Текст книги "Властелин знаков (Лексикон)"
Автор книги: Павел Марушкин
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)
– Какого черта, они что, совсем слепые?!
– Прекратите стрелять, идиоты! – завопил матрос. – Это же мы!
– Это не по нам, – каким-то чужим голосом проговорил Мюррей. – Вставайте, Лэсси. Скорее.
Девушка поднялась, проследила направление Джекова взгляда – и ахнула.
Сказать, что он был велик и ужасен, значит не сказать ничего. Это существо, казалось, воплощало в себе весь страх, все то, из-за чего жертву охватывает тошнотворное липкое бессилие перед мощью и быстротой настигающего ее хищника. В янтарно-оранжевых глазах монстра, казалось, тлеет инфернальный интерес – таким взглядом смотрит птица на червяка, прежде чем склевать беспомощно извивающееся создание. Тело аллозавра было величиной с вагон поезда; его шкура переливалась всеми оттенками зелени – от коричневатого, словно болотная ряска, до почти золотистого, как надкрылья жука-бронзовки. Темные и светлые пятна слагались в крапчатый узор, как будто солнце отбрасывало на ящера тысячи зайчиков сквозь частую листву – и при малейшем напряжении мускулов этот орнамент изменялся, создавая почти гипнотический эффект. Движения аллозавра были обманчиво-неторопливыми, но расстояние меж ним и людьми сокращалось стремительно. Ласка вдруг поняла: то, что она сочла биением своего сердца, было поступью монстра – создаваемое колоссальной тушей давление заставляло содрогаться землю.
– Бегите! – хрипло закричал Пинкер и со всех ног припустил к лагерю. Джек крепко стиснул плечо девушки – и этого оказалось достаточно, чтобы оцепенение спало. Ласка бросилась вперед, не думая более ни о чем: темный, первобытный ужас затопил сознание.
Позднее, вспоминая этот, наверное, самый страшный момент своей жизни, она вынуждена была признать правоту Лероя Пинкера. Никому из них даже в голову не пришло остановиться и попотчевать ящера пулей – настолько властно завладел всеми страх. Огонь вели только матросы Стерлинга и сам капитан – и, быть может, эти выстрелы дали беглецам несколько спасительных мгновений. Они успели достичь лагеря – все, кроме Джереми Уайта. Незадачливый аэронавт споткнулся на бегу и упал – а быстро встать со связанными за спиной руками не так-то просто. Когда ему это удалось, ящер был уже совсем близко – и несчастный потерял всякую волю к сопротивлению, застыл, словно кролик при виде удава. Аллозавр не остановился, даже не замедлил движения. Он просто сделал быстрый нырок шеей, жамкнул кошмарными челюстями – и резко вскинул голову, проталкивая в горло верхнюю половину мистера Уайта. «Стим бойз», обжигая впопыхах людей, рванулись к рептилии и окружили ее, но тут же отпрянули, сообразив очевидное: чудовище было способно убить их одним движением – попросту раздавить, наступив.
Грянул выстрел – более громкий и раскатистый, чем сухие щелчки «ли-метфордов»; и тварь впервые подала голос, издав ужасающий вопль. Потап молниеносно перезарядил штуцер и выстрелил снова: крупнокалиберная пуля ударила аллозавра в нижнюю часть груди. Должно быть, ящер испытывал ужасную боль, но вряд ли связывал ее с кричащими и суетящимися созданиями: существа настолько меньше размером, по его представлениям, могли быть только добычей. Вопя от боли, монстр в несколько прыжков достиг лагеря и приступил к кровавой трапезе.
Ласка выстрелила и дрожащими руками передернула затвор. Что она делает, этому чудищу ее пуля – что слону дробина, вон сколько раз в него уже попали… Она прижалась щекой к прикладу. Мушка в прорези прицела прыгала из стороны в сторону. Внезапно кто-то схватил ее в охапку и быстро потащил прочь. Девушка слабо вскрикнула, но тут в ноздри ударил густой медвежий дух, и она поняла – верный Потап вновь спасает ее из самого пекла. Не тратя лишних слов, медведь бросился к реке. Там, на галечной отмели, лежали лодки – одна, уже испытанная на плаву, и еще с полдюжины на различных стадиях готовности. Внезапно рядом очутился Лев Осокин – в одной руке винтовка, в другой – Лексикон, единственный глаз сверкает от возбуждения, а на губах ухмылка, словно у мальчишки, затеявшего очередную проказу.
