Текст книги "Год Людоеда. Время стрелять"
Автор книги: Петр Кожевников
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)
Глава 14
РАЗУМА ДАЙ, МОЛЮСЬ!
«Грош цена нам, избирателям, если выбранный нами Президент так и не научился проводить грань между свободным предпринимательством и явным грабежом, хапужничеством, казнокрадством, мздоимством, изменой нашей Родине! И все это – в угоду так называемым западным деловым партнерам! Так давайте, дорогие вы мои товарищи, и повесим над каждой из наших обнищавших парадных лозунги: «Отрежь! Отвинти! Отруби! Разнеси! Вывези! Ограбь! Изнасилуй! Укради ребеночка! Вырежи почку! Сними у мальчика яичко! – Ничего себе партнеры! Вот так партнеры! Ай да партнеры! Ух ты, партнеры! Всем партнерам партнеры! Вам бы таких партнеров!»
Между прочим, так и любая, простите за выражение (я сама органически не терплю всяческую похабщину и нецензурщину!), трахалка может встать руки в бока и громогласно объявить: «Все! Теперь у тебя нет сына! Это больше не твой сын! Это сын другой женщины, которая может перед судом предъявить все необходимые документы для подтверждения своего законного материнства!»
Вот такие странные, а я бы сказала – криминальные, истории! Вот такие необычные, а я бы заметила – преступные, личности! И вы назовете это ПРОФЕССИЕЙ?!
Наверное, в моем случае лучше подобрать такие слова, как «преднамеренное», «злоумышленное», «злокозненное», «бесчеловечное», «людоедское» действо. Или я опять не права? А сыночка-то моего нет как нет! И я очень явственно слышу этот неприятно молодящийся женский голос: «Будет праздник, да не на вашей улице!»
В связи с такими полными цинизма заявлениями я считаю необходимым накануне 300-ЛЕТИЯ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА предупредить будущего губернатора, что не только в глазах всей дешевой заграницы должен ПИТЕР-ГРАД блистать и благоухать, но и в душе каждого истинного питерца, каждого россиянина должно стать как-то уютнее, комфортнее, радостнее, светлее, милосерднее, чистосердечнее, музыкальнее, красочнее.
И нельзя, просто непростительно во всех отношениях, забывать тех, кто МОЛОДЫМ ОТДАЛ СВОЮ ЖИЗНЬ ВО ИМЯ БУДУЩЕГО и не успел стать ВЕТЕРАНОМ, нельзя, недопустимо бросать их потомков на произвол кровавой судьбы, нельзя попустительствовать, чтобы простые, пусть и малоимущие люди теряли свое человеческое достоинство и с засаленными картонками: «Помогите на операцию ребенку!», «Подайте на хлеб!», «Потеряли кормильца!», «Мы – беженцы!» – были брошены на асфальт истории.
Мне думается, что наше будущее и будущее всего человечества не за публичными домами и казино. Будущее – за просторными русскими избами с роскошными русскими печками, в жару которых можно приготовить щедрые изысканные кушанья для большого трудового семейства. А что, как не семья, является поддержкой и опорой для всех многочисленных родичей, получающих высшее образование и ученые степени в столицах? Только имея за плечами сплоченную семью, можно полноценно трудиться, чтобы заслуженно получать все блага современной цивилизации. Крепкое здоровье украсит любого и каждого, а это, согласитесь, возможно только в большой, дружной и культурной семье. И вот об этом и надо неустанно разъяснять всем и везде! В любой международной обстановке!
Там, где возможны землетрясения, о многоэтажках лучше и не мечтать, а лучше уж заблаговременно поберечь от всяческих возможных экологически опасных загрязнений ЛУЖКИ, ЛУЖОЧКИ, ЛУЖИЦЫ ДЛЯ ЖИВОТНЫХ, одевающих и кормящих весь народ своим мясом и шкурками.
ДАЙ БОГ ВСЕМ ВАМ РАЗУМА, РАЗУМА ДАЙ, МОЛЮСЬ!
Я – ЛЕНИНГРАДКА ВСЕ СВОИ НЕМАЛЫЕ ГОДЫ, 10-е поколение как бы его 300-летнего города. Если мне только будет суждено дожить до ЮБИЛЕЙНОЙ ДАТЫ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА, то я очень живо представляю себе это грандиозное празднество примерно в таком виде: все продукты, различные ароматные лакомства будут предлагаться в юбилейной упаковке (как она будет выглядеть, пусть решат лучшие художники). Все остальные товары народного потребления, даже какие-либо объекты, тоже пусть будут соответственно оформляться с символикой города и праздника.
