Текст книги "Таинства любви (новеллы и беседы о любви)"

Автор книги: Петр Киле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

«Я вас любил...»

После ужина  все вышли на вечернюю прогулку, кроме Марины и Полины, которой хотелось переговорить с нею, и она вызвалась помочь с посудой. И тут появился Вадим. Марина заметила, как он поглядывает на Полину, обретшую шарм, словно из Золушки превратилась в принцессу. Вадим, против обыкновения, вызвался ей помочь, не потому ли, что Полина не ушла со всеми?

– Полина похорошела? – спросила Марина у Вадима, когда они задержались на кухне.

– Не то слово. Кем она работает?

– Надо же. Ты никогда не обращал на нее внимания.

– Ничего особенного в ней не было. Да, некрасивая была... А теперь – не узнать.

– Хочешь приударить?

– Неплохо бы, черт возьми!

Слово за слово разыгрывается сценка ревности, с уходом в спальню, куда никого не допускают, и они, рассмеявшись, по-быстрому предаются любви, посколько оба раззадорены атмосферой...

– Владея компьютером, уже потеряв работу, когда все теряли работу, Полина нежданно-негаданно стала секретарем-референтом в крупной компании.

– Нет, в ней что-то особенное появилось.

– То особенное, что заметил в ней Князев еще на нашей свадьбе и все танцевал с нею, пока жена не увела его.

Вадим выше среднего роста, все тянется вверх, полнеющий, плотный детина, с движениями рук и ног, исполненными подчеркнутости до артистизма... Марина – худенькая, с тонким лицом, с характером молодая женщина, уже впадающая в беспокойство, что у нее нет детей.

Поэтому при всяком удобном случае, лишь бы Вадим проявил готовность, она отдавалась ему, да с безоглядной полнотой, поскольку первые годы замужества ни за что не хотела раньше времени забеременеть, лелея честолюбивые устремления преуспеть, если не в карьере, то утвердиться как личность.

А сейчас, имея такой коттедж, кроме хорошей городской квартиры, остается лишь народить детишек, всласть наслаждаясь любовью. Марина чувствовала, что становится ненасытной, а Вадим уставал и вообще давно поглядывал по сторонам в поисках разнообразия и свежих впечатлений, что мужу как писателю Марина прощала, лишь бы он с повинной возвращался к ней, и привкус греха, не говоря о его влюбленности, приносил им новое волнение.

Алексей Князев, не видя нигде Полины, вернулся на веранду, где принялся ей помогать убирать посуду и уносить на кухню. У нее был смущенный вид, ей, верно, не хотелось продолжения разговора о давней его минутной влюбленности, решил он. Но Полина хотела переговорить с Мариной, не успела толком все рассказать, как Вадим появился и вызвался галантно помочь не жене, а ей, и вскоре осталась одна.

Появлению Князева Полина обрадовалась, с предчувствием приключения. Посуду мыть Полина не стала, пусть другие девушки помогут Марине, и ушла с Князевым в гостиную, где теперь горели свечи и где стали собираться еще до звона колокольчика в окно.

Вадим подсел к Князеву, который устроился позади Полины.

– Теперь, Алеша, ты?

– Нет, – Алексей поднялся и отошел в сторону, – Вадим, лучше ты... Я все тебе поведал в разное время, так что сам все выстраивай, как хочешь, не указывая на меня пальцем, под условным именем, только не очень выдумывай от себя.

– Хорошо. Ведь твои истории я уже набрал. Но для интриги все же скажу, что я слышал их от одного из моих однокурсников.

Алексей Князев кивнул, обрадованный тем, что Вадим все взял на себя, рассказывать о себе перед ребятами, еще куда ни шло, но перед молодыми женщинами – сложно, ибо болтать с ними запросто никогда не умел, слишком близко принимая к сердцу самый мимолетный взгляд, а интерес и ласку выдерживая с трудом, с годами все больше.

Когда все вновь собрались, после ужина некоторые навеселе, Вадим опустился в кресло рассказчика и обвел всех веселым взглядом.

