Текст книги "По ту сторону снов"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 43 страниц)

– Нет! Ты никого не убил. Врача сюда!

– Она умерла! – кричал Арнис. – Я умер! Я не хочу так жить. Я чудовище. Чудовище без лица!

– Медсестра! – взревел Слваста.

По проходу уже бежал врач.

– Они ненавидят нас. Все ненавидят нас! Убейте их. Убейте их всех. Я паданец, Слваста, я паданец! Убей меня. Кто-нибудь, убейте меня!

Арнис начал биться. Слвасте пришлось использовать свой текин, чтобы прижать его к кровати, пока врач возился с капельницей. Прошло несколько минут, затем Арнис обмяк. Слваста с болью смотрел, как его друг принялся всхлипывать.

– Слваста… Не оставляй меня! Не…

Арнис потерял сознание.

Врач похлопал Слвасту по плечу.

– Не переживай. Это говорит не он, а лекарства в его крови. Я видел подобное сотню раз. Утром он свои слова даже не вспомнит.

– Конечно. Спасибо, доктор.

– Его сейчас отвезут в госпиталь Хьюлитта. Я знаю там несколько хирургов – хорошие парни. Они сделают все, что вообще можно сделать с его лицом. Проклятые дикари, кто это с ним сотворил!

– Да, верно.

Слваста наблюдал за тем, как бессознательное тело Арниса погрузили в крытый парусиной фургон скорой помощи. Возчик – обычный возница, не медик – помогал переносить раненых.

– Не переживай, капитан, доставим нормально твоего друга, – заверил он Слвасту. – У меня сегодня еще никто не помер.

– Спасибо.

Слваста не отдавал себе отчета в том, как слаб его панцирь, так что всем было видно беспокойство.

Через задний двор к нему поспешно направлялась Кетура.

– Капитан?

– Почему вы еще здесь? – удивился он.

– Потому что вы здесь, – сказала она.

– Благая Джу! Кетура, вам следовало уйти домой несколько часов назад. Я найду гвардейца, который вас проводит.

– Благодарю за любезность. К вам тут пришли. Девушка говорит, вы ее знаете. Она очень настойчива. Охрана задержала ее у главного входа.

Слваста направил экстравзгляд в вестибюль главного входа в здание. На скамье между двумя подозрительными и уставшими охранниками сидела Бетаньева.

– Все в порядке, – сказал Слваста охране, пересекая вестибюль по мраморному полу. – Я ее знаю. Благодарю вас за бдительность. Свободны.

Когда охранники вернулись на свой пост перед входной дверью, Бетаньева обняла его.

– Прости, – сказала она, крепко вцепившись в него и шмыгая носом, – я не знала, куда еще идти.

– Ты цела?

– Со мной все хорошо. Удалось увернуться от меорских гвардейцев, когда они колошматили толпу.

Слваста бросил неловкий взгляд на Кетуру. Та удивленно смотрела то на него, то на Бетаньеву.

– Ну… да, – промямлил он и тут же проклял собственную трусость. – Пойдем ко мне в кабинет.

– Нет времени. Слваста! Арестовали Хавьера. Шерифы жестоко избили его и бросили в одну из тюремных повозок.

– Дерьмо Уракуса! Когда это было?

– Около пяти часов. Его отвезли в участок на улице Ганузи. Там уже побывал судья. Говорят, судья сразу выносит приговоры, потому что действует приказ о приостановлении законов.

– Что еще за приостановление законов? – не понял он.

– В чрезвычайной ситуации Капитан может приказать приостановить действие гражданских законов, – сказала Кетура. – Приказ поступил из Капитанского дворца сегодня утром. Это позволяет меорским гвардейцам применять вооруженную силу против тех, кто угрожает государству. Решения принимают командиры на местах.

– Вот как?

– На вашем столе лежит экземпляр приказа. Я его туда положила.

Слваста просто стоял на месте. Слишком много всего происходило. Он не знал, что ему сделать или сказать.

