Текст книги "Моя идеальная ошибка (ЛП)"
Автор книги: Оливия Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)
– В этом здании?
– В пентхаусе. Дверь рядом с моей спальней, в конце коридора.
Ее глаза расширяются.
– Ого. Вау.
– Прости, что не показал его во время экскурсии.
– Нет, нет, это... потрясающе. Спасибо.
Я киваю. Смотрю на ее бедро, на компресс, скрывающий боль. И не нахожу слов, чтобы хоть как-то это исправить. Такое вообще не должно было случиться. Стоило остановить танцы.
Я прочищаю горло.
– Танцевальная вечеринка, да?
– Ага, – с легкой улыбкой говорит она. – Полагаю, ты бы это не одобрил?
– Ты травмирована. Обсудим это завтра.
Она чуть сдвигает компресс.
– У твоих детей много энергии. Особенно в такие дни, когда у Сэма нет тренировок по футболу, а у Уиллы тенниса. Она пришла с ненавистного урока фортепиано, а он весь вечер возился с проектом для школы. Не выплесни они энергию, были бы проблемы со сном. Как на той неделе, когда ты был в отъезде. Уилла от отчаяния заставила меня прочитать все книги с ее полки.
– А ты не думаешь, что танцы, наоборот, их перевозбудят?
– Нет, – говорит она. – Думаю, они устают. Как щенки, которые засыпают прямо в разгар игры.
– Щенки, – повторяю я.
Изабель пожимает плечами.
– Прости. Понимаю, они не животные, но у моих родителей было два помета щенят, пока я росла, так что... да. Аналогия рабочая.
– Не волнуйся, я не обижаюсь. Они и правда немного дикие.
Я оглядываю комнату. Изабель обжила ее, почти незаметно, по мелочи. Заряжающийся на тумбочке телефон. Электронная книга. Пара блокнотов и закрытый ноутбук на столе.
Но чего-то не хватает. Чего-то важного, но неуловимого.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Нет. Все в порядке. Извини за то, что произошло. С детьми. Я поговорю с ними, чтобы не думали, будто это их вина.
– Не извиняйся. И я сам с ними поговорю, – говорю я. А потом понимаю, что именно не так. – У тебя нет телевизора.
Раньше мне бы это даже в голову не пришло. Никогда не заходил в комнату няни. Не я обустраивал это пространство.
Изабель усмехается.
– Вот что тебя волнует? Я могу смотреть сериал и на ноутбуке.
– Или в гостиной.
Она бросает взгляд на кровать, становясь серьезной. Была ли Изабель всегда такой искренней? Как я этого не заметил раньше?
– Значит, так и буду делать, – произносит она. – И ты точно не против?
Вот она, возможность провести черту. Установить границы. Но я вспоминаю ее тихий смех на диване, тот вечер, и понимаю, не могу.
– Нет, – говорю я. – Не против.
В комнате становится тише, воздух тяжелеет, и я не могу отвести от нее взгляд. Волосы разметались по подушке, становясь похожими на темный шелк. Открывшееся зрелище будто отпечатывается на моей коже, как воспоминание, от которого не избавиться. Воспоминание, которого не должно быть. Но оно уже есть, и вдруг представляю, как Изабель лежит на моей кровати. Представляю, как заставляю ее смеяться и улыбаться рядом со мной.
Легкий скрип двери заставляет нас обоих вздрогнуть.
– Эй, – раздается тихий голос. – Иза? Ты в порядке?
Изабель улыбается моему сыну, стоящему в дверях, прижав к груди плюшевого кролика.
– Да. Заходи.
Он осматривает комнату, возвращаясь взглядом к Изабель.
– Ты уверена?
– Да, просто нужно немного отдохнуть.
Я замечаю Уиллу, стоящую у порога. Та смущенно прикусывает губу, и я машу ей, приглашая войти. Она подходит ближе и позволяет обнять одной рукой.
Самуэль всхлипывает.
– Это моя вина.
– Не твоя, – говорю я. – Это был несчастный случай.
– Но если бы я не попросил Изабель покружиться...
– Нет, Сэм, – говорит Изабель. – Я люблю танцевать, и сделала это, потому что искренне хотела. Ты не сделал ничего плохого. Ни ты, ни Уилла.
Сэм переводит взгляд с нее на меня.
– Правда?
– Правда, – говорит Изабель.
– Правда, – повторяю я.
Уилла подается вперед.
– И может быть, когда тебе станет лучше... научишь нас паре танцевальных движений? – спрашивает она. – Только без кружений.