– Эта история, точнее три истории, рассказана мне одним из моих товарищей, который решил сохранить инкогнито, и мне доверил вам поведать, – при этом он взглянул на Алексея Князева, и все невольно сделали то же. – Нет, нет, эти истории могли произойти с каждым из нас. Назовем нашего героя любым именем...

– Алеша, – подсказала Марина, догадываясь, что речь именно о нем.

Все рассмеялись.

– Можно и Алеша. Ты не возражаешь? – Вадим обратился к Князеву.

– Нет, конечно. Алеш на свете хоть пруд пруди.

– Пруд любви, да? Словом, мы все Алеши.

– А в пруд с кувшинками бросаются Алёны, – подала голос с соответствующими телодвижениями прельщения Лариса. – В пруд любви и секса.

– О том у нас речь, – продолжал Вадим, подняв палец, мол, разминка закончена, приступаем к истории под названием «Я вас любил...»

– Это что, будет сочинение для восьмиклассников? – решил обнаружить свое присутствие Сергей Дроздов. Вадим не отреагировал и продолжал:

– Наш Алеша родился в небольшой деревушке в Псковской губернии, неподалеку Михайловское, пушкинские места, но в такой глуши, что в школу ходить далеко, и среднюю школу он кончал в небольшом старинном городке, жил в интернате за символическую плату, на всем готовом, как в детских домах, но со свободой, какой не обладали дети в семьях. Может быть, поэтому нравы в интернате были самые романтические.

Один мальчик-переросток там верховодил, самая надежная опора воспитательницы из учительниц школы. Он вскружил голову девушке из восьмого класса, писаной красавице, за которой на танцах в Доме культуры приударяли городские парни. И что вы думаете? Ночью она приходила в комнату, где спали мальчики, при этом один из них прибегал к ней звать на свидание, и влюбленные вскоре перешли всякие границы, и девушка к новому учебному году не вернулась, поскольку забеременела и родила сына, а ее возлюбленный уехал куда-то.

Теперь в интернате верховодил наш Алеша, и надо сказать, если тот властвовал силой, то он скорее как личность, чье достоинство и превосходство очевидны равно как для детей, так и учителей. Но и он, подкошенный стрелой Эрота, повел себя не лучше, чем тот: влюбленный в одну девушку из городка, да они учились в одном классе, собирались вместе на берега Невы, Алеша привлек внимание дочки англичанки из Москвы... Это случилось весной, когда он сдавал выпускные экзамены, а Мэри, как он ее звал, училась в восьмом классе. Чуть раньше, в мае, выпускники ездили в Михайловское на экскурсию, где они по памятным датам постоянно бывали, – на прощание с Пушкиным.

Англичанка взяла с собой дочь, и тут-то Мэри заговорила с Алешей, одетая так и по повадкам москвичка, как ее мать, да так – всюду с ним, чем вызвала ревность у Маши, и она словно исчезла из его жизни, провалилась на экзамене, а Мэри – всегда на виду: у школы, у интерната, на берегу реки с бескрайними далями...

Англичанка отпускала дочь с Алешей в кино, очевидно, вполне доверяя ему, и это уединение в полутемном зале, когда она невольно хваталась за его руку, пугаясь чего-то или, наоборот, в восторге от событий на экране, их так сблизило, что, возвращаясь пустынными закоулками ночью, они держались за руки, при этом пальцы ее, тонкие, сухие, нежные, явно ласкались, так что он однажды спросил:

– Что ты?

– Это? – она, отнимая и вновь возвращая руку, кончиками пальцев приглаживала его ладони.

– Что ты делаешь?

– Как! Ты еще спрашиваешь? Ведь я люблю тебя! – и она остановилась, близко-близко в тьме звездной ночи взглядывая в его глаза, и ее глаза светились, как звезды, живые человеческие, нет, именно девичьи.

– Ты любишь меня? А не рано?

– Если я полюбила, значит, самое время.

– Идем. Уже поздно.

– То рано, то поздно... А я только что сделала признание, поразительное и для меня самой! Под этим небом, перед всеми звездами Вселенной...

– Как Татьяна Онегину.

– Не принимаешь всерьез. Хорошо.

– Хорошо?

– Так лучше. Если бы ты меня обнял, хотя бы всего лишь обрадовавшись случаю, я бы пропала.

