Текст книги "Фрося. Часть 4 (СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Фрося грустно улыбнулась, как она, в своё время, была против занятий сына боксом, а когда смирилась, да более того, даже стала болеть за него и приоткрылись какие-то радужные горизонты, карьера внезапно оборвалась.

Её восхищал твёрдый, принципиальный характер сына, но трудно ему будет с ним по жизни в этой с прогнившим устоем стране.

В нашей трудно, а, что в другой?! Вон, какой тут был крутой Марк, а там на такси работает и не находит себе достойного применения, а денежки ведь умеют быстро таять, чем больше их в наличии, тем быстрей они исчезают.

Она отмахнулась от всех этих мыслей и взялась за мойку посуды, надо было освободить стол, чтобы посчитать деньги в двух увесистых пакетах, лежащих среди объедков.

В первую очередь она развернула спасённый с сожжённой дачи.

Она совершенно не имела понятия, сколько в нём может быть денег, ведь спрятанное на даче расфасовывал Сёмка.

Пересчитала – оказалось семнадцать тысяч рублей, невольно присвистнула, неплохо, с голоду с сыном не пропадут точно.

За эти денежки можно и дачу восстановить, и колёса сыну купить и, наверное, ещё кое-что останется.

В том пакете, что она отдавала Владу на хранение, было десять тысяч рублей, это она помнила, плюс в нём были вместе с деньгами запакованы кучка дорогих украшений, но это на крайний случай, если закончатся наличные, заниматься незаконной коммерческой деятельностью ей пока совсем не хотелось.

Закопанное на грядке и спрятанное в печке – это вообще неприкосновенный запас на самый, самый крайний случай или на далёкое будущее.

Где хранить деньги и драгоценности, во многом подсказали милиционеры, делая у неё обыск.

Ясно, что не в квартире, понятно, что не на даче и гараже, лучше всего у надёжных людей, таких у неё не много, но на старую подругу Аглаю и на новую Настю, она могла положиться, как на себя.

Деньги эти на первый взгляд немалые, но как она разучилась за последние годы жить скромно, не ограничивая себя, практически ни в чём.

Марк за время их тесного общения, приучил её жить с размахом, не в чём себе не отказывая, потакая капризам и с любовью к роскоши.

Нельзя сказать, что она была сильно избалованна раньше, то есть, до встречи с Марком, но деньги у неё всегда водились, а точнее, с того момента, как поменяла золотые царские монеты в Вильнюсе.

Денежки то водились, но достойно жить на них, она научилась только за последние четыре года.

Нет, временное содержание под стражей или прямо скажем, тюрьма, не сломали её и не заставят дрожать от страха, уйдя в глубокую тень.

Не будет она бояться пользоваться имеющимися у неё средствами, а тем более, она не хотела ущемлять в них уже взрослого сына.

Ладно, чересчур много мыслей для первого дня после освобождения, надо остыть, осмотреться и, возможно, послушать Марка, сходить на встречу с его другом и съездить после Нового года в санаторий, поднабраться здоровья, веса и спокойствия.

Тянуть не буду, завтра же схожу в то ателье и отыщу того Валерия Ивановича, о котором пишет Марк.

До сих пор её бывший любовник плохого не советовал и она была уверена, никогда к не надёжному человеку не отправит.

Только любопытно, а для чего он её к нему посылает?

Всё, читаю письма от Анютки и в люлю.

Фрося с письмами от дочери перебралась в спальню, застелила свежую постель, облачилась в ночную сорочку из приятного для тела материала и водрузив на нос очки, принялась за чтение.

Один за другим она откладывала листки писем в сторону.

Дочь, как всегда была нежна, внимательна и сентиментальна.

Она с воодушевлением описывала свою научную деятельность, рассказывала в красках о Париже, куда ездила на семинар, про успехи Маечки в школе и, как они с Ривой учат её стихам Чуковского, Маршака и Михалкова.

Скорей всего, Сёмка ответил Ане на второе её письмо, потому что начиная с третьего послания посыпались вопли и стенания, дочь не находила себе места от горя, узнав, что мать находится в заключении.

