Текст книги "Том 2. Лорд Тилбури и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 41 страниц)

На финальной ноте, как бы выполнив неприятную, но необходимую работу, Сэм раскрыл глаза и нежно вылупился на Адриана.

– Слушай, не дергайся ты из-за милорда! Ну его к бесу. Действуй! Женись, нечего тут суетиться. Мне моя племянница нравится. Нужно ей счастье? Нужно. Значит, когда она выйдет замуж, в тот самый день, я ей дарю полмиллиона долларов! Да-с.

На несколько минут в салоне «Миньонетты» воцарилась гробовая тишина, к полному удовольствию Булпита. Он отлично понимал, что заявление его – сенсация, и был бы весьма разочарован, получи в ответ небрежное «Вот как?» Что ж, рассчитывал поразить собеседника – и пожалуйста, поразил.

Это слабо сказано. Все его способности – и умственные, и физические – отключились напрочь. Чувства Адриана, хотя он и не подозревал об этом, в точности походили на чувства несчастливцев, которых Булпит оглушал бутылкой по голове в дни горячей юности. Глаза у них стекленели, ноги – деревенели, изо рта вырывался хрип. Еще повезло, что он уже поел, иначе непременно поперхнулся бы, проглоти все это одновременно с ветчиной из «Гусака и Гусыни».

Протекла полновесная минута, прежде чем Адриан сумел кое-как сладить со связками. Голос у него вырывался хрипением, словно это вешал через мегафон дух на спиритическом сеансе.

– Полмиллиона!.. Долларов!..

– Да. – Булпит выдержал паузу, крутя пальцами. – То есть сто тысяч фунтов, – присовокупил он, измученный делением на пять. – Ничего кусманчик, э? На такие деньги уж можно обустроить, как говорится, семейный очаг.

Адриан, идя ко дну, пускал невидимые пузыри.

– Разве вы богаты? – не сумел удержаться он, хотя понимал, задавать такой вопрос очень глупо, бедный не станет пошвыриваться полмиллионом. Ну, хорошо, налетит порыв, а он наступит ему на горло, сознавая, что денежки лучше приберечь в старом дубовом сундуке. Но Булпит вроде бы не раздосадовался.

– А то! – приветливо подтвердил он. – Денег у меня навалом.

– Однако! Сто тысяч!

– Да, тряхануло тебя капельку, – радостно признал Булпит. – Дыши ровно, сынок. Это мне – тьфу. Я, понимаешь, миллионер. – Поднявшись, он стряхнул с жилета крошки. – Ладно, пора. У меня свидание.

– Но…

– Ничего, ничего. С нашим удовольствием. А зачем еще деньги? Их только и тратить на… это… хе-хе… счастье юных сердец!

С этой достойной восхищения сентенцией, сопроводив ее благожелательней шей улыбкой, Булпит направился к шкафу, где хранилась повестка для Ванрингэма. Он вынул ее, любовно оглядел и двинулся к выходу. Взглянув на часы, он порадовался – еще не так поздно. Выкроит даже минутку заскочить в «Гусака и Гусыню», освежится послеобеденной кружечкой, перед тем как бежать на свидание. Он пришел к мысли, что разливное пиво по лицензии превосходит бутылочное, и решил проверить ее научным экспериментом.

В салоне остался молодой человек, для которого солнце, минуту назад ослепительно воссиявшее, уже стремительно тускнело. Адриан только что вспомнил свое письмо изысканным слогом и неудержимое ликование резко сменилось отчаянием.

Мысль о письме снедала его, точно кислота. Он корчился в агонии души, словно легендарный индус, который выбросил жемчужину, стоившую дороже, чем все его племя. Адриана Пика терзали горчайшие сожаления. Чувства его были сродни чувствам человека, который удачно сбыл акции сомнительней шахты, а на следующее утро вдруг прочитал в газете, что там обнаружен золотоносный пласт.

Но молодые люди, которых подпирает нужда, сильны духом. Стертые в пыль, они поднимаются. Минут десять Адриан сидел в кресле куль кулем, словно его огрели бутылкой. Потом, словно солнечный лучик, брызнувший из-за туч, в глазах его заиграл блеск. Перед ним забрезжил выход.

