Текст книги "Турухтанные острова"
Автор книги: Павел Васильев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Турухтанные острова
Турухтанные острова
1
– Вопросов больше ни у кого нет? – спросил председательствующий, обращаясь ко всему залу, но с многозначительной улыбкой глядя на Буркаева.
И этой улыбкой, и формой вопроса он как бы вежливо напомнил ему: «Полноте, батенька, полноте, увлеклись. Бы и так всех изрядно подзадержали». И Буркаев, уловив это, извиняясь, закивал: «Да, да, действительно, увлекся. Виноват!»
– Тогда мы поблагодарим докладчика за сделанное очень интересное сообщение и перейдем к следующему вопросу нашей обширной программы.
Докладчик, по внешнему виду скромный, сдержанный человек, молча вытер испачканные мелом кончики пальцев, взглянул в сторону Буркаева и вышел из зала. Чуть замешкавшись, пригибаясь, Буркаев на цыпочках пробежал между рядами и выскочил следом.
– Простите, я хотел бы задать вам еще парочку вопросов, – торопливо начал Буркаев. – Я из Ленинграда. – Он назвал свой институт.
– Вы занимаетесь многоканальной связью?
– Да.
– Это не вы нам недавно звонили?
– Я…
– Ага. Я узнал вас по голосу. Очень приятно. Я Овчинников Семен Михайлович.
– Буркаев Олег Васильевич… Видите ли, в «Вестнике электроники» мы прочитали ваше сообщение вот об этой новой электронно-лучевой трубке.
– Ну, там было всего лишь несколько слов.
– Да. И нас она очень заинтересовала. Мы хотели бы попробовать вашу трубку в качестве электронного коммутатора.
Овчинников с любопытством глянул на Буркаева.
– Такого применения, честно говоря, мы… не предполагали.
– Тем более! – оживился Буркаев. – Надо попробовать! Вы представляете, что из этого может получиться? – Он достал из кармана программу конференции и принялся на обратной стороне программы рисовать блок-схему. – Резкое уменьшение габаритов прибора – раз. Низкое коммутируемое напряжение – два. – Буркаев загибал пальцы, Овчинников согласно кивал. – А теперь – самое главное. Как бы такую трубку нам у вас получить? Хотя бы одну штуку.
Овчинников усмехнулся.
– Не знаю…
– Нам хотя бы одну. Для начала.
– У нас всего-то две… Вы не представляете, сколько мы с ними хватили лиха! Изготовить в нашем институте такую трубку – это, наверно, все равно что в аптеке построить паровоз… Теперь мы на них молимся!
– Но…
– Это нереально. Даже, извините меня, несколько смешно.
– Нам хотя бы во временное пользование! Под расписку!
– От меня тут ничего не зависит. Вообще-то вам лучше всего пойти к нашему директору, академику Прищепкову. Он «отец» этой трубки. Но, к сожалению, он сейчас болен, в больнице. Придется идти к его заместителю Фаддею Максимовичу. Что ж, попробуйте.
Олег записал адрес института, уточнил, как туда удобнее добираться, договорился о пропуске. Расставшись с Овчинниковым, он прошелся по улице Горького, попытался – безуспешно – купить билет в Большой театр и поехал в гостиницу «Золотой колос».
Номер, в котором остановился Буркаев, был четырехместным. Четыре кровати стояли по углам комнаты. Двоих соседей Олег почти и не видел, они уходили рано и возвращались поздно вечером, а третий, массивный, коричневый от загара дядька в толстых, как у сталевара, брюках и таком же толстого сукна пиджаке, лежал на кровати поверх одеяла, скрестив на груди руки. Лицо покрывала соломенная шляпа. Дядька спал, сочно похрапывая. Спал он и первый день, когда Олег вселился в номер, спал и сегодня утром, когда Олег уходил. С посвистом всасывал в себя воздух, при этом живот его рос, рос, достигал громадных размеров, делалось тихо, дядька вроде бы к чему-то прислушивался, и шляпа тоже прислушивалась. Затем живот начинал опадать, дядька выдыхал – пю-тю-тю-у-у-у, – шляпа, вскочив на ребро, вежливо делала Олегу «мое почтеньице!». Дядька чавкал, будто обсасывал вкусную косточку. Секунды три длилась тишина. Половив что-то губами и не найдя, дядька вновь начинал засасывать воздух.
