Текст книги "Искра вечного пламени"

Автор книги: Пенн Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Девочка категорично закачала головой:

– Нет, нет, не трогай!

Я подняла руки вверх:

– Трогать не буду, обещаю! Я просто хочу увидеть, как они выглядят.

Эвани посмотрела на брата, выискивая подтверждение того, что мне можно доверять. Я ожидала, что Лоррис бросится вон из комнаты с каким-нибудь ехидным замечанием, но, мне на удивление, он сел рядом с сестрой.

– Все в порядке, Эв, – проговорил он ровным, спокойным голосом. – Покажи ей, где больно.

Эвани опасливо стягивала с себя одеяла, пока не показались ее руки – толстые и раздувшиеся. Светлую кожу покрывали припухшие волдыри. Я внимательно всмотрелась в ее лицо. Глаза были ясными, без покраснений, а носом она хлюпала не от слез, а от хронического насморка.

– Те цветы были мелкими, желтыми, с крупными восковыми листьями? – спросила я.

– Вроде да, – кивнул Лоррис.

– А пахли они ириской?

От удивления мальчишка даже сел ровнее.

– Да… Откуда ты знаешь?

Я снова нахмурилась, потом потянулась за сумкой и начала перебирать бутылочки и кремы.

– Так, Эвани, у меня есть хорошая новость, отличная новость и фантастическая новость. Которую хочешь услышать первой?

По-прежнему сомневаясь, девочка взглянула на брата.

– Фантастическую, – тихо ответила она.

– Фантастическая новость… – я вытащила горсть ярко-оранжевых и розовых леденцов, завернутых в вощеную бумагу, – заключается в том, что за храбрость ты получаешь конфетки!

Слезы мигом высохли – девочка села в постели и протянула маленькие ручки за угощением, начисто позабыв про свои раны. Я, возможно, умолчала о том, что мои леденцы скорее лекарство, чем конфеты, но это целительский секрет, который я унесу с собой в могилу.

– А в чем хорошая новость? – спросил Лоррис.

– Я знаю, от чего эти волдыри. То растение называется смертотень. – У брата и сестры глаза синхронно полезли на лоб. – У него только название страшное. Если не есть его, ничего хуже волдырей не будет.

– А отличная новость? – в свою очередь спросила Эвани.

– У меня есть крем, который волдыри залечит. – Я подняла баночку со смесью цвета горчицы. – И действует она быстро.

– А плохая новость есть? – поинтересовался Лоррис.

– Ну, крем мне нужно нанести на ранки, отчего может быть немного больно.

– Не трогай! – Девочка снова покачала головой и отпрянула от меня, спрятав ручки под одеяла.

Я с надеждой взглянула на Лорриса.

– Может, подержишь ей руку и покажешь пример непревзойденной смелости?

Лоррис наморщил лоб, глядя то на Эвани, то на меня, – он явно разрывался между заботой о сестренке и желанием казаться отстраненным и очень важным, как отец.

К счастью и к моему удивлению, сочувствие пересилило. Лоррис вытащил руку сестры из-под одеяла и зажал ее ладошку в своей.

– Помнишь, что отец говорил нам, Эв? Мы во главе Дома Бенеттов. Мы должны быть сильными и никогда не показывать слабость. На нас смотрит весь Дом. Нам нельзя позорить отца ревом.

Глядя на брата, девочка медленно кивнула, хотя нижняя губа у нее дрожала.

С бесконечной аккуратностью я зачерпнула крем и кончиками пальцев нанесла его на кожу Эвани. От прикосновения Эвани вздрогнула, ее ручки побелели: так сильно она стиснула пальцы брата.

Стараясь действовать максимально быстро, я покрыла кожу толстым слоем крема.

– Попробуйте подуть на ранки! – посоветовала я им обоим. – От ветерка станет чуть легче.

Девочка окинула меня откровенно подозрительным хмурым взглядом, и я закусила губу, чтобы не расхохотаться. Зато ее брат проглотил наживку, наклонился и подул ей на руку.

Эвани охнула, потом захихикала:

– Лоррис, щекотно!

Вскоре мы все смеялись и по очереди дули Эвани на руки, а она визжала и извивалась на кровати. Даже Лоррис позволил себе улыбнуться: суровая маска наконец спала.

