Текст книги "Том 2. Лорд Тилбури и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

Глава V

1

Клетушка, отведенная Джерри, располагалась двумя этажами ниже апартаментов хозяина, и многие (в том числе – он сам) полагали, что для людей она непригодна. В полной духоте, среди заляпанной чернилами мебели нелегко сосредоточиться; и когда наутро заворочалась ручка, возвещая о том, что кто-то оторвет его от трудов, Джерри обрадовался. Вошел рассыльный, принес анкету, которую заполняли все, кому понадобился скромнейший из сотрудников «Мамонта». Выглядела она так:

Имя, фамилия Эдмунд Биффен Кристофер

К кому К издателю «Светских сплетен»

По какому делу По срочному. Джерри, старик, очень важно!

– Пускай войдет, – сказал Джерри, готовясь у упрекам. Уходя излома, он открыл спальню, но понимал, что гордый дух Кристоферов непременно воспротивится заточению.

Как ни странно, Бифф не гневался. Он был серьезен, но не сердит. Проговорив: «Ну и помещеньице!» – гость смахнул пыль со стула и сел.

– Джерри, старик, – начал он, – поднапрягись и вспомни прошлый вечер.

Это труда не представляло.

– Ты надрался.

– Да, да. А что было?

– Ты пришел с каким-то Пикфордом.

– С Пилбемом. Очень занятный человек. У него сыскное агентство. А что было?

– Ты хотел опять уйти и треснуть полицейского.

– А потом?

– Я тебя запер.

Бифф кивнул.

– Так я и думал. Джерри, старик, большое тебе спасибо. Ты меня спас. Одно слово, морская пехота. Если б не ты, знаешь, что было бы? Упадок и крах.[53]53
  Упадок и крах – восходит к названию труда Эдуарда Гиббона (1733–1794) «Упадок и разрушение Римской империи». В 1928 г. Ивлин Во назвал так свой роман. Вероятно, хотя бы ради ритма, «крах» здесь лучше, чем «разрушение».


[Закрыть] Да. Он бы меня арестовал.

Джерри согласился, хотя и не понял, почему такой ветеран боится ареста.

– Тебя же всегда водили в участок! – заметил он.

– Да, Джерри, старик, но это совсем другое дело. Тогда, в Нью-Йорке, с меня слупили бы десятку, а теперь – миллионы.

– Не понял.

– Сейчас поймешь. – Он вынул из кармана бумагу. – Знаешь, что это?

– Похоже на письмо.

– Письмо и есть. От нью-йоркских юристов. Взял в отеле и – не поверишь! – чуть не упал.

– Как вчера.

Бифф с укоризной на него посмотрел. До шуток ли?

– При чем тут вчера? Уже сегодня.

– Да, да.

– Так вот, я чуть не упал. Помнишь, они обещали письмо? И прислали. Но это – динамит, а не письмо. Помнишь, про опеку? Это такая гадость, такая мерзость, слов нет! Нельзя так издеваться над людьми. В общем, опекуны присосались к деньгам, как липучка, а я ничего не получу до тридцати лет.

– Да тебе скоро тридцать!

– Через неделю.

– Чего ж ты волнуешься?

– Знаешь, что они говорят? Если меня хоть раз арестуют – все, ничего не получу.

Джерри вскочил, крайне удивившись.

– Господи! – воскликнул он.

– Я знал, что ты удивишься, – сказал Бифф с мрачной радостью.

– Ты не перепутал?

– Нет. Так и написано. Язык, конечно, суконный, но смысл – этот. Говорил я, тут какой-нибудь подвох!

– Когда он составил завещание?

– Три года назад, когда я в Париж уезжал.

– И ничего не сказал тебе?

– Ни слова. Нет, ты подумай, молчал, как проклятый, а теперь и скажи – «Надо было думать»! Потеряешь веру в людей.

– Не намекал?

– Вроде нет… Когда я уезжал в Париж, советовал вести себя получше.

– И все?

– Все.

– Странный какой-то.

– Да.

Воцарилось молчание. Бифф смотрел на линолеум (именно так представляло себе начальство ковер для мелких издателей), Джерри – на раздевающуюся девицу, которую приглядел для обложки.

– Нехорошо, Бифф, – сказал он.

– Еще бы!

– Арестуют – и привет?

– Вот именно.

– Тогда лучше, чтобы не арестовали.

– Да, и я так думаю.

– А тебя в Париже не брали?

– Представь себе, нет. Они там добрее, что ли. Правда, на той неделе я дал кому-то по уху. В баре. Потому и сбежал.

– И тебя не поймали?

– Нет.

– А могут и поймать. Жаль, что ты вечно бьешь полицейских.

– Привычка!

