Текст книги "Том 2. Лорд Тилбури и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)

Адриан начал проникаться ее чувствами. Ее мнение о пасынке было ему хорошо известно, и он сочувственно подумал, как, наверное, досадно и горько той, кто, долгие годы считая его кретином, внезапно открыла, что он достиг успеха! Отказываться от прежних слов было бы поздновато, но можно выказать единодушие, принизив автора.

– Мне он тоже не нравится!

Княгиня вскинула на него глаза, одобрительно, но удивленно. Она и не подозревала, что Адриан знаком с Джозефом.

– Вот как?

– Ни чуточки! Вот бы хряснулся макушкой!

– Что?

– О притолоку…

Он в смятении прикусил язык, с которого чуть не слетело «плавучего дома». Шампанское и утка подточили разум, ослабленный долгим воздержанием, и чуть не привели к роковой откровенности.

– Моей двери, – промямлил он.

– Ничего не понимаю!

– О притолоку моей двери. Надеялся, что он хряснется макушкой об эту притолоку. Кто-то привел его ко мне на коктейль. Притолока у меня низковата, а Джозеф высоковат. Вот я и говорю, пусть бы стукнулся головой. Но, – заключил Адриан, наигрывая изо всех сил веселье, – он… э… не стукнулся. – И достав платок, отер лоб.

– На коктейль? Интересно!

Металлическая нотка в ее голосе была излишня; до него и так доехало, что, счастливо избежав одной ловушки, он кувыркнулся в другую. Слишком поздно вспомнил он, что, провожая нареченную, жарко клялся ей вести затворническую жизнь, никуда не ходить, ни с кем не встречаться, словом – чахнуть в одиночестве. Ему опять потребовался платок.

– Значит, пока меня не было, ты закатывал вечеринки?

– Всего одну.

– И, конечно, наприглашал смазливых девчонок?

– Нет. нет! Пригласил двух-трех приятелей.

Резкий, негармоничный звук, слетевший с губ его собеседницы, формально назывался смехом, но веселья в нем не слышалось.

– Приятелей… А я так думаю, едва я повернулась спиной, ты принялся крутить любовь со всеми встречными девицами.

– Элоиза!

– Хотя зачем спрашивать? Все равно солжешь.

Адриан поднялся. Ему давно уже хотелось очутиться подальше, и фраза эта показалась самой подходящей для достойного ухода. Сходство хозяйки с тигрицей настолько усилилось, что в гостиной как бы выросли прутья и потянуло странным запахом. Недоставало укротителя в каскетке да костей на полу, а так – зоологический сад, просто вылитый.

– По-моему, мне лучше уйти, – тихо, оскорбленно проговорил Адриан.

– Сядь!

– Я не желаю…

– Садись!

– Элоиза, ты меня оскорбила! Мы встретились после долгой разлуки, а ты…

– Кому сказано? Сесть! Адриан сел.

– Не трать время попусту, – приказала княгиня. – Какие обиды? Что я, тебя не знаю? Знаю, и ни на грош тебе не верю.

– Помилуй, Элоиза!

– Ни на дюйм! Для тебя слаще нет, чем меня дурить.

– Скажу одно, ты в весьма странном…

– Ничего. После нашей женитьбы не очень-то разгуляешься! Жить мы будем в деревне.

– Что?!

– Уж там я сумею за тобой уследить!

Хотя вряд ли кто мог бы назвать Адриана человеком чувствительным, такое настроение все-таки показалось ему не совсем подходящим для романтического союза, о чем он и сообщил.

– Мой девиз – «Безопасность прежде всего!» – возразила княгиня. – Я категорически не намерена отпускать тебя без привязи в Лондон. Так я и думала, ты недоволен. Глотни-ка виски.

Совет показался Адриану неплохим. Пройдя гостиную, он щедро налил рюмку и одним глотком осушил ее.

Слова эти нанесли смертельный удар его мечтаниям. Деревню он на дух не выносил. Лишь в ярком вихре большого города мог он и жить, и выражать себя. Поверх рюмки Адриан тупо смотрел на княгиню. Мысли у него бродили самые мрачные. Конечно, он знал, что, если женишься на властной аристократке из чисто коммерческих соображений, надо быть готовым и к розам, и к шипам; но не предполагал, что шипы окажутся такими колкими.

– Так что, укроти свою резвость, – добавила княгиня игриво, а на его взгляд – вульгарно и неостроумно.

