Текст книги "Год Людоеда. Время стрелять"

Автор книги: Петр Кожевников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

– Да я еще не получал паспорт, Федор Данилович! Да нет, не пугайтесь, вот он, здесь, во внутреннем кармане! – Следов ощупал утепленную спецназовскую куртку, которую предпочитал надевать в последнее время. – А военный билет не надо?

– Об этом ты лучше у Станислава Егоровича спроси. Это его вотчина. Думаешь, тебя заодно и от армии освободят? Да нет, мы же сейчас не на экспертизу едем, – Борона посмотрел исподлобья вперед. – А вот и наш домик-пряник!

– А ты что, Боря, разве еще не служил? – Весовой мечтательно посмотрел на оставшуюся выпечку, но больше ничего не взял, а отер губы куском упаковочной бумаги. – Или у тебя была военная кафедра в институте?

– Да нет! У меня же астма, Станислав Егорович! Меня по закону освободили! Что вы хотите, чтобы я там во время марш-броска задохся? – Следов все-таки извлек свой паспорт, повертел его в руках и снова спрятал в карман. – Я и дома-то, вы это сами хорошо знаете, стараюсь пореже ночевать, чтобы отека легких не было. А что, меня врачи уже несколько раз предупреждали: молодой человек, вам необходимо срочно переехать жить куда-нибудь поближе к природе, оставаться жить в городе мы вам настоятельно не рекомендуем! У меня у одного знакомого так бабушка однажды и задохлась: разбирала старые письма, надышалась пылью, и ее даже «скорая» не спасла.

Борона стал притормаживать возле старого двухэтажного дома, сложенного из темно-красного кирпича. Фасад здания находился рядом с пешеходным тротуаром, а остальные строения больницы были скрыты за высоким забором, стоящим в отдалении от проезжей части, за широкими газонами, на которых пухли стволы старых деревьев.

У тротуара напротив здания уже стояло несколько машин, и Федору пришлось проехать немного вперед.

– Вы знаете, я могу здесь собрать ваши паспорта и сам отнести их в бюро пропусков, – предложил Борона. – Но если вам будет интересна вся процедура, тогда пойдемте со мной.

– А что, к больным пойдем прямо оттуда? – Борис уже распахнул дверь и готовился поставить свою ногу на мостовую.

– Нет, Боря, надо вернуться сюда и войти вот в эту дверь, – Федор показал пальцем в сторону фасада двухэтажного здания. – Там находится контрольно-пропускной пункт, через который нас должны пропустить.

– Федя, а ты здесь часто бываешь? – Софья выходила в дверь, которую предусмотрительно открыл Станислав, а сам уже ожидал женщину на тротуаре. – Спасибо, Стасик!

– Ну как тебе сказать, в основном по делам. Редко, чтобы чисто с частным визитом, – Борона покинул транспорт, нажал на сигнализацию, машина мигнула фарами и издала резкий электронный звук. – У меня было несколько историй с детьми, когда их родители проходили через это заведение. А иногда заезжаю просто проконсультироваться, должен тебе сказать, что Герман считается в городе одним из ведущих психиатров.

Федор открыл дверь, возле которой висела табличка с надписью «Бюро пропусков», и гостеприимным жестом пригласил всех войти. Внутри помещения было несколько дверей и служебных окон. Борона подошел к одному из них, в котором виднелась женщина в форме внутренних войск. Педиатр поздоровался и протянул сотруднице четыре паспорта.

– Вы к кому? – с невозмутимым лицом спросила дежурная. – Сегодня свиданий нет!

– Мы к Герману Олеговичу Деменцеву, – столь же невозмутимо ответил Федор, протянул в окно пачку паспортов и добавил: – К главврачу.

– А вы к нему по какому вопросу? – продолжила опрос женщина и приняла документы. – Разве там не написано, что сегодня у главврача нет приема?

– Вы знаете, мы с ним заранее договаривались о нашей встрече, и он обещал оставить на нас пропуск. Если его сейчас нет или у нас что-нибудь не так с документами, тогда позвольте мне ему сейчас позвонить и все уладить? – Борона по-театральному подмигнул своим спутникам. – Сейчас, коллеги, я вам все объясню.

– А кто вам сказал, что что-то не так? – удивленно посмотрела сквозь массивные очки женщина. – У нас тут пока, слава богу, все в порядке! Мы тут, между прочим, работаем, а не чаи гоняем!

– Тогда в чем же дело? – Федор повысил голос.

– Да ни в чем! Сейчас я вам все оформлю! – женщина тоже повысила голос. – Что это вы вдруг так разнервничались?

