Текст книги "По ту сторону снов"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 43 страниц)

– Бусалоры, – горько пробормотала Кайсандра. – Люди ведут себя как бусалоры.

– Жизнь наладится, – сказал Найджел. – Просто подожди.

Она стиснула зубы и решительно уставилась вперед. Колонна двигалась мимо разбитых статуй и высохших фонтанов, которые прежде придавали неповторимый облик длинному бульвару.

Ополченцы стояли оцеплением вокруг массивного дворца. Они приветствовали Кулена и открыли дворцовые ворота. Фургоны быстро прогремели по булыжникам плаца и через одну из впечатляющих арок въехали во двор. Еще одна арка в глубине, с крепкими железными воротами, вела в меньший внутренний дворик, куда выходили окна личных апартаментов Капитана.

– Мы нашли кое-какие интересные вещи, которые пропустили дроны, – сказал Кулен, когда они спускались по широкой лестнице в хранилища под дворцом.

– Например? – спросила Кайсандра.

Кулен усмехнулся.

– Корабельный реактор, так что у них был источник энергии после приземления – во всяком случае, некоторое время. Три антигравитационные установки с «Вермиллиона». Кто-то пытался их переделать, но, судя по всему, безуспешно. Нашелся также интел-центр, подключенный к узлам синтезатора. Все молекулярные решетки израсходованы, вероятно, они проработали долго. А непосредственно под апартаментами Капитана находится старая клиника с частью медицинских модулей, полностью выработавших ресурс. Похоже, семья Капитана имела доступ к медицине Содружества после приземления.

– И долго? – спросил Найджел.

– Думаю, в течение нескольких веков. Модули сильно изношены. Они постепенно разбирали их, стараясь заменять части и поддерживать хоть что-то в рабочем состоянии. Последний из оставшихся – заплатка на заплатке. Мне бы не хотелось воспользоваться получившимся в самом конце.

– А потом их вообще не осталось, – пробормотал Найджел.

– Ага. Но наша самая интересная находка – это переходы.

– В каком смысле переходы? – вскинулась Кайсандра. Ее вставки учебной памяти Содружества содержали огромный файл по переходам, но ведь Кулен не мог говорить о… – Неужели червоточины?

– О да, – радостно сказал Кулен. – Именно они.

– Покажи мне их, – резко сказал Найджел.

Пришлось спуститься еще на три лестничных пролета, прежде чем они оказались в подвале. Кайсандра поняла, почему им пришлось лезть так глубоко, когда они прошли через дверь, сделанную из толстых досок анбор. Подвал был огромным, с ребристым полукруглым потолком, в наивысшей точке достигавшим высоты около тридцати метров. Пространство подвала занимали пять громоздких цилиндров, чьи верхушки практически упирались в ребра потолка. Они выглядели так, будто их завернули в темную блестящую паутину, плотно прилегающую к поверхности. Верхнюю половину покрывал толстый слой пыли, который гасил тусклый блеск. Когда экстравзгляд Кайсандры проник через оболочку внутрь, она почувствовала, что это гигантские машины. Ни одна из их частей не двигалась – они не были механическими. Невероятно сложные компоненты соединялись неразрывно, как клетки в живой ткани.

– Я не ожидал найти их здесь, – с сожалением признал Найджел.

– Нам следовало этого ожидать, – заметил Кулен. – Стандартное оборудование на колонизационных кораблях. В конце концов, кому захочется перевозить сырье или людей на большие расстояния, когда корабль доберется до новой планеты? Переходы помогут связать населенные пункты и производственные площадки. Лучший способ основать на планете общество, единое в культурном отношении.

Найджел нежно улыбнулся темным неподвижным цилиндрам.

– Интересно, плавучие переходы у них имелись?

– А это что такое? – с легким раздражением спросила Кайсандра. Они рисковали всем, стремясь получить беспрепятственный доступ во дворец, а теперь эти двое устроили сеанс ностальгии. Ее терпение было на исходе.

– Переходы, которые опускают в атмосферу газового гиганта. Они плавают на верхней границе между газом и жидкостью, откачивая все виды углеводородных соединений, какие только могут понадобиться. Бесконечный ресурс.