Я воспользовалась весельем и нанесла остаток крема. Несмотря на мои легкие прикосновения, когда я добралась до самых глубоких волдырей, смех девочки снова превратился во всхлипы.

– Эвани, смотри! – выпалил Лоррис, вытягивая руки. – На прошлой неделе я научился этому в школе.

В центре его сложенных чашей ладоней появился светящийся шарик. Первое мгновение он лишь дрожал и крутился, но потом начал медленно обретать форму, превращаясь во что-то вроде подыхающей полусъеденной моли.

– Бабочка! – пролепетала Эвани. Ее глаза стали круглыми, как блюдца, а магическое создание залило ее лицо голубоватым сиянием. – Как красиво!

От стараний лоб Лорриса сосредоточенно наморщился, кончик языка высунулся из уголка рта. Моль – нет, бабочка! – взмахнула одиноким слабым крылышком, Эвани взвизгнула, с чистым восторгом хлопая в ладоши, а я воспользовалась шансом нанести остатки крема.

– Трудно придавать свету такие формы? – спросила я.

Лоррис посмотрел на меня, озадаченно нахмурившись:

– Разве ты не знаешь?

У меня сердце упало, когда я поняла, что забыла свою гениальную – нет, тупую – уловку.

– Ну… У меня другая магия. Хм-м, магия тени.

Лоррис кивнул, словно принимая ответ, и я шумно выдохнула.

– В школе сказали, что свет и тень действуют одинаково, но у моей учительницы магии оба дара, и она говорит, что тени подчинить себе труднее. Мол, свет хочет радовать своего повелителя, а теням бы только сопротивляться.

Я потерла грудь: в ребра стучало странное беспокойство.

– Тогда, наверное, хорошо, что тебе досталась магия света.

Лоррис пожал плечами и с какой-то неприязнью посмотрел на моль – нет, на бабочку.

– Меня она радовать не хочет. Как только у меня проявилась магия, отец нанял репетитора, но ничего больше, чем это, мне пока не удается. – Как по команде магическое творение превратилось в завиток дыма. Лоррис помрачнел, а за ним и Эвани. – Ты наверняка тоже слабая, раз стала просто целительницей.

Я ощетинилась:

– Сильным быть можно по-разному. Чтобы быть лидером или помогать людям, магия не нужна.

– Она нужна, чтобы разгромить врагов, – возразил Лоррис.

Мои губы изогнулись в улыбке. «Ну, это мы еще посмотрим».

– Ты, Лоррис, очень хороший старший брат, раз так заботишься об Эвани.

Лоррис сел неестественно прямо.

– Семья – самое главное. Семья – это все, – механически проговорил мальчишка. Слова его казались вызубренными, а не искренними.

– Тем не менее… сейчас ее семья – это только ты.

– Я же сказал, наши родители – персоны важные. Такой, как ты, это не понять.

– Я лишь хотела…

– Ты закончила? – Лоррис отпрянул от меня и поднялся. – Знаешь, я тоже персона важная. Нянчить маленьких девочек мне некогда. Полагаю, дальше ты справишься сама?

У меня сердце сжалось от обиды, отразившейся на лице у его сестренки.

– Конечно справлюсь, но Эвани наверняка обрадуется, если ты…

– Как закончишь, жди меня в передней. – Не добавив ни слова, Лоррис демонстративно покинул комнату.

Я долго смотрела ему вслед, онемев от его бурных эмоций.

– Он всегда такой. – Тихий голосок Эвани вывел меня из оцепенения. Когда я повернулась к ней, девочка умилительно закатила глаза. – Мама говорит, у него характер переменчивый.

Я придвинулась к ней ближе и ухмыльнулась:

– Мальчишки… Такие бестолковые, да?

Эвани улыбнулась и кивнула. Я дочиста вытерла руки, взяла одну из конфет и сняла с нее хрустящую обертку. Малышка выхватила у меня конфету и запихнула в рот раньше, чем я успела предложить.

– Эвани, твой брат сказал, что те цветы подарила тебе одна тетя. Это ведь вчера было? Ты помнишь, как она выглядела?

Девочка пожевала губу:

– Она просила меня никому не говорить.

