Текст книги "Черная Пасть"

Автор книги: Павел Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

– Живы – здоровы! – не сразу заговорил Чары Акмурадов.– Это главное! В другой раз такой ремонт, пожалуй, не надо разрешать. Рискованно. Не знал я, Сергей Денисович, что у нас есть такие герои. Похвально. Я уже сообщил в Красноводский горком партии, а писатель Пральников в Ашхабад позвонил. Гляди, распишут теперь. Стоит, конечно, но с оговорками!..

– Попарились, и больше ничего,– Сергею, кажется, не очень-то по душе был весь этот разговор.– До подвига, может быть, и далековато, а поработали ребята на совесть! – Он взглянул на сомкнутые в круг крылышки жужжащего у потолка вентилятора и, подойдя к регулятору, прибавил ходу. Ветер в зале стал зримым, многоруким. Заколыхались занавески, поднялась над столом бумага, а у Айны зашевелились на груди косы. Оживленнее стали лица полуночников. Сергей прищурился и продолжал теперь уж с пылом:– Люди умеют работать, и делают все, не жалея себя. Сколько можно с ними сделать на Кара-Богазе! Прежде всего именно это было доказано в ночной схватке.

– Не тужи, Сергей Денисович, и завод пустим! Добьемся своего. Из разговора с секретарем горкома партии я понял, что у нас не только сульфатный завод скоро будет. – Чары Акмурадов подошел вместе с Ниной Алексеевной к щитку с контрольными приборами, посмотрел на свои часы и полистал записи в "бортовом журнале" опытной установки. – Пока вы с печью воевали, мы получили "добро" на пуск бишофитной установки.

– Разрешили? – Сергей от окна быстро пересек зал, чтобы получше удостовериться в серьезности этих слов. – На полный режим будем ставить бишофитную!

– От нас все зависит.

– И это хорошо, но не слишком ли много у нас опытного оборудования! И так мало по-настоящему промышленного, доходного, работящего.

– Благо бишофит теперь пойдет на комбинат в Фергану не с твоего тюленьего храповика, а с фабричной установки, которую можно скоро дотянуть до требуемой мощности. Приналяжем и на нее, и на сульфатный завод. А тут содовый, бромный уже проектируют. Да и магнием мы очень богаты. Его требует наша промышленность. Давать надо!

Сергей промолчал, но говорить ему не терпелось.

– Пока плюхаемся с этой патентной печью, могли бы завод ввести в строй действующих. И бишофитом завалили бы заказчиков. Гляди, и бромный завод начал бы подниматься, и кальцинированная сода была бы уже не мечтой, а реальностью! Не надо позволять уводить себя и, главное, дело в сторону. Давайте, Чары Акмурадович, поговорим на рассвете. Лучшее время для мечты... Вот как подумаешь о ленинских словах, о требованиях Ильича к Кара-Богазу, и хочется свои дела самой большой мерой измерять!..

– Наивысшей мерой, Сергей Денисович, народной и государственной! – проговорил Чары Акмурадов, задумчиво глядя на щиток с приборами.

– Химия сегодня – это наш хлеб и оружие! За медлительность в освоении Кара-Богаза с нас надо построже требовать, – говорил убежденно Сергей Брагин. – У нас есть все условия искать, пробовать и работать надежно, с огромной экономической отдачей. Запасы, богатства наши прямо-таки беспредельны. Материалы о Кара-Богаз-Голе в наших и заграничных изданиях постоянно появляются. Кто к нам только не приезжает! Со спутников американцы за нами наблюдают. Залив фотографируют, расчеты какие-то делают и об этом пишут в журналах.... Торговых агентов присылают к нам иностранные фирмы. Вот какого кобчика сейчас к нам подпустили! Шныряет и вынюхивает..

Акулы заграничные зарятся. Прощупывают. Прицеливаются. Вот как надо свое достоинство блюсти! Иностранные жучки держат нос по ветру!.. Если уж из космоса обстреливают объективами, то на земле и подавно пялят глаза на каждую нашу родинку и золотинку. Надо крепко помнить об этом. С нашим заморским гостем тоже лобызаться рановато... Все ли тут ладно? – Сергей ходил от окна к стене и обратно, все время обращаясь почему-то именно к карте, тыкая пальцем в затемненную глубь Каспия и в голубой "аппендикс" на восточном берегу акватории залива Потом он сел за столик, где только что делил арбуз, поднял графин и посмотрел на свет.

