Текст книги "Очаг света [Сцены из античности и эпохи Возрождения]"
Автор книги: Петр Киле
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
Площадь Синьории. На фоне дворца Синьории с башней восьмигранная пирамида, сколоченная из досок, с пятнадцатью ступенями. Среди собирающейся публики Сандро Боттичелли и Леонардо да Винчи.
Л е о н а р д о ( отпустивший бороду). Сандро! Я едва тебя узнал, дружище!
С а н д р о. Да, я похудел и состарился. А ты, Леонардо, все также красив, а годы наложили печать величия. Это значит, по-прежнему живешь в свое удовольствие, весь в трудах.
Л е о н а р д о. А что здесь происходит?
Дети в белых одеяниях и монахи-доминиканцы складывают на первой ступени шутовские маски, маскарадные наряды, парики, бороды и другие принадлежности карнавала.
С а н д р о. Давно же ты не был во Флоренции!
Л е о н а р д о. Я думал, попаду на карнавал.
С а н д р о. Флоренция, как красавица, весело проведшая молодость, замаливает свои грехи.
Л е о н а р д о. Как же Савонарола одолел Медичи? Разве все во Флоренции состарились и сделались набожными?
На следующих трех ступенях складываются вольнодумные книги. Голоса: «Книги Овидия! „Морганте“ Пульчи! „Декамерон“ Боккаччо!» Вздохи и смех.
С а н д р о. Не знаю, если бы не французский король, который свалился на нас, как снег на голову, знать сговорилась бы с папой и выдала Риму фра Савонаролу. Но случилось иначе, никак по Божьему соизволению. Пьеро изгнан. Синьория приняла проект демократизации управления, предложенный фра Савонаролой. Теперь он фактически правитель Флоренции.
Л е о н а р д о. Оно и видно.
С а н д р о. Дружище, если ты держишься в стороне, воздержись от замечаний.
Над книгами вырастает груда женского убора, зеркал и косметики под смех и улюлюканье публики.
Л е о н а р д о ( миролюбиво и снисходительно). Сандро, ради Бога!
С а н д р о. Говорят, ты не веришь в Бога и поклоняешься Сатане. Я не думаю, что это так...
Л е о н а р д о. Помнишь, кто-то, кажется, Альберти, начинал свое сочинение или главу: "Бог, или природа..."? Не одно ли это то же, Сандро? Перед загадками природы я полон изумления.
С а н д р о. Нет, христианин истинный не скажет так.
Выше на ступенях складываются нотные листы, лютни, мандолины, карты, шахматы, мячики. Голоса: «О, зачем? Да, это все игры, которыми люди радуют беса!»
Л е о н а р д о. Сандро, ты разве не художник?
С а н д р о. С обращением я забросил живопись.
Л е о н а р д о. А чем же ты занимаешься?
С а н д р о. Я рисую, воспроизвожу видения Данте.
Выше на ступенях – соблазнительные картины, рисунки, портреты красивых женщин.
Л е о н а р д о. Сандро, у тебя есть деньги? Мне кажется, ты голоден и весь замерз.
С а н д р о. Леонардо, твоя картина "Леда", которой я некогда восхищался. Узнаешь?
Л е о н а р д о. "Леда".
С а н д р о. Я принес для костра анатомические рисунки. Пусть. А тебе не жаль?
Л е о н а р д о. Это не моя собственность. Мне жаль вот чего: я мог бы написать и Леду, и божественного лебедя куда лучше. Тогда кто бы отдал картину монахам.
На самом верху пирамиды – лики языческих богов, героев и философов из воска и дерева, покрытые краской под мрамор.
С а н д р о. Может быть, никто не отдавал, Леонардо, а дети забрали.
Л е о н а р д о. Дети?
С а н д р о. Вот эти в белых одеяниях из юношеской армии фра Савонаролы. Они сами решали, что греховно, а что нет.
Л е о н а р д о. Вряд ли это они знают. Грех не в вещах и явлениях, грех в нас.
На острие пирамиды при кликах публики устанавливается чучело – изображение дьявола, чудовищно размалеванное, мохнатое, козлоногое, похожее на Пана. Уже вечер. Звучат духовные гимны.