На этот раз, лишь только Олег раскрыл блокнот, дядька проснулся, посмотрел на Олега затуманенным взором и спросил:
– Гроши прислали?
– Какие гроши?
– Командировочные… Пришлють, никуда они не денутся, – и повалился на бок, не дожидаясь ответа. – А ты что, бороду снял? – из-под шляпы сонно спросил дядька.
– Какую бороду?! – ничего не мог понять Олег.
– Да это же другой, – пояснил дядьке вошедший в комнату второй жилец. – А тот, что был с бородкой, еще позавчера уехал.
– А-а.
Как выяснилось, дядьку срочно отправили в командировку, пообещав, что деньги переведут следом, но то ли кто забыл о нем, то ли что-то напутали, – одним словом, дядька лежал и ждал.
На этот раз он захрапел так, что стаканы, уставленные на стеклянном подносе в центре стола, задребезжали, как при корабельной вибрации.
Прихватив блокнот, Олег выскочил в коридор. Он пристроился возле журнального столика в маленьком фойе. Здесь было тоже не очень удобно, по коридору ходили, кто-то бежал торопливой рысцой, – эти ничего не замечали, кто-то в полосатой пижаме и с мыльницей в руках брел, лениво посвистывая, шаркая шлепанцами, – такие обязательно оборачивались на Олега. Но Олег увлекся и уже ничего не замечал. Рисовал блок-схему предполагаемого прибора и уже видел «живой» прибор, его основные контуры. И то, о чем не догадывался прежде. Олег потер ладони. Улыбаясь, смотрел на разрисованный лист. Применение в коммутаторе ЭЛТ вело не просто к улучшению известных показателей прибора, а позволяло обеспечить новое качество. Нужна трубка!
Размахивая блокнотом, Олег сбежал по лестнице. Телефон-автомат оказался не занят, с Ленинградом удалось соединиться сразу, начальник лаборатории Сухонин сам подошел к телефону.
Торопясь, Олег вкратце обо всем рассказал ему. Пекка Оттович слушал, не перебивал. У него была такая манера: что бы ему ни говорили, он всегда выслушивал до конца, давал человеку полностью выговориться и только после этого задавал вопрос или отвечал.
– Любопытно, – выслушав Олега, сказал Пекка Оттович, Помолчал и повторил: – Любопытно. – Так он говорил крайне редко.
– А что у вас? Как прошел техсовет?
– Бурно, – ответил Пекка Оттович. – Есть кое-что новенькое.
– Что? – насторожился Олег.
– Приедешь – узнаешь.
– Да не темни ты! Что?
– Потерпи… Трубка нужна…
Разговор закончился, но Олег не вышел из кабины. Опустив сразу несколько монет, он набрал другой номер. В трубке раздались глуховатые гудки. Олег прислушивался к ним. Но там, на другом конце провода, трубку почему-то не снимали.
2
Двухэтажное здание института напоминало загородный особняк. Располагалось оно в яблоневом саду, обнесенном высокой чугунной оградой. Прутья ее, как пики, метра на три вздымались вверх. Въездные ворота размером с футбольные крепились на четырехугольных гранитных колоннах. Взглянув на них, на толстую бронзовую доску с надписью «Институт стали», а ниже, аршинными буквами, – «АКАДЕМИЯ НАУК», Буркаев сник. При слове «академия» ему сразу же представились суровые лица и напудренные парики, как на старинных гравюрах. И показалось действительно очень уж странным, что Институт стали разрабатывает вакуумную электронно-лучевую трубку. Вот уж верно: паровоз в аптеке! Буркаев подумал, что сейчас начнется волокита с оформлением пропуска. Эти «академики» обязательно что-нибудь да напутают. Но, к его удивлению, пропуск оказался заказанным. Овчинников не забыл это сделать. И в приемной директора Буркаеву тоже не пришлось ждать. Секретарь сразу же доложила о нем заместителю директора и пригласила Олега:
– Пройдите.
Кабинет, в котором оказался Олег, был просторным, как зал. Обширный письменный стол у окна. Рядом, у стены, журнальный столик, а на нем – самовар старинной тульской работы, вся грудь в медалях.
