Текст книги "Год Людоеда. Время стрелять"
Автор книги: Петр Кожевников
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц)
Господи, помоги людям! Дай им здоровья, счастья и всех благ! А мне тоже дай здоровья, счастья и всего хорошего! Пусть будут все здоровы и счастливы! Да здравствует хорошая жизнь, мир и дружба!!! Пусть процветают на свете здоровье, счастье, красота, скромность, вежливость, труд, тактичность, равенство, братство! Пусть все будут умные и разумные! Пусть всегда растут деревья, цветут сады, поют птицы, веселятся люди!!!
Господи, помоги людям!!!
Пусть на свете все будет хорошо!
Герман, я тебя люблю!!! Я тебя правильно понимаю и прощаю. И хочу, чтобы ты был моим мужем и отцом наших детей!
Екатерина Витальевна!!! Пожалуйста, простите меня!
Герман и Екатерина!!! Простите меня, пожалуйста! Я люблю вас и очень уважаю!!! Я не обижаюсь на вас и не сержусь!!! Большое вам, сердечное спасибо!!! Дай вам Бог здоровья, большого счастья, много радости, успехов во всех делах, удачи, хорошего настроения, бодрости и всех благ!!!
– Гера, я люблю тебя!!! Люблю!!! Люблю!!! Люблю!!! А ты любишь меня?
– Люблю!!! Люблю!!! Люблю!!! Вика – ты самая любимая моя!!! Самая хорошая, самая красивая!!! Самая прекрасная!!! Самая желанная!!! Я люблю только тебя!!! Одну тебя!!! Одну тебя!!!
– Герочка, я люблю тебя!!! Любимый мой!!! Хороший мой!!! Единственный!!! И неповторимый!!! Самый красивый!!! Самый хороший!!! Самый любимый!!! Самый прекрасный!!! Самый желанный!!!
– Викочка!!! Ты у меня единственная!!! И неповторимая!!! Я люблю только твои глаза!!! Только твои волосы!!! Губы, носик, глазки, губки, только твои ручки нежные и ноженьки!!!
– Гера!!! Я тоже люблю только твои глаза!!!
Ищу три буквы алфавита для каждого и все складываю вместе. Получается слово «Цозчмл». Что это такое? Не знаю!!!
Гера, я тебя люблю!!! Люблю!!! Люблю!!! Люблю!!! Гера – любимый мой!!! Гера – ненаглядный мой!!! Желанный мой!!! Прелесть моя!!! Радость моя!!! Счастье мое!!! Солнышко мое!!! Золото мое!! Любовь моя первая и последняя на всю жизнь и навечно!!!
Гера, я люблю тебя!!! Люблю!!! Люблю!!! Люблю!!!
Господи!!! Боже мой!!! Помоги мне, пожалуйста!!! Спаси и сохрани меня и мою душу! Помоги мне, пожалуйста!!! Прошу тебя!!!
Твоя, и только твоя, и всегда и везде твоя Вика-Красавка-Фарфоровая Девочка.
Глава 2
ФРАГМЕНТЫ ЖЕНСКОГО ТЕЛА
Пейджер прокуковал об очередном сообщении в тот момент, когда Лолита наслаждалась чашечкой кофе с шоколадным печеньем в студийной каморке, выделенной сразу нескольким телевизионным программам, среди которых числилась и «Детская тема». У Руссо была ночная смена монтажа предстоящего эфира пилотного выпуска программы «Трупы Петербурга». Впрочем, даже если бы у нее не случилось никакой работы, то Лолита и без того наверняка не сомкнула бы глаз, потому что очень переживала за отца, который минувшей ночью участвовал в операции по освобождению Софьи Морошкиной, ставшей заложницей Игоря Кумирова. По счастью, все окончилось благополучно, если не считать гибели всевластного Кумира от рук некоего неизвестного Робина Гуда и обнаружения там же, в кумировском офисе, останков члена кумировской группировки капитана милиции Рамиза Шалманбекова, также известного Лолите человека.