Через минуту он уже спешил по тропинке к «Гусаку и Гусыне». Только совсем уж черствая душа отказала бы ему в восхищении. По опыту Адриан знал: «Гусак и Гусыня» – именно то место, где в любую минуту может возникнуть сэр Бакстон со своим хлыстом. Никто лучше него не понимал, что ступает он на опасную территорию; но он не дрогнул. Тело его, возможно, и цепенело, но душа полнилась отвагой. На борту «Миньонетты» не нашлось письменных принадлежностей, только в «Гусаке и Гусыне» мог он раздобыть их. Ради того, чтобы достать бумагу, написать новое письмо и послать его в Холл с нарочным, Адриан готов был пойти на любой риск.

Не успел он дойти до калитки, ведущей на дорогу, как ПО| другую сторону живой изгороди зарокотала машина, а там – и промчалась мимо. Она завернула за поворот и исчезла в направлении Уолсингфорда; но он все-таки успел заметить, что за рулем сидела Джин, а рядом – ее отец, специалист по охотничьим хлыстам.

Блаженное облегчение разлилось в душе Адриана. Во-первых, баронет не явится; во-вторых, Джин уехала куда-то и можно не торопиться. Можно неспешно шлифовать фразы, наверняка зная, что письмо попадет в Холл до ее возвращения.

В гостиницу он вошел почти прогулочным шагом и почти небрежно обмакнул перо в непонятную черную жидкость, сходившую в «Гусаке и Гусыне» за чернила. Вскоре перо заплясало по бумаге, если можно так выразиться о пере, которым несколько месяцев пользовались только для прочистки трубок. Адриан углубился вдело, слова лились словно масло.

Он умолял Джин напрочь забыть то, первое послание. Написано оно, каялся он, в припадке чернейшей депрессии, которая порою нападает на всех. Он даже предполагал, что, скорее всего, находился в помутнении рассудка. Но сегодня, заверял он, туча развеялась, он снова видит все ясно.

Признавая, что было бы идеально, если бы союз их благословил ее отец, он полагал, что его неодобрение в наше-то время не может стать помехой. Сэр Бакстон, видимо, настроен против него, ибо он, Адриан, беден. Но деньги – тлен. Любовь, заключил он, побеждает все.

Красиво получилось, решил Адриан, перечитывая, и не изменил мнения, вручая листок и полкроны младшему сынишке Дж. Б. Аттуотера, Сирилу, которого разыскал в саду, где тот играл в поезд.

Понаблюдав за его отбытием, Адриан двинулся в общий бар. Литературные труды возбудили в нем сильнейшую жажду.

Племянница Аттуотера находилась на своем посту, мечтая о Лондоне и вяло нацеживая полпинты пожилому субъекту в плисовых штанах, густой запах от которого наводил на мысль, что жизнь его протекает среди свиней. При виде Адриана она заметно просветлела. За тот краткий период, когда он столовался у них, их тропинки не пересеклись, но внешность его была настолько столичной, что изгнанница мгновенно воспылала к нему симпатией. Когда клиент в плисовых штанах удалился в свинском запахе, словно в облаке славы, она тут же завела приятную беседу.

– Вы из Лондона? – осведомилась она, когда оба согласились, что денек сегодня теплый и уверенно высказали прогноз, что погода продержится.

Адриан ответил – да, оттуда.

– Вот и я! – горько вздохнула мисс Аттуотер. – Как бы мне туда хотелось! Надолго в здешних местах?

– Нет, не очень.

– В Холле, наверное, гостите?

– Нет, я в плавучем доме.

– У мистера Булпита? – заинтересовалась она.

– Да. А вы его знаете?

– Регулярно к нам заглядывает. Очень симпатичный.

– Верно.

– Веселый такой. А уж шутник! И полчасика не прошло, забегал опрокинуть кружечку. Вот, кстати, вспомнила. – Мисс Аттуотер нырнула под стойку и достала какой-то документ. – Он забыл у нас. Положил рядом с кружкой, пока мы болтали, да и позабыл. Я заметила, а он уже ушел. Передайте ему, ладно?

Адриан взял бумагу, по цвету – голубую, по виду – официальную. Он в этом не разбирался, так как благодаря княгине и другим дамам ни разу не видел повестки в суд. Небрежно взглянув, он сунул ее в карман. Мисс Аттуотер задумчиво водила тряпкой по стойке.