Поднятая давеча со дна густая муть все еще висела тягостным воспоминанием и никак не хотела оседать. В разговоре тоже все время чувствовался какой-то неприятный осадок, который нет-нет да и поднимался омрачающей тиной. Сам того не замечая, Сергей сел вынужденно, потому что устал. Особенно почувствовал он эту телесную и умственную усталость, когда опустился на стул.

– Чары Акмурадович, вы приехали вместе с Метановым? – спросил вдруг Сергей.

– И даже с Игорем Марковичем!.. Прямо из автомашины они бросились осматривать ваши латки на выпарном аппарате.

– Ну и как... довольны?

– Удивляются. Такой ремонт у них не дозволяется инструкциями.

– Выходит, обидели мы конструкторов!

– Поглядим... Они тебя на койке ищут. Спорят, удобно ли будить!

Опершись боком о стол, Сергей сидел неподвижно и говорил через силу.

– Вздремнуть не мешало бы, – с каким-то безразличием, словно о ком-то другом сказал Сергей.

– За чем же дело встало? – сочувственно ответил Чары Акмурадов. – Довезу до дому.

– Боюсь, что усну в пути. Придется канителиться.

– Тогда тут... Можете уложить его, девушки? – озабоченно спросил Чары Акмурадов. – Кажется, он не буйный.

Айна немного смутилась и тихонько рассмеялась, отчего вконец застеснялась.

– Нас сейчас в спальне нет, пусть ложится!..

– От такой заботы и спать расхотелось, – вяло засмеялся Сергей и поерошил волосы. – Лучше второй трудодень мне, Чары Акмурадович, начисляйте. Потом сразу за все отосплюсь, а сейчас вам буду ночь портить. Пойдемте. Следы Гоши около транспортера посмотрим. Вместе с Метановым и Завидным!..

Чары Акмурадов достал платок, подержал его в руках и накрутил на палец.

– Не лучше ли до утра отложить?

Сбросив сонливость, Сергей Брагин стал упрямым, несговорчивым.

– Но ведь люди около печи продолжают работать, как и Гоша, тем же способом!

В подтверждение его слов послышался сигнал, известивший тех, кто был в опасной зоне, что транспортер включен. Сергей быстро открыл дверь на площадку, и невольно отступил на полшага: порожек неторопливо и спокойно переползал домовитый и общительный Фомка. Он поднял носик к Сергею и благодарно мяукнул. Потерся у ноги бочком, выгнул пушистую спину и поковылял в свой угол, к блюдцу с молоком. Лизнул, поперхнулся, фыркнул и стал лакать.

– Анечка, – попросила Нина провожавшую ее Айну, – посади Фомку в ящик шкафа. Не совсем закрывай, отдушнику оставь. Ладно, Анюта?..

– Все равно спать он ко мне на колени заберется. Правда, Фомич?..

И в эту минуту за окном в темноте, на озере громыхнул выстрел. Рваный. Лохматый и мягкий, будто стреляли ватой. После глухого хлопка почудилось, что в воздухе запахло паленым валенком, и разорванный в клочья воздух долго не мог соединиться.

– Вверх что ли отсалютовали?.. – проговорил озадаченно Чары Акмурадов. – Не иначе, Степанида заспалась. В народе говорят, что спящего и змея не трогает... Значит, кто-то другой потревожил.

Невысокого роста, располневший в пятьдесят лет и начавший курить, уверяя всех, что прибег к этому зелью по совету врачей, Чары Акмурадов был человеком удивительно спокойным и покладистым. Никак не верилось, что он в то же время был заядлым охотником и рыболовом, а несколько лет назад охранял границу в субтропиках, южнее Кара-Богаза, имел бывалый воин в своем послужном списке много благодарностей и наград за свой верный солдатский труд и мастерство следопыта. Была в послужном списке воина границы Акмурадова и такая боевая операция, о которой он никому не говорит. Мало кто знал и о его ранении, хотя осторожная и даже болезненная походка и чуть приподнятое правое плечо выдавали давнишний прокол груди... Сергей Брагин понаслышке знал об этом, но никогда не расспрашивал. Посчитает нужным – расскажет... Услышав сейчас выстрел за окном, Чары Акмурадов замер на пороге комнаты и по давней привычке быстро взглянул на котенка Фомку. Животные и звери острее чувствуют все передряги, их поведение опытному глазу говорит о многом. На этот раз пугливое создание не помогло: Фомка, привыкший к шуму и грохоту, не выказал ни малейших признаков беспокойства. Он потрогал лапой свою тень на стене и начал преспокойно лакать молоко.

