Текст книги "Фрося. Часть 4 (СИ)"
Автор книги: Овсей Фрейдзон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– Туфли тоже снимать?
– Лопари пока оставь у себя, будет нужда, потребуем.
Ну, колись под какую статью тебе дело шьют?
– Не знаю, мне не говорили.
– Вот, фраерша! В чём тебя обвиняют, хоть знаешь?
– У меня обнаружили в квартире большую сумму денег и много золотых побрякушек.
– И откуда это всё, кого грабанула, видно жирного гуся взяли?
Фрося не знала, как отвечать, что можно говорить, а, что нельзя, допрос тут был сравним тому, который она недавно прошла у следователя.
– Послушай Кувалда, я действительно не знаю ваших порядков, но здесь много ушей, а следствие только началось, не хочу я себя в петлю загонять, скажу только, что обвиняют меня в спекуляции и в не законом хранении крупной суммы денег.
– А ты баба ушлая, на зоне не пропадёшь.
Расторопная Манюля поставила перед ними железные кружки с чаем.
Фрося отхлебнула и сморщилась.
– Что голуба, крепковат наш чаёк?
– Я видела, как пьют чефир, но сама не привычная к нему.
– Похоже, с нашей блатотой была знакома, надо будет с тобой ещё разобраться, подождём вестей с воли.
Манюля, разбавь кипяточком чефирчик дамочке, а то у неё скулы сводит.
Окружившие их блатнячки ехидно рассмеялись, стараясь подсластить атаманше, подобострастно реагируя на её юмор.
Фрося пила чай с неоткуда явившимся печеньем, а глаза у неё, буквально, закрывались, сказывалось напряжение последних двух дней и предыдущая ночь без сна.
– Иди голуба кемарить, как погляжу, ухандохалась.
Фрося натянула на себя жёсткое суконное одеяло и тут же провалилась в глубокий сон.
Глава 75
Фросе показалось, что она только уснула, но вдруг подскочила на нарах от страшной боли в ступнях.
Она инстинктивно дрыгала ногами, потому что пальцы нестерпимо жгло, а на своих нарах от души гоготали блатнячки.
Из этого хора мерзкого смеха больше всего выделялся рогот старой знакомой по КПЗ, дважды уже битой, которая отзывалась на кличку Щепка, видимо, из-за своей кидающейся в глаза худобы.
Из своего угла сквозь смех подала голос Кувалда:
– Ну, что, бобриха, подрыгала лапками, девчонки слегка позабавились, велосипедик тебе устроили, привыкай голуба к нашей жизни.
На шум явился охранник и забарабанил в дверь:
– Соблюдайте после отбоя положенную тишину, в карцер захотели.
Мгновенно все утихли.
Фрося гладила свои сожжённые пальцы на ногах, в глазах закипали слёзы, что ещё её поджидает в этом мире злых нравов и законов.
От боли, обиды и мрачных мыслей она опять не уснула до утра.
Встала с нар, привела себя в относительный порядок и подсела к Насте:
– Настюха, они так со всеми забавляются или решили меня довести до умопомрачения?
– Ах, ты моя горемычная, почитай со всеми вновь пребывающими, это для них, наверное, самая лучшая забава.
Потерпи миленькая, пройдёт ещё парочку денёчков и они от тебя отстанут, найдут новую жертву для своих мерзких развлечений.
Вот поганки, как они твоё личико ногтями располосовали и синяков наставили, за неделю теперь не заживёт.
– Ах, Настенька, морда моя заживёт быстро, а вот душа вряд ли.
– Успокойся солнышко, не терзайся понапрасну, тебе ещё много сил понадобится, телом тебя бог не обидел и душа окрепнет, главное, чтобы не зачерствела, а то посмотри на этих сук, они же вовсе бездушные.
– Ах, Настя, Настюха, выходила я в жизни из разных переделок, выйду и из этой, просто сейчас иду впотьмах по заросшему бурьяном лесу.
Скоро после утреннего чая с куском того же тяжёлого серого хлеба, обитателей камеры стали уводить одну за другой на допрос.
Некоторые женщины уже возвращались обратно в камеру, когда вызвали, наконец, Фросю.
