Текст книги "Звёздная дорога"

Автор книги: Питер Ф. Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 71 страниц)

– Маме? – пискнула Оливия-Джей.

Анджела смиренно поджала губы, надевая черную серьгу.

– Она думает, я все ещё в Имперском колледже. Не хочу, чтобы она знала, что я бросила учебу. Рано ещё.

– В особняке открытая сеть, – сказал Марк-Энтони. – Просто пусть твоя элка зарегистрируется.

– Спасибо.

Анджела подождала, пока они покинут комнату, потом села на кровать. Матрас, что неудивительно, оказался водяным. Её элка сделала звонок по транснетовому интерфейсному адресу. На сетевых очках появилась иконка «недоступно»; Анджела велела элке запросить функцию голосовой почты.

– Привет, мамуля. Это я. Просто хотела тебе сказать, что у меня все отлично. Усердно учусь… ха-ха! На этих выходных одна компания едет в Вэст-Энд, и я с ними, если смогу себе это позволить. Но та фирма, о которой я тебе рассказывала, предложила мне снова поработать стюардессой, так что, возможно, у меня наконец-то появится немного наличности. Перезвони, когда вернёшься. Люблю тебя. Пока.

Анджела шлепнулась на спину и покачалась на медленной волне матраса. За интерфейсом никого не было, разумеется, уж точно никакой матери. Это односторонняя связь. Сказанное не имело значения; в словах не прятался хитрый код, который кто-то смог бы расшифровать. Доступ к интерфейсу сам по себе был сообщением, очень простым: «Я внутри».

Среда, 6 февраля 2143 года

Я собираюсь отсюда выбраться, – тихонько объявила Анджела.

По другую сторону стола Пареш застыл с вилкой, туго обмотанной спагетти, на полпути ко рту.

– Что ты хочешь сделать? – прошептал он в ответ. – Я должен за тобой следить, чтобы ты никуда не отправилась без разрешения. Кроме того, твоя одежда помечена.

– Ой, да, совсем забыла. Это меня остановит, да-да. Эй, а можно одолжить у тебя ножницы?

– Анджела!

– Если ты отправишься со мной, то не попадешь в неприятности из-за того, что потерял меня из виду, так что решай.

– Э-э?

Она лукаво улыбнулась и пальцем подтолкнула вилку к его рту Он не сопротивлялся.

– Да ладно тебе, – сказала она, широко распахнув озорные глаза. – Вечер в городе; только мы вдвоём. Здесь есть достойные клубы, не только тусовки богатеев. А если ты не пробовал мокричник под соусом чили, то, считай, не ел по-настоящему.

– Ты чокнутая.

– Но сообразительная. Подумай об этом. Нас в любой день могут отправить в Эдзелл. Это в двух тысячах километров отсюда, и там только первый лагерь, этапный пункт. Хрен знает, как далеко мы в конечном итоге заберёмся и сколько времени это займёт. Думаешь, отыскать пришельца будет легко?

– Ты что-то слышала про то, что нас пошлют в район передового базирования?

– Нет, я просто применяю логику. – Она указала сквозь открытую стену столовой туда, где «Дедал» катился по рулежной дорожке в конце взлётно-посадочной полосы. – Они даже ночью возят припасы в Эдзелл. И уже подняли четыре н-лучевика с той стороны.

– Да, но последний нашел дальше на севере громадный горный хребет.

– Горы Затмения, названные так, потому что хребет такой большой, что затмевает все.

– Черт возьми, есть ли что-то такое, чего ты не знаешь?

– Это место – один большой фестиваль болтливых девочек. Кроме того, даже АЗЧ не считает горный хребет секретной информацией. Я часто читаю новости Центра наблюдения на своей сетке.

– Ладно, но… побег из-под стражи?

Она высосала сок из кусочка арбуза.

– Дело в том, что нас отправят туда скоро, и кто знает, когда мы вернёмся. Так что давай устроим себе кратковременный отпуск. Думаешь, Пассам каждый вечер ужинает в этой палатке? Ни хрена, она даже не ночует в базовом лагере.

– Ага, я слышал, она и её люди живут в отеле «Монтан».

– Пять звёзд, и все за счет налогоплательщиков. Итак?.. Одной мне не развлечься.

Она просительно уставилась на него.