– Боюсь, что выстрел сделан не с перепугу и не для острастки, а... по существу! – определил Сергей, бросившись к притворенному ветром окну.

Сергей не мог похвастаться ни послужным списком, ни своим боевым прошлым на границе, ни выдержкой Чары Акмурадова. Был когда-то и Брагин военным человеком, но служил в строительных частях и трудился над восстановлением туркменской столицы, рассыпанного в пыль землетрясением Ашхабада. А вот спортсменом и охотником был не менее заядлым, горячим и удачливым, чем чекист Акмурадов. В свое время Сережа Брагин увлекался теннисом и стрельбой, а сейчас в Бекдузе перешел на шахматы и гантели, хотя в последнее время серьезно приналег на плавание. Правда, он еще не пробовал со своим дружком Мурадом плыть до Кара-Ада, но делал успехи и прилично играл в водное поло. Впрочем, в этом он целиком полагался на оценку своего тренера... Нины Протасовой, которая похвалу зря не расточала. Вот и сейчас, высказав свою догадку о прицельной стрельбе, Сергей быстро взглянул на Нину, словно ища в ее взгляде подтверждения своему мнению... Степанида Маркеловна в эту ночь бодрствовала, была на ногах, значит, стреляла не спросонья.

Нина не выдержала вопрошающего, брагинского взгляда, отвернулась, но внешне казалась спокойной и даже чуть развязной. Она взяла Фомку на руки, подняла к потолку и посадила его на шкаф.

– Мало ли тут бродит охотников. У-у, злюки, стреляют! – приговаривала она, обращаясь к Фомке. – А наша Маркеловна, пожалуй, и стрелять не умеет! Дирекция считает, что около печи баба должна быть с ухватом или кочергой, но не с ружьем. Степаниде дали пушку не иначе, как с запаянными курками!

– Нина Алексеевна, а вы проверяете охрану объекта? – поинтересовался Сергей. – Круг ваших обязанностей...

– Не круг, а беличье колесо, товарищ Брагин! – отпарировала Нина, не любившая у Сергея этот начальственный тон, к которому он иногда прибегал при старших по должности, видимо, из желания показать соблюдение всех лестничных ступенек субординации. – Если бы я была уверена, что ружье у Маркеловны действительно стреляет, то применила бы его не ночью, а днем, чтобы не промахнуться!.. Я отбила бы кое у кого охоту командовать и лезть со своим... ангельским ликом в чужой огород. – Нина выскочила за порог, оставив Фомку на шкафу. – На старухах вздумали вымещать. Припадки бдительности!.. Разрешите, Чары Акмурадович, я пойду узнаю и доложу товарищу Брагину!..

Ворвался ветер и с ним вместе влетели мягкие хлопья второго, такого же растрепанного и смутного выстрела, каким обычно отплевывается старенькая двустволка.

– Вот теперь – прицельный выстрел... В нашу сторону, Сергей Денисович! – безошибочно определил Чарь: Акмурадов, сразу же утратив свою завидную выдержку. – Не будем ждать, пока мушкет перезарядят!

Спокойнее всех оказался пушистенький Фомка. Он вовсе не испугался, повел ушами и угомонился на уголке шкафа, пошевеливая испачканным в чернилах хвостом, Нина взглянула на котенка, и почему-то вспомнила в эту минуту дурашливый разговор Мурадика... с цепным псом Акбаем. "Не смотри так, Акбай! – крикнул Мурад на дружка и добавил: – тетя Нина, Акбай смотрит и как будтс думает, что он человек, а мы – собаки..." Похоже, что и Фомка сейчас так же думал о стрельбе людей. Нина посмотрелась на ходу в стеклянную створку шкафа и устыдилась своих вздорных мыслей о котенке.

