Текст книги "Том 18. Лорд Долиш и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)

КРЕСТ-НАКРЕСТ

Свадьба происходила б церкви, которая находится от клуба на том расстоянии, какое пролетает мяч после удара вверх. Собственно, она уже кончилась. Когда священник обратился к молодому человеку в визитке и полосатых брюках, в святилище воцарилось молчание, как на бегах перед взрывом криков: «Пошли!»

– Берешь ли ты… ик… Смолвуд, – спросил он, – в жены… ик… Селию?

За очками жениха зажегся огонек.

– Вот что, – сказал Смолвуд Бессемер, – я вам очень советую…

Вдруг он покраснел и произнес:

– Беру.

Через несколько минут счастливая чета шла к выходу под звуки свадебного гимна, а Старейшина вернулся в клуб с гостившим у него другом. Друг был удивлен.

– Быть может, мне показалось, – сказал он, – но этот жених говорил что-то странное.

– Несомненно, – ответил Старец. – Он чуть не посоветовал викарию, как прекратить икоту. Я очень рад, что он одумался. Значит, лечение помогло.

– Лечение?

– До недавних пор Смолвуд непрестанно давал советы.

– Это нехорошо.

– Да. Я всегда советую ничего никому не советовать. Вообще-то понять его можно. Он долго вел колонку в одной из утренних газет и привык ежедневно поучать читателей. Издержки производства. Если бы я лучше знал его, я бы предупредил, что он может потерять Селию, девушку гордую и независимую.

К сожалению, он не входил в наше небольшое сообщество. Жил он в городе, сюда приезжал на уик-энд. К тому времени, с которого начинается мой рассказ, я видел его раза два. Как и следовало ожидать, вскоре я узнал, что с Селией не все ладно.

Впервые я об этом услышал, когда она пришла ко мне с пекинесом по имени Пербрайт и излила мне душу. Опустившись в кресло, она сперва помолчала; потом, словно осунувшись, взволнованно произнесла:

– Как вы думаете, могут мужчина и женщина любить друг друга, если ей хочется ударить его кирпичом?

Я растерялся. Мне нравится, чтобы молодые люди были счастливы. Слабая надежда на то, что вопрос – умозрительный, быстро исчезла.

– Возьмите нас со Смолвудом, – начала она. – Я часто сжимаю кулаки, чтобы его не стукнуть. Нет никаких сил, вечно дает советы, прямо сеятель какой-то! К примеру, сегодня утром мы гуляли и встретили Эгнес Флек с ее огромной собакой. Та сказала что-то Пербрайту, он заволновался, чуть не кинулся на нее, но я его оттащила. Смолвуд заметил, что этого делать не стоило, лучше бы они подрались, дали волю чувствам, после чего могли бы завязаться прекрасные дружеские отношения. Я ответила, что он – бес в человеческом образе, и мы простились довольно сухо.

– Тучи рассеются, – сказал я.

– Навряд ли, – возразила Селия. – Я чувствую, что он перегнет палку, и я больше не выдержу.

В свете этой беседы нетрудно понять то, что случилось на танцах. Каждую субботу у нас в клубе собираются все, кто помоложе. Селия пришла туда с Бессемером, и поначалу все было хорошо. Танцевал он неуклюже, но любовь давала девушке силы, когда он наступал ей на ногу. Наконец музыка смолкла, и Селия стала разминать пальцы, по-прежнему его любя, как вдруг он сказал:

– Дам тебе совет. Ты подпрыгиваешь на поворотах, словно форель, ловящая муху. Исправить это очень легко. Представь, что потолок – низкий, и к тому же стеклянный, и старайся не задеть его головой. Ты уронила кольцо.

– Нет, – ответила она, – я его швырнула.

И гордо удалилась на террасу, а он поспешил в бар.