– Ох, черт побери!..

Анджела одолжила простую белую блузу с короткими рукавами у Леоры и обычную бирюзовую юбку с золотой каймой у Одри; её подруги по взводу носили другой размер, но отличался он не сильно, пусть ей и приходилось все время заправлять блузу в юбку. Розовые с жёлтым кроссовки тоже достались от Леоры, и надеть их пришлось с тремя парами носков.

– Бельё поменять не забыла? – спросил Пареш.

– Какое бельё? – Жестоко. Но какое же у него сделалось лицо!

Пареш был знаком с одним интендантом в автопарке. Они выехали на «Лендровере Тропик» с патчем, который приостановил лог машины на вечер. Направляясь в город по рю Тюрбиго, оба понимали, как неуместно выглядит большой оливково-зелёный транспорт среди купе, суперкаров и лимузинов на дорогах Абеллии. Но вокруг было много других машин АЗЧ, так что…

Анджела велела автопилоту грозной машины отвезти их на Веласко-бич. Они шли по набережной, а сияющий диск солнца скользил к горизонту. В это время дня людей здесь осталось немного, и магазины вдоль берега закрывались. Пареш настоял на том, чтобы надеть аккуратную рабочую униформу.

– Так меня никто не обвинит, что я покинул пост, – объяснил он.

Одежда АЗЧ вынуждала людей поглядывать на него с любопытством, но точно без враждебности.

В конце набережной обнаружилась яхтенная пристань Руэда, которой двадцать лет назад здесь не было. Логично, подумала Анджела. До чего же странно – проведенное в Холловее время сжималось, превращаясь в причудливый разрыв, а воспоминания о её прошлой жизни теперь были сильны как никогда.

– Этих магазинов тут раньше не было, – сказала она, идя по остекленному песку. – А вон те только строились. Позади пляжа стояли ларьки, как на рынке. И по-моему, набережная не была такой длинной.

Они остановились и оперлись о черные металлические перила, наблюдая, как с пляжа уходят последние посетители.

– Каким все было тогда? – спросил Пареш.

– Город был поменьше, ясное дело. Но я мало времени провела в этом районе. Я большей частью сидела в особняке.

Она знала, что он не об этом спрашивает, что он пытается узнать, какой была она. Какой же он милый щеночек, как невообразимо легко оказалось вознести его надежды по поводу этого вечера на немыслимую высоту. Она почти ощутила угрызения совести. И ведь, как ни крути, двадцать лет прошло…

– Как все было?

– Я не хочу об этом говорить. – Она убрала со лба несколько прядей, продолжая глядеть на море. – Прости, я ещё не готова. И ты ведь не хочешь, чтобы у меня опять случился приступ с потерей сознания. Не сегодня.

Обещание в её тоне было непристойным.

– Конечно. Я подожду.

– Пареш, я должна спросить: что такой милый парень, как ты, делает в АЗЧ?

– Эй, мы же хорошие ребята. Мы защищаем человеческую расу от Занта. «Нет. На самом деле нет. Вы нас не защищаете. Просто собираете, когда налетает Зант».

Анджела ухмыльнулась:

– Моя очередь: прости.

Она привстала на носочки, прижалась к нему и поцеловала в губы. Небрежный поцелуй. Дружеский поцелуй. Поцелуй, который длился дольше, чем рассчитывал друг. Поцелуй, который означал большее, и это её удивило. Он все понял по глазам, когда она наконец-то отстранилась. Её взгляд говорил, где закончится этот вечер – и что она весьма довольна таким исходом.

Четверг, 7 февраля 2143 года

Заря принесла лёгкий туман, который наползал с моря и блуждал вокруг дюн на окраине Камидо-бич. Сол следил, как он появляется из сумерек, которые на Септ-Либре считались ночью, подсвеченный сначала бледным светом колец, а потом – зыбким сиянием рассвета на горизонте. Он сидел в кресле во внутреннем дворе, примыкающем к кухне, одетый в толстый белый свитер для игры в крикет, купленный восемь лет назад, длинные мешковатые зелёные с голубым шорты с провисающими боковыми карманами и древние кроссовки. Глаза его покраснели, и он боялся, что кто-то это увидит и спросит, почему он плакал. Через пару часов его семья проснется, и Эмили поймет, что этой ночью он не ложился в постель. Два часа, чтобы собраться и взять разгулявшиеся эмоции под контроль. Справиться с горечью и гневом на судьбу, которая так с ним обошлась.