Она в сопровождении охранника проследовала с руками за спиной по гулким коридорам, из-за запертых дверей камер до неё доносились разговоры, смех и шарканье ног.
Никогда она не могла даже подумать, что в их стране столько людей томятся в тюрьмах, а ведь далеко они не все настоящие преступники.
Разве можно страхом исправить злодеев, можно только их ещё больше озлобить, а у нечаянно попавших сюда навсегда искалечить душу и тело.
Так размышляя Фрося даже не заметила, как они подошли к кабинету в котором её поджидал следователь на новый, страшный допрос.
За столом сидел тот же майор, что допрашивал её накануне в КПЗ:
– Что-то гражданочка Вайсвассер, плохо выглядишь, не спится, есть, похоже, о чём подумать.
Вгляделся в лицо.
– Ого, а личико то, как разрисовали, похоже, прошла настоящее боевое крещение и, как посмотрю, одёжку сменила и, наверное, не по своей воле.
Фрося не реагировала на ехидные подначки следователя, повторяя про себя – я выдержу, выдержу, выдержу, ради Сёмки я должна всё выдержать.
– Что гражданочка спекулянтка, не до шуток, ладно, переходим к допросу.
Опять были протокольные вопросы, на которые Фрося уже без злости машинально отвечала следователю, уже понимая, что это не его прихоть, а так положено.
– Так, гражданка Вайсвассер, переходим к разговору по существу.
С какого момента началось твоё сотрудничество с гражданином Гальпериным?
На этот раз Фрося не стала заострять внимание на обращение следователя к ней на ты, нечего дразнить злую собаку, пусть рычит и гавкает, абы не кусала.
– Четыре года назад в Израиль уезжал на постоянное место жительства мой приятель из Вильнюса и я обратилась к Марку за помощью, достать кое-какие дефицитные товары для него, он и помог.
Потом, мы вместе с ним отвезли их в Вильнюс и на этом заработали какие-то деньги.
– Скажи лучше, нажились, спекулянты несчастные, не брезгуете и со своих друзей купоны стричь.
Фрося не стала реагировать на провокации майора.
Он вдруг поменял тему допроса:
– Любопытно было бы узнать, а, как ты познакомилась с гражданином Гальпериным, чтобы посметь обратиться к нему за подобной помощью?
– Марк в какой-то степени мой родственник, он муж племянницы известной вам Клары Израилевны Вайсвассер и я знала, что он на тот момент являлся заведующим промтоварного магазина.
– Ах, ты моя пушистая, не побрезговала залезть своей похотливой натурой в семью близких родственников, это на тебя похоже, видно, что не побрезгуешь ничем, ради своей наживы и удовлетворения низкой похоти.
– Гражданин следователь, как я понимаю, это абсолютно не относится к делу, по которому вы вызвали меня на допрос, поэтому, попрошу вас моих сердечных тем не касаться, отвечать не буду.
– Ладно, проехали, пойдём дальше по существу обвинения в ваш адрес.
После первого тобой рассказанного случая, вы ещё не раз посещали Вильнюс, с какой целью ездили, что закупали, что сбывали, с кем там встречались?
– Я сидела в гостинице или прогуливалась по магазинам, иногда посещала синагогу, где у меня есть хороший знакомый раввин.
– Нда, к этому мы ещё вернёмся.
Нам известно, что вы посещали Ленинград, Горький, Киев и другие города, даже до Астрахани добирались, что вы оттуда везли?
Следователь возрился на Фросю.
А, что тут было скрывать, всё равно им это хорошо известно.
– Копчёную осетрину, чёрную икру и ещё что-то из этого, я точно не знаю, меня, собственно говоря, это и не касалось.
– Кто вам поставлял этот дорогой товар, имеющий огромную государственную ценность?
Тоже скажешь сидела в гостинице, посещала раввина.
– Не совсем, в Астрахани мы никогда не задерживались, ночью приезжали в какой-то посёлок на Волге, там нас и загружали, после чего сидели у костра, хлебали знатную уху, лакомились очень вкусной рыбой и икрой, выпивали и вели разговоры на разные темы, не касающиеся нашей торговли.
– Кого можешь назвать из этих ваших приятелей?
