Текст книги "Черная Пасть"

Автор книги: Павел Карпов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

18

Вихрило. Солнечные лучи застревали, с трудом пробивались через песчаный фильтр, и оттого, что небо было закрыто, духота становилась все более гнетущей и вязкой.

– Все равно страдать – айда пешочком! – предложил Байрам Сахатов, и от бишофитной установки они зашагали по занесенному коричневой пылью полыннику, держа курс на шатровую клубную крышу и телевизионную крестовину.

– А времени тебе не жалко? – заметил Сергей Бра-гин, когда они оказались в открытом поле и, не сговариваясь, одновременно прикрыли от пыльного ветра уши ладонями. – Столько еще надо успеть до вечера!

– Когда много дел и спешка кружит голову, полезно помедлить... а спешка пусть пройдет мимо! – ответил на это Сахатов. Он положил голову на руку, как будто старался вылить из уха воду после купания, и вышагивал как-то вприпрыжку, боком. – Так советуют делать неторопливые скандинавы. Полезное правило. А я так заторопился, что до заседания бюро не нашел времени с тобой поговорить.

Брагин торопливо обошел сросшиеся кусты полыни и селина, ответил:

– Ладно и то, хоть об этом успел сказать!

– Кроме шуток, честно говори, Сергей: готовишься к драке? – Сахатов и Брагин перемахнули через горку кизяка, прикрытую обрывком толя. – Успешный пуск бишофитной установки и похвала ферганцев нас радуют, а кое-кто... резервирует свое мнение.

– Я совсем другое заметил, Байрам Сахатович, – захлебываясь ветром, горячился Брагин. – Иные не прочь поднять хвалебный шум вокруг бишофита, чтобы печные дела на время притушить. Маневр довольно неожиданный, но объяснимый.

– Ты недоволен похвалой Метанова в твой адрес?

– Надо разобраться: зачем ему это понадобилось.

– Как же не радоваться общему успеху. – Сахатов заходил вперед Сергея и ложился на ветер то боком, то спиной, умудряясь обходить кочковатую полынь и затвердевшие песчаные тюфяки, ни разу не споткнувшись и не потеряв направления. – Мне Метанов по секрету сказал, что после удачи с бишофитом ты, Сергей Денисович, будешь более покладист и терпим... Чуешь, какой прогноз твоей душевной погоды! Оказывается, Метанов обеспокоенно измеряет уровень твоей психической настройки.

Сергей, подойдя к проделанной грейдером просеке в полыннике, вдруг выскочил вперед Сахатова и прикрыл его грудью от вихревого крутящегося столба. Отплевываясь, он крикнул:

– Умница наш Семен Семенович, ходкую бишофитную установку можно теперь сделать спасительным громоотводом: нависшую грозу с печью и трубопроводом можно смягчить. – Сергей вышел на ровный такыр, стряхнул с себя тяжелые песчаные вериги и стал лицом к подходившему Байраму Сахатову. – Я думаю, что на сегодняшнем партбюро мы окончательно решим дело с заказом ферганских химиков. Дело выгодное, перспективное. И этот успех много значит для будущего. На этом и сосредоточим внимание. Людям нужна уверенность в наших возможностях. И тут я согласен с Метановым: не все постромки, видно, надо рвать. Надобно и упряжь уважать... – Сергей резко повернулся лицом к ветру и пошел с откинутой назад головой, оскаленным ртом, словно преодолевая последний финишный рубеж. – Только не думай, Байрам, что я в чем-то отступаю. Нет. Просто согласен временно поддержать других и перед главком сделать антраша!.. Сделай, милка, антраша – больно гузка хороша. Так что ли, Байрам?

– Да продлит аллах дни твои, Сережа!– вздохнул Сахатов. – Ты правоверный галург! Причем, истинно карабогазской закваски, работаешь главным образом на рассоле, а он у нас – слабительный... Значит, делаем антраша, и потому что эта самая... гузка хороша, говоришь?

