Текст книги "Черная Пасть"

Автор книги: Павел Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

"кипящего слоя". Сказано это было на партийном собрании, а после, в кулуарах, в дополнение к трибунной речи Метанов добавил:

– Ревность в любви, Сергей Денисович, это ни что иное, как членовредительство души! В вопросах технического прогресса ревность – это по меньшей мере антиобщественный рецидив. Наша печь – новое слово в технике, а ваша "сам-фунька" – это чистейшая профанация. Но подфунить вам не удается! У нас – высшая техническая идея, а ваша самоделка – мышиная возня вокруг кусочка сала. О, ревность!..

И прав был Семен Семенович: долго шла возня вокруг тюленьего сала, пока, наконец-то "сам-фунька" выдала на гора первую щепотку зеленоватых чешуек, оказавшихся при анализе превосходным бишофитом. И дело не только в том, что брагинский самовар-самопал, приноровился давать бишофит уже не щепотками, а тоннами. Неказистая коптелка, кондовая самоделка оказалась не такой уж простофилей: она позволила сделать открытие далеко не местного значения, на опыте и по принципу брагинской печурки и выросла мощная бишофитная установка. И пока она вступала в строй, задорная жихорка помогала своей дородной сестре. И первыми отблагодарили Сергея Брагина, Байрама Сахатова и всю ватагу за усердие ферганские химики, помощники хлопкоробов, труженики чудесной фабрики плодородия.

И как было сейчас, накануне заседания партбюро не вспомнить об этом Байраму Сахатову и Сергею Брагину. В кабинет парторга вошли озабоченный Чары Акмурадов и чем-то взволнованный Метанов,– включив вентилятор, и отлипая от потного тела рубашку на груди и плечах, Метанов сел на диван. Отдышавшись, он сказал, что приехал из Москвы шеф Игоря Завидного, руководительница всей конструкторской группы, истинная опекунья печи, а к тому же – родная сестра виднейшего ученого и крупного общественного деятеля, среди галургов чрезвычайно популярная и влиятельная – Ева Казимировна Каганова. Прилетела неожиданно даже для самого Игоря Завидного, на грузовом "антоне" в сопровождении молодого, но лысоголового и близорукого ассистента. Несмотря на столь пассивную и жидковатую внешность, молодой, преуспевающий ученый Лазарь Пустовойтов, оказывается, привез с собой уже готовый и необыкновенно дерзкий план реконструкции трубопровода, проложенного от рапозабора к бассейнам "горного цеха" и оказавшегося беспомощным и "устаревшим" до того, как показать себя в деле и оправдать хотя бы малую толику сделанных затрат. Метанов успел не только встретить свою именитую руководительницу, но и пообещал ей немедленную аудиенцию у директора комбината с непременным присутствием парторга и начальников всех производственных подразделений. Разумеет ся, Метанов предупредил профессора Каганову о занятости всех, о приезде гостей из Литвы, о предстоящем заседании партбюро.

И странно: только сейчас, глядя на возбужденное, сияющее и в то же время настороженное лицо Метанова, притихший Сергей Брагин заметил, как сильно выделяются у Семена Семеновича среди крупных, широких и темноватых зубов два верхних белых и острых клыка. Несомненно, он и раньше замечал эти крепкие, совершенно не стершиеся, по-своему красивые, вполне приличные клыки, но до этого Сергей не улавливал в них такого обнаженного и угрожающего блеска; не остроты и крепости, а именно жгучего и опасно колючего блеска... Метанов, широко улыбаясь, уловил на себе пристальный взгляд Сергея и, не убавляя улыбчивости, прикрыл рот рукой, почесывая пальцами кончик пористого, красноватого носа.

– Устроилась Ева Казимировна, по нашим условиям шикарно, – докладывал Метанов. – Двойной номер с отдельным входом со стороны моря. Ванна... Ворчит, как всегда, нервничает, что мы задерживаем главное!.. Недовольна и тем, что в тепличные условия помещаем ее, не совсем приличные для "кадровой пролетарки". Мило ворчит, как только одна Ева Казимировна может ворчать!.. Рвется к своей дочурке-печурке. Предложил ей передохнуть с дороги, а она и слушать не хочет. Пенсне свое разгрохала в самолете, просит починить или очки подходящие достать. Деликатное поручение! Что вы скажете, Чары Акмурадович?..

