Текст книги "Таинства любви (новеллы и беседы о любви)"

Автор книги: Петр Киле

Петр Киле
ТАИНСТВА ЛЮБВИ
Новеллы и беседы о любви.

ПОСВЯЩЕНИЕ

*  *  *

 
Есть девушка – роза.
Она столь пригожа!
И девушка – лилия есть,
Любви беспокойная весть.
Есть девушка – словно фиалка,
Скромна, как сестра и весталка!
Калужница – пышной краса,
Невинные в блуде глаза.
Есть девушка, точно ромашка,
Из детства цветущая ласка!
И лета чудесные сны
В саду расцветает жасмин.
Не счесть всех сестер твоих, Флора,
Краса всепобедного взора!
 

Таинства любви отнюдь не сводятся к сексу, – это таинства жизни, таинства природы, таинства женственности, таинства вдохновения, что предстает поэзией и красотой бытия.

ЧАСТЬ I
ОГНИ МОСКВЫ

1

Живя на берегах Невы, я любил приезжать в Москву, она обладала современной новизной, и даже ее холмистость мне нравилась. Видеть город на разных уровнях и в перспективе всегда интересно, словно совершаешь восхождение в горах.

Ныне же Москва – всего лишь один из мировых мегаполисов, да на стадии ломки и нового строительства в то время, как другие уже вполне оформились, как Нью-Йорк или Токио.

На Тверской у книжного супермаркета промелькнула девушка, в судьбе которой нам суждено принять участие.

*  *  *

 
Ты свежа, молода и проста,
Высока и стройна, как мечта,
Что ликует порою весенней
Под небесного купола сенью,
Где взлетает жаворонок ввысь,
И трепещет в музыке мысль,
А сравнить ее можно лишь с песней:
Нет тебя и родней, и чудесней.
Ты мила и прелестно проста,
И умна, как сама красота.
Совершенство? Ах, нет здесь секрета:
На нежнейших устах сигарета,
Одиночества горького знак,
Иль греха расцветающий мак?
 

Девушку звали Роксана, а попросту Сана, как окликали ее подружки. Она приехала учиться в столицу, как некогда Василина, ее мать.

Из затемнения появляется девчушка в гетрах, что-то такое она выделывает, а ее снимает на видео дружок.

*  *  *

 
Тонка и угловата, лет пятнадцать,
Играет, как сама с собой в пятнашки,
Иль замирает как бы в трансе,
Кружась в свободном танце,
С улыбкой детской торжества,
Как на березах ранняя листва.
Сняв платье, в трусиках предстала,
А груди проступают мало,
И в гетрах щеголяла, что ей шло,
Неглупая: что на нее нашло?
Дружок твой снял игру в стриптиз невинный
И продал юность и весну, а с ними
Любовь и будущность твои, злодей,
С беспечной грацией твоей!
 

Вполне возможно, что это Сана школьницей, или одна из подобных ей, которых привлекают, как бабочек, огни Москвы. И вот она в столице, мы замечаем ее перед зданием Академии шоу-бизнеса, как она идет по дорожке, делает шаг в сторону, заговаривая по телефону…

*  *  *

 
Шаг в сторону по зову телефона,
Остановилась на краю газона,
Разговорилась, поднимая взор
До неба, где такой простор,
Быть может, для защиты,
Слегка отставив ножку… Афродиты,
Изящную столь в брюках и в туфлях,
Когда в них таинство и нега вся!
 

– Послушай, Сана, – говорит миловидная женщина с виноватой улыбкой нежного внимания, – я сама тебя склонила пойти в гости к Весниным, теперь же вынуждена пойти на одну встречу по делу…

– Понимаю, мама, – рассмеялась Сана, рассматривая белые облака в небе, – деловая встреча!

– Ведь нас там ждут. Тебе придется одной заехать к ним и провести вечер…

– Обратить внимание на Диму, который едва разговаривает со мной по телефону, не вступает в контакт со мной от себя, передает трубку матери или отцу?

– Он так себя вел? – рассмеялась Василина. – Сколько же ему лет? Я помню его милым подростком…

– Ну да, разговаривает по телефону, как подросток, который занят своими делами… А ведь взрослый мужчина и даже интересный!

– Ага! – рассмеялась Василина

Сана тоже рассмеялась.