В баре был всего один человек, но этого вполне хватало. Дело в том, что Сидни Макмердо чрезвычайно объемист. Он сидел в кресле, хмурый и мрачный. С Бессемером они были едва знакомы, виделись всего один раз, за день до этого. Бессемер посоветовал охлаждаться после гольфа как можно медленней, иначе он схватит воспаление легких и уйдет от нас, а Сидни, вице-президент страховой компании, ухватился за мрачную сторону темы, чтобы продать Бессемеру страховой полис.

Ничего не вышло, но они познакомились и теперь выпили вместе. Сидни расчувствовался и излил душу.

– Я с невестой поссорился, – сказал он.

– И я, – отозвался Смолвуд, пораженный таким совпадением.

– Она мне сказала, чтобы я ударил короткой клюшкой с правосторонней стойки. Я сказал – нет, с левосторонней, меня так с детства учили. Ну, а она расторгла помолвку.

Смолвуд в гольф не играл, но посочувствовал, как мужчина мужчине.

– Женщины все такие, – сообщил он. – Кто бы им подсказал, что нельзя обращаться с любовью, как с тюбиком из-под пасты? Разрешите дать вам совет. Не сидите и не грустите. Сделайте, как я, – начните за кем-нибудь ухаживать.

– Чтобы она заревновала?

– Вот именно.

– И приползла, моля о прощении?

– Точно так. Сидни повеселел.

– А что, недурно. Может быть, эта, другая, даст себя поцеловать. Тогда у нас очков больше.

– То-то и оно.

Смолвуд вернулся в зал, радуясь, что помог ближнему. Селии нигде не было, и он предположил, что она на террасе. Сидни, допив на ходу бутылку, решительно прошел мимо него, а сам он стал искать помощницу для своего психологического опыта. Взгляд его упал на Эгнес Флек, которая сидела в углу и била об пол большой ногой.

Вы знакомы с нашей Эгнес? Не помните? Значит, не знакомы, ее забыть невозможно. Она у нас чемпион, и обязана этим не только мастерству, но и телосложению. Красивая такая, веселая, а главное – очень крупная. Смолвуд, отличавшийся стройностью, этим восхищался.

Увидев, что он смотрит на нее, она широко улыбнулась. Он подошел к ней, и вскоре они стали танцевать. Во французском окне показалась Селия, и ее молчаливый взгляд придал танцу особый пыл, что-то такое мексиканское. Селия тяжело задышала, от чего замигали лампы, а примерно через час Смолвуд отправился домой, довольный началом дела.

Когда он ложился, ощущая, что скоро все наладится, зазвонил телефон, и по проводам потек низкий голос Сидни.

– Эй! – сказал он.

– Да?

– Помните, вы мне дали совет?

– Надеюсь, вы его приняли.

– В том-то и дело. Случилась беда. Сам не знаю, как, но я обручился.

– Ай-я-я-яй! – посочувствовал Смолвуд. – Конечно, риск неизбежен. Перегнешь палку, станешь неотразимым… Надо было вас предупредить. А кто она?

– Такая фитюлька, Селия Тодд, – завершил беседу Сидни.

Слова эти поразили нашего героя. Опустив трубку, он кипел, как сыр, плавящийся на сильном огне. Гнев и обида терзали его. Очень хотелось показать Селии, как обстоят дела.

Ему пришла хорошая мысль. Он позвонил Эгнес.

– Мисс Флек?

– Да.

– Простите, что беспокою в такой час. Не выйдите ли вы за меня замуж?

– Конечно, выйду. А кто это?

– Смолвуд Бессемер.

– Не разобрала фамилию.

– Бессемер. Банан, енот, сурок, еще сурок…

– О, Бессемер! Очень приятно. Спокойной ночи.

– И вам того же, мисс Флек.

Бывает так, что, выспавшись, мы видим, как нелепа идея, казавшаяся превосходной. Случилось это и с Бессемером. Проснулся он с неприятным, хотя и смутным ощущением, что наделал глупостей. Потом, за чисткой зубов, он вспомнил, в чем дело. Вчерашние события хлынули в его душу, и он беззвучно застонал.

