Текст книги "По ту сторону снов"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

«Если у них хватит ума – стрелять по нейтам и модам», – отозвался Кулен.

«Эти ублюдки скорее начнут стрелять по бегущей толпе», – сказал Хавьер.

«Непохоже, будто они хорошо организованы, – сообщила Бетаньева. – Из станции тоже выходят гвардейцы».

«Поздно!»

Передняя часть бегущего стада достигла перекрестка Крэнвич-роуд…

– Грязный Уракус! – воскликнул Слваста.

Более половины нейтов и, похоже, большая часть мод-обезьян свернули на Крэнвич-роуд. Вокруг него закричали люди – пронзительные вопли и басовитый рев слились в звуковую волну, которая, подобно молоту, обрушилась на его мозг, усиливая первобытный страх, охвативший толпу по всей улице. В одно мгновение с людей слетели остатки цивилизованности. Толпа превратилась в дикое стадо, где каждый сам за себя, любой ценой.

Слваста выбежал с Крэнвич-роуд на Эйншем-сквер. Симпатичная площадь была вымощена булыжниками. В ее центре располагался небольшой садик, обсаженный по периметру высокими арктанами с синей листвой. Вдоль одной из сторон площади тянулся ряд лавок под полосатыми навесами из холста, защищающими еду и одежду от солнца. Торговцы побросали товар и разбежались по боковым переулкам вместе с толпой.

Затем Слваста увидел их, прижатых к ограждению садика, в каких-нибудь двадцати метрах впереди него.

– Не-ет! – крикнул он, а его разум взорвался ужасом.

Тотчас он получил запросы от Бетаньевы, Хавьера и Кулена, испугавшихся за его личную безопасность. Он бросил им картину, которую увидел, – и не только им. Его обезумевший мозг транслировал изображение открыто, для всех, сопровождая его волной страха. Нужно было действовать, причем срочно.

Начальная школа Джозанны Хилл открылась в этот вторник, как в любой другой. Большинство родителей учеников принадлежали к среднему классу. Они слышали об ожидающихся в районе станции Донкастор проблемах, но школа находилась на расстоянии восьми кварталов. Достаточно далеко от опасности, правда? Родителям нужно было на работу. Только бездельники, хулиганы и профсоюзные боевики, отбросы общества, могут себе позволить демонстрировать протест, а порядочным людям надо зарабатывать деньги, чтобы содержать свою семью. Они не могли взять выходной. Родители оставили детей у школьных ворот в восемь тридцать, как делали каждый день; поцеловали их на прощание и ушли, обмениваясь по пути сплетнями с другими родителями.

В десять часов, как и каждый вторник, без исключений, всех восьмилетних учеников школы Джозанны Хилл, числом тридцать два, семь измотанных учителей вывели из школы на еженедельный урок плавания. Открытый плавательный бассейн находился на улице Плакстол, в одиннадцати минутах ходьбы, и путь туда лежал через Эйншем-сквер. В этот вторник дорога заняла гораздо больше времени, поскольку учителям пришлось обходить группы демонстрантов, собиравшихся на улицах в районе станции. Тогда еще настроение толпы было добродушным, но дети заразились общим возбуждением, и учителям пришлось постоянно следить, чтобы никто не отбился от группы. К тому моменту, когда они наконец добрались до площади, нейты вырвались со станции.

Охваченная ужасом толпа двигалась единой волной. Никого не заботили оказавшиеся на дороге дети. Учителя собрали своих подопечных, закрыли их текином, крепко обняв. Их прижало к ограждению садика, и несколько детей заплакали, потому что толпа раз за разом толкала их и они бились об толстый ствол арктана.

Слвасте понадобилась вся его сила, чтобы просто затормозить. Панцирь, созданный его сильнейшим текином, заставил людской поток обтекать его. Он замер в трех метрах от школьников. Пронзительные крики нейтов перекрывали шум толпы – стадо перепуганных животных приближалось к площади.

«Они врежутся прямо в детей, – телепнул Слваста друзьям. – Где Меорский полк?»