Она выбежала во двор навстречу ветру и темноте, чтобы доказать Брагину и другим, что на ее участке ничего позорного произойти не может. Сбежав с лестницы, Нина от фонаря метнулась к водонапорному баку, за котельную, к аляповатой кустарной установке по переработке бишофита. Под фонарем перевела дух и окунувшись в темноту, устремилась к Семиглавому Мару, чтобы оттуда спуститься к озеру. Под яром, в озерном распахе мигали огоньки, обозначавшие каёмку железной дороги и дренажные стойки. Внутри железного океана, как спящие свиньи, пузатились мешки с сульфатом, который был собран машинами ленинградца Волкова и старателями последнего из могикан – ручниками бригады Ширли-ага. Спуск к озеру и светлые бегунки в пойме были хорошо видны со стороны бака. Про валиваясь в "солевой снег", Нина устремилась к мешкам. откуда и прозвучал последний выстрел. Шла она наобум Направления не знали и Чары Акмурадов с Брагиным, которые поспешали в темноте за Ниной, чтобы не потерять ее в поднявшемся переполохе.

Казалось удивительным, что после выстрелов нигде не было заметно ни малейшего движения или какого-либо беспокойства. Можно было предположить, что кто-то пульнул из озорства и притих, а, может, и забыл про пущенных в ночь двух ружейных чижей. Пытанный и крещённый в жаркой перестрелке на границе Чары Акмурадов знал что безнаказанно игра с оружием не обходится, и даже шальной выстрел находит цель. Акмурадов догнал Нину около бульдозера и придержал ее за руку. Сергей Брагин остановился чуть в сторонке. Лучше заметишь чье-либо движение и нужный предмет при наблюдении, если сам затаишься и будешь в неподвижности сличать один предмет с другим. Этому старого следопыта Чары Акмурадова не надо было учить. Но едва он успел притаиться, как из-за поломанного прицепа к автомашине вышел человек. Не очень таясь, но осторожно, темная фигура сначала направилась к бульдозеру, однако, не дойдя до него метров десять, вдруг резко свернула к баку с мазутом. Видимо, крадущийся человек был не лишен чутья и понимания опасности. Нина узнала этого человека и хотела окликнуть, но Чары Акмурадов положил ей руку на плечо. Узнали идущего и Сергей с директором. Ничего плохого за этим человеком не замечалось, можно бы и не таиться, но выстрелы в темноте клали на все отпечаток подозрительности, и за ним продолжали тихо наблюдать. Попетляв на Маре между автомашин и бочек, человек неторопливо и осмотрительно направился к жилым баракам. Перейдя блестевшие рельсины, завернул к одинокой сторожке грузчика Ивана Чеменева.

Подождав немного, Чары Акмурадов поднял свой "дозор" из засады.

– Сам Мокридин! – с недоумением, смягчая негодующий взгляд Брагина лучами карманного фонарика, проговорила Нина. – Почему? Он же больной и освобождение получил! За него Мамраз дежурит.

– От высокой температуры иногда случается бессонница или бред, – заметил Сергей.

Мокридин шагал довольно уверенно и неторопливо, как и полагается с бюллетенем в кармане.

Закрытое облаками небо словно опустилось ниже .над разбросанными по озеру лампочками. У дальних огней поднявшаяся пыль заметно притушила лучи, а у ближних как бы промакнула тени. Стало темнее и глуше, подвижный воздух с наждачным песком царапал тело, запорашивал лицо, бил в глаза. Порывы вскоре ослабли, и теперь ветер не рвался горячими языками, а давил огромной массой, подгоняя тучи в небе и песчаные клубы на земле. Такие ветры в Бекдузе и на озерах дули почти каждую ночь. Они не особенно беспокоили, лишь бы к восходу солнца угомонились, чтоб можно было собирать сульфат.

Ветер окончательно слизал все прежние ночные звуки, и только в отдалении гремела печь, лязгали транспортеры, ухали и гудели форсунки.

– Надо было пойти за Мокридиным вслед, – сказал Чары Акмурадов, – по заячьим следам доходят до медвежьих!

– Стражницу надо искать, – ответил Сергей Бра-гин. – Без Маркеловны дело тут не обошлось.