Главным событием я мыслю то, что по определенным, заранее спланированным маршрутам пройдет конный ЭСКОРТ из 300 всадников в костюмах ныне усопшего императора (и еще очень многое приготовят наши талантливые люди!). А уцелевшим малоимущим пенсионерам и инвалидам в продуктовом наборе пусть добавят хотя бы по 300 граммов дешевых конфет (можно даже леденцы или сахарную обсыпку – только без красителей!), но желательно, чтобы они были с морской символикой, якорями, «корабликом» или Главным штабом. А на упаковке неплохо бы написать крупными буквами (чтобы самостоятельно смогли прочесть одинокие и слабовидящие): «Никто не будет забыт и ничто не будет забыто!» ДА, ИМЕННО ТАК: НИКТО НЕ БУДЕТ ЗАБЫТ И НИЧТО НЕ БУДЕТ ЗАБЫТО!
Следом (Следова – от слова «след», след человека или животного, след в истории и т. д.) за осанистыми всадниками пусть задорно протопают 300 Дедов Морозов и – кто о чем – пусть громко и весело напевают. А за ними ЯВЯТСЯ 300 ЮНЫХ ТРУБАЧЕЙ – по одному вслед за каждым ДЕДОМ СО СНЕГУРОЧКОЙ (Снегурочек обязательно тоже 300!), – одним словом, состоится настоящее ОБЩЕГОРОДСКОЕ ВСЕНАРОДНОЕ ТЕАТРАЛИЗОВАННОЕ ШЕСТВИЕ!
Здесь я считаю необходимым отметить то, что необходимо специально поручить телевидению: те задачи, которые будут решаться в цвете, следует исполнять только яркими, сочными красками, иначе получится аляповато, слащаво, приторно, т. е. безвкусно, с бесцельным мельканием, – глаз не уловит, мозг не сможет переработать (вы меня понимаете?); такое никто НЕ СМОЖЕТ СМОТРЕТЬ! ЭТО НЕВОЗМОЖНО И НЕВЫНОСИМО!
Может быть, вы скажете: тебя, дуру старую, не спросили?! А я вам тогда отвечу: вам платят за кабельное телевидение еще достаточно дорого и ЗА ВСЕ вообще платят совсем даже НЕ ДУРАКИ! (А роботов нам еще в 61-м при торжественной обстановке с высокой трибуны обещали!)
ГИМН ТРУДУ И МИРУ
Куплет первый:
Пусть будет счастлив тот,
Кто на заре встает,
Кто эшелон
Навстречу дню ведет,
Кто в борозду зерно
Своей рукой кладет
С одной мечтой о мире.
Припев:
Мир всем, кто трудится
В час этот ранний,
Кто на леса поднимается,
Кто держит курс на корабле.
Пусть завтра сбудутся
Все их желанья,
Пусть их судьба будет светлою,
Как это утро на земле.
Куплет второй:
Пусть будет счастлив тот,
Кто на заре встает,
Кто людям всей земли
Тепло и свет дает,
Кто, детский сон храня,
Над малышом поет
С одной мечтой о мире.
Припев.
Куплет третий:
Припев.
Советница (добрая) губернатора Санкт-Петербурга (на общественных началах – бесплатно – не за деньги – за совесть) Виктория Следова (в замужестве – неудачном – Ревень)».
Виктория перечитала свое послание, старательно, но все же неаккуратно написанное на семи листах, сложила их все и вложила в конверт, на котором был изображен памятник Петру Первому. Женщина заклеила письмо и написала рядом с отпечатанным словом «кому»: «ГУБЕРНАТОРУ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА (лично)». Она перечитала свое обращение и добавила: «Письмо государственной важности. Большая человеческая просьба не вскрывать и не читать!»
– Лужок! Лужок!
Следова взяла в руки свое детище, начала его сворачивать в трубочку и рассеянно осматриваться по сторонам. Маленькая лохматая собачка с бежевой шерстью и просвечивающим сквозь нее розовым тельцем тотчас отделилась от остальной массы дремавших на полу, диване и кровати животных и поспешила к своей хозяйке.