– Я бы на твоем месте отвык.

– Постараюсь. А ты меня спас. Представляешь, что было бы? Спас. Как мне тебя отблагодарить?

– Никак.

– Ну, что ты! Возьми эти двадцать тысяч.

– Нет, нет.

– Потом отдашь.

– Нет.

Бифф хмуро посмотрел на линолеум.

– Знаешь, что? Я дам тебе на постановку.

– Какую?

– Твоей пьесы.

– Какой?

– У тебя нет пьесы? Я думал, все их пишут.

– Но не я. Времени нет, издаю вот эту гадость.

– Издаю! Теперь – ясно. Хочешь издавать что-нибудь получше?

– Конечно.

– Тогда я куплю тебе газету.

– Это очень дорого.

– Куплю на ходу.

– Нет, правда?

– Конечно. Какую ты хочешь?

– Ты знаешь «Терсдей Ревью»?

– Вроде бы, да. У меня там были две-три статьи. Почему ты ее выбрал?

– Я слышал, издатель уходит. Она как раз в моем духе. Ну, что я говорю? Это же дикие деньги!

– У меня они есть, то есть будут, если не сяду. Главное, Джерри, старик, не сесть.

– Кэй знает?

– Да, я вчера ей звонил, из бара. Правда, она не все поняла. Говорит: «Ты напился». Вообще-то это верно. Трубку повесила… Я обиделся. Но сейчас, как вспомнишь, меня было трудно понять, что-то с дикцией.

– В общем, не знает.

– Скорее, да. И еще про эту картину… Сам я туда съездить не могу, еще посадят. Ты не съездишь?

– Да надо бы. Там ключи. Дядя вчера волновался, но что я могу сделать? Я недавно уезжал. Тилбери меня не отпустит.

– Ты попроси.

– Не буду.

– Можно сказать, дилемма.

– Да, можно.

Раздался стук, вошел рассыльный, Джерри взял у него письмо.

– Оказывается, нельзя, – сказал он. – Никакой дилеммы нет. Тилбери меня отпускает.

– А?

– Точнее, увольняет.

– Тебя?

– Меня.

– Вот гадюка! Видишь, я всегда говорил, из любой дилеммы есть выход.

2

Звонок на Рю Жакоб, 16 (Люксембургский округ) прозвенел в своем астматическом духе, и Кэй побежала открывать, замечая, что она дрожит. Несомненно, пришел Генри, чтобы познакомить ее с матерью, которая едет на Ривьеру через Париж. Фотографию леди Блейк-Сомерсет она видела и поражалась ее сходству с Елизаветой I. Общепризнанно, что в доброй старой Бесс было что-то такое, неуютное; и Кэй хотелось, чтобы Генри забыл о предстоящем ленче. Хотелось ей зря, он никогда ничего не забывал.

Однако за дверью стоял не он, а рыжий высокий человек, при виде которого сердце ее подпрыгнуло, хотя должно бы подпрыгивать только при виде жениха.

– Джерри! – вскричала она. – Вот уж не ждала! Почему вы здесь?

– Дела, – отвечал Джерри. Сердце у него скакало, как горы и холмы, вместе взятые, но он держал себя в руках, что было не легче, чем удержать большую игручую собаку. – Заберу ключи в бюро находок, вещи опять же. Бифф просил взять у вас картину. Он говорит, вы знаете, какую.

– У него только одна. А зачем она ему?

– Денег нет, хочет продать. Можно, я зайду?

– Ну, конечно! Заходите и расскажите, как у вас что.

– Я не знаю, сколько вам известно, – начал Джерри, усевшись. – Бифф вроде бы говорил с вами по телефону.

Кэй засмеялась, а Джерри, как обычно в этих случаях, ощутил точно то, что ощущает обитатель Синг-Синга на электрическом стуле.

– Скорее, булькал, – отвечала она. – Видимо, напился, но я поняла, что Пайк ему что-то оставил. Что именно, не слыхали?

– Все.

– То есть как?

– Вот так.

– Все свои деньги? Быть не может!

– Может. Оставил все деньги.

– Значит… Бифф миллионер?

– Именно.

Кэй приложила палец к губам – видимо, они дрожали, а глаза ее увеличились настолько, что Джерри усомнился, сможет ли он продолжать беседу, как начал.

– Повторите, пожалуйста! Если можно, медленней.

– Бифф получил все деньги.

– А по слогам нельзя?

– Он мил-ли-о-нер.

– Вы меня разыгрываете?

– Конечно, нет!

– Это правда?

– А как же!

– Здорово! – сказала Кэй, в отличие от Пилбема-старшего. – Неудивительно, что он выпил. Миллионер, это надо же! Все так обрадуются…

Джерри кивнул.