– Лодку на воду, быстро! – распорядился Озорник; он бросил оружие на землю и подхватил весла. – Давай же!
Медведь столкнул легкий челн с берега, посадил девушку и залез сам. Озорник немного пробежал по мелководью, держась за борт и выводя лодку на глубину.
– Вот это я называю «воспользоваться суматохой и скрыться»! – Осокин неожиданно расхохотался. – Давайте подналяжем на весла: хотелось бы поскорее оставить наших компаньонов позади.
Лагерь вскоре исчез за поворотом. Медведь молчал, но на морде его ясно читалось неодобрение. Чувства Ласки были противоречивыми. С одной стороны, она сама как-то говорила Потапу, что Стерлинг и компания им не товарищи, а всего лишь временные партнеры; с другой – бросать в беде тех, с кем бок о бок сражался и делил тяготы пути… Слишком уж это напоминало предательство. Но Озорник, похоже, считал случившееся отменной шуткой.
– Интересно, скоро они сообразят, что мы бежали? – вслух подумала девушка.
– Часа через два, не меньше, – откликнулся после некоторого раздумья Осокин. – Бьюсь об заклад, никто не видел, куда мы делись: все взгляды были прикованы к ящеру.
– Стерлинг может послать за нами «стим бойз».
– Да, может. Надеюсь, когда он додумается до этого – будет уже поздно что-либо предпринимать.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Ласка.
– Нам осталось всего ничего: миль десять-двенадцать… Я чувствую близость энергетического колодца Даже отсюда – и это косвенным образом говорит о том, что он действует. Или, может, со временем у меня повысилась чувствительность к такого рода вещам.
– Ты хочешь сказать…
– Да. Наш путь почти завершен, Маленькая Ласка Светлова. Думаю, сегодня вечером ты увидишь… – На губах Осокина проступила мечтательная улыбка.
– Что увижу?
– Конец Света, – обыденным голосом отозвался Озорник. – И начало нового мира.
* * *
Джек Мюррей собрал в кулак всю силу воли и поднял ствол. Ящер возвышался над ним подобно ночному кошмару. Исполинское тело усеивали сочащиеся кровью дыры пулевых отверстий, но аллозавру, казалось, ничто не в силах повредить. Сквозь подзорную трубу видны были только расплывчатые пятна – как же неандерталец умудрялся целиться. А, вот в чем дело. Джек подрегулировал резкость. В окуляре возникла чудовищная морда. Он поймал в перекрестье оранжевый глаз и нажал на спуск. Отдача у штуцера оказалась сильнейшей – плечо пронзило резкой болью, грохот выстрела оглушил его. «Не попал!» – вспыхнула паническая мысль. «Я промазал, и теперь мне конец». Ящер сделал шаг… и рухнул. Земля содрогнулась. Мюррей выронил оружие и сел – ноги не держали его. Вокруг наступила тишина: люди приходили в себя.
– Славный выстрел! – хрипло сказал кто-то за спиной журналиста. Джек вдруг рассмеялся.
– Что это с ним? – тревожно спросил один из матросов.
– Ничего страшного, так бывает. Скоро оклемается.
Прошло немало времени, прежде чем подвергшиеся нападению перешли к осмысленным действиям. Ранен оказался только один человек – да и то случайно, чья-то пуля оцарапала ему плечо; зато убитых было пятеро. К телу аллозавра так никто и не осмелился подойти: даже после смерти чудовище продолжало внушать ужас.
Стерлинг распорядился собрать и похоронить останки, не попавшие в желудок монстра – но даже его люди, грубые и закаленные в стычках, содрогались при виде окровавленных фрагментов тел, растоптанных или раздробленных страшными челюстями.
Внезапно капитан крепко выругался.
– Где этот чертов Озорник?!
Люди переглядывались, озирались по сторонам… В самом деле, куда подевался чародей? Почему не защитил их?
– Может, удрал в лес? – неуверенно предположил кто-то.
Стерлинг побагровел:
– Найти мерзавца! Немедленно!
«Стим бойз» устремились в разные стороны. Капитан бормотал себе под нос проклятия. Один из призраков вскоре вернулся – и принялся жестикулировать.