– Лужок-дружок, сделай для меня одно доброе дело, доставь эту весточку по назначению!
Песик встал на задние лапы и потянулся к женщине, возможно, в надежде получить от нее какое-либо угощение. Виктория согнулась в кресле, надела на образовавшийся рулончик аптекарскую резинку и всунула его в кусок полиэтиленовой бутылки, добротно закрепленный скотчем у собаки на ошейнике.
– Беги, Лужок, беги, мой хороший! Туда, туда, я тебе сейчас открою! – Следова подъехала в кресле к входным дверям и сердито закричала на остальных животных, пытавшихся прорваться поближе к столь близкой воле: – Назад, чумовые! Ваш черед еще не настал! Терпите!
Глава 15
ЧЕРНЫЕ ЦВЕТЫ
– Как меня эти дороги задолбали! Они непроходимые, как трубы у конченой наркоты! – Саша попытался выехать на трамвайные пути встречной полосы, но на них уже раскачивался безжалостный трамвай, который в случае столкновения смел бы его легковушку, как ротвейлер болонку. – Здесь можно только на бэтээрах кататься! А кто же это говорил? От кого-то я такое, кажется, уже слышал?
– Саня, может, на метро быстрее? – посочувствовала издерганному водителю его смуглая пассажирка. – Давай я – так, а ты – так? Чтобы пораньше там оказаться?
– А кто ключи возьмет? – Кумиров резко затормозил, чуть не впилившись во внезапно возникший перед ним обшарпанный «каблук». – Да чтоб тебя, падла!
– Это не мне? – устало улыбнулась Наташа. – Тебе прикурить?
– Нет, киса, ничего не хочу! – Саша помотал головой. – Мне бы сейчас лечь и отрубиться на пару суток!
– И я тоже не хочу! – Бросова сунула сигарету обратно в измятую пачку. – Кажется, что засыпаю, а потом понимаю, что не сплю, – это просто кошмар какой-то!
Наташа вновь впала в свое странное забытье и вдруг почувствовала себя героиней клипа. Она увидела себя в золотом платье в салоне какого-то фантастически роскошного автомобиля. Машина подъезжает к концертному залу, возле которого толпятся сотни репортеров и тысячи поклонников, которые с нетерпением ждут прибытия суперзвезды эстрады, и это она – Наташка Бросова! Вспышки фотоаппаратов и напряженные лица полицейских, из последних сил сдерживающих немыслимый натиск очумелой толпы. Наташа выходит из машины и идет сквозь живую цепь полицейских, а вокруг нее, буквально прижавшись к всемирно известной певице своими мускулистыми телами, следуют ее личные телохранители. Кстати, сколько их? Пять? Десять? Пятнадцать? А сколько вообще телохранителей бывает у звезд? Один, но очень классный? Или еще несколько, которые так себе, на всякий случай?..
Заехав во двор, где была оборудована стоянка для владельцев квартир, Саша и Наташа буквально вывалились из машины и опрометью помчались к входным дверям. Они целую вечность ждали того момента, когда перед ними раздвинутся двери лифта, и еще одну куда более томительную вечность, когда эти же двери разъедутся на нужном им этаже. Кумиров резко вставил один ключ, второй, повернул их, дверь отворилась, они чуть не раздавили друг друга при входе и словно ветер ворвались в квартиру. Клеопатра полулежала в кресле, стоявшем возле окна в гостиной, где она очень любила сидеть и наблюдать за городом. Глаза женщины были закрыты, дыхания не было слышно.
– Мама! Ма, ты спишь, да? – Саша наклонился к Клеопатре Зиновьевне. – Ну, чего ты?
– А она не бухая, нет? – на лице Бросовой появилась осторожность, она провела ребром ладони по шеи очень бледной женщины. – Она вообще-то как, это дело употребляет?
– Ну как употребляет? Как все, наверное. Ты что думаешь, у меня мать алкоголичка, да? – Кумиров внимательно посмотрел на мать, потом перевел взгляд на окружение, пытаясь угадать, что же здесь могло произойти. – Нет, девочка, она не алкоголичка!
– Сразу – «алкоголичка»! Да я ничего такого даже и не думаю! Чего ты так? – Наташа тоже оглядывалась, стараясь прочитать Сашины мысли. – Это просто первое, на что я сразу подумала. Ты сам знаешь, как сейчас опасно выпивать, в ларьке тебе такое могут подсунуть, что мама не горюй! А пьют сейчас все! Что я, не знаю?! Конечно, кто сколько, а так, чтобы уклонялись, если здоровье позволяет, – такого не припомню.