– Этого я и боюсь. Я ему сказал, что каждый захочет поживиться.

– Первая – сестра. Чего он мне только ни купит! Брат – миллионер, красота какая! Вероятно, я говорила, что Бифф – немного психопат, но в щедрости ему не откажешь.

– Знаете, что он мне сразу предложил? Двадцать тысяч фунтов.

– Вы шутите?

– Нет, не шучу. Конечно, я отказался.

– Почему «конечно»? Я знаю в одном Париже триста сорок семь человек, которые кинулись бы, как акулы. По-видимому, вы очень хороший.

– Я думаю, по Бедекеру – пять звездочек.

– Просто не верится!

– Что я такой хороший?

– Что он такой богатый.

– Сам читал телеграмму. Кэй помолчала.

– Нет, подумайте! – снова начала она. – Прямо басня с моралью. Бифф выудил мистера Пайка – он вам не говорил?

– Как-то не пришлось.

– Да, выудил. Тот купался, а сперва – пообедал, и что-то с ним случилось, вроде судороги. Бифф кинулся в пруд, прямо как был, и спас его. А он запомнил.

– Вы думаете, дело в этом?

– Конечно, он ведь очень сердился на всякие кутежи. Особенно его раздражало, что Биффа вечно сажают. Должно бы отразиться на завещании, а вот…

Джерри заерзал. Неприятно сообщать плохие новости.

– Отразилось.

– Как это?

Джерри рассказал печальную историю, с ужасом глядя на то, как гаснут прекрасные глаза.

– Значит, – подытожила Кэй, – если его схватят, он потеряет все?

– Видимо, да.

– Чепуха какая-нибудь, даст полисмену в ухо – и пропали миллионы?

– Вероятно.

– Но его же всегда сажают! Его бы посадили на необитаемом острове. Нельзя было бросать его в Лондоне.

– Пришлось. Я хотел позвать вас туда, вместе мы его удержим. Сегодня я улетаю. А вы?

– У меня работа.

– Не отпустят на недельку?

Кэй подумала.

– Вообще-то могут, если попросить. Не так я нужна, но сегодня не выйдет, разве что завтра утром.

– Ничего, продержится. Ему еще надо выйти из шока. Едва уцелел.

– А что такое?

Джерри поведал то, что автор детектива назвал бы «Случай с рыжеусым полисменом».

– Наутро, – заключил он, – Бифф был собран и трезв. Сейчас он не ударит полисмена, если вы ему его принесете.

Кэй благоговейно смотрела на него, и он это заметил, настолько заметил, что решил пригласить ее в кафе. Многое можно сказать в уединении столика!..

– Заперли! – сказала она. – Какой вы молодец! Это в отеле?

– Нет, он ко мне переехал.

– Слава Богу! Мало ли что в этих отелях… а так – легко уследить.

– Глаз с него не спущу.

– Спасибо вам большое. Что бы для вас такое сделать?

– Пойти со мной в кафе.

– Не могу. Очень хочу, но не могу, я иду с Генри. А вот и он!

Действительно, то был он. Генри вошел, поцеловал ее, выразил надежду, что она готова, и, увидев гостя, застыл, словно увидел змею.

– Здравствуйте, – сказал Джерри.

– Приехали? – спросил он.

– Уезжаю, – сказал Джерри, и сторонний наблюдатель ощутил бы, что если он не скрежещет зубами, то неизвестно, что значит «скрежетать».

Через час-другой, уже в воздухе, Джерри вспомнил, что забыл картину.

3

Бифф рассердился и считал, что гнев его праведен. В конце концов, говорил он, когда посылаешь друга за картиной, можно ее хотя бы привезти.

Джерри защищался, как мог.

– Знаешь, я не забыл, я сразу об этом сказал, но то-се, заболтались, а тут этот Сомерсет пришел – ну, я и выскочил.

– Без картины.

– Как-то выпало из головы.

– А почему ты выскочил?

Джерри помолчат, не в силах описать гнусную сцену.

– Он ее целует!

– Кто? Кого?

– Этот Блейк. Твою сестру.

– Естественно. Обручишься – и целуешь, первым делом. Бывает и без обручения.

Джерри странно засипел.

– О, Господи! – воскликнул Бифф. – Ты что, влюбился в нее?

Джерри очень не хотел изливать душу перед таким ненадежным человеком, но знал, что выхода нет, и сухо кивнул. К его удивлению, Бифф все понял.

– Понимаю, – сказал он. – Есть в ней что-то такое… Многие одобряют. Один скульптор – такой это, абстракционист – грозился, что застрелится. К сожалению, передумал. Да, так влюбился, это надо же!

– Ты не возражаешь?