– Интересно, откуда у него. Вообще, если желаете знать, мистер Булпит – человек очень таинственный.

– Вот как?

– Да. Начать с того, что он тут делает? Не знаю, вы заметили, он – американец.

Адриан ответил, что это не ускользнуло от его внимания.

– Так вот, с какой стати американцам жить в этом вашем доме? Да еще в такой дыре! Я его прямо спросила, а он только смеется. Я у дяди Джона спросила, а тот меня обрезал.

– Вот как?

– Прямо отшил. Занимайся, грит, своими делами, а клиенты – пусть своими. Интересно, а? Что это ваш Булпит затевает? Вдруг он – международный шпион? Всюду пишут.

Адриан возразил, что в Уолсингфорд Парве международному шпиону много не нашпионить.

– Оно конечно…

Тут ввалился новый посетитель и вынудил мисс Аттуотер задушить в себе собеседницу. Когда он удалился, она возобновила обсуждение, но коснулась уже другой грани многогранного характера.

– Он – еще та штучка! Вас не разыгрывал?

– Как это?

– Обожает эти розыгрыши. Прям мастер. Вот, разыгрывал он дружков в Америке. Уж я бы с ним не согласилась жить в плавучем доме, откровенно скажу. Побоялась бы, вдруг столкнет в воду или еще что. А то ондатру в постель подложит. Сейчас тоже отправился разыгрывать одного парня.

– Да?

– Да. Хочет выпрыгнуть на него из кустов.

– Из кустов? Выпрыгнуть?

– Ну да! Когда тот запоет коноплянкой.

– Зачем?

– Сама не знаю. Говорит, обхохочутся. Не-ет, тут что-то другое. Тайна. Я и говорю, таи-инственный человек.

Клиенты потянулись один за одним, и Адриану стало ясно, что на доверительную беседу надежды больше нет. Он допил кружку и ушел.

Пока он шагал к «Миньонетте», его покусывало беспокойство. Приятно ли обнаружить, что ты, оказывается, пользуешься гостеприимством не совсем здорового человека? По его собственным наблюдениям, Булпит мог, не задумываясь, огреть ближнего бутылкой. А теперь еще, оказывается, не прочь из кустов выскочить… Невольно призадумаешься и спросишь себя, где для него предел? Никто не возражает против добродушной эксцентричности, но до каких пределов этот шутник сохраняет добродушие?

Безмерно радуясь, что сегодня наступит конец его визиту, Адриан забрался по мосткам на «Миньонетту». Едва его нога коснулась палубы, как дверь салона распахнулась и появилась обнаженная натура, обмотанная лишь полотенцем.

Это был Табби Ванрингэм.

Первым от шока неожиданной встречи опомнился Табби. Он удивился, предполагая, что Адриан давно за много миль отсюда, но у него и своих тревог хватало, чтоб еще волноваться из-за чьих-то дел. Здесь – и ладно, пусть его.

– Привет, – сказал он, смахнув со лба бусинку пота. Адриан откликнулся на приветствие, и наступило молчание.

– Поплавать вот иду, – сообщил Табби.

Даже менее наблюдательный человек, и тот с первого взгляда увидел бы, что купание позарез необходимо. В такую жарищу Табби, видимо – на всей скорости, одолел расстояние между двумя пунктами и почти расплавился. По яркому, хотя и не совсем аппетитному сравнению Булпита, он потел, как негр на выборах.

– Жарковато! – обронил Табби.

– Да, это заметно.

– Прямо вспотел.

– Быстро шли?

– Бежал, – уточнил Табби. – Всю дорогу, от второго Уолсингфордского камня.

– О-о? А что такое?

– Чтобы добежать поскорее. – На ум ему пришло неожиданное соображение: – Слушайте, – перебил он сам себя, – вы ведь тоже снимали это суденышко. Где тут еще, кроме салона, можно спрятать бумаги? Салон я прочесал частым гребнем – и ничего!

– Бумаги? – Адриан вспомнил, что девушка в гостинице отдала ему какие-то бумаги. Он нащупал их в кармане. – Не эти ли? – И он услужливо их протянул.

Вопрос и действие оказали на Табби сокрушительный эффект. До сих пор он стоял как нормальный американец, болтающий с приятелем. Теперь же скаканул назад, словно от змеи, и принял оборонительную стойку. Кулаки у него сжались, взгляд стал угрожающим.