Начался небольшой прилив, вода поднялась, и шелест вялых волн Сент-Либры раскатился над пустым пляжем. Сол глядел на серую воду с белыми барашками и думал. Как легко вывести туда свою доску, лечь на уютную теплоту моря и начать грести. Грести и грести, задав курс на Амброз или, может быть, на Сухой остров в зоне Падения. Оставить все позади, ибо напряжение и потрясение убьют его так же верно, как любимый океан, в котором можно утонуть. Но в океане это выйдет чище.

Сол закрыл глаза, отсекая как можно большую часть окружающего мира, и судорожно вздохнул. Он этого не сделает, конечно. Он видел в пустоте ли́ца своей любимой семьи, которые становились безумными, по мере того как тянулся день и отзывали спасателей. Какими потерянными будут дети без него, какой сломленной окажется Эмили. Они никогда не узнают, не поймут. Печальное недоумение будет вечным спутником их жизней, станет вечно их пугать.

Он нес ответственность как муж и как отец. Дело не в том, что они не смогут пережить то, что началось, – он просто не хотел, чтобы так вышло. Не с ними. Камило-бич, Эмили, дети, вся эта неспешная милая жизнь – они были его вторым шансом. Красивым доказательством, что он наконец-то двинулся вперёд и оставил ужасное прошлое позади.

Но от прошлого не избавиться. Не на самом деле. Не от такого прошлого. Ну так вот оно, время выбирать. Уйти прочь от всего или встретить судьбу лицом к лицу и попытаться понять, какого черта делать дальше. В общем-то, выбора нет. Он лишь в одном не мог разобраться: как отреагирует Эмили. Она такого не заслужила; он обещал ей достойную жизнь вдали от невзгод, которые грозили разорвать её счастье в клочки.

Может, поэтому они и нашли друг друга. Он был потерянным и одиноким, пытался оправиться от ужасов, которые пережил, от утрат и кошмарной неуверенности, по-настоящему не знал, что делать. Жил на автопилоте. И уже тогда его тянуло к океану, что бы тот ни значил, к недостающей части его души.

Сол нашел её на стене старой городской гавани после полуночи – она сидела на краю, сгорбившись. Сначала услышал всхлипы, а потом увидел её. Наступил долгий момент нерешительности: повернуться и уйти прочь или совершить достойный поступок? Но прошло достаточно много времени, чтобы Сол снова обрел способность приблизиться к другому человеку. А поскольку это была Абеллия, он почти угадал историю девушки ещё до того, как сел рядом, потому что, опускаясь на бетон, увидел, как она молода, как красива.

– Он тебя вышвырнул, да?

Эмили обратила к нему лицо с мокрыми от слез щеками. Окинула непонимающим взглядом и снова разрыдалась.

Это самая старая из человеческих историй, в которую Абеллия внесла свои усовершенствования. Эмили была моделью в самом начале блестящей карьеры, выросла на Новом Вашингтоне, а её любовник, старше и богаче, раскрыл ей увлекательность и свежесть этого мира. Он привез её на Абеллию ради бодрящего весёлого праздника в семейном особняке. Тогда-то она и поняла, какие у них отношения на самом деле: она была его собственностью, развлечением на эту неделю. Они поссорились, а ему такая хрень была не нужна – не от таких, как она.

– У меня даже одежды нет, – шмыгнув носом, сказала она. – Он заявил, что все купил и, значит, вещи принадлежат ему. И обратно в Хайкасл на своем самолете он меня не повезет.

– Потому что это стоит денег, – подытожил Сол. – А деньги – это все, что волнует таких типов. Дешевле бросить тебя здесь, чем платить за билет. В конце концов, здесь нет закона, который бы это запретил. Он не первый и точно не последний.

– Что же мне делать?

Сол мог бы ответить правдиво, мог бы сказать ей, что молодая, хорошенькая женщина не будет испытывать нужду в чем бы то ни было – если сама того не захочет, конечно. Что от нее требуется лишь сидеть в правильном баре и улыбаться мужчинам. Но она это уже знала – потому и оказалась на стене гавани посреди ночи и выплакала столько слез, что хватило бы на высокий прилив.