– Нет, что ты! Может, бросит свою мороженую рыбу. Знаешь, у меня есть гипотеза: Кэй с ним связалась, потому что он не похож на ее знакомых. Покрутишься два года среди этих типов, а тут – бороды нет, одет с иголочки, купается каждый день, а не только к празднику. Не захочешь, подумаешь, что влюбилась. Напрягись, победа близка. Ты что-нибудь предпринял?

– Я ей сказал, что люблю ее.

– А она?

– Напомнила, что обручена.

– А дальше?

– В каком смысле?

– Ты это так и оставил?

– Что же тут можно сделать?

– Ну, ну, ну, – сказал Бифф тем тоном, каким говорят с любимым, но заблудшим отпрыском, – прямо кролик какай-то! Или медуза. Девицу надо хватать, обнимать и целовать до победного.

– Мы говорили по телефону.

– А! Ясно, ясно… Тут особенно не обнимешь. Но вообще – только так. Сотни раз проверено. Ладно, Бог с ней, с картиной. Жалко, но – Бог с ней. Мне ли не понять, сам влюблен. Я говорил тебе про Линду?

– Да, вы когда-то собирались пожениться.

– Опять собираемся. Купил разрешение, записался в регистратуре, там задень записываются.

– Поздравляю. Как ты ее нашел?

– Ничего, в порядке.

– Я хочу сказать, как ты узнал ее адрес. Через секретаршу?

– М-м-м… не совсем. Нет, не совсем. Я ее встретил на Бонд-стрит, где галереи. Пошел узнать, в какой цене Будэн. Линда сейчас служит у такого Гиша, мы и столкнулись в дверях.

– Ты растерялся?

– На минутку. Потом – как по маслу. Я говорю: «Привет!», а она – «Ах ты, да это Бифф!» То-се, пошли мы в бар, обо всем договорились. Время, знаешь ли, великий целитель. Она объяснила, почему я не мог ее найти – переехала к Тилбери, у него дом в Уимблдоне.

– Да, я слышал. Секретарша не сказала?

– Нет, как-то не довелось.

– Странно. Уж она-то знает. Правда, она глупая.

– Ты с ней знаком?

– Видел. Очень красивая, но – глупая. Что с нее взять, блондинка!!

Бифф залпом допил свой освежающий напиток и стал серьезен.

– Хочу тебя попросить… Помоги мне с Линдой.

– Вроде у вас все в порядке?

– До определенной черты.

– Что же я могу сделать?

– Если встретишь ее, не говори о Гвендолен Гиббз.

– Это нетрудно. Я не знаю никакой Гвендолен.

– Ну, о секретарше.

– А, ясно! Не говорить?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо.

– Спасибо тебе большое. Как все смешно на свете! Секретарши, опеки всякие… Кстати, Тилбери все узнал. Линда к нему зашла, а он разговаривал с Нью-Йорком. Прямо вишневый стал, орал – и я не удивляюсь. Говорит, опротестует завещание, Пайк был тю-тю. Выйдет у него что-нибудь?

– Нет. Насколько я понял, твой Пайк был со странностями, но и только. И вообще, ты его крестник.

– А детей у него не было, с чем их и поздравляю.

– Вот-вот, ты ему – как сын. Я слышал, ты его спас, а брата он вроде не любил, с чего б оставлять деньги?

– Ты четко мыслишь, Джерри.

– О давлении речи быть не может. Ты – тут, он – там. Нельзя давить через океаны.

Бифф облегченно вздохнул.

– Странно, честное слово! Посмотришь – дурак дураком, а какая голова! Мало того, какая хватка. Ты, часом, не юрист?

– Лекции слушал, но обедать – не ходил.

– Болел? Аппетита не было?

Джерри объяснил, что молодой юрист становится членом коллегии только в том случае, если он обедал в своем инне должное количество раз, а Бифф заметил, что это очень глупо. Он всегда подозревал, что всех, кто связан с судом, надо послать к психиатру; может быть, кроме Пэри Мейсона.[54]54
  Пэри Мейсон – сыщик-адвокат из детективов Эрла Стэнли Гарднера (1889–1970).


[Закрыть]

– А если ты вегетарианец? – развил он свою мысль.

– Бери на тарелку овощи и сыр. Точно не знаю, я не обедал. Вернемся к нашей теме. Беспокоиться тебе не о чем.

Бифф помолчал.

– Знаешь, – сказал он, – я всем обязан Тилбери.

– Почему это?

– Если бы он не был таким гадом, Пайк бы его любил. Поскольку он гад, я ему обязан. Надо с ним поделиться.

– Очень благородно.