– Вполне серьезно, Байрам Сахатович! – Сергей вдруг стал мрачным и даже подавленным. – Может, и прав Метанов – надо ли так ломиться и дерзить, доходить до бойцовской ярости? Все гораздо плавней и мягче... Семен Семенович наконец-то признался, что он верил в нашу затею с бишофитом. Правда, считает, что на роль серьезных поставщиков всего нужного для химикатов сельскому хозяйству мы не годимся, но что Метанов изменил свое отношение ко мне – это факт, и он ждет от меня взаимности, угомонил он мои порывы... Прямо скажу, Байрам Сахатович, Семен Семенович как будто подкупил меня, он просит не перечить в разговорах о печи "кипящего слоя". Сам Метанов соглашается с некоторыми издержками конструкторской группы, признается в личных погрешностях и умоляет, как коллегу, от себя, Завидного и своих единомышленников... Вот я и задумался после метановских увещеваний: стоит ли на сегодняшнем заседании парбюро добиваться какой-то определенности и категоричности? Не торопимся ли мы с выводами, Байрам Сахатович? После разговора с Семеном Семеновичем я начал кое в чем сомневаться. Ты слышишь, о чем я толкую?

Сахатов шел против ветра, кланяясь, боком, отвернувшись от Брагина, словно подтягивая за собой невод или упиравшегося осла.

– Слышу тебя, Сергей Денисович, отчетливо, а понимаю плохо, – отозвался Сахатов, не глядя на своего спутника и не дожидаясь его у перехода через железнодорожные плети с промасленными и поджаренными шпалами.

За колючими, присыпанными песком ежами перекати-поля, по которым можно было ходить, как по карабурам – камышовым мешкам с камнями, Брагин догнал Сахатова.

– В запутанных делах с печью "кипящего слоя" надо годами разбираться. До этого мне все казалось гораздо проще и яснее, а теперь, когда Семен Семенович готов все невзгоды и неполадки взять на себя, меня начинает мучить совесть. Жалко сердягу! Смогу ли я выступать на бюро? Понимаешь, Байрам Сахатович, сомневаться я начинаю в справедливости некоторых наших нападок... Ведь на нас – "самогонщиков", рискнувших "гнать бишофит", тоже нападали, а мы вдруг оказались выше всех поклепов. Семен Семенович признается в своем неверии... Так, может быть и мне надо умерить свой пыл! И, как ты говоришь, "пропустить торопливость мимо", подумать обо всем с "дремотой"...

– Лихая грусть! – проговорил Сахатов, все так же шествуя впереди и увлекая за собой Сергея на новый подъем, теперь уж к бугристому мару, на котором стоял киоск с газированной водой. – Ты добился своего с бишофитом, и ценой невмешательства в... "кипящий слой" хочешь взять себе передышку, если не сказать больше – отступить в тихий тупичок? Скажи, Сергей Денисович, это так?

– Ну, брат, опять у тебя поспешная категоричность! Я хочу порассуждать, присмотреться, а не ретироваться.

– Или ты, Сергей, шутишь, или у тебя вывих мозгов Все это не похоже на тебя и на то, что ты говорил и делал до сих пор.

– Не спорю, я и сам удивляюсь, как это Семен Семенович без Игоря Завидного, один, сумел на меня как-то мягко повлиять. – Сергей не заметил, как осушил подряд два стакана не очень холодной, шипучей воды. – Если что... не обижайся на меня. Я не мог не сказать тебе этого до начала партбюро.

– Мог бы и не говорить...

– Почему?

– Тебе, Сергей Денисович, все равно придется про все это говорить. Перед всеми коммунистами нашего коллектива. Вот к этому советую получше подготовиться.

– Но я имею право...

– Да, имеешь право и должен честно сказать! А я расскажу всем, почему тебя всегда поддерживал, Сергей Денисович, и до сего времени стою на этой точке зрения... На твоих, твердых, государственных позициях!.. Это тоже мое право.

Голубая фанерная будочка, украшенная сановитыми пингвинами в черных фраках и моржами, держащими на носу вазочки с клубничным мороженым, почти до самого прилавка и окошка была занесена песком. Славненькая, пугливая с виду девушка-казашка, молча приглядывалась к шумным водохлебам и уже забыла, какой стакан наливала. В песчаном теремке она была похожа на сказочное существо, но не на бутафорную фею, а на самую настоящую землеройку, охраняющую родничок. Будочку с пингвинами и моржевым аттракционом строители Бекдуза вынесли не то что на окраину поселка, а прямо к барханам, с запасом строительной перспективы. Рядом проходила дорога, путников было много и мышке-норушке – по имени Джамиля – не приходилось скучать.

