Текст книги "Серебряный поток(СИ)"

Автор книги: Pawn White

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Манарину было хорошо видно, как холмистая степь впереди за считанные секунды заполнили бесчисленные воины врага. Как и всегда, они атаковали всем скопом, не задумываясь о последствиях и потерях. Маршал видел это не в первый раз, однако вид надвигающихся полчищ вопящих однорогих созданий, алчущих крови и плоти людей, мог заставить поколебать даже самого неустрашимого воина.

Как и прежде, иругами бросили вперед огромное количество своих рабов, представителей низшей касты. Они были необучены сражаться, и подавляющее их большинство не имело при себе оружия. Некоторые из них были ослеплены еще в Красной пустыне – и это означало, что эти иругами живут без каких-либо прав и возможностей освободиться. Их феноменальная живучесть словно бы подпитывалась ненавистью и болью, и даже слепота не мешала им двигаться вперед на огромные расстояния в общей толпе таких же обреченных. Впрочем, отсутствие оружия, брони и даже зрения не отменяли возможности того, что эти обезумевшие от длительного перехода и наконец-то встретившие своего заклятого врага чудовища не смогут смять готовые к атаке хорошо укрепленные позиции. Рабы иругами рвались на своих врагов с таким остервенением, что поговаривали, будто бы они стремятся поскорее умереть от людских мечей и копий, чтобы оборвать свои мучения.

"Будет жаль потраченных впустую зарядов и сил магов", подумал Манарин, "чтобы добраться до их воинов и всадников вначале придется перебить всех рабов, а их здесь много... как и всегда, очень много".

Командиры стрелков были проинструктированы дать команду открывать огонь, едва атакующие войдут в зону поражения. Подпускать полчища вплотную никто не собирался, и поэтому едва широкая и плотная полоса темных, почти что обнаженных тел появилась из-за кромки холмов, до которой напрямик было метров сто открытого пространства, как прозвучала команда "пли!", и рев боевых горнов потонул в нестройном грохоте двух тысяч дальнобойных магических ружей. Битва началась.

Яркие при сером свете идущего на убыль дня, красные смазанные лучи высвобожденной магии корр ударили по надвигающейся лавине иругами. Вверх взметнулись столбы развороченной земли и травы, брызжущие темно-синей кровью ошметки тел, разорванных взрывами и прямыми попаданиями. Стрелки били безостановочно, не особенно целясь – при том, что пространство впереди было заполнено вражескими воинами, этого и не требовалось. Их мощные ружья гремели на все поле, и каждый выстрел губил и калечил по нескольку врагов, прокладывая настоящие бреши в их нестройных но плотных рядах. Едва стрелки делали по третьему выстрелу, как к ним бросались их юные помощники, оглохшие от рева магистрелов и насмерть перепуганные надвигающейся на них бесчисленной армией кровожадных монстров. Под нетерпеливую брань солдат они вынимали из ружей истощенные кристаллы, ставшие из ярко-красных тусклыми, меняя их на свежие, которых хватит еще на три мощных и убийственных выстрела.

Спустя минуту ближайшие холмы были перепаханы взрывами, однако это не остановило иругами. Смерть других лишь раззадоривала их ярость, и маршал, как и многие другие, знал, что атакующие не упустили шансы быстро, как говорится, на ходу подкрепиться своими же раненными и разорванными телами своих павших товарищей. Этого не было видно из-за солидного расстояния, равно как и из-за нескончаемого и быстро надвигающегося потока иругами, которых, как и ожидалось, не испугало новое оружие людей. Командирам стало понятно, что стрелков с "громовержцами" пора отводить назад за линию обороны. Свою задачу те выполнили, нанеся противнику максимальный урон, хотя кое-кто из полковников мучился выбором – рискнуть и задержать стрелков впереди еще ненадолго, или же разворачивать их, чтобы не подставить под удар быстро надвигающихся иругами?