– Да. Значит, составим бумагу, дам ему пять процентов. Твой дядя может это сделать? Тогда оденусь – и к нему. Где он, на Линкольн-инн-филдз?

Глава VI

1

Предполагая, что международная беседа даст лорду Тилбери пищу для размышлений, Бифф не ошибся. Материалу прибавило письмо, которое король прессы получил через два дня. Мистер Хаскелл сказал, что оно отправлено воздушной почтой, вот оно и пришло, не обмануло.

Прочитав его, первый виконт поначалу обрадовался. Поверенный его считал, что доказать невменяемость брата практически невозможно, тем более что человек, наживший столько денег, явственно разумен; но письмо показало, что не все потеряно.

Биффа он знал, а потому – думал, что если тот не переродился, дня через три его настигнет рука закона. Тут хватит такой чепухи, как пьяная драка; если же Эдмунд Б. не напьется и не подерется на радостях, поистине разуверишься в людях!

И все-таки, все-таки, кто его знает, хорошо бы действовать наверняка…

Забыв о письмах, которые надо диктовать прекрасной Гвендолен, и даже о ней самой, лорд Тилбери бросил свой могучий разум на решение проблемы, гонимый тем инстинктом, который велит богачам становиться еще богаче.

Размышлял он минут двадцать, и вдруг его пронзила мысль о Пилбеме, воздействовавшая на него, как боевая труба – на коня. Пилбем! Да, именно он справится с этим делом. Лорд Тилбери всегда уважал и его интеллект, и полное отсутствие совести, зная, что за хорошую плату бывший сотрудник способен буквально на все. Что он сделает с юным гадом, еще неизвестно, но можно твердо сказать – блеска в этих действиях хватит.

Словом, надо поскорей с ним связаться. В клуб пригласить – нет, нельзя. Острое чувство социальных различий подсказывало, что костюм, придающий Пилбему сходство с неаполитанским мороженым,[55]55
  Неаполитанское мороженое – клубничное, шоколадное и сливочное, слоями.


[Закрыть] отразится на его, лорда Тилбери, престиже. Значит, пойдем в контору.

Сыскное агентство «Аргус» располагалось неподалеку. Начинал Пилбем не здесь, а в Сохо, в однокомнатной квартире, но сейчас у него, кроме двух комнат, была приемная и хороший адрес. В маленькой комнате сидели стенографистки, в большой поджидал клиентов сам сыщик. Приемная была отдана во власть подростка на побегушках.

Ему и вручил магнат свою карточку, повергнув в истинный восторг.

.– Это ко мне? – спросил Перси Пилбем, отрываясь от бумаг.

– К вам, сэр, – отвечал рассыльный. – Целый лорд, сэр. Шокировав его словами: «А, старый Тилбери! Ладно, пусть войдет, – сыщик с удовольствием размялся в своем кожаном кресле. Приятно вспомнить дни, когда ты взирал на шефа, как служанка – на руку госпожи.[56]56
  Служанка на руку госпожи ее (синод, перевод: «Как очи рабы – на руку госпожи ее») – Пс. 122:2.


[Закрыть] Вообще-то Перси так не взирал, он слишком ценил себя, но все-таки лорда боялся. Это прошло. Теперь перед ним клиент, и ничего больше.

Лорд Тилбери никак не переходил к делу. Сперва он заметил, что погода все лучше, и не солгал. Потом он прибавил, что контора – высший сорт, и снова сказал правду. Наконец он признался, что жалеет о разлуке с Перси Пилбемом, что тоже не было ложью, ибо он так и не нашел ему замены Брать быка за рога пришлось самому сыщику,

– Вы ко мне по делу, Тилбери? – осведомился он.

– Э… хм… собственно, да. Я попал в деликатное положение.

Свою карьеру в прессе Пилбем начинал как тетя Изабел, отвечавшая жертвам любви, и сейчас он подумал, не в этом ли качестве понадобился бывшему шефу. Если речь пойдет о Гвендолен, он рад служить. Можно ли пожать ей ручку? Вполне. Поцеловать в лобик? Конечно: и так далее. Словом, он ждал продолжения – и оно его удивило.

– Пилбем, – сказал лорд, – у меня был брат. Он умер.

Сыщик изобразил сочувствие, насколько может его выразить очень прыщавый человек с баками и усиками. Сказать, что всякая плоть – трава,[57]57
  Всякая плоть – трава – 1 Петр 1:24.


[Закрыть] он не успел.

– Много лет назад, – сказал лорд Тилбери, – он уехал в Америку. Там он разбогател. Собственно, он стал одним из ведущих финансистов. Вероятно, я не преувеличу, если скажу на глаз, что у него десять миллионов долларов.

Деньги вообще, миллионы – в особенности, Перси интересовали.