– Нам это актуально?

Найджел протянул руку и похлопал по цилиндру.

– Это то, что я построил, Кайсандра. Я и Оззи. Именно это сделало возможным Содружество. – Он огорченно поджал губы. – Сможем ли мы через переход добраться до Леса?

– Переходы имеют в качестве источника питания прямые преобразователи массы, которые в Бездне работают в лучшем случае нестабильно, – ответил Кулен. – На них оригинальная защитная пленка. Рискну предположить, Капитан Корнелий пытался привести в действие один из переходов уже на планете. Если бы переходы работали, они использовали бы их вместо поездов, чтобы связать города Бьенвенидо.

– А так они держали их в оболочке и хранили здесь. Да, согласен. Черт. Они бы упростили нашу задачу. – Найджел бросил печальный взгляд на большие темные цилиндры. – Похоже, мне все-таки придется отправиться в космос верхом на ракете. Уилсон Кайм будет смеяться, когда узнает. Ладно, давайте заберем то, за чем мы пришли.

Янрис всегда удивлялся тому, сколько извозчиков были членами ячеек. Они обслуживали состоятельных людей, которых революция выгнала из столицы. Конечно, прямо сейчас многие кэбы находились за пределами города, занятые доставкой тех самых богатых людей в сельские усадьбы или принадлежащие семьям дома в других городах, и наверняка получали за это непомерные деньги. Но те, кто остался, с готовностью возили активистов по всему городу, помогая делу революции. Бетаньева всегда могла вызвать кого-то из них.

Более циничная сторона разума Янриса подсказывала, что это обеспечит их благоденствие впоследствии. Все знали: в Варлане практически невозможно получить лицензию на кэб, кроме как унаследовать ее. Гильдия кэбменов Варлана могла бы преподать профсоюзу Слвасты пару уроков на темы ограничений и разграничений.

Кэб свернул с улицы Пойнтас на бульвар Уолтона. Статуя Капитана Гутваи, веками охранявшая перекресток, была обезглавлена. Вместо головы памятнику на шею взгромоздили тыкву. Янриса не волновало беззаконие, охватившее город. Ему нравился порядок в его собственной жизни. Слваста уже назначил его командовать всеми силами полиции, которые они составили из оставшихся шерифов и избранных доверенных активистов. Будет непросто заставить эти две группы работать вместе после всего случившегося.

– Думай о своем задании как о прекрасном примере нашей грядущей жизни, – сказал Слваста. – С чего-то надо начинать примирение.

Во второй половине дня Янрис назначил встречу с выжившими капитанами шерифских участков, желая выяснить, насколько это все осуществимо на практике – если кто-то из них для начала вообще придет на встречу. Но сейчас его больше всего беспокоил внезапный раскол между Хавьером и Слвастой. Взрыв произошел на ровном месте и застал всех врасплох. Янрис был убежден, что все дело в чудовищной усталости и непрекращающемся стрессе последних нескольких дней. Если уж говорить о примирении, согласие среди вождей играло очень важную для дела роль. Даже Слваста, казалось, признавал это. Теперь признавал.

Вот почему Янрис направляйся во дворец – поговорить с Куленом, самым спокойным и разумным из всех. Если кто-то и мог помирить Хавьера и Слвасту, так это он. Увы, Кулен сейчас не отвечал на телепатические вызовы. Уракус знает, что за игру он ведет. Возможно, он решил встать на сторону своего любовника и объединиться против Слвасты? Кулен всегда был непревзойденным мастером сложных интриг.

Паранойя? Возможно… Единственным способом это выяснить было встретиться с ним лично. Чего сам Слваста сделать не мог, ведь подобный шаг сочли бы признаком слабости, к тому же он занимался созданием коалиции с делегатами Временного Народного конгресса, которые его поддерживали.

Так Янрис стал посредником во вражде Хавьера и Слвасты (потому что Бетаньева злилась на них обоих). Это его устраивало, а еще Янрис хотел из первых рук узнать, как продвигаются поиски дочери Капитана. Когда вся семья Капитана окажется под арестом, Слваста действительно сможет оказывать давление – например, заставить капитанов шерифов явиться на встречу сегодня после полудня. Хотя на самом деле никто не хотел казнить других членов семьи Капитана. От Аотори нужно было избавиться, все это понимали, но дети… Убить детей – значит потерять поддержку многих.