2

Как-то весной Дмитрий Веснин забрел в места детства и первой юности, в ту часть сада неподалеку от школы – среди вековых деревьев с покатой поляной, казалось, глухой и отдаленной, что даже пугало, хотя тут же шли аллеи, а за железной оградой проносились машины… В эту глушь в детстве он заглядывал словно в лес за деревней, а вокруг Москва, что и было интересно. И тут произошло нечто удивительное, на грани сна и воспоминаний…

 
Случилось быть ему в саду весеннем.
Под пологом ветвей, что сени
Пещеры нимф за грудой скал,
Где в детстве что-то он искал,
И вдруг вбежала девушка – откуда?
Тонка и грациозна, вся – как чудо!
Не может быть, она? Она!
Она по-прежнему юна?
Еще юней, чем знал он в детстве,
Не деревце, скорее ветви,
Как поросль свежая  чиста,
Нескладной кажется, а красота!
И ей он узнаваем до улыбки,
Пусть свет очей и тени в роще зыбки.
 

– Не сон ли это? Вас я узнаю, – как будто про себя промолвил Веснин, – и  юность вашу, как свою...

– А я вас узнаю по фото, – просияла девушка с усмешкой, – из маминых...

– Ах, вот что! Но схожесть поразительная... Нет! Глаз чистых задушевный свет любви и восхищенья, – усомнился он, – где сыщешь повторенья?!

– Она была в вас влюблена, и я взглянула, как она.

– Не может быть! Любовь неповторима...

– Я не сказала, что люблю, любима.

– Но взгляд? Но голос? Все любовь... Ужели это лишь струится кровь у юности, ликующей беспечно? Иль все-таки любовь предвечна? Увы! Вы спрятали сиянье глаз... И нежный свет души ее погас. Свет жизни, словно Эвридика вернулась вспять стопою тихой, померк, и воцарилась ночи мгла.

Девушка ответила серьезно:

– Я вашей Эвридикой не была, а мама и не знала ваших песен... Напев неровный их чудесен...

– Я что Орфей, а Эвридика – ты, и это отнюдь не мечты, а жизнь, взошедшая из тьмы столетий, пусть на мгновение, как все на свете.

Девушка справилась:

– Вы были на ее могиле?

– Нет. Я не решился разузнать, так свет померк в моих глазах с известьем о смерти той, с которой вместе я здесь бродил, влюблен и юн, и был пронзен тоскою вещих струн, что всколыхнули царство теней... Она являлась здесь из песнопений, как вы внезапно из весны, ее весны, усопшей милой сны.

– Благодарю за память и сонеты! Ох, эти мне поэты! Жизнь упуская, чем живете вы?

– Поэзией.

– Увы! Увы!

– Дитя! Поэзия одна нетленна. А жизнь, как и весна твоя, мгновенна.

– Поэтому я и спешу и жить, и хоть кого-нибудь любить. – И вдруг придумала. – Хотите, мы уедем с вами, для рифмы, ну, в Майами?

Он рассмеялся:

– Добро! Уедем мы в Нью-Йорк на чтенье лекций, кстати...

– Ой! Мне в школе маяться еще три года.

– Есть школы и в Нью-Йорке, а природа там мягче, чем в Москве, твердят.

– Понятно, все смеется, очень рад.

– Ничуть. Как мы надумаем, так будет, что б ни сказали  люди...

И вдруг интимно зазвучавшим голосом:

– Но ты ж меня не знаешь совершенно!

– Прекрасное на свете неизменно!

– Не Эвридика я, ты не Орфей.

– Хотим, мы первообразы людей, вступая в жизнь из детства, когда взыскуем совершенства...

 
Фантазия поэта увлекла,
Как жизнь чудесно расцвела
Из новых юных поколений,
Сходящих ныне в царство теней...
О, чья насмешка – жизни срок,
Летящий черной птицей рок?
А красота лишь песней отзовется
И по Вселенной вознесется.
 

3

Интерьер московской квартиры с мебелью, ныне драгоценной, как антиквариат. В окнах виды Москвы сверху. Дом стоит, очевидно, на холме, сам по себе невысок, верхушки вековых деревьев достигают плоской с оградой крыши, ухоженной, как японский садик. Небо затянуто облаками, и, кажется, наступил вечер, но просвет в вышине изливает свет весеннего дня, с явлением Хора девушек, похожих на изображения на экране за ветками деревьев и вполне реальных.

ХОР ДЕВУШЕК, выступающих в различных обличьях: актрис, светских дам, студенток и ведьм (от трех до семи – ВИКА, ЮНОНА, КАССАНДРА, АСЯ, КСЕНИЯ).