Улыбка Изабель становится шире.
– С удовольствием.
12. Изабель
Что доводит человека до грани безумия?
Долгое время я думала, что знаю ответ. Сложный танец, на репетиции которого остается всего пять дней. Одиннадцатичасовые тренировки перед премьерой. Ноги, кровоточащие под пуантами. Тот раз, когда две девчонки из средней школы порезали все мои купальники, потому что получила главную роль в «Щелкунчике».
Я умею справляться с безумием. Знаю, сколько нужно ментальной силы, чтобы пройти через это, натянуть маску спокойствия и выйти на сцену, танцуя до боли в теле.
Так что я считала, что понимаю, что такое давление. Но быть няней двоих детей – это совершенно другой уровень сумасшествия.
У Сэма лицо пылает от злости. Он в ярости, и все из-за того, что Уилла тыкала его карандашом в спину, пока мы ехали в машине. Мак качает головой за рулем, а я изо всех сил стараюсь говорить спокойно.
Но не дети. Сэм тянется к Уилле, чтобы ударить, куда только достает, а она отвечает тем же. Я никогда раньше не видела их такими. Обычно они почти не ссорятся.
– Дети, – говорю я. – Дети! Прекратите. Сейчас же.
Они меня игнорируют.
– Сэм, прекрати. Уилла, я хочу, чтобы ты извинилась за...
Она вопит и со всего размаху пинает брата через заднее сиденье. Удивительно ловко, учитывая, что оба пристегнуты.
– Хватит! – рычит Мак из-за руля.
Его низкий голос сразу обрывает шум, в машине становится тихо, а дети испуганными глазами на него смотрят.
Я вздыхаю. Ну конечно. Они слушают не меня, а мужчину, которого знают всю жизнь. Неудивительно. Я до сих пор, наверное, кажусь им временной. Он же постоянный.
– Больше никаких драк, – говорит Мак.
Он бросает на меня короткий взгляд, я благодарно улыбаюсь. Даже не знаю, что бы делала без него и Кати. Мы с детьми стали ближе за последние недели, но все же из разряда «один шаг вперед, два назад».
Сэм принял меня как новую веселую подружку, а Уилла... я думала, мы пришли к перемирию. Она больше не сопротивляется, но стены между нами все еще не пали. Кажется, она просто делает вид, что стала мягче, и за это я должна благодарить дружбу с ее тетей.
– Уилла, – резко говорю я, – убери карандаш в рюкзак и извинись перед Сэмом.
Она закатывает глаза, но бурчит нечто, отдаленно напоминающее «прости». Сэму этого явно мало, но он разжимает кулаки и демонстративно отворачивается к окну.
Ну. Уже что-то.
Не знаю, что с ними. Уилла выскочила из школы, будто заряженная, и это сразу передалось младшему брату. Когда я спросила, что случилось, она с жаром отрезала: «ничего». Конечно же, ничего.
Как же.
Эта девочка – настоящая ракушка. Умная, энергичная и мне ее пока не раскрыть. Может, я просто выбираю неправильный путь. Нужно, чтобы она сама захотела открыться. Опустить стены.
Вероятно, почувствовать, что имеет на это право.
Когда Мак останавливается у здания, я краем глаза смотрю на часы. Только половина третьего. Значит, впереди как минимум три часа, прежде чем вернется Алек. Три часа, в течение которых придется не давать им прибить друг друга. Уилле отменили теннис, и Алек написал, что в освободившееся время она должна позаниматься на пианино.
Никакого отдыха для грешников. Или для следующего поколения Коннованов, судя по всему.
Похоже, Алек, Конни и Нейт выросли в точно такой же обстановке. Водители. Няни. Домработницы. Уроки иностранных языков, спорт, искусство, и пара официальных семейных ужинов в неделю.
Может, для кого-то это работает. Может, для Алека сработало. Но, возможно, для его детей – нет.
К нашему возвращению домой Катя уже приготовила детям перекус. Я стою рядом, наблюдая, как те сметают идеально сложенные сэндвичи с арахисовым маслом и джемом.
– Проголодались, – говорит она.
– И не говори, – шепчу я. – С Уиллой ничего нового не случилось?
Катя вытирает руки и прислоняется к столешнице.
– Насколько мне известно, нет. Но, знаешь, дети иногда молчат, пока не будут готовы. Ты же понимаешь, как это бывает.
Я киваю.
– Они ссорились в машине. Совсем меня не слушались. Маку пришлось вмешаться.
Ее брови приподнимаются.