Появление крадущегося Мокридина окончательно подавило Нину.

– Не зная обстановки, не надо расстраиваться и шум поднимать,– старался утешить ее Чары Акмурадов. – Конечно, можно бы сделать так, как тот находчивый арба-кеш на старом ашхабадском базаре...

– Чем же прославился арбакеш? – полюбопытствовал Сергей, видя, что и Нину заинтересовал рассказчик.

Чары Акмурадов, продолжая наблюдать, отвел свой "наряд" за бульдозер и шепотком досказал:

– На шумном базаре было столько ослов, что арбакеш потерял свою скотину. Никак не может отыскать. И попал в беду, как мы сейчас, но не растерялся. Крикнул хитрец, что хочет зарезать осла, а шкуру продать. Для порядка предупредил всех базарных, чтобы те свою живность забрали. Когда заботливые хозяева увели вислоухих скакунов, арбакеш без труда опознал возле дувала своего осла!..

Сергею понравилась побрехушка и он сдержанно усмехнулся.

– Толково!..

– При чем тут мы, осел и арбакеш?... – невпопад спросила Нина. – Брагин всегда смеется... несерьезно!

Пришлось пояснить.

– Мы не можем найти своего стража... Как же быть? Может, испробовать способ хитроумного арбакеша? Припугнуть всех остальных,чтобы разбежались, и тогда наша охрана обозначится..!

Признаться в своей недогадливости было неловко, и Нина с запозданием усмехнулась.

От порыва ветра сверху вдруг обрушилась туча песка. Сергей выхватил из рук Нины фонарик и, присев, поднял над головой пучок света. Акмурадов тоже пригнулся, и в этот миг чья-то здоровенная ручища потушила ладонью старательный фонарик. Нина вскрикнула. Ей показалась страшной не огромная рука со скрюченными, медленно сводимыми пальцами, а то, как ручища грубо и нагло схватила живительный огонек и погасила его в кулаке. Страшно, когда в чьем-то кулаке мрет родничок света... Сергей, не разбирая что к чему, лишь от одной обиды за украденный свет, разъяренным барсом взметнулся с земли и ударил снизу вверх, в то место, откуда протягивалась рука: ударил и кулаком, и крюком локтя, и поворотом плеча, и всем корпусом, как бьют натренированные и сильные боксеры. Удар пришелся впору. Волосатая рука, державшая в кулаке свет, разжалась, и фонарик снова засветился.

– Зачем так-то, с копыт! – вдруг услышал Сергей рядом с собой осипший голос Мамраза. – Мы его бредешком хотели.

– Кого, Сережа, зашиб? – ничего не разобрала Нина.

Сергей отдал ей фонарик и быстро вытер о штанину саднящий, сжатый до судорожной боли небольшой, но тяжелый, будто литой кулак. Ударил, как говорится, от души, с оттяжкой, за мое почтение. Гаситель света с волосатой дланью как хряснулся навзничь, так и успокоился, не сказав даже "спасибо". Щелкнул фонарик в руке Мамраза и на землю упал светлячок, обрисовав на песке рослого, громоздкого человека с жилистыми, волосатыми держками и курносым, небритым лицом, на котором застыло такое блаженное выражение, как будто верзиле щекотали пятки или дали отведать любовного напитка.

– Чеменев, – без труда опознала своего шабра Степанида Маркеловна, кося глаза на ружье в руках Мамраза.– Уложен по всем правилам, как тополек-саженец. И улыбаться бы ему не нужно. Шрапнель из моего ружья не взяла, так тычка получил мерин охальный.-Разъяренная Степанида ткнула верзилу чуником. – А я-то ему верила, старая, по ночам за мной шастал. Помогать вызвался!

– Чистый нокаут, – определил Мамраз. – Вот это удар! Маркеловна, кто еще шнырял между мешками? У такого сторожа на бахчах ни одного арбуза не останется. Посвисти, Маркеловна!

– Золотые слова, Мамраз! И дружинники наши только на танцах отличаются, – долго не решался вступить в разговор Чары Акмурадов. – На самом же деле вот где нужны охрана и твоя богатырская застава, Мамраз.