«Ближайший к вам отряд – на Арлингтон-лейн, – откликнулась Бетаньева. – Им никак не успеть вовремя».

Слваста развернулся и встал лицом к Крэнвич-роуд. Улица едва проглядывала сквозь сутолоку бегущей толпы. Люди осыпали офицера проклятиями и угрозами, когда им приходилось огибать его на бегу. Слваста вытащил револьвер, который носил с собой, но до сих пор тщательно скрывал ментальным пологом. Это был тот самый, взятый из бункера под офисом Объединенного полкового совета целую жизнь тому назад. В барабане оставалось пять пуль, и еще дюжина хранилась у него во внутреннем кармане. Слваста текином снял револьвер с предохранителя. Сделал глубокий вдох. Встал ровно.

Он чувствовал, как Бетаньева в отдалении раздает телепатические команды; они проходили по сложному пути коммуникации с ячейками. Неожиданно рядом с ним встал мужчина лет пятидесяти в потертой куртке – двое против толпы людей, отчаянно пытающихся убежать с площади.

– Колан, – представился он с сильным акцентом округа Зиген.

– Слваста. Спасибо тебе.

– Нормуль, паря. Не пустим их к детишкам, верно?

Слваста едва успел сказать «верно», когда по другую сторону от него встала перепуганная молодая женщина. Она вся дрожала, но текин, которым она расталкивала людей, оказался на удивление сильным.

– Загоняйте шип текина прямо в мозг животных, – сказал им Слваста.

К ним присоединился еще один молодой парень. Слваста чуть не рассмеялся. Четыре человека собрались противостоять натиску стада. Чистое самоубийство.

«На площади есть еще наши, – телепнула Бетаньева. – Я пытаюсь передать приказы по ячейкам. Они помогут».

Толпа быстро редела. В задних рядах в основном бежали пожилые люди, они задыхались и прихрамывали, но из последних сил тащились вперед, пытаясь спастись от разгоряченных нейтов, которые уже настигали их.

Наконец поток людей иссяк. С Крэнвич-роуд с грохотом ломанули нейты. Слваста и не подозревал, что глупые животные могут двигаться так быстро. Прямо на него бежал нейт, и Слваста выбросил вперед плеть текина. Невидимый клинок вонзился в мозг животного. Нейт умер мгновенно и рухнул на мостовую, сбив с ног двух других нейтов. Слваста наносил удары снова и снова. Стоящие рядом с ним товарищи делали то же самое. Он ощутил бьющие в нейтов копья текинов, нацеленные из других мест на площади.

Кто-то из членов ячеек стоял прямо на углу Крэнвич-роуд, когда оттуда вырвались на площадь первые мод-обезьяны. Огромные зверюги сумели создать простейшие панцири и защитить себя от ударов текинами – и при этом ревели от ярости. Телепатические приказы остановиться на них абсолютно не действовали. И ужасные воспоминания безошибочно подсказали Слвасте, что происходит.

«Паданец! – предупредил он Бетаньеву. – Их контролирует паданец».

Он поднял пистолет, заставляя себя не торопиться. Убитые нейты падали наземь, выбывая из топотавшего стада. Но мод-обезьяны двигались прямо к людям. Слваста выстрелил.

Шум выстрела перекрыл все остальные звуки на площади. Секунду, казалось, не было ничего, кроме тишины. Затем вопли и крики возобновились с удвоенной силой. Одна из огромных мод-обезьян рухнула на мостовую, из смертельной раны на голове полилась кровь. Слваста сдвинул руку, выцеливая следующую…

Выстрел. И еще один. И еще.

Вокруг площади люди, бросившиеся в относительную безопасность переулков, замедлили бег и стали оглядываться назад. Крошечная группа стойких защитников, решительно загородивших собой плачущих детей, заставила многих устыдиться собственного бегства. Револьвер в единственной руке Слвасты бил со спокойной точностью. От каждой пули падала мод-обезьяна. Нейты рушились под ударами текинов, которые теперь поступали со всех направлений. Многие люди перестали спасаться бегством и повернули назад, подключились к ментальной бойне.