– Ух ты! – заметил он. – Кому ж они достанутся?

– Вот об этом я хочу поговорить. Надеялся, что мне, я – единственный близкий родственник, но…

– Оставил на благотворительность?

– Нет.

– Нашлась какая-нибудь вдова?

– Нет.

– В чем же дело?

– Оставил все как есть своему крестнику. Видимо, спятил. Пилбем не содрогнулся от жалости и ужаса, ибо, как и Линда Ром, считал, что лорд достаточно богат; но постарался вложить в интонацию хоть какое-то сочувствие.

– Ай-я-яй! Что же я могу сделать?

Робость покинула лорда Тилбери. Было что-то такое в Перси, когда он накручивал на ручку ус, – словом, он располагал к откровенности. Понимающий человек!

Пока виконт объяснял про опеку и про условие, он молчал, только изредка крякал. Правда, один раз он вскрикнул, ибо, услышав фамилию наследника, уронил ручку, пером – в мягкую часть ноги.

– Кристофер, вы сказали?

– Да.

– Не Бифф, случайно?

– Друзья его так называют. Крестили Эдмундом Биффеном, в честь брата.

– Какое совпадение!

– Вы его знаете?

– Я с ним вчера выпивал. Встретил случайно, с одной девицей.

Сказал он так намеренно. Он не хотел бы открывать, что прекрасная секретарша – в родстве с таким существом, как частный сыщик. Да, лорд Тилбери ценит его ум и бесстыдство, но вряд ли принял бы в семью. Лучше открыться после свадьбы.

– То-то он говорит: «Я миллионер». Я думал, получил немного и резвится. Повел он меня в кабак, и сосет, и сосет!

– Много пил?

– Немало.

– Как хорошо! – обрадовался лорд Тилбери. – Тогда вас-то мне и нужно. Так я и знал.

– Меня?

Первый виконт не хотел бы обижать человека, но мы-то знаем, что причина – в полном отсутствии совести. Все издатели «Сплетен» где-то да останавливаюсь, Джерри Шусмит – первый, а у Пилбема пределов не было.

– Понимаете, – начал лорд, – я верю в ваш разум и в вашу изобретательность. Я хотел, чтоб вы с ним познакомились и… э… ну, это самое. А вы, оказывается, знакомы. Лучше и быть не может.

Перси Пилбем носил баки и клетчатый пиджак, но схватывал он с ходу.

– Ясно. Вы хотите, чтоб я его напоил.

– Вот именно.

– И он что-нибудь такое сделал. Его посадят, а вы все получите.

– Как вы ясно излагаете! Да, да.

– А что достанется мне?

Лорд Тилбери, зная его, ждал такого вопроса и подготовился.

– Сто фунтов.

– Точнее – тысячу.

Лорд Тилбери сидел и потому не покачнулся, но челюсть у него отвисла, глаза вылезли, как у Биффа, увидевшего блондинку.

– Тысячу!

– Ничтожная доля.

– Двести.

– Тысячу.

– Пятьсот.

– Тысячу. А вообще-то две.

Лорд Тилбери посинел, обретя сходство с жабой, которая не только попала под тачку, но и близка к инсульту. Однако это прошло. Возникла целительная мысль: никого нет, можно будет отпереться.

– Хорошо, – сказал он.

– Хорошо?

– Да.

– Тогда составим договорчик.

Перси взял ту ручку, на которую накручивал ус, быстро что-то написал и вызвал рассыльного.

– Спенсер, – сказал он, – пришли сюда Лану и Марлен. Появились обе стенографистки, заверили бумагу, ушли.

Они были привлекательны, но лорд Тилбери подумал, что в жизни не видел таких мегер. Вполне возможно, что в подобных обстоятельствах он осудил бы саму Гвендолен.

– А теперь, – сообщил Пилбем, – я его познакомлю с Джо Мерфи.

– Что, что?

– Такой газетчик. Здорово пьет. С ним не захочешь – напьешься. Вчера Кристофер лез к полисмену.

– А вы его удержали!

– Я же не знал. Ничего, с Мерфи кого-нибудь ударит. Полисмена гарантировать не могу…

– Конечно, конечно.

– Но тут всякий подойдет.

– Вот именно.

– Ну, вот.

– Да, да, да, – сказал виконт.

Он не знал выражения «заметано» и потому его не употребил.

2

Наутро после встречи Тилбери – Пилбем предмет их беседы пребывал в умилении. Сидя с Джерри за остатками завтрака, он мешал ему читать газету, поскольку описывал свою любовь к Линде.

– Странно, – сказал он.

– Что именно?