         ХОР  ДЕВУШЕК

         (переговариваясь, пляшут)

– Где мы?  – Кто мы?  – Я помню лишь откуда.

– Мы нимфы из Эллады? –  Голливуда!

– Ах, значит, ведьмы мы? – Нет, из актрис,

Из самых сексуальных! Вот смотри.

– И я могу. – Но нынче ведьмы в моде.

– Сдается мне, мы ныне Оры вроде.

Сплетаем нити судеб мы

Из света вешних звезд и тьмы.

– Что ныне на примете?

– Все то же самое на свете,

Что было и вчера

От ночи до утра.

– Все то же? Да! Уже нет мочи.

– Едва дождались ночи.

(Словно уносятся в темнеющие дали с полосками зари).

Татьяна Дмитриевна и Елена  в гостиной накрывают раздвинутый стол скатертью и пленкой.

Татьяна Дмитриевна осведомляется:

– Елена, как дела?

– Ничего.

– Значит, ничего хорошего?

– Нет, ничего нового. Мы виделись с тобой буквально вчера.

Татьяна Дмитриевна со вздохом:

– Стас все обижается, что мы не предоставили нашу крышу ему под мастерскую?

– С крышей это он сотворил чудо. Это был его проект.

– Еще бы! Художник.

Входит в квартиру Семен Иванович.

Семен Иванович, заглядывая в гостиную:

– Привет! Какой нынче праздник?

Татьяна Дмитриевна с укором:

– Забыл? Разве не ты пригласил Мурановых?

– Ах, да! Василина, приехав в Москву, позвонила, уверенная, что ее дочь бывает у нас. Ан нет. Удивилась. Вероятно, решила снова свести ее с нами. Она была чем-то обеспокоена, ну, я и пригласил их к нам. А где Дима?

Елена, поведя плечом:

– Обещал подъехать.

– Получает гроши, а все засиживается на работе.

Татьяна Дмитриевна:

– Тсс. Не болтай лишнего, хорошо?

Елена, рассмеявшись:

– Особенно о том, что наш Дима  – кандидат в старые холостяки. И тут же сватать первую попавшуюся девушку за сына...

– А хороший парень. Без пяти минут доктор наук.

– Оставь. Кому это интересно сегодня.

В квартиру входят высокого роста с юным лицом девушка и молодой человек интеллигентного вида. Это Роксана Муранова, попросту Сана, и Дмитрий Веснин. К ним выходит Татьяна Дмитриевна.

Сана радостно:

– Добрый вечер, Татьяна Дмитриевна! (Со смехом.) Я заблудилась, и адрес забыла... Думала, узнаю дом, квартиру, а вышла  в какой-то переулок, где увидела Дмитрия, на мое счастье. Я так обрадовалась, что прямо бросилась ему на шею. Дико? И вам рада! (Целует.) Радость мне кружит голову, и я сама не своя. Веду себя, как дикарка.

Семен Иванович с одобрением:

– Это мама твоя любит выдавать себя за дикарку, а обворожительней женщины я не знаю... Кроме моей благоверной...

Татьяна Дмитриевна:

– А где мама?

Сана быстро:

– У нее деловая встреча. (Невольно проговаривает мысли вслух.) Так что придется мне одной отдуваться за ее затею.

Веснины уводят гостью в гостиную, Дмитрий Веснин проходит в свою комнату, смотрится в зеркало.

– Хороша дикарка. Шарм, как у фотомодели.  А вчера приехала из провинции.

Голос Елены:

– Дима! Дима! Где ты?  Покажи гостье квартиру.

– Что тут показывать? Все на виду.

– А книги? Сана любит читать, стипендию оставляет всю в книжном супермаркете...

– Сколько же книг можно купить на стипендию?

Сана, угадывая иронию и рассмеявшись:

– Целый рюкзак!

Веснин добродушно:

– Верно, изящный рюкзачок с тетрадками для лекций, куда можно положить, кроме косметики, лишь книжки в мягкой обложке.

Сана смеется:

– Откуда вы знаете?!

– Видел девушку под стать вам, кажется, у книжного магазина.

– Антикварная квартира! Ну, прямо квартира-музей... Только кого?

– Как кого? Весниных.

Девушка с лукавым видом:

– А чем Веснины знамениты?

Семен Иванович, проходя мимо:

– Как же! Как же! У нас в роду были и священники, и купцы, и дворяне, коих ныне весьма почитают, и крепостные, и революционеры, хотя о последних ныне меньше вспоминают. А еще архитекторы и…

Татьяна Дмитриевна машет Семену Ивановичу, мол, не мешай.