Собственно, Игоря, а для нее – дядю Игоря, она помнила с младенчества, с тех самых знаменитых встреч выпускного восьмого класса, в котором когда-то вместе учились ее родители. Рамиз был для нее гораздо менее изученным человеком, но она делала как-то репортаж про уличных проституток с его участием и, в общем-то, уже тогда почувствовала несомненную причастность Шалманбекова к криминальному миру. Другое дело, что это ее не особенно тревожило, так же как и махинации Кумирова, о которых иногда рассказывал ей отец. Лолита уже не раз на практике убеждалась в том, что работа журналиста настолько погрузила ее в различную «чернуху», что она уже приобрела некоторую профдеформацию, абсолютно спокойно относясь к тому, что когда-то вызывало у нее весьма бурные реакции. Что же делать, если мир таков, как он есть, а не таков, каким мы его себе почему-либо представляем?!
Сигнал на студийный пейджер поступил из УГРО. Лолиту просили, чтобы она по возможности срочно связалась с оперативным дежурным для получения более полной информации об одном инциденте, возможно связанном с темой ее передачи. Журналистка тотчас перезвонила и, слушая вялый после бессонной ночи голос милиционера, стала тотчас готовиться к выездной съемке – речь шла о частях расчлененного женского трупа, найденных в мусорном баке во дворе школы, расположенной неподалеку от православного кладбища.
Отношения с милицией, в отличие от депутатов и чиновников, у Лолиты сложились, можно сказать, доверительные. Журналистка объясняла это тем, что в ее программе ни разу (пока) не компрометировались правоохранительные органы. Благодаря этому о самых громких делах, которые могли быть интересны для ее передачи, Руссо всегда узнавала одной из первых.
Лолита уже привыкла к тому, что каждая ее новая программа вызывает целый шквал разноречивых мнений. Этот шквал бывал иногда настолько мощным, что перед ним не удерживались двери редакторских кабинетов других СМИ, чья реакция на программу Руссо выражалась даже в появлении собственных материалов. Одни только названия этих статей и телесюжетов свидетельствовали о том, что к такому журналисту, как Лолита Руссо, было трудно оставаться равнодушным: «Возраст – Лолита, диагноз – Руссо», «Маньяк под маской журналиста», «Телевизионный гибрид нимфетки и педофила».
Лолите приходилось выслушивать разные мнения не только о своей программе, но и о средствах массовой информации в целом, в особенности, конечно, о телевидении. Журналистке встречались люди, которые считали (так они, по крайней мере, говорили вслух), что телевидение необходимо вообще как таковое закрыть, потому что от него в результате куда больше вреда, чем обещанной с экрана пользы: фильмы идут порнографического или садистского содержания, реклама безжалостно кодирует потребителей, а некоторых, особенно представителей молодого поколения, напрочь сводит с ума, ну а сами журналисты… Да, о журналистах обычно выражались в особо жестких формах.
Ко всему услышанному Лолита, конечно, привыкла и внешне вроде бы не обращала никакого внимания, хотя внутри, в своем самом настоящем «Я», могла принимать отдельные высказывания, зачастую совершенно абсурдные, очень даже болезненно и ощущала их мучительное облучение в течение нескольких лет.
Впрочем, тех, кто ратовал за скорейший, желательно мгновенный, запрет на все телеканалы, встречалось Руссо не так уж и много. Большинство людей возмущались только журналистами, которые, по убеждению этих знатоков истории, имеют сходство с одной из самых древнейших профессий на планете.