– Да, какие приятели, я их больше никогда в жизни не видела, а называли они друг друга – Кузьмич, Палыч и не помню, ещё как-то.
Скользкая ты, гражданочка Васвассер, похоже, поднатаскал тебя твой великий комбинатор, вроде не отрицаешь, а не одного стоящего факта, а ведь спекуляция в особо крупных размерах на лицо.
– Вячеслав Андреевич, я вам же говорила, что в начале апреля срочно вылетела в Сибирь на похороны и поддержать подругу в её горе, а Марк Григорьевич за это время убрался со страны.
– А связь с заграницей тоже будешь отрицать?
Фрося спокойно отреагировала на резкую смену темы.
– Не думаю, что для вас является секретом, что у меня в Израиле проживает дочь с семьёй.
– Да, но только ты забыла сказать, что её муж до недавнего времени отбывал срок и немалый в колонии строгого режима за деятельность не совместимую с нашим государственным укладом.
– Гражданин начальник, что вы мне пытаетесь тут навязать, я со своим зятьком никогда не была в добрых отношениях и ни разу не навещала его в заключении.
И ещё, да будет вам известно, что моя дочь развязалась недавно с этим проходимцем и он должен в ближайшее время слинять из Израиля в Штаты.
– Ого, уже и блатной жаргон пошёл, растём.
Думаю, на сегодня хватит, распишись под протоколом допроса и ступай, дальше обмозговывай свои ответы, на днях надо будет с тобой наведаться в гараж и на дачу.
– Вячеслав Андреевич, у меня к вам большая просьба.
– Вот это уже интересно, а то я думал, только зубы умеешь показывать.
Фрося проглотила явное ехидство следователя.
– Скажите, пожалуйста, мой сын не наведывался к вам, ведь он должен был уже вернуться со сборов?…
Майор перебил её:
– Да, перед нашим сегодняшним допросом, я имел честь познакомиться с членом сборной СССР по боксу, на шикарном мотоцикле, между прочим, явился.
Так вот, он очень беспокоится за мать, с ним мы тоже ещё потолкуем в ближайшее время, даже на картошечку поехать вместе с другими студентами вряд ли отпустим.
Не смотри на меня так просяще, не разжалобишь, думать надо было раньше, а не поддаваться своему животному инстинкту и жажде наживы, а теперь можешь сломать всю жизнь талантливому сыну, добрая матушка.
И опять Фрося не стала реагировать на сарказм майора.
– Простите меня за назойливость, но душа болит за него, может быть он просил мне что-нибудь передать на словах?
– Ступай гражданка Вайсвассер, на сегодня наш разговор закончен.
И уже поднявшись на ноги:
– Опомнилась любящая мамочка, о сыне забеспокоилась, в таком сложном возрасте оставишь подростка на несколько лет, мыкаться, одного.
Фрося, сдерживая гнев, уже была подошла к дверям на выход, как услышала вослед.
– Твоему любящему сыночку позволено собрать для тебя передачу, там для тебя и записка будет от него.
Будь моя воля, никогда бы не разрешил эти передачи для выродков вроде вас.
Глава 76
Фрося вернулась в камеру с допроса в крайне расстроенных чувствах – её мальчик приехал домой и застал ту неприглядную картину, которую оставили после себя милиционеры, бесцеремонно перевернув вверх тормашками всю квартиру.
Трудно даже предположить, как он был обескуражен, узнав, что его мать арестована, но приятно было осознавать, что он сразу же кинулся на её поиски и уже побывал на приёме у следователя, и добился того, что ему разрешили передать ей посылку.
Это хорошо, что посылка от сына должна скоро до неё дойти, надо будет щедро рассчитаться с этой мерзкой Кувалдой, жизнь здесь в окружении хищных блатных девок во многом зависит от воли авторитетной зэчки.
Следователь сказал ей, что она должна обмозговывать дальнейшие свои слова и поступки, и тут он совершенно прав, ей есть о чём подумать.
Надо что-то придумать и при этом срочно, обыска в гараже ей не стоило опасаться, там всё чисто, а вот если сунутся на дачу, а они обязательно это сделают, тут душа была не на месте, ведь она хорошо разглядела с какой тщательностью подходят к обыску опытные милиоционеры из ОБХСС.