– С обстановкой нашей гостью познакомили? – спросил довольно сухо директор Акмурадов.

– В приличествующем виде, – словно извиняясь, отвечал Семен Семенович, не прикрывая больше рукой рта и с нажимом показывая блестящие клыки.

– Обещает нам помочь? – осведомился осторожно Байрам Сахатов.

– Откровенно говоря, Ева Казимьровна не видит особых причин для беспокойства, – Метанов как-то уж очень игриво взглянул на Сергея Брагина через уцелевшее стеклышко в золоченом пенсне Кагановой. – Она упрекает нас в чудовищной медлительности! Ева Казимировна встревожена, как, впрочем, и руководство института, ученые авторитеты... Есть сведения, что в загранице тоже ставятся аналогичные эксперименты и существует угроза, что нас опередят с патентом. Кошмарная новость. Ева Казимировна, по всей видимости, уполномочена форсировать!..

– Можно подумать, что кто-то нарочно сдерживает пуск печи, – проворчал Байрам Сахатов.

– Как мог, я, разумеется, рассеял ее подозрения. И теперь, как я думаю, мы постараемся это сделать сообща, – спрятав пенсне, с решительным видом сказал Метанов. – Да, Сергей Денисович, все же придется форсировать!

– Похвальное желание... форсировать все словесные преграды. Так надо понимать? – Сергей принялся раскручивать телефонный шнур, спутанный вперехлест; можно было подумать, что это стал зримым чей-то витой разговор по проводам.

– Вы угадали, Сергей Денисович, дело идет к оформлению окончательной приемной документации. Важен момент. ..

– И – патент. – Сергей снял телефонную трубку, опустил ее на весу к коврику и она начала быстренько вращаться в одну сторону, потом остановилась, постояла, и несколько раз повернулась в обратном направлении.

Не впервые Брагину и Метанову говорить с таким двойным заходом, пикироваться и при людях и наедине, и между ними установились отношения, которые со стороны, постороннему могли показаться враждебными, и не иначе как предвещающими ссору и бурную сцену, на самом же деле их отношения носили более глубинный характер и наружные излияния напоминали лишь колебания почвы при скрытых тектонических взрывах. И тем, кто был близок к Сергею и Семену Семеновичу, приходилось удивляться не этим, то и дело вспыхивающим словесным перепалкам и взаимным колкостям, а какой-то недосказанности: Сергей Брагин и его старший по возрасту и положению оппонент не давали волю полному излиянию своих чувств. Они часто были вместе и согласно решали многие другие вопросы, продолжая в то же время придерживаться своих прежних

взглядов. Не было ли в этом известной доли лицемерия или притворства? Пожалуй, нет. Оба они отлично понимали друг друга, и не заблуждались в оценке занимаемых позиций каждым из них. А ссоры и схватки? Их возможность не исключалась, но, видимо, их разногласия и расхождения во мнениях были гораздо значительнее и глубже, чем просто личные отношения и повседневные хлопоты. Вот об этом-то, пожалуй, знали не многие. Директор комбината Чары Акмурадов и Байрам Сахатов, более других посвященные во все сложности их отношений, с приездом Кагановой опасались бурных событий, понимая всю важность и остроту происходящего. От них не укрылось, что в последнее время Семен Семенович стал более терпим к горячности Сергея Брагина, проявляя внимательность к нему и с запозданием, но по достоинству оценив успехи брагинской "сам-фуньки" и заслуги в создании более совершенной бишофитной установки. Можно было подумать, что их отношения становились иными, но как же это могло произойти, если все спорные вопросы не только не потеряли своей остроты, но и, наоборот, поднакалились? В решении этих вопросов директор Акмурадов и парторг Сахатов занимали те же позиции, что и Сергей Брагин, не видели никакого компромисса с людьми сомнительного поведения в главном – техническом оснащении химической житницы Кара-Богаз-Гола.

В тишине резанул слух своей нежданной вспышкой телефонный звонок.