К счастью, командиры решили не рисковать лишний раз. Было ясно, что одними "громовержцами" такое количество прибывающих врагов не остановить. Протрубили горны, и стрелки, взвалив свои исполинские ружья на плечи, поспешно отступили за построения пехоты.

– Приготовиться! – команда была подхвачена сотниками, разлетевшись по всей широченной линии обороняющихся, и передние ряды солдат подняли свои семизарядные магистрелы. В течение нескольких секунд тысячи стволов магических ружей уставились в сторону иругами.

– Пли!!

Ружья пехотинцев ударили звучно и нестройно, и каждый воин сам выбирал себе мишень из бесчисленного множества целей далеко впереди. Тем, кто в эти мгновения был на вершине холма, могло показаться, что все пространство внизу, вокруг ставки командования заполнилось трескучим грохотом и мерцанием сотен красных вспышек. Огромное количество солдат вело свободный огонь, паля в катящуюся на них живую массу вопящих, свирепых созданий, и из них мало кто промахивался. Солдаты быстро разряжали магические кристаллы, сразу же, не тратя время на перезарядку, отступая на задние ряды и освобождая место для тех, кто стоял сзади. Выстрелы звучали безостановочно, подчистую выкашивая передние ряды наступающих иругами.

Манарин следил за начавшимся сражением не без волнения. Он уже знал о потрясающих качествах магического оружия, привносящего новую тактику и стратегию, которое не получило широкое распространение во время предыдущего конфликта. Теперь же у него был шанс увидеть воочию на что способны люди, вооруженные магистрелами не как экспериментальным, а уже полноценным оружием. Манарин видел, что при помощи магистрелов, при их значительном количестве можно удержать на расстоянии даже такую огромную свору врагов, которая уже заполнила большую часть обширной степи. Их можно было удерживать на расстоянии, и даже больше – не подпуская к себе вплотную, перебить их всех.

"Нас слишком мало и у нас не хватит запасов магических кристаллов".

Думая об этом, первый маршал злобно стискивал в кулаках поводья. Более десяти тысяч стрелков – это знатная сила, но даже она имеет предел. Скоро подсумки пехотинцев опустеют, и тогда им придется встречать этот живой вал из темных тел лицом к лицу.

Манарин чуть подался вправо, не отрывая взгляда от поля, заполненного огромным неорганизованным войском противника. Адъютант немедленно отреагировал на это движение, раскрывая планшет и макая перо в маленькую чернильницу, болтающуюся на поясе.

– Приказ командующему подразделениями "громовержцев": подняться на склоны холма и закрепиться там, продолжить стрельбу с высоты.

Адъютант, лихо записавший приказ маршала, немедленно бросился вперед, рискуя слететь с крутого склона и свернуть себе шею.

Оглушительный и повсеместный треск магистрелов длился еще несколько минут, вытесняя другие звуки. Огромная линия обороны безостановочно палила по наступающим силам врага, уничтожая иругами сотнями. Как и можно было предположить, их натиск не ослабевал ни на секунду, а само понятие "потери" для них просто не существовало – по крайней мере, пока.

Кристаллы, заряженные магией корр, подходили к концу. Солдаты отстреливали последние носители этого магической силы, а те, кто уже лишился боеприпасов к магистрелам, брались за копья, не дожидаясь команды офицеров. Волна темных тел приближалась, напоровшись на тонкую линию торчащих вперед кольев и преодолев ее почти не замедляя ход, быстро подступая все ближе и ближе, сокращая последние десятки метров, разделяющие их и ненавистных светлокожих имперцев.

– Приготовиться! Поднять щиты! Копья!!

Солдаты бросали в траву уже не нужные разряженные магистрелы, готовясь встретиться с неизбежным – прямым столкновением с огромным количеством врагов. Все их усилия перебить как можно больше тварей на расстоянии словно бы не возымели своего воздействия. Иругами по-прежнему было огромное количество, а их стремление убивать выросло во много крат.