– Элоиза, ты все обдумала?

Снова она расхохоталась тем же негармоничным смехом.

– Да уж, все!

– Учла последствия?

– А именно?

– Стоячее болото. Отказ от всякой радости. Такая блестящая женщина, как ты, привыкшая быть центром самого избранного, самого умного круга! Ты не вынесешь. Ты захиреешь. С чего ты надумала похоронить себя в деревне, за сотни миль от Лондона?

– Совсем не за сотни. Эта усадьба – в Беркшире.

– В Беркшире?

– Уолсингфорд Холл.

Ковру в гостиной повезло, что рюмка опустела несколько секунд назад, ибо при этих словах она мышкой скользнула на пол.

– Уолсингфорд Холл!

– Ну да. Ты, что, его знаешь?

– Э… э… слышал.

– От кого?

– Я… э… встретил… э… Познакомился с мисс Эббот.

– Где?

– Да так, у одних, в Сассексе.

– Ах, ты еще и в усадьбах гостил? Да, бурная жизнь… Вечеринки что ни день, визиты…

Адриан испытывал примерно то, что испытывает бык на арене. Он уже прикидывал, стоят ли этого все деньги мира? Но воспоминание об утке, тем более о суфле, укрепили его решимость.

– Какое там! – отчаянно вскричал он. – А к тем людям мне пришлось ехать! Не сумел отвертеться! Давно пригласили! Есть в конце концов светские обязательства!

– О, несомненно. Имоджин Эббот тоже была там?

– При чем тут я?

– Я тебя и не обвиняю. Что она говорила про Уолсингфорд Холл?

– Что дом мерзкий и уродливый.

– Ничего уродливого не вижу. Лично мне он понравился, и я намерена его купить. Поеду туда послезавтра, поживу несколько дней, все урегулируем. Завтра буду консультироваться с юристами. Наверное, после той вечеринки ты часто встречался с мисс Эббот?

– Ни разу ее не видел.

– Немного потерял. Бесцветная девица.

– Вот именно!

– Хотя некоторые как будто находят ее хорошенькой…

– В своем роде, возможно.

– Ну, из-за нее-то я как раз не тревожусь. Какая бы она ни была, тебе она не подходит. Бедна, как церковная мышь

– Что?!

– А ты не знал? Уж про это ты должен бы разведать первым делом. У Эбботов – ни пенса, их предок, еще при Виктории, растранжирил все на этот дом. Сэру Бакстону приходится держать платных гостей, чтобы сводить концы с концами. Моя покупка для него – дар небес.

Адриан облизал губы. Глаза у него стали круглыми и стеклянными.

– Наверное. Наверное… э… ну…

– Ты уходишь?

– Мне пора.

– И правда, поздновато. Рада, что мы все с тобой обсудили. Жду завтра днем. Спокойной ночи.

– Э-хм… спокойной…

Адриан поцеловал ее, рассеянно спустился по лестнице и позволил дворецкому надеть на себя пальто. Шагая домой, он нырнул в глубокие раздумья.

Надо же, как на краешке уберегся! Просто из бездны выдернули. После того как он узнал воззрения баронета на нищих ухажеров, его не навещала добрая мысль, но теперь он подумал о нем тепло. Если б не позиция, которую занял этот достойнейший человек, сейчас он, Адриан, увяз бы в отношениях с девушкой, чей отец едва сводит концы с концами. От этой мысли его пробрал ледяной холод.

Невольно он сердился на Джин. Нет, правда, как она обошлась с ним! Конечно, он не считал себя жертвой намеренного надувательства, но был убежден, что невзначай, в шутку, она могла бы намекнуть о семейных финансах, прежде чем допускать, чтоб их отношения продвинулись так далеко. Что ей стоило пояснить свое замечание о постояльцах?

Как-то, в дни его детства, тетушка, гостившая у них, сказала, чтобы он заглянул в ее комод, там – премиленький сюрприз. Когда он затопал наверх, надеясь хотя бы на полкроны, а может – и на десять шиллингов, и даже улетая в мечтах к фунту (в конце концов, у тетки меховое манто и машина), то обнаружил дрянной, уродски разрисованный мячик, ценой самое большее в шесть пенсов.

Подобные чувства испытывал он и теперь. Чуть больше откровенности, чуть больше открытости – и сколько пылких мужчин были бы спасены от союзов не с теми женщинами!