Когда Лолита еще только начинала работу на студии, то иногда всерьез пыталась растолковать возмущенным гражданам, почему журналисты делают именно такие репортажи, режиссеры ставят именно такие фильмы, а писатели сочиняют именно такие книги, поскольку кому, как не ей, журналисту «переходного периода», это было наиболее понятно? Объяснение казалось ей элементарным и доступным каждому слушателю: авторы (как и остальное население страны) делают то, за что им платят, – чего же проще?! Если редактор газеты не даст на первой полосе материал (или, хотя бы для затравки, сочный заголовок) о леденящем сердце убийстве, «глубоко антисоветском» изнасиловании или о чьем-то баснословном выигрыше, то тираж его издания не раскупят и редакция рискует разориться.
Отдохновением для Руссо становилось общение с теми, кто, подобно ей, не мыслил своей жизни без телевидения. Это были профессионалы, которые окружали ее на студии, но их, увы, оставалось здесь с каждым годом все меньше. Крутые изменения на телевидении, как на основном пульте управления людьми, начались задолго до прихода Лолиты, фактически, по воспоминаниям очевидцев, в середине восьмидесятых, так что сейчас из мастеров, выросших на студии, сохранились считаные единицы, в основном это были те, кто, по слухам, так или иначе был связан с неувядающей «конторой», в качестве примитивного маневра изменившей после развала страны свое пугающее полмира название.
«Детская тема» была не первая телевизионная программа, в которой участвовала Лолита. Ее дебют состоялся в девяносто шестом году в качестве ведущей развлекательной программы «Вечер с Вероникой». Через год после прихода Руссо на телевизионный канал программа «Вечер с Вероникой» оказалась закрыта. Тогда она стала одним из авторов программы о работе правоохранительных органов «02». Год назад, когда из эфира исчезла и эта программа, Лолита стала автором и ведущей «проблемной» передачи о детях «Детская тема». Сейчас готовятся к выходу в свет две программы – «Трупы Петербурга» и «Ночной дозор», – и Руссо пригласили попробовать в них свои силы в качестве автора и ведущей.
Когда машина со съемочной группой приехала по указанному адресу, то Лолита еще из окна увидела плотное кольцо возбужденных учащихся, которых школьные наставники и милиционеры безнадежно пытались отогнать от места происшествия. Лица тех, кого удалось заточить в школу, были приплюснуты к оконным стеклам на всех четырех этажах пасмурного здания из серого кирпича, местами поросшего лиловым мхом и успешно взрастившего на своей крыше молодые деревья.
Там, где должен был находиться эпицентр трагедии, уже стояло несколько служебных машин, а представители различных оперативных подразделений постоянно меняли свои позы из-за всеобщего непрерывного движения. Журналистка дала оператору команду готовиться к съемке, чтобы они могли начать работу, по знакомому телезрителю принципу передачи «Детская тема», прямо «с колес».
Дети, завидевшие во дворе своей школы звезду телеэкрана, начали выкрикивать ее имя и просить автограф. Служители правопорядка оттерли школьников на отведенные им места, и группа продолжила свою работу.
Основные силы милиции сосредоточились возле мусорного бака цвета немытой свеклы, куда, выйдя из машины, и направилась Руссо. Среди приветствий уже знакомых ей сыщиков из УТРО журналистка различила речь молодого носатого, с выпуклыми воспаленными глазами и запоминающейся крупной родинкой по центру верхней губы, младшего лейтенанта, занимавшего пост возле бака. Было очень шумно, пожалуй, как на оживленном базаре.
