Текст книги "Том 2. Лорд Тилбури и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 41 страниц)

Мелко дрожа при мысли о хлысте, Адриан приготовился встретить судьбу, когда с тропинки прокричали:

– Эй, вы, Булпит!

Жизнь чуть затеплилась в окоченевшей оболочке. Да, все висит на ниточке, но худшего пока еще не случилось. Кто бы ни стоял за дверью салона, это не сэр Бакстон. Гневный голос баронета легко узнать, если его хоть однажды услышишь. Кричал с тропинки «Эй, вы, Булпит!» именно он.

Многие, пожалуй, оскорбились бы, обратись мы к ним в такой манере, но таинственная личность на палубе не выказала признаков досады. Откликнулась она жизнерадостно и даже сердечно.

– Здорово, милорд! Какой денек, а?

– Денек, еще чего! И перестаньте называть меня лордом! Я – баронет!

– Да разве баронет – не лорд?

– Ничего похожего!

Лабиринты британской системы титулов живо заинтересовали человека, отозвавшегося на имя «Булпит». В голосе его сквозила неподдельная жажда знаний:

– А в чем разница? Вопрос рассердил баронета.

– Слушайте, вы, Булпит! – взревел сэр Бакстон. – Я пришел не за тем, чтоб беседовать о титулах! Где Пик?

– Тут где-то болтается!

– Давайте его сюда!

– Зачем?

– Хочу отхлестать как следует.

Неприятная оцепенелость, уже испытанная в саду «Гусака и Гусыни», вновь охватила Адриана. Час пробил. Высшая точка или, наоборот, сердцевина ситуации, достигнута, решается его судьба. Страшно дрожа, Адриан затаился – уступит Булпит или будет стоять твердо?

Булпит стоял твердо.

– Прям, сейчас! Выдумали тоже, а еще баронет! Баронеты, – справедливо указал Булпит, – должны пример подавать, а не колотить молодых парней. Чем он виноват, что влюбился?

Подобный упрек сконфузил бы самого жестокосердного аристократа, но в сэре Бакстоне раздражение вспыхнуло с новой силой.

– Кончайте околесицу городить, – заорал он. – Бросайте трап!

Слово «трап» на секунду озадачило Адриана, но он тут же вспомнил хлипкие деревянные досочки, которые связывали «Миньонетту» с сушей. Расчудесный и загадочный Булпит с находчивостью, делавшей ему честь, явно осуществил операцию, которая у моряков называется «отдать концы».

Что и доказал его самодовольный ответ:

– Нет уж! Если так приспичило, придется прыгать.

Целиком ответ сэра Бакстона было не разобрать, от полноты чувств слова сминались, но Адриан уловил, что именно этот подвиг тот и вознамерился осуществить. Он опять тревожно замер – что же предпримет теперь его спаситель?

Тревоги оказались пустыми. Противником Булпит был достойным.

– А прыгните – огрею!

– Что?!

– По голове. Вот этим стулом.

– Не посмеете!

– Еще как посмею!

– А я подам в суд за нападение.

– А я вас в тюрьму упеку за вторжение в чужой дом.

За этой репликой наступила тишина. Сэр Бакстон, видимо, растерялся.

– Это с какой же стати?

– Я законы знаю. Пароход – все равно что дом. Вломитесь сюда – значит, вы взломщик.

– В жизни не слыхал такой чепухи… Пароход-то мой!

– Прям, сейчас! Мой. Я – арендатор. Так что поосторожнее, а то огрею!

Дуэль двух интеллектов завершилась. В смелости сэр Бакстон не уступал льву и, конечно, не из страха перед стулом решил сдаться, оставив поле боя за врагом.

Сразили его юридические осложнения. Не убоявшись врага в сверкающих доспехах, он, как все почтенные британцы, спасовал перед законом. Чем навлекать на себя преследования и возмещение ущерба, сэр Бакстон предпочел вложить хлыст в ножны.

Подобно многим баронетам, потерпевшим поражение в романах и драмах прошлого века, он утешал себя мыслью, что день его еще наступит. Или не утешал. Но отступил, задумчиво сшибая луговые цветы кончиком хлыста, которому намеревался найти лучшее применение. А Булпит, разгоряченный моральной победой, опустил стул и открыл дверь салона.

– Ушел, – сообщил он, догадавшись, что именно по этому пункту его гость ждет сообщений. – Да-с, сэр. Достало ума отступить.

Булпит рассматривал Адриана не просто с добротой, а с искренним восхищением. Не зная, какие мотивы пригнали того в опасную зону, он предположил, что это – непобедимая тяга к Джин, и одобрил его. Сентиментального клейщика умиляла мысль о нищем поклоннике, готовом на риск ради встречи с возлюбленной. Адриан предстал перед ним в образе Ромео.