Свернув с наезженной колеи прямо в песчаный омут, остановился высокий, величиной с вагон, новенький самосвал. Кабина его была выше будки с газировкой, и девушка, услышав свое имя, сначала машинально взглянула в потолок теремка, и только потом, разгладив брови, выглянула из оконца, лицом вверх, изловчившись даже помахать шоферу рукой. Возбужденная Джамиля, казалось, забыла о притихших водохлебах и откровенно увлеклась чубатым парнем на самосвале, который потребовал бутылку "Арзни" со льда прямо в кабину.

– Точка зрения и моя позиция... – повторил Сергей слова парторга. -Поверь, Байрам, я не покидаю обстрелянную и пытанную не раз высотку, но осмотреться все же не мешает... Многое мельтешить перед глазами начинает, отделить одно от другого трудно!..

– Забравшись на верблюда, за горб не прячься!.. – ответил Байрам Сахатов любимой поговоркой таймунщика Ковуса-ага.

Вернув девушке пустые стаканы, они зашагали к дому в строительных лесах, от которого начиналась улица.

– И ты, Байрам, про высоту заговорил, – склеивал Сергей прерванный разговор. – Метанов тоже... правда, на верблюда меня не сажал, но заставлял парить над дрязгами повседневности. Мне кажется, что сегодня на бюро он будет всепрощающ, миролюбив и журчащ. Стоит ли мне потрясать терпугом? Не пора ли оперировать более тонкими категориями? Семен Семенович подает наглядный пример разумной позитивности...

За новостройками начались жилые дома с мачтами и крестовинами на крышах, с цветочными горшками на балконах, с ящиками, полными разной рухляди у подъездов, для которой не нашлось пока места в новых, мало изученных квартирах. Чем ближе к центру поселка – больше знакомых. Перейдя на теневой тротуар, Сергей и Байрам Сахатов старались говорить тише, делая вид, что ведут шутливую беседу. Оповещенные по радио, жители поселка присматривались ко всем прохожим, стараясь не пропустить литовских гостей. Замечалось приподнятое, праздничное оживление. У входа в контору, обметая веничком запыленные ботинки, Сахатов пригнулся на ступеньках крыльца, и когда Сергей, вооружившись щеткой, согнулся в поклоне, сказал ему:

– Сережа, еще раз советую тебе: за верблюжий горб не надо прятаться...

– А ну-ка, идем к тебе! – воскликнул Сергей. – Только чур за стол парторга не прятаться, Байрам Сахатович. Это тоже мой совет!

На веранде никого не было, здесь стоял полумрак, и после ветровой свистопляски тишина помещения казалась оглушающей. Прежде, чем идти к себе через шумный, оживленный коридор, Сахатов прошелся с Сергеем под колышущейся лиственной стеной из вьюнов и хмеля, ожидая – не скажет ли еще чего расстроенный дружок. Нет, Брагин больше не намерен был говорить о посторонних вещах и ждал минуты, когда можно будет сказать главное.

– Не подумай только, что я тебя понуждаю на острый разговор, Сережа.

– Я согласен на это принуждение. И спасибо тебе скажу!..

– Боюсь, что не благодарить меня будешь, а ругать. Признайся, ты дурачиться вздумал или всерьез меняешь свои убеждения, становишься приверженцем того, что недавно свергал? – этот многопудовый вопрос парторг Сахатов задал Сергею Брагину в своем тихом кабинете, выходящем окнами к морю.

– Обещаю, Байрам Сахатович, ответить тебе, только сначала послушай одну невинную притчу.

– Ты садись, в ногах, говорят, правды нет. Вот так... Теперь рассказывай.

– Разговорились как-то два правоверных погонщика ослов. Один у другого спрашивает: "Скажи-ка, голова, куда попадет в конце концов волк: в ад или в рай?" "Ай, – отвечает голова, – какая тебе разница?.." "О, это очень важно. Я хочу знать, куда попадет наш мулла. Его съел вчера волк..."