– У меня есть свободная комната, – сказал он. – Тебе нужно переночевать. И я знаю, что прямо сейчас тебе кажется, что наступил конец света, но поверь мне, утром ты увидишь, что все не так плохо. Так оно всегда происходит. Особенно когда наступает рассвет на Сент-Либре и солнце восходит между морем и кольцами.

Она бросила на него подозрительный, мрачный взгляд.

– С чего бы тебе это делать?

– Ради моей собственной дочери: хотелось бы верить, что кто-то позволил бы ей отдохнуть, если бы нашел в таком состоянии.

– Правда? Где она?

– Умерла, очень молодой. Длинная история и очень печальная. Но все к лучшему – так я себе все время говорю.

– Ох, прости.

Она позволила проводить себя в квартиру в одном из переоборудованных портовых складов. Все здание снесли через три месяца в рамках плана по превращению гавани в роскошный комплекс отдыха, поскольку дальше по берегу построили новый грузовой порт, побольше. Эмили все ещё оставалась с ним, когда они переехали в новую квартиру в долине Лос-Гераниос; к тому моменту она спала уже не в гостевой спальне.

Сол так до конца и не понял, почему это произошло. Даже среди контрактников, работавших в Абеллии в обслуге, имелись варианты куда лучше, не говоря уже о менеджерах среднего звена, которые были и моложе, и умнее, и богаче. Но у него с Эмили нашлось что-то общее, и он мог ей по-настоящему доверять, хотя сам не ожидал, что такое ещё возможно. И в некотором роде возраст играл ему на пользу: он за долгие годы узнал достаточно, чтобы увидеть подлинный шанс на счастье. Впервые в жизни Сол не испортил отношения.

До этого момента, с горечью подумал он. Но опять-таки, возраст на его стороне: уж чему-чему, а быть маленьким упрямым ублюдком он за все это время научился. И случившееся прошлым вечером не обязательно должно опустошить его жизнь и семью, ему просто нужно взять себя в руки.

Сол мысленно вернулся к последним нескольким часам, внимательно обдумал все, что сделал, сказал и услышал. Ничто не представлялось таким уж противозаконным. Не с точки зрения права. Он беспокоился об Эмили. «Если она узнает, что подумает?» Это ведь, как ни крути, его прошлая жизнь. На протяжении двадцати лет он и секунды не думал, что с ней могут возникнуть проблемы.

Так… может быть, не стоит ей ни о чем говорить? Хотя она поймет, что что-то происходит, – но он всегда может все свалить на Дюрена, который вновь появился в его жизни.

Он медленно кивнул, убеждая себя, что все не так плохо, как ему казалось. Потрясение сбило его с толку, затуманило разум. Нужно лишь держать рот на замке и прекратить вести себя как ничтожество и невротик. «Я смогу это сделать. Я смогу».

На сетке появилась иконка связи. Он секунду смотрел на нее, не веря своим глазам. Потом сказал элке:

– Подтвердить личность звонящего.

– Дюрен.

– Это какая-то гребаная шутка, – пробормотал Сол.

Это было все, что он мог себе позволить, чтобы не вскочить и не начать озираться, пытаясь взглядом отыскать среди дюн громилу, который шпионит за ним. Он выдержал паузу, чтобы успокоиться, – действовать впопыхах, будучи таким взвинченным, нельзя, если в деле замешан Дюрен.

Его рука вошла в клавикуб, созданный радужковыми смартклетками, повернула иконку.

– Ещё слишком рано, чтоб тебя, – сказал он.

«Нападай первым, пусть оппонент защищается».

– Знаю, дружище, – ответил Дюрен. – Я бы не позвонил, если бы речь не шла о чем-то по-настоящему важном.

– Что, черт возьми, может быть важным в такую рань?

– Нам надо одолжить твою лодку.

– Что?

– Твою лодку, мужик.

– Это нелепо.

– Хотел бы я этого, мужик, честное слово, но она нам нужна. Сейчас.

– Зачем?

Спрашивая, Сол понимал, что ответа не получит – по крайней мере, правдивого. Ему нужно было решить, дать им лодку или нет. Причина не важна.