– Она не уклоняется, а просто не увлекается – пойми ты! А в ларьках она не покупает, – Саша придвинул второе кресло и сел рядом с матерью, взял ее безвольные руки в свои, слегка дрожавшие то ли от длительной езды, то ли от волнения. – Да нет, Наташа, здесь скорее что-нибудь другое: какое-нибудь успокоительное. Ну, от нервов. Мать в последнее время часто волновалась, поэтому и принимала всякую дрянь. А сейчас, может быть, переборщила.
– А ты попробуй ее разбудить, – Хьюстон опустилась на корточки рядом с Кумировыми. – Может быть, у нее пульс проверить?
– Мать?! Мама?! – повысил голос Саша. – Ну ты чего? Ты спишь, да? Мама, ты спишь? Мамуля!
Клеопатра не отзывалась на возгласы сына и не размыкала век, которые выглядели напряженными, словно женщина решила их специально удерживать в таком положении.
– Саня, а она ничего лишнего не схавала? – Наташа подозрительно осмотрелась. – Ну там не только, чтобы тормознуться, а еще колес каких-нибудь наелась и теперь спит. Такое бывает. Или от расстройства? Про отца узнала, ну и…
– Да что ты несешь! Извини, – тотчас поправился Кумиров-младший. – Вообще, она в лекарствах очень хорошо понимает. Честно говоря, она все время их принимала, говорила, что от нервов или от давления, а отец иногда называл ее наркоманкой и даже ширяльщицей, говорил, что это судьба многих богатых женщин, которые сами ничего не зарабатывают. Да они постоянно ссорились. То есть мать-то так беззлобно отвечала, а отец ее постоянно выставлял на посмешище… А что нам с ней делать, она ведь как мертвая?!
– Ну, типун тебе на язык! Ты скажешь тоже – мертвая! – Бросова положила свои ладони на руки Клеопатры, рядом с Сашиными. – Она живая, раз теплая, тем более, видишь, еще дышит, значит, не такая уж с ней и безнадега. Наверное, она еще покемарит, а потом проснется. Когда действие лекарства закончится, тогда она и придет в себя. А почему ты решил, что это лекарство? А где оно может быть? Где от него упаковка? Ну что, она вот так взяла ее и сразу выкинула? А зачем, если все это нарочно? Какое ей тогда дело до того, что кто-то когда-нибудь найдет эту упаковку, да и вообще до всего, что уже будет без нее?
– Сейчас посмотрю, – согласился Саша, встал и начал обход квартиры. – Аптечка – на кухне, – Кумиров вышел из комнаты и скрылся в коридоре. Теперь слышался только его громкий, взволнованный голос: – Так. Нет, здесь все в порядке. Но, ты знаешь, тут еще были такие таблетки, которые отец для бабушки покупал. Он говорил, что это заменитель морфия. Я, кстати, тоже эту штуку хотел попробовать. Ну так, на всякий случай. А где они? Что-то я их не вижу. А, вот, в ведре. Ё-мое, да она все их сожрала! Вот это да!
– Где? Подожди! Только не выкидывай! Дай мне их тоже посмотреть! – Хьюстон оставила Клеопатру, устроив ее руки на разведенных в стороны коленях, и побежала на Сашин голос. – Вот эти?! Ну ни хера себе! Так это, я тебе скажу, и слона свалит! Они же хоть и маленькие, а знаешь, как по мозгам бьют?!
– Да знаю я, знаю, – Кумиров извлекал из ведра опустошенные упаковки и складывал их на сверкающей мойке. – А что теперь делать-то? «Скорую» вызвать, да? Или Службу спасения? Куда звонить?
– Да звони все равно куда, главное, чтобы они сюда побыстрее приехали, а то кто его знает, чем это все может кончиться! Пойдем назад! – Наташа выбежала из кухни. – Пусть ей хоть какой-нибудь специальный укол сделают, чтобы она проснулась!
– Слушай, а если Данилычу позвонить?! Он все-таки свой человек. Да и доктор к тому же, – Саша вошел вслед за мулаткой, и вместе они вновь подошли к безучастной к происходящему, белой, как молоко, и расслабленной женщине. – Да, Борона – это лучший вариант! Главное, он нигде потом трепать языком не станет! А сколько он безнадзора спас?! Они ведь тоже всякое ширево хавают. Да нет, он должен про это знать!