За письменным столом сидел мужчина в белой расшитой косоворотке. Как только Буркаев вошел и поздоровался, мужчина, просияв, поднялся, распахнул руки и двинулся ему навстречу.
– Здравствуйте, здравствуйте, дорогой Олег Васильевич! Здравствуйте! – Поймав руку Олега, долго тряс ее, заглядывая в глаза. – Прошу вас, садитесь! Присаживайтесь!.. Как доехали?
Олег был несколько обескуражен таким приемом. Ему доводилось бывать в командировках в разных учреждениях, но вот так его встречали впервые. «Шут его знает, может, так и заведено в Академии наук».
Заместитель директора – он назвался Фаддеем Максимовичем – пододвинул Буркаеву стул, а сам сел напротив, коленями в колени.
– Как устроились, Олег Васильевич?
– Нормально, спасибо.
– Вы давно в Москве?
– Второй день… Я, собственно, к вам насчет трубки.
– Да погодите вы с этой трубкой, бог с ней! Еще успеется! Лучше расскажите, как у вас там, в Ленинграде? Как погода? Там вас совсем еще не залило? Ленинград, Ленинград, такой чудесный город, такая архитектура, и так не повезло с погодой. Нашел Петенька, где построить!
Олег покосился на самовар. «Что, может быть, он еще и чаем начнет угощать?» Глянул на стол – там лежала окантованная фотография полугодовалого голенького пупса.
– Хорош? – спросил Фаддей Максимович. – Это я.
– Как?
– Конечно, в детском возрасте. Так я вас слушаю, с чем пожаловали? Хотя мне Овчинников уже кое-что говорил.
– Я – насчет трубки. Как бы нам ее получить? Она нам нужна позарез!
– Милый ты мой, она всем нужна!. – сказал Фаддей Максимович, когда Олег умолк. – Но ее нет… – И он развел руками.
– У вас – две. Нам хотя бы ту, которая похуже.
– Разве можно начинать работать с плохой? Это сразу обрекать себя на неудачу.
– Нам проверить принцип.
– Ведь она солидно сто́ит. Ну, дело хозяйское. Не жалеете денег, братцы-ленинградцы! Не бережете. Поступайте, как угодно. А письмо с просьбой о выделении трубки у вас есть?
– Есть. – Олег полез в карман.
– Конечно, вы сюда без письма не поехали бы, само собою. А гарантия оплаты?.. Счет децзачет?..
Что касается «бухгалтерии», то в этом Олег разбирался плохо. Он принялся перебирать бумаги. Фаддей Максимович следил за ним, и по улыбке его читалось: «Ну – поймал!»
– Нет?.. Финансы поют романсы? А за финансы – знаешь как, голубь… Недаром говорят «финансовая политика». Политика! Есть? – разочаровался Фаддей Максимович. – Директором подписана? И главным бухгалтером? Ах жуки, питерские мужики!.. Все в ажуре. А курьер есть?.. А-а, батенька, ведь трубку-то без курьера везти нельзя!
Олег не знал, нужен курьер или нет. Он на мгновение представил себе этакого двухметрового усатого верзилу в громадных сапогах. Нет, курьера у него не было.
Олег сердито глянул на фотографию, с которой, приоткрыв ротик, смотрел на него голенький пупс.
– Хорошо, – сказал Олег. – Хоть посмотреть-то на эту трубку можно?
– Это пожалуйста, сколько угодно! – Фаддей Максимович тут же позвонил Овчинникову. Поручил секретарю проводить Олега.
– Вы не огорчайтесь. Такова селяви.
Секретарь и Олег долго шли коридорами, спустились в полуподвальное помещение и наконец оказались в затемненной комнате (за окнами росла сирень).
Буркаев мельком огляделся. Комната была заставлена столами, верстаками, на которых чего только не находилось: измерительные приборы, паяльный лак во флакончике из-под духов, справочник, нужная страница, в котором заложена галстуком, и много-много всего другого, вразброс, навалом. Среди этого нагромождения Олег увидел трубку, обернутую фольгой. Вокруг на верстаке лежали переключатели, разные блочки, и все это, как паутиной, было оплетено проводами.