– Еще шаг, – пригрозил он, – и я вам кумпол снесу!

От изумления Адриан лишился речи. Он понял, что сегодня ему суждено нарываться на эксцентриков. В данном случае сомнений у него не было; прилагательное «добродушный» мы отбросим сходу. Чтобы описать Табби, такой стилист, как покойный Гюстав Флобер, его бы не выбрал.

– Чего это вы? – тупо спросил Пик.

– Сами знаете!

– Да нет!

– Нет, да! Это Булпит вам отдал, чтоб вы мне вклеили.

– Он забыл бумаги в гостинице. Мне их барменша отдала. Воинственный Табби чуть смягчился, но держался стойко.

– Ладно, может и не врете, но я рисковать не желаю. Разорвите и бросьте в воду.

– Но это же бумаги Булпита!

– Конечно! Чьи же еще? Ну, рвите.

– Помилуйте… как же…

– А по морде не хотите? – предложил Табби, берясь за решение проблемы с другого конца.

Меньше этого Адриан хотел только внезапного появления хлыста. Он по-прежнему сомневался, можно ли уничтожить чужую собственность, но если альтернатива – удар по морде, выбора нет. Конечно, он не был уверен, что у него именно морда, но общий смысл уловил, а потому внял совету, и через миг-другой обрывки голубой бумаги плавно покачивались на воде армадой бумажных корабликов.

Успокоительный эффект этого действия был бы лестен для любого миротворца. Все следы враждебности у Табби исчезли. Испустив вздох облегчения, он спросил Адриана, не найдется ли у того сигаретки, потом попросил огонька и получил его. Встреча оборачивалась истинным пиршеством братства.

– Простите, что погорячился, – произнес Табби. – Понимаете, засомневался, а вдруг эту чертову бумагу можно всучить через заместителя?

– Что это было?

– Повестка.

– Повестка?

– В суд. За нарушение брачных обещаний.

– А Булпит тут при чем?

– Старался ее мне вклеить. И представьте, – Табби побагровел при одном воспоминании, – старый гад подстроил, чтоб мне позвонила девица, назначила свидание на Уолсингфордской дороге. А когда я примчался туда и стал свиристеть, он выпрыгнул из-за кустов. Честное слово, я на два года постарел!

Табби с удовлетворением отметил, как выпучились глаза у его собеседника, а челюсть слегка отвалилась, – несомненно, он ужаснулся, как порядочный человек, до каких глубин двуличия способны скатиться его ближние. Впервые за их знакомство Табби проникся симпатией к Адриану. Прихлебатель, верно, но прихлебатель благородный.

– Правда, очень скоро, – продолжал Табби с мрачной удовлетворенностью, – два года жизни у него отнял я. Догадайтесь, что случилось? Я уже думаю – все кончено, но вдруг Булпит замер и принялся рыскать по карманам. Я кричу: «Ну, вручайте!», – а он так это диковато смеется и отвечает, что шоу отменяется, забыл он повестку. Наверное, говорит, на барже. Я понял, настал мой черед отомстить за все тревоги!

Адриан издал клекот, но не очень громкий, и Табби отвлекаться на стал.

– Ну, я ему врезал! Развернулся и ка-ак залепил, прям в нюхалку. А потом схватил за шиворот и тряханул, как крысу. У него выскочили зубы, закатились в траву. Не удивлюсь, если у него и гляделки выскочили, тряханул я старикана – будь здоров! И бросил его там, а сам на всей скорости рванул сюда, чтоб разыскать и порвать бумаги. Вот, теперь их нету, а новые он еще когда получит. К тому времени…

– Значит, Булпит – судебный исполнитель? – Адриан обрел наконец дар речи.

– Ну да!

– Разве он не богат?

– Откуда?

– А мне сказал – миллионер!

– Да он вас дурачил!

От тошнотворной вероятности – нет, уверенности! – что так оно и есть, Адриан оцепенел. В калейдоскопе мыслей мелькнули слова барменши о пристрастии Булпита к розыгрышам, и перед ним предстал чудовищный клубок хитросплетений, в какой он попал по излишней доверчивости натуры.

