Текст книги "Жестокие наследники (ЛП)"

Автор книги: Оливия Вильденштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Он плотно сжал губы.

– Ты права. Мы ещё не добрались к этому, не так ли?

Но доберемся ли мы когда-нибудь туда? Я осмотрела кратер, заполненный обломками, окруженный крутыми горами. Сколько клеток и сколько дней потребуется, чтобы восстановить недоверие поколений? Можно ли его вообще починить? Когда крепкий узел его рук ослаб, и он повернулся к поезду, я поняла, что нам с Римо нечего было чинить, потому что у нас вообще никогда не было ничего, что можно было бы сломать. Что у нас действительно было, так это сила построить что-то новое.

Вздохнув, я решила заложить основу.

– Иба убеждён, что Грегор укрывает Кингстона и готовит его ко второму перевороту.

Брови Римо чуть не сошлись в поцелуе.

– Кингстон был казнён четыре года назад.

Давление на моё сердце ослабло. Несмотря на то, что я сказала это не для того, чтобы проверить знания Римо или его принадлежность к какому-либо союзу, я была рада обнаружить, что эта новость озадачила его. Если бы он не был… Небеса, я не хотела думать об альтернативе. Одно дело – быть родственником чудовища, и совсем другое – резвиться с ним.

– Очевидно, он не был казнён.

– Это было публично.

– Это показывали по телевидению, – поправила я.

– Ты хочешь сказать, что это была инсценировка?

Я ждала, пока информация уляжется.

– Ну и что? Твой отец думал, что соединение наших сущностей заставит моего деда признаться в каком-то гнусном плане?

– Нет. Он думал, что это осчастливит его и заставит позабыть о его гнусном плане.

В памяти всплыл эпизод, когда Грегор и Римо стояли у моей кроватки.

– Посадить на трон собственную плоть и кровь… это лучше, чем посадить туда марионетку.

Римо поднёс руку к затылку и помассировал его, как будто наш разговор вывел его из себя.

– Но ты не собиралась доводить эту затею до конца.

Нет? Неужели он думал, что я каким-то образом передумала? Вместо того чтобы указать, что я всё равно не собиралась этого делать, я сказала:

– Я буду верна тебе и нашему союзу столько, сколько потребуется, чтобы выяснить местонахождение Кингстона.

Он отдёрнул руку от своей шеи.

– Это такой пиздец.

– Что именно? Переворот? Тюрьма? Наша помолвка? Этот разговор?

– Всё это! – он провёл рукой по волосам, дергая за корни. – Каждая чёртова частичка этого.

Долгое мгновение единственным звуком был лёгкий ветерок, прочёсывающий куски металла, стекла и кирпича.

Он отпустил свои волосы, стукнув кулаком по бедру.

– Я работаю со своим дедушкой. Если бы он кого-то подготавливал, я бы знал.

– Я понимаю твою потребность защитить его, Римо. Я понимаю, что ты всегда будешь хотеть и, вероятно, предпочтешь верить своей семье, а не моей, но знай, что мой отец не одинок в своих мыслях.

Его адамово яблоко дёрнулось.

– Полагаю, твоя мать тоже так думает.

– Я говорила не о своей матери. Я говорила о ком-то, кто не имеет отношения к моей семье.

– Кто? – его голос разнёсся над милями сровненных с землёй домов. – Кто ещё так думает?

Предала ли я доверие своего отца, поделившись этой информацией с Римо, или я помогала нашему делу? Что, если мы выберемся отсюда, и Римо отправится к своему дедушке со всеми этими знаниями.

– Амара? Кто. Ещё?

– Сайлас.

Его имя слетело с моих губ, как стрела, спущенная с тетивы лука.

Маска гнева на лице Римо сменилась выражением недоверия – его глаза расширились, а рот приоткрылся и округлился. Вена под его родимым пятном, казалось, забилась сильнее, вздрагивая на покрытой пятнами коже. Я ждала, как он отреагирует дальше. Это могло произойти одним из двух способов: либо преданность его отчима поколеблет лояльность Римо, либо он назовёт меня лгуньей.

Белый свет, падающий с неба, лизал его растрёпанные локоны, отчего его голова казалась пылающей. Он пнул ногой кусок сайдинга, который перевернулся, а затем рухнул на рельсы, едва видимые под всеми этими обломками. Долгое время Римо стоял неподвижно и смотрел на поезд.