– Они приговорят его к рудникам Падруи, – произнесла Бетаньева. – И нельзя будет подать апелляцию, поскольку приговор вынесли, когда было приостановлено действие законов. Слваста, он никогда не выйдет оттуда. Они даже не признают, что упекли его туда. Уракус, они вообще не признают, что арестовали его.

Слваста хотел спросить о рудниках Падруи. Ему не понравилось внезапное открытие: вдруг обнаружилось так много вещей, о которых он ничего не знает.

– Ладно, а мы можем обратиться к адвокату? Для защиты гражданских прав?

– Гражданские права не действуют, – сказала Кетура. – В этом весь смысл приостановления законов.

Слваста отчаянно глянул на Бетаньеву:

– Тогда что мы можем сделать?

– Я не знаю. Я думала, ты… – Она пыталась побороть слезы. – Ты же офицер.

Слваста попытался сосредоточиться. Он понял одно: Хавьера невозможно освободить никакими законными методами. Он повернулся к Кетуре.

– Этот приказ о приостановлении позволяет любому офицеру Меорского полка делать то, что он хочет?

– Более или менее, да.

– Вы можете принести мне экземпляр?

Кетура помедлила. Ее панцирь мерцал, позволяя ему почувствовать ее мысли – как ненавистны ей были все события дня, как презирала она организацию, в которой работала, и надменность офицеров.

– Да.

– Спасибо. Пожалуйста, принесите мне его на задний двор.

Кетура одарила Бетаньеву быстрой робкой улыбкой.

– Удачи.

– Где Кулен? – спросил Слваста. – Его тоже арестовали?

– Нет. Он здесь, снаружи здания, под пологом. Мы решили, что у меня больше шансов попасть к тебе.

– И правильно решили. Теперь послушай: он должен найти нам кэб. Есть какой-нибудь знакомый возница, которого можно попросить о помощи?

– Наверное. Кулен знает много людей.

– Хорошо. Теперь иди и скажи ему, надо быстро найти повозку. И еще скажи, я через пятнадцать минут жду его на углу аллеи Эньюи и площади Коноут.

– Ладно. А ты что будешь делать?

Он показал на свою грязную форму.

– Приведу себя в порядок.

В конечном итоге все вышло намного проще, чем ожидал Слваста. Окутанный мягким пологом кэб, которым управлял Кулен, остановился возле шерифского участка на улице Ганузи – сугубо утилитарного четырехэтажного здания с тремя подземными этажами, где располагались камеры. Стоящий в глубине, поодаль от дороги дом из темного кирпича имел узкие зарешеченные окна. Шерифы внутри поддерживали постоянную завесу полога, что добавляло к неприветливому облику здания атмосферу запретного места.

Снаружи участок охраняли пять шерифов, которые пристально наблюдали за подъехавшим кэбом Слвасты. Офицер не стал выходить, просто высунул руку из окошка и помахал.

Один из шерифов подошел к нему.

– Что тебе надо, ради Уракуса?

Слваста наклонился вперед, позволяя бледному свету уличных фонарей упасть на его мундир майора Меорского полка. Они с Арнисом несколько отличались размерами, но для сегодняшнего вечера мундир сидел на нем вполне нормально, с учетом скудного освещения и небольшого умышленного полога. Шериф даже не мог заметить, что офицер однорукий – это однозначно указало бы на Слвасту.

– Скажи начальнику участка, я хочу его видеть.

– Э-э… сэр?

– Ты слышал. Давай его сюда немедленно.

– Но…

– Быстро!

Шериф не пытался спорить. Не сегодня. Он поспешил в участок.

Через несколько минут вышел начальник участка.

«Он нам не слишком рад», – телепнул Кулен Слвасте.

– В чем дело? – потребовал ответа главный шериф.

Это был длинный скверный день, и он еще далеко не окончился. Шериф явно не хотел дополнительных осложнений.

Слваста так и не вышел из кэба. Он поднял экземпляр приказа о приостановлении на уровень глаз.

– Вы знакомы с этим приказом и полномочиями, которые он мне дает?