– Сложное сплетение судеб! – улыбнулся Сахатов.

– И к чему ты это мне говоришь?

– Хочу знать: куда я попаду после того, если будет принято решение сдавать в эксплуатацию печь "кипящего слоя"?

Сахатов платил Брагину тем же:

– О, это все зависит от того – успел ли тебя... освоить Семен Семенович?

– А как ты думаешь?

– Если не совсем освоил, то изжевал изрядно!..

Осматривая ажурную этажерку со спортивными трофеями в виде отделанных под серебро кубков, шахматных часов с кнопками и литой фигурки девушки с веслом, Сергей прислушался к тому, как Сахатов зашелестел на столе бумагами.

– Ладно. Поглядим, – пробормотал Сергей, уклоняясь от прямых ответов.

– Кстати, Сергей Денисович, ты читал очерк Виктора Пральникова в газете о твоем бишофите? – Спросил его парторг. – На, прочти, и скажи свое суждение.

– Не видел. Виктор Степанович ничего не говорил...

– Зачем же говорить одному, если можно написать для всей республики!

Сергей с интересом взял газету.

– Небось, оправдывается за свои прежние восторги от "жрицы огня" – прожорливой печи!

– У мастеровитого беллетриста все гораздо умнее и тоньше. Виктор Пральников пишет в порядке обсуждения: можешь спорить, возражать или соглашаться! – Сахатов посматривал на отгородившегося газетой Брагина, даже через бумажный заслон угадывая выражение его худощавого, бровастого лица. – Народ замечает наши новины. Бишофит – это желанный рубеж. Для нас это поддержка. Результат нашей зрелости и самостоятельности! Это, Сергей Денисович, и есть выполнение заветов Ильича, один из ключиков к сокровищам Кара-Богаз-Гола.

– Хочется большего, товарищ парторг! И прежде всего – именно самостоятельности. – Брагин оторвался от газеты и с интересом рассматривал серебряный кубок, полученный пловцами на соревнованиях в Красноводске. – К сожалению, мы ото всего зависим: и от погодных причуд, и от прихоти опекунов по научной части... И, пожалуй, не лишне будет прислушаться к откровениям Метанова.

Подойдя к Сергею, Байрам Сахатов вежливо взял у него из рук именной кубок с чернением по серебру и поставил рядышком с рослой бронзовой девушкой, прижавшей к бедру тонкое, как ржаной колосок, весло.

– Не балуйся с кубком, а то олимпийский огонь сожжет тебе грудь. Ты сегодня, Сережа, очень огнеопасный! Охладись вот лимонадом. – Сахатов редко повышал голос и был не то, чтобы застенчив, а сдержан и терпелив. Помня о дорожном разговоре, он надеялся, что Сергей сам его продолжит и скажет о том, что его волнует. Сахатов сел на край дивана и попросил. – Почитай вслух... Пральников о самостоятельности и живой инициативе пишет. Если верить ему, то ты – первопроходец!..

– И ты в это веришь?

– Всей душой верю, Сережа!

– Тогда читай сам, что там написано. Длинноты и жидковатое пропускай, а галушки лови!

...После короткой ссылки на свое первое письмо из Кара-Богаза об испытаниях печи "кипящего слоя", основываясь на фактах, Виктор Пральников занятным собеседованием зажигал интерес к тому будоражному, что делалось на химическом комбинате. Туркменские галурги искали ключи к новому кладу, запрятанному каспийским Кащеем Бессмертным, к драгоценному химикату по имени бишофит. Спрос на него огромный. Он нужен в промышленности, сельском хозяйстве; с его помощью губят на полях вредителей, удаляют наперекор природе листья с лапистых кустов хлопчатника, чтоб машинам не было помех при сборе "белого золота". Повсюду требуется хлористый магний, которым рассолы Кара-Богаза несказанно богаты, но который никому пока не удавалось добывать на Каспии, тем более прямо из рассола: такого до сего времени не знала мировая практика.