– Был у вас мой рапорт, – не умолчал Сергей Брагин, поглядывая на отставного грузчика Ивана Чеменева. – Для многих у нас на озере сульфат стал бросовым, заместо балластного песка. Тащат, кому не лень! У хлопкоробов на харманах порядок, а мы свое добро не бережем.

– Куда его девать? – спрашивал Мамраз неизвестно кого про лежащего нарушителя Чеменева. – Мешки надо бы пересчитать. Не зря на озере стрельбу и возню подняли.

– Зарятся, как шакалы, на ядовитые мешки! – ругалась Степанида Маркеловна. – Неужели сплавлять сольцу хотели?

– Ты, Маркеловна, лучше бы про то сказала: сколько уже сплавили мешков?.. – злился Мамраз.

– И куда этот мухомор употребить-то можно? – искренне недоумевала Маркеловна. – Кульками не продашь, а'пятерик в автобусе в город не увезешь. Не иначе, по пьяному заполоху бродил этот боров по озеру. А мешки те... в сторонке могли с дневной раструски остаться. Я их по заплаткам-то не примечаю. – Простодушные оправдания | Маркеловны звучали очень неубедительно, и она это понимала. Вдруг чему-то обрадовавшись, старуха присела около пошевелившейся головы Чеменева. – Ба, уже дрыгает, родимый!.. Сейчас он мне полную реестру сделает!..

Увидев над собой заботливое и просящее лицо Степаниды, Чеменев снова смежил веки.

– Дай-ка, Мамраз, ружье, я ему приложу мушку понюхать. Говори, сколь мешков переместил? И с кем ты тут мухлевал? Ишь, на корысть доходную набрел! – Степанида ухватила за ствол и выдернула у Мамраза из рук дробовик. – Я тебя, прощелыгу, распишу по всем статьям, а потом пусть посадят тебя...

Между тем Чеменев, улежавшись на теплом песке, косил глазом и не мог решить: вставать ему или еще подождать. Скулы-то и впрямь будто проволокой стянуло, а язык к гортани присох. Из нерешительности вывела его угроза Маркеловны:

– Чары Акмурадович, мне этого лысака не доверяйте. Порешу.

– Решать вместе будем, Степанида Маркеловна, – ответил Акмурадов, взглянув на часы и на светлеющую полоску неба.

Обменявшись взглядом с Брагиным, спокойный и тяжеловесный Мамраз подошел к Чеменеву, ухватил его подмышки и сначала поставил на пятки, потом на полные ступни.

– Цепляйся за планету покрепче, а то полетишь! – посоветовал он Чеменеву. – Земля-то держать тебя не хочет. Слаб в коленках!

Широко расставив ноги и пробуя рукой сдвинуть нижнюю челюсть, Чеменев вращал белками глаз, пытал взглядом то одного, то другого, стараясь отгадать: кто же преподнес так смачно и ладно?.. Рослый, дюжий Мамраз? Коренастый, на коротких и чуть кривоватых ногах, полнеющий Чары Акмурадов? Этот тоже не промажет. Кулак у него увесистый. А, может, худощавый, но ладный, с крутыми, сильными плечами и полусогнутыми в локтях руками, пружинистый и собранный Сергей Брагин? Да, этот двинет при нужде, у него и в словах-то хватка завзятого бойца, а кулак – налитой.

– Ты, Серёга, заехал? – спросил в упор Чеменев, разминая руки и плечи, словно примериваясь отпустить сдачу. Взгляд его лупастых глаз был смутным, недобрым. – О последствиях не думал? Приложиться так плотненько!..

– Думал про все, когда оглаживал, – спокойно ответил Сергей.

– Тогда спасибо, Денисыч, что так точно рассчитал. Не довел до ладана!.. Теперь и вовсе я верю, что слова твои тоже не пустышки, а со свинцовым наливом.

– Подхваливаешь, охальник, думаешь скостят! – не уступала Маркеловна. – У-у, прилипала!..

– И буду его хвалить, Маркеловна. Много дури одним махом выбил. Сразу образумил.

Похвала была лестной так же и предводителю дружинников Мамразу: давала свои плоды воспитательная работа. Эта ночь действительно вразумила Ивана Чеменева, и было решено отпустить его с миром до утра, хотя Степанида Маркеловна и настаивала "печь его по всем статьям". С трудом уговорили ее не применять больше в дело оружие.