Кто бы мог подумать, что внутренняя политика революции окажется столь безумно сложной?

Колонна повозок направлялась ему навстречу по бульвару Уолтона, двигаясь в довольно медленном темпе. Два кэба ехали впереди, набитые вооруженными ополченцами, жесткие мысли которых предупреждали всех убраться с дороги. За ними следовали два больших крытых фургона под сильным пологом. И последним снова ехал кэб с ополченцами.

Янрис с любопытством посмотрел на них и мельком заметил молодую женщину, сидящую рядом с хмурым возницей первого фургона. На ней были сапоги, длинная замшевая юбка и кожаный жилет поверх белой блузы. Из-под широкополой шляпы выглядывали рыжие локоны. Янрис нахмурился. Он откуда-то знал ее лицо. «Раз она едет вместе с ополченцами Кулена, значит, она из активистов. Но откуда я ее знаю? Связь через ячейки подразумевает, что никто не пересекается лично. Теоретически».

Колонна повозок миновала Янриса, а он так и не понял, имеет ли значение его открытие. Ополченцы Кулена методично выносили все из дворца. Первые два дня на бульваре Уолтона происходили постоянные стычки, когда они раздавали имущество Капитана, но к этому времени вся добыча закончилась. «Так почему фургоны охранялись? Что в них могло быть такого важного?»

Когда спустя минуту Янрис прибыл к Капитанскому дворцу, у него накопилось немало вопросов к Кулену. Ополченцы, охранявшие ворота, не хотели его пропускать. Янриса беспокоило, что формируются фракции и отношения между ними накаляются: это может иметь катастрофические последствия для революции. Но, попав наконец внутрь, он выяснил у остатков назначенных во дворец команд: Кулена там нет. Люди не знали, где он и когда вернется, как ничего не знали и о сопровождаемых ополченцами фургонах.

Театр «Делькит» на улице Портной был старым и ветхим, зато его толстые стены прекрасно блокировали экстравзгляд. В театре ставили довольно грубые сатирические комедии, вот откуда Хавьер его знал. Владельцы закрыли театр, как только толпы вышли на улицы, но сторож без проблем открыл его для Хавьера.

Он сидел на сцене рядом с гигантской чайной чашкой на блюдце и благодарил людей за то, что они пришли сюда, за то, что у них хватило смелости выйти из конгресса вместе с ним. В основном это были профсоюзные старосты, а также стойкие приверженцы радикального движения, с которыми он знался еще до встречи со Слвастой. Когда революционеры организовывали ячейки, Хавьер тщательно направлял своих знакомых на руководящие должности, и теперь более двадцати из них числились районными делегатами во Временном Народном конгрессе.

Они понимали реалии жизни на Бьенвенидо, и их не требовалось убеждать в несправедливости происходящего. Они знали, насколько важны рабочие места и процветающая экономика для утверждения законности революции. Хавьеру стоило только поднять вопрос, и они сразу поддержали его в стремлении противостоять дурацким идеям Слвасты по поводу модов и нейтов.

Придя к согласию, присутствующие принялись обсуждать процедуры, голоса и возможных союзников в конгрессе для практической организации противостояния. То, что Слваста возглавлял конгресс, ничуть не улучшало ситуацию, поэтому им требовалось выработать тактику, как урезонить его и заставить принимать во внимание волю большинства.

Единственный, кого Хавьеру сильно не хватало сейчас в «Дельките», был Кулен. Не только для личного спокойствия, но и потому что он лучше всех разбирался в такого рода вещах. Кулен нашел бы, как сгладить ситуацию со Слвастой.

Теперь, когда ссора уже произошла, когда раскол оказался вынесен на всеобщее обозрение, Хавьер чувствовал себя очень глупо по этому поводу. Даже непонятно, почему они оба проявили такую вспыльчивость и упрямство.