Угадывая, что героя еще немного трясет, Булпит направился к шкафу, достал бутылку и, прежде чем приступить к расспросам, налил щедрую порцию. Пока Адриан, захлебываясь, глотал вино, он осведомился:

– Как это вас угораздило нарваться на милорда? Адриан вкратце пересказал сцену в саду. Булпит покачал головой. Восхищаясь мужеством собеседника, он осуждал его опрометчивость.

– Зря вы вот так, в открытую. Могли бы сообразить, что наш милорд прознает и пустится на охоту. Шпионы у него так и кишат всюду. Ладно, теперь все в порядке. Тут ему вас не достать. Слыхали нашу перебранку? Так вот, я это всерьез. Попробовал бы он прыгнуть. Точно огрел бы, да-с, сэр! Дрались мы и стульями. И бутылками, – заключил Булпит, и глаза его подернулись дымкой при воспоминании о золотых денечках.

Адриан вспомнил, что еще не поблагодарил своего спасителя, но тот небрежно отмахнулся.

– А, ерунда! Я же сказал нашей Джин, я – за тебя. Это она меня просветила насчет твоих неприятностей. Видел, видел, как ты ее целовал. Она и сказала мне, что собирается за тебя замуж. Я – ее дядя.

Глаза у Адриана округлились. Снадобье, которого он хлебнул, оказалось крепким, и он не был уверен, точно ли расслышал.

– Дядя, из Америки. Матери брат. Наверное, удивляешься, чего я тут, на судне, а не живу в ихнем доме. Понимаешь, у нас… это…. трения. Позже объясню. Не хотят они меня привечать. Еще хлебнешь?

– Нет, спасибо.

– Точно?

– Нет, нет, правда. Спасибо.

– Ладно, все равно больше нету. Последняя бутылка была. Да, Имоджин призналась, что ты ее ухажер. А потом я подслушал, как один парень тебе рассказывал, что наш милорд гоняется за тобой с хлыстом. Так что все факты мне известны. Племянница у меня – высший сорт. Кто ей нравится, тот мне друг. Живи тут, сколько влезет.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Ладно, ладно. Я – за тебя. Это надо же, не побоялся приехать, только бы с ней повидаться! Знал ведь, как опасно…

Адриан смекнул, что надо подыграть. Гостеприимство свое Булпит предлагает нареченному Джин. Стоит ему догадаться, что надо бы добавить «бывший», и вход в убежище закрыт. А уходить нельзя, пока не повидался с Табби.

– Ну, что вы! – скромно отозвался он.

– Сказано, шик-блеск! Ладно, я тебя оставлю. Надо в гостиницу заглянуть, повидать кой-кого. Располагайся как дома. Я сейчас.

16

Сладостный день уже клонился к прохладе, когда Булпит добрался до «Гусака и Гусыни». Вошел он в общий бар и порадовался, что там пусто, только блондинка за стойкой изображает сенбернара для истомленных жаждой обитателей. Ради нее он сюда и явился.

Блондинка приветствовала его любезной улыбкой. Племянница Дж. Б. Аттуотера, жившего в Лондоне, она была послана сюда с наказом угождать хозяину, богачу в их семье, но сразу всей душой невзлюбила эту глухомань, как она же и выражалась. Развлекаться в Уолсингфорд Парве было негде и не с кем. Публика, состоящая из достойных селян, сообщала ей, что денек распрекрасный, и впадала в задумчивый транс, длящийся от десяти минут до получаса. Булпит был ярким лучом в ее скучной жизни.

За тридцать лет, проведенных в шутливых перепалках с официантами от Мейна до Калифорнии, технику общения с ними он отточил до филигранности, и тотчас же стал фаворитом временной барменши «Гусака и Гусыни».

– Как обычно, мистер Булпит? – весело осведомилась она.

– Ага. Смотрите-ка, да у вас новая прическа!

– Надо ж, заметили! Нравится?

– Отпад! Прямо Грета Гарбо![82]82
  Грета Гарбо (Грета Ловиза Густафсон, 1905–1990) – американская киноактриса, по рождению – шведка, белокурая северная красавица.


[Закрыть]

– Ой, честно?

– Да провалиться мне!

– В Лондоне ребята говорили, я похожа на Мирну Лой.[83]83
  Мирна Лой (Уильямс; 1905–1993) – американская киноактриса, очень женственная шатенка.


[Закрыть]

– Ну, что-то есть… А еще на Джинджер Роджерс.[84]84
  Джинджер Роджерс (Вирджиния Кэтрин Макмот, 1911–1985) – американская киноактриса и танцовщица, с занятной внешностью и обесцвеченными волосами.