Ветерок взъерошил мои волосы и забросил их пряди мне в глаза. Я убрала чёрные локоны и заправила их за уши, но они выскользнули наружу. Я не отвернулась и не укрылась в поезде. Я ждала, не желая пропустить момент, когда Римо выберет свой лагерь.

Наконец, это произошло. Он посмотрел в мою сторону, и его глаза, хотя и не такого огненного оттенка, как его волосы, впились прямо в мои.

– Если Кингстон жив… – его голос был скрипучим. – Если он жив, я найду его.

Я склонила голову набок.

– И что ты будешь делать, когда найдёшь его?

Он поджал губы, прежде чем снова разомкнул их.

– Я убью его.

Я забралась на хрупкую ветку. Вместо того чтобы сломаться, она выдержала меня.

– Спасибо.

– Не благодари меня, Амара. Я делаю это не для тебя; я делаю это потому, что Кингстон – слабоумный, и, несмотря на то, что у меня проблемы с твоей семьёй на личном уровне, твой отец – хороший король.

– Хочешь ты этого или нет, но если ты устранишь Кингстона, ты получишь мою благодарность.

Мои слова никак не смягчили его напряжённую позу или не утихомирили пульсацию в висках.

– Подумать только, ты мог бы выпутаться из этой ситуации и не сделал этого.

Одна из его бровей дёрнулась.

– Как я мог выпутаться из этой ситуации?

– Я бы дорого заплатила, чтобы защитить своего отца. Возможно, даже востребовала гаджой или встретила тебя у Котла во второй раз.

Мой пульс участился, когда я задалась вопросом, что, чёрт возьми, заставило меня добавить эту последнюю часть. Я могла бы остановиться на сделке. Почему я должна была пойти и заговорить о браке? Римо не был тем дьяволом, каким я его считала, но он также не был и тем человеком, которого я всегда представляла рядом с собой.

Его бровь опустилась.

– Было бы неплохо попросить тебя об одолжении, но я оставлю твою руку тому, кто этого заслуживает.

У меня отвисла челюсть.

Он потрепал меня по подбородку.

– Не смотри так удивлённо. У меня абсолютно нет дурных намерений.

У него не было ни малейших дурных намерений. Я не знала, что делать с этим новым Римо. Как вести себя рядом с ним.

– Какова твоя конечная цель, Римо? Варифф или драка?

– Почему ты предполагаешь, что мои устремления носят политический характер?

Я нахмурилась.

– Может быть, я сохраню наследие своей семьи и открою пекарню.

– Пекарню?

Его рот изогнулся в своей фирменной полуулыбке.

– Удивляет?

– Эм. Нет. Я имею в виду, почему бы и нет? Я просто… хм.

– Персиковый пирог может стать фирменным блюдом.

У меня, должно быть, совсем отвисла челюсть, потому что выражение, промелькнувшее на лице Римо, было порочно ярким.

– Расслабься. Я просто дразню тебя, Трифекта. Я предпочитаю разрабатывать стратегию, а не выпекать.

Его зубы сверкнули, как и глаза.

– Но ты любишь печь?

– Удивительно, я знаю.

– Кто ты такой и что ты сделал с Римо Фэрроу?

Он улыбнулся чуть шире, затем наклонил голову в сторону волшебного транспорта.

– Да ладно тебе. Нам нужно успеть на поезд.

Он начал поворачиваться, но, должно быть, заметил, что я слишком одеревенела, чтобы пошевелиться, потому что схватил мою безвольную руку и почти втащил меня в блестящий вагон.

– Если ты когда-нибудь испечешь мне пирог, – сказала я, когда он нажал на две кнопки, и поезд загрохотал, – я удалю тебя из друзей.

Он откинулся на консоль, обхватил пальцами край и скрестил ноги в лодыжках.

– То, что ты удалишь меня из друзей, подразумевает, что ты подружилась со мной. Мы друзья, Амара Вуд?

Я изучала его со своего нижнего наблюдательного пункта. Я приняла меры предосторожности и села, чтобы меня не стало швырять из стороны в сторону.