– Ты прикидывай, я вот тут, короче, стою, охраняю эти куски, которые в баке валяются, – усталым голосом вещал постовой своему коллеге. – Подруливает ко мне бабка с ведром, замерла, понимаешь, как памятник матери-родине, и на труп пялится. Ну, я этому сразу особого значения не придал, мало ли, размышляю, бабулька в покойнике кого-то из знакомых, а может быть, любимого зятя угадала, а она вдруг берет свое ведро, вот так подымает и всю парашу прямиком мне на труп выворачивает. Я ей говорю: «Вы что, бабушка, вообще-то, соображаете, что здесь творите?» А она в ответ: «Ну что ты, сынуля, на меня ругаешься?» – «Да кто ж так делает, – я ей продолжаю, – это же, гражданка, как бы не из папье-маше сделано, это – натурально разрубленная женщина». А она мне спокойным голосом отвечает: «Ну, она ведь, кажется, уже мертвая, правда? Вы ж ее теперь, наверное, никак не оживите? Что ей теперь от этого сделается? Мусор-то мне все равно куда-то надо выкидывать? Что ж мне теперь из-за ваших обрубков через целый квартал на больных ногах переться? Для чего еще, как вы думаете, здесь эти баки поставили? Всяко, наверное, не для ваших покойников! А у меня, кстати, в квартире даже дверь не закрыта, – того гляди, еще и ограбят или убьют, пока я тут с вами объясняюсь!»
Руссо, а вслед за ней и камера оператора заглянули в бак, который примерно наполовину был заполнен мусором, сверху которого лежали отделенные друг от друга части трупа. Это были торс и голова. Сверху они действительно оказались неряшливо присыпаны скомканными газетами, окурками, заваркой чая и размякшей вермишелью. Тело лежало на спине, на нем виднелись следы истязаний и трупные пятна. На коже различались непристойные рисунки и надписи. Соски на обеих грудях отсутствовали, а оставленные раны имели неровные края, живот был разрезан, а внутри него что-то блестело. Пальцы на неестественно вывернутых, возможно переломанных, руках были расплющены, словно по ним чем-то били или зажимали в тисках. Глаза у отсеченной головы оставались открытыми, потому что в веки были вставлены несколько спичек, не дававшие им сомкнуться.
– Ну что, опять кино снимаете? – прозвучал где-то сбоку от Лолиты маловыразительный, но почему-то запоминающийся, а может быть, даже знакомый мужской голос. – Как это только, я не пойму, у вас нервов хватает на такую страсть смотреть?
Руссо повернулась и увидела приземистого мужчину. Его нижняя челюсть выглядела тяжелой, а темные зрачки постоянно дергались, словно головастики в весенней, необычно прозрачной канаве.
– Неужели нельзя убрать детей? – надвинулся на реплику невзрачного мужчины голос могучего майора, который вдруг оказался на его месте и продолжал напутствовать своих подчиненных: – Я вам сказал конкретно – отсечь отсюда всю эту мелюзгу! За что вам только деньги платят?! Ну что, вот я сейчас сам возьму мегафон и пойду их гонять, правда? Хорошо это будет, да? До чего ж вы все разболтались!
– Так чего, выгружать ее из бака или нет? – спрашивал носатый лейтенант майора. – Или, может быть, закрыть чем-нибудь, а то действительно со всех сторон таращатся, как на рекламу!
– Да, нам сегодня позвонили, – выделялся мужской несколько снисходительный голос. – Ну а что мы, да-да, именно так, приехали и сразу поймали! Ага, он нас тут ждал-дожидался! А сейчас прямо на месте осудим и расстреляем! Ну-ну, желаю и вам успеха!
– Наверное, уже можно вынимать тело, вон эксперты приехали, – выступил из оцепления рябоватый капитан со шрамом на левой щеке, похожим на звездочку. – Разрешите выгружать, товарищ майор?
– Да, директор школы вроде бы отменила на сегодня все уроки, чтобы ребята на этот кошмар не смотрели, – прослеживался административный женский голос, принадлежавший, очевидно, кому-то из школьных завучей. – Мы вам, конечно, содействуем, просто такое, согласитесь, не каждый день видишь!
– А-а-а, ну давайте-давайте: у каждого, как говорится, своя работа, – гудел майор. – Я кому сказал кладбище прочесать?! Что, никаких следов сатанистов?
– Внимание! Просьба ко всем учащимся отойти от здания школы и не наблюдать тут за работой милиции! – угадывался голос капитана. – Здесь вам не киносъемки!
– Вот сюда майнай, куда я газеты постелил, – волновался носатый лейтенант. – Да аккуратней ты, видишь, как она скользит!