– Помедленней! – рявкнул Стерлинг.
«Лодки… Одной нет… Следы…»
– Ах ты, дьявол!!!
Вне себя от ярости, капитан бросился к берегу. Да, так и есть: единственная полностью готовая лодка была похищена!
– Карл, мне нужна хотя бы одна годная к плаванию посудина – немедленно! У тебя пятнадцать минут, чтобы привести любую из них в надлежащий вид! Возьмешь столько людей, сколько нужно. Джон! Я хочу, чтобы ты взял еще парочку «стим» и прогулялся вниз по течению. Или нет, отставить! Просто собери всех ваших, будьте наготове. Вы там, чего расселись? А ну, живо – тащите сюда все веревки, какие у нас есть!
Гнев и нетерпение Стерлинга сделали свое дело. Лодка была спущена на воду; призраки взялись за привязанные к носу канаты и потянули, сообщая суденышку дополнительную скорость. Капитан расположился на носу. Кроме него на борту было еще четверо. В их число входил и Карл Мейстер: Стерлинг предпочитал держать неформального лидера матросов поближе к себе. Шли быстро; заросшие кустарником берега сменялись обрывами и галечными отмелями. Течение мало-помалу сделалось довольно бурным; несколько раз им пришлось обходить пороги. Первыми неладное почуяли, конечно, «стим бойз». Один из призраков заскользил к лодке.
– Что? Шум впереди? Ты думаешь, водопад? – Стерлинг нахмурился. – И как далеко?
«Не знаю, – прожестикулировал призрак. – Шум воды. Сильный. Очень сильный».
– Ну хорошо, посмотрим.
Вскоре мерный гул услышали все: казалось, сам воздух вибрирует, вторя миллионам галлонов воды, низвергающимся в бездну.
– Сэр! Я об заклад готов биться – там впереди водопад, и преогромный! – тревожно воскликнул Карл. – Может, чародею он и нипочем, но нас точно перемелет, словно паровая мясорубка на бойне!
– Молчать! – рявкнул Стерлинг. – Вперед, и поживей!
Воздух стал влажным от водяной пыли – это ощущалось даже здесь. Река сделала очередной поворот – и крупнейший из водопадов Нового Света предстал перед ними в своей ужасающей красоте. Пенные буруны усеивали широкий разлив, струи течений вспухали под его поверхностью, словно мускулы под кожей атлета. Река здесь разделялась на два рукава – и посредине, на самой кромке бездны, вставал из вод остров.
– Сэр! Мы не вытянем! Надо пристать к берегу! – тревожно выкрикнул один из матросов. Стерлинг поднес к глазам бинокль. Водяная взвесь тут же начала оседать на линзах, но он успел заметить главное: вытащенную на прибрежные камни лодку и три крохотные фигурки возле нее: две человеческих и одну звериную.
– Ага!!! Попались! – торжествующе воскликнул Стерлинг; в следующий миг его накрыла серая тень.
Он был королем воздушного океана, точно так же как аллозавр был королем джунглей. Огромные, двадцати ярдов в размахе, крылья несли стремительное тело, увенчанное головой с длинной зубастой пастью. Ящер спикировал на лодку. Цепкие пальцы задних лап сомкнулись на плечах капитана, кривые когти глубоко, до кости, вошли в мясо – и рывком вознесли жирное тело Стерлинга в небеса. Капитан завопил, судорожно забился, пытаясь ослабить хватку, но тщетно: повелитель воздушной стихии не собирался выпускать столь лакомую добычу. Он по-змеиному изогнул шею и впился зубами в голову капитана, разом содрав с нее половину скальпа. Стерлинг издал новый вопль. Кровь заливала ему глаза; вне себя от боли, он вскинул протез и потянул рычаг. Дюжина пуль «дум-дум» вырвалась из скрытого в стальной клешне ствола, разрывая на части плоть ящера, дробя его полые кости, дырявя кожистые крылья. Когти разжались, и капитан, кувыркаясь, рухнул вниз с высоты десятиэтажного дома – покуда каменистая речная отмель не прервала его полет. Секундой позже неподалеку врезались в землю истерзанные пулями останки крылатого гиганта.