Х о р
Взяв три унции любви,
Веры – три и шесть – надежды,
Две – раскаянья, смешай
И поставь в огонь молитвы;
Три часа держи в огне,
Прибавляй духовной скорби,
Сокрушения, смиренья
Сколько нужно для того,
Чтобы вышла мудрость Божья!
Голоса: «Идут! Идут!» Дети в белых одеяниях молча несут на руках изваяние младенца Иисуса. Голос: «А младенец Иисус одною ручкою указывает на терновый венец, а другою – благославляет народ, нас». Идут монахи, клир, члены Совета, трубачи и булавоносцы.
Х о р
Надежда, вера и любовь
Вот что волнует вновь и вновь
Благое сердце
С отрадою, как в детстве.
И вера вновь чиста,
Как свет и красота
Премудрости небесной
В обители чудесной.
Надежда одолеет скорбь
Земную, и любовь
Возносит нас до края
Сияющего Рая!
На каменный помост, где собрались именитые граждане, поднимается фра Савонарола.
С а в о н а р о л а ( высоко поднимая распятие). Во имя Отца и Сына и Духа Святого – зажигайте!
Четыре монаха подходят к пирамиде с горящими смоляными факелами и поджигают ее с четырех концов. Дым, пламя. Трубачи трубят. И над Флоренцией разносится колокольный звон. Пламя разгорается мгновенно, разлетаются обрывки листов, уносится в темное небо накладная борода, вызывая всеобщий хохот.
С а н д р о ( весь в слезах, как многие вокруг). Леонардо, «Леда» в пламени воистину прекрасна и греховна, сгорает от стыда.
Л е о н а р д о. Рожать детей не стыдно. Что еще они там затевают?
Монахи устанавливают черный крест посредине площади; взявшись за руки, образуют три круга во славу троицы и пускаются в пляску, сперва медленно, потом все быстрее.
Х о р м о н а х о в
Перед Господом пляшите
И бегите со всех ног;
Взявшись за руки, кружите,
Будто с нами и сам Бог,
С нами сын его, Спаситель,
Значит, также Дух святой,
Как голубка, утолитель
Наших ран святой водой.
Умилительны и нежны
Мы, как дети, в простоте;
Мы блаженны, мы блаженны,
Мы блаженны во Христе!
Публика невольно и вольно тоже пускается в пляску.
Х о р м о н а х о в
О, пляши, пляши, пляши!
Прочь гордыню человека
И премудрость злую века
Во спасение души!
Не стыдитесь, покопайтесь,
Грех повсюду, невпопад,
И покайтесь, и покайтесь;
Весь в слезах всяк будет рад.
Умилительны и нежны
К сыну Бога на кресте,
Мы блаженны, мы блаженны,
Мы блаженны во Христе!
Чучело беса на вершине костра возгорается. Брюхо, начиненное порохом, лопается с оглушительным треском. Столп огня и дыма взмывает в небо, а дьявол на горящем троне рассыпается. Крики, вой, смех.
Л е о н а р д о. Сандро! Вот это карнавал. Что ж ты плачешь?
С а н д р о. Ты не понимаешь, Леонардо. Мы блаженны во Христе.
Трубы и литавры. Колокола. Толпа издает неистовый вой и со смехом разбегается.
Сцена 3
Монастырь Сан Марко. Келья фра Джироламо Савонаролы. По углам груда книг и картин. Савонарола молится перед распятием. Раздается стук в дверь.
С а в о н а р о л а. Кто там? Это ты, Доменико? Входи.
Входит фра Доменико.
Д о м е н и к о. Монастырь осаждает толпа. Бросают камни.
С а в о н а р о л а ( весь в своих мыслях). Что случилось? Испытание огнем затеяли францисканцы. Фра Джульяно первый предложил тебе войти в огонь вместе. Кто не сгорит, тот прав.
Д о м е н и к о. Да, я верил и верю: церковь Господня обновится, но после его кары; после кары Флоренция также обновится и возвеличется над всеми народами; неверные обратятся; отлучение Савонаролы от церкви папой Александром VI недействительно и неприемлющие отлучения сего не согрешают. С этой верой я бы вошел в огонь смело.