Во всем виновата усталость, повторял он себе. Состояние, когда малейшее разочарование вызывает прилив адреналина и тестостерона в жутких количествах. А Хавьер неимоверно устал. Ему досталась разработка технической стратегии для Временного конгресса. За все время революции, да и после насилия и отчаяния активного этапа восстания у них совсем не нашлось времени для отдыха. Нужно было поддерживать импульс – неужели Кулен продолжал настаивать на этом? Продолжать давить на власть имущих, продолжать отстаивать свою законность через конгресс, вводить собственных управляющих в стратегически важные компании. Не сдаваться. Толкать и толкать, пока больше не станет сопротивления. Продолжать движение к цели.

Сейчас Кулен не реагировал на телепатемы. Он отвечал за охрану дворца и семьи Капитана. Хавьер знал, что эти задачи выполняются безупречно; он смотрел репортажи на протяжении всего активного этапа, с тревогой следя за своим любимым. Небольшое ополчение Кулена приятно удивляло великолепной дисциплиной. Ополченцы уничтожали любое сопротивление и не позволяли толпе, следовавшей за ними, творить бесчинства. Если бы только революция была столь же безупречно реализована во всех остальных отношениях, с горечью подумал Хавьер. Общая дисциплина, мягко говоря, оставляла желать лучшего. Слишком много человеческих смертей и ущерба. Позорные грабежи.

Однако теперь дворец находился в их власти, равно как и семья Капитана – кроме Дионены. Город был в их власти. Они победили.

«Так почему я чувствую себя настолько дерьмово?»

Хавьер понял: глаза его закрываются. Он рывком выпрямился в кресле и неловким движением въехал локтем в нелепую чашку. Чашка затряслась – она оказалась сделана из папье-маше. Убедившись, что она не упадет и не покатится по сцене, Хавьер поднял обе руки.

– Простите. Мне очень нужно хоть немного поспать. Мы уже определили наши дальнейшие действия. Увидимся завтра на утренней сессии конгресса.

Все пришедшие хотели поздравить его с успехом. Поблагодарить за то, что он не забыл их. Выразить уважение, что он не побоялся пойти против Слвасты. За то, что воплощал истинную демократию.

Он пожимал руки. Хлопал по спинам. Обещал долгие приятные посиделки в кабачке. Он едва различал лица и немедленно забывал, кто и что секунду назад говорил. Усталость была теперь настолько сильной – Хавьер просто валился с ног. Когда он наконец покинул театр, его ждал кэб. Организационная магия Бетаньевы все еще работала идеально. Он улыбнулся этой мысли и велел вознице отвезти его во дворец. Как-то уже нужно поговорить с Куленом и выяснить, что на самом деле происходит. Хавьер заснул тотчас же, стоило кэбу тронулся с места.

Предельная усталость окончательно уничтожила ярость Слвасты. Во время конгресса помощники постоянно приносили ему кофе, который он ненавидел, но все равно пил. Теперь у него была адская головная боль, дерьмовый вкус во рту и переполненный мочевой пузырь, а встречи все еще продолжались. Основные политические встречи он провел в кабинете первого спикера – прекрасном шестиугольном помещении с деревянными панелями и высокими окнами в свинцовых рамах. Делегаты, в которых он не сомневался (им можно доверять), приходили и уходили в течение долгих часов. Слваста говорил с ними успокаивающе, извиняясь за свой предыдущий взрыв. Все они выражали сочувствие; прошедшая неделя выдалась тяжелой для всех. И эти делегаты сумели отбросить свои опасения ради тех, кого они здесь представляют, а он пообещал дать им время для обсуждения. Торговал привилегиями и выслушивал сплетни.

Пока Слваста сидел в кабинете первого спикера, Хавьер со своими старыми приятелями обосновался в «Дельките», сформировав фракцию, выступающую в защиту нейтов. Подобная выходка была категорически неприемлема. Но утомительный день подходил к концу, а усталость все росла, и Слваста стал чувствовать обиду, что не может просто телепнуть другу и сказать: «Пойдем выпьем пива в кабачке „Беллавью“ и просто поговорим об этом, как раньше».

И все-таки именно Хавьеру следовало обратиться к нему, а не наоборот. Потому что Хавьер был виноват, а не он.