Потирая щеку, Чеменев подошел к Сергею и еще раз попытал его взглядом, тронул за плечо.

– Благодарствую, Денисыч, за целебную критику, – шептал Чеменев дрожащими губами, порываясь уже не пытать силу Сергея, а обнять.

Хмуро, обеспокоенно, подняв густые торчащие брови, Сергей первый раз взглянул Чеменеву в лицо. Спросил отрывисто :

– Сам дойдешь или помочь?

Чтобы скрыть слезы, бывший сибирский плотогон Иван Чеменев отвернулся. Пошел он не к своей времянке у глиняного крутояра, а к Каспию. Зашагал Чеменев туда, куда прошел Мокридин...

Пошагал Чеменев по песчаному свею неуклюже и с какой-то задумкой, но далеко не ушел. Сергей Брагин нагнал его, и они пошли вместе, близко друг от друга, но не рядом: они как будто вели с собой кого-то третьего. И он, третий, будто шел промеж них, широким шагом, к Семиглавому Мару.

От Ивана Чеменева, из первых уст узнал Сергей некоторые подробности ночной стрельбы. Перед ужином к нему зашел Мокридин, начальник смены с печной установки, и завел странный разговор. Большими приятелями Чеменев с Мокридиным не были, но вели знакомство еще со времен совместной работы в транспортной конторе, где один был грузчиком, а другой, Мокридин, – главным механиком в депо мотовозов. Сблизили их не только рыбалки и охота на моторке Чеменева. Среди сборщиков сульфата и подсобников с печи Чеменев имел много дружков, были свои ребята у табельщиков и весовщиков на участках ручного сбора и на площадках, отведенных для машин Волкова. И если с уходом на пенсию эти связи Ивану Чеменеву стали не очень потребными, то Степан Мокридин в них нуждался, и особенно сейчас, когда опытная установка стала на усиленный режим и когда все показатели, как по выработке сульфата, так и по расходу электроэнергии и горючего в форсунках начали приобретать особое значение. То ли по своей надобности, то ли по чьей-то просьбе Степан Зиновьевич попросил Чеменева заручиться поддержкой кого-либо из табельщиков, чтобы можно было в случае необходимости брать на время, – да, только взаимообразно, – несколько "торбочек" озерного сульфата, собранного ручниками. Требовалось это, по словам Мокридина, единственно для соблюдения "плавности и гибкости графика, поддержки престижа новой техники...." А в конце месяца все можно будет сбалансировать и вернуть ручникам взятое на "прокат".

Чеменев подумал, поговорил с друзьями и стал помогать Мокридину сплавлять сульфат в задник печного склада. Делалось это расчетливо и тихо, разумеется, не так часто, чтобы не создавалось больших разнобоев в выработке между сменами на печи. Кроме Мокридина к такому допингу никто не прибегал, хватало пока этой прибавки.

Первым начал замечать отставание своей смены Мамраз. Работали его ребята вроде бы не хуже, чем в смене Мокридина, а на гора выдавалось сульфата меньше. Ходили разные слухи, но Мамраз им не верил, и не стал зря тревожить Нину Алексеевну. Он хотел во всем убедиться своими глазами, и повел наблюдения за ночным сторожем Степанидой Маркеловной. Слишком подолгу иной раз засиживалась она среди сменщиков, отлучалась со своего поста.