С а в о н а р о л а. Я все спрашиваю себя, что же случилось. Мы пришли на площадь Синьории, где был сооружен костер особым образом; ты собрался без малейшего колебания пройти через огонь, а Джульяно не явился. Синьория, одобрившая проведение испытания огнем, должна была привести его силой либо засадить в тюрьму, а народ между тем начал кричать и смеяться над нами.
Д о м е н и к о. То бешеные, то есть знать, которая любит все то же, что и Медичи, кроме самих Медичи, подговорила толпу.
С а в о н а р о л а. Изгнав Медичи с моей помощью, они уж думали, что пришли к вожделенной власти.
Д о м е н и к о. Они вновь взяли верх в Синьории, и теперь, используя возмущение народа, что чуда ему мы не явили, приняли решение изгнать вас из Флоренции. Вот принесли бумагу с приказом немедленно покинуть Флоренцию ради прекращения смуты и беспорядков.
С а в о н а р о л а. И в довершение всего разразился гром, и небо обрушилось на город ливнем. Разве это было не чудо? Почему? Брат Доменико, почему народ, те же две тысячи человек, которые записались еще третьего дня пройти через огонь, как и ты, вдруг притихли либо тоже превратились в бешеных?
Д о м е н и к о. Они надеялись на чудо, какое явите вы.
С а в о н а р о л а. Я?! Это я должен был пройти через огонь?
Д о м е н и к о. Вы писали папе, что можете сотворить чудо с воскресением из мертвых. Все ожидали от вас чуда спасения. А его не произошло.
С а в о н а р о л а. Нет, нет, постой, что ты сказал?
Д о м е н и к о. Синьория приказывает вам покинуть город немедленно.
С а в о н а р о л а. Покинуть? А почему они не передают меня папе, как тот велит, угрожая Флоренции отлучением от церкви?
Д о м е н и к о. Как слышно, из благородства. Но если мы не уйдем втайне, не исчезнем, нас либо растерзает толпа, что осаждает сейчас монастырь, либо арестует власть за ослушание.
С а в о н а р о л а. И выдаст папе?
Д о м е н и к о. Теперь их больше всего заботит пустая казна. Просят у папы согласия ввести вновь трехпроцентный налог на церковное имущество.
С а в о н а р о л а. Брат Доменико, покинуть Флоренцию – значит оказаться в руках святейшей инквизиции? Купцы есть купцы. Пусть нас судят во Флоренции. Народ вступится за нас.
Входит без стука фра Сильвестро Маруффи.
М а р у ф ф и. Идет настоящее сражение! Нас побивают каменьями, а мы их – горящими свечками и крестиками.
Д о м е н и к о. Ну, ты, избранный сосуд благодати Божьей!
С а в о н а р о л а. Брат Доменико, зачем ты с ним так? Не время вам препираться.
Д о м е н и к о. Напрасно вы прислушивались к его бредням о землетрясениях и потопах. Ведь в Библии сказано, что потопа другого Бог не обещал. И кардинальскую шапку, предложенную вашей милости папой ради замирения, надо было принять, а не с гневом отвергать, – с тем, чтобы положить конец череде нечестивых кардиналов и пап. Иначе как с ними справиться и думать об обновлении церкви. А он, Маруффи, понес свою околесину, и вы ему поверили.
С а в о н а р о л а. Я должен был поверить Александру Борджиа, чтобы он меня в кардинальской шапке приласкал и отравил?
Д о м е н и к о. Бог бы спас.
С а в о н а р о л а ( Маруффи). Братец, чем ты озабочен? Душа моя тоскует смертельно. Помолись Богу, да помоги мне.
М а р у ф ф и. А я знаю, что видения мои от Бога, а не от дьявола?
С а в о н а р о л а. Ну, ну.
М а р у ф ф и. А Сивилла сказала, что видит меня в пламени с веревкой на шее. Огонь! Огонь!
Д о м е н и к о ( выбегая вон). Подожгли монастырь!