Укрывающиеся широкими прямоугольными щитами пехотинцы с остервенелым рычанием и бранью подняли копья, нацелив сверкающие жала в подступающих врагов. Солдаты стояли плотным строем, плечом к плечу, сомкнув края щитов. Иругами были уже совсем близко, их топот звучал беспрестанным гулом, и передние ряды уже могли хорошо разглядеть их, полуголых, с остатками красной краски на темной коже, там, где были нанесены ритуальные узоры, облупившиеся за время долгого и изнурительного перехода. Солдаты видели бесчисленные озлобленные морды с венчающими головы рогами, глаза иругами неестественно горели страшным огнем боевого помешательства, заглушающего инстинкт самосохранения. Не смотря на продолжительную стрельбу в упор, пехотинцы так и не смогли перебить основную часть первой волны, плохо вооруженных и неподготовленных рабов иругами, брошенных в атаку с целью задавить живой массой врага в буквальном смысле этого слова. Бегущие к пехоте иругами почти не были вооружены; лишь у кое-кого были короткие, плохо сработанные мечи, кинжалы и копья с коротким древком. Некоторые из иругами были с повязками на глазах – те немногие рабы, которые были ослеплены еще в Красной пустыне и брошены вперед, по направлению к границам империи. Некоторые из них уцелели за время этого перехода, не став пищей для других "боевых товарищей".

– Стоять! Стоять насмерть! – орали сотники, с трудом перекрикивая рев иругами и топот тысяч ног. – Не шелохнуться, никому!!

Иругами не устрашил частокол копий, и они бесстрашно бросились прямо на них, словно бы и не замечая направленного в их сторону оружия. Спустя миг волна иругами с оглушительным грохотом и воплями встретилась со щитами и копьями людей, ознаменовав полноценное начало нового конфликта, который должен был поставить точку в существовании одной из сторон.

Пехота дрогнула под этим натиском, но строй устоял, удерживая напор. Иругами, бросающиеся на копья, калечили себя, пробиваясь вперед через корчащихся от боли других воинов, уже сраженных копьями, чтобы врезаться в подставленные щиты, бессильно царапая их и пытаясь прорваться за их заслон. Тем, кому удавалось пробиться вплотную к стене щитов, уже не было дороги назад, так как их подпирали другие иругами, рвущиеся к живой плоти и крови своих врагов. Уже спустя несколько секунд первые ряды пехотинцев не могли видеть ничего перед собой, кроме как заполнивших тел врагов. Копья были блокированы повисшими на них иругами, и ими было невозможно бить – солдатам первой линии оставалось лишь мужественно держать свое оружие и щиты. Пока им не оставалось ничего другого, кроме как стоять как прежде, не давая возможности иругами пробиться внутрь построений.

Подобно текущему потоку воды, иругами попытались обойти с флангов отдельные построения, но отовсюду их встречали лишь плотный частокол сияющих наконечников копий, торчащих из-за целой стены широких щитов. Некоторые из иругами бросались вперед, топча своих собратьев и взбираясь по нависшим на копьях и щитах телам, чтобы броситься вперед, обрушиваясь сверху на пехотинцев, однако задние ряды не спали, поднимая копья так, чтобы любой иругами, ослепший от жажды крови тут же встречал свою смерть. Тем, кому "посчастливилось" пробиться внутрь, падая на солдат и вцепляясь в их одежду и латы когтями и зубами, тут же рубили мечами. И таких смельчаков среди иругами, вконец одуревших от практически безостановочного наступления и встречи с ненавистными людьми, становилось все больше и больше.

Манарин с тревогой смотрел вниз. Он понимал, что солдаты не могут просто так стоять и ждать, что еще немного, и иругами начнут прорываться. Вначале они сломят оборону где-то в одном месте, когда погибнет один, потом десяток, потом сотня и оборона развалится, обрекая все войско на чудовищную кровавую резню и прорыв этого полчища вглубь империи. Маршал видел, что вся степь впереди заполнена иругами, и лишь далеко, у самой кромки леса только-только стали видны их причудливые стяги. Каста воинов и всадников замыкала авангард, это были еще более жестокие и сильные создания, и к тому времени, как они доберутся до армии людей, последние имели высокие шансы быть неготовыми сдерживать натиск настоящих, хорошо обученных и вооруженных воинов противника.

