Текст книги "Искра вечного пламени"

Автор книги: Пенн Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

«А ты думала, что случится? Думала, Хранители постучат и вежливо попросят?»

Я обползла помещение, разыскивая живых, но нашла только тела еще двух стражей: одного обезглавили, другого разорвало на части взрывом.

Как минимум четыре стража погибли. Четыре жизни оборвались самым жестоким образом.

Убивать казалось так легко, когда я столкнулась с Потомком в проулке. Увидев, как он лишает жизни смертную женщину, я была готова уничтожить его в мгновение ока. Мой гнев пылал так ярко, что необходимость покончить с Потомком почти не вызывала сомнений.

Тот же гнев почувствовал Генри, увидев смертного мальчишку, затоптанного всадником-Потомком, – потребность в мести, в справедливости, полыхавшую так, что выжигала все остальное.

Я считала, что со мной случилось то же, что с Генри, – встреча в проулке подготовила меня к тому, чтобы стать Хранителем, чтобы вступить в войну, чтобы сделать все необходимое для защиты моей расы.

Чтобы убивать, если понадобится.

Но Потомок, с которым я столкнулась в проулке, заслужил свою участь, убив двух невинных. Насколько мне было известно, те стражи не совершили никаких преступлений – они всего лишь были Потомками, оказавшимися не в том месте не в то время.

«Война – это смерть, страдания и жертвы. Война – это решения, которые будут преследовать тебя до конца твоих дней».

Если таких убийств требует война, я к ним оказалась не готова.

И никогда не буду готова.

Не выдержав дыма и жара, я рухнула на пол рядом с погибшими стражами. На миг показалось, что крыша впрямь обвалилась и огромный вес испытанного за последние месяцы рухнул мне на голову.

Даже переживи я еще один рассвет, моя карьера целительницы закончилась – к ней не осталось возврата теперь, когда я собственными глазами увидела кровавые последствия нарушенной мною клятвы. Моя мать, вероятно, умерла, моя жизнь отныне привязана к службе злобному королю и его жалкому наследнику. Генри, вероятно, ненавидит меня, а даже если нет, не заставят ли его Хранители выбирать между ними и мной? И падет ли выбор на меня, если Генри предан делу Хранителей так, что навсегда набил его символ себе на кожу?

Да и хочу ли я взять верх в подобном поединке?

Кашель от дыма обернулся прерывистыми всхлипами, терзающими горло, кислорода в воздухе оставалось до опасного мало. В голове у меня повис такой же туман, как в воздухе, каждую мысль приходилось вытягивать, как из ямы с липким, пузырящимся дегтем. Я пыталась встать, но всякий раз, когда собирала остатки сил, взгляд падал на безжизненные глаза лежащего рядом трупа, и я вспоминала, сколько крови у меня на руках.

Может, лучше было бы просто… остаться здесь. Свернуться калачиком и ждать неизбежного.

Генри справится и заживет себе дальше. Море и другим целителям станет безопаснее. Отец с Теллером будут горевать, но, наверное, тоже выиграют. Мои решения уже подвергли их слишком большому риску.

Конец мой будет мучительным. Но возможно, именно такой я и заслужила.

«Это я натворила. Это я виновата».

Боевой дух покинул мое тело, и я без сил повалилась на пол. По щеке потекла слеза, когда я закрыла глаза и покорилась тьме.

Глава 26

«Борись!»

Мои глаза распахнулись.

«Как давно я здесь лежу? Я умерла?»

Обнаженные участки кожи опухли и болели, практически поджариваясь на раскаленном каменном полу.

«Борись!»

– Нет.

Энергия неслась по венам, наполняя их ледяным ветром, который успокоил раздраженную кожу и заставил отпрянуть от обжигающей плитки подо мной.

– Огонь Неугасимый! – выругалась я, сев прямо. – Даже умереть спокойно нельзя!

Голос метался внутри, словно хищник по клетке, клацал зубами и побуждал к действию. Он хотел, чтобы я сдвинулась с места, ушла из здания, спасла себя, боролась за себя, – всего того, от чего мои ум и сердце добровольно отказались.

Я сделала глубокий вдох и с удивлением поняла, что легкие чистые и неповрежденные. В помещении до сих пор клубился черный ядовитый дым – я уже наверняка должна была потерять сознание.