Меня замутило от неприятного подозрения. Домой к Генри я заявилась три дня назад, а следующим вечером он предупредил, что вскоре важный Потомок обратится в Центр целителей по поводу заболевшей дочери. Если девочка заразилась только вчера…

– А ты помнишь, какого цвета были глаза у той тети?

Эвани нахмурилась, не понимая мой вопрос. Мне пришло в голову, что такая малышка в своей жизни могла видеть только голубые глаза, особенно если родители оградили ее от общения со своими смертными слугами.

– Они были голубые, как у твоих родителей и у твоего брата? Или вот такого цвета? – Я показала на свои брюки цвета коньяка и на серо-коричневую сумку.

Если подумать, почти все мои вещи были унылого оттенка грязно-коричневого. В мире, где излишняя непохожесть на других может стоить жизни, яркие цвета для смертных были не только роскошью, но и смертельной угрозой.

Эвани замялась, потом ткнула пальчиком мне в брюки.

– Думаю, такие. Темные. – Девочка просияла. – Как шоколад.

Мое подозрение переросло в гнев.

Я подошла к стоящему неподалеку столу и быстро нацарапала записку ее родителям, указав диагноз и рекомендации по уходу за малышкой, потом поставила баночку с кремом и сверху положила еще несколько конфет.

– Приятно было познакомиться с тобой, Эвани. Если к завтрашнему утру тебе не полегчает, скажи маме, чтобы снова послала за мной, ладно?

Эвани кивнула и опустилась на гору подушек, уложенных у нее за спиной. Я аккуратно подоткнула одеяла ей под подбородок, погладила малышку по голове и негромко напевала, пока ее веки не сомкнулись.

Стараясь не разбудить Эвани, я выскользнула из комнаты, закрыла дверь и беззвучно прокралась по коридору до кабинета, мимо которого проходила чуть раньше. Сейчас в нем не было ни души, сверкающие бокалы пустыми лежали на лакированном приставном столике. Кабинет пах табаком, ванилью и старыми книгами, неаккуратные груды которых высились на стоящем рядом письменном столе.

Мне все больше хотелось сбежать из этого дома без оглядки. Из-за того, что, как я подозревала, Хранители сотворили с той маленькой девочкой, я уже сомневалась, что желаю участвовать в их жестоких действиях.

Но я знала Генри. Он никогда не стал бы оправдывать подобную жестокость и не втянул бы в нее меня, особенно без моего ведома. А порочный глава этой семьи, вне сомнений, и сам не без греха. Другого шанса помешать ему у меня может не быть.

Быстро глянув через плечо, я на цыпочках прокралась в кабинет и медленно прикрыла дверь – настолько, чтобы, скрывшись из вида, я могла при этом услышать приближающиеся шаги.

Я подползла к письменному сколу и принялась рыться в документах. Целые листы были исписаны элегантным почерком, но незнакомые слова и непонятные цифры ввели меня в полнейшее недоумение. В самом низу одной из стопок бумаг виднелся уголок чего-то похожего на эскиз, и я осторожно его вытащила.

Это оказалась карта – план здания с отметками разных комнат. Многие значки меня смутили, но некоторые я знала слишком хорошо.

Клинки. Броня. Арбалеты.

Похоже, оружейный склад и, судя по масштабам планировки, крупный. Я сложила лист и спрятала его в сумку вместе со стопкой других документов.

Мой взгляд скользнул к красной бархатной ленточке между страницами учетного журнала в кожаной обложке. Я придвинула его ближе и открыла, обнаружив испачканные чаем страницы с рядами имен, дат и сумм – видимо, мне попалась клиентская книга.

Я взяла со стола почти чистый лист бумаги и начала торопливо списывать имена, между делом устыдившись своего некрасивого крупного почерка и в очередной раз осознав, что мне совсем не место в этом мире богатства и хороших манер.

Я успела списать несколько страниц, когда из коридора послышались тяжелые шаги. Шаги приближались, и у меня душа ушла в пятки. Скрыться из вида я могла только под столом, но, если вошедший сядет за него… оправдаться не получится.

У двери кабинета остановилась фигура, очертания ее тени едва виднелись в щели, которую я оставила, – времени больше не оставалось.

Я опустилась на пол, потом подальше забилась в густую тень стола и зажала рот ладонью, чтобы заглушить сбивчивое дыхание.