Ведомая призраками лодка причалила к берегу. Матросы – и люди, и «стим» – молча обступили тело капитана, отдавая погибшему последнюю дань.
– Надо похоронить его как полагается, – сказал кто-то. – Но у нас нет лопат…
Все взгляды обратились на Карла Мейстера.
– Отвезем кэпа в лагерь, – решил он. – И вот еще что. К дьяволу этого чародея, парни. Мы возвращаемся.
* * *
– Места силы охраняются, – сказал Озорник. – И стражи таковы, что встречаться с ними не стоит. Не знаю почему, но это заложено в самой природе таких мест, они словно бы притягивают опасных созданий. Впрочем, это касается Старого Света. Земля Чудовищ сама по себе – одна большая аномалия.
– Аномалиев хватат, эт верно, – вздохнул Потап. – Животны всяки неприятные…
– Не только это. Климат Нового Света значительно мягче. Здесь почти нет ледников, в то время как треть Евразии погребена под ледяным щитом. – Озорник нагнулся, поднял плоский камешек и кинул в воду.
– Чего мы ждем? – напряженно спросила Ласка.
– Отдыхаем. Прощаемся, – улыбнулся Осокин. – Со всем этим… – Он широким жестом обвел горизонт.
– Значит, ты не изменишь решения, – прошептала девушка.
– Посмотри на воду. Она ведь не изменит решения падать вниз, верно? – Озорник потянулся и встал. – Ну что же, пора. Идемте.
Он встал и, не оглядываясь, двинулся в глубь острова.
– Потапка, я тебя прошу – не ходи с нами! – горячо зашептала девушка на ухо зверю. – Подожди здесь, а? Мне… Мне надо с ним поговорить…
– Ладноть, – вздохнул Потап. – Ты только это, осторожней там…
Ласка почти бегом догнала Озорника и пошла рядом, закусив губу. Слова теснились на языке – но не те, что нужно, совсем не те. Это уже сто раз было сказано…
– Лева! Объясни мне еще раз, что ты собираешься сделать…
– Скоро ты все увидишь, – откликнулся Осокин. – К чему лишние разговоры? А впрочем, изволь. Это будет похоже… Ну, даже не знаю – на что. Вольное сообщество астероидов, танцующих в ночном небе. Сотни малых миров – и я надеюсь, что их обитатели будут немножко мудрее; станут беречь и хранить свой дом, поймут, как он нежен и хрупок. Человечеству предстоит очень сильно измениться, Ласка. Преодолеть свою алчность, свою глупость, свою корысть – иначе у него не будет шансов на выживание. Ты скажешь, это слишком жестокий урок. Да. Я не оставляю людям выбора, это так. Многие погибнут. Хотя и не столь многие, как тебе кажется, но жертв не избежать, конечно. Мы ленивы, милая. Слишком ленивы, чтобы поменять в этой жизни хоть что-то. А те, кто искренне этого желает и пытается… Они слишком слабы. Я хочу, чтобы каждый – каждый! – ощутил себя песчинкой на берегу бушующего океана и задумался о том, кто же он такой и зачем пришел в этот мир.
– Лев, постой. Ты хочешь вмешаться в небесную механику. И помоги нам бог, я отчего-то верю, что это тебе по силам. Но ты же не можешь знать, чем обернется твое вмешательство. Все расчеты… Представь – одна-единственная переменная, которую ты не учел. Не знал…
– Ты не понимаешь! – покачал головой Озорник. – Мир совсем не таков, как тебе кажется. Это словно в театре. Помнишь тот, в который мы пошли на Пикадилли? Опускается один занавес – и там нарисовано море и плывущий корабль; опускается другой – и действие переносится в горы… То, что ты считаешь незыблемыми физическими законами, – всего лишь условность. Такая же, как слова на песке. Их так легко смести и написать новые. Системы Коперника, Птолемея, античные представления о мире – я могу реализовать любую из этих схем. Могу сделать центром мироздания Землю, могу поместить весь мир на спину гигантской черепахи и заставить ее плыть по бесконечному океану.
Они прошли через весь остров и поднялись на кромку обрыва. С обеих сторон клубилась водяная взвесь. Все вокруг было мокрым – нескончаемый дождь орошал поросшие мхами скалы. Здесь, возле самого водопада, разговаривать было почти невозможно. Рев падающей воды был столь громким, что приходилось кричать, и беседа словно сама собой превращалась в ссору.