– Серьезно?
– Да. И они его сразу послушали, – улыбаюсь я. – Хотя неудивительно. Он совсем не производит впечатление человека, с которым хочется спорить.
Крепкий, татуированный, бородатый – Мак словно олицетворение образа «сильного и молчаливого». Порой кажется, что он наполовину водитель, наполовину телохранитель. Возможно, Алек нанял его именно потому, что хотел убить двух зайцев: и шофер, и защитник детей.
Катя улыбается.
– Нет. Так кажется со стороны. Но он и мухи не обидит.
– Вы, кажется, давно знакомы?
Она коротко смотрит на детей, потом на меня.
– Более-менее. Мы оба давно работаем у мистера Коннована. Так что, можно сказать, да.
Я вспоминаю рассказ Конни. О брате... и о его жене. Жена Алека умерла всего через пару месяцев после того, как мы с Конни начали общаться. Это был для нее удар. Даже не представляю, что пережили остальные.
– Вы оба работали здесь, когда миссис Коннован была жива? – спрашиваю я.
Катя кивает и снова смотрит на детей. Сэм уже доел сэндвич и теперь пьет сок из пластикового стаканчика, обхватив его обеими руками.
– Да, – тихо говорит она. – Виктория провела со мной собеседование за полгода до рождения Уиллы.
– Ого. Значит, ты с этой семьей уже очень давно.
– Давно. С тех пор многое изменилось. Миссис Коннован, конечно... и эта квартира.
Теперь уже моя очередь удивляться.
– А раньше они... жили не здесь?
– Нет. Купили эту квартиру всего за месяц до ее смерти. Мистер Коннован въехал сюда с младенцем и трехлеткой – и с клубком горя за плечами, – Катя переводит взгляд на меня, и в ее глазах появляется задумчивость. – Хотя, может, это и было правильным решением. Мы с Маком тогда так и подумали. Новый дом, новая жизнь.
Этот рассказ дополняет картину Алека, словно очередной пазл в недостающем узоре. Он, наверное, один из самых закрытых людей, которых я когда-либо встречала. Но дело не только в нем. Семья словно несет груз, который им не принадлежит. Будто каждый пытается сбросить с себя то, что тянет на дно.
– Спасибо, что рассказала, – говорю я. – Мне правда важно лучше понимать их.
Катя тепло улыбается.
– Если хочешь знать мое мнение... Ты, пожалуй, первая няня за долгое время, которой действительно не все равно. Если будут вопросы, всегда можешь обратиться ко мне.
– Спасибо. Я это очень ценю, – мы обмениваемся улыбками, и я отталкиваюсь от столешницы, поворачиваясь к детям. – Ну что, – громче говорю я. – Уилла, хочешь сразу позаниматься на пианино или взять небольшую передышку?
Ее пронзительный взгляд устремляется на меня.
– А зачем мне вообще сегодня играть?
– Твой папа просил, чтобы ты позанималась, раз уж теннис отменили.
Она спрыгивает со стула и уверенным шагом направляется к роялю. В каждом ее движении сквозит раздражение.
– Тупой инструмент, – бурчит она.
Уилла садится напротив него и с показной важностью раскрывает нотную тетрадь.
Возможно, стоит упомянуть об этом Алеку. Вдруг у Уиллы есть увлечения, которые ей действительно нравятся. Но с тех пор как я забрала ее из школы, Уилла явно не в духе, и я не уверена, попало ли фортепиано под горячую руку или проблема глубже.
Сэм хватает меня за руку и тянет за собой.
– Пойдем, – говорит он, волосы топорщатся на макушке, а очки снова просятся на протирку.
– Куда? – спрашиваю я.
– У меня есть идея.
Десять минут спустя мы уже повязали ему на плечи одеяло, превращая в самодельный плащ. Сэм мчится по коридорам, и ткань развевается за ним, как у настоящего супергероя. Я на девяносто девять процентов уверена, что в его рюкзаке лежит невыполненное домашнее задание, но этим займемся позже.
Сэм проносится мимо с широкой улыбкой.
– Я лечу!
– Вижу, – говорю я, хлопая «крыльями». – А я птица, над которой ты пролетел.
– Голубь, – отвечает он.
Я начинаю гулко ворковать, и в его глазах вспыхивает радость. Выражение лица бесценно.
– Какие у тебя суперспособности?
– Все! – кричит он. – Я супербыстрый и суперсильный. Умею летать. И... и...
– Читать мысли? – дополняю я. – Проходить сквозь стены?