«Борись! Борись! Борись!»

– Ладно, – проворчала я, поднимаясь на ноги. – Отстань от меня. Я встала.

Когда я выпрямилась в полный рост, воздух показался расплавленным, куда горячее, чем на земле, но по какой-то необъяснимой причине это больше меня не беспокоило.

Ледяное покалывание растеклось от груди к голове и вниз, к рукам и ногам, сделав меня бесчувственной к огненному аду вокруг.

«Я сошла с ума, – подумала я. – Всего два месяца без огнекорня, и я свихнулась окончательно и бесповоротно».

Я выбралась из помещения и в нерешительности стояла в коридоре, пока мой затуманенный дымом мозг пытался сориентироваться в тлеющей тьме.

Выход был справа от меня.

Но люди, которых я пришла спасать, были слева, если, конечно, они еще не погибли и до сих пор ждали спасения.

Меня словно сами боги услышали – пылающий обломок деревянных стропил упал справа от меня, едва не врезавшись мне в голову. Еще один обломок, крупнее первого, упал рядом – я резко повернула налево и выругалась.

Быстрый взгляд вверх подтвердил, что еще немного, и обвалится остаток крыши. Если искать уцелевших, то прямо сейчас или никогда.

Я побежала по вестибюлю.

– Эй, здесь есть кто живой?! – звала я.

В ответ раздался голос, тихий и слабый, едва уловимый на фоне треска пламени и грохота падающих обломков.

– Эй! – крикнула я. – Ты меня слышишь?

– Пожалуйста… помоги.

Мое сердце бешено застучало.

– Продолжай говорить! Я тебя найду.

– П-помоги мне… Блаженный Клан, пожалуйста, я не хочу умирать…

В комнате сразу за главным коридором я заметила двух мужчин – один бесформенной грудой лежал на земле, другой застрял под упавшей балкой. Тяжелым деревянным обломком ему расплющило бедра, а ноги согнулись под неестественным углом. Меня замутило.

Темные, лишенные надежды глаза перехватили мой взгляд. В пояснении того, насколько мрачная сложилась ситуация, он не нуждался.

– Пожалуйста, не бросай меня! – взмолился он. – Пожалуйста… спаси меня!

– Спасу, обещаю тебе. Все будет хорошо. – Собственные слова казались неприятными. Упавшая балка была такой тяжелой, что мне в жизни не поднять. Может, стоит привести сюда кого-то из стражей-Потомков, а других убедить подержать вход, пока мы не…

В фойе градом посыпался строительный мусор, отчего волна пламени прокатилась по коридору и ворвалась к нам в комнату. Интуитивно я заслонила раненого собой, чтобы защитить от огня.

«Борись!»

Голос снова запульсировал, и поток холода залил мне кожу. Раздалось шипение, и, подняв голову, я увидела, что к потолку поднимается облако пара.

«Впрямь схожу с ума».

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Перт.

– Ладно, Перт… можешь сдвинуть эту балку со своей ноги?

Перт покачал головой, и в лазурных глазах появилось отчаяние.

– Не могу. Нет сил.

Я переключилась на лежащего рядом с ним. Быстро проверив пульс, я удостоверилась, что он жив, но несколько сильных пощечин в сознание его не привели.

Плохо дело. Даже если вытащу Перта из-под балки, придется тащить их обоих под градом горящих обломков. Я сомневалась, что и одного-то смогу протащить.

Меня снова понемногу затягивало в болото безнадежности. «Я не справлюсь, они оба здесь умрут, и виновата буду только…»

«Борись!» – рявкнул голос.

Верно.

Не время упиваться отчаянием.

Я обхватила рукой деревянную балку, придавившую Перта, и поморщилась, потому что кожа запузырилась от непогасших искр на расколотом конце. С громким стоном я обрушилась на него всем своим весом в отчаянной попытке сдвинуть с места. В бытность целительницей я слышала истории о том, как в критические моменты смертные черпали нечеловеческую силу из каких-то скрытых источников. Отчаявшиеся матери сдвигали кареты, чтобы освободить своих застрявших детей, хрупкие леди оттаскивали упавших коней, под которых попали их любимые. В страхе перед надвигающейся потерей дорогого человека было что-то, покрывавшее наши кости сталью и наполнявшее вены огнем – так и появлялась готовность с вызовом смотреть в лицо Смерти и выдерживать нагрузки, казавшиеся непосильными.

