Текст книги "Турухтанные острова"
Автор книги: Павел Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– А что такое любовь? – вздохнув, спросил он. – Вы видите глазом, слышите ухом, а любите чем? Сердцем? Это просто насос, который качает кровь. В нем нет даже нервных окончаний. Я пойду. Извините, мне ботинки немного жмут ноги, сниму их.
Он снял ботинки и понес в руках, зашлепал босыми ногами по асфальту.
– Постойте! Но почему же в таком случае, когда человек любит, он способен перевернуть мир? Он создает симфонии, поэмы! Любовь – это нечто возвышающее, придающее новую силу человеку! Любовь делает его новым, счастливым!.. Мечтатель, где же вы? Не уходите!
Даша выглянула в окно. На улице – никого. И не слышно шагов.
27
Совещание проводилось Самсоном Антоновичем Суглинским в его кабинете.
Когда Пекка Оттович и Буркаев вошли, все участники совещания уже были в сборе. Суглинский, полный, бритоголовый (летом он всегда брил голову, и от этого она казалась очень большой), сидел в углу дивана. С войны Суглинский ходил на протезе. И обычно на время совещаний пересаживался на диван, вытянув вдоль матраца ногу, – так ему было удобнее. За свой стол он попросил сесть Юру Белогрудкина, чтобы тот, если будут звонить, снимал телефонную трубку. И надо сказать, Юра отлично смотрелся за столом начальника. Модная прическа, волосок уложен к волоску, широкий модный галстук, дымчатые, в роговой оправе очки, которые Юра надевал только в особых случаях. Когда раздавался телефонный звонок, Юра снимал трубку, прикрывал микрофон рукой и произносил притаенным, многозначительным шепотом: «У нас совещание, позвоните, пожалуйста, попозднее».
На диване, в другом углу его, поджав ноги сидела Лара Николаевна. Она была в Гимнастерке, туго перепоясанной армейским ремнем, и напоминала девушку-сержанта, какими их представляют в танцевальных ансамблях. Курила, нервно и надолго затягиваясь.
Вся стена напротив была завешена демонстрационными плакатами.
– У вас тоже будет что-нибудь? – спросил Самсон Антонович у Пекки Оттовича.
– А вот. – Пекка Оттович показал микросхему.
– Это все?
– Не успели. Завал по основной работе.
– Ага, – сказала Лара Николаевна. – Это уже в наш адрес. А мы, значит, ничем не заняты?.. Пекки!.. – произнесла она игриво-укоризненно и погрозила ему.
Все знали, что так, по имени, она называет его только на совещаниях, и больше никогда.
– Маленькое сообщение, – сказал Суглинский, очевидно пытаясь этим придать совещанию некоторую непринужденность. – Товарищи, вы уже слышали, но все-таки я напомню. На следующей неделе проводится еще один конкурс, общеинститутский. – И он улыбнулся. – Конкурс домохозяек. «На лучший пирог!» Приглашаются все желающие. Напомните, пожалуйста, своим сотрудницам, нашим хозяйкам. Я думаю, и здесь мы не ударим лицом в грязь! Как, Лара Николаевна?
– В этом я сразу – пас!
– Ага. У вас другое амплуа… Ну, тогда мы с вас и начнем. Прошу! – И он указал на развешанные плакаты.
– С меня?.. – воскликнула Лара Николаевна. – Но ведь это нечестно! Первому всегда труднее. Мужчины, и вы не выручите меня?! Ну ладно, тогда я начну. – И она пошла к плакатам.
– Товарищи! – поднялся с дивана Суглинский, этим давая понять, что вступительная, неделовая часть закончена. В кабинете сразу стало тихо. – Я пригласил вас сюда, чтобы вы помогли мне. Большинство из вас знает, а может быть, и все вы знаете, что в нашем отделе сразу две лаборатории приняли участие в конкурсе по созданию одного из основных приборов наших изделий: коммутатора. Существуют два совершенно разных, непохожих варианта; И оба, по-моему, очень интересны. Который из предлагаемых коммутаторов лучший, это в свое время решит специальная конкурсная комиссия. А цель нашей встречи – ознакомить вас всех с существующими вариантами. Это, как мне кажется, прежде всего просто интересно. У каждого из предлагаемых устройств есть свои преимущества и недостатки. Но автор видит всегда лишь лучшие стороны своего детища и не замечает недостатков. Верно я говорю, да? А мне хотелось бы, в первую очередь, поговорить о недостатках. Может быть, что-то дельное подсказать авторам. Это вторая и главная цель нашей встречи. Поэтому попрошу всех отнестись к услышанному покритичнее. Словом, будем пожестче!