– Она!.. – с каким-то приятным и сладким испугом прошептал Семен Семенович.

– Печь... – оттуда звонят?.. – не сразу сообразил Байрам Сахатов.

– Ева Казимировна, – с чем же сладостным волнением произнес Метанов.– Она осталась одна... Ева Казимировна нас ищет!

Звонок не повторился, в телефонной трубке слышался шум. И когда Семен Семенович повернул голову на скрип открываемой двери, то к своему удивлению увидел на пороге гостью, Каганову. Натужно шуря глаза, Ева Казимировна, в дорожном сером платье с белым жабо, остановилась в двери и казалась скромной простушкой без своего золоченого пенсне, в неказистых проволочных очках, позаимствованных ею у пожилой портнихи. Интервал между звонком и скрипом двери был ничтожен: оказывается, пока секретарша набирала номер телефона парторга в приемной, проворная Ева Казимировна заявилась сама в кабинет. У нее были свои привычки... Продолжая щуриться, она внимательно оглядела комнату, словно желая поточнее пересчитать все предметы в ней и присутствующих, и только после осмотра сдержанно поздоровалась. И эта сдержанность, которую 'можно было принять за смущение, очень выгодно подчеркивала опять же простоту и радушие крепкой, в меру полной, черноволосой с проседью на висках, быстроглазой симпатичной женщины.

– Не ждали? – Ева Казимировна потрогала на затылке обеими руками свои недлинные, кудреватые волосы. – Семен Семенович уже успел нарисовать мне полную картину... мало утешительную. Признаться, я всего этого ожидала, и даже большего. Все новое в какой-то мере рискованно. Но несмотря на помехи, баланс нашей красавицы-печи все же добротный! Достигает проектного. – Ева Казимировна достала из кожаной папки бумаги.

В лице Семена Семеновича вдруг что-то перекосилось и дрогнуло. Он подошел к Кагановой:

– Бумаги потом, Ева Казимировна. Не лучше ли основное оговорить пока в принципе?.. Есть основания считать, что приемочная комиссия и руководство комбината готовы сесть за круглый стол и... положительно решить этот вопрос.

– Смею полагать, что узы времени... – начала было Ева Казимировна, но заметив решительный жест нахмуренного Чары Акмурадова, она досадливо поморщилась и взглянула на Метанова, словно упрекая его за несговорчивость своих оппонентов. – Смотреть на дело следует в масштабах наивысших, и никак не местечково. Уникальность вашего оазиса и выгоды наших открытий... Все ясно!

– Выгоды и перспективность! – спокойно, только, пожалуй, слишком громко заговорил – Чары Акмурадов. – Для нас это главное, в этом – жизнь, а не сомнительная рекламность.

– Приоритет положен на весы двух различных общественных формаций. Мы и так дозволяем себе роскошь – мешкаем и топчемся, чешем затылки и робко дуем на воду. В то время, как идет страшнейший штурм высот космоса и глубин материи! – Ева Казимировна Каганова, не впадая в менторский тон, в то же время старалась внушить своим слушателям, что они в заповедной глуши не могут знать всего того, что известно ей, Еве Казимировне, благодаря связям и знатному родству.

У Сергея Брагина вспыхнули глаза и он возразил:

– Но еще меньше права мы имеем во всеуслышание молчать о том, что надо говорить откровенно и в глаза! – Сергей извиняюще улыбнулся, и эта улыбка на возбужденном лице с горящими, зеленоватыми глазами показалась чужой и случайной. Она не сделала добрее и уступчивее сухощавое, с острыми энергичными чертами лицо. Улыбка лишь оттенила строгость и внутреннее горение Сергея Брагина. – Скажите, Ева Казимировна, вы сами-то верите, что ваши маломощные печи дадут большому Кара-Богазу столько, сколько о них шумим?