– Мы просто хотим выйти в море раньше всех остальных. Если отдашь её нам, вернёшься домой, не потревожив семью.

«Ублюдок! Гребаный ублюдок!» Но… Дюрен, Зебедайя и Зула были безупречным способом отвлечь внимание Эмили. Он может вернуться с яхтенной пристани и признаться, что Дюрен снова нагрянул в его жизнь, словно буря.

Яхтенная пристань Руэда находилась в противоположном от старой гавани конце Веласко-бич. Сириус только начинал светить сквозь края колец, и изогнутые бетонные волноломы пристани лучились ярким розоватым светом. В такой ранний час Солу понадобилось меньше двадцати минут, чтобы подъехать ко входу. На парковке возле клуба он увидел совсем мало машин – они принадлежали увлеченным яхтсменам, которые провели в море всю ночь. Дюрен и Зула стояли возле большого старого грузовичка-пикапа «Рено», к которому подъехал «Рохан».

– Рад тебя видеть, – сказал Дюрен с широкой улыбкой и схватил Сола за руку.

Сол бросил на Зулу нервный взгляд. Она была в панорамных солнечных очках, но казалась раздраженной до предела. «Что могло привести её в такое состояние?» – подумал Сол.

– Ладно, – сказал он. – Давайте-ка я вас туда проведу.

– Ты настоящий друг. – Дюрен небрежно взмахнул рукой на огороженную лужайку перед клубом и широкие запертые ворота, которые вели к причалам. – Тут хорошая охрана?

– Повсюду тралы, – согласился Сол. – Лодки не такие роскошные, как большинство в Абеллии, но все равно стоят немало.

– Хорошо. Просто ужас, если какую-то украдут.

Дюрен сунулся в заднюю часть пикапа и вытащил сумку для серфинга. Сол смотрел на нее с растущим смятением. Черная сумка была длиной два метра тридцать сантиметров – правильная длина для доски, которая подошла бы человеку с телосложением Дюрена. Но, глядя на то, как из нее что-то выпирало по всей длине, Сол знал, что внутри никак не может оказаться доска. Потом он заметил, что даже мышцы Дюрена напрягаются от веса сумки, на продубленной коже выступают вены, и кошмар обрел завершённость. «Твою ж мать, что за хрень там внутри?»

– Идём, – сказала Зула, у которой была маленькая наплечная сумка.

Сол без единого слова направился к воротам. Его элка соединилась с сетью пристани и подтвердила код, а смартпыль, внедрённая в ворота и забор, проверила биометрические параметры. Замок щелкнул и открылся.

Дюрен и Зула безмолвно проследовали за ним на причал номер два к месту, где стояла «Весёлая луна». Яхта была длиной десять метров, с телескопической мачтой и полностью автоматизированными парусами, с которыми можно управляться и вручную. Он хотел, чтобы дети знали, как правильно ходить под парусом, и всегда сожалел о том, как мало выходных они проводили в море.

Дюрен успел вспотеть от усилий, когда бросил сумку для серфинга на деревянную палубу. Раздался глухой удар. Доска такого бы не издала.

– Спасибо, мужик, – сказал Дюрен. – Моя личная благодарность за то, что дал лодку, и все такое. Я позабочусь, чтобы она вернулась к вечеру и в порядке.

– Ладно, – сказал Сол.

Дюрен окинул яхту многозначительным взглядом светящихся красным глаз.

– Код сети?

– Ах да.

Сол велел элке передать Дюрену код к «Весёлой луне», мысленно прибавив: «Прости, девочка». Хотя прямо сейчас ему было наплевать, если он больше не увидит яхту. Ничто не связывало его с каким-либо преступлением.

«Сумка для серфинга!»

Он просто одолжил яхту приезжим друзьям.

«Сумка для серфинга!»

Нет никаких причин спрашивать, куда они поведут лодку, стоя там, где причальные тралы его видят.

«Сумка для серфинга!»

– Береги её.

– Будет сделано, – сказал Дюрен.

Он открыл дверь в кают-компанию и исчез внутри.

– Я хочу, чтобы ты достал мне кое-какие вещи, – сказала Зула.

– Э? – только и смог выдавить Сол.

Он начал удивляться, что с ними нет Зебедайи. Тот держался подальше от настоящей опасности. Как и все вожаки. Она дала ему сложенный листочек бумаги. Сол начат его открывать, и она накрыла его руку своей.