Почему в этот скорбный час он подумал обо мне, не знаю, мы были едва знакомы. Видимо, он почувствовал, что я пойму его, и позвонил, умоляя повидаться с Эгнес, чтобы разузнать, как смотрит она на произошедшее. Через час я смог сообщить ему все, что нужно.

– Она вас безумно любит.

– Почему? Мы почти незнакомы.

– Так она сказала. По-видимому, вы сражаете с первого взгляда.

Он помолчал, потом – заговорил слегка дрожащим голосом:

– А нельзя объяснить, что это шутка?

– Ни в малейшей мере. В сущности, мы коснулись этого, и она сообщила: если это просто розыгрыш, она знает, что делать.

– Знает, что делать…

– Именно так она сказала.

– Знает – что – делать, – задумчиво повторил он. – О, Господи! Я понимаю. Но почему она меня любит? Наверное, не совсем нормальная.

– Ее пленил ваш ум. Приятная перемена после Сидни Макмердо.

– При чем тут он?

– Они собирались пожениться.

– Да-а… – сказал Бессемер.

Позже он говорил мне, что, повесив трубку, кинулся к бару и выпил портвейна, который хранил для экстренных случаев. Он пил его, когда падал духом, а вышеупомянутый ум подсказал, что падать ниже ему еще не приходилось. За первым бокалом немедленно последовал второй.

Обычно благородный напиток зажигал кровь в его жилах, но сейчас не сработал. Дух где был, там и остался.

Вероятно, это его не удивило. Все-таки не каждый день теряешь ту, кого любишь, и обретаешь ту, которую не сможешь полюбить. Смолвуд восхищался Эгнес Флек, как, скажем, Эмпайр Стейт Билдингом или Большим Каньоном в Аризоне, но на них не женятся.

А тут еще Сидни Макмердо.

Смолвуд, как мы говорили, был с ним едва знаком, но уже заметил, что чувства его сильны. Представив себе могучие плечи и мускулы, грозно, словно питон, перекатывающиеся под свитером, он был вынужден выпить третий бокал вина.

Именно в это время Макмердо появился в дверях. Ясно ощутив, что в нем – не меньше восьми футов роста, Смолвуд едва не упал, но справился с собой и выразил сердечную радость.

– Заходите, заходите! – бодро воскликнул он. – Вы-то мне и нужны. Помните, вчера вы хотели продать мне полис? Я поразмыслил и решил купить его.

– Правильно, – одобрил Макмердо, – надо думать о будущем.

– Вот именно!

– Никогда не знаешь, что тебя ждет.

– То-то и оно. Поедем в ваш офис?

– Не стоит. Я один прихватил.

– Сейчас мы его подпишем.

Когда Смолвуд это сделал и дал чек за год, зазвонил телефон.

– Здравствуй, лапочка, – произнес голос, который сразу узнали и Смолвуд, и Сидни. Второй из них окаменел, лицо его вспыхнуло. Когда Эгнес говорила по телефону, ее слышали все, кто находился в комнате.

Смолвуд судорожно глотнул, кажется – два раза.

– Доброе утро, мисс Флек, – выговорил он.

– Какая «мисс Флек»? Называй меня Эгги. Вот что, я в клубе. Иди сюда. Хочу поучить тебя гольфу.

– Хорошо.

– Ты хотел сказать: «Хорошо, душенька»?

– Э-э-дэ… Хорошо, д-д-душенька.

– Так-то лучше, – одобрила его Эгнес.

Он положил трубку и обернулся. Гость пристально смотрел на него. Он был малиновый, глаза у него горели, и вообще он напоминал чудище из Апокалипсиса.

– Это Эгнес, – хрипло произнес он.

– Д-да, – подтвердил Смолвуд. – Я думаю, вы правы.

– Она назвала вас лапочкой.

– Д-да…

– Почему?