Сидя рядом С Овчинниковым, Олег внимательно слушал, стараясь разобраться во взаимоотношениях всех узлов. Потом начал задавать вопросы. И постепенно получилось так, как обычно и бывает в подобных случаях. Уже позабыв, кто из них гость, а кто хозяин, оба копались в макете, лишь изредка, как бы очнувшись, вдруг вспоминали о вежливости. Начиналось: «Да-да, пожалуйста». – «Ради бога, я не спешу…» – а через минуту опять толкались и спорили, рисуя схемы на клочках бумаги, подвернувшихся под руку. И наконец наступил момент, когда Буркаев, откинувшись на спинку стула, после некоторой паузы сказал с завистью:
– Да-а, интересная трубка.
– Ничего вообще-то, – скромно ответил Овчинников. – Что, обеденный перерыв? – Он взглянул на часы. – Вы меня извините, я обещал шефу в обеденный перерыв приехать к нему в больницу.
– Да, пожалуйста. – Олег тоже поднялся. И ему пришла шальная мысль: «А если попытаться? Была не была!» – Может быть… вы разрешите, я съезжу вместе с вами? Без трубки нам не обойтись! Вы говорили, только он может все решить.
– Что ж… Это, пожалуй, верно. Едемте!
3
Третий инфаркт – штука серьезная. Олег предполагал увидеть изнуренного болезнью человека. А перед ним в холле за журнальным столиком сидел и играл в шахматы бравый мужчина лет шестидесяти, стройный, ровный, как тростиночка. Такими Олегу в детстве представлялись английские лорды.
Леонид Сергеевич Прищепков молча, сдержанно слушал Олега, пока тот пояснял, кто он, откуда и зачем приехал. И только когда Олег умолк, подумав, что и из этой поездки ничего не выйдет, Леонид Сергеевич повернулся к Овчинникову и спросил с укором:
– А вам приходила мысль таким образом использовать трубку?
– Нет, – честно признался Овчинников.
– Эх мы! Ну как нам не стыдно, все время ходили рядом и не додумались! Поздравляю! – Он пожал Олегу руку. – Только жаль, в данный момент мы вам действительно не можем помочь. Трубок у нас только две. Представьте, одна вышла из строя. А такое всегда может случиться. Осталась последняя. Слишком большой риск… Послушайте! У меня идея! – обрадовался он. – Вы сейчас делайте оснастку, как только будет все готово, мы дадим вам трубку. И сами к вам приедем, посмотрим, что получается. Годится?
4
В вечернюю пору поезда на Ленинград отправляются каждый час. Завтра в половине девятого он будет у себя в институте и увидит… ее.
Он глянул на часы. Всего лишь полпятого.
Можно позвонить ей. Она должна еще быть на работе. Олег отыскал междугородный переговорный пункт и позвонил. Он знал, что трубку может снять любой у них в комнате. Но взяла она.
– Я вас слушаю.
– Это я, – прикрыв микрофон, произнес Олег.
– А-а, здравствуйте… Ну, как вы там? Позвать начальство?
– Нет, мне начальство не нужно. Я просто так. А как ты?
– Я? Да как всегда, хорошо. – И она торопливо стала говорить, что ему все в их комнате передают привет, звонили из КБ, приходил Родион Евгеньевич Новый, персональный привет от Дашеньки, вот она здесь рядом сидит, рвется к трубке. Дать трубку? «Ну что вы говорите? Что вы придумываете?» – услышал он испуганный голос Даши.
Повесив трубку, Буркаев некоторое время, вроде бы ожидая чего-то, стоял в кабине. Он все еще слышал ее голос, несколько насмешливый, ироничный.
Потом он шел в толпе. За углом высотного здания увидел надпись над дверями: «Аэрофлот». И словно очнулся.
Ему повезло. Нашелся билет на ближайший рейс. Автобус, который вез до аэропорта, уже стоял за углом, и он успел в него вскочить. Потом летел. Потом мчался на такси. И все время радовался: будто на экзамене вытащил счастливый билет. Скоро увидит ее! Не завтра, а сегодня. Через два часа. Через час.
Олег взбежал по лестнице на пятый этаж, остановился возле двери. Позвонил. И открыла… она.
– Проходите, – сказала совершенно спокойно, будто он никуда и не уезжал, не разговаривал с ней из Москвы.