С а в о н а р о л а. Ну, ну, что еще там видишь?
М а р у ф ф и. Видит Бог, большущий крест, и висят на нем Мессия и два монаха.
С а в о н а р о л а. Мессия? Нет, кого там видишь?
М а р у ф ф и (рассмеявшись). Тебя! Ой! Горим! ( Выбегает вон.)
Входят фра Доменико и стражники.
С т р а ж н и к. Фра Джироламо Савонарола и фра Доменико, по решению Синьории, вы арестованы. Вам лучше поспешить, иначе народ сокрушит монастырь и перебьет монахов, которые ценою жизни защищают вас, виновников смуты и беспорядков.
С а в о н а р о л а ( перед распятием). Сподобимся Господу Богу Иисусу Христу, нашему спасителю, во всем – и в жизни, и в смерти. Аминь!
Стражники уводят арестованных; слышны озлобленные возгласы толпы: «Сотвори чудо, святой черт! На костер его! На костер!» и смех и плач.
Сцена 4
Вилла Марсилио Фичино в Кареджи. Летний вечер. В саду в беседке за столом сидит Фичино, тщедушный, невысокого роста, по летам старик, с живыми глазами и басисто-звучным голосом. Показывается девушка.
Д е в у ш к а
О, дядя, ты заснул...
Ф и ч и н о
Нет, нет, я думал.
Д е в у ш к а
Конечно, ты ведь и во сне весь в мыслях.
Там некий нищий бродит, словно ночи
Все ждет, чтоб к нам забраться на ночлег,
Не в дом, в сараи, в сад.
Ф и ч и н о
Что ж хлеба дай.
Д е в у ш к а
Я вынесла еды. Он рассмеялся,
Назвав по имени, вдруг прочь поплелся.
Но снова появился. Не узнаешь?
Входит Сандро Боттичелли с видом нищего, с посохом.
Ф и ч и н о
О, Сандро! Что с тобою приключилось
Еще такое? Шел пешком – куда?
Ты весь из неожиданностей соткан.
С а н д р о
Куда глаза глядят, как говорят.
Но слезы застили мне свет и небо,
И я в краях родных, в прекрасный день,
Нежданно заблудился, как в лесу,
В лесу дремучем Данте Алигьери.
Ф и ч и н о
Ты разве этот путь уж не прошел?
Да не однажды, вчитываясь в строки,
В рисунках воспроизводя виденье
Поэта дивного, с ним восходя
Из кругов Ада до земного Рая.
С а н д р о
Нет, я из Рая падал в бездны Ада,
Как Люцифер, восставший против Бога,
В чем суть всей этой жизни на земле.
Ф и ч и н о
Ну, хорошо. Умойся и поешь.
И летний вечер посвятим беседам,
Как прежде, пусть осталось двое нас
Из Платонической семьи...
С а н д р о
О, Боже!
Ты все витаешь в облаках и далях
Языческих времен? Его распяли!
Взошел он на костер!
Ф и ч и н о
Постой, о чем ты?
С а н д р о
О чем? Так, значит, ты и не слыхал?
Ф и ч и н о
Об испытании огнем – я слышал.
Все завершилось громом и дождем,
И чуда не дождались флорентийцы.
С а н д р о
И словно все взбесились. Верно, дьявол
Вновь овладел Флоренцией несчастной.
Подвергся нападенью монастырь
Толпою бешеных; и Синьория
Прислала стражников, как им в подмогу,
И брата Джироламо с Доменико,
Спасая будто, увели в тюрьму.
Ф и ч и н о
И выдали Савонаролу папе?
С а н д р о
О, пусть бы так! Нет, суд приговорил
Их к смерти вместе с третьим – фра Сильвестро,
Монахом полоумным, как в насмешку.
Костер сложили вновь у Синьории...
Ф и ч и н о
Костер? О, Сандро, уж не бредишь ты?
Костер из книг, костер для испытанья, -
Костер еще для казни?
С а н д р о
Разум мой,
Быть может, пошатнулся, но известье,
Что я принес, услышишь отовсюду,
Едва покинешь тихий уголок,
Едва ты вступишь в город, весь в чаду
Горящей плоти жертвоприношенья,
Язычества жестокий отголосок.