Войдя к себе, Адриан тотчас засел за письмо изысканным слогом. Но едва он обмакнул ручку в чернильницу, как чудовищная мысль взорвалась у него в мозгу, и он вскочил, дрожа всем телом.

– ТАББИ!

Адриан начисто упустил из виду, что Табби тоже гостит в усадьбе.

Будущее развернулось у него перед глазами, словно фильм ужасов. Элоиза сказала, что отправится туда послезавтра. Он видел: вот она встречается с Табби; тот сообщает ей, что Адриан жил на «Миньонетте»; она, как всегда, проницательно складывает два и два и, получив «четыре», обрушивается на него, требуя объяснений.

Живот у него свело, словно кто-то его скрутил. Если допустить такой поворот событий, это – конец! Можно попрощаться с легкой и привольной жизнью. Княгиня знала его, как показал сегодняшний вечер, – слишком хорошо, но все равно не бросала. Однако есть границы, за которыми его чары бессильны. Если она разнюхает про Джин, за эти самые границы его и вышвырнут.

Остается один выход, единственный способ спастись от крушений и бедствий. Надо завтра же поехать в Уолсингфорд Парву, связаться с Табби по телефону (даже теперь он не смел являться в дом, где маячит сэр Бакстон), и уговорить его, чтобы он молчал.

Адриан улегся спать. Проснувшись на другое утро, он вспомнил, что не написал Джин, и занялся этим после завтрака.

14

Если мы скажем, что неожиданный приезд брата, желающего вклеить повестку одному из ее гостей, расстроил леди Эббот, мы преувеличим. Не из тех она была женщин, которых легко расстроить или даже встрепенуть. Но, как безмятежная королева, в чьем королевстве разразилась гражданская война, она отозвалась на ситуацию со всей доступной ей силой чувств. Она отрешенно думала, что надо бы что-то предпринять. В общем, ей было все равно, но она видела, что события тревожат ее Бака, а она терпеть не могла, когда он тревожился.

Примерно через час после ленча, на другой день после званого обеда у княгини, леди Эббот испустила легкий вздох, какой испустил бы философ на костре, и, прихватив спаниелей Джеймса с Джоном, направилась к «Миньонетте», словно величественный галион, выплывающий из порта в сопровождении вертких яликов. Надо было дать своевременный совет незваному гостю.

Намерение это делало ей громадную честь, она никогда не любила пеших прогулок. Побродит по саду после завтрака, пройдется раза два по террасе перед обедом, и все, нагулялась. И вот она пустилась в долгий путь, целых полмили, не задумавшись ни на секунду, как отзовется обратный подъем на ее ножках. Ее вела великая душа.

Булпита она обнаружила на плоской крыше. Розовые щечки и искорки радости во взоре говорили, что ему по нраву новое обиталище. Булпиту и правда тут нравилось. Он впервые жил в плавучем домике, но приспособился с гибкостью человека, которого жизнь вынуждала скитаться по американским захолустным гостиницам. Скудные пожитки он удобно разместил в салоне, запас жвачки у него был, недоставало только Библии. Поистине, домашний очаг.

Приближение сестры он заметил не сразу, ибо взгляд его был прикован к Уолсингфорд Холлу. В отличие от Джо, который смотрел на это причудливое сооружение словно на храм, и Адриана Пика, глядевшего на него как на Монетный двор, он разглядывал усадьбу взглядом генерала, которому предстоит взять осажденную крепость.

Внимание его отвлекло тявканье Джеймса и Джона, которые прежде не видели, чтобы человек сидел на крыше, и заподозрили заговор большевиков.

– Привет, сестра! – обрадовался Булпит и, осторожно спустившись на луг, ласково ее обнял. Успокоенные спаниели пошли обнюхивать кротовые кочки. – Молодец, что пришла проведать. Я уж подумал, не обиделась ли.

Леди Эббот высвободилась не то чтобы сердито – не в ее натуре было сердиться, – но с некоторой суровостью. Планам брата она никак не сочувствовала. Перед глазами ее всплывали картинки – вот Бак, хмурясь и грызя трубку, мечется по террасе, словно вспыльчивый тигр, у которого тащат детеныша.

– Сэм, я хочу с тобой поговорить. Булпит насторожился.

– Да?

– Ты должен отступиться.

Булпит покачал головой. Этого он и опасался.

– Ну, что ты! Никак нельзя. Это дело чести, профессиональная гордость, как у конной полиции.