Что будет с ней, если обнаружат их тайники, там, такие суммы, что срок может ей вылиться не шуточный, об этом даже думать не хотелось, потому что она вспомнила ещё про баночку из-под кофе в печке и сердце вовсе заныло от тоски, ведь там кроме золота, ещё были доллары и драгоценные камешки, а это, если верить Марку, расстрельная статья.
Вскоре после возвращения Фроси с допроса раздатчики привезли обед.
Она погружённая в свои тяжёлые думы, шла, держа в двух руках миску с тюремной баландой, не ожидая никакого подвоха.
И не заметила, как Щепка со своих нар резко выкинула перед ней ногу, подставив подножку и она со всего маху полетела плашмя вперёд.
Миска с баландой вылетела из рук, со звоном ударившись о пол, брызги разлетелись во все стороны, большая часть из них залило ей лицо и одежду.
Наперсницы Щепки вместе с ней вызывающе гоготали, сидя за столом, улыбалась во всё своё широкое лицо Кувалда:
– Что Фросенька, споткнулась, какая неприятность, опачкалась и без хавки осталась?
Фрося сидела на полу и ненавидящим взглядом смотрела на эти отвратительные хари, но она в этот момент была бессильна что-то противопоставить тюремной банде.
За такое короткое время и столько испытаний, а ведь это только начало, сколько ещё будет подобных и других злоключений впереди.
Ничего, похудеть мне будет полезно, пусть рогочут сволочи, впредь буду поосторожней.
К ней подбежала Настя, помогла встать на ноги, усадила на свои нары и мокрой тряпкой стала смывать с лица, волос и одежды налипшую бурду:
– Кушай Фросенька, со мной, поделимся, нам хватит, слегка живот нальём, так до вечера доживём, мои кишки привыкли уже марш играть и твои привыкнут.
– Спасибо Настя, я твою доброту до конца жизни не забуду, если бы не ты, то подумала бы, что весь мир погряз в злобе.
После обеда принесли посылки, одна из них была для Фроси.
Она демонстративно поставила коробку на стол и раскрыла не таясь перед всеми присутствующими.
Там лежали несколько колец сухой колбасы, два килограммовых куска сала, коробки с печеньем и вафлями, пачки с чаем, две смены нижнего белья и тёплый спортивный костюм, который Фрося ещё ни разу не надевала.
Мой мальчик, я знала, что ты у меня хороший, но никогда не могла подумать, что проявишь такую чуткость, понимание и любовь.
Вслед за мыслями она смахнула набежавшие слёзы, разве эти урки могут понять любящую материнскую душу.
Фрося отделила и сложила в сторону кольцо колбасы, кусок сала, коробку печенья и вафлей, сверху положила пачку чая и всё это добро пододвинула в сторону Кувалды:
– Это моя благодарность за твоё добро и вклад в пропитание всего коллектива.
– Фраерша, а знаешь толк в тюремных порядках.
Кто это тебе так расстарался, небось, полюбовничек?
– Нет, сын.
– Сколько ему годков-то будет?
– Семнадцать, школу в этом году закончил и в институт поступил.
– Хорошего пацана воспитала, тяжко ему будет без маманьки. а батяня есть?
Фрося даже не заметила, как вдруг открыла душу перед той, с кем чуть раньше даже словом обмолвиться не хотелось.
– Нет, он умер, когда мой сын ещё не родился.
Нет возле него рядом ни одной родной души.
– Постарайся, отмазаться от большого срока, кое в чём иди на сознанку, чтоб не больше, чем на трёшку потянуть.
Фросе не терпелось прочитать письмо от сына, которое лежало сверху посылки и она отошла от Кувалды.
Подойдя к Насте, поставила на её нары ящик с посылкой, уселась и обняла новую подругу за плечи.
– Настенька, можешь полакомиться из этой коробки, чем только захочется, а я пока почитаю письмо от сына.
– Читай моя сердечная, читай, я тебя подожду, потом вместе и пожируем, а мой Санька ни одной мне посылки не передал, а я за него, можно сказать, здесь и нахожусь, всё старалась ему денежек подкинуть, чтоб он смог, как следует в городе устроиться, чтоб квартиру со своей пройдохой кооперативную построил, чтоб одевался и питался не хуже городских.