Дорогим человеком Перт мне точно не был, но не было и другого объяснения тому, что гигантская балка медленно сползла с его искореженных ног. Красные угольки закружились перед нами, когда обугленный брус с глухим стуком повалился на пол. В тот момент Перт закричал, уж не знаю, от боли или от облегчения.

 – Можешь хоть немного ноги нагрузить? – спросила я.

Перт попробовал встать, но едва оторвал грудь от пола, и лицо скривилось от нестерпимой боли, а руки подломились.

– Прости, – сказал он, и в глазах отразилась до боли знакомая мне безысходность.

– Ничего страшного. Ты придешь в себя. – Я смотрела то на него, то на другого стража, и в голове у меня постепенно складывался план. – Мы выберемся отсюда – все трое.

В лице Перта появилась надежда.

– Правда?

– Конечно. Вот только… – Я поморщилась. – Будет очень больно.

Перт кивнул, ничуть не смутившись, и снова толкнул себя вверх. Крик боли вырвался у него из груди, но он сумел подняться на локти.

– Я справлюсь, – проговорил он, тяжело дыша.

– Хорошо. – Я взяла за руки бесчувственного мужчину и вытянула во весь рост, постаравшись подтащить его поближе к Перту.

– Донести вас обоих я не смогу, но, может, сумею доволочь тебя. Твоего друга мы используем как носилки. Сможешь лечь на него?

Перт снова кивнул, черты его лица заострились от сильной сосредоточенности. Он стиснул зубы и задушил рвущиеся из горла крики, когда я обняла его за грудь и уложила поперек спины другого стража. Съежившись, я осторожно устроила его изувеченные ноги и раздавленные бедра так, чтобы мужчины оказались ровно один на другом.

– Держись за него изо всех сил, – велела я, взяла бесчувственного стража за вялые руки и сцепила их у себя на поясе.

Упершись пятками в каменный пол, я бросила вес вперед, пробираясь в коридор со сдавленным кряхтением. Робкая надежда расцвела в сердце, когда мужчины двинулись вперед, потом завяла, когда мы замедлились и остановились.

Сделав глубокий вдох, я попробовала снова. Несколько шагов вперед и снова остановка. Я с криком зарывалась в свои самые глубокие глубины, выскребая со дна души всю силу до последней капли. Еще один фут, потом еще один и остановка.

Казалось, мы уже целую вечность продвигаемся дюйм за мучительным дюймом. Даже Перт, невзирая на чудовищно искореженное тело, старался изо всех сил, ладонями отталкиваясь от каменного пола.

После каждого рывка я чувствовала себя опустошенной и совершенно выдохшейся, уверенной, что больше не вынесу, что в моей усталой, измученной душе не осталось ни капельки силы, но из раза в раз голос внутри меня оживал и открывал новые резервы упорства. Пламя лизало стены, вдоль которых мы двигались, частички падающих обломков покрывали мои руки волдырями и ожогами, хотя я едва их чувствовала. Остался лишь стук моего сердца и зов голоса, гонящего меня дальше.

Прохладный ветерок, наконец скользнувший по моей щеке, был подобен брызгам родниковой воды в пустынях Игниоса. Сквозь дым и языки пламени я разглядела просвет, за которым мерцала звездами ночь, а в том просвете лицо. И ясные серо-голубые глаза.

– Дием!

Лютер.

Голос принца звучал хрипло, чуть ли не испуганно. Ничего общего с ледяным спокойствием, которого я по привычке ждала.

Будто свет потушенной свечи, исчезли остатки моей энергии. Я рухнула на колени, тяжело и больно ударившись о пол.

– Лютер, я не могу… – прохрипела я.

– Стой на месте. Держись! Я иду к тебе.

Раздались крики. Шорох. Скрежет гнущегося металла и треск дерева.

– Я иду к тебе! – снова прокричал он.

Две веревки слепящего света поползли от входа по полу. От дыма у них появился призрачный ореол, который окружил меня, когда они оплели мою грудную клетку и потащили вперед. Я схватила обоих стражей, но мои мышцы оказались слишком слабыми, и удержать раненых не получилось.