Ф и ч и н о
И это во Флоренции? О, нет!
С а н д р о
Напрасно мы гордимся нашей верой;
Толкуя о добре, мы сеем зло.
Столб с перекладиной точь-в-точь, как крест,
И три петли, с цепями, чтобы тело
Не рухнуло, сгорая напоказ;
Внизу дрова, и площадь вся в истоме
Страданья, любопытства и злорадства.
Ф и ч и н о
Я словно вижу в потемневшем небе...
С а н д р о
Страдальцев вывели в рубище пыток,
Но благостных, готовых к смертной муке;
Всходили на помост, чуть спотыкаясь, -
То дети-инквизиторы им мстили,
Прокалывая пятки снизу им,
Под лестницей собравшись на забаву.
Ф и ч и н о
Опомнились, что зло творили с видом
Невинных ангелов? Савонарола,
Уж в чем, уж в чем, здесь совершил он грех.
С а н д р о
( вскочив на ноги)
Мне жутко стало, как о том услышал
Из возгласов в толпе; я не поверил;
Но это подтвердилось; и толпа,
Что плакала на проповедях в церкви,
На площади стенала со злорадством,
Пока один – фра Доменико первый, -
Надев петлю, ногами сам повис;
Затем Маруффи, прокричавши что-то,
Подставил шею, словно в шутку это,
И звякнули вериги, звон могильный.
Висели двое, между ними петля
И цепи, вместо прежних мук гвоздей,
Для брата Джироламо; и взошел он
На лесенку, как к кафедре, всходил,
Ослабши от постов и бдений в трансе,
Чтоб в слове Божьем силу обрести, -
И тут, воззвавши к Богу, пошатнулся,
Повис с лицом ужасным мертвеца,
Восставшего нежданно из могилы.
Ф и ч и н о
Недаром он вселял в нас страх и ужас.
С а н д р о
И в этот миг костер уж разгорался.
И вдруг потух. Смятенье, ужас – чудо?!
Ф и ч и н о
А чудо лучше бы явить чуть раньше.
С а н д р о
Да, вспыхнул вновь огонь, и пламя выше,
Уж рубища горят, и волдырями
Плоть закипает, лопаясь при этом,
Как Данте описал о муках душ.
Тела, обугливаясь, опадали,
С кишками, как в насмешку, все наружу,
И головами в нимбе из волос,
Сгорающих, как искры звезд в ночи.
Ф и ч и н о
Довольно, Сандро! Вижу наяву
В вечернем небе крест и трех монахов,
Повисших в капюшонах, и зарю,
Прекрасную в Тоскане в эту пору.
Девушка приносит поднос с ужином. Сандро, улыбнувшись, усаживается за стол и приступает к еде с беззаботным видом.
Савонароле было я поверил,
Как Пико и Полициано, ты,
Да и Лоренцо, – церковь в обновленьи
Действительно нуждается всемерном,
Но весь вопрос, в каком? В движеньи вспять,
С отказом от искусств и просвещенья,
Как в первые века? Благое дело
Пророчествами вскоре исказил;
Один он свят, другие все нечисты;
Не спорю, кто из нас не без греха;
Но, меру перейдя, он заблудился
В своих исканьях, целях и молитвах.
Гнев вызвав папы, он укрылся в стенах
Флоренции и вообразил, что город -
Отныне монастырь его и крепость.
Нам дорога свобода...
С а н д р о
Все мираж!
Ф и ч и н о
Флоренция – мираж? Нет, красота,
Что явлена твореньями искусства,
И не к лицу устав ей монастырский,
Да это невозможно, слава Богу!
Я не прощу монаху смерть Лоренцо.
Больной, он мог подняться, как бывало,
А тут раскаяньем он утомил
Веселый свой, могучий дух, и умер.
Так, Пико – совершенный образец
По красоте, достоинству, уму, -
Извел себя постами, бичеваньем
В расцвете лет и сил. За что? За то,
Что был, как Феб, прекрасен и любим,
И гениален, просто юн и молод,
На радость Бога за свое созданье!