Стук ботинок по мраморному полу превратился в шуршание по роскошному толстому ковру. Забулькала жидкость – наверное, кто-то наливал себе выпивку, – потом затрещал затухающий огонь, который пытались развести снова. Потом шаги послышались снова, на этот раз ближе.

Панический всхлип замер у меня в горле. Через несколько секунд меня найдут. Арестуют. Казнят. Может, и вовсе прибьют на месте, хорошо будет, если дадут попрощаться с родными.

Проклятье! Хорошо будет, если моих родных не казнят заодно со мной.

Шаги приблизились настолько, что я увидела кончики блестящих черных ботинок, обогнувших стол. Я зажмурилась и приготовилась к худшему.

 – Отец!

Лоррис.

Милый, несчастный Лоррис. Я мысленно отказалась от всех ужасных вещей, которые о нем думала.

– Что тебе?

– Целительница… Я… я не могу ее найти.

– Что значит, ты не можешь ее найти?

– Я велел ей ждать меня в передней, когда закончит, но ее там нет, и у Эвани в комнате тоже.

– Ты оставил постороннего без присмотра? В моем доме?

Последовала долгая, мучительно тяжелая пауза. Лорриса я видеть не могла, но представляла, как он ежится под суровым, осуждающим взглядом отца.

– Глупый, никчемный ребенок! Разве я не учил тебя, что наш дом нужно защищать?

– Да, отец, конечно. Я просто думал…

Воздух рассек звонкий шлепок кожи о кожу, потом раздался слабый всхлип.

– Не думай. Повинуйся. Понял?

– Да, отец, – прошептал Лоррис.

Судя по звуку шагов, оба вышли из комнаты и двинулись прочь по коридору. Я выползла из своего укрытия и наконец позволила себе сделать несколько жадных вдохов. Интерес к исследованию других документов на письменном столе исчез вместе с Лоррисом и его отцом.

Я подбежала к двери, убедилась, что в коридоре ни души, потом бросилась в сторону передней. Но в последний момент вместо того, чтобы свернуть к передней, я решила и дальше идти прямо, на гомон из шумной кухни.

Когда я, толком не отдышавшись, влетела на кухню, на меня с недоумением уставились несколько пар голубых глаз.

 – Я ищу хозяина дома, – выпалила я. – Кто-нибудь знает, где он?

Немолодая женщина, обсыпанная мукой, вытерла руки о фартук, приблизилась и наклонилась ко мне.

– А ты кто такая?

– Целительница. Я приходила лечить девочку. Мне бы, ну… оплату получить.

Женщина презрительно на меня взглянула:

– Тебе нельзя здесь быть. Рядом с едой членов семьи посторонним находиться запрещено. Теперь нам придется все выбросить и готовить снова.

Мои глаза закатились сами собой.

– Ой, Пламя пламенное, в этом нет никакой…

– Пламя пламенное?

Я захлопнула рот.

Женщина схватила меня за локоть и грубо поволокла по коридору. С противоположной стороны показались Лоррис и довольно немолодой мужчина. Оба смерили меня одинаковыми хмурыми взглядами.

«Ой, эти двое и впрямь родственники».

Я ответила им робкой улыбочкой:

– Я свернула не туда, забрела на кухню, но эта милая женщина любезно помогла мне найти дорогу.

Кухарка зыркнула на меня так, что я подумала: вдруг и она им родственница?

– Я бы хотела получить оплату, с вашего позволения. – Я поспешила на выход. – Три золотые марки.

Если честно, брать с них деньги я совершенно не хотела, особенно если причиной болезни девочки стало то, о чем я думала. Но отказ от оплаты вызвал бы еще больше подозрений, и в тот момент инстинкт выживания пересилил чувство вины.

С чрезвычайно раздраженным видом отец Лорриса порылся в кошельке, висевшем на ремне-поясе, и протянул мне тяжелые монеты.

Дрожащей рукой я взяла их с его ладони и бросила себе в сумку.

– Я оставила лекарство в комнате вашей дочери. Если ей не полегчает, непременно вызывайте нас снова.

Бенетт-старший долго на меня смотрел, потом изогнул бровь:

– Что-то еще или ты закончила тратить мое время?