– Уж это – будьте уверены! – сказала Лара Николаевна.
– Тогда прошу! Слушаем вас.
Лара Николаевна обычно все доклады делала мастерски. Она приготовилась произнести первую фразу, но в дверь постучали, и в кабинет заглянул представитель главного заказчика, его сопровождали несколько человек.
– Можно?.. Кажется, мы немного опоздали? Просим прощения!
Суглинский вскинул брови; видимо, для него, как и для Пекки Оттовича, Буркаева и других, появление гостей было неожиданностью.
– Извиняюсь, я забыла вас предупредить, – вроде бы только сейчас вспомнив это и прося прощения, обратилась к присутствующим Лара Николаевна. – Я совсем забыла вам сказать!.. Это я их пригласила. Им тоже будет интересно послушать. Я думаю, можно?
– Да-а, пожалуйста! – кивнул Суглинский.
Представитель заказчика был в институте человек новый, работал совсем недавно и еще не знал в лицо начальников всех отделов. Поэтому он прошел к столу, за которым величаво восседал Белогрудкин, протянул ему руку и отрекомендовался. Белогрудкин оказался на высоте. Он раскланялся, пожал в ответ руку и с достоинством отрекомендовался:
– Белогрудкин! Старший техник.
– Как?
– А вот начальник отдела, – указал на поднимающегося с дивана Суглинского.
Тот, поскрипывая протезом, подошел к представителю заказчика.
– Суглинский. Очень приятно.
Воспользовавшись небольшой паузой, Сережа наклонился к Олегу, шепнул в ухо:
– Ох и хитрая баба! Специально так проделала!
Но Олегу, как, пожалуй, и всем остальным, тоже было ясно, что это не случайность. Лара Николаевна знала, что от лаборатории Пекки Оттовича не будет демонстрационного материала, кроме вот этой миллиметровки. И на гостей произведет более сильное впечатление тот материал, который представила она. А известно, что человеку бывает очень трудно избавиться от первого впечатления. Таким образом, некоторый плюс был уже на ее стороне.
Для Сергея Маврина это совещание представляло особую важность: он пытался хоть по каким-то косвенным признакам уловить, кому в дальнейшем может быть присуждена премия.
По сообщению Лары Николаевны задали всего несколько вопросов. Может, потому, что многое здесь было хорошо знакомо.
Пекка Оттович изложил идею предлагаемого коммутатора в общих чертах. Все вопросы касались трубки. Их тоже оказалось немного.
Олег внимательно присмотрелся к гостям: как ему показалось, сообщение Пекки Оттовича на них произвело более сильное впечатление.
– Ну что ж, – поднялся из-за стола Суглинский. – По-моему, оба сообщения очень интересны. Гостей мы задерживать больше не будем. Перерыв!
– Как? – встрепенулась Лара Николаевна. – Может, послушаем мнение заказчика?
– Перерыв! – улыбнулся Суглинский, этой улыбкой давая понять, что решение принято и изменено не будет. Прихрамывая, он вышел из-за стола. – Перерыв!
28
В коридоре Сережа тотчас оказался возле представителя заказчика:
– Ну как?
Они не были знакомы. Представитель заказчика достал пачку папирос, наполовину вытряхнул одну из них и протянул Сереже:
– Прошу!
Он предпочитал сначала выслушать мнение других, а уже затем высказать свое.
– Нет, спасибо, не курю. Курить – здоровью вредить, как сказал профессор Бэмс. – Сережа обворожительно улыбался.
К ним подошла Лара Николаевна.
– Я вам так благодарна, что вы пришли! – обратилась она к представителю главного заказчика. – Но хоть было интересно? Что вы курите?.. Давайте что-нибудь позлее. Эти сигареты как сладкие карамельки. И какое впечатление у представителя заказчика?
Сереже не удалось дольше послушать, его окликнула Даша.