– Нет! – простонала я. – Не меня! Их, сначала их вытащи.

Сияющие веревки снова попробовали дернуть меня вперед, бросив раненых.

– Нет, Лютер! – громче прорычала я. – Спасай их!

Я схватила один из светящихся побегов и отодрала от своего тела. Едва коснувшись магии Лютера, я кожей почувствовала пульсацию чего-то совершенно невероятного – словно в руки мне попал затвердевший звездный свет или осколок луны. Казалось, магия проникает в меня и покрывает мне тело мерцающим серебристым сиянием.

Покалывающий поток энергии рванул вверх по рукам и проник в сердце, глуша усталость и усиливая сосредоточенность. Оба светящихся побега я привязала к запястьям бесчувственного стража. Магия Лютера гудела от моего прикосновения, и, клянусь, издали я услышала ответный гул, стихший, едва я отпустила побеги.

– Теперь тащи! – крикнула я. – Тащи!

Веревки-побеги туго натянулись. Я повалилась на бок, и раненые один на другом медленно, но верно заскользили к просвету, а потом вдруг раз и остановились.

Купол искристого голубого света начал поднимать упавшие балки, которые загородили дверь. Дело шло до мучительного медленно, бруски были так повреждены, что, я не сомневалась, могли расколоться в любую секунду. Но вот я с трепетом и огромным облегчением увидела, как сквозь дым тянутся руки и два раненых стража исчезают в ночи.

Из груди вырвался нелепый измученный смех. Я справилась, стражи в безопасности. Тяжело раненные и, вероятно, навсегда изувеченные, но живые.

Возможно, они были ужасными Потомками. Возможно, они пытали смертных или казнили детей по законам о размножении или совершили множество других чудовищных поступков. Возможно, однажды я пожалею о том, что дала им второй шанс.

Но по крайней мере, на сегодня я спасла им жизнь. И в какой-то мере они спасли жизнь мне.

Треск смещающихся брусков предупредил, что долго просвет не продержится. С огромным трудом я встала на ноги и заковыляла вперед, мои перетруженные ноги опасно дрожали.

Лютер шагнул в расширившийся проход – яркие огни города окружали его грозный профиль ореолом, – и наши взгляды встретились во мраке.

Мы оба застыли на месте, когда между нами пробежала искра чего-то древнего и глубокого. Это была сила природы, превосходящая слово и мысль; могучая, как разряд молнии, первый вдох ребенка и бездонная глубина моря. Что-то не от мира сего, но полностью в него внедренное. Оно согрело кровь неведомым прежде покоем и наполнило страхом перед неминуемой участью.

У меня случилось видение. То же самое, что и раньше, – поле боя, пылающее серебристым пламенем, я в доспехах самого глубокого черного цвета, в руке у меня ониксовый палаш с позолоченным эфесом, у ног кольцо безжизненных тел. Только на этот раз я была не одна.

На этот раз я хорошо рассмотрела темную фигуру рядом с собой, словно мой визави скинул необъятную мантию мрака; с меча, эфес которого был инкрустирован драгоценными камнями, капала багровая кровь. Когда я заглянула в знакомые глаза, сладчайшая, душераздирающая боль обожгла левую сторону груди. Я закрыла участок ладонью, и фигура на другом конце поля повторила мое движение.

Видение закончилось – мерцая в воздухе, оно таяло, как дымка на солнце. Поле боя стало горящим складом, серебристое пламя потемнело до красно-оранжевого, разбросанные трупы превратились в упавший строительный мусор, но фигура, которую я видела, осталась. Взгляд моего визави был по-прежнему прикован ко мне, его ладонь по-прежнему лежала на груди, как и моя.

– Дием, – шепнул он.

– Лютер, – ответила я.

Он вытянул другую руку вперед и сделал шаг в мою сторону.

Хрусть!

Звук донесся сверху.

Я разорвала наш зрительный контакт и посмотрела вверх на одну массивную балку, потом на другую, отрывающуюся от несущей.

Они двигались очень медленно. Деревянные стропила приближались ко мне.

Рот Лютера открылся, губы беззвучно прошептали мое имя, глаза расширились от ужаса. Дрожащей рукой я потянулась нему.