«Кто-нибудь видит паданца?» – спросил Хавьер.

«Мы же не знаем, как он выглядит», – тотчас отозвался Кулен.

«Паданцы здесь с определенной целью, – сказал им Слваста, заряжая револьвер с помощью текина. – Это идеальное прикрытие, чтобы выкрасть несколько человек».

«Так кого нам искать? – спросила Бетаньева. – Я по-прежнему на связи с большинством наших ячеек».

«Они ненормально сильны», – сказал Слваста, прицеливаясь.

Две мод-обезьяны с пеной у рта бросились на него. Их мощные руки тянулись к нему, чтобы схватить и разорвать. Он выстрелил. Очень удачно – ближайшая из обезьян получила пулю прямо в морду. Ее череп разлетелся на куски, фонтанируя кровью.

Девять членов ячеек, разбросанные вокруг площади, объединили свои текины, пробили грубый панцирь оставшегося мода и разрушили его мозг. Огромное неуклюжее существо рухнуло на мостовую и пролетело еще несколько метров по инерции. Туша затормозила на расстоянии метра от Слвасты и других защитников.

Слваста глубоко вздохнул, пытаясь остановить нервную дрожь:

«Паданец будет вести кого-то прочь отсюда».

Он прицелился в галопирующего нейта. Выстрел. В барабане осталось две пули, еще две – в кармане куртки.

«Жертва паданцев будет без сознания, – добавил Кулен. – Это будет выглядеть так, словно они пытаются помочь другу».

«Расскажи нашим товарищам, что искать, – телепнул Хавьер, адресуясь к Бетаньеве. – Быстрее!»

Слваста подстрелил очередного нейта и почувствовал лихорадочные команды Бетаньевы, расходящиеся по ячейкам среди взволнованной толпы. На Эйншем-сквер безумный бег стада уже был остановлен. Люди поворачивали назад и выходили из боковых улиц, нанося удары текином по животным, которые теперь топтались на месте в недоумении, издавая жалобные звуки. Убитые нейты валились на мостовую, отчего оставшиеся впадали в еще больший ступор.

Люди осадили их со всех сторон, горя жаждой мщения. Лежащие туши мертвых модов пинали, толкали, на них плевали, их мягкую плоть рвали текином, свершая месть.

Слваста перестал смотреть на окружающее, переключившись на хаотический поток изображений, которые отправляли все члены ячеек в этом районе. Они высматривали тех, кто уводит прочь или уносит другого человека. Таких было много: мужчины увлекали за собой женщин и детей, их лица выражали растерянность, мольбу, настойчивость…

«Ищите того, кому безразличен человек, которого он ведет», – призвал Слваста.

На секунду поверх всех изображений перед его мысленным взором встало лицо Кванды, прекрасное и ужасное, ее губы раздвинулись в широкой победной улыбке.

«Там!» – воскликнул Кулен.

Слваста сфокусировался на картине, переданной членом ячейки из дальнего конца Крэнвич-роуд, где шумиха более-менее улеглась. Люди, шарахнувшиеся в стороны с пути стада, начали возвращаться на улицу. Шерифы тоже. Изображение показало пересекающего перекресток крупного, грузного мужчину старше среднего возраста, одетого в грязную твидовую куртку и коричневые брюки, покрытые пятнами. Он нес на плече обмякшего подростка. Мужчина шагал методично и неумолимо, на его квадратном лице застыло решительное выражение. На одной руке у него было всего два пальца.

«Вероятно, он!» – решил Слваста.

«Привлеки к нему внимание», – отправила Бетаньева команду нервной женщине из числа сторонников, наблюдавшей с безопасного расстояния.

Вероятный паданец завернул за угол на Ноул-стрит и направился прочь от еще не пришедших в себя шерифов. В окружающем беспорядке никто не обращал на него ни малейшего внимания.

– Паданец, – сказала женщина слабым голосом. Никто ее даже не услышал и уж тем более не прислушался.