– Маврин, к городскому телефону! Уже третий раз звонят. У вас что-то случилось дома!
Звонила жена.
– Знаешь… Я не хотела тебя расстраивать… – Она всхлипнула.
– Что такое? – испугался Сережа. У него уже третью неделю болела мать, и он подумал, не случилось ли чего.
– Гришка женится.
– Да как он смел! – закричал Сережа. – В своем уме?! Я откручу ему голову! Ты понимаешь, что ты говоришь?! Может, ты что-нибудь путаешь? С чего это ты взяла?
– Он только что сказал.
– Ты сначала заработай на кусок хлеба! Хоть одну получку получи, а потом и женись. Кто она?
– Из его бывшего класса девочка. Они одногодки.
– Я сейчас еду. Сейчас же беру такси и еду. Сопляк!
«Все на мою голову. Папа, папа. Давай, давай!»
Возбужденный, пунцово-красный, Сережа выскочил на лестничную площадку. Там еще стоял представитель заказчика в окружении своих коллег.
– На минуточку! – попросил его Сережа. – Может быть, несколько нескромный вопрос: каких размеров предполагаемая премия? – хотя Сережа уже слышал об атом. Главный заказчик ответил. Цифры совпадали.
«Неплохо!.. Совсем неплохо! – подумал Сережа. – Это сейчас было бы очень кстати!»
29
Свою «потенциальную невестку» Сережа впервые увидел около года назад, когда Гришка пригласил ее на день рождения. После она бывала у них всего несколько раз, заходила с Гришкой. Высокая, худенькая девочка. Стеснительная, всегда краснела, смущенно повторяя: «Ой, спасибо, не надо, не надо, я сама», – когда Сережа, ухаживая за ней, помогал надеть плащ или, как и перед всеми, кто заходил к ним, забежав вперед, услужливо открывал дверь на лестничную площадку – пока дождешься, когда Гришка успеет открыть, сам сделаешь десять раз. У Сережи все получалось само собой.
Сережа называл ее «потенциальной невесткой» потому, что не предполагал, что это произойдет так быстро. Гришка всё, стервец! Ему не терпится!
– Я ему покажу! – придя домой, тотчас завопил Сережа. – Где он?
Гришки дома не оказалось. Он, как и все студенты-второкурсники из его института, на сентябрь – на время уборочной – был отправлен в совхоз куда-то под Лугу. Сегодня приезжал на полдня, чтобы помыться в бане, взять необходимые вещички, и вот смотался, не дождавшись отца, сообщив матери новость. До прихода Сережи жена уже успела наплакаться и ходила сейчас, зябко кутаясь в пуховый платок.
– Где он? – видя, что Гришки нет, возмущенно заорал Сережа. – Испугался, трус!.. Что это такое, вместо того чтобы заниматься там делом, они любовь крутят.
– Ты это зря, – сказала жена. – Девочка оставалась здесь, работает в институте, так что они даже не видятся.
– А тогда как же? С чего он взял?
– Очевидно, переписываются или договорились заранее.
– Еще лучше!.. С родителями хотя бы посоветовались! Умники!
Сережа решил, пока не поздно, познакомиться с родителями «невестки», выяснить, что это за семья, как относятся ко всему, и, в зависимости от этого, может быть, объединить усилия и действовать сообща.
Он точно знал, что девушку зовут Наташа, но ни фамилии, ни адреса ее не знал, а выяснять у жены не решился, чтобы не говорить, куда и зачем едет. Неизвестно еще, как она все воспримет. Порылся в ящике Тришкиного письменного стола, нашел его записную книжку, а как только открыл ее, сразу же увидел Наташину фотографию, наклеенную на отдельную страницу и, возможно, сделанную для студенческого пропуска. Под фотографией адрес. Ничего больше. Но вполне достаточно!
Был уже девятый час вечера, когда Сережа нашел нужный дом, на лифте поднялся на пятый этаж, позвонил в нужную квартиру. Открыли сразу, не спрашивая: «Кто здесь?» Открыла сама «невестка».
– Вы?!
Сережа успел заранее подготовить улыбку.
– Проходите… пожалуйста…
– Спасибо… Папа и мама дома?
– Нет. Они уехали на дачу к тете Тоне.