– Вклад, несомненно, намечается! – воскликнула Ка-ганова, по всей видимости, никак не ожидавшая такого лобового вопроса и рассчитывая громкостью голоса подавить свое волнение и сгладить замешательство.– Полученный патент, признанный приоритет и широкая огласка изобретения – новины галургии – придадут вашему, други мои, приобретению еще больший авторитет! Одно то, что такого еще ни у кого нет и в ближайшее время не ожидается, дает огромное удовлетворение. А еще важнее, что наши печи "кипящего слоя" – это наглядный пример укрепления науки с жизнью, головного института с производством. В течение многих лет наш институт связан с вашей первобытной... иными словами первозданной, уникальнейшей кладовой природы. И наши печи создают превосходнейшую возможность дальнейших взаимностей с вашим комбинатом. Многие наши научные работники получили высокие звания на вашей питательной почве!.. И кандидаты, и доктора, да и сама я, слуга ваша скромная, все мы обязаны этому благодатному краю! Возьмите, товарищ Брагин, вашего коллегу, милейшего Игоря Марковича Завидного! Он тоже, если можно так сказать, продукт вашего животворного климата! Вы должны гордиться этим, в вашей кузнице,– я далека от преувеличения, и не утрирую, – но на вашем комбинате куются кадры ученых.– Цветистая речь, волнующий экспромт, кажется, сделали свое дело: позволили Кагановой собраться с мыслями и ослабить впечатление от неприятного, будто шелудивого вопроса о жизненности и технической зрелости широко разрекламированной установки. Для проверки воздействия своего выспренного речитатива Ева Казимировна подбросила такую репризу: – На формальном и крайне необходимом акте приема печи в эксплуатацию наши связи не только не рвутся и не ослабевают, напротив, они укрепляются! Мы будем всячески помогать вам в освоении печи, и со своей стороны продолжать ее совершенствование. Да, мы будем ее постоянно доделывать!.. Я уже добилась посылки к вам своих талантливых мальчиков, имеющих кандидатские степени, а сейчас привезла к вашим услугам необыкновенно одаренного и эрудированного спеца, с дерзким, потрясающим проектом реконструкции всей системы раповодов и снабжения наших печей сырьем. И насчет печи у Лазаря Пустовойтова есть свои любопытные соображения, но это дело будущего, сначала внедрим наш, апробированный вариант! Тут, Чары Акмурадович и Сергей Денисович, я с вами вполне согласна. Модернизация от нас никуда не уйдет, а пока поторопимся с этой нужной формальностью приемки.

– Позвольте, Ева Казимировна, комиссия уже прибыла, но не будет ли все это слишком поспешным? – свое сомнение Чары Акмурадов высказал твердым голосом вплотную подойдя к напористой и самоуверенной Еве Ка-зимировне.

– Сомнения и возражения – ключи к Познанью! – мучаясь с чужими очками, проповедовала Каганова. – Момент серьезный, не спорю. Но опять же – мы к вашим услугам... ваши помощники! Я, друзья, приехала, – Каганова прищурилась, поморгала, и, вконец раздосадованная, спрятала чужие очки в пухлую, бежевую сумку, – я поспешила к вам по поручению конструкторской группы, чтобы форсировать наше новаторское предприятие. Оптимизировать! И уверить в весьма заманчивых акциях...

Писавший что-то в настольный блокнот парторг Байрам Сахатов при последних словах Кагановой насторожился и с тихой тревогой спросил:

– Не обречем ли мы себя на заведомое недомогание? Посудите сами, Ева Казимировна, ведь стоит нам только принять ваши агрегаты, как сразу же на них будут наряжены плановые задания. Сумеют ли печи вытянуть этот груз?

Тихий вопрос Байрама Сахатова по силе и нагрузке не уступал, пожалуй, недавнему вопросу Сергея Брагина, и Ева Казимировна сразу же оценила скрытую согласованность своих оппонентов. Как и в первый раз, она для начала опустила словесную завесу, из блесток вперемежку с липкой мутью, – и чуть отошла в сторону.