[Закрыть] Спичек не найдется?

– Вот, пожалуйста.

– Покажу тебе один фокус.

К величайшему ее удовольствию, он проделал три, создав таким образом атмосферу истинной сердечности. После этого он посидел молча, потягивая пиво.

– У нас сегодня та-а-кое было! – сообщила мисс Аттуотер. – Сама не видела, вот уж не везет! Мирти рассказывала. Та, с аденоидами.

– А что такое?

– Не знаю, с чего все заварилось, но вроде б сэр Бакстон гонялся тут за одним по всему саду.

– Ну да!

– А я Мирти и говорю: «Слава те, Господи, у вас хоть когда развлечешься! Нет, такой дыры…» А вам, мистер Булпит, не скучно?

– Доживешь до моих лет, сама покой полюбишь.

– Ну уж, какие ваши годы!

– Да вот, сто четыре стукнуло. А вообще-то не спорю, заскучал бы, будь я поздоровее.

– Ну! Ох, у вас и приключений было!

– Это верно.

– Почище этого, Генриха.[85]85
  Генрих – имеется в виду король Генрих VIII (1509–1547, род. 1491), у которого было шесть жен (Екатерина Арагонская, Анна Болейн, Джейн Сеймур, Анна Клевская, Екатерина Говард, Екатерина Парр).


[Закрыть] Ну, еще при самом Вильгельме[86]86
  Вильгельм – имеется в виду норманнский герцог (р. 1027), завоевавший Англию в 1066 г. и правивший ею до 1087 г., когда он умер.


[Закрыть] жил.

Булпит, который, живо общаясь с барменшей, все прикидывал, как бы половчее подступиться к цели, понял, что вот они, ключевые фразы. Напустив задумчивости, он хихикнул.

– А чего?

– Да так, вспомнилась одна шутка.

– Ой, а что?

– Да ну, так…

– Нет, а все-таки?

– Тебе-то не понравится, – неуверенно заметил Булпит. – Розыгрыш у нас такой был. Их не все любят.

– Это как? Выставить кого дураком?

– Да, вроде этого.

– А какой?

– Ну, мы так делали… – начал Булпит.

История, которую он поведал, была длинной, невнятной (многие, пожалуй, сочли бы, что действующих лиц, которые, по заверениям Булпита, просто катались от хохота, насмешить чересчур легко), но у его слушательницы прошла на «ура». Племянница Дж. Б. Аттуотера забавлялась от души.

– Ой! Ой, не могу! Ой, надо же! Ой! – захлебывалась она.

– Ну! Чего только не бывало. Вот оглянешься и думаешь: смеху-то было! Вагон. Сбилась у нас теплая компашка, оттого и шутки эти получались. Как говорится, все за одного и один за всех. Прям Три Мушкетера. Да, частенько я жалею, что нет моей старой компашки. Э-эх! Послушай-ка, кстати, в Уолсингфорд Холле живет у меня дружок, с ним я хоть сейчас выкину шикарную хохму. Но как? Один? Нет, не выйдет. Тут нужна девица.

– А какая?

– Да любая. Лишь бы говорить умела.

– В смысле – не дура чтоб?

– Нет, в буквальном смысле. Немая… хе-хе… не подойдет/ Мне надо, чтобы она поговорила с ним по телефону.

– А я? Подойду? Булпит поставил кружку.

– Надо же! Про тебя-то я и не подумал! – гладко соврал он. – Послушай, а ведь это идея! Конечно, подойдешь! Да и сама поразвлечешься. Ты ведь тут скучаешь?

– А что сказать-то?

– Я тебе все запишу. Это мой дружок, его Ванрингэм зовут…

– А, знаю! Который у нас жил?

– Нет, нет! То его брат. Смотри, не напутай. Этот – Т. П. Ванрингэм.

– Понятно.

– Втемяшилось ему, что все… хе-хе… девицы от него так и мрут. А я вот чего надумал, розыгрыш такой. Звонишь ты ему по телефону и назначаешь свидание… Какое ж местечко подобрать?.. А, знаю! Скажем, второй камень по Уолсингфордской дороге! Ну, этот, где мили написаны. А я спрячусь за кустами. Кусты нам во как нужны!

– А зачем?

– Спрячусь, а потом выпрыгну. Значит так, ты ему не говоришь, кто ты. Такая это незнакомка, влюбилась по самые ноздри. Назначаешь свидание у второго камня. Он обрадуется, расхорохорится, прискачет – фу-ты, ну-ты, а тут вместо незнакомки – я. Как выскочу, как заору: «Пожалте бриться!» Вот-то хохоту!