Затем небо обрушилось.

И мир погрузился во мрак.

Глава 27

Все болело.

Кожа, кости, мозг.

Болела каждая клеточка моего тела.

Сильные руки держали меня за ноги и за плечи, прижимая к твердой, теплой стене. К стене, которая трепетала и пульсировала, как бьющееся сердце.

Я всхлипнула, и стена замерла.

– Ваше высочество…

– С дороги!

– Вокруг склада осталась несработавшая взрывчатка. Как нам?..

– Разыщите вице-генерала. Дальше с ситуацией разберется она.

– Но ваше вы…

– С дороги, мать твою!

Потом я начала двигаться и подпрыгивать, каждый резкий толчок сотрясал содержимое моего черепа.

Я попыталась открыть глаза, но ничего не получилось. Все очень-очень сильно болело.

– Я с тобой, – куда тише проговорил кто-то. – Ты выживешь, обещаю.

По какой-то причине я в это поверила. Голос казался знакомым, но хранился будто бы не в памяти, я словно помнила его не сознанием, а чем-то более глубоким и сокровенным. Его непоколебимая решимость успокаивала мое слабое сердце, но звучало в нем что-то… потрясенное.

Потерянное.

По телу пробежала дрожь, когда ледяной ветерок коснулся моей кожи в самых неожиданных местах – ужалил ребра, бока, бедра. Я попробовала заговорить, но с губ сорвался лишь слабый прерывистый звук.

Руки сжали меня еще крепче – нежно и при этом отчаянно.

Мне стало спокойно. Очень-очень спокойно. Хотелось заснуть на этих руках и чтобы меня никогда-никогда не отпускали.

Спать…

– Дием, останься со мной! Пожалуйста… останься здесь со мной. Нет, пожалуйста, не ухо…

Темнота.

***

– Кто она?

– Это неважно. Мне нужно, чтобы ты ей помогла.

– Помогла ей? Да ты посмотри на нее. Ей не я нужна, а целитель.

– Просто сделай, что сможешь.

– Как я должна?..

– Помоги ей, Элинор, пожалуйста.

– Ладно, ладно. Расскажи, что случилось.

– Хранители напали на оружейный склад Дома Бенеттов. Она вошла внутрь, чтобы вытащить двух стражей из огня. Крыша обвалилась прежде, чем она успела выбраться.

– Блаженный Клан… Почему, ради девяти королевств, спасательную операцию проводила эта девушка?!

Низкий рык.

– Потому что я долбаный идиот.

Тишина.

– Ладно. Тогда я, м-м-м, раздобуду ей платье.

– Брюки. Она обычно носит брюки.

– Брюки? У меня брюк нет… Не беда, найду что-нибудь. Ты побудешь с ней, пока я не вернусь?

– Сама Люмнос не оторвет меня от нее.

Снова тишина.

– Кузен, кто тебе эта девушка?

Пауза, потом долгий, тяжелый вздох.

– Элинор, я… я думаю, она…

Темнота.

***

Удобно.

Мне в жизни не было так удобно.

Все мое тело было окутано теплом – не как раньше, на оружейном складе, когда меня, казалось, медленно обжаривают на вертеле. Это тепло было приятным, в таком я с удовольствием задержалась бы и никогда не захотела бы из него выбираться.

И мягко.

Меня окружала мягкость. Целое гнездо мягкости, подоткнутой под меня со всех сторон.

Пахло божественно. Мужчиной, свежестью, землистым мхом и влажным лесом. Старой дубленой кожей и перечным мускусом.

Пахло моим любимым лесом. Пахло домом.

Кто-то держал меня за руку, так что наши пальцы переплелись. Покалывающая нить энергии ползла по моей руке из места, где меня касалась чужая кожа. Кто-то говорил со мной.

На слух казалось, что мне говорят добрые вещи.

Слов я разобрать не могла: в голове по-прежнему была каша, а тот клятый голос внутри меня не переставал бубнить.

Но мне было… приятно.

Спокойно.

Хорошо.

И снова темно.

Глава 28

Свет.

Когда глаза открылись, вокруг оказалось так ярко, что голова тотчас закружилась. Тело потеряло способность ориентироваться и будто начало падать. Я стиснула простыни, когда мир накренился и дико закружился, сбивая меня с толку.