Шериф едва пробежал глазами первые несколько строк.

– Да.

– Хорошо. Среди ваших заключенных есть некто Хавьер. Здоровяк, арестованный на бульваре Уолтона около пяти часов. Я забираю его под свою ответственность.

– Вы не можете этого сделать. Судья уже приговорил его. Мы собираемся отправить целую кучу бунтовщиков в Падруи.

Слваста заставил свой голос звучать с характерными интонациями. Так говорили многие офицеры Объединенного совета, демонстрируя принадлежность к высшему обществу.

– Мне лучше знать, что я могу. Мой дядя считает его одним из вождей мятежа. Его следует допросить с пристрастием.

– Ваш дядя? – В голос начальника участка закралась неуверенность.

– Тревин. Полагаю, это имя вам знакомо?

– Да, сэр.

– Отлично.

Слваста подождал, пока начальник участка не развернулся к зданию.

– И еще… шериф!

– Слушаю, сэр?

– Ничего этого не было. Вы меня понимаете?

– Вполне.

Две минуты спустя пара шерифов выволокла Хавьера из участка. Кулен спрыгнул с козел и открыл дверь кэба. Они втроем бросили здоровяка на пол у ног Слвасты.

Только когда участок остался далеко позади, Слваста с недоверием выдохнул:

– Грязная Джу! У нас получилось. Проклятье, мы сумели это сделать.

– Ты был великолепен, – отозвался Кулен. – У тебя, наверное, яйца размером с дыню.

– Ничего себе похвала. Спасибо.

– Как он там?

Экстравзгляд Слвасты ощупал Хавьера. Множество синяков. Оба глаза заплыли. Тело его покрывали ссадины и порезы, кровь из которых засохла коркой, сильно испачкав кожу и одежду. Несколько ребер были сломаны, а одно колено выбито, оно ужасно распухло.

– Живой.

7

Подвал находился глубоко под землей и был старым – лабиринт коридоров и маленьких камер, чьи первоначальные каменные стены во многих местах кое-как достроили кирпичами, раствор между которыми уже крошился. Пятна сине-зеленых водорослей виднелись там, где из трещин сочилась вода, а шипастые друзы небольших сталактитов выступали из сводов потолка, словно окаменевшие грибы. Холодный спертый воздух пропитался горечью невозможности бежать отсюда; стоило только вдохнуть его – и любой, кого сюда привезли, лишался всякой надежды.

Аотори сопровождал Тревина вниз по бесконечной витой лестнице, следя за тем, чтобы не подметать истертые ступени подолом своего элегантного, украшенного вышивкой вечернего плаща. Он скорее наслаждался резким запахом помета бусалоров и вонью человеческого пота – неизменными спутниками страха. В центральной камере, куда они вышли, имелись три маленькие масляные лампы на железных кронштейнах высоко на стене. Их скудный свет оставлял потолок камеры в тени, но освещал фигуры людей, прикованных к стене железными наручниками. В рот каждому вставили кляп – деревянный шар, удерживавшийся кожаными ремешками. Аотори насчитал семнадцать пленников, из которых семь были женщинами. Как только его узнали, мысли пленников, и без того испуганные, стали паническими.

Первый помощник улыбнулся, признавая, насколько весомой сделалась его репутация, и принялся обходить камеру по кругу. Он держал панцирь прочным – но не потому, что ему угрожала реальная опасность получить удар чьего-то текина. На всех пленников были надеты ошейники из лозы этор. Лоза, столь же прочная, как хорошая выделанная кожа, имела особое свойство: если отрезок плети замочить в воде, он удлинялся почти вдвое по сравнению с исходным размером. В таком виде сплетенный из лозы ошейник легко надевался на шею человека через голову. Затем он начинал высыхать и сжиматься. Пленник в ошейнике из лозы этор тратил весь свой текин на то, чтобы не дать ошейнику сжаться у него на горле. Стоило хоть немного отвлечься или направить текин на другую цель – и ошейник стремительно стянулся бы и задушил человека. Поэтому пленники не могли поддерживать панцирь: у них не хватало сил и защитить тело, и скрыть мысли.

