Текст книги "Искра вечного пламени"

Автор книги: Пенн Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 15

На следующий день отцовские предупреждения все еще звучали у меня в мыслях. Я ожидала, что он велит мне смириться с незыблемостью жесткого правления Потомков и пробовать улучшить ситуацию другими, менее заметными способами. Возможно, в какой-то мере он так и сделал.

Но в его словах имелся и другой подтекст, который не шел из головы. В глубине его уроков скрывался некий стимул. Некий призыв.

Я родилась не для того, чтобы бездействовать. Я родилась сражаться.

Пока я обходила пациентов в Смертном городе, занимаясь их переломами и трудноизлечимыми болезнями, голос, поселившийся у меня в голове, шепотом отвечал на отцовские слова.

Голос тоже услышал призыв. Теперь он метался, как дикий зверь в загоне, ожидая, что мне хватит смелости или безумия дать ему волю.

Последний вызов того дня привел меня на окраину Райского Ряда, в проулки, где одинокие пропойцы из местных пабов в каждой подворотне могли найти плотские утехи.

Я знала, что лишние вопросы здесь задавать не стоит. Но когда я зашла в гостиную борделя и увидела очень недовольную женщину, с головы до ног перепачканную кровью, любопытство взяло надо мной верх.

– Огонь Неугасимый, что у вас случилось? Мне говорили, тут только синяки и, возможно, пара переломов.

– Так и есть, – коротко сказала женщина, скрестив на груди руки. – Девушка, к которой тебя вызвали, в одной из задних комнат. Эта кровь не ее.

– Есть еще одна пострадавшая?

– Нет.

– В первую очередь я должна помочь тому, у кого кровотечение. Я вижу много крови, и…

– Кровь тебя не касается. – Женщина изогнула бровь в безмолвной угрозе.

– Ясно. – Я поспешила прочь из приемной.

Женщина махнула рукой в сторону задней комнаты. Там на краю мятой постели сидела голая девушка и рыдала. Она кое-как прикрылась простыней, на медной коже уже проступили синие и бордовые синяки.

Полуголые девушки в кружевном белье окружили ее, держали за руки, гладили по голове и шептали ласковые слова утешения. Несколько девушек испачкались кровью. Они были куда моложе строгой женщины, которая меня встретила, – хозяйка и ее работницы, догадалась я.

Игнорируя настороженные взгляды остальных девушек, я подсела к пострадавшей:

– Я Дием, целительница. Я пришла тебе помочь

Шмыгнув носом, она посмотрела на меня:

– А я… я Пиония.

На самом деле ее звали не так, это я знала точно. Эту часть Райского Ряда с издевкой называли Садиком из-за причудливых цветочных имен, используемых местными труженицами. Эти имена удовлетворяли мужские фантазии о наивных девушках, а еще защищали уязвимых женщин от осуждения и опасно одержимых клиентов.

Я сочувственно улыбнулась:

– Рада познакомиться, Пиония. Мне очень жаль, что такое с тобой случилось.

Слезы дрожали на длинных ресницах, обрамляющих ее большие, золотисто-карие глаза.

– Синяки у меня надолго? Я должна скорее вернуться к работе, очень деньги нужны.

– Об этом не волнуйся, Пиония, – грубо сказала хозяйка, прислонившаяся к двери комнаты. – Мы о тебе позаботимся. Правда, девочки?

Другие девушки закивали в знак полного согласия.

– Можете сказать мне, что случилось? – спросила я.

– Он… он… – Плечи Пионии задрожали, и она разрыдалась.

– Клиент решил переступить черту, – ответила за нее другая девушка. – Пиония сказала ему «нет», но он попытался настоять на своем. Он несколько раз ее ударил, прежде чем мы его уби…

– Довольно, Тюльпана! – оборвала ее хозяйка.

Тюльпана потупилась и поджала губы.

Тут я заметила кровь и на полу – не лужи, а длинные алые мазки, дорожка которых тянулась к двери. Я вдруг поняла, почему столько девушек сильно испачкались в крови и почему хозяйка велела ни о чем не беспокоиться.