"Маги! Вот теперь пора", подумал Манарин, уже готовый отдать приказ через адъютанта, но архимаг Теору словно бы прочел его мысли. Над степью, заполненной иругами, засверкали яркие красные, желтые и фиолетовые вспышки, словно бы кто-то пускал фейерверки. Маршал мрачно улыбнулся, он узнал эти вспышки, знаменующие подготавливаемые боевые заклинания, бьющие по площади.

Вновь зазвучали выстрелы "громовержцев", на этот раз их раскаты звучали ближе и громче. Стрелки, получившие приказ маршала, смогли подняться на крутые склоны холма со своим чудовищными ружьями и найти места для ведения стрельбы. Маршал, услышав первые выстрелы и увидев далеко впереди взрывы в огромной толпе иругами, взметающие в воздух разорванные тела, приободрился. Он понимал, что боеприпасы у стрелков на исходе, и их огонь, конечно же, не будет способен перебить всех наступающих – но против такой армии иругами даже самая малая подмога могла быть не лишней.

Архимаг Теору и его сподвижники не теряли времени зря. Кое-где под ногами наступающих разверзалась земля, и целые холмы расступались на глазах, словно живые, оседая, как пасти живых существ и смыкаясь вновь, погребая в себе десятки иругами. Среди бесконечного живого вопящего моря однорогих каннибалов тут и там стали стремительно вырастать холмы свежей, развороченной земли, и эти новоявленные курганы вмиг становились могилой для множества вражеских воинов. Вспышки в небе угомонились на несколько мгновений, чтобы чуть позже с оглушительным ревом и свистом взорваться один за другим в воздухе над головами врагов, взметая вверх фиолетовые "кометы" с блеклыми бледными "хвостами". Эти магические снаряды по пологим траекториям обрушивались вниз, взрываясь в гуще иругами, и призрачно-сиреневое пламя с ужасным скрежещущим звуком охватывало всех, на кого попадало. Чуть реже, тут и там в небе появлялись еще более мощные заклятия, к созданию которых, должно быть, прилагал руку сам архимаг. Сформировавшись высоко в небе, вниз, на степь падали ярко светящиеся желтым огнем шары, и там, куда они падали, с вселяющим в сердце ужас рокотом вспухал иссиня-черный купол, поглощающий все, что оказывалось в его пределах. Когда изрядно вымахавший в размерах купол исчезал, он образовывал мертвую зону на том месте, где возник – ни одного мертвеца, ни оружия, ни обрывка одежды – и ровные, пустые бреши в форме круга в скоплениях врага вновь заполнялись движущимися вперед иругами. Манарин и другие люди, кто в этот час оставался на холме, могли лицезреть эти разрушительные явления во всей их ужасающей красе.

За несколько минут маги Теору прошлись по центральной части степи, практически освободив ее от присутствия вражеской орды. Теперь там высились конической формы земляные холмы и с воем носились и катались по траве сотни охваченных призрачным пламенем иругами, тщетно пытающиеся сбить неугасаемый магический огонь. Огромное войско наступающих было разрознено и разделено на две части, понеся существенные потери, однако их по-прежнему было огромное количество, и их фанатическая решимость растерзать своих врагов никуда не делась.

Великий князь Арке Суралис, в окружении всадников из своей дружины, с высоты седла мрачно наблюдал за развитием событий. Его щит и меч все еще были приторочены к седлу мощного флана, а пальцы Суралиса лежали на одноручном трехзарядном магистреле, украшенном золотом. Князь и его телохранители, как и другие рыцари, стояли позади линии пехоты, принявшей на себя удар и весь натиск иругами, и теперь ждали неизбежного. Не смотря на все усердия солдат и вопли сотников о том, что строй быть удержан во что бы то ни было, прорыв должен был произойти в любом месте по всей линии обороны, в любую минуту. Чудовищный натиск иругами, столкнувшихся с боевыми порядками людей, не ослабевал, не смотря на все усердия магов и стрелков. Суралис молил Праматерь, чтобы рассыпавшиеся под натиском врага порядки не обратились в бегство.