– Вы представляете, эта дама, надевшая вместо кухонного фартука бронежилет, уже раз двадцать как оформляла мне пропуск и каждый раз не находит в себе сил удержаться от врожденного кокетства! – директор приюта «Окоем» беспомощно помотал головой. – И вот сейчас: она ведь не успокоится, пока мы не оценим всю важность ее работы и не снимем перед ней шляпы!

– Важная у меня работа или нет, это, наверное, все-таки не вам судить, а другим людям. Да что вы, я даже не понимаю, так сразу сердитесь?! Каждый на своем месте должен делать свое дело – правильно? Должна я вас о чем-то спросить, значит, и спрошу – так надо! И я вас буду спрашивать, сколько бы вы мне ни хамили! Это моя работа! – дежурная вернула Бороне пачку паспортов. – У вас все в порядке! Стоило ли из-за пустяков так скандалить? Вот люди, а? Вроде бы взрослые, образованные, на первый взгляд нормальные, не психи, а так себя ведут! Ну что у нас за народ такой? Ну чего мы так добьемся, какой такой демократии?..

– Федя, я готова с тобой поспорить на что угодно, но я уверена, что эта дама в тебя по уши влюблена!

Когда двери бюро пропусков со скрипом закрылись, Морошкина обхватила Борону и Весового за плечи.

– Правда, Стас?

– Да, Федор Данилович, ты просто неотразим! – Весовой положил свою ладонь поверх теплой Софьиной руки. – Мне бы такое обаяние!

– Ладно, Стас, уговорил, я тебя с ней потом познакомлю! – с деланой снисходительностью сказал Борона. – Ну что, теперь поднимаемся на следующий уровень нашей игры – КПП!

Гости подошли к главному входу. Борона открыл дверь и пропустил Софью. Следом зашли остальные. Они очутились в предбаннике, ограниченном застекленными дверьми, за которыми просматривались застекленное помещение дежурного и еще одни двойные двери. Вторые двери были не заперты. Когда гости вошли, раздался щелчок.

– Вот вы мне и попались! – Борона оскалил свои крупные здоровые зубы и исподлобья уставился на улыбающихся друзей. – Кто первый?

– Давайте, я вам помогу их вкусно приготовить, а вы меня за то отпустите? – Следов жалобно посмотрел на Федора Даниловича. – У меня с собой и все специи взяты: я же знал, куда вы нас ведете! Как в прошлый раз, когда мы сюда шведов заманили!

В застекленном отсеке просматривался молодой рыжий парень в салатно-голубом камуфляже. Его затылок и виски были гладко выбриты, а на лбу топорщился сочный чуб. У охранника были мягкие черты лица, и он походил на юношу из телевизионной рекламы, а в его левом ухе мерцала маленькая серьга.

– Здравствуйте, – кивнул Борона охраннику. – Оформите нас, пожалуйста, на недельку-другую, а вот этого молодого человека, – педиатр указал на Бориса, – желательно пожизненно.

– Здравствуйте, – отозвался охранник. – Оружия, наркотиков, видео-, аудиоаппаратуры, средств мобильной связи…

– С-ст-а-а-анислав Е-е-ег-горович, если я не о-о-ошибаюсь? – прервал перечисление охранника хрипловатый мужской голос, обладатель которого мучительно заикался. – М-м-мы-ы, к-кажется, где-то встречались, н-не так ли?

– Простите?! – Весовой обернулся и приветливо улыбнулся: – Никита, какими судьбами? Столько лет от тебя ни слуху ни духу, и вот какая встреча! Да главное дело, в столь знаменитом месте! Ну прямо как в кино!

– Д-да-а-а вот готовлюсь к за-а-аслуженной пенсии! – мужчина в военной форме шел навстречу Станиславу и протягивал ему свою крупную кисть. Они с силой пожали друг другу руки и даже обнялись. – Б-б-блю-юдем покой серийных ма-а-аньяков! В-в-в н-не-екотором роде на-ачальник охраны!

– Никита Вадимович Шишкин, я вам про него ни разу не рассказывал? – Весовой повернулся к своим спутникам. – Мы вместе с ним служили в Афганистане.

– Да, Стас, – кивнула Морошкина. – Я помню.

– А-а-а ч-что вас к нам, уважаемые, е-е-если не секрет, п-привело? – Шишкину со штурмом и запоминающейся паузой давались только первые слоги задуманного им предложения, позже же он говорил, почти не запинаясь, лишь по-детски шмыгая носом, что, возможно, также было каким-то образом связано с его тяжелым заиканием. – У-у-у на-ас тут, знаете, к-кого только не бывает: и-и-и д-депутаты, и киношники, и в-врачи м-мира, хотя место, п-прямо скажем, н-не самое веселое!