– Я как раз хотел вам сказать. Мы обручились. Вчера, после танцев.

Сидни повел плечами, и мускулы под свитером затанцевали адажио. Взгляд, и без того неприятный, стал еще хуже.

– Та-ак, – сказал он. – Подлые козни.

– Ну, что вы!

– Именно – подлые, – повторил Макмердо, отламывая угол каминной доски. – Вы посоветовали мне заняться другой девушкой, чтобы Эгнес досталась вам. Если уж это не подло, я не знаю… Ну, посмотрим, что можно сделать.

К счастью, Смолвуд успел укрыться за столом. Устраняя препятствие, Сидни заметил полис и остановился, словно зачарованный.

Бессемер с легкостью читал его мысли. Сидни Макмердо был не только влюбленным, но и вице-президентом страховой компании, которая почти болезненно ненавидела финансовый урон. Если в результате его действий ей придется выплатить большую сумму, она будет недовольна. Быть может, разжалует его из вице-президентов, выстроившись каре. А надо сказать, что после Эгнес и большой клюшки, он больше всего любил свое место в компании.

Смолвуд очень долго смотрел на духовную борьбу сильной личности. Наконец кризис миновал. Сидни опустился в кресло и засел там, скрежеща зубами.

– Ну, что ж, – сказал Смолвуд, чувствуя себя примерно так, как Седрах, Мисах и Авденаго,[51]51
  Седрах, Мисах и Авденаго – отроки в огненной печи (Дан. 3).


[Закрыть] – мне пора. У меня первый урок гольфа.

Сидни вздрогнул.

– То есть как – первый? Вы никогда не играли в гольф?

– Вот именно. Сидни глухо застонал.

– Нет, это подумать! Моя Эгнес выходит за такого человека!

– Если на то пошло, – сказал Смолвуд, – моя Селия выходит за неуча, который не отличит Эдну Сент Винсент Милле[52]52
  не отличит Эдну Сент Винсент Милле – (1892–1950) – очень изысканная американская поэтесса.


[Закрыть] от комикса про Страшилу.

Сидни удивился.

– Ваша? Вы что, собирались жениться на этой козявке?

– Она не козявка.

– Козявка. И вообще, она читает стихи.

– А то как же? Я счел своим долгом познакомить ее со всем лучшим и…

– Она говорит, я тоже должен их читать.

– Это принесет большую пользу. Простите – спешу, спешу.

– Минуточку, – сказал Сидни, вчитываясь в полис. Увы, там все было правильно. – Ладно, идите.

Мне кажется (продолжал Старейшина), нет ничего печальней, чем любящие сердца, размешенные крест-накрест. Можно сказать, что они перепутались, как спагетти, и я испытывал жалость. Дамы не исповедовались мне, а вот кавалеры прибегали что ни час. Они страшно страдали. Не знаю, кому я сочувствовал больше – Смолвуду, которого ни свет, ни заря будила звонком Эгнес, или Сидни, который описывал мне, как читает У. Х. Одена.[53]53
  читает У.Х.Одена – Оден, Уинстон Хью (1907–1973) – английский поэт. В 1939 г. эмигрировал в США, позже жил в обеих странах.


[Закрыть] Собственно говоря, оба разрывали мне сердце.

Так обстояли дела к началу женского матча.

Участвовали в нем почти все наши женщины, от огнедышащих тигриц до нежных крольчих, которые занялись гольфом, чтобы пощеголять в спортивных нарядах. Предполагалось, что выиграет Эгнес, у нее гандикап равнялся нулю, тогда как у некоторых участниц доходил до сорока восьми. Кубок доставался ей в прошлом и в позапрошлом годах и, выиграв его в третий раз, он могла оставить его себе. Говорю об этом, чтобы показать, как важно было для нее это событие.