... Когда и как зачервилась мысль об этом у Сергея Брагина, он и сам в точности не помнил. Знал он одно, что именно парторг Байрам Сахатов первым начал его подбивать на рискованную "алхимию..." Иначе и не назовешь то, что пришлось изведать Сергею Брагину, Ягмуру Борджакову, Мамразу и другим из инициативной группы. Их поначалу считали чуть ли не шарлатанами. Рядом с опытным цехом строилась по всем научным выкладкам и схемам бишофитная колоннада, а Брагин и его друзья, как мураши, подняли возню на берегу Шестого озера; и они решили не когда-то, а сегодня, сейчас гнать бишофит прямо на озерных разливах, не дожидаясь пуска сложного агрегата, который строился с проволочками и похоронными рыданиями, как и сульфатный завод. Главный инженер Метанов и в бишофитном комплексе все затяжки и срывы оправдывал "трудностями поисков и стихийными катаклизмами залива...". Впрочем, в этом он был не одинок. Многое под видом научной обстоятельности и создания запасов прочности делалось с присутствием той холодящей мертвечины мысли, против которой выступали неуемный Сергей Брагин, тихий и вежливый Байрам Сахатов, "прожектористы" во главе с Феликсом Лимоновым, ашхабадский академик Сокольников, неугомонный ленинградец Иван Волков со своей механической щеткой.

Обаятельный Семен Семенович назвал затею Брагина с бишофитной кухней ничем иным, как "мыльной химерой". А наедине Метанов выразился более определенно, назвав идею Брагина "мизерной акцией".

И словно в подтверждение этой диагностики, трудности возникали на каждом шагу, все приходилось собирать по лоскутам и щепочкам. Свою астролябию Сергей Брагин и его помощники строили из подсобных материалов, а проще говоря – из старья и отходов. Неподалеку от печи и котельной, на берегу озера сначала появились две стареньких цистерны. Потом трубы, огнеупорные кирпичи, детали небольшой форсунки, ванна... В разбросанном виде все это представлялось случайным скоплением громоздких предметов, трудно соединимых между собой. Так оно и было: соединить все эти узлы и емкости стоило больших трудов; делалось это вручную, на открытой площадке, в неурочное время, чаще всего – ночью. На стихийной новостройке специальности у людей мешались: Брагин с парторгом Сахатовым работали и за конструкторов, и за сварщиков, и за чернорабочих. Говорят, камень, брошенный по согласию, далеко летит!.. Дружно работали брагинцы, и груда старья постепенно приобрела стройность и смысл. Установили железные бочки друг на дружку... Пирамида имела прочное каменное основание. Нижний сосуд был химическим аппаратом, в котором происходил нагрев рапы, выпарка... Приспособили водопровод, оборудовали отстойник, сделали вальцы. И вот – отдельные узлы соединились, залит рассол, которым богато соседнее озеро. Задута форсунка... Сначала опробовали агрегат на рассвете, в час, когда вершатся самые ответственные и рискованные дела. Огонь привел в движение сложную установку, и она успешно проделала положенный цикл. Пройдя через все круги адова чистилища, рассол обрел предельную насыщенность и нужную температуру, потек в удаленное от кипятильника корыто. Дно отстойника покрыл ось густой жижей; тяжелая масса потом загустела, покрылась зеленоватой пленкой, которую сняли ножом и поместили в специальную посудину для охлаждения.

Так ватага инженера Брагина получила впервые чешуйчатый бишофит.

И все началось многообещающе складно: рычала форсунка, металось дикой кошкой когтистое пламя, грелся в бочке рассол. Из отводящей трубки со свистом высверливался пар. Постепенно началось отделение бишофитной массы... Но вдруг кто-то чихнул и фыркнул. Не сам ли Бра-гин? Нет, в предрассветной, сероштанной тишине пустыни люди казались окаменевшими изваяниями; они не разговаривали, не двигались, не хотели ничем мешать появлению сокровища, долго скрываемого в кладовых Кара-Бо-газа. Неохотно, словно с болью и мучениями отдавал он людям драгоценную толику из своих тайников, и, отдавая, будто дразнил и предупреждал: без боя и жертв – ничего не отдаст Черная пасть!.. Засвистел пар и снова – мокрый, горячий взрыв... Теперь-то вдруг стало все страшно понятным: из отводящей трубки фукал и стрелял спертый пар, а потом под громадным напором начала рваться наружу пена.