– Да все. Почему я хочу на ней жениться? Коту ясно, мы – не пара. Друзья говорят: «Одумайся! Тебе нужна веселая подруга, которая и выпьет, и потанцует на столе». Прямо сейчас! Не нужна. Линда, и только Линда. Как ты это понимаешь?

– Видимо, взялся за ум.

– Очень может быть. Конечно, она ангел во плоти, это мне очень полезно. Но иногда я думаю – зачем у нее такие высокие требования?

– Высокие?

– Ну, высоковатые. Нет, причины у нее есть. Я не говорил, она уже была замужем? Такой Чарли Ром, с биржи. Пил, как рыба, гонялся за девицами.

Джерри нахмурился.

– Кого это мне напоминает? Не помню. Что ж она, развелась?

– Да. Терпела-терпела, а потом – все. Конечно, теперь ей легче, но взгляды – очень строгие.

– Следующий муж должен быть вроде сэра Галахада?

– Вот именно. Значит, придется пить один коктейль перед обедом, а потом – бокал вина. Отращу двойной подбородок, брюшко, еще в Конгресс выберут… И что же? Жалуюсь я, Дрожу? Нив коей мере. Я рад. С Линдой и не то стерпишь.

– Видишь, тебя очищает любовь хорошей женщины.

– Не без того.

– Ты хочешь оправдать ее доверие.

– Вот именно. А я ее обманываю!

– В каком смысле?

– Вернее, скоро обману. Пойду в ресторан с Гвендолен. Линда взяла с меня клятву, что больше не будет блондинок, а тут, сам видел…

– Зачем же ты идешь? Отменил бы.

– Нет, нельзя. Как говорится, прощальный ленч. Не знаю, хватит ли денег… Если Кэй привезет картину, тогда хватит. Линда говорит, Будэн в цене. Но привезет ли? Где она?

– Может, прилетела вчера вечером, уже поздно было.

– Тогда надо звонить. Я же тут волнуюсь. Это недорого, в конце концов!

– Ну, не подумала.

– То-то и оно. Что такое брат, что такое его нервы? Ты поосторожнее, Джерри, старик, она вообще такая, не думает. Не ставит себя на чужое место. Я, понимаешь, голодаю, я извожусь, а она…

Тут зазвонил телефон.

– Наверное, она, – сказал Бифф. – Иди, иди! Только не объясняйся, говори о деле.

Джерри вернулся через несколько минут.

– Она?

– Да, она. Прилетает сегодня. Бифф облегченно вздохнул.

– Слава Тебе, Господи! Завтра получу картину…

– Получил бы, – внес уточнение Джерри, – если бы она ее везла.

– А что? Не везет?

– Нет. Считает, что тебе опасно иметь сейчас деньги.

Бифф покачнулся. Обычно он верил своим ушам, обычно – но не теперь.

– Так и сказала?

– Да.

– И это сестра! И это ее я воспитывал и лелеял!

– А теперь она тебя лелеет. Посуди сам, ты же себя знаешь. Сейчас никак нельзя влипнуть. Спасибо бы ей сказал.

Телефон зазвонил снова. На сей раз к нему пошел Бифф, бросив:

– Ну, я с ней поговорю!

Он гордо удалился; но когда пришел обратно, сиял счастливой улыбкой, словно подтвердилась его вера в ангелов-хранителей.

– Это Пилбем, – сказал он. – Ты его помнишь?

– Да.

– Хороший парень, а?

– Ну, что ты! Гад, каких мало. Бифф печально пощелкал языком.

– Смотри на людей светлее, Джерри, – посоветовал он. – Да, у него прыщи, но это не все, нет, не все! Откуда я знаю? Вот откуда: он предложил мне работу. Зайдите, говорит, ко мне, есть работенка. Чистая душа!

Джерри задрожал от ужаса. Он легко мог представить себе, что из этого выйдет.

– Не ходи! – вскричал он. – Подумай, чем ты рискуешь!

– А что такое?

– Ты же напьешься и влипнешь!

– Чепуха. Что, у меня головы нет?

– Именно.

– Ты не прав. Есть. И вообще, я спешу, в час встречаемся с Гвендолен. Кстати, не одолжишь ли фунтика три? Нет, скорее – пять.

3

Бифф не опоздал на свидание – молодые люди без денег очень точны, когда речь идет о наличных. Перси просил его явиться к трем, и в два часа пятьдесят девять минут он сообщил о себе юному Спенсеру. Юный Спенсер мгновенно провел почетного гостя в кабинет, где Перси, пожав ему руку, придвинул кресло и предложил ему сигару. Не хватало разве что салюта и красного ковра.

Когда обменялись комплиментами, одобрили погоду и справились о здоровье, Перси перешел к делу – тогда, не раньше.