Поначалу все шло правильно. Она сшибала соперниц, словно кегли, уверенно продвигаясь к финалу. Однако через некоторое время стало ясно, что мы недооценили одну искусственную блондинку с гандикапом двадцать семь. То ли она схитрила, скрыв свой талант, то ли ей способствовал жених, член комитета, определяющего гандикап, но по совести ей больше подходила бы цифра 10. Словом, она тоже продвигалась к финалу, и многие полагали, что Эгнес придется поискать другое украшение для камина, чем серебряный кубок.

Прохладным летним вечером игра возобновилась. Мне предложили быть судьей. Я как раз пересекал террасу, направляясь на место, когда повстречал Бессемера. Мы остановились перекинуться словечком, а тут подошел Макмердо. К моему удивлению, мой друг приветливо помахал рукой.

– Пип-пип, Сидни! – воскликнул он.

– Здорово, Смолвуд, – отвечал вице-президент страховой компании.

– Портвейну выпил?

– Да. Хорошая штука.

– Высший сорт, – подтвердил Бессемер, и Макмердо направился к полю.

Я удивился.

– Вижу, вы в прекрасных отношениях, – сказал я.

– О, да! – ответил Бессемер. – Он ко мне часто заходит. Мы курим и ругаем своих невест. Очень сближает, поверьте. Сегодня я оказал ему услугу. Он хотел пойти на матч, а Селия хотела, чтобы он поехал за ветеринаром, потому что ее собачка неважно выглядит. Я посоветовал ему выпить портвейна, которым поддерживаю силы. Все уладилось в две минуты. Ну, пока!

– Вы не идете?

– Появлюсь к финишу. Как, по-вашему, какие шансы у Эгнес?

– Сражалась она прекрасно, и все же…

– С ней плохо то, что она верит этим книжкам. Слушала бы меня… Ну, ладно. – И он ушел.

Вскоре я увидел, что Эгнес осознает ситуацию. Губы ее были сжаты, лоб прорезала морщина. Я попытался подбодрить ее добрым словом.

– Прекрасный вечер, – сказал я.

– Будет еще лучше, – отвечала она, – когда я справлюсь с этой белобрысой змеюкой и разоблачу этот мерзкий комитет. Постыдились бы! Двадцать семь! Ха-ха.

Пыл ее был оправдан. Я тоже полагал, что своим гандикапом Джулия Преббл обязана любви, а не справедливости.

– Бессемер не смотрит матч, – сказал я, меняя тему.

– Да, я не разрешила. Он меня нервирует.

– Вот как?

– Так. Представляете, он меня учит! Что ни возьми, все ему ясно.

– Он ведет колонку в газете, – напомнил я.

– Сегодня он сказал, что Алекс Моррисон что-то напутал в своей книге.

Я вздрогнул. В эту минуту Джулия Преббл кончила ворковать с женихом, и соревнование началось.

Признаюсь, следя за игрой, я поначалу ощутил, что мое отношение к Эгнес меняется. Я всегда уважал ее – как не уважать человека, бросившего мяч на 240 ярдов? – но теперь к этому прибавились более теплые чувства.

Сперва ей помогало то, что успех придал Джулии Преббл излишнюю самоуверенность. Она стала рассеянной. Вместо того чтобы глядеть на мяч, она бросала взгляд на жениха. Благодаря этому на третьей лунке счет сравнялся.

Это ей не понравилось. Сжав губы, она явно боролась с желанием укусить возлюбленного, считая, видимо, что виноват он. На подступах к пятой лунке она сказала, чтобы он не маячил перед нею, на подступах к шестой – чтобы не дышал в затылок, на подступах к седьмой – чтобы не двигался. На подступах к восьмой она заметила, что если у него пляска святого Витта, надо сходить к врачу. На подступах к девятой расторгла помолвку.

Естественно, это помогало играть, и к десятой лунке она возместила свои потери. Эгнес сравняла счет на одиннадцатой, и началась та мрачная борьба, которая бывает перед финалом. Случайный наблюдатель заметил бы, что шансы равны.