«Ага, значит, они пока ни о чем не знают, для них тоже сюрприз! Уже хорошо! Стало быть, с ними еще не говорили. Возможно, только Гришке пришла такая блажь!»
– А вы моего Гришку давно видели?
– Нет, вчера. Что-нибудь случилось?
– Я просто так.
– Он забегал вчера после совхоза, потом поехал домой.
«Вот обалдуй! – подумал Сережа. – Ему некогда переодеться и умыться! Какая срочность!»
– Так что же вы решили?
– Мы?.. Мы решили… пожениться.
Она потупилась.
– А папа с мамой знают?
– Нет.
– Вы стипендию получаете?
– Нет.
– А как же вы собираетесь жить? Вы не получаете, Гришка не получает, на какие же деньги вы будете жить?
– Но разве в деньгах счастье? – спросила она.
– Но и без денег нет счастья. Бесплатно пока тоже ничего не дают.
– Мы собирались пока взять в долг… у вас.
– У меня-а?
– Да. Если вы, конечно, дадите. Гриша сказал, что вы собираетесь купить кооперативную квартиру. А потом, когда мы окончим институт, мы вам отдадим.
– Вот как?! – Сережа не находил, что ответить. Что это – детская наивность или наглость? Хорошо придумано. – А где вы будете жить?
– Пока у вас. Но можно и у нас. Или снимем комнату.
– На эти деньги?
– Да.
– Отличненько! Послушайте, я в свое время сначала окончил институт, затем поработал, чтобы встать на ноги. Мне папа с мамой не помогали. Также и моей жене. Я женился в двадцать семь лет, когда стал самостоятельным.
– Тогда было другое время. Все не так.
– Что же другое?
– Тогда все женились старенькими… Вы не бойтесь, мы не погибнем. А деньги мы вам потом отдадим!
– Да откуда вы знаете, что они у меня есть? С чего вы взяли? – чуть ли не закричал Сережа. – Если я хочу купить кооперативную квартиру, это еще не значит, что я ее уже могу купить! Денежки еще надо заработать! Получить премию! У меня их нет! Поэтому, я думаю, вам следует с женитьбой повременить, пока не окончите институт. Вы и Гришку должны уговорить! Он же болван, ничего не понимает. А вы умная девочка. Женщины все практичнее мужчин. Вы даете мне слово?
– Да.
– Вот и отлично! – Сережа пожал ей руку. – Спасибо! Гришке ни слова, что я был у вас. Ни в коем случае!
«Отличненько!» – думал Сережа, сбегая по лестнице. Такая отсрочка хоть и не меняла сути дела: «Шустри, шустри, предок, сучи ножками, шевели мозгами!» – но все же давала хотя бы временное облегчение.
30
Сереже никто не помогал в жизни: отец не вернулся с фронта, а мать если и хотела помочь, то не могла. Всего добивался сам. Работал и учился. И еще выкраивал время, чтобы кому-то провести электропроводку, напилить, наколоть, натаскать дров, чтобы заработать трояк на кино.
Он учился на вечернем отделении в Институте связи, а его будущая жена – тоже на вечернем отделении, но Авиационного института. Работали они в одном НИИ, поэтому на занятия ездили вместе трамваем «тройка». До Невского им было по пути. Сережа успевал иногда заскочить в пирожковую, купить несколько пирожков и прибежать на остановку, когда «тройка» еще только появлялась из-за поворота. Правда, в этом случае ему приходилось припустить как следует, чтобы вскочить хотя бы в последнюю дверь, пока она не захлопнулась. Затем они стояли в углу, отвернувшись к окну, жевали пирожки. И Сережа старался прикрыть ее не только от посторонних глаз, но еще и встать так, чтобы не толкали. Ему надо было выходить на Невском, но он доезжал до Торгового переулка, и оттуда до института бежал, так как времени оставалось в обрез.
Обычно они договаривались встретиться после занятий. И Сереже приходилось использовать все свое проворство, чтобы на полпути успеть встретить ее и проводить домой. От Невского до ее дома шли пешком. Входили в парадную и стояли на лестничной площадке у радиаторов отопления, отогревали озябшие руки. В трубах журчала вода. Пахло сухой теплой пылью.