Пена... Это была не та белая, ласкающая кипень, с пощипывающей шипучкой. Пена в аппарате – это несчастье, катастрофа!

– Выключай! – крикнул Сергей Брагин, поднеся к глазам ладонь, обожженную паром и клочьями едкой пены.

Форсунка зашипела осипшим голоском, как будто ей в горло воткнули укрощающую сурдинку. Клокотанье в выпарном аппарате смолкло, и вся неуклюжая, казавшаяся смехотворной, установка начала остывать, обнаружив свою позывность к отдыху.

– Эх, хороша душистая пена... но только в бане, Сергей Денисович! – обидно спокойно проговорил Байрам Сахатов, в котором сейчас не всякий узнал бы своего уважаемого парторга. И по виду он был сезонным чернорабочим, и по поведению, и по своим словесам ничем не отличался от усталых и озлобленных неудачей людей; только пожалуй, был он поспокойней и чуточку выдержанней других. – Плюет в лицо твоя конструкция, Сережа, а наше дело – вытираться. И – конструкция права! Мы перед этим железным чучелом пигмеи, ничего не стоим. Плюется, злыдня, харкает, нутро свое выворачивает!.. А ты стой и рукавом вытирайся. Читал я где-то про такого вот робота... Смех да и только!

– Какие коленца тот самодур вытворял? – спросил расстроенный и ошпаренный горячим рассолом Ягмур Борджаков.

– Не назвал он своих конструкторов дураками?– просил ответить поточнее жующий что-то Назар Чичибабин. Он рассуждал более реалистически: что бы ни произошло – все равно придется работать, а для этого потребуются силы. Значит, следует подзаправиться. Если сейчас, на рассвете так жарко, а что будет, когда настанет день? Назар продолжал допытываться: – Известно, робот– махина бессердечная, чего же он захотел?..

– Как сказать! – возразил Сахатов. – Робот, про которого я читал, наоборот, все близко к сердцу принимал.

Затаил он злобу на конструктора, явился к нему под... фальшивым номером и начал выслуживаться перед своим творцом, чтобы выбрать моментик и – сработать с отрицательным знаком.

– И, наверно, с жиру стал беситься? – засмеялся Феликс Лимонов.

– Мне кажется, что наш робот не с жиру бесится, а, наоборот, страдает от дистрофии. Пожалуй, жира-то ему, бедняге, и не хватает. Подмазать надо – он и перестанет плеваться.

У Сергея от слов Байрама Сахатова и от своей неожиданной догадки лицо просветлело.

– Это же настоящее открытие, инженер Сахатов! – воскликнул Сергей. Сор и пыль, нежелательные органические вещества влияют на пленочное натяжение... нарушается вязкость, и отсюда пена. Нужно найти что-то связущее. Может быть, жир?..

– Не подмажешь – не поедешь! – согласился Феликс Лимонов. – Эврика!

– Эх, почему я раньше не додумался! – сокрушался Назар. – А сейчас только понял: что к чему!

– Не тужи, – вместе на охоту пойдем! – утешал его Мамраз.

– Охота? – насторожился Сахатов. – Тюлений промысел...

– Браконьерство? – быстро спохватился Сергей Брагин. – Не тоже!.. – Сергей вдруг принялся искать что-то у себя в карманах. -Я, кажется, говорил тебе, Байрам! Вот бы сейчас нам эту пшикалку. Тогда не надо бы и за тюленем охотиться. Есть средство более современное. Добыл я недавно памятную рекламку международного класса. Не подозревайте меня, ребята, в низкопоклонстве... но когда я был в Москве, прихватил с английской выставки в Сокольниках вот этот прейскурант. – Сергей Брагин достал из своей кожемитовой папки наглянцованный бумажный квадратик с рисунками... На картинке были разноцветные мыльные пузыри и вместительный белый бак на треноге с трубками, краниками, стеклянными фонариками, а сбоку – кастрюлька с рычажком.