– Разве это не было бы неожиданным поворотом в твоей истории? Герой и злодей сближаются…

– Я подвожу черту нанесением одинаковых татуировок.

Улыбка, появившаяся на его губах ранее, увеличилась не в размерах, а в интенсивности. Медленно она сгладила его огрубевшие черты и развеяла тени с его лица, и, как строительный раствор, скрепила первый кирпич фундамента, который я заложила.

ГЛАВА 21. НЕВЕРРА

Облегчение прокатилось от позвоночника до самых кончиков пальцев, когда мы прибыли в следующий мир.

– Всё кончено, – пробормотала я.

– Что кончено?

– Наше заточение. Очевидно, мы дома.

Порталы поблескивали, как миниатюрные пруды, рядом с лесом калимборов, кроны которых были окутаны лентой тумана, такого густого, что он закрывал лавандовое небо.

– Тебе не кажется, что здесь было бы больше людей, если бы мы были дома? А как насчёт Розового моря? Я его не вижу. А ты?

Я резко обернулась и обнаружила, что Римо был прав, хотя ему и не нужно было так язвить по этому поводу. Не было розовой полоски воды, только высокие скалы, покрытые инеем тумана. Разочарование затопило меня, проникая до самого мозга костей, смывая всякое затянувшееся облегчение.

– Жестоко. Так жестоко.

Мне даже не хотелось уходить с платформы.

Римо спрыгнул с парящей платформы, которая, казалось, была соткана из листьев волитора. Он начал идти, но затем вернулся ко мне и поднял руки, чтобы помочь мне спуститься.

– Я не пойду.

Он нахмурился.

– Какой в этом смысл? Калимбор наверняка раздавит нас, потому что обязательно случится что-нибудь дерьмовое. Он, вероятно, расплющит треть наших тел, но пощадит наши черепа, ведь нет ничего забавного в том, чтобы покончить с нами слишком быстро?

– Никакой калимбор не упадёт на нас, принсиса.

Мне всё ещё не хотелось спрыгивать вниз и бегать по этой жалкой копии.

– Может быть, это и есть та камера, в которой мы встретим других.

Я посмотрела на него сверху вниз, совершенно не убежденная.

– Тут, кажется, достаточно гостеприимно.

Я прищурила глаза.

– Нет, это не так.

Затем я поняла, что деревья выстроились в ряд точно так же, как дома в прошлых мирах, всё аккуратно и симметрично.

Он не опустил руки.

– Мы партнёры.

– Злодей хочет отсидеться в стороне.

– Хорошо, – его руки начали опускаться. – Оставайся там, наверху. Если я снова умру… – он позволил своему голосу затихнуть.

– Я обещаю не садиться в поезд Ада, пока ты не воскреснешь.

– Что, если я не воскресну?

Фу. Я не могла поверить, что Римо прибегает к давлению на чувство вины. Должно быть, он почувствовал, что я смягчаюсь, потому что его руки снова изогнулись дугой. Даже при том, что я действительно хотела спуститься сама, я, вероятно, упала бы лицом прямо на его ботинки. Я выбрала меньшее из двух унижений, села на платформу, а затем прыгнула к нему.

Он поймал меня.

– Не могу поверить, что ты доверила мне поймать тебя, – сказал он, убирая пальцы с моей талии.

Я перевела взгляд на его глаза, пытаясь догадаться, мог ли он обманом внушить мне ложное чувство безопасности.

– Ты бы не посмел…

– Ты уверена? Я довольно смелый человек.

По правде говоря, я не была уверена. Объединение усилий для противостояния этому измерению, автоматически не сделало нас лучшими друзьями.

Зелень в его радужках потускнела.

– Я бы не уронил тебя, Трифекта, – проворчал он и принялся прокладывать тропинку через мягкий мох, оставив меня смотреть на его прямую спину.

– Прости, Римо, но моему разуму потребуется некоторое время, чтобы принять, что ты не жестокий наследник Грегора, который ничего так не хочет, как видеть, как я терплю неудачу и падаю.

Он остановился, но не обернулся, его пальцы сжались в кулаки по бокам.

Я направилась к тому месту, где он стоял, и обошла его неподвижное тело.

– В реальной Неверре ты бы меня не поймал.

– Я бы поймал тебя.