– Точно, Саня! Давай набирай его «трубу» скорее! Он, может быть, нам прямо сейчас и по телефону что-нибудь дельное посоветует, – Наташка Хьюстон села рядом с Клеопатрой, обняла ее и заплакала: – Тетя Клера, тетя Клерочка, ну очнитесь! Не умирайте!
– Да потише ты, не блажи! – цыкнул Кумиров-младший, прикрывая мобильник левой ладонью. – Меня уже соединяет… Алло! Дядя Федя, это я – Саша Кумиров! Да, в городе, в городе! Но я сейчас о другом. Тут, короче, мать у меня чего-то спит слишком крепко, мы ее даже добудиться не можем. Что делать, а?
– Она давно спит? – спросил Федор Данилович. – Сколько часов, хотя бы примерно?
– Да мы не знаем, – растерянно отвел левую руку Саша. – Мы только приехали, а она ни на что не откликается.
– А кто это «мы»? – Борона понизил голос.
– Ну с Наташкой, а с кем же еще? – Кумиров положил руку на плечо Бросовой. – Мы теперь все время вместе.
– Понятно, – заключил Федор, очевидно уже размышляя о том, что же могло произойти с Клеопатрой. – У вас у самих-то все нормально?
– Да. А чего у нас может быть? – Саша погладил Наташу и запустил пальцы в ее густые волосы. – Костик-то как там в приюте, еще не сбег?
– Костик ваш отъедается и отсыпается, у него пока в жизни все в порядке, – Данилыч резко повысил голос. – Ладно, хватит трендеть! Я к вам сейчас приеду! А ты сейчас же вызывай «скорую помощь», потому что без реанимации нам скорее всего в вашем случае не обойтись. А пока все-таки попробуйте ее разбудить, не давайте ей спать, поняли?
– Поняли! Не давать спать! – повторил Кумиров. – Слышь, Хьюстон, буди мать, чтобы она не спала!
– А как? Ты же сам видишь! – Бросова беспомощно развела руками. – Ну что ее, ледяной водой окатить, что ли? Может, она хоть тогда малёхо очухается?
– Делайте что хотите, а не давайте ей загружаться! Трите уши, брызгайте водой, заставляйте двигаться – все, что угодно, только не сон! – командовал Федор. – Все! Еду! До связи!
– До связи! – Саша выключил мобильник и присоединился к мулатке. – Он говорит, чтобы мы ее разбудили.
– Да я уже все поняла! – несколько раздраженно бросила Хьюстон. – Тетя Клера, слышь, тетя Клера, ну давай, миленькая, давай просыпайся! Сань, ну помоги мне ее нормально посадить и голову поставить, а то она у меня все время сворачивается! Да и вообще она женщина крупная, да еще и расслабилась, ну мне с ней просто физически тяжело!
– Конечно, Наташа, давай! Вот так! – юноша подхватил бесчувственную женщину под мышки и начал ее поднимать. – Мать, ну просыпайся! Не пугай нас! Что это ты такое, в самом деле, придумала?!
Бросова принесла из кухни холодной воды, стала набирать ее в рот и прыскать Кумировой в ее все более безжизненное лицо. Внезапно женщина открыла глаза, в которых не было никакого выражения, они были совершенно пустыми, и это даже пугало.
– Плохо… – почти беззвучно произнесла Клеопатра своими бескровными губами и вновь сомкнула веки.
– Ой, заговорила! Ну умничка! – закричала Наташа. – А ты говоришь, умирает!
– А я разве так говорил? Ты чего? – удивился Саша. – Мама, ты меня видишь? Это я, Саша! Саша!!!
– Ну извини, если я так сказала, может быть, мне так просто сгоряча показалось. Я же тоже волнуюсь! Все-таки она твоя мать, не чужой человек! – Хьюстон приблизила рот к уху женщины, в котором покачивалась золотая серьга с крупным рубином и маленькими бриллиантами. – Тетя Клера, вы только не спите, слышите меня? Не спите! Вам сейчас нельзя спать!
– Черные цветы… – еще тише молвила Кумирова, не раскрывая глаз.
– Какие цветы? Ты, мама, о чем? – в глазах Кумирова читался испуг. – О чем это она?