– Почему бы пропала?

– Влюбилась бы до смерти. А так, может быть, все пройдет, как проходит детство и юность.

– Так все серьезно?

– Самое серьезное, что было в моей жизни.

Вадим замолчал. Все ждали продолжения. Вадим поправлял свечу, а затем и другой занялся. Раздались голоса:

– Это все?

– А лучше вряд ли что еще будет

Вадим снова посмотрел на Алексея Князева и как-то отстраненно продолжал:

– Уже расставшись, он напишет ей письмо, влюбившись в нее по-настоящему, а его письма она будет показывать матери, не все, прося его меньше писать о любви, похоже, она переросла свое подростковое чувство... Однажды он приедет в Москву, куда они вернулись, и в прогулках по городу она снова загорается чувством, а он томится жаждой обладания до мук и однажды добивается своего, правда, так и не разобравшись, что произошло, лишь ее лицо при свете утра, взволнованное, смущенное, светло-розовое, исполненное нежности...

Это она идет навстречу – на прощанье...

– Алеша, ты моя первая любовь.

– Ты прощаешься со мной? Мы расстаемся навсегда?

– Не знаю. Но с нашей юностью в пушкинских местах мы уже расстались. И эта встреча в Москве и наши прогулки... Лучше не бывает. Я знаю, как ты меня хочешь, для тебя это венец... А для меня конец моей юности и первой любви. Возьми меня. Я хочу, если уж на то пошло, чтобы ты остался в моей жизни и первым моим мужчиной.

В разлуке он уже не мог жить, просил выйти за него замуж, но она уже не радовалась его письмам, такого тона и смысла, что даже маме не покажешь... И перестала отвечать на его письма...

– «Я вас любил...» – с чувством воскликнула Лариса, а продолжение стихотворения словно пронеслось под ночными небесами далеким эхом.

 – В это-то время Алеша встретил девушку, – чуть иным тоном продолжал рассказ Вадим, – на которой он вскоре женился, поскольку роман был скоропалительный, как нынче сходятся, едва познакомившись, но жениться не спешат, выжидая чего-то, но Алеша приглянулся девушке, а она ему тем более, красивая, застенчиво-скромная, ну, прямо Натали Пушкина... Да и звали ее Елена? – Вадим посмотрел на Князева, тот кивнул машинально, что заставило женщин переглянуться: значит, все-таки речь о нем. – У Елены была матушка в годах, вылитая Коробочка у Гоголя в «Мертвых душах», у нее была дача в садоводстве, а жили они в коммунальной квартире, занимая комнату при входе, и можно было подумать, что у них отдельная квартира, соседей не видно и не слышно, только на ночь дверь изнутри закрывалась на крюк.

Елена работала, а мать на даче; встречаясь с Алешей, она сразу стала приглашать его к себе, чтобы вместе поужинать, и он оказался впервые в городе в домашней обстановке. На выходные они уезжали на дачу, где его оставляли на ночь. Мать и родные Елены – все вокруг смотрели на него как на жениха. Елена смеялась и также выслушивала его объяснения в любви, позволяя целовать ее при случае.

Однажды, побродив по ночному городу, Елена оказалась перед закрытой изнутри на крюк дверью. Со смущением позвонила, по эту пору лета из соседей в квартире оставалась одна старушка. Она решила, видимо, не открывать, мало ли кто там бродит. Елена спустилась на площадку лестницы и в окно увидела во дворе Алешу: он не ушел, ожидал, верно, когда засветится ее окно. Он побежал наверх, и девушка так обрадовалась ему, что кинулась ему на шею и шепотом сказала, что любит его, в чем не была до сих пор уверена.

Они выбрались во двор, и тут Алеша посмотрел наверх: окно в коридоре было распахнуто, лето, жарко и ночью, а рядом водосточная труба. Он без особого труда поднялся до третьего этажа по трубе и с опасностью для жизни сумел добраться до окна. Откинув крюк, он впустил Елену, а сам уже вышел на лестницу, но она схватилась за его руку и потянула вовнутрь. Соседка, если и не спала, не решилась выглянуть.

Дальнейшее – ясно.