Впервые Олег увидел ее около месяца назад. Как поется в одной песне: «На свое ли счастье, на свою ль беду».
Был жаркий июньский день. В газетах сообщали, что такие дни в Ленинграде случаются раз в столетие. И до этого почти весь май держалась необычная жара. Горели пригородные леса. По радио объявили, что в них временно запрещен въезд. По всему институту пахло горелым гетинаксом. Двери и окна держали распахнутыми. Гудели многочисленные покупные и самодельные вентиляторы – из чего только не делали для них крыльчатки: из дюраля и жести, самых невероятных размеров, – но они лишь попусту месили воздух. Девочки-копировщицы ставили вентиляторы на пол, обморочно висли над ними. Их короткие юбочки раздувало, как парашюты.
В обеденный перерыв Олег вышел на улицу. Асфальт стал мягким, как пластилин, проседал под ногами. Висящий на солнечной стороне у входа в институт градусник зашкаливало.
Напротив трамвайной остановки у магазина тканей продавали квас. Бочку по спирали огибала громадная очередь, но Олег решил постоять.
Почему он обратил на нее внимание? После Олег часто думал об этом.
Она шла мимо очереди. Стройная, легкая. Несла увесистую бутыль с квасом, накинув на кисть правой руки бечевку, привязанную к горлышку бутылки. И когда отошла метров на десять от очереди, горлышко бутыли оторвалось, бутыль стукнула об асфальт и раскололась. Квас волной хлынул ей под ноги. Но она даже не глянула вниз, словно ничего не случилось.
– Девушка, девушка! – из очереди закричали и громко захохотали. А она шла, вскинув подбородок. Горлышко на бечевке даже не покачивалось, а словно плыло. И только каблуки – цок, цок!
Вернувшись с обеда, Олег узнал, что Сухонин распорядился прислать в его распоряжение нового техника.
И пришла она.
Неся в обеих руках чертежный инструмент, линейки, карандаши, зорко глянула на Олега, и ему показалось – тонкие губы ее сжались, а ноздри чуть дрогнули. Слушала молча, пока Олег объяснял, что надо делать. А он почему-то волновался…
Перевыпуск документации всегда сложное, нелюбимое инженерами-разработчиками дело. От него каждый старается увильнуть. И вовсе не потому, что приходится заниматься нудной работой, чертить квадратики, кружочки. На каждую схему надо собрать около двух десятков согласующих подписей. Это бы еще полбеды. Главное – получить визу в отделе нормоконтроля. Особенность его состояла в том, что там работали одни женщины, те, кто не ужился в других подразделениях. В этом отделе по утрам сослуживцы не здоровались между собой. Если сюда заходил кто-нибудь что-то спросить, то в ответ раздавался такой звук, будто на раскаленную плиту выплеснули ковш воды. И особенно доставалось мужчинам. Каждый из них выскакивал отсюда, словно по ошибке попав в женскую парилку, где его шарнули веником. Выскочив, недоуменно озирался по сторонам, пытаясь понять, что же произошло. Конечно, можно было пойти к единственному мужчине в отделе – его начальнику Тарасу Петровичу Чижу. Но к нему обращались редко. Тарас Петрович был человек добрый. Внешне он напоминал этакий колобок. И обладал удивительной способностью: умел ладить со своими подчиненными. На него могли кричать, топать ногами, а он сидел, как ни в чем не бывало. Смотрел на все, как на экран телевизора, предварительно выключив звук. Выжидал подходящий момент, чтобы незаметно укатиться, как и положено колобку. В отделе бушевали, а он в это время катился по лестнице, легонько подпрыгивая на ступеньках, локотком придерживая папочку, весело напевая: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел!»
Тарас Петрович завизировал бы схему, но для этого предварительно следовало вытерпеть целую пытку.
Дело в том, что Тарас Петрович имел «ишачка» – старенький, самого первого выпуска «Москвич», которого любовно называл не иначе как «мой шевролет». В обеденный перерыв, даже если он очень спешил, пробегая мимо, неизменно заскакивал к нему, проводил бархоткой по бочку: «Па-ай! Па-ай!..»