– Пожалуйста. Мы никогда не были друзьями, или союзниками, или партнерами, – я склонила голову набок. – К тому же, мы не были единственными друг у друга; у нас были варианты. Прямо сейчас я – твой единственный вариант, так что ставить меня в неловкое положение или причинять мне боль было бы неразумно. Особенно учитывая, что ты предпочитаешь плохую компанию отсутствию компании.

– Ты можешь уже забыть об этом? Я сказал это только для того, чтобы позлить тебя.

Моя голова слегка дёрнулась.

– Почему ты хотел меня разозлить?

Он провёл рукой по своим растрёпанным рыжим волосам.

– Я не знаю. Может быть, потому, что это то, в чём мы лучше всего разбираемся. Выводим друг друга из себя.

Мои глаза расширились, а его сделали прямо противоположное.

– Чем я тебя когда-либо выводила из себя? Я избегаю тебя, когда могу. Я редко обращаюсь к тебе без крайней необходимости.

Его ноздри раздулись.

– Просто оставь это, ладно? И постарайся не мурлыкать и не петь, чтобы, если поблизости есть кто-то ещё, мы могли заметить его первыми.

– Я не собиралась петь, – пробормотала я. – Кстати, когда я в последний раз пела?

– Когда ты одевалась в гостинице.

– Ах да. Когда ты заподозрил, что я мертва, и просто должен был проверить.

Он продолжал идти, продолжая хмуриться. Не на меня, хотя я не сомневалась, что он представлял себе моё лицо на каждом клочке мха, который он топтал.

Я набрала темп, он ускорился. Багва.

Мы шли так, я отставала, пока не достигли Ущелья Порталов. Он поднял руку и дотронулся до самого нижнего. Когда его пальцы прорезали его насквозь, как будто он был не более плотным, чем облако, моё разочарование в этой фальшивой Неверре возросло ещё больше. Он просунул руку ещё в пару иллюзорных дверей, прежде чем отказался от своих поисков, чтобы открыть настоящий. Куда бы это нас всё равно привело? Ничего хорошего, можно было не сомневаться.

Вдалеке что-то блеснуло. Я прищурилась, пытаясь разглядеть, что бы это могло быть, но затем дребезжащий звук, который я так хорошо знала, заставил мой взгляд опуститься к ногам, к крошечным, покрытым перьями тельцам, извивающимся между ними.

– Вот дерьмо, – услышала я бормотание Римо.

Он что-то бормотал, потому что я только что наступила на гнездо только что вылупившихся микосов, и какие-то рептилии тоже ползали по его ботинкам? Одна из змей подняла свою плоскую голову и зашипела на меня, высунув раздвоенный фиолетовый язык. К счастью, это был подросток. Поскольку языки микосов были такими же длинными, как и их тела, язык взрослого дотянулся бы до меня.

– Как же ты их не заметила, Трифекта?

Сейчас совсем не время затевать ссору.

– Может быть, потому, что они точно такого же оттенка, как мох, а не черные, как в Неверре, – огрызнулась я, когда микос большего размера скользнул между моими ботинками.

Поскольку их хвосты внешне походили на их головы, чтобы сбить с толку врагов, я наблюдала за намёком на язык, который они никогда полностью не вытаскивали. Конечно же, змей бросился на меня, и я отшатнулась назад, мой ботинок перекатился через какое-то тело. Существо зашипело, затем ударило меня по ушной раковине. Взвизгнув, я развернулась и прыгнула, больше не беспокоясь о том, что раздавлю змей, и, чёрт возьми, я раздавила нескольких. Они размножались, как бактерии, поднимаясь из самой почвы.

Добравшись до Римо, я прижалась к нему спиной и уставилась на скользкую яму. Глупый мир, блокирующий власть. Микос ненавидел жару, так что моя калини пришлась бы как нельзя кстати.

– Есть какие-нибудь блестящие идеи, Фэрроу? Потому что у меня весь огонь погас.

– Как насчёт того, чтобы воспользоваться витой, Трифекта?

Мой взгляд упал на ладонь. Дерьмо. Почему я раньше об этом не подумала? Я вызвала пыль и превратила её в широкий меч. Я схватила его здоровой рукой и стала размахивать, аккуратно разрубая покрытые шипами тела. Однако всякий раз, когда я убивала одного, шестнадцать, казалось, восставали.