Буллит заливисто расхохотался, племянница Аттуотера подхихикнула, но так, из вежливости. В душе у нее бродило легкое разочарование. Столько хлопот ради таких плодов! Но сказать это она постеснялась, Булпит лучился солнечными улыбками, словно мальчишка, которого обещали сводить в цирк. Девушка она была добрая, сердечная, и детская наивность собеседника тронула ее.

– Послушай, – Булпит трудолюбиво записывал послание, – вот что ты скажешь…

Она прочитала записку, и план понравился ей гораздо больше. Вообще-то и правда смешно. Сюжет не блистал, но от диалога она захлебнулась восторгом.

– Ох, ну вы и даете!

– Поможешь?

– Само собой!

– Тогда зачем откладывать? Давай прямо сейчас!

Табби, сидевшему под раскидистым кедром, затенявшим западную сторону Холла, уже становилось невмоготу существование пленника. Задумчивая хмурость омрачила его чело, в глазах, устремленных на реку, прохладно поблескивавшую вдали, светилась та умудренность, которая, видимо, светилась у Моисея[87]87
  Моисей на вершине горы – возможно, речь идет о том, что рассказано в Книге Исход 17:10, или в гл. 19 (3 и дальше), или в 8, гл. 24 и дальше; или, наконец, в гл. 34. Однако, вероятней всего, что здесь это – гора Нево (Втор. 32: 49), где Моисей умер.


[Закрыть] на вершине горы. Его все сильнее томила скука. Вид серебристых струй, в которых он жаждал покувыркаться, словно дельфин, достаточно на него похожий, причинял танталовы муки. Без двух купаний в день он просто не мог жить.

Но это еще не все. На этой самой террасе Джин сказала, что он – из тех, кто вянет без женщин. Интуиция не обманула ее. Табби томился по женскому обществу больше, чем по плаванию.

Общества этого явно недоставало. Миссис Шепли – в очках; миссис Фолсом – с большущими зубами; мисс Пруденс Виттекер из-за причудливых ее взглядов на подарки и прискорбной склонности к судебным делам можно сбросить со счета. И наконец, Джин. Да, на несколько дней его бы вполне удовлетворило ее общество, но даже в этом удовольствии ему было отказано. Похоже, ее захватил братец Джо.

Чувствуя, что с таким же успехом он мог бы обретаться на необитаемом острове, Табби попытался заинтересоваться книжкой, но снова нашел, что детектив слишком для него мудреный. Называется «Убийство в Билбери», серия «Угадайте, кто!», сюжет держится на том, мог ли некий субъект сесть на поезд в 3.43 в Хилбери и пересесть на другой в 4.16 в Милбери, добраться к 5.27 до Силбери, чтобы ему хватило времени замаскироваться и хорошо поработать среди обитателей Билбери (6.38).

Сыщик с приятелем на протяжении сорока страниц оживленно обсуждали это, но Табби обнаружил, что не в состоянии разделить их энтузиазма. История оставила его равнодушным, он сидел, соображая, не завалиться ли спать и таким способом убить этот кошмарный день, пока не прозвучит гонг к обеду, но тут подошел Поллен и позвал его к телефону. На сей раз сэра Бакстона поблизости не оказалось, и дворецкий сумел без помех выполнить поручение.

– Кого, меня! – встрепенулся Табби. – А кто?

– Дама. Она не назвалась, сэр.

Табби совсем ожил. Терраса запрыгала у него перед глазами. Надежда, которая вроде бы умерла, взметнулась во всей красе своих развевающихся одеяний.

– Дама? – хрипло переспросил он. – Да-ма?!

– Да, сэр.

– Ух ты!

Со скоростью, примечательной для такого жаркого дня, он покрыл расстояние до дома. Дьявол в человеческом обличье, стремящийся поймать поезд 4.16 на Милбери, не мог бы бежать быстрее.

– Алло? – выдохнул он в трубку. – Алло… Да, это Ванрингэм.

Мелодичный голосок с едва заметным акцентом лондонских мещан уточнил:

– Мистер Тэ Пэ Ванрингэм?

– Да!

Собеседница будто бы подавила желание хихикнуть.

– А я-а кто-о?

– Да, кто вы?

– Ну-у, это та-айна.

– Голос вроде бы знакомый…

– Не знаю уж, почему. Мыс вами вроде не встречались.

– Нет?

– Нет. А как хо-очется!

– И мне, и мне.

– Я вас сколько раз видела…

– Видели, да?

– Да-а, и-и, – лукаво добавил голосок, – очень вами восхищаюсь!

– Правда?

– Ну-у!

Табби привалился к стенке. Голос у него, когда он сумел заговорить, дрожал не меньше, чем ноги. Манна в пустыне, да, именно – манна!