Из четвёртого письма Фрося выяснила, что Сёмка, как мог успокоил сестру и наказал ей, не предпринимать никаких активных действий в Израиле и в Штатах, чтобы ещё больше не усугубить участь матери, присовокупив к тому, в чём её обвиняют, ещё связь с заграницей.

Завтра она обязательно напишет Анютке, пусть успокоится.

Только в пятом письме Аня написала о том, к чему пришла в отношениях с Мишей:

«Мамочка, мой благородный уже бывший супруг умотал в Америку и мне стало дышать намного легче.

Также глубокой грудью вздохнули все наши близкие, а особенно Рита, она твёрдо решила не ехать с ним и суд пошёл нам на встречу.

Я отказалась от претензий на алименты и поэтому его легко выпустили из страны.

Мамочка, я иногда думаю, неужели я была полная дура, слепая и глухая, как я не разглядела раньше в нём мелкого эгоиста, не слышала в его речах желания только покрасоваться, где на первом месте всегда было только собственное Я.

Прошло две недели, как он уехал, а я всё оглядываюсь, а вдруг он преследует меня и возвращаясь в свою квартиру, боюсь услышать его занудный голос, в котором вечное недовольство, сменяется истеричным криком.

Всё, хватит о нём, начинаю личную жизнь с чистого листа, хотя на неё у меня пока нет совсем времени.

Мамочка, миленький мой мамусик, сердце болит за тебя, но я верю, что всё обойдётся и ты, наконец, сама ответишь мне на письма, хотя я очень благодарна тебе мой братик Сёмочка, что держишь меня, в какой-то степени, в курсе событий.

Я не плачу, я улыбаюсь тебе мамочка, целую, целую, целую ты улыбнись мне в ответ».

Все прочитанное лежит в сторонке и Фрося поймала себя на том, что не только мысленно, но и в самом деле, улыбается в ответ последнему предложению письма дочери.

Вот, думала засну, а не спится, пойду что ли, позвоню Стасу и Насте в Питер.

Трубку подняла Нина и тут же затараторила, задавая бесконечные вопросы о произошедшем с Фросей.

Она, как могла успокоила невестку, расспросила про детей и позвала к телефону сына.

До Фроси доходили отрывочные слова разговора невестки с её сыном, тот явно не хотел подходить и, когда Фрося уже хотела положить трубку на рычаг, раздался его такой знакомый, но отчуждённый голос:

– Да, мама, я слушаю.

– Здравствуй Стас, давно я тебя не слышала, я к тебе без претензий, так, хочу узнать, чем ты живёшь, о чём думаешь, к чему стремишься…

– Мать, что ты со мной разговариваешь, как с чокнутым, я в порядке – здоров, сыт, одет, у меня есть нормальная семья и растут трое деток и, между прочим, выбран народом на ближайший съезд народных депутатов.

А ты, вот лучше мне скажи, тебя выпустили временно или навсегда и как скоро ты вновь загремишь на нары?

– Сынок, а ты волнуешься так за меня или за себя?

– А ты, мама, не язви, ты меня сейчас не кормишь и не одеваешь, давно на своих ногах стою и не жалуюсь, вон какого почёта заслужил, а твоя жизнь и деятельность, может сломать мне карьеру и тогда я за себя не ручаюсь.

– Что Стасик, приедешь драться или сразу убивать?

– А пошла ты, дорогая мамочка, ко всем хренам.

В ухо Фроси ударили короткие гудки отбоя.

Она стояла с зажатой в руке трубкой телефона и так сжимала её, что побелели пальцы и по ним побежала мелкая дрожь – интересно, когда он превратился в подобного негодяя, на каком жизненном отрезке, ведь ещё лет пять назад, был очень даже порядочным человеком и сыном.

Ладно, позвоню Насте и покончу с этой повинностью.

Голос Насти был весьма доброжелательным, даже показалось, что она рада Фросиному звонку.

Хорошо, что до Ленинграда не дошла весть о её заключении, поэтому эта тема в их разговоре даже не возникала.