Мутным взором окинул он ситуацию и, содрогнувшись, отвел глаза. Ему стало худо. Собственно, его никогда особо не радовало, что обручен с двумя женщинами, но до сих пор он утешался тем, что никаких письменных обязательств нет, а от устной договоренности человек хладнокровный всегда отопрется.

– Ладно, пойду искупнусь, – заключил Табби.

– Пожалуй, и мне не помешает, – решил Адриан.

Ему казалось, что он подхватил крапивницу в острой форме, и холодная вода принесет хотя бы временное облегчение.

19

Между тем, неведомо для Адриана (хотя вряд ли он огорчился бы, если б и ведал) других людей в непосредственной близости от него тоже донимали неприятности. На коротком отрезке дороги между Уолсингфордом и Уолсингфорд Парвой надрывались от горя, в такой-то солнечный денек, по крайней мере три сердца, сближаясь с каждым шагом Джо и каждым оборотом колес. Одно сердце Джо и принадлежало, второе – Джин, третье – Булпиту. Это тянуло на местный рекорд; как правило, сонная дорога была пуста.

Джо мучился угрызениями совести. Быстро шагая по дороге, он терзался, как терзаются те, кто предал. своих соотечественников или заснул на посту. Зная тупоумие брата, твердил он себе, нельзя было ослаблять бдительность даже на тот короткий миг, какой потребовался, чтоб сделать очередное предложение Джин. Когда охраняешь кого-то вроде Табби, недостаточно плюхнуть его на стул, сунуть в руки детектив и надеяться, что он так и будет сидеть. Таких надо охранять с ружьем. Как легкомысленно он, то есть Джо, растоптал доверие! Стеная в душе, он в промежутках подумывал, что лучше бы стало попрохладнее, чересчур уж жарко для пеших прогулок.

Джин не скорбела, она кипела от ярости. Глаза ее грозно поблескивали, словно у старого крокодила.

Дневная почта прибыла как раз тогда, когда она выезжала в Уолсингфорд, и принесла с собой первое письмо, написанное изысканным слогом.

Его она сумела прочитать всего минут десять назад, после отцовского отъезда, и, следовательно, содержание было еще совсем свежо. Что там, она могла повторить его дословно. Естественно, она изо всех сил нажимала на акселератор, стремясь поскорее доехать до Холла и обсудить все с Джо. Порой ее сжатые губки раскрывались, и казалось, что оттуда вырывается пламя. Это она репетировала то, что намеревалась выложить при встрече.

Страдания Буллита, ползающего вокруг второго камня, отличались от горестей Джо и Джин, поскольку были по сути своей не душевными, а физическими.

Удар, нанесенный Табби, хотя и вполне мощный, не очень обеспокоил его. Сколько ему перепало в свое время! Да что там, в активные годы профессиональной карьеры он вообще воспринимал это как часть повседневной рутины. Тревожило его, что сорвались с прикола зубы. Без челюсти он чувствовал себя как Самсон, которому остригли волосы. Человек может пренебречь сотней разбитых носов, но без челюсти он пропал.

Встреча с Табби несколько затуманила рассудок, притупив обычно острое восприятие. Булпиту как будто припоминалось, что челюсть катилась на северо-восток; и по этому маршруту он полз, когда показалась машина. Заскрипели тормоза, взвилось облачко пыли. Распахнув дверцу, Джин выпрыгнула, взволнованная до крайности. Булпит на четвереньках, перемазанный кровью, представлял собой ужасающее зрелище. Прежде, кроме того случая, когда кухарка порезала палец, вскрывая банку сардин, Джин ни разу не сталкивалась с кровавой трагедией.

Немудрено, что, увидев лицо с запавшими щеками, она не признала кругленького, розоволицего дядю. Да и видела она его лишь однажды, совершенно при других обстоятельствах. Сейчас он был для нее анонимной жертвой. Когда Джо, запыхавшись, добрался до той же точки, она так и сказала.

Надо заметить, она ему обрадовалась. Адриан особо упомянул Джо как источник, из которого ему стали известны замыслы сэра Эббота, и Джин догадалась, какие мотивы побудили так исказить истину, но все равно она обрадовалась. Как бы ни черна была его душа, тело у него мускулистое, а ей требовался кто-нибудь мускулистый, чтобы с нею вместе перенести страдальца в машину и отвезти к доктору.