Тарас Петрович тратил на него большую часть зарплаты и премию, сам всю зиму ходил в подерганном плащишке, но для своего любимца не жалел ничего. И каждому, кто приходил к Тарасу Петровичу, он рассказывал про своего «орла», где и какую подтянул гаечку, про какие-то там дырочки, протирочки, пробирочки. Не всякий мог это вынести. Не хочешь слушать – улаживай дело с его подчиненными.
Для Инны в этом не было проблемы. При ее появлении нормоконтролеры как-то все затихали, словно мышки при появлении кота.
– Как это вам удается? – изумленно спрашивала Даша, которая обычно по нескольку раз ходила к нормоконтролерам.
– Очень просто, – спокойно отвечала Инна. – Пусть бы они только попробовали не подписать!
5
– Проходите, – предложила Инна, нисколько не удивившись появлению Олега, хотя можно было удивиться: совсем недавно разговаривал из Москвы и вот – здесь. Тем более что он зашел к ней впервые.
– Я прямо с аэродрома… Проезжал мимо… – заговорил Олег. Он не знал, куда поставить портфель, и она поняла это, взяла из рук и поставила под вешалку.
– Мы смотрим телевизор, – распахнула дверь в комнату.
– Может, тапки?
– У нас не принято… А это – мой сын.
В комнате к двери спиной сидел мальчик лет семи.
– Здравствуйте, – обернулся он.
– Мишка, – представила его Инна.
– Миша, – поправил ее сын.
– Дядя Олег, – отрекомендовался Буркаев. Называть себя «дядей» ему приходилось впервые. Улыбаясь, Мишка внимательно осмотрел его и отвернулся.
– Будем пить чай, – сказала Инна.
– Спасибо, не беспокойтесь, – пытался остановить ее Олег.
До этого момента он торопился сюда, чтобы как можно скорее увидеть ее, а теперь, когда увидел, показалось странным, зачем так торопился.
Мишка вроде бы нацеленно смотрел на экран, а сам внимательно следил за гостем. Лишь Инна вышла, он проворно повернулся к Олегу и предложил:
– Скажите «мак».
– Мак, – доверчиво повторил Олег.
– А кто скажет, тот дурак.
По телевизору шла передача «О вреде алкоголизма. Беседа врача».
Дав Олегу немного очухаться, Мишка опять обернулся:
– Скажите «дуб».
– Не скажу.
– Струсили, да? А кто трусит, того оса укусит.
И тогда Олег решил сам пойти в наступление.
– Скажи «вяз».
Мишка недоуменно хмыкнул и уставился на него, обдумывая, как быть. В комнату вошла Инна. Она несла чайник.
– Вот, все готово. Сделай потише, – попросила она Мишку, кивнув на телевизор.
– Да-а, интересно!.. Про «аликов», – ответил Мишка. По телевизору показывали, как выздоравливающие пациенты в спецбольнице пилят дрова, что-то строгают на верстаке.
– Что нового в лаборатории? – спросил Олег у Инны, когда они сели за стол.
– Ничего особенного. Все без изменений. Да, кстати, вам звонила мама.
– Когда?
– Сразу после вашего звонка. Просила передать, чтобы вы к ней приехали.
Это Олега взволновало. Мать жила на одной из пригородных станций, позвонить могла только с почты, и если звонила, значит, он ей зачем-то очень понадобился.
– Ничего не передала? – спросил Олег.
– Нет, только сказала: пусть приедет, когда выдастся свободное время.
Беседа врача, которую передавали по телевизору, окончилась, и Мишка тоже сел к столу. Пригнувшись, отхлебывая из блюдца, шумно дуя в него, сам исподлобья посматривал на Олега. Чувствовалось, ему ужасно хочется о чем-то спросить. Просто не сидится на месте. Наконец, не вытерпев, спросил:
– А вы пьете?
– Перестань! – прикрикнула на Мишку Инна. – Что ты такое болтаешь?
– А он похож на одного «алика», которого показывали.
– Замолчи сейчас же! – приказала Инна. – И иди спать. Тебе уже пора.
Недовольный, Мишка побрел в смежную комнату. Инна, собрав со стола, понесла посуду на кухню. И как только она вышла, Мишка высунулся из-за двери и шепнул Олегу:
– А кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет.
– Я вас провожу, – входя в коридор, сказала Инна Олегу. – Тоже немножко прогуляюсь.