– Масштабность и разногранность нашей установки, принцип искусственного обезвоживания мирабилита – все это, в конце концов, не может не сказаться на производственном балансе, особенно в зимний период, когда на озерах кончается... курортный, бархатный сезон, – Ева Казимировна взглянула на часы, потом на директора Акму-радова и на Метанова. – Общая пропозиция ясна, займемся деталями, Чары Акмурадович! Я уверена, что уже пора, Семен Семенович! Я всегда говорила, что у нас в прикаспийских раздольях, на солнечной окраине Кара-Богаз-Гола надежные и милые коллеги! Прошу вас, друга, к общему столу! – Ева Казимировна сделала широкий хозяйский жест рукой перед директором, что, по-видимому, должно было означать приглашение всем от его имени; для самого Акмурадова это оказалось явно неожиданным.– И никаких колебаний. От сделанного отступать все равно поздно. Только – вперед!..

Зная известного всему ученому миру Каганова-старшего по портретам, Сергей Брагин внимательнее присмотрелся к Еве Казимировне, желая отыскать родственные черты, но почему-то не нашел этого сходства. У сестры было более суровое, более мужественное лицо и пристальный, повелительный взгляд, и вся она была до того внушительна и непререкаема, что спорить с ней было вроде бы опасно. Своим "пролетарским происхождением" и грубоватой простотой она кичилась не зря: прямота, бесхитростность в обхождении, несмотря на высокое ученое звание и немалые заслуги, находчивость и шутливая экспансивность были у Кагановой покоряющими. Одной из этих черточек, юмором, и решил воспользоваться Сергей Брагин, понимая, что других средств восстановить равновесие в этом вежливом поединке у него не остается.

– Скажите откровенно, Ева Казимировна: не напоминаем ли мы сейчас прыгунов с островка Пентекоста, что затерялся в просторах Океании? – Пока Сергей говорил, Ева Казимировна взяла Чары Акмурадова под руку и увлекала его к двери, видимо, намереваясь обосноваться в директорском кабинете для решительного удара по сомневающимся.

– Пентекоста? – очень мило подмигнула Брагину жизнерадостная Ева Казимировна. Она вела себя как добрая и искушенная хозяйка.

– Да, те летуны, которым к ногам привязываются лианы, и смельчаки прыгают с тридцатиметровой высоты вниз головой,– Сергей Брагин нагнулся и показал, как делают островитяне.– Голова прыгуна почти касается земли, еще малость и... Но гибкие лианы, длина которых точно рассчитана, натягиваются струной, пружинят, прыгун резко взлетает вверх, а потом мягко опускается на землю. В этом соревновании выигрывает истинный ловкач: тот, кому удается в момент падения коснуться земли. – Сергей Брагин почесал переносицу и спросил Сахатова.– Ты, Байрам, не чувствуешь сейчас у своих ног лианы?..

– В том смысле, что и нам предстоит головокружительное испытание, как тем прыгунам?.. Про это хочешь сказать, Сергей Денисович? – не застигнутый врасплох вопросом Брагина, тактичный и неторопливый Сахатов подошел к висевшему на стене календарю и сорвал очередной листок. Не спеша прочел долготу дня и ночи, всмотрелся в шахматную двухходовку; помедлив, перевернул листок и – чудеса в решете – на обратной стороне листика календаря Байрам Сахатов увидел коротенькую справку о... прыгунах Пентекоста. С удивлением Сахатов взглянул на Сергея: видимо, тот уже прочел про акробатов Океании и заговорил о них не случайно. Он хотел тут же спросить его об этом, но счел неудобным и прочел последнюю фразу из энциклопедической справки в календаре: – Весь шик прыжка – слегка коснуться земли руками, а лучше... лбом. Если же кто-либо по трусости откажется от участия в соревнованиях, то его ожидает крупный штраф или суровое наказание.

Ева Казимировна сначала не обратила внимание на шутки молодых людей, уступавших ей в годах почти вдвое. Но когда речь пошла о штрафах и наказаниях, Каганова снова достала чужие очки и взяла из рук Сахатова каверзный листок, на котором интересовала ее не шахматная головоломка, а воздушные гимнасты на сомнительной привязи.

– Странные гримасы... юмора, – проговорила вспотевшая Ева Казимировна, вытирая росинки на своих очень заметных усиках, будто подведенных углем. Она не улыбалась, но посматривала смешливо. – С таким же успехом, джигиты, вы можете сравнить меня с путешественницей, которую ловко подхватили под мышки, перенесли через барханы и такыры, а потом услужливо сбросили над... затвердевшим Шестым озером, чтобы я плыла к своей "кипящей слойке". Думаете, на это мое положение не похоже?..