Как я уже говорила, девушкам из Райского Ряда не занимать солидарности.

Коротко кивнув, я стала обрабатывать раны Пионии, радуясь, что при осмотре обнаружились только царапины и синяки.

Занимаясь ранами, я втянула подруг Пионии в непринужденную беседу. Когда душа страдает больше, чем тело, смех зачастую полезнее любого снадобья, которое я могу приготовить.

Хватило одной робкой просьбы порекомендовать белье, которое удивит мужчину, с которым я встречаюсь, и девушки затеяли горячий спор о том, что лучше, невесомые лоскутки атласа или утягивающие корсеты. Даже Пиония поучаствовала в обсуждении, выдав монолог о преимуществах костюмов над пеньюарами.

– На самом деле мужчинам нужно притворство, – невозмутимо проговорила она, слезы на ее щеках быстро сохли. – Они хотят того, что не могут получить.

– Какие костюмы им нравятся больше всего? – поинтересовалась я, нанося мазь из арники ей на ключицу.

– Между прочим, они обожают целительниц. – Одна из девушек со стоном закатила глаза. – Хотят, чтобы мы притворялись, что лечим их бедные израненные члены.

Другая девушка улыбнулась мне:

– Может, одолжишь нам что-то из принадлежностей?

Я не знала, смеяться мне или плакать.

– Но больше всего им нравится, когда мы притворяемся Потомками, – заявила Пиония, и другие девушки согласно зароптали.

– Они все твердят, что ненавидят Потомков, но большинство смертных мужчин готовы отдать последний цент за то, чтобы переспать с женщиной из Потомков, – добавила еще одна девушка.

Это меня мало удивило. Для многих смертных мужчин главное в сексе – власть и контроль при том, что в реальном мире им недостает ни того ни другого.

Меня замутило при мысли о том, на что они готовы, чтобы почувствовать превосходство над женщиной из правящего класса.

– А женщины-Потомки… услуги не оказывают? – спросила я.

– Я пыталась кого-нибудь нанять, – с горечью ответила хозяйка. – Но Потомки считают себя выше нашей работы.

Одна из девушек фыркнула:

– Зато они не выше того, чтобы трахать нас. Некоторые Потомки – мои лучшие клиенты.

– И, в отличие от смертных мужчин, они не врут о том, что выпили противозачаточный тоник, – добавила другая. – Слишком боятся короля, чтобы рисковать обрюхатить смертную.

Одна из девушек всмотрелась в меня, ее взгляд показался неприятным и подозрительным.

– Я слышала о тебе. Смертная с глазами как у них.

Под ее пристальным наблюдением я расправила плечи. Даже по прошествии стольких лет внимание к цвету моих глаз нервировало.

– Ты могла бы срубить здесь кучу денег, – проговорила она. – Могла бы брать с клиентов сколько хочешь.

– И тебя они не избивали бы, – поддразнила Пиония, хотя в ее взгляде снова появилась грусть. – Они перепугались бы, что у тебя и впрямь есть магические способности.

– Ну, буду иметь это в виду, – соврала я, сложила принадлежности в сумку и протянула Пионии баночку. – Ну вот, все хорошо. Наноси этот крем на синяки, и они сойдут быстрее.

Длинные ресницы девушки задрожали, словно она вновь сдерживала слезы.

– Сколько я тебе должна?

– Это бесплатно.

На лице Пионии мелькнуло облегчение, хотя она быстро спрятала его за вызывающе надутыми губами.

– Я могу заплатить, – настаивала она.

Я встала и улыбнулась:

– Я не посмела бы принять оплату. Ваши советы стоят куда дороже крема.

Я попрощалась и вслед за мадам прошла в гостиную. Когда мы остались одни, она достала замшевый кошелек из выреза корсета.

– Ты милая девушка, но я не нищенка, клянчащая подаяния. За услуги принято платить, так устроен бизнес, и отказ от оплаты я не приму. Сколько с меня?

Я пристально посмотрела на хозяйку и обдумала свой ответ. Ее принципы были мне понятны, только наживаться на случившемся с Пионией казалось неправильным.