Небо на западе прояснилось, и степь ярко осветилась желтым светом вечернего светила. В этот же миг, за лязгом оружия, топотом и дикими воплями иругами, бранью солдат Суралис услышал далеко слева иной шум. Он быстро понял, что означают сотни голосов, крики людей, готовых насмерть сразиться с бесчисленными чудовищами из Красной пустыни.

"Они прорвали строй!"

Сердце великого князя екнуло. Выпрямившись в седле и вытянув шею, Суралис пытался увидеть то, что происходит на левом фланге, но его и точку прорыва разделало слишком большое расстояние, заполненное людьми. Где-то там случилось неизбежное, и рассыпавшиеся построения теперь должны во чтобы то ни стало удержать позиции и собраться вновь – что, с учетом количества врагов и их свирепым натиском, было маловероятно.

– Полковник Квигсир и великий князь Матулис не удержались... – услышал Суралис неподалеку.

"Помоги им Праматерь".

Суралис прикрыл глаза, вспоминая полковника и князя, которые были на вершине холма два часа назад на военном совете. Вместе с ними он вспоминал лица и имена тех рыцарей и командиров, которые в эти минуты должны были удерживать левый фланг объединенных армий вместе с ними. Тяжелая битва только началась, и Суралис с тяжелым сердцем думал о том, что, вероятно, эти люди погибнут, и он уже никогда не увидит их.

"Если только до конца этого сражения доживу я сам".

Спустя несколько минут мимо великого князя с правого на левый фланг промчались несколько десятков всадников. Суралис, провожая их глазами, обернулся и посмотрел на вершину холма, над которым развивались красно-желтые стяги. Маршал решил передислоцировать часть всадников, бросив на разваливающийся левый фланг часть тяжеловооруженных воинов и рыцарей.

"Дело плохо".

Однако уже спустя минуту Суралис воочию убедился, насколько плохи их дела. Далеко впереди дрогнули первые ряды пехоты перед атакующей ордой иругами, расступаясь сразу в нескольких местах и впуская вглубь линии обороны "клинья" атакующих. Не успевающие отступить, оступившиеся или же просто замешкавшиеся солдаты падали на землю, чтобы быть разорванными на части. Крики впереди сменились отчаянными воплями, прорывающимися за всеобщим шумом битвы. Иругами злобно ревели, бросаясь вперед, в образовавшиеся бреши, которые становились все шире и шире.

Суралис надел шлем и поднял руку, давая знак своим воинам приготовиться к атаке. Пешие воины первых линий уже бросали копья, хватаясь за мечи, готовясь к схватке с превосходящими силами противника. Задние ряды еще держались, однако кровавая свалка уже шла вовсю там, где боевые порядки людей были прорваны.

Суралис взялся за рукоять своего большого тяжелого щита, и тот послушно выскользнул из крепежа седла. Пришпорив флана, великий князь, все еще держащий в руке магистрел, тронулся вперед, и всадники зычными голосами окликнули построение пехоты, чтобы солдаты дали дорогу тяжеловооруженным воинам.

Суралис разрядил свое оружие поверх голов пехотинцев в подступающую волну иругами задолго до того, как всадники подошли вплотную. Убрав магистрел и выхватив из ножен меч, Суралис с удалым криком направил флана вперед. Остальные воины из его свиты последовали за ним, и пехотинцы расступались, давая возможность рыцарям вступить в бой.

Всадники врубились в самую гущу сражения, налево и направо разя мечами и кистенями, и каждый удар выводил из игры порой не одного, а двух-трех иругами. Фланы всадников хватали зубастыми пастями незащищенные тела врагов, и озверевшие от ярости и крови иругами набросились на всадников со всех сторон. Пехота подоспела вовремя, иначе Суралису и остальным было бы несдобровать. Солдаты с остервенелым ревом бросились вперед в коротком натиске обратно на свои позиции, сметая с дороги врагов, отвлекшихся от пеших солдат.