«Поддержите ее», – приказ Бетаньевы через сложную сеть коммуникации разошелся по ячейкам.

– Паданец. – На этот раз женщина говорила чуточку увереннее. Она подняла руку и показала пальцем. – Паданец!

Ее возглас был подхвачен другими членами ячеек, оказавшимися на Ноул-стрит.

– Эй, ты!

– Стой!

– Паданец! Смотрите, вон паданец!

– Остановите его.

– Шериф! Шерифы, сюда! Сделайте что-нибудь.

Вот теперь люди начали оборачиваться. Паданец – если это был паданец – ускорил шаг.

Шериф шагнул к нему.

– А ну-ка, ты!

Мужчина не отреагировал. Шериф был всего в пяти метрах от него, он протянул вперед руку, как будто собрался регулировать дорожное движение.

– Эй, я к тебе обращаюсь…

Паданец швырнул бессознательного подростка, которого он нес, прямо на шерифа. Тот сложился пополам от удара и рухнул на тротуар с криком боли. Паданец побежал, двигаясь невероятно быстро для человека его размера и возраста.

Казалось, на Ноул-стрит закричали все до единого. В какофонию тревоги и страха почти сразу влился пронзительный свисток шерифа, призывающего на помощь. Кто-то пытался остановить паданца, нанося ему удары текином. Другие – более сильные, уверенные в себе мужчины – пытались наброситься на него с кулаками. Паданец раскидал их по сторонам, как тряпичных кукол.

Затем два отряда Меорского полка ворвались на Ноул-стрит.

– Ложись! – взревели офицеры, подкрепляя приказ телепатическими окриками.

Солдаты вскинули карабины. Все люди попадали на землю, родители схватили детей и прижали к булыжной мостовой; даже шерифы пригнулись. Единственным, кто двигался, был паданец. Он бежал с нечеловеческой скоростью, глядя прямо перед собой, словно не замечал, что происходит вокруг. Он наступал на лежащих людей, не обращая на них внимания.

Карабины выстрелили с чудовищным грохотом.

7

Филиус никогда не любил посещать Исследовательский институт паданцев. Еще в детстве паданцы вызывали у него инстинктивный дискомфорт, но его отец настаивал: он как будущий Капитан должен регулярно бывать в институте. Со временем нелюбовь Филиуса к этому заведению не стала меньше.

Черный экипаж, в котором он ехал с Тревином и Аотори, был больше обычного кэба, но не имел геральдических гербов. В конюшнях дворца стояли несколько таких, чтобы члены семьи Капитана могли путешествовать инкогнито. Два простых экипажа с дворцовой гвардией в штатском следовали за каретой Капитана.

Восточный Фолвич слыл богатым районом, где большую часть промышленности составляло производство одежды, поэтому, несмотря на большое количество предприятий, они не дымили и не спускали в каналы химические отходы производства, как многие фабрики в Варлане. Тихие зеленые улочки были застроены симпатичными домами, а вокруг двух парков разместились массивные особняки. Большинство фабрик стояли по обе стороны канала Долан-Дроп, проложенного специально, чтобы отвести половину вод реки Эринваш в двухкилометровый полукруг. Вода струилась по выложенному кирпичом каналу сильным потоком, приводя в действие десятки водяных колес. Здесь стоял неумолчный грохот больших станков, сотрясавших воздух по шестнадцать часов в день.

Для стороннего наблюдателя институт походил на отдельную маленькую фабрику, расположенную между редко используемым железнодорожным сортировочным двором и краем фабричной зоны на Долан-Дроп. Институт окружала удивительно высокая стена, которая поддерживалась в хорошем состоянии. Никакая вывеска не сообщала об особенности находящегося внутри заведения. Единственный способ попасть туда – пройти через тяжелые деревянные двери в короткий туннель, в дальнем конце которого имелись точно такие же двери. Двери были связаны механически таким образом, что открыть их одновременно не представлялось возможным.