– Студенты, – заключил Аотори, позволяя проявиться своему презрению.

Одежда, возраст, смесь страха и ярости в равных пропорциях, сломленное высокомерие. Он хорошо знал этот тип – все они были из университета.

– Именно так, сэр, – сказал Тревин.

– Радикалы?

– Возможно.

– Те самые, которые собирались устроить беспорядки по случаю годовщины проспекта Жасмин?

– Двое из них были замечены в откровенных высказываниях о восстании на проспекте Жасмин.

– Безобразие. Мы предоставляем им огромные возможности – и вот как они благодарят нас. Все ли они замешаны в сегодняшних жалких беспорядках? Они зачинщики?

– Эта группа определенно действовала вместе. Шерифы арестовали их всех в Бромвель-парке после того, как мои люди указали на них.

– Так беспорядки были запланированы? Очень любопытно. Каким образом? Никто ничего не знал о Вюрцене до последнего момента.

– «Запланированы» – слишком сильно сказано. Я думаю, они были готовы раздуть любой скандал. Вюрцен им просто подвернулся; если не этот случай – то какой-то другой.

– Да-а? Так они готовились ко всеобщему восстанию? Это говорит о серьезной организации.

Аотори подошел к одной из девушек. Зеленое платье студентки было порванным и грязным, ее черная кожа – ссажена на руке и на ноге – вероятно, ее тянули за руку и за ногу. Девушка задрожала, когда он уставился на нее; слезы навернулись на ее глаза.

– Как тебя зовут? – спросил Аотори.

«Олин, – телепнула она. – Прошу вас! Ошейник такой тугой».

– Я знаю. – Он изучал мысли и образы, извергаемые ее обезумевшим разумом, ее глубинные страхи. – Ух ты, какая изобретательная малышка. Так ты вожак этой жалкой шайки?

«Нет, нет, у нас нет вожака. Ничего такого. Мы просто протестовали против Вюрцена, вот и все. Мне очень жаль, мне очень жаль».

– Ах, люди так часто сожалеют после случившегося. Увы, сожаления никому еще не помогли. И кто же такие эти «мы»? Все ваши друзья здесь?

«Да. Да».

Аотори улыбнулся Тревину.

– Какие дружные ребята! Все здесь. Не могу сказать, что ужасно переживаю, как бы радикалы не свергли капитанство, если сегодня они показали все свои умения.

– Мы получим списки всех, с кем задержанные общались телепатически по политическим вопросам, – сказал Тревин. – Это займет время, но мои клерки составят перечень, а затем мы сопоставим данные и проанализируем их. Посмотрим, получится ли найти какую-нибудь закономерность, обнаружить иерархию.

– Звучит ужасно скучно.

«Прошу вас, – телепнула Олин. – Ошейник. Пожалуйста. Он… уже несколько часов. Я не смогу… Я скоро не смогу его сдерживать».

Аотори изучал ее лицо, наслаждаясь тем, как ее милые юные черты были искажены напряжением и паникой.

– Тогда нам лучше не тратить время попусту, правда?

Он повернулся к Тревину, в очках которого отражались мерцающие оранжевые огни масляных ламп, мешая видеть его глаза.

– Я возьму ее, и эту, и вон ту, – указал он на двух других девушек.

– Как вам будет угодно.

– Вы не собираетесь бежать и сообщать моему отцу? Это приятно.

– Они не зачинщики, и, честно говоря, у нас сейчас слишком много арестованных, некогда разбираться с ними как следует. И все же не стоит привлекать общественное внимание к тому, что с ними станется. Сейчас все заняты историей с Харанной. Вот и хорошо, пусть внимание публики остается направлено туда.

– Согласен с вами.

Аотори нежно погладил Олин по щеке.

– Разве можно отправить такую прелесть на рудники Падруи? Я телепну профессору, когда закончу с ними.