Треногий пузан был не внушителен с виду, но со всех сторон к нему тянулись внушительные надписи. Феликс Лимонов поднял разрисованный листок к свету и начал вслух читать:

– Это первое в мире! Будьте среди первых, получающих от нее преимущества! Покупайте аппарат "Сонтри-фюдж".

– Эх, врать – не мякину жевать, не подавишься! – пристыдил своего приятеля Чичибабин. – Ну и пустобай, ты, Феликс, как зазывала с ярмарки!

– А это самая настоящая ярмарочная сделка, Назар! Слушай, еще не то узнаешь. – И Феликс продолжал читать торговую рекламу. – Наша установка комбинирует малую скорость, малую центробежную силу ускорения со звуковой энергией высокой интенсивности для удаления пены... вокруг звуковой индукции... происходит моментальное удаление пены с химических жидкостей!..

– Ага, это нам подходит!

– Еще как, слушай дальше, Назар... Только больное воображение приводит к пределам возможностей нашей установки! Освобождение от пены наконец-то уже здесь!..

Не перебивая Феликса, дождавшись, пока тот показал всем зазывающую рекламу, Сергей Брагин как бы примерил ее к своей все еще пофыркивающей, сумасбродной батарее из коробок и бочек.

– Написано тут хуже, чем на самом деле выглядит этот пеногаситель, – сказал раздумчиво Сергей. – Показывалась установка в действии. Огромная пузырчатая гора пены от звукового удара мгновенно превращается в спокойную жидкость. Тогда еще в Сокольниках подумал я о своей бишофитной вагранке и о таком сильном пеноглоте. Поспрашивал потом в нашем министерстве. Говорят, есть у нас получше этих заморских, свои установки, а где они и когда дойдут до Кара-Богаза, про то министерские сидельцы не сказали!..

– Пора остыть бы! – ворчал Чичибабин.

– О чем ты, детка? – не понял его Феликс Лимонов. Ему показалось, что Назар вознамерился боднуть разгоряченного изобретателя Брагина, который не оправдал их надежды, заставил понапрасну коротать столько ночей, корпеть над аляпистой чертовщиной и делать из дерьма карамельки... И все же, по мнению Феликса, говорить так не следовало Чичибабину.

– Молчи, Назар, умнее будешь! Не играй дурака, послушайся моего совета.

– Не я артист! – обиделся Назар. – Это ты изображаешь из себя цыганского барона! И я не про конструкторов говорю, а фантастическую клячу ругаю... И не зря ругаю эту злыдню, потому что верю в нее! Охладить ее побыстрей предлагаю, и нутро прочистить, а опосля жирку в рассол подпустить!..

Мамраз подошел к форсунке и хотел выключить. Сергей остановил его.

– На других режимах проверим. Найти бы пеногаситель!

Разговор вертелся вокруг одного: как и где добыть жирной, однородной и доступной жидкости?

– Про режим говорите, Сергей Денисович? – переспросил Чичибабин. – Вот загарпуню тюленя для нашей жиротопки, поправим дела, и тогда я согласен на самый строгий режим. На тюленя мне не надо разрешения!

– Не ори, морской мародер! – одернул его Феликс.– Не столько дела, сколько воплей. Не боишься, что за разбой ославят?

– Для общей пользы согласен на самый строгий режим. Приказывайте, Сергей Денисович!

– Приказаний никаких не будет, – с чисто брагинским откровением сказал Сергей. – Кто хочет пусть со мной идет. Голова пропадет – шапка останется! Так любил говорить Чапай. Смелого пуля боится, смелого штык не берет!..

– Значит, с бою брать? – негромко спросил Сахатов.

– Искать...

– Это разумно. Желаю удачи, Сережа!