– А что будет с нами?! – напрягая голос, выкрикнула Ласка. – Ты подумал об этом?! Что будет со мной – и с моим будущим ребенком?! Ты хоть представляешь, какие силы собираешься задействовать?! Да мы перед ними – ничто!!!
– Успокойся. Я уверен, что нам ничего не грозит. Ну, почти уверен.
– Почти?! – от ярости и возмущения у нее не хватало слов. – Почти!!!
– Ладно, перестань, – сказал Озорник. – Этот спор можно продолжать целую вечность. Пора начинать.
Он сдернул с глаза повязку, скомкал ее и, широко размахнувшись, зашвырнул в кипящую пропасть. Левый глаз пульсировал зеленым огнем; он казался смотровым окошком в какой-то адской топке.
– Посмотри на себя! – выкрикнула Ласка, нащупывая в кармане холодную рукоятку пистолета. – Ты ведь уже не человек!!!
Осокин что-то сказал, почти неслышно за ревом воды – вроде бы, «ошибаешься», – и достал из-за пазухи Лексикон.
– Я не позволю тебе сделать это!!! – Девушка выхватила пистолет, взвела курок и направила ствол в грудь Озорника. Их разделяло всего три шага. Осокин поморщился и снова что-то произнес, должно быть, «отдай». Девушка покачала головой. Он шагнул к ней, протягивая руку… И Ласка нажала на спуск.
Выстрел прозвучал сухо, будто щелчок, как-то несообразно с мощной отдачей. Роба на груди Озорника словно взорвалась; пуля отшвырнула его назад. Он рухнул навзничь, скорчился, заскреб пальцами, сдирая с камней мох… И замер в неподвижности. Лексикон выпал из его руки, и стальной переплет вновь стал неуловимо менять облик, не даваясь глазу…
– Ради моего ребенка, – прошептала Ласка. – Он должен жить. Обязательно.
Осторожно, чтобы не поскользнуться, она спустилась с утеса и пошла назад. На полпути ее встретил Потап. Вид у медведя был встревоженный.
– Это… Стреляли навроде… Ты как?
– Я в порядке. Пойдем отсюда, Потапка.
– Озорник-от где?
– Его больше нет. – Собственный голос показался Ласке неестественно звонким, словно натянутая до предела струна. К горлу подкатил горячий комок, в глазах все расплылось…
– Как так нет? – не понял медведь.
– Я… Его… Убила, – выдавила Ласка и разрыдалась.
Получасом позже они сидели на берегу и смотрели на воду. Река огибала остров, вспухала порогами, кружила в водоворотах клочья пены… Преодолеть такое течение на веслах казалось делом безнадежным. «Не беспокойтесь об этом», – улыбнулся Озорник, когда прямо по курсу возник водопад; и они перестали думать о том, как будут возвращаться – ведь с ними был он, чародей, способный остановить реку или обернуть ее вспять…
– Ладноть, тут сидючи, далеко не уедем… – покряхтел медведь. – Сделам так: поднимемся ровно посередке, сколь сил хватит, а потом сразу к берегу. Авось в буруны не затянет…
Ласка нехотя поднялась. Потап предлагал единственный разумный выход: других способов выбраться с острова-ловушки, похоже, не существовало. Вся надежда была на могучие, не чета человеческим, мускулы зверя, – но хватит ли их на то, чтобы выполнить задуманное? Что ж, спокойно подумала девушка; скоро я это узнаю. Минут через пять…
* * *
Прошло немало времени, прежде чем он шевельнулся и застонал. Нескончаемая морось – приносимая ветрами водяная пыль успела пропитать всю одежду, так что, очнувшись, он тут же начал дрожать от холода. В груди поселилась тупая боль. Крайне осторожно, словно боясь разбить хрупкое стекло, он расстегнул робу и сунул руку за пазуху. В ладонь лег покореженный кусок металла: серебряная кокарда, изображавшая некогда оскаленную волчью морду. За прошедшие месяцы благородный металл покрылся неопрятными темными пятнами окислов. Вещь была безнадежно испорчена – ударившая в эмблему пуля смяла ее, сама превратившись в толстую свинцовую лепешку.