– Послушайте! Послушайте, а не могли бы мы с вами встретиться?

– С удово-ольствием. Вы правда хоти-ите?

– Да, да! А вы?

– Еше-е бы!

– Так вы согласны?

– Можем погуля-ать…

– Да, да!

– Только я не хочу, чтоб нас ви-идели!

– Ясно.

– Такие все сплетники!

– Да, да!

– Значит, если вы желаете…

– Да, да, да!

– Тогда приходите ко второму камню на Уолсингфордской дороге завтра в три часа. Буду вас жда-ать. А когда подойдете, посвистите. Вроде птички, называется коноплянка.

– Это зачем?

– Я же буду прятаться, все такие сплетники…

– А-а, доехало! Ладно. Понятно. Какая птичка?

– Коноплянка. Я сразу и пойму, что это вы. Пи-пип! – пискнула таинственная незнакомка. Этой реплики в сценарии не было, но диалог прошел так бойко и гладко, что она не выдержала и прибавила от себя.

Табби повесил трубку. Он шумно дышал. Романтику всегда лестно открывать, что один его вид вызывает необузданное восхищение противоположного пола. Он радостно предвкушал свидание, тем более что сердце его было изранено, а жизнь представляла собой непроглядный мрак.

Оставалось выяснить про коноплянку. В консультанты он взял Поллена, с которым столкнулся на выходе.

– Послушайте. Поллен, вы разбираетесь в птицах?

– Да, сэр. С детства наблюдаю за их привычками.

– А как вам коноплянки?

– Сэр?

– Вы, часом, не знаете, как они поют? Или свистят?

– Ах, прошу прощения! Не сразу понял, сэр. Да, сэр. Приблизительно так: «Токи, токи, фью-ю-у, фью, пью, тц-тц, фью-фьюить, пьюить-тьюить – сьюи-ить…»

– Так?

Табби на минутку погрузился в задумчивость.

– А, черт! – вскричал он. – Значит, посвистим!

17

Про баронетов метко сказано: их можно победить, пусть на время, но сломить нельзя. Вряд ли вы предполагали, что поражение, которое сэр Бакстон потерпел от руки Булпита, сражаясь с Адрианом, сокрушило его навечно. Там, где простой дворянин рухнул бы под бременем унижения, баронет, напротив, преисполняется воинственным духом. «С этим Буллитом надо что-то делать! – думал Бак. – Да поскорее!»

Размышляя ночью о своем шурине, он понял: корень бед в том, что Булпит хитер, словно целая стая обезьян, ошибка же в том, что он, т. е. Бак, пытается справиться в одиночку с таким коварным типом. Значит, не обойтись без других умов, равно коварных. К полудню следующего дня план был выстроен. Он отыскал свою дочку Джин и велел ей приготовить машину, а там – и повезти его в селение, ибо намеревался экспрессом 2.57 отправиться в Лондон к адвокатам («Боле, Боле, Викетт, Виджери и Боле» из Линкольн Инн Филдз).

Сэр Бакстон крепко верил в остроту их умов и лелеял хрупкую мечту – вдруг они ему скажут: «Пожалуйста, закон не против, если вы подложите динамитный заряд под «Миньонетту», чтоб та полыхнула синим пламенем».

Согласно приказу, сразу после двух Джин была на конюшенном дворе, доводя до совершенства свою любимицу… Она открутила гайку, но, как и все девушки с развитым чувством долга в отношении к машинам, крепко верила, что с гайками надо возиться без конца, и теперь закручивала ее снова, намереваясь довести до первоначального положения.

Но тень, упавшая на мощеную дорожку, сообщила, что она больше не одна, и, оторвав глаза от гайки, Джин увидела Джо, который взирал на нее и снисходительно, словно любящий папаша, наблюдающий, как развлекается его слабоумное дитя, и благоговейно, словно человек, узревший богиню.

– Так вот вы где, юная Джинджер!

– Да, я тут.

Говорила она резковато – ей не нравилось, когда ее отрывают от общения с машиной. Кроме того, с самого начала их знакомства Джо то и дело предлагал выйти за него замуж, и она прочитала на его лице, что он вот-вот примется за свое. Ей бы хотелось, по возможности, это предотвратить.

– Заняты?

– Да. Очень.

Джо, полыхнув сигаретой, ласково ее оглядел.

– Ну и грязнуля же вы! Вам известно, что у вас на носу – масляное пятно?

– Пойду и смою.

– Подумайте, сколько хлопот! Лучше бы их не сажать. Чего вы тут возитесь?

– Я работаю. Налаживаю машину.

– С определенной целью? Или так, ради удовольствия?

– Если желаете знать, Бак собрался в Лондон. Готовлю машину, чтобы отвезти его в Уолсингфорд.