Однако напряжение сказалось на Эгнес. Раза два ее железная воля дрогнула. К семнадцатой лунке природа взяла свое, и когда она подошли к восемнадцатой подставке, Джулии Преббл оставался один удар.

Последняя лунка – у воды. Рядом с подставкой находится озерцо, через которое перекинут шаткий мостик. К этому мостику приближался Смолвуд.

– Как дела? – спросил он, поравнявшись со мной. Я все ему рассказал, и он покачал головой.

– Нехорошо, – проговорил он. – Мне не нравится Эгнес и никогда не понравится, но я же не зверь какой-нибудь! Она очень хочет получить этот кубок. Жаль, что она не разрешила мне прийти. Я бы давал ей советы. Но она их не ценит. Предпочитает своего Моррисона. Да, жаль, очень жаль. Смотрите-ка! – воскликнул он, имея в виду Джулию Преббл.

Мяч ее пролетел над водой, но понимающий человек видел, что с ним не все ладно. Упал он в заросли. Она сердито обернулась, словно хотела сказать жениху, чтобы он не вертелся под ногами, когда она делает удар. Но его не было. Он ушел в клуб, где, как я позже узнал, выпил одну за другой шесть рюмок виски, а потом плакал на плече у бармена, объясняя ему, чем плохи женщины.

Эгнес напоминала Боадицею перед римским легионом. Она была торжествующей и властной. Я знал, о чем она думает. Если соперница оправится от шока, ей придется сделать не меньше шести ударов, тогда как Эгнес в этом месте довольствовалась четырьмя. Означало это, что она нанесет за матч всего тридцать семь ударов, а в таком случае мастерство и воля к победе не дадут ей проиграть.

Она прикинула на глаз дистанцию. Она раскачалась. Она медленно откинулась назад. Клюшка описала идеальную дугу, когда раздался голос Бессемера.

– Минуточку! – сказал он.

Слово это прозвучало в тишине, как выстрел. На Эгнес оно оказало такое влияние, что она подняла голову посреди удара; а мяч, стукнутый сверху, покатился по дерну, поколебался у воды, словно робкий купальщик, и упал в озеро.

– Ай-яй-я-яй, – сказала Джулия Преббл.

Эгнес не ответила. Она тяжело дышала носом. Потом повернулась к Смолвуду.

– Ты что-то сказал? – спросила она.

– Я просто хотел напомнить, чтобы ты расслабилась, – ответил он. – Алекс Моррисон придает огромное значение позе, но я считаю, что главное – расслабиться. Когда бьешь по мячу, мускулы должны…

– Ниблик, пожалуйста, – обратилась Эгнес к кэдди. Взяв клюшку, она взвесила ее на руке и быстро двинулась вперед, словно тигрица в чаще. До этих пор я относил Бессемера к вдумчивому, рефлективному типу. Сейчас он показал, что ему не чуждо и действие. Быстро, как молния, он нырнул головой вперед в густые кусты у восемнадцатой лунки. Вот он здесь, вот его нету. Угорь мог бы у него поучиться.

Шаг этот был прекрасно рассчитан. При всей своей силе, Эгнес боялась пауков. С тоской поглядев на кусты, она ткнула в них клюшкой, разрыдалась и оказалась в объятиях Макмердо, который все время следил за матчем с должной дистанции.

– О, Сидни! – причитала она.

– Ну-ну, – утешал он.

Не разжимая объятий, они ушли. По ее жестам я понял, что она ему все объясняет, требуя при этом, чтобы он сломал шею Бессемеру, а его жесты подсказали мне, что он рассказывает ей о своих обязательствах перед страховой компанией.

Вскоре они исчезли в начинающихся сумерках. Я крикнул Бессемеру: «Отбой!»

– Она ушла? – спросил он.

– Да.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

Он помолчал, потом прибавил:

– Нет. Это ловушка. Подожду немного. Я пожал плечами и покинул его.