Связи Маркеловны с пьющим Чеменевым и до этого были довольно близкими, а после посвящения Чеменева в пенсионеры их отношения утеплились еще больше. Днем Сте-панида домовничала, да и у бобыля свободного времени хоть отбавляй. Поумерил Чеменев свой рыболовецкий пыл, ссылаясь на сомнительные недуги. Здоровье его, слава богу, не вызывало ни у кого опасений, на пенсию плотогон надумал идти почти в конце седьмого десятка. Степаниду Маркеловну многие называли старухой, но это больше потому, что она так сама себя охотно величала. На самом же деле кареглазая, дородная и упитанная Маркеловна была не так уж слаба душой и телом, правда, лицом казалась старше своих лет. Морщин было много. Не прошло даром почти тридцатилетнее бдение в белом озерном пекле, в пыльном чаду, около соляных кучек-тумпаков, которые затар-щица Степанида пересыпала в мешки и благословляла сульфат на странствия по белому свету. Сколько мешков прошло через ее руки – не счесть. И они так примелькались, что она смотрела на них как на скучную принадлежность озерного захолустья; как на кусты кочковатой полыни, подмытые и приподнятые ветром; как на барханы по берегу озера; на перелетных дудаков-дроф и гусей, которых очень напоминали белые чувалы. Во множестве появлялись мешки и огромными стаями уплывали с озера в морские скитания. Куда ни посмотришь – всюду мешки и мешки!.. По правде говоря, для Маркеловны они давно потеряли свой счет и цену, стали как бы безразличны. И хотя из-за мешков часто спорили и даже на озере дрались ручники, на ночь их оставляли большими станицами под открытым небом, без всяких ограждений и обозначений: лишь кое-где можно было увидеть бумажку или тряпочки с "семейными гербами". Словно спящие отары они были неподвижны ночью, и на просторном пыльном лежбище было тихо и спокойно.

Да и много ли значили два – три передвинутых с места на место пятерика, если за день каждый старатель иной раз набивал порошком до сотни таких пузатых пингвинов.

Миролюбивой и благодушной Маркеловне никогда не приходило в голову, что мешки с сульфатом можно было не только перетаскивать и уносить, а перевозить десятками и даже сотнями, делать это на глазах у всех, и в то же время... незаметно. Если ночью с озера возили на самосвалах к завалочной яме мирабилит, то почему бы не подбросить и подсохшего, затаренного сульфата?.. Пропажу одного, приметного, с заплатой мешка где-нибудь с краю гурта Маркеловна, может быть, и заметила бы, а десяток или сотнягу!.. На такое "оптовое" убавление у ней глаз не был наметан. Зато такие масштабы стали привычными Чеме-неву и Мокридину. Приверженность к крупным операциям себя вполне оправдывала. И главной виной Маркеловны было, видно, то, что за долгую жизнь она не научилась а, вернее, ее не научили – за сосной различать леса.

Связь охранницы Степаниды Бауковой с Чеменевым была крепкой. Никто иной, как захмелевший Иван Чеме-нев подпутал ее с арбузом, уговорив нести его в аппаратную. Баклажанную икру Маркеловна сама приготовила для Нины Алексеевны, которую сердечно уважала. Днем еще заметила Степанида Маркеловна, как она горбилась около закобызившейся печи, и сжалилась, словно мать, над ней и Сергеем. А поди ж ты, как обернулось дело с переспелым арбузом! Увидел Мамраз в арбузной мраморной рвани, словно ворожея в извилинах ладони, все с первого взгляда: Маркеловне, мол, выпала дальняя дорога и казенный дом... Не к добру она бросила без охраны подъезды и озерную губу около Семиглавого Мара, не ко времени вздумала угощать проперченной икрой с прованским маслом. Видать, не зря сказывается, что простота бывает хуже воровства. А тут тебе и простота, и – воровство!..

События развивались мирно и плавно. Как помнится, от пульта управления печью Мамраз повел Маркеловну по невидимым тропкам соленого ночного царства: она шла впереди и сама торила путь. А тому, кудряшу белозубому, будто все равно было, куда вела его руженосица. По дороге Мамраз укорял ее за сонливость и отсутствие воинской выправки... Обижаться она и не думала: спать любила, а выправку и еще кое-что за тридцать озерных лет соль пои-сточила. Шел Мамраз сзади, но будто вожжами управлял ее ходом, остановками и поворотами. Словно понукал хитрец своим молчанием, неволил идти не куда-нибудь, а на участок машинного сбора, где вчера допоздна пыхтели вол-ковские "божьи коровки". Место это находилось неподалеку от вскрытого пласта, откуда грузовики возили мирабилит для опытной установки. Этой дорогой могли ездить и другие машины, возить не только мокрый, льдистый мирабилит, но и просушенный, собранный сульфат. Другие сторожа этого места не касались, редко добредала сюда и Маркеловна. "Ну, кому охота возиться ночью по своей воле с мешками соли, которой вокруг столько, что возить– не перевозить! А ведь ее и щепотку в суп не положишь" – думала Маркеловна по своей простоте.