По лестнице кто-то поднимался, кто-то спускался. Каждый проходивший внимательно смотрел на присмиревшую в углу парочку.
И сколько было прелести стоять вот так и смотреть на ту, которая тебе всех дороже! Видеть, как она прикладывается то одной, то другой щекой к чуть теплой трубе, а сама смотрит на тебя, как бы вопрошая что-то задумчиво, одновременно желая запомнить тебя.
Ах, милые, добрые парадные!..
Это теперь можно стало в обнимку идти с девушкой по улице, а в то время кто бы себе такое позволил! Теперь здоровенный двухметровый верзила навалится девушке на плечи, обвиснет, и она, как бурлак груженую баржу, волочит его. Называется – он ухаживает. А тогда ты вел ее аккуратно, благоговейно придерживая под руку, действительно ухаживал, то есть ходил за ней. Раньше отдавали девушке свой пиджак, если лил дождь, сами шли в одной «бобочке», которая, намокнув, прилипала к телу. Отдадут ли его сейчас? Скольких ты укрыла от ненужных любопытных глаз, парадная?
А первый поцелуй! Робкий, застенчивый… И она, будто напугавшись, метнулась и побежала по лестнице. А он продолжал стоять, не зная, как теперь быть с колотящимся сердцем. Прислушивался, как она бежит.
Вот она остановилась где-то там, на верхней площадке.
– До свидания.
– До свидания, – так же тихо ответила она. И не уходила.
Тогда он осторожно, неслышно ступая, стал подниматься вверх. Она стояла потупясь, не глядя в его сторону.
– Ты что? – Он взял ее за плечи, почувствовал, как вся она напряглась, замерла. Поцеловал ее в губы, сухие, горячие. Она, испуганно ахнув, кинулась к двери. Дверь хлопнула. И было слышно, как побежала по коридору.
Он спускался обалдевший, не понимая толком, что же произошло.
Затем, через полгода, они пошли в районный загс.
Был июнь месяц. Буйно цвела сирень. В каждом сквере. По всему городу.
Мать проводила до дверей. Предупредила, чтоб не наступили на порог. Но невеста, однако, наступила. Вот поэтому, может быть, теперь всю жизнь и маешься! Тогда они не верили ни в какие приметы.
Районный загс располагался в конце узкого длинного коридора в красном кирпичном здании бывшей гвардейской казармы. По одну сторону – дверь с надписью «Регистрация браков», напротив – «Регистрация смерти». Тогда это показалось очень забавным.
Посредине коридора, между дверьми, стоял круглый стол. За ним девушка лет восемнадцати и парень заполняли каждый свой бланк. Девушка прикрывала от будущего мужа свой бланк рукой.
– Покажи-ка, как твоя фамилия?
– Не покажу!
– Ну покажи! Пожалуйста, – просил жених.
– Все равно не покажу… Не заглядывай!
Несколько часов спустя, в той же самой комнате, где Сергей живет и сейчас, в этой же коммунальной квартире, справлялась свадьба. Да еще какая веселая!
Сохранились фотографии. Сережа, еще молоденький, с буйной шевелюрой, сидит рядом с невестой за столом, заставленным тарелками с винегретом и треской в томате. И – сирень, сирень.
И он плясал. До этого ему ни разу в жизни не приходилось плясать. А здесь все начали требовать: «Сережа! Выйди! Жениха! Жениха! Просим!» И он выскочил, лихой, отчаянный. Ему казалось, что он исполняет лезгинку, но почему-то все кричали: «Жги! Жги!»
31
После перерыва состав участников совещания Суглинский сократил. Он попросил остаться только ведущих инженеров – руководителей групп да начальников лабораторий.
– Остальные могут быть свободны, – сказал он, вежливо поблагодарив их за присутствие. Ясно было, что дальнейший разговор предстоит серьезный.
Первым Суглинский предоставил слово Пекке Оттовичу.
– Мы собрались, очевидно, не затем, чтобы петь друг другу дифирамбы, – начал Пекка Оттович. – Поэтому буду говорить прямо. На мой взгляд, основным недостатком предлагаемого Ларой Николаевной устройства является его громоздкость и, пожалуй, отсутствие существенной новизны.
– Попрошу! – не утерпела Лара Николаевна. – На устройство послана заявка в Комитет изобретений, так что по этому вопросу дадут заключение эксперты.