– А я знаю? – Бросова с тревогой посмотрела на Сашу. – Может быть, она глючит этими цветами?
Клеопатра Зиновьевна вдруг слегка застонала и отрешенно улыбнулась.
– Наташа, я боюсь, что она и вправду умрет! – голос Кумирова дрожал, а в глазах сверкали слезы. – Да где же Данилыч?! Чего он не едет?! Я же охрану предупредил, чтобы его сразу пустили! Может, мне самому вниз спуститься, чтобы там его встретить?
– Ну давай, встреть, – согласилась Бросова. – А я пока с ней посижу, вдруг она еще что-нибудь скажет?
В квартиру зашли Борона и Следов. Они были одеты в желтые комбинезоны, на которых бросалась в глаза крупная фиолетовая надпись: «Окоем». На левом предплечье Федора Даниловича была закреплена его знаменитая походная кожаная сумка с красным крестом, в которой хранилось все необходимое для оказания экстренной медицинской помощи. Саша, который уже собирался идти им навстречу, замер в прихожей.
– «Скорую» вызывали? – спросил Федор с порога и уставился на юношу. – Ну, где она, где, что ты тут стоишь, показывай! Мать все-таки!
– Да, – Кумиров попятился вглубь квартиры. – Вызывали, мы вызывали. Она там, здесь, вот, в гостиной. Наташа!
– Саша по «ноль-три» сразу позвонил, – подтвердила Бросова. – Да сейчас их разве сразу дождешься? По телевизору говорят, они и на час, и на два опаздывают!
– Ладно, это пока отставить! – Федор Данилович уже стоял возле Кумировой и проверял пульс на ее левом запястье. – Ее не тошнило? Позывов не было?
– Ну, что тут у вас? Разбудили Клеру? – раздался женский голос, и на пороге возникла Зинаида Гурьевна. – Как вы, ребята, справляетесь?
– Она вот этого лекарства наелась, вот! – Саша выложил на изящный ампирный столик несколько опустошенных упаковок. – Я только не знаю, все они были полные или что-то бабушка приняла. Просто не знаю!
– Так! Так! – с некоторым удовлетворением повторял Борона, словно ему удалось кого-то уличить или даже поймать. – Да это, я вам скажу, лошадиная доза! Вопрос очень серьезный!
– А вот письмо! – воскликнул Следов и потряс в воздухе исписанным листом бумаги.
– Дай-ка, Боренька, сюда! – Зинаида изъяла у Следопыта текст и быстро пробежала по нему глазами. – Я прочту, можно? Саша, тут, кажется, все свои – ты не против?
– Да нет, тетя Зина, ну что вы?! – замялся Кумиров. – Конечно прочтите, может быть, это нам как-то поможет?
«Господи! В какой же грязи я, оказывается, жила все эти годы! За что мне эти адовы муки?! Нет, я этого не могу выдержать! Я ухожу! Простите меня, мои дорогие дети, простите все, кто сможет, все, кто прочтет это глупое письмо глупой, невезучей бабы. Как он мог?! Ну есть же, должны же, в конце концов, быть на свете какие-то пределы человеческой подлости?! Какая же я была дура! Наивная, доверчивая дура! Так мне и надо! По большому счету, я все-таки сама и заслужила такое… А зачем я все это пишу? Господь и так все видит и, конечно, не простит меня, но я слишком слаба, чтобы жить дальше. Я очень устала. Я правда очень-очень, просто нечеловечески устала. Жалко ли мне себя? Наверное, да. Но я, честное слово, даже не совсем понимаю, как я сейчас к себе отношусь. Кажется, как к кому-то, кого уже нет в живых. У меня к вам только одна просьба, последняя: пожалуйста, не старайтесь вернуть меня к жизни! Я все равно… Не могу, плачу, сама себя жалею! Так мне и мамочка всегда говорила: «Клера, не жалей себя!» А я вот только сейчас поняла смысл этих слов и говорю себе: «Клера, не жалей себя, вперед!»
– Ой, она правда отравилась! – закричала Бросова. – Ну зачем же так, а, неужели нельзя было ничего придумать? Такая красивая женщина, такая даже таинственная, и вот так…
– Ладно, ребята, давайте работать! – скомандовал Борона. – Зина, спускайся вниз, встречай «скорую» и тащи их сразу сюда, быстро! Саша и Боря, вы мне сейчас поможете начать промывку. Наташа, твое участие нам тоже потребуется!