– Да уж, нарочно так не попадешь, – хрипло вымолвил Озорник и усмехнулся; впрочем, усмешка тут же сменилась гримасой боли.
«Похоже, ребро сломано. Черт бы побрал всех женщин и карманные пистолеты!» Опираясь о скользкий камень, он встал. Вздохнуть полной грудью не получалось. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Сумерки уже сгустились, но он отчетливо видел лежащий неподалеку Лексикон. Странно: неуловимо меняющаяся книга не казалась чем-то чужеродным среди скользких камней и мха; она словно бы тоже была частью этого мира, частью первозданной природы. Болезненно скривившись, он нагнулся и поднял ее, прерывая метаморфозы; но открывать не спешил. Тонкие пальцы задумчиво поглаживали мокрый металл переплета. Ревущая пропасть была всего в нескольких шагах. Посильнее размахнуться – и… Озорник улыбнулся. Это был миг чистого, почти физиологического наслаждения: осознание того, что судьба целого мира находится целиком и полностью в твоей власти – здесь и сейчас.
В темнеющем небе одна за другой проступали звезды.
– Ну что ж, пожалуй, пора, – вымолвил он, не слыша сам себя за ревом вод. – Приступим.
Левый глаз Озорника полыхнул изумрудным огнем.
* * *
– Ох! Моченьки моей боле нет! – пробормотал Потап, с размаху садясь на землю. Ласка молча устроилась рядом, легла ничком, уставившись в ночное небо. На душе было пусто – ни мыслей, ни чувств, ничего. Но это и к лучшему, наверное. Там, на острове, наплакавшись вволю в мохнатое плечо медведя, она словно бы выгорела изнутри; а потом и вовсе стало не до эмоций. Грести против течения оказалось немыслимо трудной задачей: двухлопастное весло мало что не выворачивало из рук – а лодка продвигалась вперед мучительно медленно, словно в дурном сне. Вскоре она выбилась из сил, вдобавок в животе начались рези.
– Я больше не могу! – выдохнула девушка, обернувшись.
– Отдохни покуда! – Потап махал своим веслом, словно заведенный; в его лапах оно казалось почти игрушкой. Ласка даже испугалась, глядя, как прогибается древко в такт могучим гребкам: не сломалось бы. Но весло выдержало. Поднявшись вверх по течению настолько, чтобы зияющая кромка водопада перестала представлять угрозу, медведь направил лодку к берегу.
– Седни здесь заночуем, – проворчал Потап, немного отдышавшись. – А завтрева уже двинем обратно. Супротив течения трудненько будет – ну да все легче, чем пехом…
– Думаешь, на лодке быстрее выйдет? – спросила Ласка.
– Да уж всяко быстрей. Опять же вдоль бережка пойдем. Случись в воде какой ящер – завсегда причалить можно, а коли на суше – так на глубину уйти. Оружья-то у нас – твоя винтовка, и все; штуцер я еще в лагере обронил. А что магазинка супротив здешних тварей: все равно что на волка с дробишкой мелкой…
Закончить свою мысль Потап не успел. По нервам ударил жуткий металлический шелест – словно исполинская шашка покинула ножны; а в небе над водопадом вспыхнул Знак.
– Не может быть! – воскликнула Ласка, вскакивая на ноги. – Я же… Нет!
– Стрелила, говоришь, колдуна-то нашего? Чей-то не похоже… – хладнокровно отозвался медведь.
– Надо остановить его! – крикнула девушка, цапнула за ремень «ли-метфорд» и кинулась было к лодке. Потап перехватил ее, заставив остановиться.
– Пусти!!!
– Не, не пущу, – покачал косматой башкой зверь. – Ты и так накуролесила порядком, сиди уж теперь.
– Я должна это сделать! Иначе он разрушит весь мир!!!