Бетаньева вошла в кабинет, когда уходила седьмая – или восьмая – группа посетителей. Она подошла к Слвасте, сидящему за широким столом, уселась к нему на колени и положила голову ему на плечо. Долгое время они ничего не говорили, просто отдыхали, радуясь тому, что они остались живы, что они есть друг у друга.

– Мы победили, – прошептала она наконец.

– Теперь мы должны и дальше не проиграть.

– Не проиграем. – Она легонько поцеловала его, затем взяла его пальцами за подбородок и повернула так, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Ты все еще думаешь об Ингмаре, любимый?

Слваста покорно кивнул.

– Я пытаюсь не вспоминать. Но… Пусть проклятые паданцы будут вечно обречены на Уракус! И институт, предатели нашей расы, все до единого.

– Они не предатели, они делали то, что должны, позволяя институту работать. Они сражаются с паданцами, как и мы.

– Возможно, – признал он. – Но я не могу выбросить это из головы.

– Вот почему ты поспорил с Хавьером?

– Дерьмо! – Свласта скрежетнул зубами. – Я не знаю. Минуту назад мы так радовались, что мы оба выжили, мы вместе в конгрессе, мы были правы все время и что мы наконец поможем людям, – и в следующий момент я словно смотрю со стороны на двоих безумцев, кричащих друг на друга. Я знал, мне следовало остановиться, но я не мог, ведь Хавьер просто не слышал мои доводы. Это безумие.

– Джу, вы оба хороши!

– Я знаю, знаю. Мне жаль. Я безумно устал, только и всего. И все еще расстроен из-за Ингмара – Джу, это было кошмарное потрясение. Я позволил всему выйти из-под контроля. Такого больше не повторится. Я тебе обещаю. Ты мне веришь?

– Вы с Хавьером должны сесть и поговорить, как разумные люди.

– Но… моды принадлежат паданцам!

Все ее тело напряглось.

– Я знаю. Но вы должны заставить остальную часть Бьенвенидо принять революционную власть. Как только вы этого добьетесь, дальше уже можно разбираться с модами и нейтами. – Бетаньева снова сжала пальцами его подбородок и посмотрела на Слвасту очень пристально. – Ты ведь понимаешь, о чем я?

– Да, – сказал он. Усталость вернулась и нахлынула на него могучей волной, так что все казалось неважным. – Я знаю. Но я не успокоюсь, пока этот мир не освободится от них.

– Шаг за шагом, любовь моя.

Бетаньева поцеловала его.

– Спасибо тебе. Я переживал.

– Я тоже, когда вы затеяли ссору. Я не знала, что делать.

– Ты всегда знаешь, что делать, – сказал Слваста. – Вот почему я люблю тебя.

– В этот раз не знала. И еще у меня странные новости.

– Какие?

– Мост Голфорд взорван. Примерно полчаса назад. Сразу после того, как по нему прошел экспресс. Поезду повезло.

– Голфорд? Где это?

– Уракус, как же ты устал. Это мост на Южной городской линии.

– Что? Где, во имя Джу, диверсанты были до сих пор?

– Я не знаю. Я пытаюсь заставить наших агентов выяснить, что происходит, но сейчас трудно пересылать сообщения через Кольбал. Все суда забиты беженцами.

– Мы же не тираны, – раздраженно рявкнул Слваста. – Совсем наоборот. Никому не нужно убегать от нас.

– Я знаю.

– Свяжись как-нибудь с диверсионной командой. Нам больше не надо взрывать мосты. Хавьер верно сказал: мы должны начинать восстановление экономики.

– Наконец-то разумное замечание. Я запишу это событие в свой дневник.

– Эй, я пытаюсь вести себя правильно!

– Да, дорогой.

Она не сдвинулась с его колен.

Экстравзгляд Слвасты обнаружил, что Янрис входит в приемную.

«Заходи», – телепнул Слваста.

– Капитан, – приветствовал его Янрис. Тревога просачивалась сквозь его панцирь.

– В чем дело? – устало спросил Слваста. Он не был уверен, что выдержит сейчас еще одну порцию плохих новостей.