– Федор Данилович, мне на пейджер пришло сообщение от мальчишек: Колю увезли в другую больницу, а Петя просит привезти пепси-колы, «сникерсов» и сырков с шоколадом, – скороговоркой отрапортовал Следов, с тревогой наблюдая за реакцией Бороны. – Ну так что, что-нибудь отвезти?
– Пепси – яд, и ты сам это прекрасно знаешь! «Сникерсы» тоже ведут к игле! А вот сырки – это другое дело! Но ты ему отвезешь домашнего творога с рынка, густой сметаны, чтобы ложка стояла, и меду! – Данилыч осматривал комнату, будто в интерьере было укрыто спасительное средство для Клеопатры. – А зачем ты меня, Боря, спрашиваешь? Я же знаю, что ты все равно купишь им то, что они тебя просят! А насчет Махлаткина мы потом поговорим, ладно? У него проблемы посерьезнее, чем промывка желудка!
Когда Зинаида вернулась в квартиру с бригадой «скорой помощи», здесь уже стояло несколько тазов с водой и рвотой. Врач быстро осмотрел Клеопатру и согласился с Федором в том, что ее нужно срочно везти в больницу, где ее попробуют вернуть к жизни. Борона распорядился Саше и Наташе остаться в квартире и лечь отсыпаться, а в больницу вместе с Клерой отправил Зинаиду, за которой позже обещал туда заехать.
Оставшись наедине, Саша и Наташа признались друг другу в том, что уже совершенно лишились сил и буквально готовы упасть прямо на том месте, где они сейчас стоят, чтобы уснуть хотя бы на пару часов. Они все-таки решили добраться до ванной, чтобы принять душ. Кумиров отправился первым, чтобы включить воду, а когда он вернулся, Хьюстон уже спала, свернувшись смуглым калачиком на просторном кожаном диване.
Саша не стал беспокоить Бросову, накинул на нее мамин плед с видами Таиланда, подошел к бару, налил себе граммов сто армянского коньяку, выпил его, словно воду, налил еще, чуть побольше, и тоже освоил эту дозу, не ощутив никакого вкуса. Он закурил, подошел к окну и посмотрел на город, который так мечтал покорить его ныне покойный отец. Там, за окном, все так же высились маяки и Петропавловка, блистали иллюминацией Зимний дворец и Дворцовый мост, мчались машины, табунились люди – все было так же, как прежде, но не было уже в этом потоке текущей жизни Игоря Семеновича Кумирова, состоятельного человека, которого даже относили к олигархам, имея, наверное, в виду его немалые доходы от продажи за границу металла и леса и еще от кое-каких коммерческих операций, о которых отец никогда особо не распространялся; не было в этом потоке кандидата на пост губернатора Санкт-Петербурга; не было отца двоих детей и т. д. и т. п. – его здесь больше не было!
Саша представил себе, как бы реагировал отец на то, если бы Сашу убили. Ну или он бы просто погиб, например, в какой-нибудь катастрофе. Или те же бандиты тогда, после драки в кабаке, лишили бы его жизни.
Интересно, насколько бы переживал отец потерю своего старшего сына? Плакал бы, рыдал бы, пошел бы на все, чтобы отомстить за сына? Да, наверное, он бы что-нибудь предпринял. Во всяком случае Сашке хочется сейчас так думать. А что? Ведь после ограбления бабули отец вполне реально перевернул весь город, чтобы найти виновных, и что-то там такое у него вроде бы даже получилось. Только вот Сашка пока что не в курсе, да и кто его теперь сможет в этом деле просветить?
Кстати, он теперь, наверное, очень многого уже никогда не узнает из жизни своего отца. А если полюбопытствовать в компьютере? Отец ведь был большой любитель заносить в электронные мозги всякую всячину.
Саша налил себе еще одну рюмку коньяку, осушил ее и направился в отцовский кабинет. Здесь он подошел к компьютеру, который, как обычно, работал в режиме он-лайн. Кумиров сел в отцовское кресло и начал блуждать по дискам, папкам и файлам. Он увлекся охотой за какими-то еще неведомыми ему отцовскими тайнами и вдруг действительно наткнулся на папку, помеченную «XXX». Саша открыл ее и обнаружил огромное количество джипеговых файлов. Большинство из них называлось двумя буквами и последующими порядковыми номерами. Почему-то он обратил внимание на файлы с именем «Na», выделил с первого по десятый и нажал «Enter». Процессор зажурчал, раскрывая фотошоп, а Кумиров встал и пошел за очередной дозой коньяка, который, кажется, все-таки начал на него понемногу действовать.