– Не знаю, что решат эксперты, я высказываю лично свое мнение. По-моему, мы договорились говорить только начистоту. Громоздкость прибора обусловила другой недостаток его: низкую надежность.
– Но это дало возможность получить в устройстве сразу несколько выходов, чего никогда не бывало прежде! – заметила Лара Николаевна.
– Верно. Но на сегодняшний день несколько выходов с устройства еще никому не нужны.
– Это не значит, что не нужны будут завтра! – вспылила Лара Николаевна.
– Но и не значит, что будут нужны!
– Товарищи! Спокойнее, спокойнее! Попрошу как-то сдерживать свои страсти! – вмешался Самсон Антонович. – Дайте друг другу высказаться.
– Я молчу! – сказала Лара Николаевна. Она отошла в дальний угол, к двери, закурила, после каждой затяжки стряхивая пепел в свернутый из бумаги кулечек, который держала в левой руке.
Пекка Оттович отметил еще некоторые недостатки предполагаемого прибора, которые были видны, как говорится, «невооруженным глазом».
– А что скажете вы? – обратился Самсон Антонович к Буркаеву, когда Пекка Оттович сел.
– Все, что сказал Пекка Оттович, верно, – подтвердил Олег. – Но главное – здесь нет, как бы это пояснее сказать, революционного скачка.
– Слово вам, Лара Николаевна, – обратился Суглинский к Субботиной.
– У меня только пара вопросов к Пекке Оттовичу, – скромно сказала Лара Николаевна. – Скажите, какой минимальный сигнал коммутирует ваше устройство?
– Не знаю, это предстоит определить экспериментально.
– Если выйдет из строя трубка, будет ли работать устройство?
– Нет, не будет.
– Вот и все. У меня больше нет вопросов. – Она взглянула на Самсона Антоновича как прокурор, одним вопросом разоблачивший преступника. – Выступать, я думаю, не имеет смысла.
– Все-таки вы скажите, – попросил Самсон Антонович.
– О чем говорить? – пожала плечами Лара Николаевна. – Честное слово, я просто восхищена Пеккой Оттовичем и Олегом! Они мне очень нравятся! Я обожаю людей решительных, отчаянных! Сама я ужасная трусиха! Допустим, что их коммутатор позволит обеспечить исключительные показатели. Я такое допускаю, вещь новая, все может быть. Но трубка разработана не каким-то специализированным НИИ, а почти в кухонных условиях, институтом, профилирующим совершенно в другой области. А стало быть, чтобы такую трубку поставить в изделие, надо, чтобы ее изготовили хотя бы в опытной серии на электровакуумном заводе. На нее должен быть паспорт!.. А на все это уйдут годы. Меня восхищают Пекка Оттович и Олег! Если бы я их не знала, я подумала бы, что они совершенно оторвавшиеся от земли авантюристы. Не придирайтесь, пожалуйста, к слову, авантюристы – не всегда и плохо! Я в восторге от Пекки Оттовича и Олега! Я на такое не способна! Мы ставим более скромные и земные задачи. Наш прибор действительно не обладает высокой надежностью, но выход в нем одного или пусть нескольких каналов не ведет к выходу из строя системы в целом. Мы намерены попробовать внедрить наше устройство в изделие «Гроздь». Конечно, если с вашей стороны, Самсон Антонович, не будет возражений.
– В изделие «Гроздь»? – переспросил Суглинский. Видимо, это для него тоже было новостью.
– Да, такая идея нам пришла сегодня утром. Если она бредовая, мы от нее откажемся. Я не так давно разговаривала с Родионом Евгеньевичем Новым. В принципе у него возражений нет. Но если вы будете против, не будем настаивать. Пожа-а-луйста!
– Нет, у меня возражений не будет, – сказал Суглинский. – Как у Пекки Оттовича?
– У меня тоже.
– Но нам понадобится ваша помощь, – сказала Лара Николаевна Суглинскому. Тот повернулся к ней. – Нам потребуется провести определенные работы в макетной мастерской. И надо, чтобы вы дали механикам соответствующие указания обеспечить этим работам «зеленую улицу». Лишь тогда мы сможем что-то сделать.