Все это время дежурный продолжал стоять и молча, без определенного выражения, смотрел на говорящих.

– Это вы имеете в виду, они здесь все как больные лежат, да? – воодушевился Следов. – Вот это коллекция!

– А-а-а к-к-стати, б-бывает и так! – вроде бы даже чему-то вдруг обрадовался Никита Вадимович. – Т-ту-у-ут, м-между прочим, бывали очень известные люди. К-ка-а-ак го-о-оворится, от тюрьмы да от су-у-умы!..

– Вы знаете, у нас сейчас тоже не самое счастливое время, – скрипнул своим кожаным пальто Борона, доставая в очередной раз пачку паспортов.

– Точно, точно! – поддержала его Софья. – Иной раз думаешь – не отсидеться ли в таком заведении?

– Н-не-е-е знаю, н-на-а-асколько бы вам здесь понравилось. В-вы-ы бы здесь в к-каком качестве хотели на-а-а-ходиться: врача, больного, о-о-охранника? – с сомнением улыбнулся или просто сгримасничал из-за заикания Шишкин и почти неразличимо для слуха гостей шепнул дежурному: – Вызови-ка сюда Девкину.

Дежурный прикрыл застекленное окошко, обратился к телефону и начал что-то негромко говорить.

– Наверное, лучше всего в роли шеф-повара, правда, Морошка? – предложил Станислав. – По крайней мере, в армии я часто жалел о том, что моя рука не приспособлена для котла и черпака!

– Т-а-а-ак вы в больницу вчетвером по-о-ойдете? П-п-прямо ц-це-елая э-экскурсия! – Никита скосил глаза на пачку паспортов.

– А что, это много, да? – Весовой тепло смотрел на людей в форме, которую сам не так давно сменил на гражданский костюм.

– Д-да-а-а нет, у нас и по два-а-адцать человек бывает, м-места пока на-а всех хватает! – махнул костистой рукой начальник охраны и привлек внимание гостей к вошедшей со стороны больницы женщины в военной форме. – Нина За-а-ахаровна Девкина, м-мо-ой за-аместитель!

– Очень приятно, – учтиво склонил голову Борона. – Сонечка, а вы с Ниной Захаровной, случаем, нигде не соприкасались? А то видишь, как все у нас гладко идет, словно в романе: мы с Герой Деменцевым кореша, Стас вместе с Никитой Вадимовичем интернациональный долг исполняли, – вспомни, может, вы когда-нибудь на курсах повышения квалификации общались?

– К сожалению, нет, – Морошкина пожала Девкиной руку. – Хотя мне, пожалуй, какие-нибудь курсы очень пошли бы на пользу.

– А не лучше ли санаторий? – Весовой понял, что уже можно проходить через КПП и пропустил вперед Софью: – Только после вас!

Нина замыкала процессию. У нее были осветленные, темные у корней волосы, большие выпуклые глаза со светло-голубыми, почти белыми зрачками и запоминающийся монументальный нос со своеобразным раздвоенным набалдашником на конце.

После проверки документов они вышли из административного здания и оказались в глухом дворе метров десять на десять: с двух сторон здесь высились стены, впереди находился такой же архитектуры, но гораздо более значительных размеров дом, а над их головами была натянута проволока. Никита открыл дверь в здание больницы и гостеприимным жестом пригласил всех внутрь. Они прошли и поднялись по лестнице на второй этаж.

– Простите, а у вас тут какой-нибудь туалет существует? – с дрожью в голосе спросил Следов. – Я совсем ненадолго.

– У-у-у н-нас тут не к-какой-нибудь, а впо-олне цивильный туалет. И-и-и п-пользуйтесь им, с-сколько ва-а-ам угодно! – начальник охраны указал рукой в обратном направлении. – С-с-спуститесь к-к главному входу, там, где мы во-о-ошли, потом на-а-алево и по коридору – до упора. А там у-увидите, т-то есть у-уч-чуете!

– Боря, я к тебе присоединюсь! – взял молодого человека под локоть Весовой. – Чем-чем, а таким шансом надо пользоваться всегда!

Стас и Боря спустились вниз, прошли по коридору вперед, потом направо, дошли до того места, где возникает глухая стена, – все, как объяснил им начальник охраны, – и оказались перед местным санузлом. На стене напротив дверей в уборную был изображен пейзаж: березы, трава, небо.