Собственные ее попытки терпели неудачу из-за молчаливого, но стойкого сопротивления Булпита, который никак не хотел встать. Спокойно, но упрямо он оставался на четвереньках, тыкаясь туда-сюда, как собака, берущая след. Он и в мыслях не имел; что его принимают за жертву наезда. Хотел он одного – чтобы ему не мешали вести розыскные работы. Он пустился было объяснять это, но изо рта у него вылетали только бессвязные звуки, от которых – еще больше, чем от его вида – сердце у Джин леденело.

Ей полегчало, когда появился Джо, но она не хотела, чтоб даже в такой крайности он упустил ее недовольство. Да, он как нельзя более кстати, и все-таки вел он себя гадко. У нее были основания надменно распрямиться и разговаривать, как принцесса с наглым лакеем.

– Мистер Ванрингэм, – холодно и высокомерно сообщила Джин, – этого человека сшибла машина.

Джо в мгновение ока все понял. Он подзапыхался, ему не мешало отрегулировать меха легких, но держался он учтиво и был готов к жертве, как самый безупречный джентльмен. Прочитав достаточно романов, публиковавшихся за счет авторов, он прекрасно знал, как ведет себя человек в подобных случаях. Тот идет на лжесвидетельство, подобно Сесилу Тревельяну во «Взволнованном сердце» или лорду Фотерингэму в «Однажды весной». Быстро, проницательно взглянув на Булпита, который уже зарылся в кусты, он увлек Джин в сторонку и прошептал ей:

– За рулем сидел я. Будем держаться этой версии. Правил я…

– Ох, какой же вы осел! – вскричала Джин. – Что же, это я его сбила?

– А что, нет?

– Конечно, нет. Когда я подъехала, он уже такой был.

Джо внимательно оглядел Булпита. Трава у камня сокровища не выдала, и теперь тот на карачках полз вдоль дороги, словно Навуходоносор, ищущий пастбище посочнее.

– Такой вот?

– Ну да!

– И на четвереньках?

– Да.

– Ползал кругами и нюхал?

– Да, да, да! Наверное, его сбила машина и укатила.

– Н-да, скорее всего…

– Как вы думаете, он умирает?

– Вероятно…

– Бормотал что-то несусветное.

– От сильного потрясения. В подобных случаях всплывают все худшие качества.

– Нет, я не про то! Я не сумела его понять, шамкал как-то. Наверное, у него сотрясение мозга.

– Где ближайший доктор?

– В деревне есть доктор Бэрк, но сейчас он скорее всего ушел с визитами.

– А в Уолсингфорде?

– Там их полно, но я не знаю адресов.

– Ладно, поедем туда, а там… Эге, да он поднимается! Булпит встал и направился к ним. Его посетила мысль, что розыскам недостает научной основы. Три головы всегда лучше, чем одна. Если присоединится его племянница и этот молодой парень, в котором он узнал брата Т.П. Ванрингэма, то в его распоряжении поисковая партия. Все это он и принялся им растолковывать.

– Слушайте, я зубы потерял. Ускакали куда-то туда. Давайте помогите.

Во время этой речи у Булпита мелькали подозрения, что дикции его недостает обычной колокольной четкости, но все-таки он удивился, заметив, как вздрогнул Джо и какой кинул взгляд на Джин, а та произнесла:

– Сами видите!

Удивление возросло во сто крат, когда секунду спустя сильные руки обхватили его и, бережно подняв, усадили в машину. Не успел он обрести дыхание и возразить, как Джин очутилась за рулем, Джо плюхнулся на откидное сиденье сзади, и машина, дав задний ход, развернулась и споро понеслась в Уолсингфорд.

Безудержное чувство утраты нахлынуло на Булпита. Он был твердо убежден, что победа не за горами, и ринулся выражать протест.

Сзади протянулась добрая рука и похлопала его по плечу.

– Все в порядке! Сидите тихонько, ждите доктора. Расслабьтесь… Эй, а ведь я его знаю! – вгляделся Джо. – Он в плавучем доме живет. Некий Булпит.

– Что?! Ой, правда!

– Вы его знаете?

– Да он же мой дядя.

Для Джо это был сюрприз. Отношение сэра Бакстона к их пассажиру как-то не показывало, что тот – его шурин. Где добродушная приветливость, какую хотелось бы видеть в баронетах, когда они общаются с родней жены? Скорее тут была гадливость человека, столкнувшегося со змеей, которая ему буквально никем не приходится.