В полдень следующего дня Слваста взял кэб до госпиталя Хьюлитта, собираясь навестить Арниса. Как только возница выехал на улицу Личестер, Слваста понял: что-то не так. У входа в госпиталь стояло несколько человек, их мысли выражали потрясение и отчаяние. В растущей тревоге Слваста увидел среди них Джейкс и Ланисию. Джейкс безудержно рыдала, ее панцирь исчез, мысли ее затопило горе. Офицер вышел из кэба.

– Что случилось?

Ланисия смерила его жестким взглядом; без всякой телепатии этот взгляд сказал Слвасте, какой он бесполезный, никчемный кусок дерьма в человеческом облике. И не только потому, что бросил ее.

– Арнис, – сказала она.

Слваста тупо уставился на рыдающую Джейкс. Он не хотел знать. Не хотел слышать ужасную правду.

– Что с ним?

– Боюсь, майор Арнис скончался, – мягко сказал мужчина в халате врача.

– О нет… – пробормотал Слваста. – Джейкс, мне очень жаль.

Он подошел обнять ее, предложить свое жалкое утешение.

– Ты был добр к нему, – сказала Джейкс сквозь слезы. – Он правда тебя любил. Он говорил, ты настоящий, не такой, как все остальные.

– Он был замечательным человеком. В самом деле.

– Мы были помолвлены, – сказала Джейкс. – Он сделал мне предложение два дня назад. Я согласилась.

Слваста закрыл глаза от горя.

– Он сказал, у него есть новости для меня. Он собирался рассказать мне об этом сегодня.

– Арнис хотел, чтобы ты был его свидетелем.

Слваста повернулся к врачу.

– Как это произошло?

Он сразу понял, что спрашивать об этом было неправильно. Джейкс мгновенно напряглась в его объятиях.

– Майор покончил жизнь самоубийством, – ответил врач, тоже крайне взволнованный.

– Что?! Не может быть!

– Он этого не делал, – прорычала Джейкс, повернулась и указала на мужчину, который стоял рядом с ними. – Вы убили его!

– Джейкс… – начала было Ланисия.

– Нет! Я не успокоюсь и не откажусь от правды. Слваста, этот человек убил Арниса.

– Кто вы такой? – спросил Слваста.

– Давальта, помощник прокурора городской прокуратуры. Я все понимаю и сочувствую горю мисс Джейкс. Однако я настаиваю на том, чтобы вы прекратили клеветать на меня.

– Я буду говорить что хочу, ты, продажная мразь, – процедила Джейкс. – Думаешь, твоя должность в конторе прокурора тебя спасет? Когда адвокаты моей семьи покончат с тобой, ты пожалеешь, ведь мог выбрать вместо этого рудники Падруи и групповое изнасилование! Они покажутся тебе путешествием в Джу по сравнению с тем, что я сделаю с тобой.

– Мисс Джейкс…

– Стойте. – Слваста поднял руку. Он подозрительно оглядел помощника адвоката в модном дорогом костюме. – Что вы здесь делаете вообще? Почему Джейкс обвиняет вас в смерти моего друга?

Давальта вздохнул.

– Я вручил документы майору Арнису. Вскоре после этого он выбросился из окна четвертого этажа.

– Документы? Какие документы?

– Прокурор решил, что он должен быть обвинен в ранении Харанны.

– Да вы рехнулись совсем, Уракус вас побери!

Еще не договорив, Слваста уже понял хитросплетения политической подоплеки дела. Кто-то должен был стать козлом отпущения за произошедшее с девочкой. Кто-то со стороны властей. В этом случае уже не получалось обвинять толпу, обвинения только усугубили бы негодование, при том что его уровень и так достиг максимального. К тому же много людей схватили и приговорили к ссылке на рудники Падруи. Другой стороне тоже требовалось пострадать; своеобразное покаяние властей для восстановления равновесия. Со стратегической точки зрения Арнис оказался идеальным кандидатом. Офицер Меорского полка, командовавший гвардейцами, когда был произведен выстрел, – и неважно, что в тот момент он уже лежал без сознания с обожженным лицом.

– Уверяю вас, капитан… – начал Давальта.