– Это, наверное, такая психотерапия? Да, Станислав Егорович? – остановился, чтобы подробнее рассмотреть роспись, Следов. – Наверное, это сделано для того, чтобы люди забывали о своих преступлениях и вообще как-то исправлялись, да? Ну, вместо лекарств, что ли?

– Вполне возможно, чтобы они тут себя действительно вели поспокойнее. Хотя я так полагаю, что здесь им особо не дадут дебоширить. Я знаю Шишкина как человека дисциплинированного и требовательного, – заключил Весовой и мечтательно посмотрел на деревенский пейзаж, не очень грамотно и с преобладанием оранжевых и лиловых тонов запечатленный на стене. – Если бы такие люди стояли в руководстве страны лет десять – пятнадцать назад, уверен, все бы у нас тогда сложилось иначе.

Глава 10
НЕПРИКАСАЕМЫЙ

Да если бы этот таджик ему сейчас, да нет, не только сейчас, а и десять лет тому назад попался – он бы от него в течение полугода по вот такому малюсенькому кусочку отрезал и потом самого себя в сыром виде жрать заставлял! Вот уж обманщик так обманщик! Так его объегорил! Говорит, что ты, брат, земляк, – да я никому ни слова, мамой клянусь, для нас, на Востоке, – это самые святые слова, нас же с тобой обоих за это дело на смех подымут, да еще и накажут потом по полной программе! Да нет, обещает, глаза свои темные, как две пуговицы без зрачков, таращит – это пустяшное дело по гроб жизни так между нами двумя только и останется. Навеки! Мамой клянусь! Ах ты, шкода такая! Мамой!!! Право слово, креста на нем нет!

А как все это началось? С таких вот тихих, безобидных разговорчиков. Зона-то была ментовская, там особо-то и не побалакаешь – и слева краснопогонные уши, и справа та же звукозапись на автопилоте, то, что называется «как учили», – уж что-что, а это дело было у них в этом каземате по высшему разряду поставлено! Мало того что ломили всех подряд, да еще в этом позорном ремесле для себя ничего зазорного не усматривали! Ну и сам он, чего греха таить, ничем среди всех тихарей особо не выделялся – дул в ту же дуду!

Это, ему помнится, они так в детстве в прятки играли: все защерятся, кто где придумает, а один, которому выпало быть водой, то бишь водящим, зенки закрывает и кричит как можно быстрее (чтобы они, мерзавцы, надежно затаиться не успели!): «Раз-два-три-четыре-пять! Я иду искать! Кто не спрятался – я не виноват!» А если кого потом увидит, то сразу бежит на свой КПП, бьет по стене ладошкой и повторяет: «Палочка за такого-то и такого-то!» То есть запятнал! Все, теперь ты – вода следующий!

А по правде, и сам Корней много чего лишнего в те времена болтал. Как ему потом говорил его прыщавый следак: «Мы, гражданин Ремнев, узнаем о вас и вашей жизни в основном только то, что вы сами о себе рассказываете!»

Неплохо, да? И что главное, совершенно откровенно! Вот так у него и получилось. Таджик-то этот (а может, и не таджик вовсе, а еще какой урюк), Рамиз Шалманбеков, охранял тюремную больничку. Вот он улучит момент и так это осторожно, без всякого напора, интересуется, что да почему, и сам, между прочим, черт знает что о самом себе тут же рассказывает: и как он зэкам чай и наркоту проносит, и как девок из женской зоны приводит. Ну Корней ему и доверился, так это не то чтобы сразу всю свою беду выплеснул, а по капельке, а тому черномазому паразиту только того и надо!

А дело-то у Ремнева было, по правде сказать, пустяшное – за что там человека в клетку запрятывать? Ну имелась у него слабинка одна – позволял он себе иногда девкам да детишкам елду показывать. Вот так он однажды неудачно и оголился. А они сами-то что? Их разве кто заставлял на его хозяйство свои глазенки пялить?! Да он, может быть, никогда бы на большее зло и не отважился, если бы его добрые люди тогда так сурово не наказали?! Вот за то он им всем и платит до сих пор! Что, детушки-ребятушки, довольны вы такими ваучерами?