Сана с восторгом:

– И вид чудесный из окна. Вот Москва, которую я вижу не во всякий день.

Веснин несколько взволнован:

– А где вы живете?

– Что? Откуда я приехала?

– Из Норильска, я помню. А где ваша Академия шоу-бизнеса и общежитие?

– Общежитие? К моему приезду мои родители купили квартиру в Москве.

– Хорошо иметь состоятельных родителей.

– Да. Никаких забот, одни хлопоты, но самые приятные...

– Жить красиво.

– Да. Иначе не стоит и жить. Разве нет?

– Красиво жить не запретишь.

– Жить красиво – это и есть счастье.

– Глядя на вас, с этим трудно не согласиться. Вы прямо излучаете красоту и счастье.

Сана, вспыхивая вся обаянием красоты и счастья:

– Правда?! Но, знаете...

Веснин, любуясь гостьей исподлобья:

–  Кем же вы собираетесь стать?

– Я учусь на экономическом факультете. Но, знаете, меня обокрали...

– Как?

– Просто. Залезли в квартиру и все мои драгоценности и технику унесли. Без всякого взлома. И сигнализация не сработала. Чистая работа.

– Кажется, я слышал об этом.

– Да, сообщали в новостях  и  писали. Даже интервью у меня взяли. Словом, прославилась.

– Но там драгоценностей унесли на баснословно крупную сумму!

– Все это, конечно, всего лишь красивые безделушки. Но досадно, почему я? Ах, не стоит об этом болтать. (Взглядывает в сторону Весниных-старших.)

Семен Иванович в своем шутливом тоне:

– Ах, ах! Какая пара! Можно подумать, они успели подружиться?

Татьяна Дмитриевна серьезно:

– Это так себя ведет девушка.

Елена с легким удивлением:

– Ну,  она уж слишком круто за него взялась.

– Нет, мне кажется, она его разыгрывает. Пусть.

Стас на крыше устанавливает свое новое произведение для демонстрации, разговаривая сам с собой или подпевая, у него наушник в ухе. Это полнеющий мужчина, он держится так, будто под кайфом. Веснин выводит Сану на крышу, и та в восторге пляшет, с явлением Хора девушек, будто одна из них.

Веснин ведет Сану по лестнице за руку, открывает дверь на крышу:

– Еще две ступеньки. Можете открыть глаза.

– Мы вышли на улицу? Боже! Здесь так высоко, словно уносишься в полет. (Легко вышагивая, как в танце.) Я не одна?

              ХОР ДЕВУШЕК

– Роксана! Ты одна из нас, студенток.

– Из самых умных и примерных деток.

– Какое там! Она из стриптизерш!

– А ты, моя завистница, все врешь!

Я из актрис, из самых сексуальных,

Что ныне модно без судов моральных.

      – А, ну, покажем чудеса!

      – Как негой дышат телеса!

      – И обнажим на миг промежность.

      – Мой бог! Ликующая нежность!

– Нет, всенародно это стыдно. Срам.

– Всего лишь смех. Веселая игра!

      – В том суть достоинства гламура.

            – И торжество Амура!

Стас словно очнувшись:

– Черт возьми! Что здесь происходит?

Веснин с недоумением:

– В самом деле! Или это мне снится? Или это изображение на экране за деревьями?

– Реклама? Нет, эти существа реальны. Я различаю образ из любого материала и тело живое, с рефлексами, как у лягушки.

КСЕНИЯ. Нас принимают за лягушек!

ЮНОНА. А мы сойдем за лягушек, превратившихся в царевен.

АСЯ. В принцесс!

ВИКА. А художник под кайфом.

Веснин с тихим восхищением:

– Эти девушки телесны и сексуальны до жути и тут же грация и пластика! Нет, это не сон. Это чудесней сна, как приходит весна.

СТАС. Химеры!

КАССАНДРА. Ты сам конструктор нелепых химер.

СТАС. Я художник актуального искусства. Нелепо до жути и смеха. Какой кайф!

КАССАНДРА. Но у всякого кайфа, мы знаем, какой конец.

СТАС. Как у жизни.

САНА. Конечно, жизнь и есть сплошной кайф. А нет его – это хуже смерти. Лучше смерть.

СТАС. Смерть тоже кайф.

САНА (словно в забытьи). Крыша поехала. Нирвана.