Пальцы скользнули по чьей-то коже. Реальность этого прикосновения привела меня в равновесие и замедляла падение, пока я не остановилась и перед глазами не предстала комната.

Я услышала дыхание, мерное и глубокое. И треск растопленного камина.

Стоило уловить треск горящего полена, как горло судорожно сжалось. На миг я опять оказалась на оружейном складе, нос и легкие забил зловонный дым, пока я беспомощно наблюдала, как вокруг меня смыкается огненный ад. Я снова вытянула пальцы, пока не коснулась чужой кожи, и паника отступила.

Я поморгала, чтобы улучшить видимость.

Я лежала на кровати. Большой, невероятно удобной, но незнакомой. Шелковистые простыни ласкали меня, как руки любовника, ничего похожего на старое грубое постельное белье у меня дома. Меня накрыли грудой пуховых одеял, голова покоилась на горе подушек.

Я обвела комнату взглядом. Просторная, но уютная, обставленная простой, но элегантной мебелью – такая мебель отчаянно старается казаться скромной, но с первого же взгляда на нее понятно, что она стоит небольшого состояния. Свод высокого каменного потолка удерживал многоярусную люстру из неярко светящихся сфер, а свет, ослепивший меня секунду назад, лился слева.

Я медленно повернула голову в ту сторону, и затекшие гудящие мышцы напряглись. Каскадные шторы из бордового шелка раздвинули, и за рядом арочных окон виднелся рассвет над окутанным туманом садом. На небе выделялись всполохи кремово-розового и дымчато-сиреневого, но именно ярко-оранжевое зарево окутывало комнату ослепительным сиянием.

Окутанный солнечным светом, в кресле с высокой спинкой развалился мужчина, склонив голову набок. Его веки были опущены, рот приоткрыт, грудь поднималась и опускалась в медленном ритме сна. Распущенные волосы цвета воронова крыла обрамляли лицо, в дремоте казавшееся еще более красивым: ночь сгладила все его острые углы. Лишь морщинка меж темными бровями намекала, что под бездвижным спокойствием что-то пульсирует.

Кресло он пододвинул вплотную к кровати, одну руку положил на одеяла так, что наши пальцы соприкасались. Раскрытая ладонь смотрела вверх, словно ожидая мою руку, совсем как в те последние секунды на оружейном складе.

Лютер.

Глаза принца открылись, и наши взгляды встретились. Какой-то миг выражение лица Лютера не менялось, и я удивилась его мягкости. Я никогда не видела Лютера таким. Я видела его злым, раздраженным и даже испуганным, о чем вспоминала с содроганием, но никогда таким… умиротворенным.

– Вы проснулись. – Лютер резко сел. Я ждала ледяного безразличия, к которому так привыкла, а он лишь нахмурился. – Как вы себя чувствуете?

Я заставила себя приподняться, покачала головой, чтобы навести порядок в мыслях, но мозги до сих пор вязли в тумане.

– Что случилось? Где я?

– Здание склада обрушилось, и вы…– Лютер сделал паузу, – лишились сознания. Я принес вас во дворец восстанавливаться.

В мыслях вспыхивали пугающие обрывки путаных воспоминаний. Взрывы, Хранители на дороге, мертвые стражи, пылающее здание, Перт…

– Перт, – прохрипела я. – Он как, ничего? Они выбрались? И тот, другой страж, он как?..

– Они оба выкарабкаются. Перта отправили в Фортос к армейскому целителю. Другой страж уже поправляется дома.

Кажется, я целую ночь задерживала дыхание, а теперь шумно выдохнула, снова рухнула на подушки и закрыла глаза, чувствуя, как облегчение разгоняет панику.

– Они выбрались, – пробормотала я.

– Да. Вашими стараниями.

Моими стараниями. Чувство вины звериной лапой надавило на грудь и сжало, острые когти вонзились мне в плоть.

– А другие – те, кто лежал на траве… Как они?..

– Кое-кого отправили в Фортос лечиться, но большинство смогли вернуться домой и теперь самоисцеляются. Кроме…

Кроме женщины-стража.