А почему, скажем, силачам свои мышцы не запрещают показывать? Ну если так откровенно рассудить, по справедливости, – какая тут такая особая разница между бицепсом, грудями и мудями? Ну а в балете что делается? Мало того что эти плясуны свое хозяйство лосинами обтягивают, они еще – люди говорят – в трусы кроличьи лапки подсовывают. Это, надо полагать, чтобы размер был более привлекательный. А в зале-то – женщины, дети! Но никто почему-то до сих пор эту их забаву к преступлению не причисляет! А что по телевизору нынче показывают?! А газеты-журналы?! Вот сразу сколько беды, а виноват во всем почему-то он один, Корней Ремнев! Очень это все у них интересно получается! Прямо скажем, по справедливости! По ихней справедливости!

Ребятишки-то те были классе во втором, а может, и в третьем – две девчоночки и пацанчик. Корней заприметил этих засранцев еще возле строительных лесов и так и пошел по их свежему следу, словно волк за козлятками, как оно и раньше бывало, а как они вглубь двора зашли, он им путь отрезал и давай упражняться! И обязательную программу им выдал, и даже на произвольную сподобился!

А что? Мало ли что взрослому мужику в голову взбредет? Ну что им до того, что он там из своих штанов извлекает? Они бы лучше школьными уроками занимались или в какие толковые кружки ходили, чем вот так-то по дворам шататься и за другими подглядывать! И то правда: если это тебе неинтересно, так чего же ты, гаденыш, смотришь?!

То, что это могло оказаться засадой, до Ремнева уже позже доперло – пасли его, как серого зверя, только так вот и победили! Ребятишки разом в крик и врассыпную, а бежать-то куда, только через его мужское стриптиз-шоу, больше никак из того двора-колодца было, насколько он помнит, и не выбраться. А сзади уже человека три в штатском залетают и прямо к Корнею. Он – внутрь глухого двора, по этажам, – лестницы-то все сгнившие, вот-вот обрушатся, ну и гонка была! А по концовке-то его захватили, от души вломили горяченьких и – в дежурку. А там – хвать, сотрудник, значит, свой, то бишь мент! Ну а своим-то, как водится, в этой системе особо сердечно и достается! И так его в каждом кабинете обработали, что оттуда он прямиком в больничку отправился.

Да ему бы все отрицать, а он, простак, наоборот, стал с этим чертовым Рамизом советоваться, как бы ему из этой паскудной паутины ловчее выкрутиться. А тот ему внимает, а сам все тяжелее вздыхает, на Корнея сочувственно смотрит и спрашивает: «И это было? И так было? И это делал?» А Корней, знай себе, дальше колется. Вот балда неученая! Прямо как с горки на жопе поехал!

Рамиз чувствует, что у Ремнева образовалась брешь в обороне, и к нему так очень деликатно подъезжает: «Да ты что, – говорит, – взаправду хочешь отмазаться? И так, чтобы тебя, при самом дурном раскладе, в зоне не замочили? Ладно, может, найдется у нас с тобой один выход». И с улыбочкой такой поганенькой ему предлагает, как говорится, ты – мне, я – тебе: «Короче, ты для меня на манер бабы послужишь, а я тебя за счет своих связей отсюдова сто процентов вызволю». А какие у него по той части могли быть связи? Кто он сам-то такой был? Да пустое место! Беда в том, что и Корней тогда был сам не в себе, ухватился, можно сказать, за соломинку! А соломинка та обернулась для него колючей проволокой!

И то мало сказать! Разве на этом то позорное дело кончилось?! С этого-то все только и началось! Мало того что Шалманбеков сам его чуть ли не каждый день приходовал как врага народа, так он потом к нему еще и других охранников привел! И главное, что ничего ведь не сделаешь! Кто ты после этого? Никто!

С этим клеймом Корней и на зону пошел. И вот тут-то для него и начались всамделишные адовы мучения…

И кому он теперь такой нужен? Вон, даже родная семья его за человека принимать отказывается! И это ведь при том, что они ничего такого особенного, ну главного, что ли, про него еще не знают! Ну действительно ровным счетом ничего! Это даже смешно! Насколько все-таки правильно в народе говорят: и смех и слезы! То есть не знают и смеются-потешаются! А вот как узнают, тут уж слез не оберешься! Да не за него слез-то, за себя, только за себя, – опять же как в детстве: «Палочка за себя!» Вот так и звучат в его голове звонкие ребячьи голоса, так и манит его какая-то великая сила в опрокинутое взрослой жизнью безмятежное детство!

А ведь он все тот же мальчишка, Корнейка Ремнев, Корень, как его часто обзывали, – да что уж там, пусть обзывают как хотят, лишь бы только по-человечески относились, ну пусть даже и не любили – он на этом и не настаивает, а просто замечали, что он, вообще-то, есть на белом свете и тоже вроде как человек, а не животное.