Ай, что там говорить, читай, читай письмо от своего мальчика.
Фрося развернула листок, письмо было коротким.
«Привет мамочка!
Береги себя, за меня не расстраивайся, я не пропаду.
В квартире у нас я уже навёл порядок, оставленное тобой полотенце и другое бельё выстирал в стиральной машине, оно стало чистым, не хуже, чем после твоей стирки.
Я не голодаю, сварил себе новое грузинское блюдо, тебе бы понравилось.
Я очень переживаю за тебя, наши соседи и другие знакомые тоже.
Мамуль, кушай на здоровье, будет возможность, пришлю тебе ещё.
Начал ходатайствовать о свидании, очень хочу повидаться с тобой, я тебя очень люблю и жду скорого твоего возвращения домой.»
Дочитав письмо от Сёмки, Фрося забралась на свои нары на втором этаже, уткнулась в подушку и дала волю слезам.
Много раз ей в жизни бывало плохо, но так, наверное, никогда.
Нет, за себя она не волновалась, скоро обвыкнется в этом обществе хищников и уверена, что сможет дать достойный отпор всякому, кто позарится на её честь и душу.
Если эта Щепка думает, что она её унизила, так нет, просто преподала хороший урок, а учиться жить она умеет, с восемнадцати лет в эту школу ходит.
Ради сына, ради своего любимого Сёмки, она должна сделать всё от неё зависящее, чтобы вырваться из этого порочного круга, даже если придётся лизать ноги мерзкой Кувалды.
А, может быть, она не такая уже мерзкая, просто обыкновенная зэчка, битая, перебитая жизнью, вон, как сердечно расспрашивала о сыне.
Её никто не трогал, все обитатели камеры проявляли непостижимую для неё чуткость.
Фрося так пролежала в обнимку с подушкой до самого ужина.
Наконец, сползла со своих нар, вымыла заплаканное лицо под краном и подсела к подруге.
Когда привезли ужин, они с Настей взяли у раздатчика только хлеб и уселись на нижних нарах пировать.
Только сейчас Фрося поняла, как она изголодалась за эти три дня.
Одурманивающий запах разносился по всей камере, но это их мало волновало, как и других, которые поглощали вкусненькое из передач с воли.
Одна совсем юная девушка с нар напротив, буквально, смотрела им в рот, сглатывая с шумом слюну, Фрося не выдержала и кинула ей на колени кусок колбасы.
– Фросенька, что ты так едой раскидываешься, разве тебя кто-то пожалел или пожалеет.
– Настя, ведь ты же меня пожалела?
Сконфуженной подруге нечего было на это ответить, она молча прожёвывала с аппетитом солёное сало.
Фрося, после того, как выдала часть посылки в общее пользование, решила, что она вправе попросить у заправил камеры кипятка и не ошиблась.
Кувалда тут же распорядилась и её верная Манюля поставила перед ними чайник с кипятком.
Жизнь в этот момент показалась не такой уж и мрачной, они с Настей с удовольствием пили чай в прикуску с печеньем и вафлями, не спеша рассказывая друг другу о своей жизни на воле, вспоминая детство и юность, и деревенские будни с праздникиками.
Вдруг её окликнула Кувалда:
– Иди голуба моя, сюда, тут малява пришла о тебе сказывают, что же ты молчала, что ходишь под Мирабом и Меченным.
Глава 77
Фрося, прочитав письмо от сына, сразу догадалась, что он обнаружил полотенце с номером телефона Мираба и тут же им воспользовался и позвонил.
Скорей всего, Влад уже встретился с её сыном, выяснил все известные на этот момент подробности и повёл его нужным путём, подсказывая, как облегчить матери долю в тюрьме.
Обо всём этом было не трудно догадаться, оценив содержимое посылки и вникнув в Сёмкино письмо.
Как только она услышала удивлённые слова Кувалды, тут же поняла, что её криминальные помощники развернули свою активную деятельность, а в их поддержке, она нуждалась в данный момент и даже очень.
Фрося ещё раз убедилась, насколько был умён Марк, как много он предвидел.