– Я нигде не могу найти Кулена.

– Он, скорее всего, вместе с Хавьером, – сказал Слваста.

– Нет.

Бетаньева встала.

– Я найду его. Дам задание своим людям.

– Я только вернулся из Капитанского дворца, – сказал Янрис. – Там происходит что-то непонятное. Ополченцы Кулена, которые охраняют дворец, ведут себя странно.

– В каком смысле странно?

Янрис пожал плечами.

– Будто они пьяны или что-то в этом роде. От них трудно добиться ответа.

– Они верны Кулену.

– Нет, не в этом дело. И еще из дворца вывезли какую-то вещь. Мне пришлось долго расспрашивать, но в конце концов я выяснил.

– О чем ты?

– О дворцовых подвалах. Уракус, Слваста, там внизу действительно странные вещи. Древние вещи, которых я никогда раньше не видел, вещи с корабля Капитана Корнелия.

Слваста уставился на Янриса, пытаясь понять, что тот говорит.

– Кулен что-то взял с корабля Корнелия?

– Я не уверен. Слушай, капитан, ты помнишь последнюю зачистку, которую ты проводил, когда служил в полку?

– Еще бы! А что?

– Мне встретились те странные люди, кого мы тогда посчитали торговцами нарником. Девушка, рыжая, я забыл ее имя, так называемая жена Найджела. Она здесь. Я видел, она ехала в одном из фургонов по бульвару Уолтона. Они спускались с холма.

– Каких фургонов? – выпалила Бетаньева.

– Фургонов, на которых что-то вывезли из дворца.

Головная боль Слвасты, кажется, стала вдвое сильнее. Он потрясенно посмотрел на Янриса.

– Погоди! Найджел и Кайсандра здесь? В Варлане?

– Ты их знаешь? – спросил столь же встревоженный Янрис.

– Найджел – тот человек, который поставил все наше оружие, – сказала Бетаньева. – Но я не понимаю. Что он здесь делает?

Сквозь головную боль Слвасты внезапно пробилось неуловимое воспоминание, которое ускользало от него несколько дней, и обрело отчетливую форму.

– Молодцы! – воскликнул он.

Янрис и Бетаньева непонимающе посмотрели на него.

– Это сказала ты, – обвинил девушку Слваста. – В ту ночь, когда мы вооружали ячейки, ты сказала, что мы не можем дать оружие всем до единого молодцам на улицах.

– И?..

– Я только один раз прежде слышал это слово в таком значении. От Найджела! Обычно говорят иначе. Солдаты, бойцы, рядовые, сержанты, капралы, офицеры… товарищи из наших ячеек называются активистами. Но никогда не «молодцы».

– Слваста…

– Что происходит? – яростно потребовал ответа он. – Ты знаешь Найджела?

– Я никогда в жизни его не встречала. Это ты отправился в Адеон на встречу с ним. Ты заключил сделку насчет оружия. Все, что я знаю о нем, – только с твоих слов.

– Тогда почему ты назвала наших членов ячейки молодцами?

– Ты с ума сошел? – крикнула она. – Проклятье, это просто слово!

– Его слово.

– Ох, ради всего…

– Что он делал тогда, когда мы встретили его на зачистке? Что там он вез на своих лодках? Он торговец нарником? Подожди! Найджел был твоим поставщиком?

Бетаньева вздрогнула, как будто он ударил ее. С ее лица стерлись все эмоции.

– Слваста, – сказала она ледяным тоном, – прекрати. Тебе нужно немного поспать.

– Почему он здесь? Что он забрал из дворца?

– Успокойся, прошу тебя. Приляг на диван и…

– Нет. Что-то происходит. Хавьер повернулся против меня. Он тоже сотрудничает с Найджелом?

– Слваста. – Слеза скатилась по щеке Бетаньевы. – Пожалуйста. Не надо.

– Я узнаю! – взревел он. – Клянусь Джу, я узнаю, в какую игру вы все играете за моей спиной! Думаете, сможете избавиться от меня? Думаете, вот так запросто войдете в Капитанский дворец и станете править этим миром? Да? Ничего подобного! Я остановлю вас. Я остановлю вас всех.