Сумерки сгущались, пока Бессемер прикидывал, можно ли выйти из укрытия. На мостик он вступил почти в темноте и остановился, опершись о перила, чтобы как следует подумать.

Радость и скорбь смешались в его душе. Будущее сулило много такого, что претит тихим, мирным людям. Пока он здесь, придется сохранять свою бдительность, а в случае чего мгновенно сняться с места.

Это не так уж приятно. С другой стороны, из поведения Эгнес можно вывести, что помолвка расторгнута. Тут не захочешь, а обрадуешься.

Однако Селию он потерял. Сама эта мысль исторгла из него стон, и тот еще не умолк, когда на мостике послышались легкие шаги. К нему приближалась особа женского пола. Внезапно тишину нарушил крик.

Смолвуд истолковал его неправильно. Он решил, что на него кричит Эгнес, и, перемахнув через перила, кинулся в воду. Вынырнув и пытаясь за что-то ухватиться, он наткнулся рукой на мокрую, мохнатую субстанцию. Напоминала она то ли губку, то ли влажный ковер. Только ощутив острую боль в большом пальце, он понял, что это – пекинес Селии, кусавший его в счастливую пору до трех раз в неделю.

Бремя скатилось с души. Если здесь Пербрайт, здесь Селия. Она, не Эгнес, стоит на мостике. И он поспешил выбраться на берег, одновременно надеясь стряхнуть собачку.

Та укусила его еще раза два, но боль исчезла, когда он увидел глаза Селии. Они были круглые, большие, сияющие любовью.

– О, Смолвуд! – воскликнула она. – Слава Богу, ты здесь. Если бы ты не действовал так быстро, он утонул бы!

– Ну, что ты, – скромно сказал он. – Какая чепуха.

– Чепуха? Прыгнуть вот так в воду? Да за такие подвиги дают медаль.

– Присутствие духа, – объяснил Смолвуд. – У одних оно есть, у других его нет. Как это случилось?

– Из-за Сидни Макмердо.

– Из-за Сидни?

– Да. Пербрайт плохо себя чувствовал, и я попросила поехать за ветеринаром. Но Сидни сказал, что лучше дать ему портвейна. Мы налили целое блюдце, ему вроде бы понравилось. Потом он визгливо залаял и выбежал из дома. Вернулся он как во сне. Я решила с ним погулять. Когда мы дошли до мостика, он закачался и упал. Наверное, голова закружилась.

Смолвуд присмотрелся к пекинесу и различил сквозь мглу симптомы сильного похмелья.

– Конечно, – продолжала Селия, – я немедленно расторгла помолвку. Я вынесу человека, который любит подшутить. Я допускаю, что джентльмен не любит животных. Но или одно, или другое. Вместе – нет уж, это слишком.

– Так ты не выйдешь за Макмердо?

– Конечно.

– Какое совпадение! А я как раз не женюсь на Эгнес.

– Не женишься?

– Нет. Так что…

– Да, правда?

– Мы оба свободны, и…

– Вот именно.

– Селия!

– Смолвуд!

Взявшись за руки, они перешли мостик. Вдруг Селия вскрикнула, от чего пекинес часто заморгал.

– Ты не знаешь самого плохого, – проговорила она. – Он посмел сказать, что ты рекомендовал это средство.

– Каков подлец!

– Я знаю, что он лжет. Ты даешь только хорошие советы. Помнишь, насчет этой огромной собаки? Выпив вина, Пербрайт ее встретил и разрядил свои эмоции в две минуты. Теперь они лучшие друзья. Я всегда буду тебя слушаться.

Смолвуд Бессемер снова взвесил все «за» и «против». Склонность давать советы освободила его от Эгнес. С другой стороны, если бы не эта склонность, Эгнес вообще не вошла бы в его жизнь.

– Знаешь, – сказал он, – Бог с ними, с советами. Надо будет попросить, чтобы мне дали другую работу – например, светские новости или детский уголок.