Охота – всегда поиск и ожидание. Сколько выстрадаешь – про то никто не знает, а что добудешь – известно всем. Таков неписаный закон охоты. Высший совет на бишофитной установке решил: большой партии охотников не составлять, на промысел отправиться самым заядлым– Сергею Брагину и Назару Чичибабину. Говоря по совести, и тот и другой не очень-то верили в это предприятие и надеялись обдумать все как следует около моря. Оно подскажет и научит, – надежный советчик и помощник. Но помощь пришла к Сергею на этот раз не от вещего, дружелюбного моря, а от маленьких друзей, которых он повстречал на излучине, между поселком и насосами-тягачами, гнавшими из затона морскую воду к озерам. Среди ребятишек был Мурад, который всегда рад поделиться новостью и находкой с Сергеем Денисовичем. Не удержался Мурадик и на этот раз. Другие ребята сторонились охотников с собакой, а он запросто подошел к Сергею и сообщил о своей вылазке к затонувшему танкеру и о том, что они видели выброшенного морем и припрятанного в камнях здоровущего тюленя. Друзья договорились сказать про тюленя дядьке Чеменеву, который сплавляя куда-то подброшенных морем жирных чушек, а ребят за находки одаривал...

– Там и казарки летают, – доложил с готовностью Мурад. – Гусей не видел... и кряквы нет ни одной. Лысух тоже нет.

– А бородача не видел? – спросил Сергей.

– Эх, если б увидел – поговорил с ним! – мечтательно отвечал Мурад, падкий до всего редкого, диковинного. А птица бородач, достигающая огромных размеров, была как раз такой редкостью. Осторожный и умный бородач, по рассказам охотников, имел одну слабость – был необыкновенно любознательным, и в такие минуты очень рисковал. Случалось, что из-за любопытства крылатый хищник подходил к спящему или прикорнувшему человеку, осторожно и совсем не кровожадно трогал его своим страшным, убийственным клювом, рассматривал...

– Я хотел посидеть около тюленя и подождать: вдруг к нему бородач прилетит! Ребята торопят к танкеру, говорят, он всплывать начал.

– А где прибортился этот толстяк? – спросил Сергей про тюленя.

– Сергей Денисович, а вы пускайте Пальму. Она найдет. Вон туда идите, где чайки летают!.. Чуть левее синего верблюда на небе. Видите?.. Дядя Сережа, а что думаете делать с морской свиньей?..

– Освежуем и – в химию!.. Для полезного дела стараемся. Спасибо тебе, Мурадка, и всем ребятам – за подмогу!

Огненно-рыжая Пальма с длинной шерстью, узкой человекоподобной мордочкой и вислыми черными ушами умоляюще смотрела на Сергея, звала и уводила его взглядом от людей и шума в просторную даль влажных прибрежных песков, по которым катались ленивые и безмолвные волны. Царила необъятная тишина воды и земли, могущественная и тяжелая, словно литая. Человеческие голоса и даже отдаленные ружейные хлопки ничуть не нарушали этой огромной, возвышающей и прозрачной тишины, которая возбуждала не тоску одиночества, а чувство силы и слитности с одухотворенной и могучей природой. Сергей Брагин порывисто и глубоко вздохнул, повернувшись к морю, набрал в себя воздуха до боли в груди, и привлек к себе Мурада. И подумалось ему, что такая ребячья буча, такие стыковые, бурные, жизненные события, как суровая быль острова Кара-Ада, подвиг Валерки Рылова, буревые, рабочие страсти в овеянном легендами оазисе Черной пасти и вот такая могучая природная явь Каспия – все это должно сделать сына таймунщика, умного и пытливого Мурада большим и умеющим человеком, которому будут не страшны загадки и страшное дыхание Кара-Богаз-Гола... А пока Мурадик помогал Сергею добыть для опытов на бишофитной установке тюлений жир.

– Я провожу вас до Шор-Тепе! – совсем не по взрослому, подтянув ремешок на портках, сказал Мурад.

– Спасибо, дружище, мы и сами найдем! Указал ты нам точно.

...С помощью маленьких помощников, бишофитчики нашли тогда нужный эликсир и смогли укротить шальную пену. Но если унялся пенный шквал в котле, то продолжал он бушевать вокруг опытной установки. В угоду Метанову кое-кто обвинял Сергея Брагина в кустарщине и поношении престижа "большой химии". А сам Семен Семенович не в шутку, а вполне серьезно, и даже тоном обвинения упрекнул Сергея и Байрама Сахатова в порочной, опасной тактике "нахрапа и навала", которая, мол, вредит высоким новациям, и, в частности, освоению и пуску печи