– Сиди, кому сказано! – вдруг рявкнул Потап; от неожиданности Ласка даже попятилась – медвежий рык был более чем внушителен. – Не по силам тебе, ужель не ясно! Чему бывать, того не миновать, – добавил медведь тоном ниже. – Да и не поспеешь. Эвон, гляди…
Звезды исчезли с ночного неба. Их больше не было видно – ни единой; зато над миром, один за другим, возникали Знаки. Черный бархат ночи горел в изумрудных лучах; свистела великанская шашка, высекая иероглифы Апокалипсиса. Строка за строкой ложились они на небосвод. Вскоре сделалось светло, словно днем; стаи потревоженных птеродактилей взмывали над деревьями, пронзительно пища. Им вторили голоса крупных ящеров: медлительные бронтозавры и мегатерии ревели, напуганные страшным зрелищем, сбивались в стаи, ища спасения от невиданной доселе напасти. Знаки занимали уже все небо, от восточного до западного горизонта; они теперь писали сами себя, порождая все новые и новые формы. Ласка представила себе, как чудовищная тайнопись разрастается и опоясывает весь мир. Повинуясь воле того, кто стоял сейчас у кромки великого водопада, вспыхивает небо над Атлантикой и Тихим океаном, над бескрайними просторами Снежной Страны и вершинами Памира, выметает полуденные тени с улиц европейских городов и расцвечивает изумрудным сиянием азиатские степи… Люди бросают свои дела, выходят из домов на улицы, с ужасом и благоговением смотрят вверх… Кто-то вдруг падает на колени, каясь во всех грехах, кто-то шепчет молитву, кто-то просто молча стоит, не в силах сдвинуться с места, – а Знаки пляшут, кружатся в дымных жгутах облаков, сплетают петли и плоскости холодного неземного огня…
* * *
Мужчина в дорогом костюме стоял у огромного, от пола до потолка, окна шале и, заложив руки за спину, молча созерцал альпийские склоны. В его холодных, словно льдинки, глазах отражался танец изумрудных иероглифов, заполнивших небо. В дверь негромко постучали.
– Войдите, – бросил человек, не оборачиваясь. – Кто на этот раз, Брюммель?
– Его Высочество… – Плечистый неандерталец почтительно протянул хозяину аппарат Бэлла: сплошь красное дерево и полированная латунь. Стоило мужчине взять наушник, как из него тут же раздался одышливый голос, перемежаемый шорохом и треском помех:
– Твингли! Господи, Твингли, что творится?! Ваши люди добились, наконец, успеха?! Почему вы нас не предупредили?!
Поморщившись, мужчина отстранил металлический кругляш от уха и сказал в гнутый рожок:
– Мы проиграли. Это конец, Джон.
– Как проиграли?! Твингли, что за вздор вы несете! – истерически завопил голос. – Мы никогда не проигрываем, слышите – никогда!!! Если вы не в состоянии оказались решить эту проблему…
Мужчина аккуратно повесил наушник на вилку и отдал неандертальцу.
– Уберите его подальше, – распорядился он. – На звонки не обращайте внимания… А лучше отключите вообще.
Неандерталец поклонился и развернулся, чтобы уйти. У самых дверей хозяин окликнул его:
– Брюммель!
– Да, господин?
– Вы верите в бога?
Лакей на секунду замешкался.
– Конечно, господин! Я верный прихожанин…
– Тогда помолитесь, Брюммель.
– Господин? – неандерталец вопросительно посмотрел на хозяина.
– Ну что тут непонятного? – раздраженно спросил тот. – Просто помолитесь!
– Да, господин, – Брюммель поклонился и аккуратно прикрыл за собой дверь.
– Он ве-ерит! – язвительно бросил человек в пустоту. – Счастливчик!
* * *
В глубоких подвалах одного из лондонских зданий пришла в движение странная машина, чем-то похожая на гигантскую астролябию. Опоясывающие бронзовый глобус дуги мелко завибрировали, а потом вдруг сорвались с места и принялись вращаться, стремительно набирая обороты. Спустя несколько секунд оси раскалились докрасна, из сочленений потянулись струйки едкого дыма. Что-то пронзительно взвизгнуло, срикошетив от каменной стены, – и вся конструкция с оглушительным грохотом разлетелась на части.