– Да! Все это.
Я продолжаю ворковать, пока он снова проносится мимо.
– А где живет твой супергерой?
Сэм на секунду замирает, потом разворачивается к двери в спальню отца.
– На крыше небоскреба!
Он распахивает дверь и вскакивает на огромную кровать в центре комнаты. Я замираю в проеме. Возможно, не стоит сюда заходить. Но я все равно не могу не заглянуть внутрь, и... комната просторная. Стены выкрашены в мягкий серый, на полу тот же благородный темный паркет, что и по всей квартире. Большие окна обрамляют тяжелые шторы, а за стеклом виднеются Центральный парк и здания напротив. Одна дверь ведет в гардеробную, и я замечаю рубашки, развешанные по цветам в идеальном порядке.
На кровати лежит темно-серое одеяло. Большие белые подушки. По обе стороны тумбочки, но пользуется он только одной. На ней я замечаю книгу. Очки для чтения. И стакан воды.
Сэм прыгает на отцовской кровати.
– Я лечу, – кричит он. – Смотри, смотри.
– Смотрю, – отвечаю я.
Он еще немного прыгает, а после падает на спину. Одеяло сбивается, а импровизированный плащ раскидывается вокруг головы, как ореол.
Сэм поворачивается к окну.
– Я ищу злодеев, – заявляет он. – Они от меня не спрячутся.
Это вызывает улыбку.
– Конечно, не спрячутся. Видишь кого-нибудь?
Он театрально щурится.
– Нет. Сегодня город в безопасности.
Мы еще немного играем в супергероев, гоняемся за вымышленными злодеями и спасаем мир. Но надолго Сэма не хватает: у него типичная концентрация внимания пятилетнего ребенка, и он прекращает игру, как только та перестает увлекать.
Потом переключаемся на игрушки, после – на домашнее задание, и как раз к тому моменту, когда заканчиваем, Уилла завершает занятие на пианино. Мы в процессе приготовления ужина, когда их отец возвращается домой.
В животе образуется странное ощущение, когда раздается звук открывающейся двери. Так бывает последние несколько дней. Будто дни заканчиваются и начинаются в ту секунду, как Алек входит в квартиру.
Дети бегут его встречать. Вернее, Сэм. Нахмуренная Уилла же идет следом, что является полной противоположностью обычной реакции на появление отца. А ведь она его обожает – это я поняла сразу.
Из прихожей доносится приглушенный разговор. Детские голоса вперемешку с глубоким, ровным тембром Алека. Вскоре они ужинают, и судя по обрывкам фраз, доносящимся до меня, за столом звучит обычный «детский лепет». Но Алек слушает все, что они говорят. Он всегда так делает, давая обоим возможность рассказать о своем дне.
После ужина все и вспыхивает. Алек уже уложил Сэма, но, едва он заходит в комнату Уиллы, раздраженный голос слышно даже в гостиной, где я собираю игрушки. Все они должны возвращаться в игровую в конце дня.
– Мы никогда никуда не ходим! – говорит Уилла. – Там будут все. Все мои друзья!
Я замираю, держа в руках плюшевого динозавра. Это звучит очень по-настоящему. Ответ Алека тонет в ровном бормотании.
– Нет! Это... это... они разослали приглашения еще недели назад! – голос Уиллы дрожит.
Я складываю игрушки в корзину и тихо иду к своей комнате. И выхожу оттуда лишь чуть позже девяти. Дети, должно быть, уже спят, в квартире тихо. Катя ушла давно.
Где Алек, я не знаю.
Я наливаю себе чашку чая и устраиваюсь на огромном диване в гостиной. Прошло уже несколько недель с тех пор, как сюда переехала, и, кажется, по вечерам его использую только я. У Алека никогда не бывает гостей.
Я знаю, что он ни с кем не встречается, но означает ли это, что вообще воздерживается?
Я включаю «Девочек Гилмор» и пытаюсь не зацикливаться на этой мысли. Он вдовец уже больше пяти лет. Взрослый человек. Может, встречается с кем-то вне дома? Хотя это как-то не в его духе...
Но, может быть, некоторые его поздние возвращения вовсе не по работе. Может, он встречается с женщинами где-нибудь в городе. Интересно, какой он в таких ситуациях. Улыбается ли женщинам, с которыми проводит время. Или, хотя бы, тем, с кем хотел бы провести ночь.
Мысли скачут от одного к другому, а я смотрю на экран телевизора, не воспринимая происходящее. И почему-то несложно представить, какой он в постели. Он всегда такой сосредоточенный. Помешанный на контроле. Безупречно компетентный. Умный. Опасное сочетание.