И Олег завозился на стуле. Он понимал, что все, о чем говорила Лара Николаевна до этого, является лишь умелым подступом к чему-то главному, и пытался предугадать к чему. Вот оно!.. Их макет будет внедряться в конкретное изделие (внедряться!), следовательно, его необходимо обеспечить всем. Как же иначе!
– Я вам просто обязан помочь! – воскликнул Суглинский и, повернувшись к Пекке Оттовичу, развел руками: дескать, что же здесь поделаешь.
– Правильно, – согласно кивнул Пекка Оттович. – У нас там, как говорится, еще и конь не валялся. Идея верно слишком рискованная. Колорадо!.. – Он улыбнулся чуть заметно, уголками губ. – Но я думаю, нам не следует бросать исследования, если это не помешает выполнению наших плановых обязанностей?
– Конечно!
– У меня лишь одна маленькая просьба: те работы, которые начаты механиками, не следует прекращать, пусть они закончат, чтобы не пропал задел.
– Безусловно!
Вот на этом и попался Суглинский, а вместе с ним и Лара Николаевна, которая тоже согласно кивнула.
Только сейчас Олег понял, почему Пекка Оттович так спешил с выдачей задания в макетную мастерскую, на время велев отложить все остальные работы. И Олег, в который раз поражаясь удивительной предусмотрительности Пекки Оттовича, с восхищением посмотрел на него.
32
На следующий день утром из Межциемса, где начались натурные испытания изделия «Гроздь», на имя Пекки Оттовича за подписью главного конструктора Нового пришла телеграмма: «Поздравляю Сухонина прибор не работает».
– Не знаешь, что это такое? – пригласив Олега к себе в кабинет и передав ему телеграмму, спросил Пекка Оттович.
Олег раз и другой перечитал телеграмму.
– «Поздравляю?! Прибор не работает». Да это же издевательство! Что за тон!.. – возмутился Олег.
Пекка Оттович ходил по ту сторону стола, по своему излюбленному треугольнику, курил, делал редкие затяжки, пряча сигарету в горсточке.
– Надо сходить в лабораторию Нового и попытаться узнать, что случилось.
Но в лаборатории ничего не знали.
– Родион Евгеньевич еще не звонил, – робко, словно оправдываясь, поясняли они.
Если бы это был обычный случай, они кинулись бы на Олега, стали бы орать, что прибор плохо выполнен, поэтому не работает, хотя и вправду толком ничего не знали, но им бы только поднять «шум». Но здесь был слишком неординарный случай, поэтому они пожимали плечами и лишь переглядывались.
– Я пойду к главному инженеру. Может быть, он что-нибудь подскажет? – припугнул их Олег, который и в самом деле был рассержен. – Что это за новая форма взаимоотношений между лабораториями! Насмешка, издевательство?
Сотрудники отмалчивались, никто не проронил ни слова.
– Там ничего не знают, – вернувшись, доложил Олег Пекке Оттовичу.
– Придется ехать, – сказал Пекка Оттович. – Оформляй командировку…
Он здесь же пригласил к себе Гвыздю и попросил:
– Сходите, пожалуйста, в канцелярию и отправьте в Межциемс главному конструктору по изделию «Гроздь» телеграмму такого содержания, запишите. – И он продиктовал. Гвыздя записывала текст телеграммы в амбарную книгу. – Новому. Главному конструктору. Специалист выезжает. Только не забудьте перед фамилией проставить инициалы. А то, не дай бог, как бы не подумали, что на изделие назначен новый главный конструктор, – предупредил Пекка Оттович.
– Все?
– Все.
Гвыздя бросила на Пекку Оттовича осуждающий, полный укора взгляд: «Только за этим и звали?!» – и, нервно передернув плечами, вышла.
В оставшиеся несколько часов до конца рабочей смены, уже успев оформить командировку, получить деньги на командировочные расходы, попросив Маврина «слетать» на вокзал и попытаться достать билет на вечерний поезд (хотя на это не следовало и рассчитывать – слишком поздно спохватились), Олег решил позвонить в Москву Овчинникову, выяснить, как обстоят дела с трубкой. Неизвестно, когда еще раз это удастся сделать. Командировка могла затянуться.
К телефону подошел сам Овчинников.
– Вы нас не забыли? – спросил Олег.