– Нет, нет, мы собрались здесь для бесед о любви и о сексе без купюр, без цензуры и ханжества, – возразила Лариса Минина. – Все согласны? Голосуем.

Все рассмеялись, голосовать не стали. Вадим снова перешел к отстраненному по тону рассказу, предварив его замечанием:

– Здесь кстати совершенно реально в целой серии любовных эпизодов в несколько лет можно показать всё, что демонстрируют в фильмах, с обсуждениями, они же, с подачи молодой женщины, которую просвещают подруги, перепробуют всё, с проступающей тревогой у жены, мол, она не получает того удовлетворения, о чем говорят как о оргазме...

Раздались протесты.

– Он заскочил вперед.

– Как прошла та ночь?

– Это же самое интересное!

Вадим снова переглянулся с Алексеем Князевым и продолжал так:

– В окно светила белая ночь. После объятий и поцелуев, как бы пробных, осторожных, Елена сказала:

– Оставайся. Мосты через Неву разведены уже или будут разведены.

Ночь принадлежала им. Он какими-то словами пожелал увидеть ее всю. Они ведь уже вместе купались на Неве у Петропавловской крепости и в лесном пруду на даче. Она замечала, как на Алешу обращают внимание девушки, он был, хотя и невысокого роста, строен, широкоплеч, а себя считала не очень приметной, больше из застенчивости и врожденной скромности. У себя дома Елена смело скинула платье.

– Всё? – спросила она скорее в шутку.

Он кивнул. Чтобы поразить Алешу своей смелостью, она сняла лифчик, и он впервые увидел девичьи груди, маленькие издали, и хотел подойти к ней, но она подняла руку, останавливая его, и в этот же момент спустила трусы и сделала шаг вперед, освобождаясь от них, и предстала перед ним обнаженной Венерой, милая, смущенно-радостная, со стройным бюстом, с тонкой талией и слегка тяжелым туловищем.

Лариса Минина словно вся закружилась в кресле и посмотрела на Олега Соловьева с торжеством.

Вадим продолжал:

– Алеша все любовался ею, Елена прошлась по комнате у двери, не позволяя ему приближаться к ней и прикасаться. Затем накинула на себя халатик и принялась стелить постель на разложенном диване. Он разделся и лег в постель в трусах и в майке, она же сбросила халатик и дала себя заключить в объятия. И вдруг отпрянула, испугавшись присутствия кого-то третьего. Но отступать, в принципе, было поздно. И хотя он постоянно твердил о любви и уже недвусмысленно жаждал, кроме поцелуев и объятий, большего в укромных местах леса или парка, то она уже не смела отказывать ему, ибо сочувствовала его мукам. Надо было лишь закрепить договор.

– Ты меня любишь?

– Очень.

– А ты на мне женишься?

– Да, конечно. Это само собой.

– Обещаешь?

– Во мне ли дело, Елена, это ты выйдешь за меня замуж?

– Да. Я твоя.

В сиянии белой ночи они не укрывались, чтобы видеть друг друга, и если ее тело, ее груди, живот, бедра – всякое соприкосновение, помимо акта, доставляло ему радость, она впоследствии призналась ему, что он показался ей, с пылом набрасываясь на нее, разводя ей ноги и проваливаясь меж них, смешным, как лягушка.

В гостиной пронесся смех.

– Конечно, мужчина, хотя и считает себя властелином, смешон в половом акте, как кузнечик, – объявила со знанием дела Лариса.

– Все-таки странно, как в первую ночь замечать такие подробности.

– Всегда надо укрываться сверху простыней.

– А то выходит порнография, что смешно и нелепо.

Вадим продолжал:

– Вскоре они поженились и принялись во все ночи испытывать и переиспытывать любовь, и, хотя, казалось, все было хорошо, веселое дыхание, вскрики, Алеша мог поминутно возбуждаться и вновь приступать к вожделенной охоте питомцев Эрота, не он, а жена стала уставать, может быть, от работы, да она еще училась в вечернем отделении вуза, и нередко он не мог заснуть, ведь обидно, что ему отказывали в любви.