Суралис потерял счет времени. Зажатые со всех сторон вражескими и своими воинами, он и другие рыцари, атаковавшие врага чтобы удержать линию обороны, уже не могли вернуться обратно в тылы. На великого князя сыпались удары со всех сторон, в его ноги, нательную броню и плащ все время пытались впиться несколько пар когтистых рук, чтобы стащить его из седла, а он как заведенный рубил мечом направо и налево, разбивая дрянные мечи и перерубая древки совен и копий, отсекая конечности, разрубая и снося с плеч долой однорогие головы. Вокруг дико орали иругами, по-звериному выли раненные люди, и хрипели, захлебываясь кровью, умирающие.

Спустя несколько часов Манарин через адъютанта отдал приказ магам осветить поле сражения. Подступавшие сумерки не давали возможности в полной мере оценить ситуацию, пребывая на холме, равно как и вести сражение. Маршал был рад уже и тому, что они по-прежнему держали занятые позиции, а так же и тому, что дождь так и не начался.

Через минуту в небе над сражающимися медленно развернулось магическое сияющее облако, источающее мягкий свет, которого оказалось достаточно для того, чтобы увидеть все поле битвы, вплоть до противоположной кромки леса, откуда пришли враги.

К тому моменту, когда бесчисленная орда пеших вражеских воинов была истреблена практически полностью – Манарин не брал в расчет искалеченных иругами, которые в огромном количестве остались по всей степи и которые чудом не стали закуской для своих же воинов – пехотинцы двух объединенных армий империи выдохлись настолько, что продолжать сражение было им не под силу. По докладам от прибывших на ставку командования сотников, многие солдаты едва держались на ногах от усталости. Манарин был готов к подобному повороту дел. Прежде, чем окончательно победить здесь и сейчас, им предстояло столкнуться с немногочисленными, но самыми опасными представителями каст Союза родов иругами – воинами и всадниками на кригашу. Первый маршал империи рассчитывал на то, что маги еще в состоянии показать, на что способны, а так же на собственных всадников, которые были почти не задействованы в ходе многочасового сражения, лишь время от времени оказывая поддержку пехоте. В конце концов, остановить удар тяжеловооруженных всадников численностью более чем в две с половиной тысячи в открытом поле сам Манарин не представлял возможным.

Спустя полчаса, покуда пехотинцы внизу истребляли последние отряды иругами и добивали отставшие от основных сил своры, помогая раненным перебраться в тыл линии обороны, к маршалу примчался сотник с передовой, доложив, что иругами бросили в бой свои последние силы авангарда, воинов и всадников. Манарин велел магам ударить еще раз, вместе с этим отдав приказ собрать всадников и рыцарей перед построением пехоты и атаковать в лоб подступающие силы врага, как только маги Теору закончат с ними. Вместе с этим маршал велел дать сигнал обозам, ждущим за холмом – им предстояло немедленно вывезти с поля боя раненных, которых, как справедливо полагал Манарин, было огромное количество.

Нехитрый план лобовой атаки против остатков сил иругами удался на славу. В течение последующего часа архимаг Теору и его помощники смогли провести несколько магических ударов по площади, таких же, какие они смогли произвести в первый час битвы. Окончательно выбившись из сил, маги смогли нанести значительный урон наступающим, и последующий удар тяжеловооруженных всадников окончательно смял и разметал остатки наступающих сил врага. Как и всегда, вся огромная армия иругами предпочла погибнуть почти в полном составе, чем отступить, однако Манарин, слушая доклад о победе от вернувшегося полковника, едва сдерживающего радость, думал лишь о том, что все эти тысячи иругами погибли не из-за храбрости, а из-за своей неудержимой и бесконтрольной ненависти, которая была сильнее их инстинкта самосохранения.

"Будь они людьми, такими же, как мы, которые пришли сюда биться насмерть за свое будущее – они были бы храбрейшими из всех, кто когда-либо существовал на этом свете. Мы же просто истребили очередную орду безумных тварей".