* * *
– Докладаю: личный состав в баню сходил, в чистое переоделся, сейчас отец Акинфий всех причащает…
– Отлично, хорунжий. Как причастие закончится, раздайте патроны – и с богом… – полковник Шолт-Норт выглянул из штабной палатки и удовлетворенно кивнул. Все занимались своим делом. Потаенный воинский лагерь, надежно укрытый от чужих взоров в глухих чащобах Зауралья, за последнее время разросся, превратившись в нешуточную угрозу ордынцам. А ведь еще несколько месяцев назад их было всего ничего: сильно поредевший гарнизон Крепости, спасшийся по секретному тоннелю, да и то – половина раненых… Зато теперь – без малого полк, даже артиллерия своя имеется: четыре горных орудия, отбитых в лихом ночном налете на неприятеля. К ним бы еще боеприпасов поболе…
– Нервничаете, Пал Евграфыч? – Полковник хорошо знал манеру хорунжего подкручивать в волнении седеющие усы.
– Да уж больно непривычно оно! – Хорунжий коротко глянул вверх, на полыхающее небо.
– Это хорошо, – усмехнулся Шолт-Норт. – Будем надеяться, что ордынские часовые пялятся на это безобразие, а не по сторонам стригут, как положено. А вот казачкам скажи, пусть не зевают.
– Мои хлопцы не подведут, господин полковник! – хорунжий приосанился. – Разрешите идти?
– Ступайте.
Может, это и впрямь конец света, подумал Шолт-Норт; но как бы там ни было, ордынцев мы сегодня крепко вздуем, ох, крепко…
* * *
«Немезис» шла над Атлантикой на высоте полутора миль. Воды океана переливались всеми оттенками нефрита. Матросы и офицеры находились на своих местах согласно боевому расписанию; вахтенный объявил тревогу, едва завидев странные огни. Командор Роберт Мак Дули оторвался от окуляров телескопической системы.
– Кларк, взгляните-ка на это. Вы не находите ничего странного?
– Горизонт чист, сэр… – офицер помедлил. – Если не считать этих, гм… Атмосферных явлений…
– Не ищите детали, попробуйте охватить всю картину целиком, – подсказал Мак Дули.
– Сэр… Мне только кажется, или…
– Он стал ближе, не так ли?
– Но… Этого просто не может быть!
– И тем не менее, – пожал плечами командор. – Впрочем, возможно, это всего лишь какой-то оптический эффект…
Спустя полчаса стало ясно, что сэр Роберт не ошибался. С каждой пройденной милей линия горизонта приближалась. Офицеры нервно переглядывались, лишь Мак Дули оставался невозмутим. Когда до роковой черты осталось полсотни кабельтовых, он коротко приказал:
– Волынщиков на мостик!
Под заунывный напев волынок «Немезис» перевалила линию горизонта. У людей вырвался невольный вздох – но поначалу никто не понял, чтоименно он видит: слишком велики были масштабы происходящего. За горизонтом тоже был океан, но его поверхность находилась под углом к той, над которой они пролетали; обе плоскости разделяла темная трещина – идеально ровная, немыслимых глубин. И она прямо на глазах расширялась.
* * *
Огюст Легри ковылял по мосту. Стальной гигант, соединявший Манхэттен с побережьем, по праву мог бы считаться если не одним из чудес света, то, по крайней мере, великолепным образчиком инженерной мысли; но француза сейчас меньше всего заботили архитектурные особенности Нового Йорка. Панический, животный ужас, выгнавший его из палаты госпиталя, никак не желал отпускать; адские письмена, заполонившие небосвод, лишали последних крох самообладания и здравого смысла. Легри вел себя словно обезумевший зверь в пламени лесного пожара – с тою лишь разницей, что животные все-таки точно знают, в какую сторону им следует бежать… Прооперированное бедро наливалось пульсирующей болью, и она с каждой минутой становилась все сильнее. Конечно, он пытался беречь поврежденную ногу, опираясь на костыль, но непрестанное движение разбередило начавшую заживать рану.
Наконец силы оставили француза. Он остановился, привалившись к опоре, и затравленно огляделся по сторонам. Вокруг было светло, словно днем – вот только все приобрело этот гнусный, отвратительный зеленый оттенок, будто в кошмарном сне… Небо и вода переливались, как драгоценные камни, а с горизонтом творилось что-то неладное. Во-первых, он вдруг стал гораздо ближе, чем положено; а во-вторых – раздвоился. Тонкая, еле заметная поначалу линия отделилась от него и с обманчивой неспешностью двинулась к берегу, увеличиваясь, набухая, темнея прямо на глазах… Это же волна, понял Легри; чертова приливная волна – наподобие той, что хлынула на старые доки в устье Темзы, только во много, много раз больше…