Накануне своего внезапного отъезда за границу, предпринял всё от него зависящее, чтобы в случае задержания, у неё была обеспеченна надёжная крыша.
Фрося вспомнила, как она не хотела этих серьёзных разговоров, которые раз за разом навязывал ей Марк.
Не смотря на то, что она всячески их избегала, Марк буквально по крупицам вводил ей в уши линию поведения во время задержания, предостерегал от хранения на виду крупных сумм денег и золотых украшений, и умолял поддерживать связь с Мирабом.
Кое-что она, конечно, предприняла, но только сейчас до неё дошло, насколько недостаточно.
Он то умница, а она полная дура, сложила почти все яйца в одну корзину, так ладно, если они просто разобьются, так ведь есть вероятность того, что их обнаружат и тогда она может до конца своих дней не выйти на волю.
Нет, тюремной романтикой она уже наелась досыта, а как известно, переедать вредно, поэтому надо воспользоваться всеми доступными средствами, воспользоваться услугами людей, пусть даже не очень симпатичных, и как учил когда-то раввин Рувен, для того, чтобы выжить, надо использовать все до последнего шанса.
Все эти мысли неслись в голове с калейдоскопической быстротой, пока она шла к столу на зов Кувалды.
Тут же сквозь сумятицу мыслей родилась идея, надо воспользоваться её благосклонностью и как можно скорей передать весточку на волю своим блатным друзьям, ведь ещё немного, и можно опоздать.
Она должна это сделать не столько ради себя, а сколько ради настоящего и будущего Сёмки.
Фрося приблизилась к столу, за которым сидела Кувалда, задумчиво подперев голову рукой и села напротив.
– Я не знала, что это имеет большое значение, они просто опекают меня по просьбе моего друга, который покинул недавно нашу страну навсегда.
В принципе, из-за него я, сейчас здесь отдуваюсь.
– Твой друг был кучерявым бобром?
– Не понимаю о чём ты меня спрашиваешь.
Кувалда ухмыльнулась.
– Ну, он, наверное, был очень богатым человеком, сумасшедшими деньжищами ворочал.
– Да, был очень богатым, но он уехал и доверил мою жизнь этим людям, о которых ты упомянула.
– Я же сразу сказала, что ты бобриха, у Кувалды глаз-алмаз.
Тут в маляве прописано, что твоим мужем был когда-то Сёмка Шпунт.
– Кто? Шпунт? Я не знала, что у него кличка была Шпунт.
Он же мне про свою тюремную жизнь почти ничего не рассказывал, да и вместе мы с ним были меньше года.
– Это его погоняло ещё с малых лет, я с ним пересекалась ещё до войны, мы тогда были беспризорными детьми, а потом я в марухах ходила у одного авторитета, а Шпунт был фартовым форточником.
Ты даже не представляешь, еврейчик маленький, худенький, а смелый был, как чёрт.
Слышу, что фамилия у тебя явно еврейская, а сама наружностью на прибалтийку или полячку косишь.
– Я и есть не то полячка, не то белоруска, и жила в Западной Белоруссии, только последних двенадцать лет обитаю в Москве.
– Твоё погоняло и будет пока Полячка.
Зря молчала, надо было сразу, как только зашла в хату, бакланить про свою крышу, не ходила бы сейчас с разрисованной мордой, но ничего, заживёт, ты баба стойкая.
У меня через три дня суд и пойду зону топтать, как пить дать лет на пять.
Здесь за старшую оставлю Щепку, больше некого, другие мелочь приблатнённая, а твоя крестница зону нюхала, но ты не трясись, она толк в воровских понятиях знает, не обидит того, кто под авторитетом ходит.
Будешь держать связь с волей через неё, я про тебя ей растолкую.
Надумаешь, можешь шконку получше себе выбрать.
А если хочешь, я тебе Манюлю удружу, когда уйду на зону, она девка верная и для любви весьма гожая.
Фрося слушала Кувалду не перебивая, впитывая всю полученную информацию и уже понимала, что её положение в камере значительно улучшится.
– Щепка, дуй сюда и на цырлах.
– Так я уже здесь, будем дальше потрошить эту сучару?