– Нет, это совершенно иной вид спорта, Ева Казими-ровна, – все в том же шутливом тоне проговорил. Сергей Брагин. – Ваша солидность и наше уважение к вам не дают права на подобные аналогии. Себя – другое дело, мы можем уподоблять кому угодно. Наше положение двойственное: принимая установку с пагубными недотяжками, мы не только принимаем на себя непосильное бремя, но и даем государству ложные обязательства на поставку, такого количества гранулированного" "зимнего" сульфата, какого дать не сможем. Мы и одну печь не заставили нормально работать, а к нам на баланс хотят взвалить сразу три... За такие делишки народ должен с нас сурово спросить!

– Сергей Денисович, все это чистейшая формальность!– с укоризной сказала Каганова. – И не мы одни это прекраснейшим образом понимаем. Дотяжки и доделки будут идти своим чередом. И вам не придется пенять на себя. – Мы – к вашим услугам. Можете положиться на наши связи и эрудированную аргументацию!

– Это похоже на обман! С кого же спрос!.. – вежливо негодовал Сергей Брагин.

– Пеняйте... на меня! – лихо отрубила Ева Казимировна, обтирая мокрым, только что выжатым платком морщинистую шею. Она превосходно держалась, перемежая шутки с вещами, которые годились прямо в акт по приемке печей на баланс комбината. Полуофициальная беседа и несусветная жарища, которая Создавала какую-то банную или по крайней мере страдальческую, мученическую обстановку, позволяла как шутить, так и рассчитывать на снисхождение. Столичная гостья с успехом пользовалась и тем и другим.

Для завершения заглубленного разговора Байрам Са-хатов счел нужным добавить:

– На нашем заседании партбюро, Ева Казимировна, ваше слово – первое!

– Я только что подумала об этом! – Ева Казимировна помолчала, ей показалось, что Метанов уставился на нее, чтобы сказать что-то. Нет, Семен Семенович ничего не сказал, но глаза напрягал не зря: то, что он хотел передать своему шефу, было понятно без слов. – На чью же поддержку я могу рассчитывать?– с искренней озабоченностью спросила Каганова. – В Ашхабаде меня заверили... но я понимаю, что без вашей поддержки мой успех не будет полным. Хотя, как вы понимаете, для нашей творческой группы необходим только полный успех – сдача печи в эксплуатацию и патент. Международный приоритет нашей страны зависит теперь только от сдачи установки. – Ева Казимировна на все прежние приглашения присесть даже не взглянула на диван и на стулья, а теперь вдруг устало поморщилась и не стала скрывать одолевшей слабости. – Со всем моим старческим удовольствием я выслушаю вас, коллеги,– осторожно, не сгибая спины и держаясь за воротничок кофты рукой, она опустилась на потертый край дивана. – Старость не радость. Не послушалась врачей и поехала... Ну да ничего, пусть поболею. Среди друзей это не беда. А горя бояться – счастья не видать.– С трудом усевшись и поправив подол на полных коленях, Ева Казимировна попросила к себе немножечко снисхождения. – Поговорите со мной, друзья, без заседательского резона, хотя я уважаю это, прежде всего, в решении острых вопросов. Не неженка я, а кровная пролетарка, но уставать стала. Чары Акмурадович, садитесь ко мне поближе и поговорите со мной как чуткие единомышленники... Мы должны прийти к соглашению. Это весьма желательно! Бывало, каждый полученный патент для нашей красной профессуры становился праздником!.. – Гордый поворот головы с прямым красивым носом и жест руки как нельзя лучше подкрепили слова Евы Казимировны. – Да, праздником! Признанием заслуг выходцев из народа...

Чтобы не казаться высокомерным и плохо настроенным против непомерно требовательной гостьи, Чары Акмура-дов откликнулся на первый же кивок Евы Казимировны и присел рядом с ней, хотя нежиться было некогда.