Четверть века назад, владея дерзким жаргоном гримерных, Алиса нашлась бы, как отметелить эту честь; но жены баронетов считаются с надменно вскинутыми бровями, и она растеряла былой задор, а сейчас – просто охнула.

– Женщинам такого не понять, – упорствовал Булпит.

– Я одно понимаю, у тебя хватает нахальства приставать к людям в доме родной сестры!

– Для настоящего клейщика никаких сестер нету, – афористично заметил он.

– Значит, не отступишься?

– Нет. Для тебя я готов на что угодно. Почти. А тут – не могу.

Леди Эббот вздохнула. Сэм и раньше, в детстве, был упрямый, как мул. Она поняла, что никакие слова не смягчат его, и с обычным своим благодушием бросила споры.

– Ну, как хочешь.

– Само собой. Это кто, спаниели?

Леди Эббот признала, что Джеймс и Джон принадлежат к упомянутой породе, и ненадолго воцарилось молчание. Точно сговорившись, брат и сестра присели на ковер из лютиков и маргариток. Брат сентиментально глядел на речку, идиллический пейзаж согревал ему душу. Что-то навевало воспоминания о Лонг-Айленде, где он как-то зацапал миллионера. Он поделился воспоминаниями с сестрой.

– Вот такой же в точности денек был, голубое небо, птички щебечут-заливаются. Он за мной потом полпути гнался, с вилами, что ли, я уж не стал останавливаться.

– Значит, на судебного исполнителя можно и нападать? – заинтересовалась леди Эббот.

– Что ты, нельзя! Но, бывает, бывает.

– Ты бы поосторожнее…

– То есть как?

– Да знаешь, у нас гостит брат этого Ванрингэма.

– Ну и что?

– Да ничего. Только он рассказывал Баку, что был когда-то боксером.

– Где это он был боксером?

– На Океанском побережье, несколько лет назад.

– Сроду про такого не слыхивал. Небось из этих, которых выпускают для разогрева. Знаешь, – продолжал Булпит, – однажды я влепил иск самому Келли, чемпиону в среднем весе – и где? У него в собственном доме. Сидит, ужинает со своим братом Майком, тот был. борец, с кузнецом Сирилом, тоже из цирка, и сестрицей Женевьевой, эта исполняла в мюзик-холле силовой номер. Ванрингэм? Тьфу! Сосунок!

– Какая у тебя жизнь! – невольно восхитилась леди Эббот. – Всякого навидался!

– Да, случалась. Вот, помню, вклеивал иск заклинателю змей. Шестнадцать змеюк, одна другой больше. Всех на меня, натравил.

– А когда ты пошел по этой части?

– Лет через девять-десять после нашей с тобой последней встречи.

– А платят как?

– Средне. Главное тут не деньги. Главное – азарт!

– Вроде охоты у Бака?

– Вот, вот. Они-то думают, что тебя обставили, – ан нет, пожалте иск!

– Не пойму только, как ты вклеишь этот иск Табби Ванрингэму?

– Уж как-нибудь да изловчусь.

– Бакенбарды не нацепляй. Твою физиономию не замаскируешь.

Булпит усмехнулся самой идее – ну кто прибегает к такой банальщине!

– А ступишь ногой на нашу землю, Бак тебя по террасе размажет.

Тут Булпит немного озаботился.

– Ты уж постарайся, внуши милорду, я против него ничего не имею.

– А он – имеет.

– Я редко кому нравлюсь! – вздохнул Булпит. – В нашей профессии всегда так…

Леди Эббот поднялась и указала пальцем на холм.

– Хорошее у тебя зрение, Сэм?

– Ничего, бывает хуже.

– А видишь тот большой кедр? Вон, дальше, за холмом.

– Да, вижу. Я его заметил, еще когда у вас был.

– Так вот, Табби сидит под этим деревом с интересной книгой. Ему приказано не двигаться с места. Как ты мечтаешь до него добраться – выше моего понимания.

– Ловкость рук.

– Ну, прямо!

– Да, да.

В глазах леди Эббот засветилось невольное уважение. Наполеоновский тип мужчин всегда вызывает уважение у женщин.

– А тебе доводилось проигрывать?