– Отсними ее пока со всех сторон, а я отойду покурю, – Лолита затянулась первой глубокой затяжкой и переместилась на газон, где было меньше людского движения. – Больше акцентов на следы насилия.
– Здравствуйте! – вернулся, но теперь откуда-то со спины, голос мужчины с прыгающими глазами. – Курите?
– Здравствуйте! – журналистка обернулась и вновь увидела приземистого мужчину. – Курю.
– А я вас узнал! – незнакомец неуверенно улыбнулся, и на его нижней, заметно выдающейся губе наметилась пена. – Сразу узнал! Я себе вас именно такой и представлял! Вы еще подъезжали, а меня как толкнуло – моя любимая журналистка едет!
– Это невозможно! – Лолита улыбнулась, а сама подумала, что ей действительно знаком этот угодливый голос.
Она допустила, что когда-то уже встречалась с этим человеком. Наверное, она с ним даже не общалась, а просто заметила при каких-то столь незначительных обстоятельствах, что вот даже и не запомнила это примитивное лицо, напоминающее наших далеких-предалеких предков. Да, скорее всего именно так, потому что обычно она очень четко и надолго фиксирует самых разных людей: пассажиров в метро, покупателей в очереди, просто прохожих.
– Может быть, вы все-таки немного ошиблись?
– Да-да, ошибся! Шутить изволите?! Я вам хочу сказать, что вы по телевидению интересную программу показываете, – мужчина начал мелко кивать. – Хорошая у вас программа, полезная.
– Спасибо, – безразличным голосом ответила Руссо и поднялась на цыпочки, чтобы посмотреть, как обстоят дела у оператора. – Вы меня очень поддержали!
– Вы меня, милая дамочка, за ради бога извините! – назойливый зевака (или поклонник?) мял в руках старомодный брезентовый рюкзачок и сновал своими доисторическими глазами по фигуре Лолиты. – У меня к вам одна малюсенькая просьбица имеется.
– Что же я могу для вас сделать? – журналистка бросила сигарету и направилась в сторону оператора. – Я, вообще-то, сейчас очень занята. Может быть, как-нибудь потом, а?
– Да мне всего-то и надо один пустячок. Я, грешным делом, фотографией увлекаюсь. И вот, верите вы, чисто случайно сейчас шел с работы и такую историю увидел, – мужчина преданно посмотрел Лолите в глаза. – А аппаратик-то у меня всегда с собой имеется: с пленочкой, с батареечками – все как положено…
– Ну и что? – не повернулась Руссо. – Я, к сожалению, в фотографии мало что понимаю, особенно в художественной.
– Да и не в этом вовсе дело, чтобы в ней понимать! Я вот хочу вас попросить меня немного прикрыть, чтобы меня здесь милиция не гоняла, – зануда постарался обойти Лолиту с тылу и как бы невзначай преградить ей путь, но она настойчиво шагнула вперед, немного толкнув мужчину, который, впрочем, не унимался: – Вы им скажите, что я, к примеру, с вами приехал, ладно? Они тогда ко мне вязаться не станут. А так скажут: кто такой да что надо?! Вам-то что – только одно слово сказать, правда? А им это ведь тоже чисто для проформы требуется. Ну чтобы лишние люди ничего не снимали. А то мало ли чего…
– Хорошо, – выдохнула Лолита. – Работайте! Если к вам пристанут – скажите, что вы от телевидения, программа «Детская тема».
– Да я уж знаю вашу программу, ну честное слово, нужная вещь! – мужчина проворно извлек фотокамеру и, устремившись к женским останкам, начал нацеливать объектив. – Я даже каждый выпуск на пленку записываю. Можно сказать, люблю и берегу!