– Слушай шмокадявка сюда, Полячка, а это её теперь погоняло, ходит под Мирабом и Меченным, усекла, пусть только волосок с её головы упадёт, свою черепушку потеряешь, а теперь, скидывай свитер и в чистом виде к утру притарабань Полячке. Всё усекла?
– Усекла, надо было сразу ей забакланить, чего овечкой прикидывалась.
– Что-то у тебя вся морда от этой овечки распухшая.
Кувалда расплылась в своей омерзительной улыбке.
– Секи ещё, после меня, ты здесь будешь за старшую, попробуй только вякнуть супроть неё, тебе будет дороже, Мираб хоть и старый, а руки у него длинные, а Меченного сама знаешь, продырявит и не улыбнётся.
Посвяти девок в наш базар, а нам надо с Полячкой ещё кое-что перетереть.
Не успела Щепка ещё отойти, как Фрося придвинулась поближе к Кувалде и зашептала:
– Мне срочно надо кое-что прописать Владу, то есть, Меченному, от этого зависит мой срок, а может даже быть и жизнь.
– Пиши маляву, только коротко и намёками, если менты перехватят, чтобы не догадались.
Ясно, но только повторяю, надо срочно.
– Будет тебе срочно, сегодня отправлю, но учти, самолёты отсюда не летают.
Фрося взяла у Кувалды тонюсенький бумажный лист и огрызок простого карандаша и засела за не простое письмо.
Ей надо было изложить очень важные вещи и при этом коротко, и ещё иносказательно.
Около часа она пропыхтела над этой малюсенькой запиской и осталась собой совершенно не довольной:
«Влад, это Фрося, пишу тебе из комнаты с решёткой, весточка от вас дошла, мне стало после этого намного легче, большое спасибо.
У меня к тебе большая просьба – ты помнишь то место, где мы с тобой встречались и ты пил у меня чефир, оно грозит мне бедой, сделай что-нибудь.»
Когда Кувалда прочитала то, что написала Фрося, то не в силах сдержаться, разразилась громовым хохотом, от которого подняли головы все обитатели камеры.
– Ну, выдала, ты маляву пишешь или роман, давай сюда.
«Привет из кичи, Кувалда обласкала, ждут кранты, устрой кипишь, где была наша стрелка с чефиром, Фрося – Полячка.»
Фрося читала послание и брови её ползли кверху.
– А, что он тут поймёт?
– Поймёт, ещё, как поймёт, я же тебя поняла и менты бы догадались, что надо петуха подкинуть в какой-то домик, а они с Мирабом птицы стрелянные, хотя грузин уже давно не при делах, но мазу держит, в авторитетах помрёт.
На завтра с самого утра Щепка принесла выстиранный свитер и подала Фросе:
– Послушай, Полячка, нам не стоит с тобой дальше задираться, ты будешь ходить подо мной, как сказала Кувалда, но я зла не таю и ты угомонись, мы же квиты.
Она как-то заискивающе смотрела на Фросю.
Почему-то вся злость, что кипела на Щепку в её сердце, куда-то испарилась, это был жестокий мир, где каждый находит свой спасительный остров по-своему.
Все они осколки общества, находящиеся здесь, не потому что плохие, а потому что попались.
– Да, ладно, кто старое помянет…
– Полячка, ты скажи, я тебе освобожу любую шконку на низу, ты не блатная, многого не знаешь, если что, обращайся, насмехаться не дам.
Фрося уже давно поняла, что шконка это нары и, что с помощью Щепки ей будет гораздо легче обламывать блатных девок, хотя большинство из них обыкновенные потаскухи или марухи, то есть, любовницы воров и бандитов.
– Пока не надо, если ты не против, уйдёт Кувалда, ты наверняка, займёшь её шконку, а я твою.
Слушай Щепка, а почему на допросы не вызывают?
– Так выходные же, во даёшь, счёт дням потеряла.
– А скажи, в выходные дают свидания?
– На зоне, да, в сизо, нет.
Удовлетворённая разговором с Фросей, Щепка отошла к своим блатным подругам.
Фрося почувствовав чей-то пристальный взгляд, оглянулась – со своих нар на неё грустными глазами с горькой усмешкой смотрела Настя.
Глава 78
Поймав на себе осуждающий взгляд Насти, Фрося вся изнутри похолодела.