– Только один раз, – со скромной гордостью отвечал Булпит. – В последней моей работе. Был такой Элмер Загорин, король ночных клубов. Владел, понимаешь, сетью клубов во всех больших городах. Миллионер, а отказался заплатить сорок долларов за восстановитель волос. Говорит, волосы у него так и не восстановились. У-ух, и погонялся же я за ним! Прочесывал, как говорится, страну. Но он меня все-таки обставил.

– Да?

– Да-с! Взял и помер. Слабое, видите ли, сердце. Осталось заверенное письмо, что я, это, подарил ему счастье, он с детства так не веселился. Вроде излечил его от хандры. Ему все осточертело, прям обрыдло – богатство, богачи, миллионеры там всякие. Скучал и тосковал, пока я не появился. Висел, понимаешь, у него на хвосте. Тут не захочешь, а побегаешь.

– Как лисицы. Бак говорит, погоня доставляет им больше удовольствия, чем охотникам.

– Вот, вот! Хороший был человек, – почтительно произнес Булпит, как бы возлагая венок на могилу миллионера. – Стыд и позор, что не довелось познакомиться.

Они помолчали. Леди Эббот поглядывала на Холл, словно прикидывая утомительное расстояние, какое ей предстоит покрыть.

– Что ж, до свидания, – легонько вздохнула она. – Приятно тебя повидать.

– А тебя-то!

– Удобно на этом пароходе?

– А то! Как жучку на коврике.

– Где ты ешь?

– В гостинице.

– Бак вроде не велел тебя обслуживать?

– Куда им деваться? – со скромным триумфом отозвался Булпит. – Не обслужат – потеряют лицензию. Твой лорд может заставить, чтоб меня турнули, но когда доходит дело до еды или там напитков, я – клиент, у них нет выбора. Закон!

– Ясно. До свидания, Сэм.

– До свидания, сестричка.

И, добавив любезный совет смотреть повнимательнее, чтобы не всучили фальшивую монетку, Булпит стал глядеть, как сестра, подозвав Джеймса и Джона, величественно тронулась в обратный путь.

А в Уолсингфорд Холле сэр Бакстон утюжил подъездную дорожку в компании нового друга.

Заскорузлое безразличие природы к горестям человеческим стало такой расхожей банальностью, что даже самые захудалые поэты, и те стыдятся плакаться на это в стихах. Литературные круги давно уже приняли как данность, что нашу минуту скорби природа непременно выбирает для широчайшей своей улыбки. Правило это действовало и сейчас. На сердце сэра Бакстона лежал камень, но небеса не проливали слез сочувствия; Уолсингфорд Холл купался в золотистых лучах.

Расхаживал сэр Бакстон энергичными короткими шажками, Джо с трудом приноравливался к нему. Баронет побеседовал с Чиннери, и тот такого понарассказывал, что волнение достигло предела. На тему «Сэм Булпит» этот многажды женатый мужчина мог разглагольствовать бесконечно. Американец набросал портрет истинного гения, против которого тщетно и затевать борьбу, иллюстрируя свои доводы подходящими случаями, которые сэр Бакстон и пересказывал Джо.

– А еще был такой Джоркинс, – нагонял он страху, переходя на припрыжку, подскоки и рысцу. – Тоже пытался его обхитрить. Уйдет через заднюю дверь, пересечет проулок, спустится в подвал напротив, выберется на крышу, доберется до конца улицы и только там выйдет вниз через крайний дом. Казалось бы, безопасность обеспечена…

Джо предугадывал, что это всего лишь акт первый.

– Но! – возопил сэр Бакстон. – Но, разнюхав про его уловки, Булпит подходит к полисмену и говорит: «Начальник, тут какой-то дядя выскальзывает в заднюю дверь, пересекает проулок, спускается в подвал напротив…» Ну, и так далее. Полисмен устроил во дворе засаду…

– Увидел, как этот тип выскальзывает в заднюю дверь, пересекает проулок, спускается…

– Именно. И в конце маршрута хвать его за шиворот! «Что такое?» – «Да ничего. Это я на пари. Я почтенный домовладелец, моя фамилия Джоркинс…» – «Да? – выскакивает Булпит. – Тогда это для вас!» И вклеивает ему повестку. Ну, как вам?

– Сущий дьявол.

– И мерзавец.

– Табби надо избегать задней двери.

– Булпит и в парадную проникнет!

– Какой многогранный! – заметил Джо.

– А вот еще. Приходит он с бутылкой шампанского. Дворецкий посчитал, что шампанскому всякий обрадуется, ничего не заподозрил и впустил его. Ну, а он всучил повестку.