– Если кто-то и должен платить, то мужчина, который ее обидел, – отозвалась я, тщательно подбирая слова. – А у меня чувство, что он уже заплатил.

Хозяйка поджала губы и оценивающе оглядела меня с головы до ног:

– Знаешь, девочки были правы. С такими глазами ты могла бы заработать здесь кучу денег. Я бы брала с тебя в два раза меньше процентов.

– У меня уже есть работа.

– Целительницей будешь, когда постареешь. Красоты и молодости у тебя осталось всего на несколько лет. Лови момент, пока он есть.

– Спасибо за предложение, но мой суженый вряд ли обрадуется, если я его приму.

Маленькая ложь. Генри не был мне женихом – по крайней мере пока. Да у меня от одной мысли об этом сжималось и начинало першить горло. Но такое объяснение казалось удобнее правды.

Дело было не в работе. Я перебрала немало случайных любовников и уважала этих девушек и их профессию. Мужчины продают силу как наемники или убийцы, каменщики и плотники. Почему женщинам нельзя продавать нежность?

Правда, настоящая правда заключалась в том, что я слишком часто посещала Райский Ряд. И своими глазами видела, что здесь случается с девушками, – Пиония еще легко отделалась. И сколько бы злых мужчин ни исчезло стараниями этой хозяйки, непременно появятся другие.

Пока кто-то не изменит наше королевство, непременно появятся другие.

– Скажи мне, деточка, кто твой возлюбленный, фермер? Или кузнец? – Женщина презрительно фыркнула. – Здесь ты могла бы зарабатывать в пять раз больше, чем он. Заработала бы на путешествие или, может, на миленький домик в королевстве получше нашего. Или и вовсе сбежала бы с нашего забытого богами континента.

Я не могла отрицать того, что часть меня возликовала при мысли о заработке, который позволит сбежать из этой дыры и отправиться на поиски приключений. Как целительница я могла только едва сводить концы с концами в Смертном городе.

Но как же отец? Брат? Генри? Мора? Мама?

Я вздохнула:

– Спасибо, но я не могу.

Хозяйка пожала плечами и спрятала кошелек с монетами обратно в корсет.

– Как хочешь. Как бы там ни было, старайся для себя. Не выбирай убогую жизнь ради убогого мужчины. Будь исключительной. Если мужчина стоящий, он тебя не осудит. А если мужчина – тот самый, он пойдет за тобой.

Воздух пронзил душераздирающий крик, прилетевший в открытую дверь.

Хозяйка и бровью не повела.

– Подумай над моим предложением! – крикнула она и вяло махнула рукой, когда я бросилась на улицу.

Я видела достаточно орущих пациентов, чтобы чувствовать разницу между воплями страха и криками мучительной боли. В этом возгласе явно слышалось и то и другое.

Я крутила головой в поисках кричавшего, и тут возглас снова раздался слева от меня, а за ним крики и плач ребенка. Я выхватила кинжал из ножен и понеслась со всех ног.

– Пожалуйста, не надо! Мой малыш! Мой малыш!

Голос женщины, жалобный, отчаянный, и детский плач слились в звук, от которого у меня стыла кровь.

Впереди клубы черного дыма стелились по земле и разворачивались неестественно медленными, намеренными движениями, словно обтянутые перчатками пальцы, тянущиеся к чему-то недосягаемому.

Нет, не клубы дыма – тени.

Еще один крик заставил меня подойти, и я притормозила у места, к которому ползли тени. Там женщина припала к земле, вытянув руки, чтобы заслонить маленького мальчика, который цеплялся за ее талию и истерично ревел.

Над ними возвышался жилистый мужчина, его блестящие золотистые волосы падали на перекошенное от ненависти лицо. На нем был дорогой пиджак цвета густой охры с пуговицами из слоновой кости, расстегнутыми, чтобы продемонстрировать белоснежную кожу на груди.

В темноте проулка его глаза сияли. Злые голубые глаза Потомка.

Размытые извивающиеся тени продолжали течь из его раскрытых ладоней. Разумная тьма окружила женщину и ребенка аркой из парящих ониксовых пиков.