– Есть ещё какие-нибудь идеи?

– Беги.

– Куда?

Они были буквально повсюду. Это было так, как если бы сам мох превратился в змей.

– В калимбор.

– А что, если там их полно?

Я взмахнула мечом, обезглавливая микоса, чья плоская голова была на одном уровне с моим горлом.

– Нам пора возвращаться к поезду.

– Лес ближе.

Он был ближе. И мне всё ещё не нравился план Римо, но я никоим образом не могла бежать в другом направлении, нежели он.

– На счёт три…

Пока он считал, я тихо напевала. Мои нервы были на пределе, и дыму от их кипения требовался аварийный люк.

– Два.

Дребезжание, казалось, стихло, или, может быть, мне было трудно расслышать его из-за моей неистовой, гортанной мелодии.

Это была песня, которую я услышала в человеческом клубе год назад. Я подумала, что это суперкруто, и пошла к дроиду-диджею послушать. Мой энтузиазм заставил его сыграть эту песню так много раз в тот вечер, что к тому времени, когда мы покинули клуб с Суком, Джией и легионом телохранителей, приставленных ко мне на время моих земных путешествий, я запомнила каждую ноту.

Микосы покачнулись, а затем их плоские головы шлепнулись прямо на землю. Я перестала петь, забеспокоившись, что нас ждёт нечто худшее, чем нападение рептилий.

– Амара, продолжай петь.

Я оглянулась на Римо, осознав, что всё ещё прижимаюсь спиной к его спине. Разве мы не должны были бежать? Неужели он сказал что-то одно, а я пропустила это мимо ушей?

Дребезжание началось снова.

– Пожалуйста, – настаивал он.

Мой рот распахнулся, и я издала громкий звук, который никоим образом не был мелодичным. Плоские головы, которые было оживились, застыли. Я изменила объём воздуха, выходящего изо рта. Головы микосов начали дрейфовать, как гроздья мальвы, оседая на землю или на щипы их приятелей.

– Что теперь, Римо Фэрроу? – пропела я.

– Мы всё ещё бежим, но что бы ты ни делала, не прекращай петь. Сначала убери меч. Я не хочу, чтобы ты потеряла его, и тебе пришлось копаться в змеиной яме.

Продолжая свой безумный напев, я сжимала рукоять своего оружия до тех пор, пока оно не дематериализовалось и не растаяло обратно в моей ладони.

– Готова?

– Нет, – пропела я.

Он фыркнул, а затем хлопнул меня по руке. Мы пустились бежать, скользя по трубчатым телам, щипы хрустели под крепкими подошвами наших ботинок. Чудом никто из нас не поскользнулся. Ещё более удивительным было то, что ни один из микосов не отреагировал на то, что его растоптали. Мы добрались до калимбора, когда я запела припев. Римо рывком распахнул бирюзовую дверь, встроенную в основание дерева, и мы ворвались внутрь ствола.

– Подожди. Не закрывай его, – пропыхтела я между двумя куплетами, опасаясь, что мы снова можем оказаться запертыми.

Он закрыл.

– Римо! Что, если она больше никогда не откроется?

– Я бы предпочёл застрять здесь, чем там. Кроме того, мой дедушка – творческий человек. Уверен, что он запрограммировал новый метод пыток в этой камере.

Тем не менее, я высвободила руку из его хватки и попробовала открыть дверь. Защёлка открылась, и петли сработали. Когда раздвоенный язык просунулся в маленькую щель, я захлопнула дверь. Полоска языка упала на бело-розовую круглую плитку, извиваясь, как червяк, а затем свернулась сама по себе. Я затаила дыхание, молясь, чтобы этот кусочек языка не превратился в змею. Или десять.

Римо поместил инертную фиолетовую спираль в клетку под стеклянной крышкой. Я повернулась, чтобы посмотреть, откуда он её взял. Банка, теперь уже без крышки, украшала деревянную столешницу, встроенную в полый ствол. Она стояла рядом с дюжиной других, до краёв наполненных леденцами в радужную полоску, конфетами из золотой фольги, плавающим пастельным зефиром и гирляндами из засахаренных лепестков дрозы. Над банками, на стенах, выкрашенных в тот же жизнерадостный бирюзовый цвет, что и входная дверь, были нацарапаны названия вроде «радужные завитки», «капли солнечного света», «кусочки облаков» и «цветущие сердца». Была ли эта кондитерская построена по образцу той, которая была снесена, чтобы разместить Дусибу? Были ли какие-либо из конфет съедобными или они были украшены драгоценными камнями подделками, предназначенными для того, чтобы соблазнять и разочаровывать?