Джо присвистнул.

– Уолсингфорд, запретный город? Вы что, намерены туда ехать? Что ж, захватите побольше пеммикана да проверьте запасы воды. Ведь именно из-за нее Ливингстон[88]88
  Ливингстон, Дэвид (1813–1873) – миссионер и путешественник, исследователь Африки.


[Закрыть] не сумел добраться до Уолсингфорда. Да, да, воды не хватило. Жаль, что вы уезжаете.

– Почему это?

– Надеялся, что вы мне поможете справиться с бюстом-другим. Ради вас я как-то подзабросил работку. Позавчера, урвав минут десять перед завтраком, я украсил усами несколько штук с одного конца, а вот вчера день выдался пустой. Однако потихоньку-полегоньку продвигаюсь.

– Вот и прекрасно.

– Так и знал, что вы обрадуетесь. Да, продвигаюсь. Некоторые меня перехитрили – у благородного Марка Аврелия и у бога Юпитера уже имеются бакенбарды, и какие! По самые брови. Но с Юлием Цезарем и с Аполлоном получилось недурно. Хотелось бы услышать ваше критическое мнение. А теперь, – прибавил Джо, – перейдем к теме нежной и сентиментальной.

– О, Боже!

– Вы что-то сказали?

– Я сказала «О, Боже!» – Джин спрятала ключ в ящик. – Опять вы за свое?

– Не понимаю, что значит «опять»? Я и не прекращал. Вы что, не заметили? Я прошу вас выйти за меня замуж каждодневно, как будильник.

– А вы не заметили, что я также регулярно отвечаю: я обручена с другим?

– Это от меня не ускользнуло, но я не очень-то обращаю внимание. В рукописях, которые я читал для доброго старого Басби, пока наши тропинки не разбежались, героиня всегда вначале с кем-то обручена… Эх, жаль, не прихватил сюда парочку!

– Интересные?

– Еще бы! Так что человеку подкованному известны все способы обольщения женского сердца. Я знаю, как это делается. Я спасу вас из горящего дома, или из реки, или от быков. Можно и от бешеных псов. Можно – от лошади, если ее случайно понесет. Да, можно спасти не вас, а котенка!

– У меня нет котенка.

– Это зря. Надо раздобыть. Понимаете, юная Джинджер…

– Не смейте называть меня Джинджер!

– Понимаете, юная Джин, у вас нет ни единого шанса улизнуть от меня. Считайте, мы уже шагаем к алтарю. Качаете головой? Ничего, погодите. Наступит день, и очень скоро, когда вы будете качать головой, стряхивая со своих чудесных волос рис и конфетти. Я бы на вашем месте бросил сопротивление.

– О, нет!

– Это уж как вам угодно. Но предупреждаю, попусту теряете время. На мой взгляд, вы достойны самого лучшего, и я намерен обеспечить вас лучшим из мужей. Уж поверьте, лучшим. Любящий, преданный, богатый, обаятельный…

– Кого это вы обаяли?

– То есть, как? Косил тысячами. Вы обратили внимание на миссис Фолсом? Ну, вчера, за обедом?

– А что такое?

– Как она смотрела на меня, когда я балансировал щипцами и винной рюмкой. Бедный, наивный мотылек, говорил;я себе.

– Я заметила, как на вас Бак смотрел. Боялся, что кокнете его любимую рюмку.

– Не какой-то стекляшке рассорить меня с Баком!

– Да, вы ему нравитесь. Не пойму, чем?

– Могли бы и потактичнее поставить вопрос. Вы правы, он меня ценит. Как и я его. Милый, старый Бак! Как он хотел бы со мной породниться!

– С чего вы взяли?

– Сам сказал, когда вчера я просил формального разрешения.

– Не может быть!

– Очень даже может. Человек я старомодный, не одобряю современной манеры небрежно, походя, бросить тестю, что свадьба уже состоялась. Бак просто спит и видит, чтобы я стал ему зятем. Но как, скажите на милость, если вы упорно и нелепо мне отказываете? Пожалуй, сделаю еще выстрел. Может, вы передумали.

– Нет, не передумала.

– Ничего, передумаете. Разрешите набросать маленькую сценку? Премьера моей новой пьесы. Занавес падает под гром аплодисментов. Шелестит шепоток: «Какой успех! Как это ему удается?» Лавина криков: «Автора! Автора!». В ответ на сцену выходит красивый человек, такая, знаете, ладная фигура. Это я. Подхожу к рампе, поднимаю руку, прошу тишины. Битком набитый Зал затихает. Я говорю: «Леди и джентльмены, благодарю вас за чудесный прием. Благодарю всех и каждого, но больше всех свою жену, без чьей заботы, ободрений, советов пьеса не была бы написана».