Полициано в маске карнавальной,
Уродливой до смеха, пел любовь
И красоту, – в чем каяться ему?
Но покаянье, точно грех, влечет
Невинных, лучших, подрезая крылья,
И меркнет свет, поэт у ног монаха,
Он в монастырь стучится для спасенья
Души своей, ну, то есть умереть.
Повлекши всех моих друзей в обитель,
Откуда нет возврата, о, монах,
Ты от Флоренции понес возмездье,
А не от папы, вам бы и случиться,
Но честь тебе воздали флорентийцы,
Своей лишившись, точно в наважденьи.
Но мир прекрасен, красота нетленна,
Флоренция вновь возродится, Сандро!
А с нею ты с картинами «Весна»,
«Рождение Венеры». Вот где вечность,
О, пробудись, художник несравненный!
Возвеселись, возьми палитру, кисть,
Перед тобой Тоскана, рай земной,
Прообраз высших вдохновений Данте
И Сандро Боттичелли! Ныне кто ты?
С а н д р о
Я грешник.
Ф и ч и н о
Им же нет числа, о Боже!
Вернись к искусству, Сандро. Ты великий
Художник флорентийский. Высшей славы
На свете не бывает, и душа
В ней обрела бессмертие навеки.
С а н д р о
Уж не понять мне это. Где мой посох?
( Поспешно уходит в ночь.)
АКТ V
Сцена 1Двор дома во Флоренции с навесом, где Леонардо да Винчи устроил себе мастерскую для работы над портретом Моны Лизы, с фонтаном, ниспадающие струи которого, ударяясь о стеклянные полушария, вращают их, производя при этом тихую музыку; вокруг фонтана растут ирисы. Перед креслом ковер, на нем свернувшись, лежит белый кот редкой породы, тоже для развлечения молодой женщины.
Леонардо, заслышав голоса, уходит; входят два музыканта, поэт, три актера.
П о э т
Великое событие свершилось!
1-й а к т е р
( с ужасом)
Портрет закончен?!
2-й а к т е р
Выступать не будем?
3-й а к т е р
Да, это нам в убыток, пусть художник
Не очень щедр, витая в облаках
Пред Моной Лизой, по уши влюблен.
П о э т
«Давида» Микеланджело видали
На площади у Синьории?
2-й а к т е р
Боже!
Гиганта? Как же, не прошли мы мимо.
1-й а к т е р
( с тем же ужасом)
А что он, голый, выступил в поход?!
Музыканты, один с виолой, другой с лютней, настраивают инструменты.
П о э т
( про себя, прохаживаясь у фонтана)
Заезжие актеры! Им нет дела
До символа Флоренции, восставшей,
Как феникс, из пучины бед и смуты
С созданьем дивным Микеланджело.
Впервые со времен Лоренцо город
Вновь поддержал художников в порывах
Великих и могучих; и возникло
Чистейшее сиянье в вышине
Как воплощенье мощи и величья -
Не бога, человека во плоти,
Прекрасного, как Феб.
1-й м у з ы к а н т
О, да! Вы правы!
И тот, кто сотворил такое чудо,
Божественен.
П о э т
О, это несомненно!
Он жизнь вдохнул не в мрамор, в нас самих,
Повергнувшихся ниц перед монахом,
Который нас уверил в том, что Бог
Его устами паству устрашает...
1-й а к т е р
И страху-то нагнал, ну, выше меры,
Как дьявол не умеет нас блажить.
Входит Леонардо, пропуская вперед Мону Лизу, миловидную женщину лет 30, в сопровождении монахини.
М о н а Л и з а ( усаживаясь в кресле, вполголоса). Снова музыканты? Я говорила, развлекать меня не нужно.
Л е о н а р д о (снимая покрывало с картины на поставе). Они уж напросились сами. Играть готовы ради собственного удовольствия.
М о н а Л и з а. А актеры?
Л е о н а р д о. Заезжие комедианты. Им нужно заработать хоть что-то, чтобы не протянуть ноги в их странствиях по Италии.