Елена снизу:

– Эй! К столу! Стас, не забудь руки помыть от золотой пыли твоих фантазий. Эй! Дима! Сана!

Проступают вечерние огни Москвы.

4

Интерьер современной квартиры. Просторные апартаменты. Входят миловидная, на первый взгляд, еще совсем молодая женщина и мужчина средних лет, крепкотелый, солидный, – ясно, после ужина в ресторане. Это Василина и Олег Славин, партнер по бизнесу.

– Олег, не хочешь выпить? Вина? Кофе?

– Нет, Василина. Этого добра я принял достаточно. Мы здесь одни?

– Да. Дочь моя в гостях в одной милой московской семье, где и мне надо было быть...

– А вот чего хочу... (Объятия и поцелуи.)

Василина смеется:

– Это ужасно – и я!  И откуда это берется? Дома тихо-мирно живу, а как в Москву...

– И бизнес, и секс на высшем уровне! Как же, столица!

– Идем, идем. У нас мало времени. Засиделись в ресторане.

– Там было здорово. Я прямо влюбился в тебя.

– Я знаю, ты всегда заглядывался на меня...

– Еще бы! А ты все смеялась надо мной.

– Над собой тоже. Мне было смешно, поскольку, думаю, я не вертихвостка, и самая мысль глядеть на сторону меня смешила.

– Ты бывала великолепна. Глядела так, как будто и сама влюблена...

– Лучше не бывает и точка. Это время было такое. Интимные переживания стеснялись выставлять и культивировать, как нынче напоказ.

– Как дикари...

– Как сказать... Разные бывают дикари. Я всегда считала себя дикаркой... Меня находили общительной, веселой и, как нынче выражаются, сексуальной, и это вызывало недоверие и меня смущало до слез... Весела, как день, а в душе мрачна, как ночь...

С объятиями и поцелуями уходят в спальню. Слышны возгласы.

Щелкают замки в дверях, входят в квартиру Сана и Веснин.

 Сана интимным шепотом:

– Входи, входи. Смелее.

– Уже поздно.

– Поздно? Для чего поздно? Мама дома. (Прислушивается.) Она, видимо, легла спать. Хочешь выпить?

– Среди ночи? Я пойду.

Сана в сторону:

– Как! Я не справилась с ним? Нет, это дело надо завершить. В другой раз я не стану с ним связываться. (Берет за руку Дмитрия.) Идем, идем. Быстрее! Пока мама не проснулась и не выглянула.

– Мне и надо уйти, пожелав вам спокойной ночи. И прошу прощенья за скуку семейных ужинов и нелепую затею с ...

– С чем? Со сватовством, что ли? По-твоему, это нелепая затея? А я-то старалась.

– И преуспели больше, чем вы думаете.

– Как! Откуда вы знаете, что я думаю?

– У вас очень выразительные жесты, повадки, взгляд, не говоря о речи... Вы говорите без обиняков... Впрочем, это тоже, может быть, всего лишь игра.

– Я играю?! Но так ведут себя все девушки. Искусство обольщенья у нас в крови. У кого-то лучше получается, у кого-то хуже... Многое зависит от обстановки и партнера... С вами трудно, вы все время сопротивляетесь, когда надо бы радоваться, или просто воспользоваться случаем. Другого раза может и не быть.

Уводит его в свою комнату, просторную, разделенную стеллажами, заставленными книгами, картинками, цветами и т.п.,  там и спальня, и кабинет, и туалетная с гардеробом.

Веснин, оглядываясь рассеянно:

– Когда меня обхаживают девушки, я сторонюсь их, если даже они милы и привлекательны... (Про себя.) Кошмар! Ведь на шлюх у меня нет денег. (Вслух.) Но ваша игра не вызвала у меня неких опасений...

– Игра? (Про себя.) Он меня раскусил. Тем лучше!

– Разве вы не обольщали меня нарочно, возможно, лишь посмеяться над затеей старших и надо мной, если я заодно с ними?

Сана начинает раздеваться:

– Хорошо, хорошо. Вы меня раскусили, тем лучше. Просто заняться сексом-то мы можем.

Веснин, останавливая девушку за руку:

– Просто – нет. Роксана, я влюбился в вас по уши. Даже больше. (Взрывается.) Я  люблю вас!

Сана, вздрагивая и вырывая руку:

– Господи! Какой вы странный... Я запуталась. (Носится по комнате, полуодетая, наводя порядок.)