Искусственное освещение, созданное магами, уже было не в силах развеять ночные сумерки. Магическое облако медленно таяло, и его свет с каждой минутой слабел. Когда наступила полночь, на все еще затянутом низкими тучами небе медленно тлело мертвенно белым огнем призрачное облачко, готовое пропасть окончательно. Было уже совсем темно, и зажженные внизу у самого подножия холма костры и факелы смогли осветить большую часть позиций, которые удерживали люди. Маршал услышал внизу пение, подхваченное в другом месте, и в другом. Воины, словно бы очнувшиеся от многочасовой мясорубки, пели громко и бодро, словно бы только что осознав, что выжили и победили в жестоком и страшном сражении.

– Воды, – попросил Манарин, чувствуя, как пересохло в горле, и не прошло и минуты, когда из походного шатра выскользнул слуга, торопливо несущий на подносе чашу с ледяной родниковой водой.

На холм возвращались полковники и князья, принявшие участие в битве. Все они были уставшими и помятыми, и маршал не видел среди них тех, кто был на совете. Загадывать было рано: возможно, они все еще там, внизу, среди израненных солдат, и они рано или поздно поднимутся на холм, чтобы доложить о потерях.

"Если только они сами не числятся убитыми".

На холм прибыл Суралис. Он вернулся пешком, его флан был серьезно изранен в ходе сражения, и великий князь велел умертвить несчастное животное, верой и правдой служившее ему на протяжении многих лет. Сам Суралис едва держался на ногах от усталости. Его доспех, заляпанный дурно пахнущей темно-синей кровью иругами, был изуродован многочисленными ударами вражеских дубин и мечей, алый плащ изодран. Суралис чувствовал себя крайне погано из-за острой боли в боку, куда угодил наконечник вражеского копья, однако решил, что показаться медику он сможет и чуть позже. Сломанные ребра и многочисленные ушибы по всему телу – меньшее, что он мог заработать в такой битве, как эта. Погибли многие хорошие знакомые великого князя из числа рыцарей, и ему было не на что жаловаться.

– А. великий князь, – сухо сказал Манарин, увидев Суралиса. – рад, что вы остались в живых.

– Славная битва... Каковы наши потери? – спросил приближающийся Суралис, прихрамывая на правую ногу.

– Более четырех тысяч убитыми, еще подсчитывают.

– О, Кревим, – пробормотал Суралис. – Я только что слышал, что у нас почти три тысячи тяжелораненых...

– Раненные будут вывезены на север в течение двух ближайших часов. Мы так же не будем задерживаться. Отступаем утром, к вечеру мы должны достигнуть окраин Эрефина.

– Эрефина?

– Да, только там мы сможем передохнуть. Оттуда я отправлю гонца на эрфе в Инералис с вестями о нашей победе.

– Почему мы не можем переночевать здесь? Думаете, иругами атакуют вновь?

– Нет, мы разбили их авангард подчистую. Разведчик еще вчера докладывал о том, что эта орда движется на нас обособленно, не имея резерва.

– Тогда в чем дело, Кревим побери?.. Солдаты устали, а нам еще предстоит собрать и сжечь тела наших павших...

– К юго-востоку отсюда раскинулись Аламорские топи, князь. Оттуда очень скоро прибудет целый рой ирчи, так что нам лучше убираться с этих холмов.

– Ирчи... – Суралис поморщился. – Я совсем позабыл об этих тварях.

– Да, насекомые спешат попировать и отложить свои личинки в трупы, так что нам следует торопиться, если мы не хотим, чтобы наши мертвецы попали к ним на стол...

– Мы не сумеем сжечь всех иругами...

– Кревим с ними, – зло проговорил маршал. – Пусть ирчи жрут дохлых ублюдков. Заодно рой и его расплодившийся молодняк на время перекроет эту область для следующей армии иругами.