М о н а Л и з а ( поэту). Как поживаете? Послушна ли, как прежде, ваша Муза?
П о э т. О, Мона Лиза, благодарю за доброе слово. И вы угадали, вернулась Муза. Я вновь пишу, а не просто пою свои старые песни.
М о н а Л и з а ( взглянув на художника). Я замолкаю, а вы говорите.
П о э т. Вся Флоренция словно очнулась от наваждения и колдовства Савонаролы. И это не только мои впечатления, а говорит гонфалоньер Пьеро Содерини. Он заявил, что заказ Микеланджело изваять Давида был первым единодушным решением Синьории со времен Лоренцо Великолепного.
Л е о н а р д о. И это великолепно.
П о э т. Заказ мессеру Леонардо расписать стену в зале Большого совета за 10 тысяч флоринов и вовсе громадное дело.
Л е о н а р д о. О, да! Особенно, если Микеланджело в вечном соперничестве со мной возьмется расписать там же другую стену.
П о э т. О, это было бы в самом деле великолепно!
Л е о н а р д о. Микеланджело меня не взлюбил почему-то.
П о э т. Он молод, он жаждет самоутверждения.
Л е о н а р д о. Это понятно. Он сердится на меня за то, что я смотрю на скульпторов как мастеровых. Работать с мрамором в самом деле тяжкий, изнурительный труд. То ли дело живопись. Ни пыли, ни пота. Но "Давид" не изваяние мастерового. Ни в древности, ни в наше время ничего подобного никто не создавал.
П о э т. Воистину так. А флорентийцы вот как отзываются о статуе Микеланджело. Проходя через площадь Синьории, я всегда прочитываю бумажки, какие приклеивают на пьедестале. Хотите знать, что там было сегодня?
Л е о н а р д о. Конечно.
П о э т ( вынимая лист из книги). Я записал эти послания, разумеется, к Микеланджело. (Читает.) «Мы вновь стали уважать себя». «Мы горды оттого, что мы флорентийцы». «Как величественен человек!» «Пусть никто не говорит мне, что человек подл и низок; человек – самое гордое создание на земле». «Ты создал то, что можно назвать самой красотой». Ну, о бумажках с «Браво!» не говорю. А на днях висела записка с подписью.
М о н а Л и з а. Я слышала о ней.
Л е о н а р д о. Чья?
П о э т. "Все, что надеялся сделать для Флоренции мой отец, выражено в твоем Давиде. Контессина Ридольфи де Медичи".
Л е о н а р д о. Она же в изгнании.
М о н а Л и з а. Живет неподалеку от города в имении мужа. Не удержалась, повидимому, и тайно приходила в город.
Л е о н а р д о. И оставила записку за своею подписью. Обычная женская непоследовательность.
П о э т. Восхитительная непоследовательность!
М о н а Л и з а. Смелость! Записка звучит интимно, не правда ли? А не побоялась ни мужа, ни властей. Она достойна восхищения.
Л е о н а р д о. Мы ценим в людях те качества, какие ощущаем в себе, как возможность или необходимость. Вы смелы, Мона Лиза?
Поэт отходит в сторону и дает знак музыкантам. Звучит музыка в унисон со странными звуками стеклянных полушарий фонтана и воды.
Л е о н а р д о
Смутил я вас вопросом? Почему?
М о н а Л и з а
Я слышала о... дружбе Контессины
И Микеланджело, ну, в юности,
Когда ни он, и ни она помыслить
Едва ль посмели о любви...
Л е о н а р д о
Помыслить
Как раз могли, как в юности бывает,
Когда и слов не нужно, взор открытый,
Движенье губ, волнение в крови, -
Вот и любовь, какая снится позже
Всю жизнь.
М о н а Л и з а
И все?
Л е о н а р д о
О чем вы?
М о н а Л и з а
( со смущением)
Нет, я так.
А сами вы? Любили ль вы кого?
Красавец целомудренный – ведь редкость.
Л е о н а р д о
( опуская кисть и поднимаясь)
Мы с вами квиты.
( Актерам.)
А теперь вам слово.
Актеры начинают некое представление.