Несколько изумительно колоритных комментариев о его методах воспитания я оставила при себе, прекрасно понимая, что моя вспыльчивость аукнется самым уязвимым членам его семьи.

Поэтому я прикусила язык, мило улыбнулась и устремилась к двери в темпе, который можно списать лишь на желание подобру-поздорову убраться из этого дома.

Глава 18

– Генри Олбанон, я тебя убью!

Генри прислонился к каменной колонне у дома, полускрытый древовидной камелией, обильно цветущей кремовыми цветами. Я прошла мимо, не желая задерживаться на моей тропе войны, ведущей на улицу.

Генри побежал следом:

– Что случилось? Ты раздобыла что-нибудь полезное?

Сперва я не ответила, сосредоточившись на том, чтобы успокоить бурлящую в венах кровь.

– Дием, погоди! – Генри схватил меня за руку, но я вырвалась из его хватки. – Ты как, в порядке?

Я резко повернулась к нему:

– Нет, я не в порядке. Меня там чуть не убили. И у меня есть серьезные вопросы о случившемся с той малышкой. Неужели вы?..

– Чуть не убили? – Внимательный взгляд Генри скользнул по моему лицу, потом по телу. – Ты ранена? – Он замер и прищурился. – Он что-то тебе сделал?

– Нет, но едва не застукал меня под своим письменным столом, и если бы он меня там обнаружил…

– Под своим письменным столом? Ты пробралась к нему в кабинет?

– Да.

У Генри аж челюсть отвисла.

– Ты… пробралась… в личный кабинет Эврима Бенетта…

Я сердито на него взглянула:

– Не надо делать такое потрясенное лицо.

– Он был там с тобой?

– Сперва нет.

– Ты что-то нашла?

Фыркнув, я схватила его за руку и потащила вокруг близлежащей изгороди, пока мы не скрылись от чужих глаз. Затем я залезла в сумку и протянула похищенные документы.

Генри медленно их просматривал, а я вдруг почувствовала себя маленькой и неуверенной ученицей, съежившейся в ожидании оценки учителя. Вопреки раздражению тем, как прошло мое задание, я понимала, что, лишь присоединившись к Хранителям, смогу осуществить свое желание и отомстить Потомкам. А эти документы были залогом того, что Хранители меня примут.

– Не знаю, полезны ли они, – проговорила я, заранее готовясь к разочарованию Генри. – Это все, что я успела переписать.

Я сделала паузу, ожидая, когда Генри заговорит, но он лишь просматривал документы в мучительной тишине.

Волнение внутри росло с каждой секундой. Он ожидал большего? Я упустила исключительную возможность?

 – А еще я разговор подслушала. Что-то про исследование взрывчатки в Софосе. Плюс он упоминал заказы из Фортоса и…

Генри громко хохотнул.

Я ссутулила плечи:

– Этого недостаточно?

– Недостаточно?! – Генри снова хохотнул и грубо провел рукой по волосам. – Мать твою, Дием, я не ожидал, что раздобудешь хоть что-нибудь. Я даже не ожидал, что он выпустит тебя из вида.

Я склонила голову набок:

– Тогда зачем вообще меня посылать?

– Цель испытания – проверить, на что ты готова пойти. – Генри ухмыльнулся. – Первое задание вообще никто не выполняет.

– Шутишь?! Я чуть с жизнью не рассталась только ради того, чтобы показать, на что готова пойти! Богами клянусь, Генри, я тебя уб…

Он бросился ко мне, порывисто обнял и поднял на руки, заглушив конец моей фразы поцелуем.

– Я так тобой горжусь! – воскликнул он, тяжело дыша. – Большинство Хранителей не отважились бы на то, что сделала ты.

Я застыла. Неожиданные слова Генри парализовали мое раздражение.

– Эти документы… – Генри выпустил меня и снова посмотрел на бумаги в руке. – Ты не представляешь, как они ценны. Это… – Он покачал головой и уставился на меня, едва не ослепляя улыбкой. Его глаза сияли восхищением, в лице читались изумление и благоговейная гордость.

По телу растеклось тепло: никогда прежде Генри не смотрел на меня так, ни разу за все время нашего знакомства. В его взгляде читалось нечто большее, чем дружба или даже любовь. Нечто большее, чем просто восторг. В нем светилось уважение, которое можно заработать, лишь проявив себя в испытаниях.