Между тем Елена от разговоров с подругами и на работе с товарками постоянно узнавала новые подробности о любовных отношениях мужчины и женщины, и даже женщины и женщины, обо всем, что ныне выставляют нахально, переходя все границы, в фильмах и в интернете. Просвещалась Елена и у однокурсницы, которая еще замужем не была, но обо всем знала.

Елена признавалась подруге:

– Я испытываю потрясение, когда дело идет к концу у Алеши, он так нежно и страстно то припадает ко мне, заключая в объятия, то целует меня всю, а я тороплю его, чтобы он продолжал и еще, и еще, и он сам как помчится вскачь, но я уже боюсь, – пользоваться презервативами мы не любим, соприкосновение должно быть непосредственным, как при поцелуях, – как бы он не извергся там, побыстрее салфетку, и он со стоном исходит, и я довольна, но потом все думаю: а оргазм у меня был или нет?

А подруга как более опытная говорит:

– А какой у него, ну, ты понимаешь, – показывает двумя пальцами расстояние, – такой?

– Обычно у него, мне кажется, совсем маленький. Смешно сказать, как у ребенка. Но едва коснешься пальцем, он оживает...

– Из сосиски превращается в сардельку? Чего еще хочешь?

– А длина? Мне все кажется, у него не очень длинный, скорее короткий.

– Не выдумывай. Алексей, правда, среднего роста, но строен, хорошего сложения, сексуален, как выражаются американцы.

– Да, я знаю, он мужчина настоящий, никаких комплексов в отношении и роста, и всего остального... Когда я не без досады восклицаю: «Какой маленький!», он воспринимает это за шутку, принимается ласкать и целовать меня всю...

– И даже здесь?!

– Нет, нет, здесь для его глаз запретная зона, лишь издали ему нравится видеть меня обнаженной, в ванной, мы нередко вместе принимаем ванну, продолжая и здесь запускать его куда следует...  Один раз, еще раз, а затем его не удержишь.

Разносятся вздохи и голоса:

– Все так, все так.

– Счастливые часов не наблюдают.

– Я и веду речь о всех треволнениях влюбленных и мужа и жены со времен Адама и Евы, – заметил Вадим. – Поначалу Елена, хотя смело показалась ему обнаженной в первое же свидание и уступила скорее из любопытства, чем из желания, уступила его пылу влюбленности и страсти, была стыдлива и скромна. Даже презерватив натягивать на его член стеснялась. Но жажда любви с полной отдачей у нее была не меньшей, чем у него, и они, приезжая на дачу, уходили в лес за грибами, а там с волнением выискивали не грибы, а укромные места, чтобы поспешно снять трусики и спустить штаны и предаться сексу, будто они не муж и жена, или любовные бдения супругов уже не имели прелесть новизны дома...

Зимой, приезжая на дачу покататься на лыжах, венцом лыжной прогулки для Елены было то, что все чаще она отказывала мужу в теплой постели дома, ссылаясь на усталость и что рано вставать, – в едва протопленной даче, раскрыв холодную постель, с ярким румянцем от морозца и бега на лыжах, она уступала с волнением, словно в столь необычной обстановке ей в самый раз любить всласть.

И вот пришло время, как она, осмелев, стала маленького не пальцами ласкать, а языком, – при этом с уверенностью можно сказать, они имели об оральном сексе лишь самое смутное представление, или даже никакого, – целовать Алешу в губы, в глаза, в плечо, в живот, как он ее с первых свиданий, она давно привыкла, а тут ниже приникла губами и счастливо рассмеялась: от поцелуев маленький рос, с головкой, которая как бы сама просилась в рот... Ах, ах!

Она чувствовала, как Алеша весь вздрагивал от сладостной истомы, пронизывающей все его тело – от живота до сердца, и сама испытывала сладостный соблазн на грани греха, словно это измена мужу с неким таинственным существом, столь похожим на змея, обольстителя Евы...

От ласки поцелуями головки затем незаметно проявились глотательные рефлексы, а маленький все рос, больше, чем обычно, и уже не вмешался во рту, и его поспешно запускали туда, куда он весь устремлен, такой большой и плотный, что торжество было почти полное.

А затем – и пальцы были задействованы... Все виды и формы любви и секса сами словно бы открыли...