– Согласен, – кивнул Суралис. – Я видел, что многим из полководцев удалось выжить, хотя они были в самой гуще сражения, однако я до сих пор не видел Теору...

– Старик потратил много сил, кажется, он без сознания.

– Вот как!..

– Скоро Теору будет в порядке. Главное, что мы устояли.

– Да... Да... – Суралис, морщась от боли, поднял руку к боку. – Пожалуй, до того, как мы отправимся в путь, мне следует показаться медику.

– Эй, медика великому князю! – обернувшись к шатру, кликнул Манарин. – Ступайте, господин Суралис, вам следует перевести дух.

Князь обернулся на степь, погруженную в желтые огни костров. Там все еще слышалось пение, и очень скоро там начнут собирать изуродованные тела павших воинов империи, чтобы сжечь их на огромных погребальных кострах перед тем, как уйти из этих мест.

Суралис подхватил непослушной рукой искусственный цветок на цепи, висящей на шее поверх брони, ткнулся пересохшими губами в символ гармонии и жизни, и в его мыслях вновь пробудились строки древней молитвы, заученной еще в детстве.

"Хвала Праматери, я жив. Моя защитница, мой светоч и моя опора, благодарю тебя, моя жизнь и судьба принадлежат только тебе"...

***

Новости с юго-западных границ империи Кадин предпочел обдумать в одиночестве, как делал это и раньше, отдав распоряжение так же оповестить имперский штаб. Известия о первой битве, состоявшейся у Тларака, пришли во дворец Лэор в первом часу ночи. В коротком письме-донесении первый маршал Дил Манарин описал результаты сражения, как «полный разгром авангарда захватчиков».

Лишь ближе к утру, перечитав в сотый раз письмо маршала и обдумав все возможные последствия и варианты дальнейших событий, Кадин уделил пару часов отдыху. Сегодня днем весть о первой победе облетит весь Инералис, а следом и остальные города империи Алтес, но ему, правителю, нужно будет решать другие проблемы, которые влекут за собой подобные новости. Этим же днем Кадин рассчитывал получить подобные донесения и от других генералов и маршалов, возглавляющих армии, уже противостоящие натиску вторгшихся иругами у южных границ, и он рассчитывал, что и эти донесения будут сообщать лишь о победах империи в начавшейся войне.

На сегодняшний день у него было много дел и плотный график, даже для императора. Кадину предстояло провести несколько встреч, с министрами и чиновниками, а так же дать короткое интервью одной из крупнейших столичных газет. На повестке дня, разумеется, была начавшаяся война с иругами. После обеда следовало подписать указ о приведении в боевую готовность всех гарнизонов, расположенных в долине Мэнмул и в луговинах Церхега, а так же указ о полной мобилизации населения в южных регионах империи, в особенности в лугах Керса, самой густонаселенной области. Так же было необходимо рассмотреть вопросы снабжения, формирования новых войск, проблему беженцев, которые скоро будут в массовом порядке перебираться на север, вероятность мобилизации среди гильдий вольнонаемников...

День обещал быть трудным.

Однако перед всем этим Кадину предстояло встретиться с кузеном Югалом, прибывшим сегодняшним утром из Меркана в Инералис. Императора обуревали смешанные чувства. Конечно же, он будет рад увидеть великого князя, правящего на севере империи. У Кадина не было братьев и сестер, и в молодости кузен-одногодок был верным товарищем будущего императора. Но вместе с этим Кадин думал и о том, какие вести принесет с собой кузен. Мысль о том, что этрэйби вновь вернулись, и вернулись в столь неспокойное время, заставляла его содрогаться. Дурацкие слухи, распущенные газетчиками, и эти тревожные доклады воздушных разведчиков об опустевших поселениях на восточном побережье Меркана не давали Кадину покоя с тех самых пор, как он услышал об этом. Он надеялся на удачу, надеялся на то, что Югал хочет сообщить ему о чем-то другом – о чем угодно, только не о Мерзости! Этим безмятежным, солнечным и теплым утром Кадин испытывал лишь смесь тоски, ужаса и нетерпеливого волнения.