Я кивнула, выражая молчаливое понимание. Ее страшное, избитое тело мне не забыть никогда. Я не позволю себе его забыть.

– Мне очень жаль, – тихо проговорила я. – Очень жаль тех, кто не выжил.

Лютер не поймет, не сможет понять, как много для меня значат эти слова. Каким тяжелым камнем оборвавшиеся жизни будут лежать у меня на душе до конца моих дней.

Или, может, Лютер понимал. Я вспомнила сомнение, отпечатавшееся у него на лице вчера вечером, когда я только появилась у склада. Неужели он знал? Неужели подозревал?

Если так, Лютер этого больше не показывал. Он зевнул и сонно потер глаза. Длинные волосы взъерошились оттого, что он на них лежал; взгляд, обычно резкий и пронзительный, затуманился от сильной усталости.

– Вы всю ночь тут сидели? – спросила я.

– Да.

– Почему?

Лютер грустно на меня посмотрел, но не ответил.

Раздался пронзительный крик. Нечеловеческий, беспокойный и пугающе близкий, он своей силой заставил окна задрожать, а меня – вскочить.

– Что это было?

Лютер вздохнул и поднялся на ноги:

– Это Сора, гриверна короля Ультера. – Он подошел к окну и прислонился плечом к стене, глядя вверх. – Она все утро взбудораженная. Я беспокоился, что она разбудит вас своими выходками.

Я вспомнила невероятное создание, которое видела во время последних двух визитов во дворец. Сора и тогда казалась расстроенной.

– А она не взбудораженной бывает?

– Обычно она довольно послушная. Даже излишне. – Взгляд Лютера потеплел. – Бесконечное множество раз я пытался использовать ее для боевой подготовки Королевской Гварди, но, как бы ни задабривал Сору, она спит все учения напролет.

– Вы говорите о ней как о домашней зверюшке, а не как о совершенно жутком чудовище.

– Ну, Сора может и напасть. Проблема в том, что она слишком умная. Она чувствует чужие намерения, и фальшивые битвы ее не интересуют. Когда понимает, что противник по-настоящему не опасен, она, скорее, заберет угощение и полетит спать.

Я усмехнулась:

– В этом мы с Сорой похожи.

Лютер рассмеялся – рассмеялся! – и мне пришлось приводить себя в чувство, чтобы челюсть не отвисла.

Я наглядеться на него не могла. Поза расслабленная, почти ленивая. Полные губы изогнуты в улыбке; нежность при упоминании гриверны, от которой в уголках глаз появились морщинки. Свободные шерстяные брюки, чуть помявшаяся рубашка, застегнутая не до конца, так что обнажилось больше шрама, рассекающего его тело пополам. Вид у Лютера был непосредственный, беспечный, совершенно не подходящий бесчувственному наследнику трона, с которым была знакома я.

Кажется, я впервые видела Лютера – не Его Королевское Высочество принца Лютера Корбуа Люмносского, а просто Лютера – и не понимала, как к этому относиться.

Лютер перевел взгляд на меня, и я быстро потупилась, чувствуя, как пылают щеки.

– Почему Сора расстроена? – спросила я.

Беззаботности как не бывало – Лютер снова превратился в ледяного, непостижимого принца. Он выпрямился в полный рост и вернулся к кровати.

– Когда король умрет, Сора перейдет к новому хозяину. Подозреваю, она чувствует близость перемен.

– По-вашему, ей грустно?

– Дело немного в другом. – Лютер сделал паузу и обвел меня взглядом, похоже, не зная, стоит ли продолжать. – Она верно ему служит, но Сора и мой дядя никогда не были близки. Не так, как подобает гриверне и монарху.

– Так что же ее беспокоит?

– Гриверны чрезвычайно умны, имеют собственные взгляды и собственное мнение, но магия заставляет их повиноваться лишь королю. Думаю, она опасается необходимости служить непонятно кому с неясными намерениями.

Я стиснула зубы.

– Кажется, мы с Сорой похожи и в этом.

Лютер нахмурил брови, не понимая, о чем я.

– Соглашение, которое вы заключили, – напомнила я. – Пожизненная служба монарху. Обязательство моей матери, которое вместо нее согласилась выполнить я.

Лютер помрачнел и отвел взгляд.