Я подошла к одной из банок, приподняла крышку и понюхала содержимое. От приторного запаха у меня потекли слюнки. Я сорвала зефирку и положила её на кончик языка, где она растаяла, превратившись в восхитительную лужицу.

– Очевидно, инстинкт самосохранения не врождённый, – проворчал Римо.

– Усыпление орды микосов разожгло мой аппетит.

Поскольку от первой зефирки у меня не свело желудок и не пошла пена изо рта, я схватила ещё две, затем закрыла крышечкой, чтобы они не уплыли.

– Хотя я не уверена, что это говорит о моих певческих способностях, – добавила я между аппетитными кусочками.

Римо не ответил, всё его внимание было сосредоточено на красном шаре, покачивающемся на густых красновато-коричневых водах хрустального фонтана, расположенного в центре магазина. Я понюхала воздух, уловив нотки карамели и шоколада, затем подошла к нему и уже собиралась опустить внутрь палец, когда Римо схватил меня за запястье.

– Я только что съела немного конфет и не упала в обморок, Римо.

Он наклонил голову в сторону бронзовой ряби и красной сферы, которая была не шаром, а яблоком, таким же незапятнанным, какие появлялись в каждом мире.

– Ту песню, которую ты распевала, я презираю почти так же сильно, как это яблоко.

Я попыталась следовать моральным принципам. На самом деле, не старалась. Я размышляла о методе вести себя достойно, но решила не сворачивать с курса.

– Тебе обязательно всегда быть таким мстительным?

– Мстительным?

Его скрытая критика и вид дурацкого яблока испортили сладость, оставшуюся у меня на языке.

– Не бери в голову.

– Я не говорил, что мне не нравится твоё пение; я сказал, что ненавижу эту песню.

Я уставилась на букет гигантских зелёных леденцов на палочке, высыпавшийся из высокой вазы рядом с другой бирюзовой дверью.

– Как думаешь, куда ведёт эта дверь? Снова наружу?

Широкая стена из темно-синей ткани, пахнущая потом, суглинком и мужчиной, мешала мне разглядеть дверь.

– Не меняй тему.

– Я бы предпочла не распространяться о моём умении очаровывать микоса, которое, очевидно, не очаровывает тебя.

– На самом деле ты слышишь только то, что хочешь услышать. Я повторяю: Я. Ненавижу. Песню.

Надеялся ли он, что его резкий тон поможет мне понять? Я прекрасно понимала это и без того, чтобы ему приходилось имитировать дроида.

Переняв его тон, я ответила:

– Мне. Не. Нравится. Тоже.

– Тогда зачем ты попросила чёртова диджея играть её всю гребаную ночь?

Я моргнула.

– Ты был там?

Его челюсть покраснела. Я не думала, что он был так сильно смущён, как раздражён тем, что я не заметила, что он был частью моего окружения лусионага.

– Я в жизни не просила его играть её всю ночь. Я просто сходила и сказала ему, что она была ничего, – я заправила прядь волос за ухо, вздрогнув от жжения. – Пока он не начал проигрывать её снова и снова. Тогда я подумала, что песня раздражает, – помолчав, я сказала. – Извини, что пропустила твоё присутствие.

– Всё в порядке, – судя по голосу, он был не в восторге от этого.

– Ты был в клубе ради развлечения или по работе?

– Развлечения. Пока не появилась ты.

– Ух, ты. Спасибо.

– Это не… Я имел в виду, что если я не на дежурстве, но в твоём присутствии, я внимательно слежу за потенциальными рисками.

– Надо было пойти в другой клуб в ту же секунду, как увидел, что я приехала.

Тишина громко повисла между нами, прежде чем он сказал:

– Да. Надо было.

– Почему ты этого не сделал?

Его адамово яблоко дёрнулось.

– У тебя из уха течёт кровь.