Внутренние двери распахнулись, и карета Капитана въехала в совершенно пустой двор. Мрачное предназначение института нашло отражение в простом внешнем виде здания. Это была длинная двухэтажная коробка с узкими окнами, забранными железными решетками, без намека на украшения на фасаде. Филиус полагал, что двор института – единственное место в Варлане, где нет растительности. Даже пробивающуюся между булыжниками травку регулярно выдергивали. Здесь работали исключительно люди, никаких модов. На всем Бьенвенидо лишь сам институт непоколебимо придерживался указаний, изложенных в первоначальных руководствах по паданцам, изданных этой организацией почти три тысячи лет назад. Древние страницы предупреждали: паданцы могут полностью контролировать модов и нейтов, делая бесполезными отдаваемые людьми команды.

Выходя из экипажа, Филиус размышлял над иронией момента. Столь же ревностным приверженцем древних указаний был ничего не знавший о них капитан Слваста. В отставке.

Директор института профессор Гравен почтительно поклонился высоким гостям. Возраст профессора давно превысил сотню лет. Он был до крайности грузным мужчиной. На черной, словно ночь, коже его черепа резко выделялись последние клочки серебристо-седых волос. Пожимая влажную руку профессора, Филиус обратил внимание, как его кожа блестит от обильного пота. Гравен вспотел не от волнения: переместить свою тяжелую тушу даже на несколько шагов стоило профессору огромных усилий.

– Я счастлив видеть вас здесь, сэр, – натужно сипел директор, ведя их внутрь. – Мы обнаружили нечто потрясающее. И тревожное.

– Так и говорилось в вашем письме, – заметил Филиус.

На ходу он поглядывал на белый халат директора. Все в институте носили такую форму. Лабораторный халат директора имел огромные размеры и все равно был мал – казалось, пуговицы вот-вот оторвутся, не выдержав давления. Не в первый раз Капитан усомнился в необходимости существования института. Несмотря на всю свою преданность делу, профессор и его сотрудники слишком сильно уступали ученым времен Капитана Корнелия. В те первые два столетия ученые делали свое дело, хотя аппаратура их корабля отказывала и рассыпалась на глазах. Они упорно исследовали паданцев и так много узнали об их природе и характеристиках. К добытым тогда знаниям за последующие тысячи лет добавилось крайне мало. А в настоящее время институт практически ничем не занимался, кроме подтверждения того, что доставленные сюда трупы людей и животных действительно принадлежат паданцам, и проверки, нет ли отклонений от известных образцов, не появилось ли чего нового. Новаторская наука уступила место детальной каталогизации. Институт пытался обнаружить шаблон действий паданцев, поскольку ученые больше ничего не могли сделать. Последние мысли назначить институт главным в борьбе с паданцами и порождающим их Лесом исчезли более двух тысяч лет назад. Теперь это был просто еще один правительственный департамент, погрязший в стагнации, борющийся за бюджеты и персонал.

Профессор Гравен открыл двери помещения для вскрытия и с трудом протиснулся в дверной проем. Комната была сверху донизу облицована блестящей белой плиткой, за исключением потолка, полностью стеклянного, сквозь который падали косые солнечные лучи. Филиус прищурился от яркого утреннего света.

На широкой, обшитой металлом плите посреди комнаты лежало тело, вскрытое и разрезанное на части, а части лежали так далеко одна от другой, что первоначальные человеческие очертания угадывались с трудом. Перед посетителями был стол мясника. От внимания Капитана не укрылось то, как жадно Аотори подался вперед.

– Меорский полк доставил нам останки два дня назад, – сказал профессор Гравен, тяжело дыша после физических усилий. – Все это время мы изучали тело.

Филиус прекрасно понимал, что стоит за словами профессора. «Институт честно выполняет свою работу».

– Паданец с Ноул-стрит, – кивнул Капитан. – Я видел телепатические картины происшествия, как и большая часть города.

– Первое, что нас заинтересовало, – отсутствующие пальцы, – сказал профессор.

Он надел резиновые перчатки и поднял руку паданца. Указательный и средний пальцы отсутствовали. От них остались лишь короткие участки первых фаланг, все остальное было срезано.