Как бы он выглядел, если бы его захлестнули чувства...
– Привет, – раздается рядом. – Можно к тебе?
Я вздрагиваю. Алек стоит рядом с диваном, с ноутбуком в руках. Он уже переоделся: вместо костюма – черные брюки и футболка, плотно обтягивающая плечи.
– Да, извини.
Он хмурится.
– Не хотел тебя напугать.
– Нет-нет, я просто... задумалась, – улыбаюсь я. – Садись. Если ты, конечно, не против «Девочек Гилмор».
– Ты все еще это смотришь? – поднимает он бровь.
– У него семь сезонов.
– Ох, – Алек опускается на диван, устраивая ноутбук на коленях.
Волосы у него чуть растрепанны. Будто он не раз провел по ним рукой. Видеть Алека хоть немного небрежным, даже просто в волосах, почему-то волнительно.
Я снова перевожу взгляд на экран телевизора, но не замечаю, что там происходит. Слишком уж сфокусирована на Алеке, сидящем всего в нескольких метрах от меня.
Что-то печатает.
Я украдкой на него поглядываю.
– Как прошел день?
– Продуктивно, – но ответ слишком короток.
Я бросаю взгляд на коридор, ведущий к детским. Обе двери закрыты, они нас не услышат.
– Уилла сегодня была сама не своя, – осторожно начинаю я.
Он вздыхает.
– Да, я заметил.
– Я пыталась выяснить, почему, но она не сказала. Думаю, ей не особенно понравилось заниматься пианино.
Алек откидывает голову на спинку дивана и смотрит на экран. На миг мне кажется, что он не ответит.
– Они... подожди, эта группа людей сейчас воссоздает «Тайную вечерю»?
– Именно, – серьезно говорю я. – Это уютный городок Старз Холлоу. Тут вечно проходят какие-нибудь мероприятия.
– И что это за мероприятие?
– Фестиваль живого искусства, – поясняю я. – Звучит абсурдно, но на деле потрясающе.
Он качает головой.
– Им совсем заняться нечем? Нет ни работы, ни семьи, ни хобби?
– Думаю, участие в городских мероприятиях и есть их хобби.
Алекс смотрит на экран так, будто тот его раздражает. Я могу разглядеть это по его реакции. Но потом вздыхает и поворачивается ко мне.
– Уилла злилась на меня. Не из-за тебя, если вдруг переживаешь.
– Что-то в школе стряслось? Просто началось все сегодня, и...
– Ага. Завтра в школе благотворительное мероприятие, для родителей и детей. В «Сент-Реджисе» постоянно что-то происходит, – его голос сух, взгляд уставший. – В мои школьные годы все было иначе. Теперь мало платить безумные суммы за обучение. Нет, теперь еще нужно «строить и поддерживать сообщество». Надеюсь, они никогда не увидят это чертово шоу, вдруг еще идеи позаимствуют.
Я смеюсь. Он почти никогда не ругается, и оттого слова звучат еще выразительнее.
– Что за мероприятие?
– Кино под звездами. Школьный двор превратят в зону для пикника, поставят обогреватели, – он снова вздыхает. – Сегодня в школе все обсуждали, как их мамы и папы пойдут... Уилла тоже хочет.
– Конечно хочет, – мягко говорю я. – У тебя получится?
– Завтра прилетает группа инвесторов из Бельгии. У меня с ними ужин. Перенести будет обидно, но я могу.
– Отправь Конни, если у нее получится.
Алек проводит рукой по щетине на подбородке, раздумывая. Может, я перешла границу, раз посмела предложить решение. Но в конце концов, они оба Коннованы. Оба работают на «Контрон» и представляют его.
– Не подумал об этом, – наконец произносит он. – Да, может сработать.
– А на что вообще сбор средств? На школу? – спрашиваю я.
– Понятия не имею, – отвечает он. – Угрозы исчезновения амазонских жуков. Сиротам-пеликанам во Флориде. Или что-то в этом духе – очередная «важная инициатива» по версии «Сент-Реджиса».
Это заставляет меня рассмеяться. Не ожидала услышать от него критику.
– Да, звучит как что-то, что частная школа сочла бы стоящим.
– Именно, – кивает он. – Главное, чтобы было удобно и легко объяснить детям, понимаешь? Не дай Боже, если появится настоящая социальная проблема.
Я подтягиваю ноги под себя и поворачиваюсь к нему.