6
Они шли по улице. В домах были распахнуты окна, в глубине комнат мерцало фосфорическое свечение, – работали телевизоры. Хриплые, типично киношные голоса двух возбужденно разговаривающих людей сопровождали Инну и Олега. Говорящие то оставались позади, то забегали вперед. Было слышно, как они говорят слева, и многократно повторяемое эхо вырывалось откуда-то справа.
– Знаете, Олег, – после долгого молчания сказала Инна. – Вы напрасно ухаживаете за мной. Хочу вас сразу предупредить. Если вы рассчитываете на легкий успех, то я не отношусь к женщинам этого типа. А если вы серьезно, то тем более напрасно. У меня есть сын. Этого мне достаточно. Своей жизнью я вполне удовлетворена. Я не замужем, что вам известно. И никогда не была. Ребенок мне нужен, а муж – нет. Я вольная птица. Сама себе хозяйка. Куда хочу, туда и лечу. А ребенка я завела, чтоб на старости лет не остаться одной, был рядом кто-то, кого можно любить и о ком заботиться. Познакомилась на юге с одним… альпинистом, приглянулся. Три раза съездила к нему в Москву. Вот и все. Он и до сего дня не знает, что у него есть ребенок. Где-то в глубине души я, если честно сказать, считала, что я не такая, как все. Он непременно бросится за мной, попросит руки, приползет на коленях. Не приполз, как видите… Ну и фиг с ним! Вы добрый человек. И наивный. Поэтому лучше сказать всю правду. Ваши старания ни к чему.
Олег вспомнил веселого, улыбающегося, немного ехидного Мишку и сказал:
– Дети вырастают и уходят от родителей. Вы опять останетесь одна. Может быть, лучше было бы купить себе болонку?
Она резко остановилась, повернулась к нему. Долго смотрела в лицо. Губы стали тонкими, как бритвенные лезвия.
– Что ж, когда понадобится, я ее заведу. Вы ее заменить не сможете!..
7
Народу в электричке ехало мало. Свет в вагоне не зажигали. Было то время, когда, по словам поэта, «одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса». Да, пожалуй, и ночи-то настоящей в эту пору не бывает, просто чуть плотнее сделается сиреневая дымка, окутывающая сады и перелески, в ней вроде бы чуть приподнимется все и поплывет, медленно покачиваясь. Потемнеет небо над головой, но в нем так и останутся лежать, словно раскиданные розовые перышки, реденькие облачка.
Олег смотрел на близкий сосновый бор. Деревья, будто на невидимом эскалаторе, медленно поднимались одно за другим на песчаный косогор и останавливались там, ровные и желтые, как свечки.
Сколько раз Олег проехал по этой дороге, пока учился в институте, и после этого три года ежедневно по два раза, когда уже работал. Детство и юность Олег прожил с матерью в поселке, на конечной станции электрички.
Олег знал: вот сейчас он выйдет из вагона на платформу по правую сторону от остановившейся электрички, пересечет шоссе, привычно глянет вперед и за акациями увидит свой низенький голубой домик. Правда, теперь половину дома занимала еще одна старушка, пенсионерка, у которой мать выменяла для Олега в городе комнату, но Олег этот домик по-прежнему называл своим.
В доме уже спали. Полкан, наверное, где-нибудь мышковал по канавам, не выбежал Олегу навстречу. Олег осторожно открыл калитку, прошел во двор. Сел за стол под яблоней, сложив перед собой руки, и смотрел на кусты смородины, на грядки, на забор. Кругом, где-то далеко и близко в кустах, пели птицы. Так спокойно и благостно было на душе.
Стукнула дверь, и на крыльцо вышла мать.
– Олег? – спросила она. – Это ты?.. Я слышу, пришла электричка.
– Ты мне звонила?.. Что случилось?
– Ничего особенного. Не надо было сегодня и ехать. Приехал бы как-нибудь в выходной. Что-то перестал работать холодильник. Продукты прячу в погреб, а и там сейчас тепло, все портится. Неудобно без холодильника, привыкла к нему… Как съездил-то? Вроде бы грустный какой-то?
– Нет. Это тебе показалось.
И сразу откуда-то прибежал Полкан, сильно толкнув мордой, открыл калитку и запрыгал возле Олега, помчался но дорожке, оглядываясь и словно приглашая за собой, желая что-то показать. А затем, видя, что Олег не идет, со всех ног бросился обратно.