– К счастью, мы в деревне. Здесь удивятся, если кто-то будет бегать по домам с шампанским.

– Верно. Да, это – закавыка. Но, дорогой мой, изобретательности его нет предела. Чиннери рассказывал, для того чтобы вклеить повестку человеку, отдыхавшему у моря, Булпит надел купальный костюм и заплыл на частный пляж.

– Сюда ему вплавь не подобраться!

– Верно, верно. А все-таки боюсь я его. Вы, часом, не знаете, какие у нас законы на этот счет?

– Не знаю. Думаю, что дурацкие.

– Чиннери говорит, исполнителю запрещается проникать в дом силой, но он имеет право войти в открытую дверь или влезть в открытое окно. Если такой закон действует у нас, проблема – жуткая. В такую погоду нельзя держать окна закрытыми. И еще, вы говорили с братом?

– Да.

– Как вам его позиция?

– Да мелет глупости – ну и пускай меня тащат в суд, плевать я хотел!

– Именно! Когда я с ним утром беседовал, он уперся. Прямо напрашивается на судебное разбирательство. Спятил, что ли?

– Видите ли, оскорбленной стороной Табби считает себя. Он заподозрил, что мисс Виттекер обманывала его, принимала подарки от соперника. Когда я с ним разговаривал, он рвал и метал. Пусть, говорит, это вытащат на яркий свет и мир нас рассудит! Ему только того и хочется.

– Тогда зачем бороться?

– Нет, нет! Все в порядке. Я указал ему, какой эффект произведет на нашу общую мачеху этот суд. Он уже не хочет предаться беспристрастному правосудию. Оставил я его прозревшим, согласился играть с нами. Не бойтесь, Бак. Табби не подведет.

– Джо! – глубоко вздохнул сэр Бакстон, и голос у него благодарно дрогнул. – О, Душенька! Здравствуй.

Слегка прихрамывая, как марафонский бегун, леди Эббот достигла финиша.

– Гуляла?

– Сэма навещала.

Лицо сэра Бакстона, просиявшее было при виде жены, снова помрачнело.

– Мы с Джо как раз его обсуждали. Что он тебе сказал?

– Сказал, что он своего не упустит.

– Да?

– Да.

– А не намекнул, как думает действовать?

– Нет. Вряд ли ты на это рассчитывал! Ты уж поверь, что-то он задумал. Я ему говорю, что Табби сидит под кедром с книжкой, с места не сдвинется. И что? Ничего. Ухмыльнулся и стал хвастаться. Но ты не волнуйся, все образуется, – невозмутимо заключила леди Эббот.

И с этой подбадривающей фразой отправилась своей дорогой, торопясь поскорее добраться до любимого канапе.

Сэра Бакстона, преданного идеям Чиннери, а значит – пессимистической философии, прогнозы ее не особенно взбодрили. Перед ним маячил образ гениального клейщика, изготовившегося к прыжку. Нарушая угрюмое молчание, воцарившееся после ухода леди Эббот, он заметил, что самое худшее здесь – ожидание, ведь в любой миг может грянуть беда.

– Не унывайте, – посочувствовал Джо. – Хотя я вас понимаю. Нелегко для нервной системы. Наверное, вроде этой охоты, а? Сколько раз, когда вы пробирались по африканским джунглям…

– В Африке нет никаких джунглей.

– Нет джунглей?

– Нет.

– А я думал – есть. Ладно, сколько раз, когда вы пробирались по тамошним заменителям джунглей, из-за кулис доносилось хриплое дыхание, и вы догадывались, что вот-вот на вас прыгнет леопард. Что тут хуже всего? Неопределенность. Вы не знали, когда именно зверь вцепится в заднюю запонку воротничка. Так и с этим Буллитом. Каков, спрашиваем мы, будет его следующий ход?

– Да, да,

– А что отвечаем? Вот что: кто его знает! Ах, как все было бы просто, – вздохнул Джо, – если б Пик не сдал ему плавучий дом!

Сэр Бакстон вздрогнул.

– Знаете, Джо, чем дольше я про это думаю, тем больше убеждаюсь, что вы правы. Они сообщники.

– По-моему, все улики указывают на это.

– Да, да. Зачем он сюда приехал? Проторить дорожку для Булпита. Зачем он снял плавучий дом? Обеспечить Булпиту базу. Другого объяснения нет. Разве нормальный человек снимет эту посудину? Нет! За каким дьяволом? Да вашу «Миньонетту» никто и даром бы не взял!