Руссо подошла к оператору, который уже отснял нужные ей планы и теперь обратился к зрителям, рассыпанным вокруг места действия. Ощутив на себе камеру, люди недовольно косились в объектив и, выждав необходимую для сохранения собственного достоинства паузу, находили предлог, чтобы отойти в сторону: одни смотрели на часы и театрально спохватывались, другие сдвигали брови и словно бы вспоминали о насущных делах, третьи будто высматривали кого-то вдали, и только школьники озорно смотрели в камеру, гримасничали и творили всякие знаки.
– Товарищ подполковник, невозможно собак отогнать! – сетовал майор. – Голодные они, блин, что ли? Или уже к человечине, что ли, приучены? Прут на нас как танки! Может, их отстрелять?
– Из табельного оружия? Молодец! Побольше бы нам таких специалистов! – отозвался старший по чину. – Возьми палку да шугани их хорошенько! Ну что, показать, как это делается? А ты будешь со свечкой стоять, да?.. А, Сергей Петрович! Милости просим! Мегрэ и Пуаро отдыхают!
К зданию школы подъехала вишневая «семерка» с эмблемой на боковых дверях: «Эгида-плюс». Из машины вышли четверо мужчин и направились к месту события.
– Не преувеличивайте нашего скромного значения, – улыбнулся Плещеев, подошедший в сопровождении сотрудников «Эгиды-плюс». – Вы извините, что мы так нагрянули, но похоже, что мы с чем-то подобным уже сталкивались.
– Вы нам позволите осмотреть труп? – спросил Федор Борона. – Я подозреваю, что это дело рук одного и того же человека.
– Человека?! – гневно переспросил Борис Следов. – Да это не человек, это дьявол!
– Конечно, Петрович, осматривайте во всех проекциях, – гостеприимно вывернул ладони и развел пальцы подполковник. – Только у нас тут не совсем чтобы труп – у нас пока только части трупа. Мы, собственно говоря, еще не все и собрали. Знаешь, наподобие конструктора получается: ножки – здесь, ручки – там!
– Давайте я вам помогу, Федор Данилович? – вызвался Следопыт. – Я ведь санитар, то есть тоже в каком-то смысле медик, тем более постоянно работаю с моргом.
Неожиданно раздались писклявые электронные позывные, обозначавшие вступительные аккорды Сороковой симфонии Бетховена. Большинство присутствующих рефлекторно начали ощупывать свои карманы, но тотчас спохватились и обратили внимание на источник звука, которым оказался Следов.
– Да это у меня пейджер засигналил, мне его как сотруднику охранной фирмы выдали, – словно оправдывался Борис. – Наверное, какое-нибудь сообщение пришло. А вот, точно: «Сынок, не забудь отправить письма, а днем выгулять собак. Целую. Мама». Ну, это мама моя, она же сама не ходит, а животных у нас много, вот я их и выгуливаю! А письма она всем пишет: и начальнику ГУВД, и губернатору, и даже президенту!
– Папа, ну как ты, очень устал? – Лолита подошла к прибывшей группе и с участием посмотрела на Станислава Весового, стоявшего рядом с Плещеем. – Ты не голодный? У меня тут с собой кексик, хочешь? Как тетя Соня?
– Да нет, Дашенька, я пока ничего не хочу; все в норме, жалко, конечно, Игореню, каким бы он ни был. Соня в порядке: мы ее завезли домой, там у нее мальчик, ну, об этом потом. В общем, она в норме, только собирается в рейд по неблагополучным квартирам, в которых проживают дети. Ну это же Соня! – Станислав Егорович машинально принял из рук дочери скромную выпечку и поднес ее ко рту. – А Кумир что? Судя по рассказу Морошки, в сложившейся ситуации это было неизбежно. И потом, я не представляю, как бы он жил дальше, – причинить людям столько зла!
– Боря, проснись! – Федор Данилович сидел на корточках возле частей трупа, сложенных милиционерами в анатомическом порядке: голова, верхняя часть тела и руки. – Глянь-ка сюда повнимательней.