– А вы еще не отказались от своей идеи?
– Почему? – удивился Олег.
– Да знаете, сначала многие интересовались трубкой, а потом больше не приезжали.
– Нет, мы не только не забыли, но даже делаем экспериментальный прибор под эту трубку. Не исключено, что в скором времени мы к вам за ней приедем.
Овчинников молчал.
– Алло! Алло! Вы слышите меня? Алло!
– Да, слышу… – И Овчинников опять надолго умолк.
– Так что ж вы не отвечаете?.. Алло, я не слышу вас!
– Не знаю даже, что вам и сказать… Видите ли… У нас самих осталась одна трубка. Вторая вышла из строя.
– Но у нас все уже запущено в производство, делается макет. Как же нам быть?..
– Подождем… Больше мне вам нечего сказать.
Ну, вот чего еще не хватало! Олег долго сидел, прикидывая, как теперь быть. «Последний экземпляр у разработчика… Да кто тебе его отдаст!.. Но если не будет трубки, так что же, вся работа, которая сейчас ведется, все старания – напрасны?..»
33
В институте умели устраивать и часто проводили подобные мероприятия: то выставка рисунков детей сотрудников института, фотовыставка, и вот теперь – конкурс на лучший пирог.
Выла создана специальная конкурсная комиссия из институтских закоренелых холостяков. Туда попал и Юра Белогрудкин, хотя ему едва ли когда-нибудь угрожала такая перспектива. Оценка комиссией выносилась по трем показателям: вкусовые качества, внешний вид и оригинальность. Каждый пирог выставлялся под девизом, сначала пироги осматривались всеми желающими, затем комиссия должна была оценить вкусовые качества, после чего каждый мог взять себе кусочек. Поэтому конкурс проводили в обеденный перерыв.
Когда Инна пришла в столовую, там, в специально отведенном для конкурса зале, уже толпился народ. Она даже не предполагала, что соберется столько, заглянула просто из любопытства. Самое удивительное, что мужчин оказалось нисколько не меньше, чем женщин. На составленных вдоль стен столах лежали пироги. На некотором расстоянии от столов, вдоль натянутой веревочки, выстроившись в ряд, двигались все присутствующие. Отдельно, группкой, стояли участницы конкурса, волнуясь, посматривали на пришедших, покашливали, на щеках у них, словно ожоги, проступали розовые пятна.
«Боже мой, много ли женщине нужно, чтобы почувствовать себя счастливой! – глядя на них, подумала Инна. – Да чтобы ее похвалили, и все! Женщина всегда остается женщиной!»
Она пошла вдоль столов. Каких только пирогов здесь не было! С грибами, с капустой, с морковью, с урюком, творожники, пироги с килечкой, на которых, будто камушки, лежали картофелины, а рядом из белых волн – долек репчатого лука – высовывали головки эти маленькие рыбки, каждая из которых держала во рту перышко зеленого лука.
В зал вошли члены конкурсной комиссии во главе с Тарасом Петровичем Чижом. Женатый человек, он вошел в комиссию как начальник сугубо «женского» подразделения. Сосредоточенный, серьезный, быстренько пробежал через зал, а за ним, тоже сосредоточенные, – и все остальные. Улыбался лишь один Юра Белогрудкин, который шел последним. Улыбался лучезарно, словно какой-нибудь эстрадный певец, любимец публики, на «бис» вызванный на сцену. Взглянул на столы и остановился в изумлении: «Е-ел-ки зеленые!..»
Комиссия приступила к делу. Переходя от стола к столу, «снимала пробу».
– Угу, угу, – отрезая кусочек и отпробовав его, одобрительно кивал гладкой головой Тарас Петрович.
– Вкусно? – не вытерпев, крикнул кто-то из присутствующих.
– Не знаю, не знаю, еще не распробовал, но очень может быть!
Особо поразил членов комиссии пирог, представленный под девизом, похожим на название музыкального произведения: «Фантазия № 17». Он имел ни с чем не сравнимый вкус. Все долго гадали, что у него за начинка. Ясно одно: это какая-то трава. Но какая? Пришлось вскрыть конверт под этим девизом, и многих несколько озадачило, когда узнали, что пирог начинен… конским щавелем, приправленным какими-то специями.