Я посмотрела на свои кончики пальцев, покрасневшие в том месте, где я прикоснулась к ране, и потёрла их друг о друга. Моя кровь приобрела цвет охры, а затем отслоилась.

– Ну? Почему ты остался?

– Потому что это был новый клуб, и я хотел посмотреть, из-за чего весь этот ажиотаж.

Имело смысл. Что не имело смысла, так это то, насколько разочарованной заставляла меня чувствовать себя причина, по которой он околачивался рядом.

Прежде чем он смог уловить мои любопытные и сбивающие с толку размышления, я обошла его и направилась к дальней двери.

Когда я потянулась к ручке, он добавил:

– И потому что я не доверяю человеческим мужчинам рядом с тобой. Они окружают тебя роем. И это ещё хуже в клубах, под воздействием алкоголя.

– Они не окружают меня роем.

– Потому что твоим охранникам поручено держать их подальше.

– Ну, было бы неплохо, если бы они перестали это делать, – фыркнула я. – Я не какой-нибудь беспомощный ребёнок. Я могу сама о себе позаботиться. Как ты любишь мне напоминать, я – Трифекта.

Я приоткрыла дверь на крошечную щелочку, достаточную, чтобы заглянуть за неё и убедиться, что земля за ней – твёрдая древесина… Хорошо, мы не возвращались наружу и тут не кишит змеями.

– Серьёзно, Римо, я была бы очень признательна, если бы ты перестал отталкивать меня от людей.

– Это для твоей же безопасности.

– Так ли это?

Когда он приблизился, я заметила, что его губы были плотно сжаты.

– Это для моей безопасности? – повторила я.

Он взялся рукой за край бирюзового дерева и открыл дверь шире.

– Спираль. Твоя любимая.

Я догадалась, что тема остракизма Амары была закрыта. На сегодня.

– По крайней мере, лестница ведёт наверх.

Мне больше не хотелось проводить время на нижнем уровне.

В грубой оболочке были вырезаны тонкие отверстия, служившие окнами. Пока мы поднимались по лестнице, я заглянула в одну из них. Туман, который висел высоко над головой, когда мы прибыли, теперь окутал землю, отчего казалось, что калимборы уходят корнями в облака.

– Как думаешь, именно так выглядела Неверра во времена правления моего деда?

Римо выглянул в одно из отверстий.

– Это именно то, на что это было похоже. Неужели ты никогда не видела картин, изображающих нашу страну того времени?

– Я видела несколько набросков карандашом, но ни разу не видела картины. Где ты их видел?

– У дедушки дома есть пара.

– Он, наверное, скучает по туману.

Я чувствовала взгляд Римо на своём затылке, хотя всё своё внимание уделяла деревянной лестнице, отчаянно пытаясь избежать очередного падения.

– Хочешь верь, хочешь нет, принсиса, но мой дед был противником создания тумана. Он сказал твоему дедушке, что это была ошибка.

Я подняла взгляд и приподняла бровь.

– Он сказал, что это повредит земле, и так оно и было. Посевы пострадали. Калигосуби обнищали, и начались восстания.

Я знала нашу историю так же хорошо, как и Римо.

– Которые все были подавлены вариффом. Твоим дедушкой.

– По приказу Лайнуса.

– То, что он выполнял приказы, ничуть не уменьшает его вины. Он отравил газом сотни мужчин и женщин. Запер их в куполах.

Нима называла их «клеткой кошмаров». Она побывала в ней, так как Грегор заточил её в одну из них, чтобы наказать после того, как её привели в Неверру. Несмотря на то, что в течение многих лет она не хотела говорить о своём внутреннем опыте, я в итоге заставила её рассказать мне об этом. Я хотела знать, как она выжила, в то время как многие другие этого не сделали.

– Вероятно, их сюда доставили целую кучу.

Неудивительно, что Римо молчал на эту тему, пока мы поднимались. Он знал моё мнение на этот счёт; я знала, его мнение.

Второй этаж «калимбора» был не таким вычурным и современным, как квартиры, которые сейчас занимают жители первого этажа в настоящей Неверре, но, тем не менее, здесь было по-домашнему уютно благодаря ассортименту мебели из светлого дерева на фоне того же бирюзового оттенка, что и магазин. Стены ванной комнаты украшали переливающиеся ракушки всех форм и размеров. Раковина была сделана из гофрированного моллюска, а ванна мерцала, как будто была сделана из толченого перламутра. Я повернула кран, но не задержала дыхание, ожидая, пока потечёт вода.