Слваста выбежал из кабинета в приемную. Товакар и пять охранников, которыми он командовал, посмотрели на него с тревогой.

– Мы идем во дворец, – объявил Слваста. – Сержант, ты со мной?

Янрис беспомощно пожал плечами, обращая жест к Бетаньеве, и поспешил за Слвастой. Оставшись одна, девушка опустилась на колени и заплакала.

В квартире на Тарлтон-Гарденс по-прежнему не было настоящей мебели. После того как Слваста и Бетаньева съехали отсюда, пустые комнаты стали казаться еще больше. Ни в одной из них не удалось бы укрыться.

Экстравзгляд Хавьера прощупал квартиру сразу же, как только он выбрался из кэба. Кулена внутри не было. Кулена не было нигде. Ни во дворце, ни в отеле, где содержалась семья Капитана, ни вместе с кем-либо из товарищей. Нигде. Хавьер все равно поднялся наверх в квартиру. Что еще ему оставалось делать? Дневной солнечный свет лился через большие эркеры. Хавьеру всегда нравилось ощущение пространства, которое у него возникало в этих комнатах. Дома и квартиры других людей казались такими загроможденными. Они ценили вещи; он ценил потенциал.

– Так в тебе говорит оптимист, – сказал ему однажды ночью Кулен, прижимаясь к нему в объятиях. – Мне это нравится.

Теперь Хавьер смотрел на матрац с измятыми простынями, где они провели столько ночей вместе, вполголоса делясь своими планами и надеждами или сплетаясь телами в сексуальном блаженстве, и чувствовал, что оптимизма в нем больше не осталось. Как и комнаты, он был пуст.

Хавьер опустился на матрас и, несмотря на всю свою массу и силу, больше не смог сдерживать опустошение.

– Где ты? – спросил он у голых стен.

Кулен не мог бросить его, особенно в этот мрачный отчаянный час, когда он нуждался в нем больше, чем когда-либо. Они любили друг друга. Они были одним целым. Все, что могло прийти в голову Хавьеру, – Слваста отправил убийц за Куленом; Слваста решил уничтожить одного за другим всех, кто не соглашался с ним.

– Ты идиот, – сказал себе Хавьер и на мгновение прикрыл глаза.

– Просыпайся.

Хавьер открыл глаза. Бетаньева смотрела на него сверху вниз. Ее глаза были обведены темными кругами от усталости, на щеках засохли дорожки слез. Обычно пышные волосы сейчас свисали безжизненными прямыми прядями.

– Ты выглядишь ужасно, – сказал Хавьер, сочувственно улыбнувшись, чтобы смягчить неприятные слова.

Наверное, он проспал всего несколько минут, потому что все еще был невозможно уставшим. Но почему-то солнце уже опустилось низко.

– Это все из-за Слвасты, – сказала она надтреснутым голосом.

– Я понимаю. Мне жаль. Мы оба вели себя глупо. Уракус, я к тому моменту не спал несколько дней… я до сих пор толком не поспал. Я чувствовал себя таким напряженным, таким злым. Шли бои, страшные бои против шерифов и морских пехотинцев, и… На улицах дела обстояли совсем плохо. Но я должен был быть там, должен был вести наших товарищей… Я бы хотел сейчас поговорить с ним.

Бетаньева покачала головой, пытаясь не расплакаться снова.

– Ему стало хуже. Он… Он больше никому не верит. Считает, что повсюду заговоры.

– И тебе не верит?

Она кивнула с несчастным видом.

– Джу! Что ты такого сделала?

– Он думает, я участвую в интригах Найджела.

– Найджела? Который снабдил нас всем оружием?

– Да.

– Но Слваста единственный из нас, кто знает Найджела!

Хавьер всмотрелся в убитое лицо Бетаньевы, почувствовал ее кипящие эмоции, плохо скрытые панцирем.

– Да уж. Мы должны положить этому конец. Мне нужно найти Кулена. Он придумает, как нам поступить.

– Я знаю, где он.

– Где?! – вырвалось у Хавьера гораздо эмоциональнее, чем он хотел.