– Вы вручили обвинительные документы человеку, которому только что сожгли лицо? Как, по-вашему, это должно было повлиять на его душевное состояние?

– Не имелось никаких законных оснований откладывать вызов в суд.

– Законных оснований… – Слваста превратил свой грозный текин в гигантский кулак.

Давальта почувствовал это и сделал испуганный шаг назад.

– Уверяю вас, сэр, нападение на служащего прокуратуры является серьезным преступлением и будет преследоваться по закону.

Слваста холодно улыбнулся ему и повернулся к Джейкс.

– Пусть ваш адвокат обязательно зафиксирует мое заявление о психическом состоянии Арниса и о недопустимости подвергать раненого офицера злонамеренному судебному преследованию. Я также дам показания, что он лежал без сознания, когда выстрелили в Харанну, а я лично был свидетелем его последнего приказа стрелять поверх голов толпы.

– Спасибо, – прошептала Джейкс.

Слваста бросил на Давальту последний презрительный взгляд.

– Вы не самореализованы, и ваше занятие никогда не позволит вам самореализоваться. Ваша душа проведет вечность, затерянная среди туманностей, уменьшаясь с каждым годом.

С такими словами он забрался обратно в кэб. Захлопывая дверцу текином, он поймал одобрительный взгляд Ланисии. Это не улучшило его самочувствие.

Слваста спустился вдоль восточной стороны Тарлтон-Гарденс – площади на краю района Налани, устроенной в виде террас, с небольшим огороженным парком посередине, где росли древние мальбе двадцати метров высотой. Их длинные ветви свисали вниз, подметая растрескавшиеся тротуары юбками темной, буровато-красной листвы. Кирпичный дом, перед которым остановился Слваста, ничем не отличался от соседних, составляющих стены террас. Пятиэтажный, с эркерами по фасаду и широкой деревянной дверью, выкрашенной в веселенький голубой цвет. Как и в большинстве домов вокруг площади, здесь каждый этаж был разделен на отдельные квартиры. Здание закрывал простой ментальный полог, препятствующий случайным любопытным экстравзглядам, который ничем не отличался от защиты любого другого дома в городе. Слваста почувствовал, как слабое экстравосприятие скользнуло по нему, когда он поднялся по трем ступенькам крыльца к двери.

«Входи и поднимайся наверх», – телепнула ему Бетаньева.

Внутри время сильнее потрепало дом, чем снаружи. Каменный колодец лестничных пролетов вторил эхом шагам Слвасты. Стены были побелены известкой, световой фонарь на крыше, высоко над головой, зарос грязью. Воздух по сравнению с уличным казался заметно прохладнее. Слваста поднялся на третий этаж. Бетаньева открыла дверь и поманила его через маленькую лестничную площадку. Ее экстравзгляд шарил вокруг.

– Никто не следил за мной, – сказал он.

– Капитанская полиция использует мод-орлов, – ответила Бетаньева. – И мод-собак, и мод-кошек. Ходят слухи о других формах, которых мы раньше не видели.

Он чуть не сказал: «Так откуда тебе это известно, если ты не знаешь, как они выглядят?» Но на сей раз у него хватило ума держать рот на замке.

Квартира оказалась такой же пустой, как лестничная клетка. Стены были выкрашены в бледно-зеленый цвет, почти неразличимый под слоями пыли и грязи, осевшими за десятилетия. Темные половицы заскрипели под весом Слвасты. Мебель отсутствовала. Хавьер лежал на матрасе в задней комнате, накрытый тонкой простыней. Кулен сидел на раскладном стуле рядом с ним. Молодой человек выглядел истощенным, его волосы свалялись, щетина тенью легла на подбородок и щеки, рубашку покрывали пятна засохшей крови.

«Ну, привет», – телепнул Хавьер.