Когда вода хлынула по трубам, я судорожно вздохнула и подставила ладонь, чтобы набрать немного для питья.

– Я не могу решить, бесстрашная ты или невежественная.

Римо прислонился к дверному косяку, сцепив руки в свободный узел.

Я пила всё, что скользило по моим пальцам. Когда я не раздулась, я пошла за добавкой. Я использовала немного, чтобы умыться и смыть кровь с уха. Царапина уже затянулась. Языки микосов, к счастью, были скорее наждачной бумагой, чем тёркой для сыра. Я взяла бирюзовое полотенце, расшитое раковинами, и вытерлась насухо.

– Ты можешь выжить без еды, но не без воды, Римо.

В ванной не было зеркала, не то чтобы я действительно хотела взглянуть на себя.

Когда я повесила полотенце на край раковины, Римо оттолкнулся от дверного косяка и подошёл к всё ещё льющейся воде. Я почти ожидала, что он закроет кран и сразу же выйдет обратно, но он наклонился и подставил свои губы прямо под струю. Я поискала в ванной контейнер на случай, если трубы пересохнут, но отказалась от своих поисков, потому что к тому времени, когда это произойдёт, нас, несомненно, вытеснят из этого мира в новый.

Я вернулась к окну и оглядела землю, покрытую ковром тумана.

– Как думаешь, змеи были мучительной частью этого мира, и теперь мы в безопасности? – спросила я Римо, когда он подошёл и встал рядом со мной.

– Нет. В каждой клетке было два разрушительных фактора. В первом не было никакой еды, и всё было ненастоящим, кроме волков.

– И моего яблока.

Он искоса взглянул на меня.

– И твоего яблока. В городе небоскребов произошли обманы, а затем землетрясение. В гостинице был персиковый пирог, а потом торнадо.

– Ты думаешь, это способ отправить нас на тот свет и продолжать пытки?

Он уклончиво кивнул головой.

Что произошло бы, если бы мы остались в поезде, не выходя из него? Перенёс бы он нас в загробный мир, не причинив никакого ужаса и боли? А потом я задумалась кое о чём другом…

– Если мысли, что произойдет, если мы останемся после второго случая? Как ты думаешь, клетка успокаивается и перестраивается заново?

– Я не знаю.

– А как насчёт яблока? Ты видел то красное внизу? Оно есть в каждом мире.

– Да, я заметил это, но понятия не имею, что оно делает.

– Может быть, нам стоит попробовать его съесть.

– Может быть, нам не стоит.

– Что, если это наш билет отсюда?

– Что, если это спусковой крючок?

– Для чего?

– Кто знает? Третья форма пытки.

Он снова перевёл взгляд на клочья тумана, сверкающие, как звёздная пыль, под белым небом.

– Моя интуиция подсказывает мне держаться от него подальше. Думаешь, ты сможешь себя удержать?

Несмотря на то, что я не была поклонником его цинизма, я кивнула.

– Хорошо. А теперь, что бы ты хотела сделать?

– Заползти вон в ту кровать и прятаться, пока кто-нибудь не вытащит нас отсюда.

– Под «кто-нибудь» ты подразумеваешь меня?

– Нет. Я имею в виду кого-то, кто остался дома.

Взгляд Римо метнулся к небу, словно он высматривал порхающего освободителя, затем к дереву напротив нас.

– Здесь нет спиралей вокруг калимборов.

Он был прав. В Неверре лестницы обвивались вокруг стволов, как лианы.

– Может быть, все лестницы находятся внутри.

– Может быть, – он попятился к входной двери. – Я пойду, посмотрю, что смогу найти.

– Один?

– Ты хотела отдохнуть.

Я посмотрела на кровать. Даже при том, что она призывала меня, было бы несправедливо позволить ему отправиться в путь в одиночку.

– От какой песни у тебя не кровоточат уши?

Его глаза вспыхнули. Я бы сказала, с облегчением, но сомневалась, что Римо боялся бродить по городу в одиночку.

– Какой твой старый репертуар?