Ей жизненно важны были на нынешний момент хорошие отношения с Кувалдой и её ватагой блатных девок, но потерять из-за этого добрую новую подругу, которая первой, нисколько не задумываясь о последствиях, протянула ей руку помощи и сердечное тепло, она не могла себе позволить.
Фрося подошла к женщине, понуро свесившей голову на грудь и обняла её за плечи:
– Настенька, не злись на меня, так надо, от этих блатных сейчас зависит моя жизнь, а главное, будущее моего сына, а за него я готова временно поступиться очень многим, но тебя никому и никогда здесь в обиду не дам. Ты мне веришь?
– Верю Фросенька, верю, но когда я увидела, что ты с этими бандитками мило разговариваешь и улыбаешься у меня вся душа перевернулась, а тут ещё та, что устроила с тобой смертный бой за свитер, вдруг с поклоном вернула его обратно.
– Настюха, эта Щепка через парочку дней будет в нашей камере за старшую, у Кувалды скоро состоится суд и она уходит на зону.
Я сблизившись со Щепкой, теперь смогу занять её нары, а та перейдёт на место Кувалды, если хочешь, перебирайся на те, что будут надо мной, там нас не одна собака не достанет.
– Фросенька, делай так, как будет лучше для тебя, мне всё равно, где спать, да и не трогают меня эти соплячки, у меня ведь тоже скоро суд и срока мне не избежать, до трёх лет могут впаять.
– Настюха, если я выкручусь из этой поганой истории, то обязательно тебя отыщу и не дам пропасть ни в тюрьме, ни потом на воле, твоё добро по гроб жизни не забуду.
Выходные в камере текли ужасно медленно, её обитатели просто не знали куда себя девать в тесном и забитом людьми помещении.
Некоторые сблизившись с другими жителями камеры, делились продуктами полученными с воли, устраивая себе праздник живота, а другие занимали себя задушевными беседами, но большинство просто пухли ото сна.
Вокруг Кувалды сгрудилась вся блатота камеры, там шли карточные баталии.
Смех, а порой гневные крики то и дело доходили до слуха Фроси.
Больше всего её возмутило, просто перевернуло всю душу на изнанку, когда Кувалда выставила верную, безропотную Манюлю на кон.
Нет, она её на сей раз не проиграла, явно устроила этот мерзкий спектакль для куража, но так подло унизить человека, возмущению её не было предела, но она ни чем не выказала своё отношение к происходящему.
Фрося с тоской вспоминала своего пылкого любовника Семёна, который прошёл через всё горнило этого страшного мира.
Нравы и законы, как они сами выражаются, понятия блатных, для её натуры были не приемлемы, но она вдруг оказалась с этими изгоями общества в одной лодке, надо было не выпасть за борт, но тонуть и выплывать вместе с ними ей тоже не хотелось.
Наконец, первые выходные в тюремной изоляции закончились и наступил понедельник.
Фросю снова вызвали на допрос.
Тот же кабинет и следователь, но на этот раз присутствовали ещё какие-то двое незнакомые.
На этот раз вопросы сыпались на неё с разных сторон.
Фрося спокойно отметала большинство из предъявленных ей обвинений, ссылаясь на свою не осведомлённость и наивность, утверждая, что не предполагала насколько её действия в компании с Марком были не законными и даже преступными.
Если она даже в чём-то виновата, так, только в том, что, не отдавая себе отчёта о преступности их деятельности, сопровождала Марка в большинстве командировок и помогала реализовывать товар через чёрный вход магазина в котором работала уборщицей.
Инициатива полностью исходила от Марка, все незаконные операции, переговоры с поставщиками, отгрузка и получение на складах, и сбыт левого товара производил он.
Она только по его просьбе кое в чём помогала своему любовнику и совершенно не думала о незаконности их деятельности, ведь их услугами пользовались очень высокопоставленные лица, об этом она судила по автомобилям, личным шофёрам и жёнам, приезжавшим за дефицитным товаром.
По недовольным лицам следователей Фрося отлично понимала, что не этих ответов они ждут от неё.
Ведь она в своих честных признаниях ни разу не назвала, ни одного имени, не считая Марка.