Но поиск продолжался... Если Алеша, даже влюбляясь или испытывая влечение в какие-то моменты к той же подруге Елены, не думал реально действовать, зная, что в конечном счете он своего добьется, а дальше что? И что это будет? Прелюбодеяние – ради чего? Ради такой малости, что он мог устроить себе, принимая ванну?

В гостиной все невольно переглянулись, смутив Алексея Князева, который, впрочем, уже знал, что ничего особо зазорного он не совершал, хотя смолоду весьма стыдился избытка своей сексуальности. С детства он ходил в баню, а ребенком даже с матерью в женский банный день, и в городе в баню, что было привычно, но, женившись, он впервые стал принимать ванну, и это уединение в воде с самим собой нагишом поначалу тотчас вызывало эрекцию, словно формы и строение его тела вызывали у него самого сексуальное искушение, и оно требовало разрядки.

Вадим, махнув рукой, мол, что мы в ванной вытворяем, известно, продолжал с легким удивлением:

– Елена по эту пору и вовсе расцвела, и в нее влюблялись, а на работе из начальства вполне серьезные люди, женатые, семейные, и вот один добился ее согласия на встречу в городе, что могло повлечь, ей было ясно, к чему. Явно влюбленный, весьма солидный мужчина говорил о своей жене и детях в хорошем тоне, из чего выходило, что он не думает оставить семью ради новой любви, а хочет лишь полакомиться... А Елене сыграть роль лакомства, чтобы уяснить хотя бы насчет оргазма, хотелось, и она все больше склонялась к новому опыту. Между тем она сама сказала Алеше об увлечении ею начальника отдела и даже о своих промахах, что весьма возмущало его.

У нее было какое-то дело в городе, чем решил воспользоваться женолюб и сказал, что и ему надо быть в тех местах, он подъедет на машине. В принципе, что тут особенного? Но Елена заволновалась, заехала домой, Алеша был дома и вызвался с нею выехать в город, заодно в кино сходить. Елена не стала отговариваться и что-то придумывать, явилась на свидание с мужем. Начальнику пришлось отговариваться и поскорее сесть в машину и уехать.

Елена не утаила от Алеши, как это все получилось.

– Ты молодец, Алеша! Он сразу отступил и улизнул. Ты меня спас от падения. О, милый, я еще больше люблю тебя!

Алеше обнимать и любить спасенную Елену, конечно, куда было сладостнее, чем если бы повинившуюся в падении из-за любопытства.

Елена сочла за благо перейти на другую работу, да ближе к дому. При приеме на работу, стало сразу ясно, новый начальник глаз на нее положил. И было в этом роде несколько историй, как Елена переступила черту и, казалось, нашла более подходящего партнера, чем Алеша, и ушла из дома...

Все притихли, словно ожидая продолжения, и заговорили:

– И где это было?

– И когда?

– Ну, мы же все здесь родом из СССР. Сами знаете, с чем вступали в жизнь.

– Но это же не секс. Это все-таки любовь.

– Какая разница! Лишь бы это нам доставляло самые приятные и волнительные ощущения.

– На сегодня довольно, – распорядилась Марина как хозяйка. – Я всем устроила постели. Приятных сновидений!

– Жаль, но вздремнуть до утра тоже надо, чтобы со свежими силами продолжать беседы о любви завтра, – усмехнулся Олег Соловьев.

Лариса, последовав вперед за Мариной, заговаривает с нею:

– Ну, что значит размер? Большой или маленький, точнее, длинный или короткий, толстый или как штык. Я никогда не придавала этому значения. Все дело – в моей сексуальности и охоте моей разыграть страсть.

– А Князев возбуждает тебя? – спросила Марина.

– Нет, вот я и хочу проверить. Устроишь?

Марина, вспомнив о Полине, решительно сказала:

– Нет. Он просто не обращает на тебя внимания, вот и не возбуждает.

– Да, старается меня не видеть, это странно.

– Я думаю, это от того, что ты слишком выставляешься, разыгрывая из себя секс-бомбу. Олег, по-моему, по-прежнему к тебе неравнодушен.