Простая мысль сопровождалась страданием, он не мог скрыть свои чувства, несмотря на плотный панцирь. Хавьер был весь в кровоподтеках. На его темной коже синяки выглядели бронзово-фиолетовыми. И руки его были фиолетовыми и распухшими, и ноги. Раны запеклись коркой, из-под которой все еще сочился гной. Оба подбитых глаза превратились в щелочки, так распухло его лицо, а щеки раздулись, словно он набил рот орехами.

Слваста улыбнулся и поднял сумку с лекарствами, которые взял из бункера развертывания в здании Объединенного совета.

– Принес тебе кое-что.

– Неужели аманарник? – недоверчиво спросил Кулен.

– Да, я достал несколько пузырьков. Чистые бинты и повязки тоже – это важно.

– Спасибо. – Рука Кулена дрожала, когда он взял сумку. – Он тратит так много сил на борьбу с болью.

«Ха! Можешь не рассказывать Слвасте про боль, – телепнул Хавьер. – Подумаешь, пара синяков. Тебе пришлось хуже, верно?»

– Врачи мне все время говорили, что это не так плохо, как камни в почках, – сказал Слваста. – Я каждую ночь молюсь Джу, лишь бы у меня не было ничего подобного.

«Врачи!»

Кулен опустился на колени возле своего любовника и приготовил шприц с аманарником.

– Я не знаю дозировку, – сказал Слваста.

– Не волнуйся, я знаю, – ответил Кулен.

«Он просто ходячая энциклопедия, – телепнул Хавьер. – И все равно я его люблю».

Явно сдерживая слезы, Кулен воткнул иглу в руку Хавьера.

– Ну вот. И помолчи уже. Сколько можно…

Он ласково стер пот со лба здоровяка.

Прошло совсем немного времени, прежде чем Хавьер вздохнул. Глубокое чувство облегчения выплеснулось из его мыслей.

– Ух ты, так гораздо лучше.

Через минуту он уснул.

– Я сменю ему повязки, пока он отключился, – сказал Кулен. – Не хочу рисковать инфекцией. В этом мире есть несколько неприятных микробов. – Он улыбнулся Слвасте: – Огромное спасибо. Если бы не ты…

Комок в горле помешал ему договорить.

Бетаньева ободряюще обняла его за плечи.

– Он будет в порядке, здоровенный дуралей.

– Да.

Кулен начал заниматься сумкой.

Бетаньева кивнула Слвасте на дверь, и он последовал за ней. Передняя комната оказалась гораздо больше, и через эркерное окно в нее проникал теплый солнечный свет. Как и остальная часть квартиры, комната была лишена мебели или украшений. На полу лежал один матрац, покрытый мятой простыней. Бетаньева села на него и похлопала рукой по матрасу, чтобы Слваста присоединился к ней. Так он и поступил, в свою очередь вздыхая.

– Вы сделали хорошо, – сказала она. – Нанесли удар системе.

– И ответный удар системы был еще сильнее.

Она коснулась его щеки.

– Что случилось?

– Мой друг. Мой единственный друг среди офицеров, Арнис. Ты помнишь майора, которого подожгли зажигательной бомбой?

– Да, помню.

– Он умер.

– Ох, Слваста. – Она крепко обняла его. – Мне так жаль. Ты говорил, он получил сильные ожоги?

– Дело было не в ожогах, – хрипло сказал он и рассказал ей, что произошло.

– Какие мерзавцы! – возмутилась она, когда он закончил. – Он был одним из них, и они собирались так с ним поступить?

– Да.

Каким-то образом оказалось, что они крепко держат друг друга в объятиях.

– Это маленькое дерьмо, Давальта, который принес Арнису повестку в суд, – ему было наплевать. Самоубийство для них еще выгоднее. Теперь во всем можно винить моего друга, и никто не обелит его имя. Джейкс попробует, но они остановят ее и дискредитируют, я уверен. Если она вообще сумеет довести дело до суда, его задвинут подальше. Во всех беспорядках, во всем, что произошло, обвинят Арниса.

– Они не могут повесить на него гнездо Вюрцена.

– Нет. Там уже есть виновник – губернатор края. И он уже болтается на веревке – как удобно для Капитана! Ничего не изменится. Все будет продолжаться как прежде, всех это устраивает.