Моя ладонь стиснула кинжал.

– Уйди с дороги! – зарычал на женщину Потомок. – И я сделаю все максимально быстро и безболезненно.

– Это же и твой ребенок! – Женщина не то плакала, не то умоляла его. – Как ты можешь быть так жесток к собственному сыну?!

– Этот полукровка вообще не должен был родиться! – изрыгнул Потомок. – Ты сама виновата: надо было прервать беременность сразу, как она наступила. Ты скрывала от меня ребенка четыре года, и теперь его кровь на твоих руках.

Женщина умоляла Потомка, по щекам у нее текли слезы.

– Давай я пойду к королю и попрошу снисхождения. Или уеду. Я увезу ребенка в Умброс, и ты больше никогда о нас не услышишь.

– Я не могу так рисковать. Моя семья веками добивалась положения при дворе. Мы наконец в числе Двадцати Домов, и я не позволю какой-то смертной шалаве и ее отродью разрушить все, за что мы боролись.

Яд из его голоса словно напитывал подконтрольные ему тени, делая их темнее и безжалостнее. Пальцы Потомка изогнулись, тени легли на них острыми концами.

Во мне ожил внутренний голос. Его магия пульсировала, как эхо сдерживаемого гнева.

«Борись!»

– С дороги, не то я убью вас обоих! – приказал Потомок.

– Разбежался! – рявкнула я, обнажая второй кинжал. – Отойди от них.

Потомок едва обратил на меня внимание и равнодушно махнул рукой:

– Уходи отсюда, смертная. Тебя это не касается.

– Еще как касается! – прорычала в ответ я.

Разумная и рациональная часть моего сознания схватила меня за подол, уперлась пятками и зашипела, что нужно прислушаться к совету Потомка и уйти. Тут не воинственные пьянчуги и не школьные задиры, с которыми я привыкла иметь дело. Тут Потомок. Помимо демонстрации, которую во дворце устроил принц, – она никак не шла у меня из головы, – вблизи их магию я прежде не видела.

Но разумность и рациональность – привилегия немногочисленных удачливых везунчиков, которые могут позволить себе закрыть глаза на несправедливость и уйти.

Людям из Смертного города – моим людям – удача не сопутствовала.

А я не могла просто уйти прочь.

«Тщательно выбирай битвы и врагов», – сказал мне отец.

Так вот, я выбрала эту битву. И я выбрала этого врага. Я решила, что не позволю еще одному ребенку погибнуть от рук Потомка.

Если поплачусь за это жизнью, значит, так тому и быть.

«Борись!»

Я опустила подбородок и двинулась к Потомку.

Сперва он поднял кулак – тени у моих ног удлинились и, став похожими на стальные прутья, преградили мне путь. Я выругалась, отшатнулась, моя рука застыла в воздухе. Голос стек в кончики пальцев и потянул ладонь вперед, наполнив меня пугающей тягой прикоснуться к странной темной материи.

– Это последнее предупреждение! – гаркнул Потомок.

Женщина обратила ко мне красные, полные слез глаза, в которых погасла последняя надежда.

– Спаси моего сына! – взмолилась она. – Пусть я умру, но прошу тебя, спаси его!

Я замерла, внезапно узнав ее. В день исчезновения моей матери она помогла мне – отвлекла гнавшихся за мной мужчин, чтобы я спаслась. Вполне возможно, что в тот день она спасла мне жизнь, а теперь ее судьба была в моих руках.

Потомок взревел, выбросил руки вперед, и кольцо черных как ночь шипов сомкнулось, а уши полоснул крик невыносимой боли. Темные стрелы вонзились женщине в плоть, превратившись в алые брызги на ее теле. Раны разрастались, разрастались и разрастались, кровь несчастной текла на землю каскадом крошечных водопадов.

Я крикнула ему, чтобы остановился, и потянулась к прутьям. Они затрещали, когда я приблизилась, крошечные колючки устремились к моей руке, заставляя отстраниться.

Но пусть я не могла пробиться сквозь прутья, мои кинжалы могли. Я замахнулась и швырнула один из двойных клинков, тщательно целясь в небольшую брешь в обсидиановой клетке.