Сашин мобильник пропел первые аккорды песни Сольвейг, он посмотрел на экран – это был Борона.
– Да, дядя Федя, ну как там? – спросил Кумиров. – Спасли маму?
– Сашенька, мальчик мой, все очень серьезно: будь мужественным! – непривычно серьезным тоном начал Данилыч. – Я верю в то, что все это в конечном счете обойдется, но не сразу, пойми, что это действительно очень и очень серьезно: даже если человек выживает после такой дозы, то у него остается очень много проблем. Ты только представь себе, насколько она загрузилась лекарствами! Ну ладно, об этом мы с тобой позже поговорим. Будь на связи! Все! Я пошел в реанимацию!
Проходя мимо дивана, на котором спала Наташка, Саша ласково на нее посмотрел, обратился к бутылке с коньяком, налил себе рюмку большего калибра, захватил хрустальную вазочку с пористым шоколадом и двинулся в обратном направлении, к компьютеру. В его голове приятно шумело: наверное, море, скорее всего мягкий прибой, где-то кричали чайки, кажется, золотился закат – все было очень красиво…
В Сашином кармане вновь зазвучала песня Сольвейг. Молодой человек не сразу извлек трубу и отрешенно посмотрел на экран: это снова был Борона.
– Да, дядя Федя, что-нибудь случилось? – испуганно спросил Саша, прислонившись к дверному косяку в кабинете отца. – Совсем плохо, да?
– Да нет, сынок, я только хотел тебе напомнить о том, что надо бы как-то похоронить твою бабушку. Твой отец, к сожалению, не успел это сделать, – голос педиатра звучал несколько непривычно, и Кумиров не сразу понял, что это происходит из-за того, что в этом густом баритоне сейчас отсутствует привычная и даже как бы уже обязательная для педиатра ирония. – Сегодня уже все-таки седьмой день, так просто нельзя!
– Дядя Федя, вы меня, конечно, извините, а вы бы не могли мне с этим делом немного помочь? Ну, со всякими там бумагами, разрешениями? – спросил Саша. – Я-то ведь, честно говоря, никакими похоронами ни разу не занимался! Даже не представляю, с чего тут начинать. А деньги, все деньги я вам отдам! Когда это сделать? Сейчас?
– Зачем же сейчас, потом, по счету, – понизил голос Борона. – Хорошо, Сашуля, я думаю, что с этим справлюсь. Скорее всего мы сможем похоронить ее только послезавтра. Все, меня зовут! Твоя мамуля уже на промывке, она в хороших руках! Пока!
Кумиров вошел в отцовский кабинет, глянул на экран монитора и… замер. Там, на плоском экране, несколько мужиков тарабанили его Наташку! Ну да, это она! Никакой не двойник, не близнец, да таких у нее и нет, – это она, она! Вот так номер! Что же делать?
Саша кликнул мышкой на крестик, обозначавший «Удалить окно», и перед ним возникла та же Хьюстон, но уже с его собственным отцом, причем… Нет! Этого не может быть! Он бредит или это какая-то подстава? Монтаж? Отец решил любым путем разлучить его с Бросовой и вот, надо же, заказал кому-то смонтировать эту дешевую порнуху!
Кумиров начал щелкать мышкой, удаляя одну за другой фотографии, за которыми в печальной очереди толпились следующие развратные кадры. Неожиданно Саша поймал себя на том, что он вроде бы даже кайфует от этих снимков, то есть, с одной стороны, он реально взбешен, а с другой стороны, реально балдеет. Он закрыл все вызванные им снимки и начал открывать другие. Да их было здесь несколько сотен!
После «Na» числились файлы под буквами «Ni». Наверное, это была какая-то Нина. Потом «No». Кто это, Нонна? Кумиров брел по порноархиву отца и все больше заводился. Наверное, он такой же маньяк, как его отец, раз не принимает никаких мер, а любуется этим содомом? А что он может сделать? Убить Хьюстон? Закатить ей истерику? А что это ему даст? Может быть, просто выкинуть ее на улицу? А что у него тогда останется?