Мы сидели в тишине так долго, что я почувствовала себя неловко. Фыркнув, я откинула одеяла. Лютер шагнул ко мне, поднял руку, чтобы остановить, но я проигнорировала его, свесила ноги с кровати и… замерла.

Хлопая глазами, я оглядела себя:

– Чьи это вещи?

– Ваша одежда сгорела. Я… моя кузина вас переодела. – Лютеру хватило ума хотя бы изобразить пристыженность. – Моя кузина… молодая женщина. Она вам помогла.

Память воскресила обрывок воспоминаний.

«Брюки. Она обычно носит брюки».

Лютер попросил свою кузину раздеть меня догола. Потом одеть. Хуже того, они меня явно выкупали – я не видела на себе ни следа грязи. Чистые, мягкие волосы ниспадали молочно-белыми волнами. Мне даже ногти выскребли и подпилили аккуратными овалами.

И меня в самом деле переодели в брюки. Элегантные, темнейшего синего цвета, из плотного эластичного материала, какой я никогда прежде не носила, еще и со слоем брони на бедрах, напомнившем мне форму Королевской Гвардии. Туника, размера на три больше нужного, свисала с моего голого плеча и источала тот же древесно-мускусный аромат, который я уловила ранее.

– Боль прошла?

Я резко подняла взгляд:

– Боль?

– Я не смог определить, насколько серьезно вы ранены. Собирался вызвать Мору, когда вы проснетесь.

– Ранена? – хмуро переспросила я.

Я поочередно согнула руки и ноги, задрала рукава, чтобы осмотреть предплечья, провела пальцами по лицу и по шее – ни повреждений, ни опухолей. Помимо небольшой разбитости и затекшей шеи, я чувствовала себя не хуже, чем наутро после сильной попойки.

– Кажется… кажется, я в порядке. Ночь я пережила, так что внутренние органы вряд ли повреждены. – Я беззлобно на него поглядела. – Знаете, смертным целителя нужно вызывать безотлагательно. Мы не такие, как вы, Потомки. Наши тела не всегда восстанавливаются только потому, что рана нас не убила.

Лютер странно на меня посмотрел:

– Вы на самом деле в это верите?

– Во что верю?

– Что вы не… – Лютер осекся, в его голосе зазвучала печаль, а в лице появилось что-то слишком похожее на жалость.

Неистовый гул наполнил голову – какофония шепота, воспоминаний, вопросов и обвинений. Я спрятала глаза от Лютера – заправляя тунику в брюки, я боролась с ненужными подозрениями, угрожавшими пробить старательно возведенные стены.

Закончив, я смущенно переступила с ноги на ногу:

– Мне пора домой. Отец уже, наверное, улицы прочесывает, разыскивая меня.

– Я отправил вашим родным сообщение.

Я замерла:

– Что-что вы сделали?

– Я подумал, что они будут волноваться, если вы не вернетесь, и поговорил с дворцовым курьером. Он сказал, что знает вашу семью. Я попросил его передать вашим родным, что вы в безопасности и переночуете во дворце.

Застонав, я потерла виски. Дворцовый курьер – отец Генри. Хуже того, что мой отец узнал о моей ночевке во дворце, было лишь то, что о моей ночевке во дворце узнал еще и Генри. Я даже не представляла, кто из них взбесится сильнее.

– Что-то не так? – спросил Лютер.

Я вздохнула и ссутулилась.

– Нет, это… это очень предусмотрительно с вашей стороны. Спасибо.

Я заметила свои сапоги, лежащие у кровати, но даже не шевельнулась, чтобы их взять. Внезапно мне расхотелось покидать дворец и встречаться с внешним миром.

Снова раздался пронзительный крик Соры. Лютер был прав: грусти в нем не слышалось, впрочем, как и тревоги. Ее протяжная трель звучала нетерпеливо, настойчиво.

– Пожалуйста, осмотрите короля, пока не ушли, – попросил Лютер. – С прошлой ночи он странно себя ведет.

Я замялась:

– Мне категорически нельзя…

– Даже провести быстрый осмотр?

– Я… У меня нет принадлежностей. И Мора, она не… Мне нельзя…

– Просто загляните к нему и скажите, стоит ли мне, по-вашему, послать за Морой. Хотя бы это сделаете?