Сердце запело, когда кинжал попал в цель. Кончик ткнулся в мягкую ткань горла Потомка, прямо над яремной веной – такая рана обрывает жизнь за секунды.

При мысли о том, что Потомок погибнет от моих рук, по телу растеклось холодное, тяжелое онемение, прежде скрытое глубоко под страхом. Не грусть, не сожаление, а мрачное принятие, от которого все мои драгоценные принципы показались далекими и чужими.

Но так же быстро оно сменилось отчаянием. Нож упал на землю, не оставив и царапины.

Мои кинжалы – мои никчемные, дешевые, богами проклятые кинжалы – не могли пронзить кожу Потомка. С таким же успехом я могла бы попробовать насмерть закидать его галькой. Атака получилась такой жалкой, что Потомок даже не повернулся в мою сторону.

Я в ужасе на него взирала.

– Боги, спасите меня, пожалуйста! – рыдала женщина, цепляясь за шипы в тщетной попытке их отодрать.

Появилось второе кольцо шипов и вонзилось ей в горло. Кровь проступила на всей ключице и потекла вниз по груди, словно ужасное ожерелье с рубиновыми подвесками.

Я перехватила взгляд испуганных голубых глаз рядом с безвольно оседающим телом женщины. Мальчик был слишком маленьким, чтобы понимать, что происходит, но он понимал, что его маме плохо, и испугался, не зная, что делать. Я тоже не знала, и это убивало меня. Я не могла добраться до мальчика, не могла спасти его мать, не могла остановить его отца. Как бы я ни бахвалилась, изображая самоуверенность, как бы дерзко ни грозила Потомкам с утра до ночи, в итоге я оказалась очередной слабой, никчемной смертной.

Когда я рухнула на колени, отчаянная идея пробилась сквозь толщу моей боли. Кинжал, который подарил мне Брек, – якобы достаточно острый, чтобы пронзить кожу Потомка. Может, просто может…

Стараясь действовать незаметно, я вытащила кинжал из ножен у себя на бедре.

Мужчина резко вытянул руку вперед. Шипы, пронзившие тело женщины, вытянулись, подняв ее в воздух. Он махнул рукой – и несчастная полетела через проулок и ударилась о толстую каменную стену.

От отвратительного треска я вздрогнула. Звук ломающейся кости я не спутаю ни с чем. И когда наконец набралась смелости посмотреть, я заглянула в пустые, остекленевшие глаза трупа, который больше ничего не видел.

«Борись! – потребовал голос. – Борись!»

Из груди вырвался рык:

– Ты убил ее, гребаное чудовище!

Потомок меня не слышал. Его внимание было полностью сосредоточено на следующей мишени.

Отчаянно жестикулируя, я подзывала мальчика. Если он отойдет, а я сделаю удачный бросок…

– Иди ко мне! – упрашивала я.

Взгляд мальчика метался между мной и приближающимся отцом. Он шагнул ко мне, потом остановился, с опаской посмотрев на прутья, которые меня удерживали.

– Я не хочу этого, но выбора нет, – проговорил Потомок глухо и чуть слышно, и я задумалась о том, кого из нас он пытается убедить. – Я должен. Таков закон.

– Ты не обязан это делать, – взмолилась я. – Я никому не скажу. Я заберу ребенка и скажу, что он мой.

Потомок остановился.

– Если нас обнаружат, расплачиваться буду я, – выпалила я. – Имени твоего я не знаю и не смогу назвать при всем желании. Никто ничего не узнает.

Потомок молча смотрел на своего сына, его взгляд стал задумчивым. Потом он поднял глаза на меня, и мое сердце остановилось.

– Пожалуйста! – шепнула я. – Он всего лишь ребенок. Не делай этого.

Лицо Потомка посуровело.

– Нет.

Он закрыл свои трусливые глаза, чтобы не видеть того, что натворит дальше.

Потомок вытянул ладонь, и стрела тени пронеслась сквозь проулок.

«Борись!»