– Сам факт отсутствия пальцев не является чем-то необычным. Яйцо паданца всегда копирует человека, которого оно поглощает, вплоть до родинок, пятен на коже, структуры волос. Если у человека нет двух пальцев, их не будет и у паданца. Яйцо не вырастит им замену.

– Мне это известно, – сказал Филиус, разглядывая руку. Мертвая плоть была ненормально бледной в ярком свете. – Так что же здесь необычного?

– Операция.

– В смысле?

Профессор постучал большим пальцем по обрубку указательного пальца паданца.

– Мы заметили, что срезы поразительно гладкие. Обычно, если человеку не повезло потерять палец – скажем, из-за аварии на производстве или небрежного обращения с топором, – врач срезает разорванную плоть и зашивает рану. Рана заживает, остается рубцовая ткань. У этого человека ничего подобного не было.

– Значит, врожденный дефект, – сказал Аотори. – Он родился без пальцев.

– Нет, сэр. Это не так. В обоих пальцах имеется выходящий из сустава участок проксимальных фаланг, длиной около сантиметра. Я проконсультировался с деканом медицинского факультета университета. Данная картина не соответствует ни одному из известных нам врожденных дефектов.

– Тогда как вы это объясняете? – спросил Филиус.

– Концы фаланг были сглажены, но я не знаю, как этого можно добиться. Мы исследовали кожу обрубка под микроскопом: рана зажила равномерно. Нет рубцовой ткани, вообще нет отклонений в кожном слое. Если он потерял пальцы в результате несчастного случая, ему впоследствии обеспечили идеальное лечение. Лечение, которого мы обеспечить не можем.

– Бритва Оккама, – сказал Аотори. – То, что вам не встречался подобный врожденный дефект, еще не значит, будто его не существует. Или, возможно, на этот раз яйцо внесло небольшое изменение в процессе копирования. А скорее всего, паданец потерял пальцы в схватке и мы наблюдаем то, как заживают их тела.

– Да, сэр. Мы рассмотрели эти варианты.

– Но? – вмешался Филиус. – Мы здесь не из-за его пальцев, так?

– Совершенно верно, сэр. Когда мой заместитель сообщил об аномалии, я решил лично провести вскрытие.

– Похвально. И?

Профессор указал на вскрытый череп. Полость мозгового отдела черепа была пуста.

– Я препарировал его мозг. Прошу взглянуть.

Он подозвал их к одному из длинных рабочих столов, установленных вдоль стен. Там стояло несколько запечатанных стеклянных сосудов, внутри которых содержались ткани тела, и большой латунный микроскоп. Мозг паданца был разложен на маленьком металлическом подносе. Серо-бурую массу нарезали на дольки, как фрукт, и края сегментов пришпилили к подносу. Различные увеличительные стекла на латунной станине, которая изогнулась над расчлененными тканями, давали увеличенные изображения органа.

– Паданцы очень точно копируют человеческие органы, – сказал профессор. – За исключением мозга. Это самое значимое отличие, не считая цвета крови. Их мозг представляет собой единый массив идентичных нервных клеток. Наш мозг – совокупность оболочек, отделов и долей, тогда как их мозг однороден. У этого паданца мозг иной.

Филиус изучал лежащий перед ним рассеченный мозг с отвращением и любопытством. Любопытство победило, он придвинулся ближе. Большие увеличительные стекла демонстрировали странно искаженные изображения.

– И в чем отличие?

– В его структуру вплетены мельчайшие волокна. Я обнаружил их лишь потому, что использовал самые сильные линзы.

– Волокна?

Филиус всмотрелся внимательнее. Самая большая линза показала ему пейзаж из серо-бурых торосов, пронизанных нитевидными трубочками, которые он принял за капилляры.

– Вот, сэр. – Профессор указал на большой микроскоп. – Они намного тоньше человеческого волоса. Как я уже сказал, мне во многом повезло, что я их заметил. И их невероятно трудно извлечь. До сих пор нам удалось извлечь лишь несколько участков.