– Когда первый раз я вас увидел, вы уже тогда запали в мою душу... Изредка вы звонили, слышать ваш голос и смех мне было отрадно.

Сана, одеваясь в легкие домашние вещи поспешно:

– А вы: «Мамы нет дома». Как ребенок. Собралась приехать в гости, а меня и знать не хотят.

– Влюбиться в вас просто, но полюбить – не всякий решится. И это случилось. Я люблю вас, Роксана.

– Боже! Я точно обожглась.

Слышно, как щелкнули замки, открылась дверь, и ее закрыли.

Голос Василины:

– Сана! Ты дома?

– Да, мама! Я сплю.

– Я проверила замки. Спокойной ночи, милочка.

– Спокойной ночи, мама!

Веснин, направляясь к двери:

– Мне пора.

Сана заботливо:

– Дима, придется вам остаться у нас на ночь. Поздно. А по Москве разъезжать одному небезопасно. Есть комната для гостей. Но, если вы не против, ложитесь здесь на диване. Я вас не съем. Позвоните домой по мобильнику.

– У меня его нет.

– Вот мой.

– Я не буду спать. А вы ложитесь. Я понимаю, мы люди разных поколений.

– Разве? Вы немного старше меня. Это плюс.

– Эта ночь будет священна и светла, как моя любовь.

Сана вполне серьезно:

– Как романтично! Однако меня тянет показаться вам и все это закончить просто сексом.

– Хорошо, будь по-вашему. Я-то буду вас любить. Я знаю, понимаю, пусть будет лишь одна ночь.

Сана, вздрагивая и пугаясь:

– Вы снова как ударили током.

– Секс вам мил, а любви боитесь?

– Мне рано думать о замужестве. А любовь лишь приносит несчастье.

– Хорошо. Поговорим просто. Можно посмотреть какой-нибудь фильм.

– Но мне надо выспаться. Завтра у меня длинный-длинный день, далеко заполночь... (Опускается на постель в сладком изнеможении.)

 Веснин, усаживаясь в кресле:

– Далеко заполночь? У студентов вечеринка?

– Можно так сказать. В ночном клубе. (Раздевается, закрывая глаза, как в полусне.)

– Веселая у вас жизнь.

Сана, залезая под одеяло:

– А как же. Ну, будете тянуть, сейчас засну. Засну сладко, словно в ваших объятиях...

– Спокойной ночи, Роксана.

Сана, засыпая:

– Меня все зовут Сана.

Веснин про себя:

– Для меня же Рок-Сана.

Сана засыпает, Веснин выходит на кухню, находит пиво, и тут показывается Василина с волосами, обернутыми полотенцем на голове. Дмитрий поведет себя с нею иначе, чем с Саной, то есть с нею он ей под стать, а с Василиной – под стать ей, даже взрослей и основательней, чем она.

Василина:

– Дима? (Смеется.)  Вот неожиданность! Повзрослел, раздался в плечах... Стал выше ростом. (С восхищением.) Значит, преуспел?

Веснин качает головой:

– Поэту преуспеть в наше непоэтическое время?

– Впрочем, у москвичей всегда был этот лоск...

– Удивительно! Я помню вас в возрасте вашей дочери. Но тогда вы выглядели старше, чем сейчас.

Василина, прихорашиваясь, но грустно:

– Просто ты был еще слишком юн... (Рассмеявшись.) Как зеленый виноград. А ведь каждая студентка из провинции мечтала найти в Москве своего принца...

– Из Саудовской Аравии?

– Нет, я-то искала доморощенного.

– Похоже, нашли?

– Грех жаловаться мне на свою судьбу. Приехав с юга, попала по распределению на Север, где встретила своего принца. Но все же для дочери я мечтаю о лучшей доле. Принцы хороши лишь в сказках.

Веснин, рассмеявшись не без усмешки:

– Для Саны, кажется, нет проблем.

Василина, насторожившись:

– А что?

– Провинциалки приезжают покорять Москву, как из Парижа...

Василина не без важности:

– Сана дважды провела школьные каникулы в Париже. Хорошо знает французский и английский.

– Ясно. Мне пора.

Василина, переходя на шепот:

– Сана спит?

– Заснула прежде, чем упала на постель. Обольстить меня не успела.

– Это хорошо. Девушки непостоянны с теми, кого достаточно поманить пальцем.

– Спокойной ночи, Василина... А как по отчеству?

– Для вас я была и останусь Василиной. (Открывает двери, Веснин уходит.) Зеленый виноград созрел для моей дочери?