Невестка с восхищением в голосе рассказывала о внуке, который пошёл в садик и проявлял недюжинные способности:

– Вы, наверное, со мной согласитесь, что у него есть в кого быть таким сообразительным ребёнком, ведь у него с двух сторон прекрасные корни.

Ефросинья Станиславовна, за всё это время после его отъезда, от Андрея была только одна телеграмма в августе, в которой он поздравляет Алесика с днём рождения.

– Настя, а ты не пыталась его удержать от этого безумного шага, уехать к чёрту на кулички, чтобы ни одна душа не могла до него добраться и сам словно в воду канул?

– Вы, меня простите, но я считаю, что в нашем разводе вся вина лежит на нём, мог бы остепениться, найти себе спокойную кабинетную работу и жили бы не хуже других.

Вы, вряд ли это знаете, но я хочу вам сообщить, что папа сошёлся с мамой и они были уже готовы обменяться с нами квартирами, а Андрей принял это моё предложение в штыки, видишь ли, он не может быть иждивенцем, и просиживать в креслах штаны, ему экспедиции подавай, а Новосибирск его вполне устраивает.

Представляете, он мне заявил, что нам пора завести второго ребёнка и, тогда, если я приеду к нему на постоянное жительство, то обещали выделить служебную трёхкомнатную квартиру.

Ну, подумайте, мне питерской и в Сибирь, и по его глупости потерять жилплощадь в самом Ленинграде?!

Простите, нет зла, но поверьте, если он одумается, у него остаётся дорога обратно, если, конечно, не опоздает.

После разговора с невесткой настроение не улучшилось, никуда, похоже, Андрейка от этого удава не денется, всё равно проглотит.

Скорей всего, его отъезд в глухомань, только временное отступление, а может, дай бог и ошибаюсь.

Глава 90

На завтра Фрося с замиранием сердца завела любимую Копеечку, как она сразу же после покупки окрестила своего жигуля и отправилась по указному в письме Марка адресу.

На Арнаутской Фрося отыскала быстро ателье и нашла сапожную мастерскую, и Валерия Ивановича.

К ней со стула поднялся моложавый мужчина среднего роста с широкими плечами и, взяв в руку палочку, пошёл хромая ей на встречу:

– Здравствуйте, здравствуйте!

А правильно вас мне Марик описывал, хотя вы даже во многом превзошли…

Фрося улыбалась мужчине, не находя слов от такого душевного приветствия.

– Давно поджидал, мы с Марком Григорьевичем дружим уже больше десяти лет.

Мы не часто встречались, я ведь не ходок по ресторанам и театрам, а в выходной за бутылочкой коньячка или за пулечкой бывало отрывались.

Фрося смотрела в красивые, блестящие карие глаза нового знакомого и в душе к нему зарождалось доверие, и желание протянуть руку дружбы.

– Ефросинья Станиславовна, Марик меня очень просил, чтоб я вам содействовал, в чём только смогу, как только обратитесь ко мне.

– Валерий Иванович, я только вчера прочитала письмо от Марка, где он убедительно настаивает, обратиться к вам, что я, собственно говоря, сейчас и делаю.

У меня к вам две, а точнее три просьбы на ближайшее время, надеюсь вас ими не напугать, но вы вправе мне отказать.

– Давайте, давайте, я весь внимание, только простите, я присяду.

– Конечно же, присядьте и я с вашего разрешения.

И оба рассмеялись.

– Валерий Иванович, я бы хотела, чтобы мы сразу перешли на ты и обращались друг к другу по имени, во-вторых, Марк мне рекомендовал после Нового года съездить в санаторий поправить здоровье, и, наконец, мне нужна работа.

– Фрося, с первым соглашаюсь сразу, со вторым, надо подождать, пока я выясню, что в эти сроки есть наиболее приемлемое для такой шикарной женщины и думаю проблем не будет, а третье самое лёгкое, после санатория выходишь работать ко мне в мастерскую на приём и выдачу обуви.

– Валера, я ведь совсем не знакома с этой работой.

– Справишься, Марик говорил, ты в жизни со всем справляешься…

_{КОНЕЦ 4 части}