– Вы говорили, – начал он, – что хотите немного заработать.

Бифф это подтвердил.

– А вы, – прибавил он, – говорили, что у вас есть какое-то дельце.

– Есть, – признал сыщик.

– Частный сыск?

– В определенной мере. Бифф помялся.

– Должен вас предупредить, – честно сказал он, – что я не очень к этому способен. Я не распознаю улику, если мне ее принесут на блюдечке, с подробным описанием. В общем, если вы надеетесь, что я сумею измерять пятна крови или там исследовать сигаретный пепел, вас ждет разочарование.

Обычно, ведя деловую беседу, Перси Пилбем был серьезен, но иногда, очень редко, он улыбался, не ведая о том, как это отвратительно. Случилось так и теперь.

– Нет, нет, ничего такого не надо! – заверил он.

– А что надо? – спросил Бифф.

Перси встал, подкрался к двери, распахнул ее и – видимо, удовлетворившись тем, что юный Спенсер не упал на пол, – повернул ключ. Бифф с интересом за ним следил.

– Тайна? – предположил он. Перси многозначительно кивнул.

– Полная секретность. Могу я на вас положиться?

– Конечно!

– Строго между нами… и, естественно, Скотланд-Ярдом…

– Ярдом?

– Консультируются, знаете… По особо важным делам.

– О!

– Что поделаешь, они – не всесильны. Простые дела – убийство там, кражи, поджоги – вполне в их возможностях, но если дойдет до… вы понимаете…

– Я бы понял, если б знал, о чем речь.

– Да? Хорошо, речь идет о том, чтобы познакомиться с неким Мерфи. Сыщика – их сыщика – он почует издалека. Но вы… Типичный американец, слоняющийся по Лондону. Кому-кому, а вам удастся его обдурить.

– Зачем его дурить? Кто он?

– Откройте дверь, – прошептал Перси.

– Какую?

– Эту.

– Ах, эту!

Бифф послушно открыл дверь и постоял, дожидаясь инструкций, но Перси показал жестом: «Закройте. Идите сюда».

– Итак, вы спросили, кто он, – начал сыщик. – По его словам, вольный газетчик, но мы-то знаем, что он – агент одной недружественной державы. Называть ее не будем.

– Не будем?

– Нет. Опять же, по его словам, фамилия его – Мерфи, но мы предполагаем, что она скорее оканчивается на «…ский» или, скажем, «…вич». Возможно и «…офф».

– Русский?

– Вы умны. Итак, Ярд хочет узнать, что он замышляет. Что-то он замышляет, тут спора нет, но что? Это выведаете вы. Вечера он проводит на Флит-стрит, в «Розе и короне». Мы с ним знакомы, я вас представлю – и покину.

– А я все выведаю?

– Вот именно.

Бифф помолчал.

– Можно спросить? – решился он. – Эти шпионы – очень сдержанные. Во всяком случае, судя по книгам.

Перси снова позволил себе ту ужасную улыбку, которая придавала ему сходство с персонажами триллеров.

– К этому мы и подходим, – отвечал он. – Придется его напоить.

– Тогда и я буду пить!

– Конечно. О расходах не беспокойтесь, сейчас я вручу вам десять фунтов. Загляните завтра, вас будут ждать еще сорок.

Бифф глубоко вздохнул, как бы слыша шорох бумажек. Но пред его мысленным взором встало лицо Линды.

– Простите… – начал он, собираясь героически отказаться; и тут раздался звонок.

– Вас, – сказал Перси Пилбем.

– Бифф? – сказал телефон.

– А, Джерри!

– Слушай, у меня плохие новости. Сейчас звонила твоя Линда.

– Хотела со мной поговорить?

– Ну, как бы и говорила. Она не дала мне объяснить, обращалась – к тебе. Понимаешь, она видела тебя с блондинкой.

– А, черт!

– Когда она решила отдышаться, я сказал, что это – я, и дал телефон «Аргуса». Спросила, что поделаешь! Так что, жди.

– О, Господи!

– Думай побыстрей, надо ей как-то объяснить. Пока, желаю удачи.

– Неприятности? – спросил Перси Пилбем, и снова раздался звонок.

Кроме «Здравствуй, дорогая», Биффу не пришлось сказать ничего. Женщины славятся тем, что, говоря по телефону, не дают вставить слова. Наблюдательный Перси заметил, как у Биффа отвисла челюсть и появился ужас в глазах. Обзаведись сыщик сердцем, оно бы болело за страдальца. Собственно, и он знал, что такое женский крик.

Но дело – это дело, и он был рад, когда, проблеяв «Послушай! Нет, послушай!», «Линда, Линда», Бифф положил трубку.

– Ну как, – спросил он, – берете работу?