Я видела похожее выражение в глазах посторонних, когда те смотрели на моих родителей или говорили об их выдающихся достижениях, но никогда не испытывала по отношению к себе. Всю свою жизнь я простояла в тени родителей и их заслуженного величия. И вот теперь я впервые ощутила, что достойна величия сама.

Или, по крайней мере, способна на великие дела.

– Ты правда думаешь, что это пригодится? – спросила я.

– Дием, это одни из лучших разведданных, которые мы получали. Хранители очень давно пытались получить информацию о бизнесе Бенетта. И это не просто информация – этого может хватить, чтобы полностью его уничтожить.

Мои губы медленно изогнулись в улыбке.

– Правда?

– Правда. Если у Хранителей были какие-то сомнения относительно того, стоит ли тебя принимать, это положит им конец.

– Сомнения? – Моя радость померкла. – Откуда у них сомнения относительно меня?

Генри напрягся:

– Они крайне трепетно относятся к приему новых членов. А с учетом армейского прошлого твоего отца и так далее…

– Почему это вдруг важно? Брек служит в армии, и он Хранитель, так? Я видела у него татуировку.

– У нас много армейских, но все они солдаты или техники, а не старшие офицеры. Они не преданы Потомкам.

– Мой отец не предан Потомкам, Генри.

Несколько секунд он пристально меня разглядывал.

– Дием… – Он слегка наклонил голову, и его лицо смягчилось. – Он десятилетиями командовал батальонами. Знаешь, сколько повстанческих ячеек он атаковал? В поимке или гибели скольких Хранителей виновен? – Говорил он спокойно, но я заметила осуждение в его глазах.

Не то чтобы я об этом не знала – я уже слышала такие обвинения, недавно даже выдвигала их сама. Но я вдруг осознала, что, если вступлю в Хранители, отец станет мне врагом…

– Жизнь не всегда черно-белая, – возразила я, чувствуя, как сильно сводит живот. – Мой отец по-своему сопротивлялся. Порой приходится делать ненавистные тебе вещи, чтобы не случилось что-то еще более ужасное.

Я и сама не понимала, кого пытаюсь убедить – Генри или себя.

Когда Генри вместо ответа взглянул на меня с какой-то жалостью, создалось впечатление, что он задает себе тот же вопрос.

– Ты правда думаешь, что меня не примут из-за отца? – спросила я, тяжело вздохнув.

– После того, как ты раздобыла эти документы? Боги, Ди… они не только примут тебя – не удивлюсь, если тебе собственный отряд выделят. – Генри снова расплылся в радостной улыбке. – Ты станешь героиней.

Гордость переполнила меня, слова возражения замерли на языке.

Опасения у меня по-прежнему были – слишком много, если быть до конца честной, – но впервые в жизни у меня появилась цель. И смысл.

Этот путь я выбрала независимо от влияния семьи или ожиданий общества и, двигаясь по нему, могла помочь многим людям, а не только своим пациентам. Если вместе с Хранителями я одержу победу в этой войне, то помогу каждому смертному Эмариона и обеспечу мир будущим поколениям. Никакого больше насилия, никаких страданий – несомненно, это важнее тревог, кричавших из глубины моего сознания, важнее ведь?

Кроме того, я могу действовать и аккуратнее, меньше рисковать. Могу установить правила работы с Хранителями – очертить линии, которые переступать не собираюсь. И если, как считает Генри, я смогу стать командиром, то с помощью своего положения я прослежу, чтобы мы всегда воевали с честью, никогда не жертвуя одной невинной жизнью ради защиты другой.

Я могла бы сделать очень-очень много, а вот бездействовать не могла.

Я набрала полные легкие воздуха и кивнула:

– Ну хорошо. Пойдем знакомиться с Хранителями.

***

– Мы пришли сыграть в карты.

Мы с Генри стояли у неприметной двери на заднем фасаде убогой, обветшалой таверны. Вечерний воздух был сырым и прохладным, и мы оба закутались в толстые шерстяные накидки. Я не могла перестать поправлять капюшон на голове каждые несколько секунд, а взгляд мой безостановочно метался по сторонам в поиске любопытных глаз.