Филиус посмотрел в микроскоп. Поле зрения было белым, и сверху вниз его пересекала тонкая полупрозрачная серая нить – волокно. Он увидел крошечные шипы, расходящиеся от главной нити, словно щетинки. Зрелище завораживало.

– Что это такое?

– Мы не знаем, – прямо сказал профессор. – Вы видели вторичные волоски, отходящие от нити?

– Да.

Филиус неохотно отодвинулся от микроскопа; он чувствовал, что Аотори тоже рвется посмотреть на волокно.

– Они кажутся короткими, но на самом деле мы не знаем, как далеко они простираются. Они становятся все тоньше и тоньше, пока не оказываются недоступны микроскопу. Мы всего лишь строим догадки, но, возможно, они истончаются до молекулярных нитей. Если это так, то они, предположительно, ведут к отдельным нейронам.

Филиус бросил взгляд на тело, распростертое на плите.

– Значит, они часть его мозга? Нечто вроде второй нервной системы?

– Это нам неизвестно. – Профессор провел носовым платком по лбу, стирая пот. – За всю историю института еще никогда не встречалось ничего похожего.

– Вы сами сказали, вам просто повезло.

– Да, сэр. Это так. Но основатели института, ученые, у которых были корабельные машины, – я не верю, будто они что-то упустили. Однако ничего похожего не описано ни в одном из опубликованных ими текстов. Мои сотрудники в течение последних тридцати часов пересматривали предметные стекла с тканями мозга паданцев. Мы располагаем сотнями годных образцов за последние двести пятьдесят лет. На данный момент никто из сотрудников не обнаружил волокон, подобных этим.

Филиус облизнул губы и посмотрел на Тревина, который, как всегда, безукоризненно стерег свои мысли.

– Что-то совершенно новое, – медленно сказал он. – Такого еще не было. Звучит знакомо, да?

– Странное совпадение, – согласился Тревин. – Или не совпадение вовсе. Новый вид паданца?

– Зачем гадать попусту? – сказал Аотори. – Давайте я возьмусь за Слвасту. Я получу от него ответы через день. Максимум – через два, если он захочет строить из себя крутого. Вы же знаете, я умею.

– Схватить героя Эйншем-сквер? – саркастически спросил Филиус. – Того, кто встал на пути обезумевших нейтов, чтобы спасти выводок милых детишек, на глазах у всего города? Увезти его из дома и допрашивать, пока его разум и тело не сломаются? Ты серьезно говоришь?

– Этим столпотворением управляли паданцы, – сказал Аотори. – А в результате Слваста выглядит величайшим героем Бьенвенидо за всю историю, начиная с тех времен, когда люди обнаружили, как формовать нейтов. Тоже совпадение?

– Слваста ненавидит паданцев и модов больше, чем кто-либо, – сказал Тревин. – Он одержим ненавистью, она движет его поступками. Она граничит с манией. Слваста стоит за стерилизацией нейтов. Это его последователи убивают модов.

– Вы так думаете, – презрительно оскалился Аотори. – Отец, нам нужны точные ответы. Я могу получить их. Если наш мир столкнулся с новой угрозой от старого врага, мы должны раскрыть ее.

– Но не такими методами. Сейчас смутные времена. Мы не можем допустить ничего, способного бросить тень на наше положение, на наш статус.

– Вместе со Слвастой против стада нейтов стояли другие люди, – сказал Тревин. – Для Слвасты встать лицом к лицу с опасностью естественно: несмотря на сложившиеся обстоятельства, он офицер, он прошел полковую муштру и клялся защищать граждан Бьенвенидо. Но те, другие, для кого встать рядом с ним было почти самоубийством… Выяснить причины, которые их на это толкнули, может оказаться намного более продуктивным путем расследования. И те люди скрылись, когда все закончилось, что само по себе любопытно.

– Я помню девушку, – сказал Аотори.

Филиус поднял руку.

– Только не девушка на этот раз. Насколько я помню из телепатических образов, там было еще как минимум двое мужчин, один довольно молодой.