– Пока не явился Пик.

– Вот именно. Двадцать лет торчала пустая, и вдруг, за несколько дней до появления Булпита, Пик ее арендует. И как хитро, заметьте, выстроил свои замыслы! Завел знакомство с моей дочкой у каких-то наших соседей, получил возможность проникнуть сюда. Не могу! – вскричал сэр Бакстон. – Прямо руки чешутся!.. Что там, Поллен?

Дворецкий, выйдя из дома, тихо шел мимо них, явно стремясь к кедру, под которым сидел Табби. Он приостановился.

– Телефон, сэр Бакстон. Просят мистера Ванрингэма.

– Э?.. Джо, вас к телефону.

– Младшего мистера Ванрингэма, сэр Бакстон!

– Что!!!

Информация менее зловещая, и та возбудила бы подозрения. Прожужжи муха над головой у Табби, и баронет задался бы вопросом, зачем она летает. Он заметно насторожился и многозначительно взглянул на Джо. Тот мрачно и сосредоточенно поджал губы.

– Кто просит?

– Если я правильно уловил имя, сэр Бакстон, некий мистер Пик.

Раздался пронзительный свист. Сэр Бакстон выдохнул воздух, глаза его выпучились, он снова взглянул на Джо и увидел, что тот опешил, как опешит порядочный человек перед махинациями злоумышленника.

Сэр Бакстон взял себя в руки. Не время сгибаться под ударами. Пришла пора решительных действий.

– Хорошо, Поллен, – произнес он, искусно изображая равнодушие. – Я подойду. Мистер Ванрингэм занят, не стоит беспокоить его…

Телефон стоял в холле. Когда сэр Бакстон взял трубку, Джо, глядя на его фиолетовое лицо, решил, что он вот-вот разразится бранью, но недооценил макиавеллиевской хитрости, на которую способны британские баронеты. Хозяин усадьбы заворковал голосом почтительного дворецкого.

– Вы слушаете, сэр? Сожалею, но я не сумел разыскать мистера Ванрингэма. Что передать?.. Да, сэр… Хорошо, сэр… Скажу.

Бакстон положил трубку, картинно отдуваясь, пока Джо смотрел на него, изумленный такой виртуозностью.

– Бак! Какой талант! Да вы актер, я погляжу.

У сэра Бакстона не было времени упиваться комплиментами.

– Он в гостинице!

– В «Гусаке и Гусыне»?

– Да. И хочет, чтобы ваш братец пришел туда по важному делу.

– Ого! – присвистнул Джо.

– Какая ловушка!

– А что же еще! Что вы намерены предпринять?

Сэр Бакстон выдохнул снова. Он стал зловеще спокойным, как смерч, набирающий силу перед тем, как ринуться на центральные районы Техаса.

– Чтобы добраться до «Гусака», – сказал он, – мне потребуется минут пятнадцать. А еще через пять минут… Поищите-ка, мой дорогой, где-то тут валялся хлыст с рукояткой из слоновой кости. Вы его сразу узнаете. Где-то на комоде… Да, этот самый… Спасибо, Джо.

15

Ум у Сэма Булпита был так устроен, что разгонялся на полные обороты, когда тело находилось в движении. Ему нравилось выстраивать планы и замыслы, неспешно прогуливаясь взад и вперед, заложив руки за спину, сентиментально напевая. Сколько блестящих интриг сочинил он на гравиевой тропинке, обсаженной кустами, у восточной границы Центрального парка, рядом с 59-й улицей, мурлыча «Голубое платьице у моей красотки» или «Ах, что же мне делать, что?!»

Довольно долго после ухода леди Эббот он разгуливал взад-вперед вдоль реки, мурлыча последнюю из этих песен. Он все еще гулял, когда сэр Бакстон выступил в карательную экспедицию.

Прогуливался Сэм в настроении грустноватом. Хотя он храбро высмеял перед сестрой саму идею о невозможности добраться до Табби, плотно засевшего под кедром, на самом деле он был не так уж уверен. Ситуация весьма отличалась от тех, с какими он триумфально справлялся в родном Нью-Йорке. Методы, эффективные там, тут не годились. Нужно было состряпать что-то свеженькое.