– Ой! Да это же Люба Бросова! – сорвал свой подростковый голос Следов. – Про нее уже говорили, что она куда-то исчезла, и на кормежки ночные она не приходила. А из приюта ее Ангелина выгнала. Да я знаю, за что она девчонок выгоняет! Кстати, и мальчишек тоже! Только не все же могут этим делом заниматься! Да! Я так и написал губернатору, а теперь пишу президенту! – Следов покраснел и окинул всех присутствующих непримиримым взглядом.
– Да, Боря, ты прав, это Любка-проводница, – подтвердил Борона. – Во всяком случае, голова ее, а принадлежность остальных частей тела скоро определят эксперты. А где же нижняя часть живота, ноги?
– Ищем, – обронил подполковник и обратился к прильнувшему к рации майору: – Ну что у тебя, нашли?
– Так точно, товарищ подполковник, со Смоленского кладбища сообщают, что там, кажется, все остальное, – майор отключил рацию и сосредоточился на невидимом противнике. – Ну почему вас, ублюдков, нельзя на открытый бой вызвать? Получается, что вы нам объявили войну, а мы ее вести не можем! Где враг, где штаб, армия? Вот хреновина какая! А они нас кладут одного за другим! За что девчонку растерзали? Зверь, тот хоть по нужде убивает – жрать хочет, а эти, прости господи, ради своего удовольствия насилуют, пытают, расчленяют, а мы только хороним! Мне кажется, это несправедливо!
Старинный склеп на Смоленском кладбище был оцеплен милицией. Команда Плещея вместе с телегруппой беспрепятственно приблизилась к месту скопления сотрудников милиции, которые хоть и не все были одеты в форму, но несли на своих лицах и даже фигурах некую печать человека, вызвавшегося отвечать за правопорядок в обществе.
– А где же наш фотограф-общественник? – обернулась Лолита. – Неужели в глубоком обмороке в школьном медкабинете?
– Кто, доченька? – переспросил Весовой. – Ты что, кого-то из своих телевизионщиков потеряла?
– Да нет, папа, не из своих, а мужичок какой-то с фотоаппаратом ко мне прилип с просьбой о протекции, менты ему, видишь ли, расчлененку снимать не дают! Я его благословила, а теперь не вижу, – еще раз осмотрелась Руссо. – Вот я и думаю, куда бы он мог деться, если ему все это так интересно?
– Да, есть такие фанаты, – покачал головой Борона. – Мне как-то директор зоопарка говорил, что у них сейчас нет денег на специалистов, которые следят, так скажем, за интимной стороной жизни их питомцев, так он получает всю необходимую по этой части информацию у фанатов, а конкретнее, маньяков, которые денег на билеты не жалеют и целыми днями бегают от клетки к клетке, чтобы запечатлеть пикантные подробности соития.
– Федор Данилович, пометь себе в планы на ближайшие дни поездку в спецпсихбольницу, – сообщил Плещеев, завершив негромкий разговор по мобильнику. – Я считаю, что нам консультация Германа Олеговича просто необходима.
– Да, Петрович, Деменцев еще со студенческой скамьи все знал про маркиза де Сада и Захер-Мазоха, – улыбнулся Борона. – Он и диссертацию писал по своей любимой теме!
– Как вы сказали? – встрепенулся Следов. – Это о чем?
– Да не о том, сынок! – потрепал молодого человека по взъерошенной голове Весовой и тут же, заметив перхоть, заискрившуюся в лучах солнца, пронзающих темный склеп сквозь прорехи в обветшавшей жестяной крыше, с недоумением посмотрел на свою руку: – Фу ты, ерунда какая!
– Труп несвежий, предположительно мог храниться несколько дней в холодильнике или прохладном помещении, – звучал в склепе немолодой хриплый женский голос. – Расчленение могло быть произведено острыми режущими предметами, как-то: топором, пилой или иными. Поверни-ка ее ко мне местом распила!