– Ничего срочного. Я позвоню через несколько дней. – Её телотрал запросил соединение с его элкой, и на сетке Сола всплыл денежный перевод на его счет. – Вот немного деньжат, этого хватит. Не надо показывать мне чеки. Я верю, что ты для нас сделаешь все как надо. – Она сняла очки и внимательно на него посмотрела. Оценивая, как всегда. – Ты же нас не подведешь?

Сол с жалким видом покачал головой и сглотнул.

– Нет.

– Я позвоню через несколько дней. Подержишь это в «Гавайской луне» для меня до той поры. Не хочу обременять твой семейный дом.

Сол не видел ничего, кроме иконки «Ожидание перевода».

– Бери его, – сказала Зула.

Он инстинктивно велел элке открыть древний вторичный счет, который не использовал уже двадцать лет. Ни у кого в Абеллии не было вторичек – они не требовались, потому что не было налогов на доход. Он протянул руку, тронул иконку перевода, и деньги улетели во вьетнамский банк.

Зула удовлетворенно кивнула.

– Увидимся.

Сол резко повернулся и ушел прочь, не оборачиваясь. Они думали, что поймали его на крючок переводом, но все не так просто. У Сола Ховарда были секреты, о которых они даже не догадывались. Что бы ни случилось дальше, он не будет спокойной и покорной жертвой.

Сознание возвращалось к капралу Парешу Эвиттсу медленными, болезненными шажочками. Сначала он почувствовал лишь, насколько сильно болит голова. Каждый удар его сердца превращался в новый удар молота внутри черепа, который и так раскалывался. Перед глазами все серое, не считая ужасных электрических искр, которые вспыхивали с каждым ударом. Во рту было сухо и ощущался привкус того, что он счел верблюжьим навозом. Кожа холодная и влажная: лихорадка. Правая нога мертва – ничего, никаких ощущений. Он попытался шевельнуть ею, странным образом согнутой и поднятой, и тотчас же застонал от боли, которую это движение принесло. Кровь снова потекла в мышцы, изголодавшиеся по кислороду, неся с собой жизнь волной пламени. И это заставило его отчетливо ощутить, что творится в желудке.

– Твою мать!

Пареш перекатился на спину и раздул щеки. Он не мог поднять голову, слишком боялся, что от всплеска мигрени лоб расколется надвое, расплескав мозги по простыням.

«Простыни?»

Он сморгнул слезы, подавил жалость к себе и попытался сосредоточиться на окружающем. Что-то вроде номера в отеле: жёлтые стены, серый ковёр, белый потолок. Окна с жалюзи, сквозь щели между лентами сочится солнечный свет Сент-Либры. Дверь в смежную ванную, где кто-то был. Он слышал шипение и плеск душа.

– Что?

Пареш наконец-то сумел приподняться на локте, что оказалось довольно неприятно. Ну хорошо – итак, он на большой кровати. Подушек нет, хотя парочка валяется на полу. Одеяла нет. И он голый. Полностью, совершенно голый. На простыни какое-то темное влажное пятно. «Вот дерьмо, это кровь? Нет. Ладно». Вообще-то пятен было несколько. На прикроватной тумбочке бутылка из-под шампанского на боку. Бутылка красного вина на полу, и ещё бутылочка из-под малинового ликёра. Рядом подозрительного вида серебристо-серые капсулы из-под токса, пустые. И одежда. Его форма разбросана по всей комнате вместе с… Пареш прищурился. Белая блуза, которую носила Анджела, висела на спинке стула. Синяя юбка лежала на полу рядом с его штанами.

– Твою налево! – простонал Пареш и шлепнулся обратно на кровать.

Он не помнил. Это было ужасно. За всю жизнь у него было несколько – вообще-то, всего два – свидания на одну ночь, после которых он просыпался утром и не мог, как ни старался, вспомнить имя девушки. Такое само по себе унизительно. Но это…

Прошлым вечером они побывали в нескольких барах, это он помнил достаточно четко. Выпили по пиву, пока говорили, как на настоящем свидании. Потом ресторан. «Руфус»! Да, это он вспомнил, как и мокричники. Такое блюдо не забывается. Анджела настояла, чтобы он заказал эти штуки. Они на самом деле выглядели как земные мокрицы, только с шерстью, но представляли собой семена дерева кочова; созрев, они падали и отползали, чтобы прорасти где-то поблизости, двигаясь медленно и грациозно. Когда их макали в соус чили – они начинали неистово извиваться. Надо было совать их в рот целиком и глотать, не жуя. Анджела слопала целую миску. Он справился с двумя и сдался, а она хохотала над тем, что он всё-таки не такой большой и крепкий солдат.