– Я найду их, – сказал Тревин.

– Хорошо. Профессор, скажите ваше мнение: зачем нужны эти волокна? Может, они делают текин паданца сильнее?

– Все возможно, сэр. Мы можем утверждать только абсолютную новизну нашего открытия.

– Ваш институт предназначен именно для того, чтобы получать информацию о паданцах. – Капитан бросил на Аотори многозначительный взгляд. – Итак, профессор, я полагаю, следующим шагом вы должны выяснить, является ли паданец с Ноул-стрит единственным в своем роде, или он первый из новой разновидности.

– Да, сэр, – кивнул профессор.

– Аотори, ты поговоришь с командующим морских пехотинцев. Отныне каждый паданец, которого уничтожат полки, должен быть доставлен сюда для дальнейшего исследования. Понятно? Все без исключения – не только люди, но и животные. Профессор и его коллеги изучат мозг каждого паданца, чтобы проверить, найдутся ли еще такие волокна.

– Я понял, отец. А насчет Слвасты?

– Он решил действовать на политической арене? Хорошо. Там мы с ним и сойдемся.

8

Половину утра шел дождь, отчего городские булыжники и кирпичи стали скользкими и блестящими. Теперь улицы жгло яростное полуденное солнце, испаряя остатки дождевой воды, которая поднимались вверх длинными струйками пара. Влажность была высокой, и Слваста вспотел за те несколько метров, что прошел от кэба до входных дверей клуба «Вестергейт». Внутри грандиозного здания на бульваре Мортемер мраморные стены, колонны и полы поглощали тепло, понижая температуру воздуха до гораздо более приемлемой.

Швейцар нахмурился при виде Слвасты, поднимающегося по ступенькам. Затем мужчина узнал его и неожиданно улыбнулся.

– Капитан Слваста, сэр! Добро пожаловать.

Слваста смущенно кивнул швейцару. Так его встречали повсюду вот уже десять дней, со времени «давки на станции Донкастор», как теперь это называлось. Конечно, в тот момент Слвасте было не до раздумий о подобных вещах, но телепатическая картина происходящего на площади Эйншем-сквер разошлась по всему городу. Все видели, как однорукий мужчина, решительно загородивший собой группу перепуганных школьников, целится из пистолета в набегающих буйных нейтов и грозных мод-обезьян. Как он спокойно отстреливает мод-обезьян по одной и поражает текином нейтов прямо в мозг – и так, пока дети не оказались в безопасности. С ним стояли еще несколько людей, но никто не уделил им внимания. Официальные газеты и оппозиционные печатные листки одинаково восхваляли его, именуя «героем Эйншем-сквер».

– Благодарю, – скромно сказал Слваста.

Лакей ждал его сразу на входе, у стойки администратора. Он склонился в приветственном поклоне.

– Полковник Джелесис ждет вас в люксе «Невада». Прошу следовать за мной. Для меня большая честь сопровождать вас, сэр.

«И как я должен отвечать на подобные фразы в разных вариациях по двадцать раз на дню?»

Люкс «Невада» представлял собой отдельную комнату с обшитыми деревянными панелями стенами и располагался рядом с обеденным залом на втором этаже клуба. Полковник Джелесис в форме сидел во главе длинного полированного стола. На нем был не полный парадный мундир, сразу заметил Слваста, никаких шелковых перевязей или шипастых медалей большого размера, только сдержанная золотая тесьма и ряд лент. Для полковника это значило чуть ли не штатское платье.

– Мой дорогой друг. – Полковник Джелесис встал и с энтузиазмом пожал руку Слвасте. – Так приятно снова вас видеть. Спасибо, что пришли.

Слваста вежливо склонил голову.

– Спасибо, что пригласили меня.

Его первым порывом, когда гонец принес приглашение, было отказаться, причем в грубой форме. Друзья отговорили его.

– Нам нужно знать, чего они хотят, – сказала тогда Бетаньева.

– Нам нужно знать, кем они тебя считают, – дополнил Кулен.

– В каком смысле?