У двери, скрестив руки на груди, сидел здоровяк. Он прислонился к стене, широкополую шляпу опустил чуть ли не на глаза и, казалось, умирал со скуки.

– Сегодня ночь тихая, – заявил здоровяк.

Генри понизил голос до шепота:

– Но Древо продолжает гореть.

Здоровяк поправил шляпу и внимательно осмотрел нас обоих, задержав взгляд на мне.

– Сегодня здесь в карты не играют, – в итоге проговорил он, лениво затягиваясь трубкой.

– Да ладно тебе, брат, ты меня знаешь.

– В карты здесь не играют.

Оглянувшись, Генри распахнул накидку и задрал тунику сзади. Ткань поднялась, показалось изображение длинных тонких корней, выбитое на коже, – низ его татуировки Вечнопламени.

– Это тебя устроит? – прошипел Генри, опуская тунику. – Впусти нас.

– Я сказал, в карты здесь не играют. – Здоровяк дернул подбородком, показывая на меня. – Для нее сказал.

Я беспокойно переступила с ноги на ногу.

– Она новенькая, – пояснил Генри. – Отец устроил ей испытание, и она его уже прошла. А еще она несет подарок – и подарок шикарный.

– Да хоть ключи от гребаного королевского дворца пусть несет, мне плевать. Пока кто-то важный не скажет мне, что девушка с нами, она здесь в карты не играет.

– Мне просто нужно поговорить с ним и показать, что она принесла. Дай нам пять минут, Дар…

– Следи за словами! – рявкнул здоровяк, вскакивая. – Помни правила, не то и ты, брат, в карты играть не будешь.

Генри ощетинился:

– Прости, брат, но говорю тебе, Отцу захочется взглянуть на то, что она принесла.

Здоровяк поочередно посмотрел на нас, потом приблизился и встал передо мной. Без предупреждения он сдернул с меня капюшон, схватил меня за подбородок и притянул к себе.

Умница Дием, наверное, вспомнила бы, что нужно быть послушной и благожелательной, дабы эти люди поняли, что я человек достойный. Умница Дием наверняка позволила бы здоровяку чуток ее полапать, чтобы убедить его, что ничего дурного она не задумала.

Но я всегда была из девушек, которые сперва делают, потом думают.

Я стиснула запястье здоровяка, отвела его от своего лица, а кулаком другой руки ударила его в грудь, целясь в мягкую ткань под грудиной. Захрипев, он сложился пополам и застонал от боли.

– Дием, прекрати! – Генри обнял меня за талию, оттащил в сторону и зашипел на ухо: – Ты что творишь?!

Я зыркнула на него, словно спрашивая: «Разве не ты должен защищать мою честь?», но раскатистый хохот пригвоздил нас к месту.

Скрючившись, здоровяк хохотал так, что у него плечи дрожали.

– Вот женщина, понимающая, куда бить кулаком!

Он выпрямился и взглянул на меня с новым, пугающим блеском в глазах. Я не смогла определить, хочет он меня убить или трахнуть.

– Ты, – здоровяк показал на Генри, – войдешь и поговоришь с Отцом. – Он скривил губы. – А она останется со мной.

Генри начал протестовать, но я подтолкнула его вперед:

– Все в порядке, иди.

Он замялся:

– Ты уверена?

Я демонстративно сжала руку в кулак и ухмыльнулась в ответ лыбящемуся здоровяку.

– Не волнуйся, мы с Крохой станем лучшими друзьями.

Здоровяк улыбнулся еще шире.

Генри бросил на меня умоляющий взгляд, в котором паника мешалась с предостережением.

– Просто дай мне пару минут.

Я махнула рукой, и Генри исчез за дверью.

Тишина зазвенела от напряжения: мы со здоровяком пытались запугать друг друга одинаково злыми улыбками.

– Ты девчонка Беллатора, – проговорил он.

Я не ответила.

– Тебе здесь не место.

Страстно хотелось спросить почему, но я не собиралась доставлять ему подобного удовольствия.

– Как ребра? – спросила я вместо этого.

Здоровяк засмеялся, негромко и опасно:

– Так что за невероятный подарок ты принесла?

– Попробуй тронуть меня еще разок, и я тебе покажу.

– Слишком сильные слова для такой мелкой пигалицы, – фыркнул он.