– Поймите же, наконец, и вы, Ева Казимировна, – взмолился Акмурадов, – войдите в наше положение и вспомните: во что нам обходятся такие же вот уступки с приемкой трубопровода, рапозабора... А ведь были уважены нами и другие сомнительные проекты. Мы не против, не возражаем против вашего авторского права на эту конструкцию печей, но оформляйте все это другими путями. У ваа это наверняка может получиться... До этого же у вас многое выходило и получалось! Есть, видно, испытанные приемы.

Владейте своим авторским правом с наслаждением. Но для нас, практически!..

– Милейший Чары Акмурадович, одного сознания высоких прав и превосходства нам недостаточно... Как вы можете этого не понимать! Мои высокие коллеги всегда отзываются о вас с необычайной похвалой, и нам приятно иметь дело с вашим комбинатом. Осмелюсь признаться, что мы привыкли рассчитывать на вас, и всякое непонимание наших усилий ввергает нас в уныние и страх. Поверьте, Чары Акмурадович, сейчас, как никогда нужна ваша отзывчивость!..

До этого Ева Казимировна пыталась коснуться сокровенных струн души у Сергея Брагина, и, видимо, не зря старалась; если она и не добилась желаемого сполна, то кое-что выяснила. Эта индивидуальная обработка, по всей видимости, входила в расчеты гостьи. И парторг Байрам Сахатов, считавшийся неплохим воспитателем и человеко-ведом, отдавая должное Еве Казимировне, с интересом ждал, когда придет и его черед. Он заметил, как гостья постепенно подбиралась к нему сначала взглядами, потом мимолетными вопросами, и вот попросила Сахатова связать ее с цехом "кипящего слоя", с Ниной Протасовой.

Напряженно наблюдавший за всеми Метанов забыл, что у него в руках пыльник Кагановой и кинулся к телефону первым, но зацепился модной хламидой за спинку стула, уронил пыльник и с глупым и растерянным видом плюхнулся на прикрытую чехлом пишущую машинку.

– Пардон, простите за морскую качку! – сказал он Сахатову, придав всему шутливый оттенок.

Но никто на это даже внимания не обратил. За окном неожиданно послышался голос Нины Алексеевны, и все невольно прислушались к ее разговору с Чеменевым и Степанидой Маркеловной.

– Его, лешего, не дробью надо, а метлой! – ворчала под кустом тамариска охранница. – Я пришла, чтобы про все это сказать!.. Не то – самосуд, кипятком ошпарю!..

– Что за речи? – ужаснулась Нина Алексеевна, сопровождавшая закадычных друзей к начальству.

– Вот и славно, она уже здесь! – обрадовано встрепенулась Ева Казимировна, услышав знакомый голос.– Нина Алексеевна, не томите. Скоренько ко мне!

Вся шумная компания, как на грех, остановилась против окна, и Ева Казимировна, приоткрыв занавеску, оказалась как бы участницей этой живописной сцены. Правда, Нина Алексеевна быстро оправилась от смущения, примирила своих спутников и поспешила к именитой гостье.

– О, каспийская русалка, вы все хорошеете! – с откровенной завистью встретила Нину Ева Казимировна.– Когда же, наконец, я покажу тебя своим почтенным коллегам? В успехе я не сомневаюсь. Подойдите поближе, Нинель, я без очков. Стань бочком. О, нет, я не ошиблась. Небольшая полнота делает стати... Не смущайтесь, душа моя, от меня, белендрясницы, всякое можно услышать. Говорю не в поношение, а на зависть мужчинам. Хорошенькую оправу надо подыскать такому алмазу!.. Можете не сомневаться, я, старая делегатка, побеспокоюсь о молодом дарованьице. Ниночка, садись рядышком, отложим все дела и потолкуем о женских тайнах. Слышите, други, на время мы освобождаем вас от своего присутствия. Не правда ли, Нинок?

Не мог оставить без внимания своих посетителей и парторг Байрам Сахатов. Он услужливо уступил свой кабинет дамам, а сам вышел к Чеменеву и Степаниде Маркеловне.