– По-прежнему неравнодушен? Обрадовала. По правде сказать, это я была к нему неравнодушна, как Лика к Чехову, но тот проглядел ее, чтобы ухватиться за Книппер, уже больной. Что говорить, русский человек на рандеву – жалкое зрелище.

– Я устроила тебя здесь. Спокойной ночи.

– Спасибо, Марина! – женщины расцеловались.

Марине легко было догадаться, с кем свести Князева ради проверки и отвода ее от Вадима. Полина еще не улеглась.

– Послушай, Полина, как тебе Алеша Князев?

– Это о нем рассказывал Вадим?

– Вадим рассказывал историю со слов Алеши, возможно, им выдуманную, но что-то сходится с его жизнью.

– У него в самом деле пенис настолько маленький, что из-за него жена оставила его?

– Не знаю. У однокашников все на языке, но я никогда не слышала, что бы кто-то упоминал о нем в этом смысле... Елену я видела... В самом деле была весьма похожа на Натали Пушкина, очень порядочная, пробовала курить, а потом бросила, поскольку смешно же, жена курит, а муж нет...

– Детей не было у них?

– Нет. Он заинтересовал тебя?

– Ну как? Но, знаешь, на твоей свадьбе, о, когда это было, он все танцевал со мной и влюбился...

– Первый раз слышу, – Марина не поверила.

– И я ничего не знала. Сегодня признался, хотя даже моего имени не помнил. Его взгляд я чувствую и оглядываюсь.

– Я тоже его взгляд чувствую, думаю, и другие женщины... Я заметила, на него девушки обращают взор еще издали. С виду неприметный, невысокий, но он видит нас, и мы отзываемся инстинктивно. Но при ближайшем соприкосновении с ним не так легко сладить – даже его товарищам, а женщин он не выносит, за редким исключением.

– Тебя выносит?

– Да. Мы с ним друзья и даже больше, чем он с Вадимом.

– Друзья?

– Я в дружбе со всеми приятелями Вадима.

– Вадим хорош всем – и деловит, и талантлив. Но рядом с ним мне больше нравится Князев, если даже это у него маленькое.

– Хочешь проверить?

– Как?!

– Лариса уже подкатывалась ко мне. Узнав, в чем его горе, она решила не то, чтобы его утешить, а проверить... для собственной коллекции мужчин. Устроишь, говорит? Я сказала: нет.

– А мне ты готова помочь сойтись с ним?

– Да.

– Это потом?

– Почему не сейчас? Обстановка самая подходящая. Сойдет всего лишь за шутку.

– Розыгрыш? А он не обидится?

– Я сведу вас, и он поймет, в чем дело.

– А в чем дело?

– У тебя склонность к нему. Да это он давно заметил.

– Похоже, мне уже нельзя отступать, как я привыкла, обрекая себя на одиночество.

– Идем. Прими это приключение за сон в летнюю ночь.

Проходя по комнатам, погруженным в тьму ночи, с белеющими постелями на диванах, кушетках и креслах, Марина привела Полину в свой кабинет, который уступила на ночь Князеву. На узкой старинной кушетке сверкала белизной постель; Алексей сидел за письменным столом при свете настольной лампы и просматривал несколько заветных книг, обнаруженных им в большой библиотеке Вадима.

Марина с легким стуком открыла дверь и сказала:

– Алеша, ты не спишь. К тебе гостья, – подтолкнув Полину вперед, она закрыла дверь и ушла.

Оставаясь у двери в полутьме, девушка, стройная, небольшого роста, казалось, еще совсем молоденькая, как подросток, с лицом, весьма своеобразным: явно неправильные в разных местах  черты делали ее обычно некрасивой, но тут же она могла показаться не то, что хорошенькой, а настоящей красавицей, что зависело, верно, от ее внутреннего состояния. Она всплеснула руками, словно выражая недоумение, зачем она здесь.

Алексей поднялся к ней навстречу без тени улыбки:

– Не туда попали?

– Нет, Марина вообразила зачем-то нас свести.

– Разве она не сказала вам зачем? Наверное, было какое-то обсуждение, чтобы вы решились.

– Да. Мне хотелось спросить вас, насколько правдива история, рассказанная с ваших слов Вадимом. Это ваша история?