– Значит, ваша матушка – урожденная Булпит?

– Да.

– Молодец, что сменила на Эббот! Он правда ваш дядя?

– Я же сказала.

– Так жмите на газ, а то он станет вашим покойным дядей.

Джин нажала. Джо показалось, что наступил момент обратить внимание на психологический аспект дела, возможно, ускользнувший от нее.

– Знаете, – заметил он, уперев руку в спину Булпита, а сам подавшись впереди, – как ни прискорбен этот случай, нельзя забывать, что в нем есть и светлая сторона. Он сблизил нас с вами. Ничто не сближает лучше стресса. Сами увидите, как изменятся наши отношения.

Непростая задача одарить мужчину долгим равнодушным взглядом, когда ты за рулем, а его голова – за твоим левым плечом, но Джин постаралась. То, что она при этом чуть не вывихнула себе шею, настроения ей не улучшило.

– Да? Не думаю.

– Почему?

– Скажу, когда к врачу съездим.

– Скажите сейчас. Может, у меня воображение играет, но как-то вы странно себя держите. Необычная резкость, если не грубость. Что-то случилось?

– Да.

– Что именно? Когда мы виделись в последний раз, вы мне разрешили обнять вас за талию. На конюшенном дворе, помните?

– Тогда я еще не прочитала письмо, которое ждало меня в холле.

– Письмо? Какое?

– Оно пришло со второй почтой.

Слабая тревога закралась в душу Джо. Само по себе, конечно, нет ничего особенного в том, что Джин получила письмо со второй почтой. Джо даже видел, когда беседовал с ней на конюшенном дворе, как промелькнул на велосипеде почтальон. Но в тоне ее пробивалась зловещая нотка. Мало того: хотя взгляд у нее получился коротким и нервным, а не длинным и равнодушным, все-таки Джо успел уловить нехороший блеск в ее глазах.

– Да?

– Да. От Адриана Пика.

Убрав руку от спины Булпита, Джо раздумчиво почесал подбородок. Куда менее зоркий человек, и тот уловил бы, что надвигается гроза. Джо понимал, что этот прихлебатель, взявшись за перо, вполне может затронуть тему, влекущую за собой большие затруднения.

Однако, как обычно, не растерялся.

– От Пика? Так, так, минутку, никак не припомню… что же это за Пик такой? Адриан? Ах, да! Я с ним шапочно знаком. На вашем месте я не стал бы так гнать машину.

Джин набавила скорость.

– Мистер Ванрингэм, вам было известно, что Адриан – мой жених?

– Помилуйте! Откуда?

– Я думаю, Табби просветил. Да или нет?

– Э… э… ну, в общем – да. Теперь припоминаю, обронил что-то такое.

– Так я и думала. А вы посоветовали Адриану уехать, потому что мой отец разозлился на него и гоняется за ним с хлыстом?

Джо вздохнул. Как все трудно!

– Ну, посоветовал. Собирался вам рассказать.

– Благодарю!

Поджав губки и вздернул подбородок, Джин еще сильнее вжала педаль акселератора. Бессловесный вскрик вырвался у Булпита – его тряхнуло на выбоине, как льдинку в шейкере.

– Видимо, ваш дядя пытается сказать, – предположил Джо, – что всем нам будет спокойнее, если вы сбавите скорость. Постарайтесь укрепиться в мысли, что ведете «Скорую помощь», а не колесницу Джаггернаута.

Совет был принят, и Джо опять подался вперед.

– А теперь вернемся к нашему разговору. Я рад, что вы его завели, я и сам хотел объясниться. Вы согласны, что в любви и на войне честно все?

– Нет, не согласна.

– Это несколько затрудняет мое объяснение. Я действовал, исходя из таких убеждений. Мне казалось, что, только удалив Пика на сравнительно ранней стадии, я сумею обеспечить себе время и свободу от постороннего вмешательства. Я предполагал, что моя маленькая хитрость заставит его умчаться, как кролика. Так и вышло. Да за ним не всякий кролик угнался бы!

– Вы погубили мою жизнь!

– Ничего подобного.

– Адриан порвал со мной!

– Порвал?

– Да!..

– Прекрасно! Просто чудесно!

– Не смейте так говорить!