– Уж побольше, чем твой маленький… – Я мельком глянула на его промежность и сочувственно цокнула языком.

Здоровяк скривил губы:

– Не забыла, что тебе нужно мое разрешение, чтобы войти?

– Неужели? – Я вскинула брови. – Ты ведь сказал, что решение примет «кто-то важный». Но когда я наконец поговорю с Отцом, – «кто бы это ни был, мать его», – то непременно поинтересуюсь, получил ли он твое разрешение войти в эту дверь.

Секунду спустя дверь широко распахнулась. Трое мужчин вышли в проулок и обступили меня полукругом. За ними следовал Генри. Воздух так пульсировал от напряжения, что у меня руки зачесались схватиться за оружие.

Мужчина, вставший прямо напротив меня, выступил вперед. Он был намного старше остальных, ровесником моего отца; его грубую кожу испещрили морщины и следы тяжелой жизни. Он казался мне смутно знакомым, но где именно я видела его лицо, сказать не могла.

– Ты целительница, побывавшая в Доме Бенеттов? – спросил он.

– Да, я.

– И ты сумела вынести документы из кабинета Эврима Бенетта?

– Лишь несколько.

– Покажи.

Я глянула на Генри – тот кивнул и жестом показал на мою сумку. Я вытащила документы, на секунду замялась, потом, затаив дыхание, протянула их мужчине.

Трое мужчин встали вплотную друг к другу, бормоча что-то, что я расслышать не могла. Я наблюдала за шоком на лицах двух других мужчин – рты у них раскрылись, ноздри раздулись, – а вот говоривший со мной никак не реагировал.

Я снова засомневалась в себе. Я ненавидела, презирала то, что так сильно нуждалась в одобрении этих мужчин. Я привыкла к иному – к уверенности в себе и своих силах, появившейся вместе с богатым не по годам опытом целительства и всеми полученным знаниями.

Но здесь я была никем и ничем, незнакомой им женщиной, воспитанной человеком, которому они не верили. Для этих мужчин моя ценность сводилась к листочкам у них в руках, и, если она покажется недостаточной, мое членство в Хранителях закончится, даже не начавшись.

Чем дольше продолжалось их бурное обсуждение шепотом, тем сильнее росла моя тревога, и наконец я не выдержала. Слова полились сами собой.

– Те имена… Я взяла их из клиентской книги. Да, кажется, так. Книга большая, но те записи – самые свежие.

Мужчина в центре глянул на меня, потом снова на документы:

– Это все?

Я напряглась:

– Еще… Еще я подслушала разговор. Не знаю точно, кто с кем разговаривал, но они обсуждали доставки и покупки из других королевств. И исследования – чего-то, касающегося взрывчатки.

От такого все трое замерли.

– Расскажи, – потребовал старший. – Рассказывай все, каждую деталь, какой бы мелкой она ни казалась.

Я так и сделала – подробно описала случившееся, изложила увиденное и услышанное, опустив лишь встречу с детьми и то, что они мне поведали. Клятву целительницы я уже нарушила, но некоторые границы казались слишком священными, чтобы их переступать. Когда я закончила, мужчина сложил документы и протянул своим спутникам. Он скрестил руки на груди и смерил меня долгим, нечитаемым взглядом.

– Тебя кто-нибудь узнал?

– Нет.

– Кто-нибудь видел, как ты входила в кабинет Эврима Бенетта или выходила из него?

Я покачала головой.

Один из спутников старшего повернулся к нему:

– Ты же не собираешься ее принять? Ты в курсе, кто она такая?

Старший продолжал разглядывать меня, темные глаза буравили мои.

– Я прекрасно понимаю, кто она.

– Значит, понимаешь и то, что ее принятие – табу.

Старший прищурился:

– Девочка, сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Значит, ты уже взрослая. И способна сама решать, на чьей ты стороне.

На вопрос это похоже не было, но я все равно кивнула:

– Я знаю, за что вы боретесь. И каковы риски, знаю. Я не боюсь. Я хочу помочь.

Что-то покалывало кожу. Озноб от вечерней прохлады или совесть, предупреждающая, что я вот-вот пересеку опасную черту. Или…

Я глянула через плечо во тьму соседнего проулка. Сощурившись, я посмотрела внимательнее: что скрывается в тени?