Я больше не медлила. Кинжал Брека вырвался из руки и полетел к Потомку. Кинжал был еще новым и чужим, изящной сбалансированностью сильно отличаясь от моего тяжелого оружия. Многолетних тренировок хватило, чтобы вогнать клинок в шею Потомку, но он попал слишком далеко от вен, чтобы сразить его насмерть. Потомок отшатнулся, схватился за горло, и между пальцами потекла темно-алая струя.

Среди этого хаоса клетка, которой он меня окружил, замерцала и растаяла. Я бросилась к мальчику и заслонила его собой. Малыш свернулся клубком и, чтобы защититься, обхватил ручками исцарапанные грязью коленки.

– Сучка, ты ранила меня! – Ругань с бульканьем выплеснулась вместе с кровью, но Потомок смог устоять на ногах. Шок в его глазах обернулся чем-то резким и злым.

Потомок выдернул нож из шеи и со звоном швырнул на землю. Я с ужасом смотрела, как рана затягивается у меня на глазах.

Я знала, что они самоисцеляются, но еще не видела этого в деле – как рана, которая могла убить смертного, беспокоит не больше, чем царапина…

Все-таки Потомки – боги. Злые, ужасные, жестокие боги.

Отец был прав. У смертных нет шанса – по крайней мере, если тягаться с ними силой. Чтобы выжить, придется подключать мозги.

«Борись!»

Мало-помалу у меня сложился план. Я наполнила легкие воздухом и выкрикнула что было мочи:

– Пожар! Все сюда, пожар!

Потомок замер, его гнев остыл до замешательства. Я снова выкрикнула слово «пожар», потом еще и еще. Горло засаднило от старания кричать как можно громче.

Потомок полоснул рукой воздух – тенистые шипы вокруг трупа женщины исчезли и один за другим смертоносным кольцом окружили мою грудь.

– Зря ты не ушла, – сказал Потомок. – У вас, смертных, до жалкого короткие жизни, и вы так спешите с ними распрощаться.

– Пожар! – крикнула я снова. – Пожар!

Ничего не случилось. Уверенность в собственном плане понемногу меркла.

Смерть смотрела мне прямо в лицо, с зубастой улыбкой наслаждаясь горечью моей кончины. Я умру в этом мерзком заброшенном проулке. Кто-нибудь удосужится найти родственников или осмотреть мой труп? Или я стану очередной женщиной, исчезнувшей на улицах Смертного города, пройдясь по стопам своей матери напоследок?

«Борись!»

Голос бился у меня внутри и уже не просил, а требовал свободы – рычал, что хочет на волю, спалить мир дотла.

Только мне предложить было уже нечего – ни мальчику, ни себе. Ни оружия, ни магии, только собственное тело, чтобы заслонить его от яростного отцовского гнева.

Я никогда не была по-настоящему верующей. Я никогда не просила наставлений у Старых Богов и, не считая отдельных кощунственных ругательств, никогда не воззвала бы к кому-то из Клана, понимая, что не стоит ждать помощи от существ, которые раскололи мир пополам.

Но если это принесет капельку мира в последние секунды жизни или даст крупицу благосклонности неведомого инфернального создания, правящего загробным миром, – ради этого мальчика и его матери я должна была хотя бы попробовать.

Священные, древние слова полились из меня – Обряд Концов, запрещенная молитва из старой религии смертных.

– «Окончен твой век, пусть свершится обмен. Отдай счастье жизни за мир, человек».

Молитва полилась с моих губ, а ноги Потомка заскользили по грязным камням. Он неспешно приблизился, и слова потекли быстрее, в такт ускорившемуся пульсу.

– «Не бойся, когда мрак развеется, уйдет вся боль, давай надеяться».

– Богохульница! – презрительно усмехнулся Потомок. – Отлично. Я буду спать спокойнее, зная, что ты заслужила смерть.

– «Все тайны судьбы отворятся лишь тем, чьи души покорятся».

– Смертные боги не помогут тебе, девочка. Может, Клан смилостивится над вами обоими.

Я крепче прижала к себе мальчика и зажмурилась.

– «В любви и покое бей челом, и святой наш псалом…»

Потомок нанес удар.