Возможно, он нашел свое мачете и снова встал на ноги.

– Есть такая вероятность?

– Не могу этого исключать. Но посмотрите на это. – Доктор Макензи указал Энни на глубокую вмятину в верхней области черепа. – Вот эти две раны – могу утверждать с полной уверенностью – были нанесены, когда жертва располагалась ниже нападавшего, то есть Пэйн сидел или стоял на четвереньках, и, если судить по глубине ран, удары были нанесены с сокрушительной силой.

– Это как?

Макензи встал, сцепил пальцы, закинул руки за голову и резко опустил, словно изо всех сил обрушил воображаемую кувалду на голову воображаемой жертвы.

– Вот так, – пояснил он. – А жертва не оказывала никакого сопротивления.

Энни сглотнула. Проклятье! Значит, все-таки придется опять окунуться в тягомотину этого дела.

Элизабет Белл, руководитель группы социальных работников, расследовавших дело «Олдертхорпской семерки», еще не вышла на пенсию, но поменяла работу и переехала в Йорк, что позволило Дженни без труда договориться о встрече. Она кое-как втиснула машину на заполненную парковку, расположенную рядом с кварталом, где на Фулфорд-роуд, недалеко от реки, стоял нужный ей таунхаус.

Элизабет открыла так быстро, словно ждала, стоя по другую сторону двери, хотя Дженни, уславливаясь с ней по телефону, весьма неопределенно указала время приезда.

– Да это не важно, – махнула рукой Элизабет в ответ на ее объяснения. – У меня сегодня выходной. Дети в школе, а я занялась глажкой, чтобы белье не залеживалось. А вы, должно быть, доктор Фуллер?

– Точно. Называйте меня Дженни.

Элизабет провела ее в дом. Они вошли в маленькую гостиную, казавшуюся еще меньше из-за расставленной посередине комнаты гладильной доски и корзины с выстиранным бельем на стуле. Дженни уловила слабый лимонный аромат стирального порошка с кондиционером, смешанный с теплым домашним запахом только что выглаженного белья. Работал телевизор, показывали старый черно-белый триллер с участием Джека Уорнера. Элизабет освободила кресло от стопки выглаженного белья и жестом предложила Дженни сесть.

– Вы уж простите за беспорядок, – сказала она. – Такой крошечный дом – в этом месте жилье стоит очень дорого, – но нам здесь нравится.

– А почему вы уехали из Гулля?

– Мы некоторое время обдумывали, куда бы перебраться, когда Роджер – это мой муж – получил повышение. Он государственный служащий, а зарплата – на жизнь еле хватает.

– А вы? Продолжаете работать?

– Да, по-прежнему в службе социальной помощи. Только теперь – в отделе пособий по безработице. Ничего, если я буду гладить?

– Конечно-конечно.

Дженни посмотрела на Элизабет: ширококостная, в джинсах и мужской фланелевой рубашке; на коленях темные пятна, словно перед глажкой Элизабет работала в саду. Коротко стриженные волосы были уложены в какую-то странную прическу, преждевременно изборожденное морщинами лицо казалось суровым, но, стоило ей заговорить, добрая улыбка и лучащиеся спокойствием глаза меняли это впечатление.

– А сколько у вас детей? – поинтересовалась Дженни.

– Двое, Уильям и Полин. – Элизабет кивнула в сторону каминной полки, где стояла фотография смеющихся детей на игровой площадке. – Так что привело вас ко мне? По телефону вы ничего не объяснили.

– Простите. Я вовсе не собиралась превращать свой визит в событие, окутанное тайной. Меня интересует «Олдертхорпская семерка». Насколько я знаю, вы принимали участие в спасении детей?

– Действительно. А почему вас заинтересовало это дело? Прошло уже девять лет.

– В моей работе нет срока давности, – ответила Дженни.

Перед визитом она обдумала, насколько можно быть откровенной с Элизабет, и даже посоветовалась об этом по телефону с Бэнксом. Он, как обычно, дал ей полезный совет: «Рассказывай столько, сколько следует; утаивай столько, сколько считаешь нужным». Дженни попросила мистера и миссис Ливерсидж не сообщать репортерам о происхождении Люси и ее прежнем имени, но наверняка вскоре журналисты раскопают какие-нибудь материалы или кто-то опознает Люси на фото с похорон, которое появится в газетах. Дженни понимала, что у них с Бэнксом не очень много времени на расследование: поезда, заполненные представителями различных СМИ, скоро двинутся в Йорк и Гулль, а может быть, эти шустрые деятели доберутся и до маленькой сонной деревушки Олдертхорп. Она пошла на риск, рассчитывая, что Элизабет Белл неспособна выдать их прессе.