Лампочка в холодильнике не горела. Олег пошевелил ее, но она не загоралась.
– Утром посмотришь. Сейчас умывайся да садись ужинать, – сказала мать.
Есть не хотелось, но он вместе с матерью сел за стол на веранде.
Услышав, что они разговаривают, к открытой двери веранды подошел Мамонт Иванович, соседкин брат, живущий у нее на даче старик-пенсионер.
– С приездом вас, – поздоровался он с Олегом. – Что-то забарахлила машина, – кивнул он в сторону кухни, где стоял холодильник. – Я пробовал на массу, искры не дает. А сейчас без холодильника – погибель.
– Мамонт Иванович, заходите с нами чай пить, – пригласила мать.
– Спасибо. – Чаю ему явно не хотелось, но от приглашения он не отказался. Косолапо переступая – у него с войны после контузии болели ноги, – поднялся на веранду.
По шоссе, мимо калитки, прошли несколько парней и девушек, играли на гитаре, пели.
– Казакуют! – сказал Мамонт Иванович.
– Теперь всю ночь будут ходить к заливу и обратно, – посмотрела в сторону прошедших мать.
– Что ж, их дело молодое. Когда-то и мы с тобой так же казаковали, а? – улыбнулся старик.
– Все было.
Посидев еще немного, поговорив о том о сем, Мамонт Иванович поблагодарил за компанию и у шел.
Утром Олег встал пораньше, чтобы еще раз осмотреть холодильник. Возился с ним полчаса, использовав в качестве «пробника» фонарик. Наконец определил, что оборвался провод в шланге электропитания. Он заменил шланг другим, от старенького самодельного электропроигрывателя, который собрал, когда учился в школе. Еще оставалось свободное время, и Олег решил съездить на велосипеде на озеро искупаться. Ехал быстро. И не потому, что опасался опоздать на работу, а просто таким выдалось утро, тихое, свежее. Солнце еще не поднялось из-за леса, небо само вроде бы излучало свет.
На берегу озера среди сосен стояло несколько палаток, возле одной из них две девушки чистили картошку. От углей на месте потухшего костра, над которым висел закопченный котелок, пахло дымом. Возможно, костер жгли еще недавно, потому что над озером, над водой, стлалась сизая дымка, более плотная к берегу, к осоке.
Искупавшись, Олег постоял возле воды, чтобы хоть чуть обсохнуть. На противоположном берегу у ивняка кто-то рыбачил, не видимый за кустами. Когда взмахивал удочкой, как серебринка, проблескивала леска и падала на воду. Немного левее появилась из-за кустов девушка в голубом купальнике, попробовала ногой воду, зашла по колени и, взмахнув руками, поплыла.
И Олег почему-то вдруг заспешил. В электричке, возвращаясь в город, он вспоминал вчерашний разговор с Инной. Знал, что скоро снова увидит ее, и ждал этого.
8
Дверь открывают по-разному. И в этом тоже проявляется характер человека.
Даша не открывает, а отворяет, иначе это не назовешь. Дверь совершает полутур вальса, и за ней, напевая, размахивая сумочкой и тоже вальсируя, в комнату входит Даша и произносит свое неизменное, веселое и широко всем подаренное: «Здравствуйте».
«Здра-а-авствуйте!» – как конферансье со сцены, входя, произносит улыбающийся Юра Белогрудкин, и дверь вроде бы радостно похохатывает вместе с ним: «Ха-ха-ха! Чуть было не опоздал!» И он поплыл, вальяжный, свежевыбритый, в лакированных ботинках, с портфелем «дипломат». В институт проходит с портфелями только крупное начальство – директор, главный инженер, главбух да вот Юра. Как это ему удается – непонятно. Охрана его никогда не задерживает. А в портфеле у него мыло, мочалка да белье: Юра собрался после работы сбегать в финскую баню – во-первых, это гигиенично, во-вторых, модно, ха-ха-ха.
А вот Сережа Маврин входит в комнату, кажется, не открывая двери. Шмыг! – и он уже на месте, будто просочился в замочную скважину. Сидит у верстака на своей высоченной табуретке. Более того, все приборы уже включены.