– Спихиваете ответственность на другого? Какая низость!

– «Леди и джентльмены! Я всем обязан этой маленькой женщине!» – Шквал аплодисментов, вы застенчиво раскланиваетесь из своей ложи. Новый взрыв приветствий, когда вы стыдливо кидаете мне розу. Неужели вас не соблазняет эта сцена?

– Ничуточки. Я бы кинула что-нибудь поувесистее. А сейчас, не подвините ли свою ладную фигуру чуть в сторону? Мне надо завести машину.

– Каким поездом отправляется босс?

– 2.57.

– Тогда, пожалуй, вам надо поторапливаться. Масляное пятно, кстати, уже расползлось на левую щеку.

– Ваша мама никогда не учила не отпускать обидных замечаний?

– Да нет, мне нравится! Что вы! Я говорю себе – возможно, она самая чумазая особа в Беркшире, ей надо бы отмыться мылом и пемзой, но ведь я ее люблю! Я только хотел подсказать для вашей же пользы. Неприятно, знаете ли, чтоб будущая жена ехала в самый Уолсингфорд, похожая при этом на нечто извлеченное из гробницы Тутанхамона. Разрешите.

Джо подхватил ее под локотки и нежно водрузил на водительское место.

– Знаете, юная Джин, – говорил он, устраиваясь рядом, – что мне еще нравится? То, что вы такая тоненькая, такая легонькая, такая, скажем так, портативненькая. Были бы вы, к примеру, Мэй Вест,[89]89
  Мэй Вест (1892–1980) – американская киноактриса, пухленькая блондинка, воплощение «Sex appeal».


[Закрыть] я бы не смог вас поднять. Разрешаю подвезти меня до террасы. Проведу четверть часика с бюстами.

Лучше творчества в прекрасную погоду ничто не высвобождает дух художника, не настраивает его на волну вечности; и вскоре полнейшая удовлетворенность начала окутывать Джо. По счастливой случайности, следующим в ряду бюстов стоял император Нерон, чье пухлое гладкое лицо представляло большие возможности. Карандашу тут было где разгуляться, и вдохновленный Джо отдал этой задаче все свое мастерство.

За трудами он размышлял, как же может измениться судьба человека буквально в считанные дни. Меньше чем неделю назад он томился у врат Уолсингфорд Холла, словно пери у врат рая, робко заглядывая внутрь. А теперь – пожалуйста! Почетный гость, имеющий возможность ежедневно общаться с Джин Эббот, этой изумительнейшей девушкой, в чьей миниатюрной фигурке соединились все лучшие качества женщин. Именно о такой он часто мечтал в полнолуние, или под музыку ветра, вздыхавшую в соснах, или даже под мелодии оркестра.

Выписывая острые кончики усов, он размышлял над странностями жизни. Странно, что он влюбился так, буквально с первого взгляда, в точности как герой рукописей, о которых он упоминай в разговоре с Джин. Да, это случается с другими даже и не в романах, публикуемых за счет авторов в издательстве Мортимера Басби, но он и в мыслях не имел, что такое приключится с ним. Слишком он трезв, слишком, скажем прямо, умен.

И нате вам – здравомыслящий, рассудительный Дж. Дж. Ванрингэм попался, как последний кролик! Словно Табби какой-нибудь, который с четырнадцати лет, едва завидев в туманном далеке девушку, тут же слал ей фиалки и просил телефончик.

Джо вздрогнул, словно его ледяной водой окатили, и застыл, глядя в конец террасы. Император Нерон вперил в него незрячие глаза, умоляя без слов докончить усы, но у Джо не было времени ублажать императоров. Вспомнив о любвеобильном Табби, он невольно взглянул на то место под кедром, где ему полагалось сидеть, – и просто дернулся. Там было пусто.

Стул стоит. «Убийство в Билбери» лежит. А Табби – не сидит. Исчез. Куда же?..

Возможно, конечно, что он зашел в дом пополнить запас сигарет или поискать в библиотеке детектив поувлекательнее. На минутку от этого соображения тревоги унялись, и, чуть поуспокоившись, он обежал взглядом окрестность в надежде отыскать очевидца. Какой-то человек играл в гольф на лужайке у главных ворот, через которые непременно должен был пройти Табби, если совсем уж спятил и покинул территорию.

Джо поспешил к игроку, остановился у того за спиной, как раз когда тот изготовился к удару, и по смелому, зелено-пунцовому узору на гольфах узнал своего сотоварища, Эдварда Bo-Боннера. До сей поры он всячески избегал несколько слабоумного гостя.

– Не видели моего брата? – спросил он несколько громче, чем диктовала необходимость на таком близком расстоянии.