– В общих чертах и в каких-то подробностях, да. Но, думаю, у многих та же история – в общих чертах и в каких-то подробностях.

– И у Вадима с Мариной? – рассмеялась Полина.

– Наверное, – рассмеялся и Алексей – совсем по-юношески. Он вообще казался моложе своих лет.

– Коли все так, нет вопроса. Я пойду.

– А какой был все-таки вопрос, если дамы выбрали вас все выяснить?

Девушка смутилась, и ее лицо исказилось гримаской муки от стыда.

Он взял ее за руку:

– Не смущайтесь так. Я понял, о чем была речь у вас. Правила наших открытых бесед о любви и сексе позволяют любые вопросы и даже испытания. Мы даже можем с вами поцеловаться и обсудить, что означает вообще такое соприкосновение в любви, как поцелуй.

– Сейчас?

– Вы не против?

– Нет. Это же как игра.

Алексей осторожно обнял девушку, она, взглядывая на него снизу, подставила губы в розовой помаде. Ей это понравилось.

– Неплохо! – воскликнул Алексей Князев.

– Неплохо? – возразила Полина. – По мне очень хорошо. По-моему, это впервые мне поцелуи, да с едва знакомым мужчиной, нравятся.

– А я впервые – это возраст – так осознанно обнимаюсь с девушкой, ощущая всю негу и прелесть женского тела, а губы твои – это сладость неземная.

– Понимаю, игра.

– Нет, правда, не помню таких упоительных поцелуев в своей жизни.

Совершив несколько кругов по комнате, как в танце, они упали на постель, при этом поскольку кушетка узкая, девушка оказалась на ней, а он коленками на полу.

– А я едва умею целоваться. Это ты упоительно ласков и нежен.

– Готова остаться?

– Хочешь увидеть меня голой?

– Неплохо бы.

– Мне не удастся тебя расшевелить?

– Проще простого.

– Выключим свет.

– Хорошо, – он поднялся, выключил настольную лампу. Между тем девушка скинула весьма нарядное платье-сорочку и залезла под простыню с легким покрывалом. Он тоже разделся. Она отодвинулась к стене, предоставив ему основное поле, и с боку прилегла к нему. Поцеловав его нежно, она рассмеялась:

– Сейчас проверим, – и тут же отдернула руку. – Что там?

– Хочешь разглядеть?

– Это же игра. Сон в летнюю ночь. Я сплю и обнимаю...

– Осла.

– Какая нежная кожа у осла.

– Ночь нежна.

– Я знаю, есть такой роман «Ночь нежна». Не читала.

– Я тоже.

– Не отвлекай меня метафорами. Здесь вещи поважнее.

– Сама жизнь и ее таинства.

– Хорошо, говори, а я, – девушка обнажила его мужское достоинство, – опыт у нее был, но всегда какой-то неудачный, по разным причинам, по ее воспоминаниям, – не скажешь, маленькое, но довольно мягкое, хотя явно в возбужденном состоянии, – она поцеловала его, на что никогда не решалась, несмотря на просьбы и требования, отговариваясь, мол, я не шлюха.

Алексей вздрогнул, и токи истомы пронизали и ее тело; она продолжала его целовать, казалось, с еще большим сладострастием, чем в губы. И вдруг он поднялся стоймя, и она испуганно приподнялась, скорее сбрасывая лифчик и трусики...

Алексей подхватил обнаженную девушку, миниатюрную на удивленье, и, опустив ее на себя, начал вожделенную охоту, при этом он с неменьшим упоением в глазах любовался ее удивительно похорошевшим лицом, стройным бюстом, касаясь пальцами рук ее грудей. А она то выпрямлялась, то ниспадала к нему, как в скачке на коне.

– Боже! Как хорошо! Но что мы делаем? Мы не приняли мер предосторожности.

– Не бойся, – отвечал он, – ты скорее изойдешь, чем я.

– Но я не хочу скорее. Опусти меня под себя, – когда же они переменили положение, еще более сладостное, она попросила его. – Замри.

– Остановись, мгновенье! Ты прекрасно? – он продолжал обнимать ее нежное, словно ускользающее, тело, плоть сладострастия и любви.

– Еще все впереди! И счастье, и любовь...