– В здании Национального совета. Хавьер, он встречается с имеющими вес товарищами, заключает соглашения, организует их. Я думаю, он сколачивает свою фракцию.

Хавьеру казалось, ему трудно заставить мышцы двигаться из-за холода, но в конце концов ему пришлось признать, что это от потрясения.

– Нет! Нет, ты ошибаешься.

– Я хочу ошибиться. Правда хочу. Но мои информаторы недостаточно близки для участия в соглашениях. Я не знаю, что он на самом деле затевает.

– Кулен никогда не предаст нас. Мы с ним годами планировали эти события; я точно знаю его мнение по любому вопросу. Он хочет социальной справедливости, как и мы.

– Я знаю. – Бетаньева смущенно отвела взгляд. – Я тоже помню. Он спас меня. Он собирался спасти всех.

– Тогда мы должны верить ему. Мы не можем допустить, чтобы паранойя Слвасты перекинулась на нас. Это один из принципов, которые мы собирались установить, помнишь? Любой считается невиновным, пока его вина не доказана.

– Эту идею тоже предложил Кулен.

– Ага. Ну вот, пока мы не выясним, что происходит, давай следовать этому принципу.

– Да, – согласилась Бетаньева. – Так и сделаем.

Хавьер поднялся на ноги. Это потребовало серьезных усилий, так что на мгновение у него закружилась голова.

– Я должен был помочь нашим товарищам с национализацией железной дороги сегодня днем.

– Ты хоть знаешь, как национализировать железнодорожную компанию?

– Сменить управляющих, вроде того, что я сделал с лавкой Кофлина на рынке Уэлфилд.

– Ты должен мыслить шире. – Бетаньева взяла паузу, позволяя своему беспокойству проникнуть сквозь панцирь. – Я правда не знаю, как действовать дальше. По-твоему, это странно?

– Слушай, мы оба устали больше, чем когда-либо. Конечно, мы ошибаемся и что-то забываем. Не вини себя. Посмотри, насколько грандиозно я сегодня напортачил.

– Нет. Я не об этом. Раньше мы всегда могли что-то придумать. Как организовать ячейки, наметить политические цели, определить пути достижения наших целей, выработать стратегии манипулирования общественным мнением. Мы садились поговорить вчетвером – и идеи просто приходили к нам. Прекрасные идеи. Идеи, которые работали. А теперь мы победили – и идей больше нет. Мы не умеем совладать с тем, что мы заполучили. Город разваливается: еды ужасно мало, и она дорогая, рынки закрыты, в половине районов все еще нет воды, люди бегут. Мы сломали систему, умно и аккуратно. Почему мы не понимаем, как собрать ее заново? Мы же хотели создать достойное справедливое общество, так почему мы не подготовились к созиданию? Почему у нас нет стратегии по восстановлению железнодорожных мостов? Почему бы нам не дать людям гарантии жизни и свободы, ведь нужно успокоить трудящихся, которые выполняют настоящую работу?

– Временный Народный конгресс…

– Это фарс.

– Немного резко сказано. – Под взглядом Бетаньевы он заерзал. – Согласен, это кучка идиотов. Но некоторые из них – полезные идиоты. У них благие намерения.

– Великолепная эпитафия. Если мы не справимся с ситуацией, сможем распевать ее всю дорогу до Джу.

– Чего ты хочешь, Бетаньева?

– Я не знаю. Мне просто кажется все происходящее странным. И то, что прежде меня это не беспокоило, тоже часть странности. Будто у нас внезапно исчерпались все идеи. Но почему?

– Хорошо. Вот что мы сделаем. Мы с тобой найдем Кулена. Затем мы втроем сядем, словно в старые добрые времена… недели полторы назад, и придумаем способ успокоить Слвасту и вернуть все на круги своя. Когда мы это сделаем, снова засядем вчетвером и устроим мозговой штурм на тему, как заставить город работать. Может быть, даже соберемся в кабачке за пивом. Нравится тебе?

– Лучшая идея из тех, что я слышала за весь день.

На Тарлтон-Гарденс их ждал кэб. Хавьер улыбнулся, помогая Бетаньеве сесть в него.