Bo-Боннер испуганно подпрыгнул, одновременно завершив удар, и промазал мимо лунки фута на три. Он повернулся, обидчиво глядя сквозь темные очки, добавлявшие ему лет двадцать.

– Что такое?

– Да брат… Не видели его?

– Что вы так кричите? Промазал из-за вас…

– Pardon. Вы не видели моего брата?

– Не знал, что у вас есть брат, – откровенно признался Во-Боннер.

Время поджимало, но Джо осознал, что лучше начать поближе к началу.

– Моя фамилия Ванрингэм. Мой брат сидел вон там, под тем кедром.

– Ах, вы про этого, с книгой? Так вы его брат?

– Да. Видели его?

– Разумеется.

– Где?!

– Да вон под тем кедром сидел, – объяснил Во-Боннер тоном человека, отвечающего на простейший вопрос, и опять повернулся к мячу.

С минуту маячила вероятность того, что и здесь, как в Билбери, произойдет убийство, но мощным усилием воли Джо сдержался. Он не выхватил клюшку у слабоумного старца, чтоб вышибить ему последние мозги, если это мозги, конечно. Он даже сумел дождаться, пока тот завершит новый удар, снова неудачный.

– Сейчас он там не сидит…

– Конечно. Как же он может? Он гулять пошел.

– Куда?

– Что – куда?

– В какую сторону он пошел? И когда?

– Вон, по Уолсингфордской дороге, минут двадцать назад.

Во-Боннер раздраженно фыркнул, когда собеседник сиганул от него, точно пуля. Не нравились ему молодые люди, а уж таких прытких он терпеть не мог.

18

Булпит и Адриан закусывали на борту «Миньонетты» сэндвичами от «Гусака и Гусыни» и бутылочным пивом. Ленч проходил в молчании – Булпит, занятый своими замыслами, едва ронял слово-другое; Адриан, обремененный заботами, и вовсе молчал. Мысли о том, что каждая минута приближает приезд княгини, а он никак не может связаться с Табби, подтачивали боевой дух.

От картин грядущих бедствий его оторвал вопрос хозяина. Булпит был из тех, кто, когда не спит и не ест, так и сыплет вопросами. Едва дожевав последний кусок и отерев рот розовым платком, он тут же открыл шлюзы:

– Послушай-ка, а как ты познакомился с Джин? Адриан объяснил, что встретились они в гостях. Булпит незамедлительно поинтересовался, где.

– В одном поместье. У таких Уиллоуби.

– Ничего люди?

– Да, вполне.

– Друзья, что ли?

– Да.

– И ее?

– Да.

Булпит покивал. Он попал в свою стихию.

– Как все получилось-то? Влюбился, значит, с первого взгляда?

– Да. Хм, да.

– Прям как громом?

– Ухм… Да.

– Моргнуть не успел.

– Да.

– Так оно лучше всего, верно?

– Да.

– И, значит, тайну храните?

– Да.

– Ее идея?

– Да.

– Хочет, чтоб ты сначала разжился?

– Да.

– А тут наш милорд возьми да прознай про все?

– Да.

– И стал за тобой гоняться? Ъ

– Да-а…

Булпит вздохнул, скорбя о необузданности английских помещиков.

– Это он зря. Любовь, это самое, правит миром, верно я говорю?

– Да.

– То-то! – подхватил Булпит. – Правит, как угорелая. Я против этих всяких разлук. Конечно, милорда я понимаю. Ты ведь у нас не при деньгах, верно я говорю?

Адриан признался, что доходы его невелики.

– Вот, вот, – мудро заметил Булпит. – Наш милорд – крутой дядя. Ведь как он смотрит – дочурка, можно сказать, овечка…

Он вопросительно выкатил блестящий глаз. Адриан покивал.

– Овечка, стало быть, отдала сердце скромному, бедному человеку. Что тут делать, а? Как говорится, прихлопнуть огонь. Вот они, аристократы. Видно, от того, что крестьян очень мучали. Милорда и винить нельзя, такое уж воспитание. Не может уразуметь – любовь, это самое, побеждает все.[90]90
  Любовь побеждает все– слова из «Энеиды» Публия Вергилия Марона (70–19 до Р.Х.). Популярны в Англии из-за Джеффри Чосера (ок. 1340–1400): у аббатисы в его «Кентерберийских рассказах» – такой девиз.


[Закрыть] Когда-то я исполнял такую песенку… Как там? А, да, – и, следуя своей неизменной привычке, Булпит прикрыл глаза. – Вот, «Хвастай богатством, в замке живи, тра-а-ля-ля… Нет ничего сильнее любви, тра-а-ля! Любовь побеждает все, о-о-о, о-о, о-о!»