– Только не тебя, – сказала она убежденно. – Я знаю, ты не сдашься. Ты будешь бороться. Правда же?

– Бороться за что? – с горечью спросил он. – Пытаться заставить полки использовать земных лошадей вместо мод-лошадей на зачистке? Ну конечно, это сразу все изменит. Ха! Такая мелочь, жалкие бюрократические потуги. Я и сам жалок. Я ничего не могу изменить, Уракус побери! С тем же успехом я мог бы присоединиться к ним, ко всем тем семьям и чиновникам, которые правят миром. Раз уж моя жизнь бесполезна, в этом случае она хотя бы окажется приятной.

– Перестань. Гони прочь такие мысли. Я не вынесу, если ты сдашься. Они всегда побеждают, Слваста, каждый раз. Они избили моего друга, они убили твоего… справедливости не существует. Она не для таких, как мы. Почему? Почему их нельзя победить? Почему мир не может измениться?

– Хорошо, – сказал он, гладя ее шею. – Я просто вне себя из-за Арниса. Но я не сдамся.

– Обещай мне! Обещай, Слваста.

Ее лицо было так близко. Отчаяние и настойчивость вырвались из ее сознания, когда она сбросила панцирь.

Слваста поцеловал ее.

– Я обещаю. – Он снова поцеловал ее. – Я обещаю, я не сдамся.

Пальцы Бетаньевы расстегнули его рубашку. Он использовал текин, чтобы снять с нее платье. Они упали на матрац, касаясь друг друга – лаская кожу, освобожденную от ограничения одежды. Когда они были полностью обнажены, Бетаньева перекинула ногу через его тело и оказалась сверху. Яркий солнечный свет, проникающий через эркер позади нее, окружил ее сияющим ореолом. Слваста текином потянул Бетаньеву вниз и вошел в нее. Солнечный свет, казалось, обтекал ее, превращая его мир в сияющее белое пламя. Бетаньева вскрикнула. Затем она скакала на нем, допустив его в свои мысли, позволила узнать тайные желания ее тела и исполнить их. Он ответил равной степенью близости, открыв ей свои желания. Бетаньева, абсолютно раскованная, воспользовалась руками, и ртом, и языком, и текином, чтобы доставить ему наслаждение всеми способами, о которых он только мечтал.

Он ничего не утаил от нее и не чувствовал стыда, открывая себя таким образом, поскольку она отвечала ему взаимностью с равным энтузиазмом.

Весь день в жарком свете солнца они занимались любовью на тонком матрасе, сосредоточившись на одной-единственной вещи – удовлетворить страсть друг друга. И все это время мысли бились в его голове, планы, которые он считал невозможными. Теперь он мог думать о чем угодно, оковы его сдержанности рухнули, и клетка распахнулась, выпустив его на свободу среди солнечного света и радости.

– Мне страшно, – сказал он ей в конце концов.

Бетаньева лежала на нем сверху, прижимаясь к нему горячей потной кожей. Воздух пропах сексом. Чувство близости между ними было непревзойденным.

– Не бойся, – сказала она ему. – Так будет снова и снова. Столько, сколько ты захочешь. Потому что наше желание взаимно – и ты это знаешь. Я ничего не утаила от тебя.

– Да. Я знаю. Но пугает меня другое.

– Тогда что?

– То, что мы оба знаем и слишком боимся сказать.

– Тогда скажи это. Скажи мне. Ты можешь сказать мне что угодно.

– Нужны перемены. Но я не знаю никого, кто мог бы их осуществить.

– Многие люди хотят перемен. Кто-то…

– Нет, – твердо сказал он. – Не кто-то. Если это должно быть сделано, это должны сделать мы. Прямо здесь. Прямо сейчас. Вот где начинается революция. Мы ее организуем, и мы победим.

Бетаньева приподнялась, чтобы взглянуть ему в глаза. Ее глаза были влажными от чувств.

– Я с тобой до самого конца, – поклялась она. – Куда бы путь ни привел нас.