Булпит в роли клейщика был похож на Адриана – он проявлял свои таланты лишь в городском окружении. Излюбленным его приемом было заорать «На лестнице пожар!» – добыча выскакивала из квартиры, как ошпаренная. Любил он проникать в конторы под видом важного клиента. Если жертва была знаменитой актрисой, никто ловчее него не умел подкараулить ее у служебного входа с букетом в одной Руке, роковой повесткой – в другой. («О, как мило! Это и правда мне?» – «Нет, голубушка. А вот это – вам!») Поместите Булпита в сердце большого города, и он не оплошает.

Но в английской деревне все по-другому. Деревенский дом англичанина – его крепость. Лестницы есть, но лишь приглашенные могут использовать их как плацдарм для боевых действий. Гостей с Запада тут тоже не привечают. А о служебном входе можно забыть раз и навсегда.

– Что же мне делать? – совещался Булпит со своей бессмертной душой. – Что же делать, тим-тим-там, тим-там-там!

Он думал и думал. Уж не прибегнуть ли и в самом деле к вульгарному маскараду, презрительно отвергнутому в разговоре с Алисой? И вдруг, как случалось и прежде, ситуация раскололась, словно спелый орех. Из хаоса мыслей, как Минерва из тела Юпитера, вынырнул в полном вооружении замысел, простенький, но изобретательный. Знаток человеческой психологии, в успехе Булпит не сомневался. Пташке не уйти.

Он самодовольно ухмыльнулся. Мурлыканье стало веселее, сменилась и песенка – «Опять у нас счастливые деньки!» Но тут внимание его привлекли странности, происходящие выше по течению.

До сих пор Булпит имел этот сельский уголок в полном своем распоряжении; после ухода сестры никто не нарушал его мирного одиночества. Но сейчас на речном берегу, со стороны деревни внезапно возник кто-то стройный и проворный. Двигался он на значительной скорости, а когда приблизился, оказался Пиком, нищим поклонником племянницы. Булпит уже намеревался представиться, но Пик, достигнув «Миньонетты», взлетел по мосткам и исчез.

Булпит поспешил туда же, теряясь в догадках. Он ничего не понимал. Откуда ему было знать, что поступки Адриана, столь эксцентричные по видимости, основаны на практичнейшем из здравых смыслов?

Когда сэр Бакстон явился в «Гусака и Гусыню», Адриан посиживал в садике. Он заметил, конечно, крепко сбитого субъекта с раскрасневшимся лицом и целеустремленным взором, который грозно протопал в гостиницу, но так, мимолетно, и снова вернулся мыслями к беседе с Табби, как он надеялся – очень близкой. Только услышав раскатистый бас в доме, спрашивающий мистера Пика, он припомнил, что правая рука субъекта сжимала охотничий хлыст, и до него дошло, что наконец-то он увидел сэра Бакстона Эббота, о котором слышал.

За догадкой последовало оцепенение. Сэр Бакстон уже показался из дверей и надвигался на него, точно красноликая пума, когда он наконец встрепенулся и побежал.

Раз уж он бежал, то бежал, американский заяц из прерий мог бы у него поучиться. Не успел замереть в умиротворенном воздухе хриплый рык баронета, а беглец уже перелез через живую изгородь и улепетывал по дороге. Одним махом перемахнул он калитку, отделявшую дорогу от заливных лугов, и резвой трусцой припустил по лугу.

Поначалу он мчался без определенной цели, подстегиваемый лишь смутным желанием убраться подальше. Но когда он притомился от непривычных упражнений, на глаза ему попалась «Миньонетта». Вот оно. укрытие! Адриан не сомневался, что домик по-прежнему во владении Джо. Тот ему не нравился, но не в таком он положении, чтобы привередничать. Джо, конечно, человек сомнительный, но не из тех, кто выкинет беглеца, ищущего убежища. На «Миньонетте» безопасно.

Несколько минут спустя, запрыгнув в салон и захлопнув за собой дверь, он услышал тяжелую поступь на палубе и тяжелое пыхтенье. Кто это, спрашивал он себя, может так пыхтеть? Уж никак не Джо – при всех изъянах души, телом он здоров. А вот сэр Бакстон – тут Адриан задрожал, как бланманже – очень даже может. В тошнотворной тревоге он подумал, что именно этот сэр, пробежавшись по речному берегу, и станет пыхтеть. В поисках безопасного местечка он быстро огляделся, но не увидел ничего подходящего. Салон, как мы уже говорили, меблирован был безыскусно и для игры в прятки не годился.