Команда пожилой женщины, сидевшей на корточках рядом с нижней частью женского трупа и курившей папиросу, относилась к молодой особе, которая тотчас ее безукоризненно выполнила. Обе женщины были одеты в белые халаты, поверх которых темнели поношенные ватники.
– Эксперты уже работают, – подтвердил ситуацию подполковник. – А что толку, ребята? Где мы его будем искать?
– Или их? – дополнил майор. – Черти драные!
– Да. Вот именно. Или их? – с легким удивлением посмотрел старший чин на младшего. – И сколько их таких? Десять, сто, миллион? Вот об этом-то пора подумать там, наверху!
– А там, наверху, такие же! – резко выпалил Следов и замер, прислушиваясь к собственному замирающему в недрах склепа голосу. – Да про это и по телевизору говорят, и в газетах пишут!
– Ты, Боря, полегче, – Борона взял молодого человека под локоть. – Люди в форме, понимаешь? Не всем это удобно слушать.
– Да нам сейчас уже все равно! – успокоил Федора подполковник. – Время такое пришло, что пора уже что-то делать, а толком-то никто не знает, как начать, да и против кого – где он, наш враг? А вы посмотрите, что сейчас в обществе происходит. Если бы мы этими трупами не занимались, я думаю, они бы так и лежали, и что самое печальное – это бы никого не шокировало. Мы все уже к этому готовы, понимаете? Ну ладно, одно дело мы, менты, мы профессионалы; эксперты, журналисты тоже наш цех, а другим-то смертным это, спрашивается, зачем надо? А вот представьте себе, приучили! Раньше один труп на город, один ствол, один поджог – это уже событие! А нынче? И что с этим делать? Как включить обратный ход? Мне кажется, этого никто не знает!
– И не хотят знать! – не выдержал Следов и тревожно осмотрелся. – Рыба с головы гниет! Федор Данилович, а можно, я сейчас уйду: мы с братом собирались к Пете и Коле в больницу зайти. Вы с нами за компанию не пойдете? Мальчишки вам очень обрадуются!
– Даже не знаю, Боря, мне еще надо в приют, потом разные другие дела навертелись, – Борона запустил руку во внутренний карман куртки и извлек пачку денег. – Я думаю, вы там с Олегом вдвоем управитесь, правда? А от меня ты им купи каких-нибудь фруктов. На вот, возьми полташку!
– Спасибо, Федор Данилович, вы самый щедрый педиатр в нашем городе, – поклонился Следов. – А колес не дадите, ну там седуксена, барбитуры, а то они уже без этого дела скучают?
– Ничего, Боря, пацаны потерпят! Скоро весна, опята пойдут, волчьи ягоды – пусть пока немного попостятся, прости господи! – Борона похлопал Следова по округлившейся спине: – Не сутулься! Ладно, давай дуй к своим сорванцам, а то они там всю больницу разнесут!
Лолита занималась съемками. Оператор включил дополнительный свет, который не только более убедительно выявил нижнюю часть женского тела, лежащую на расколотой могильной плите, но и всех набившихся в старинный склеп.
Видеокамера «поехала» по трупу и окружающим, отмечая значительные для оператора детали: разбитые колени, утыканные мелкими гвоздями стопы, ровную, словно отполированную, поверхность распила тела. Далее оператор обратил свой «электронный глаз» на стены, которые были плотно исписаны и изрисованы. Между двух узких окон, больше похожих на бойницы, алела свежая надпись: «Семя смерти». Камера «наехала» на текст, размыв его до розового пятна.
Оператор поменял точку и вновь начал снимать труп.
– Вам как, пострашнее? – спросила пожилая женщина-эксперт. – В обморок не упадете?
Оператор кивнул. Собственно, одобрительное движение сделала его борода, которую в основном только и было видно из-за видеокамеры. Тотчас после этого эксперт молниеносным движением развела окоченевшие ноги, и перед объективом предстала изувеченная промежность.