– Байрам Сахатович, прибью Чеменя не картечью, так скалкой! А не то станушкой придушу,– сразу же, без проволочек ввела в курс дела парторга Степанида Маркеловна. – Хватит с ним нянькаться!.. До прокурора дойду, телесные доказательства имею!.. Речи сладенькие напевал...– Степанида Маркеловна шепотом подозвала Байрама Сахатова к себе поближе.– Таить-то мне нечего, люди видят. Все расскажу, ничего не утаю, лишь бы на Нину Алексеевну поклепа не было. Она ни в чем не виновата. Не знала она, что соль перетаскивали с одного места на другое, с озера к печному амбару.– Топчась на одном месте, Чеменев со Степанидой Маркеловной почти до колен погрузли в песок.– Солнце пекло из белого небесного бездонья, а они никак не могли договориться... в телефонный рожок...– Степанида Маркеловна осеклась, поймав на себе тревожный и колючий взгляд главного инженера. Может, наговорила лишнего? Не должно бы... Говорила, что знала и думала. А если не так ее поняли – пусть. И Маркеловна так ответила на пытливый взгляд: – Народ у нас в Бекдузе добрый, работает с большим серьезом и огоньком, а тех, кто под ногами путается, мы – за ушко да на солнышко! Сильным людям одно надо – требовать строже с других и с себя. – Взглянув на привалившегося к стене Чеменева, Степанида Маркеловна тихо сказала парторгу Сахатову.– Натворил он много, но я верю в него... одумается.

– Нашлась заступница,– хмуро вздохнул Чеменев. Степанида Маркеловна подошла к Чеменеву, потопталась на раскаленном песке и отвела дружка в тень.

– Люди помогут тебе, только душой не криви,– сказала она с участием.– Слушай, чего я скажу...

– Помолчи, Маркеловна, ты уже свое сказала!

– Значит, главное ты понял... Помолчу.

... Воронки на поверхности бурного течения дня возникали тут и там, река жизни бурлила. Пожалуй, в самый шальной водоворот попала Нина, бросившись на зов Евы Казимировны. Одинокую, расстроенную и обиженную встретила она гостью в кабинете парторга Сахатова. К ее боевитой, моложавой не по годам фигуре роль покинутой страдалицы совершенно не шла. Буйные волосы, вызывающий поворот головы, энергичный профиль с прямым, продолжающим линию лба, пожалуй, чуть великоватым носом; в меру полная грудь и покатые плечи делали Каганову не только представительной, но и привлекательной. Несмотря на морщины, которые не всегда являются признаком возраста и поизношенности, а часто говорят о странствиях и пережитом, Каганова была еще крепкой и энергичной. И при всем этом, она обладала каким-то удивительным даром казаться разной не только в зависимости от обстановки и положения; она могла изменяться по собственному желанию, неожиданно и порой очень резко. Этот дар перевоплощения более других знал ловкий дипломат и утонченный жуир Метанов, всегда издали любовавшийся тем впечатлением, которое производит своей артистичностью на окружающих его ученая покровительница. Ева Казимировна сегодня превзошла себя: сначала она показалась разбитой, утомленной зноем и дорогой, заехавшей слишком далеко пожилой вдовицей, а потом вдруг предстала беззаветной, прямодушной, романтически порывистой и пламенной "пролетаркой"... В споре о главном техническом стержне событий, – о печах и сдаче их комбинату, – Каганова проявила себя доверенным лицом института, сестрой академика, специалистом с именем, в достаточной степени эрудированным и поднаторевшим галургом... И тут же в разговоре с директором, парторгом Сахатовым и Брагиным она неожиданно обнаружила коммерческую и в какой-то степени сутяжную хватку, показала цепкую и алчную руку, тянущуюся к патенту... Конечно, было в ней желание помочь делу, но нескрываемая жажда личной выгоды, стремление попользоваться сомнительным изобретением, перенятым у других, все же брали у Кагановой верх. Проглядывало и то, как Ева Казимировна надеялась на своего преданного коллегу – Метанова. Пожалуй, большего ждала она и от преуспевающего в институте Игоря Завидного, похвалявшегося своей дружбой на химическом комбинате и влиянием на "среднее техническое звено", прежде всего на своих прежних однокашников Сергея Брагина и Нину Протасову.