Потом они пошли в клуб. Нет… по клубам. По множеству клубов! Обрывки воспоминаний робко проглядывали тут и там.

Анджела умела танцевать, о да. О-го-го как умела! И каждое гибкое движение заставляло его пялиться как зачарованного на совершенно фантастическое тело. Несмотря на выпитое пиво и вино, он весь вечер распалялся все сильней и сильней. Веселиться она тоже умела, но он не отставал – бутылка за бутылкой, стакан за стаканом, токе за токсом. Клетки-няньки в его рту выбрасывали на сетку разнообразные предупреждения, пока он их не отключил. Потом она обвила его шею руками и прошептала: «Пожалуйста, Пареш, двадцать лет прошло. Можешь себе представить двадцать лет без секса? Ты мне так сильно нужен».

Наверное, они телепортировались в отель, потому что следующее воспоминание было таким: они двое стоят у края кровати, его язык на её шее, руки под блузой, щупают её фантастические сиськи.

– Дай мне минуту, – сказала она и поспешила в ванную. – И, Пареш…

– Да?

– Лучше тебе быть голым, когда я вернусь.

И все. Это последнее, что он помнил. Поверить в такое невозможно. Нельзя трахаться всю ночь и ничегошеньки не запомнить. Но видимо, так и случилось. Он опять окинул взглядом комнату: бутылки, пятна; даже на его руке были пятна от слизанного малинового ликёра.

Парешу Эвиттсу захотелось плакать. Открылась дверь в ванную, и вышла Анджела с зачёсанными назад влажными волосами, завёрнутая в красное отельное полотенце. Пареш ощутил неимоверное облегчение, что это Анджела, а не какая-нибудь другая девушка.

Она коварно улыбнулась ему.

– Как самочувствие?

– Э-э… сама понимаешь.

Он не мог отвести от нее глаз. Она выглядела потрясающе. Все, о чем только может мечтать мужчина: умная, красивая, сексуальная. Анджела призывно облизнула губы и медленно развернула полотенце. Её кожа все ещё влажно блестела.

– Ну так что?

– Что? – каркнул Пареш.

Она обошла кровать, остановилась над ним и позволила полотенцу упасть.

– Ты помнишь.

«Нет! Нет, мать твою, не помню!»

– Прошлой ночью, – сказала она и сделала глубокий вдох, демонстрируя безупречный накачанный брюшной пресс.

Пареш подумал, что помереть на месте, возможно, лучшая участь для него.

– Э-э…

– Ты сказал, что я при дневном свете выгляжу ещё лучше. – Она повела плечами и чувственно провела руками вдоль тела. – Ну так что, лучше?

Да.

Она снова улыбнулась, и её счастье было ярким, словно вспышка Сириуса. Этим счастьем наделил её он. Потом она оказалась в постели, на четвереньках, над ним. Игриво лизнула его щеку, ухо. Её пальцы обвились вокруг его пениса.

– Мы рассчитались за один день прошлой ночью, – жадно прошептала она. – Теперь тебе следует позаботиться об остальных девятнадцати годах трехстах шестидесяти четырех днях.

Пареш никогда не испытывал подобного унижения. Невероятная женщина с роскошным телом нависла над ним, умоляя о сексе, – нетерпеливое лицо в сантиметрах от его лица, рука вокруг его безвольного члена. Но измученное похмельем и избытком токса тело не смогло произвести даже намека на возбуждение.

– Прости. – Он поспешно выбрался из-под нее. – Прости. – Он не мог на нее смотреть. Стыд был куда страшнее физической боли. – Похмелье. Мне плохо. Дело не в тебе. Не в тебе. Правда.

Он ринулся в ванную и закрыл дверь на замок. Посмотрел на поджидающий унитаз, и его тотчас же туда стошнило.