– Смею и буду. Вы его не любите.

– Люблю!

– Нет!

Джин закусила губу, которой уже досталось сегодня.

– Опять надменность, – остерег ее Джо.

– Не смейте делать мне замечания!

– Pardon.

Снова, невзирая на беспокойство Булпита, Джин нажала на акселератор, и Джо, намеревавшийся было продолжить разговор, увидел, что сейчас бесполезно выдвигать разумные доводы. Откинувшись на спинку, он погрузился в свои мысли.

Какая, однако, ирония судьбы! Девушка, которую он любит, отталкивает его и без слов дает понять, что относится к нему как, скажем, к слизняку, а все из-за того, что он убедил Пика, будто ее отец гоняется за ним. Но от фактов не уйти, отец и правда гоняется! И с хлыстом. Если с начала мира какой-нибудь баронет и жаждал огреть кого-нибудь этим орудием, то сэр Бакстон был этим самым баронетом, Адриан Пик – его жертвой. Единственный упрек, который мог бы кинуть ему самый пристрастный судья, – он чуточку предвосхитил события.

Из задумчивости его вывела остановка машины. Разбросанные дома, мелькнув мимо, сменились группкой домов, стоявших тесно, а последние минуты они мчались сплошной аллеей из кирпичных стен.

Те, в свою очередь, сменились магазинами, кабачками и всеми другими обычными пунктами Главной улицы процветающего провинциального городка. У одного кабачка, неподалеку от пустого зеленого автобуса, к капоту которого привалился шофер в форме, попыхивающий сигаретой, Джин и затормозила. Джо спрыгнул и встал, ожидая приказаний.

Джин (как с огорчением увидел Джо, – по-прежнему холодная и застывшая) повелительно мотнула головкой.

– Спросите его, где живет ближайший врач.

– Он вряд ли знает. Что-то подсказывает мне, что он сам тут чужак.

– Тогда узнайте в пивной.

– Прекрасно. Может, прихватить чего выпить?

– Поторопитесь, пожалуйста.

– Бегу, бегу.

Избавившись от его пагубного присутствия, Джин отдалась мыслям о том, откуда взялся дядя. Проблема эта, как выразился бы Шерлок Холмс, таила немало любопытного.

Об особых обстоятельствах, делавших Булпита столь нежеланным для ее отца, Джин не ведала ни сном ни духом. Сэр Бакстон не захотел открывать ей, что ее фамильное древо замарано присутствием клейщика, а уж тем более опасался, как бы она нечаянно не ляпнула чего при княгине.

Словом, секретность представлялась Бакстону лучшей политикой, и потому на расспросы дочери, куда подевался ее дядя после того, как она разговаривала с ним в столовой, отвечал, что дела отозвали того в Лондон. У Джин сложилось впечатление, что, покончив с лондонскими делами, Булпит вернется погостить в Уолсингфорд Холл.

А теперь, оказывается, все это время он находился по соседству, и его штаб-квартира помещалась в плавучем доме!

Возможна лишь одна разгадка. Припоминая чувства отца, которому явно не хотелось даром держать в доме родственника, Джин сообразила, что произошло. Раздираемый между священными обязанностями гостеприимства и неблагородной скупостью, Бак допустил, чтобы битву выиграла маммона. Вместо уютной спальни в Холле он отправил шурина на баржу, которая даже новенькая вряд ли годилась под жилье.

Сидя за рулем «Виджона-7», Джин заливалась краской стыда за своего скупого родителя. С этим позором надо покончить. Если совесть не сумела убедить его, что недостойно вести себя как шотландец из газетного юмора, придется взять дело в свои руки. Прямо от дверей врача, решила Джин, она отвезет дядю в Уолсингфорд Холл, пусть поправляется и набирает сил. Даже Бак, рассудила она, при всей своей склонности к экономии, вынужден будет признать, что невозможно бросать в плавучем доме покалеченного человека.

После такого решения настроение у нее поднялось, и она почувствовала себя счастливее; так всегда чувствуют себя девушки, когда что-то твердо решат. Но тут раздался голос – визгливый, скрипучий, точно у куклы чревовещателя; и она поняла, что водитель автобуса что-то говорит, причем обращается к ней. Он бросил свой капот и стоял в нескольких шагах от машины, глазея на Булпита с откровенным интересом.