– Не ожидала от тебя... не знаю даже.
Алек приподнимает бровь.
– Я вполне способен критиковать своих. Даже с удовольствием.
– Очевидно, – усмехаюсь я, ковыряя край подушки. – Вот поэтому и избегаешь все школьные мероприятия?
Он на секунду смотрит в ноутбук, но, думаю, давно уже не работает.
– Одна из причин, – его голос становится ниже. – Там нужно общаться. Поддерживать... бесполезные разговоры, чего я больше не могу делать. Мне просто неинтересно, кто и куда собирается в отпуск.
Я улыбаюсь.
– В это я верю безоговорочно.
В его глазах появляется слабая тень усмешки.
– Да? Значит, ты видишь меня насквозь.
– Ну, отчасти. Но ты довольно непроницаемый.
Алек не отводит взгляд.
– Думаешь?
– Да. Кажется, ты почти никого не подпускаешь, не показываешь, что думаешь. Или что чувствуешь, – я пожимаю плечами и вдруг краснею от собственных слов. Но рядом с ним легко потерять самообладание. – Думаю, тебе так даже комфортнее.
Он молчит. Тишину заполняет быстрый диалог двух героев на экране, но я не слышу ни слова. Алек проводит рукой по резкой, как лезвие, линии челюсти.
– Наверное, – наконец произносит он. – Ты права. Или, по крайней мере, так было долгое время.
С тех пор как умерла твоя жена.
Я не произношу этого вслух. Мы никогда не поднимали эту тему. Я рыдала у него на плече на свадьбе сестры – из-за карьеры, из-за бедра, – и мы смогли просто двинуться дальше, будто ничего не случилось. Но что-то подсказывает, что, если разговор коснется его прошлого, избегать не получится.
– Не бывает одиноко? – спрашиваю я. В большой комнате мой голос звучит особенно мягко. – Быть единственной крепостью.
Он чуть улыбается, всего краешком губ. И от этого глаза вдруг теряют привычную суровость.
– Единственной крепостью, – повторяет он. Рука лежит рядом с моей на спинке дивана. – Может, мне и правда приходится таким быть.
– Или кажется, что приходится, – говорю я. – Но я так не думаю.
– Разве?
– Да, – мне трудно отвести взгляд. Он сидит слишком близко, едва ли не осязаемо. – Может, просто стоит построить мост через ров. Впустить родных и друзей. Всем иногда нужен кто-то, на кого можно опереться.
Его глаза темнеют.
– А ты, Изабель? На кого опираешься ты?
– Ох, – я запинаюсь, чувствуя, как по шее поднимается румянец. – На родителей и близнецов. На Конни. На нескольких школьных подруг.
– Ты близка с семьей, – говорит он. Не спрашивает, скорее утверждает. – Партнера нет?
Я качаю головой.
– Когда по восемь часов в день танцуешь, на свидания не остается времени. Тем более за пределами «Компании». Да и внутри ее, по правде говоря, тоже. Много лет это было всей моей жизнью, так что... да. Партнера нет.
– Это про тогда. А теперь?
– Теперь? – переспрашиваю я. В животе щекотно от нервов. – Думаю, теперь я готова. Если появится кто-то подходящий.
– И каким он должен быть? – спрашивает Алек. Взгляд цепкий, почти пронзительный. Не уверена, включен ли вообще еще телевизор. Про чай в своей чашке я уж и подавно забыла, наверняка остыл.
– Не знаю. С чувством юмора. Умный. Думаю, нужен кто-то целеустремленный, потому что я... хотела сказать, что сама такая, но, может, правильнее «была». Он должен быть понимающим. Я надеюсь снова начать танцевать, а это подразумевает безумный график, и ему придется с этим справляться.
Алек тихо хмыкает. Звучит задумчиво, и я боюсь, что он скажет дальше.
– А у тебя? – спрашиваю я.
Он отводит взгляд. Глаза устремлены в сторону окна, и что-то в них мгновенно закрывается. Я почти физически ощущаю, как Алек по кирпичику возвышает стену. Хотя рука все еще рядом с моей, на спинке дивана. Я смотрю на нее, не в силах наблюдать, как он отдаляется.
Я всегда обращала внимание на мужские руки, а его... теплая кожа, загар, аккуратно подстриженные ногти. Руки взрослого мужчины. Сильные и надежные. Немного грубые. Большие.
Алек не отвечает. Я чувствую, как он собирается с мыслями, воздух между нами сгущается. Если до этого он был заряжен, то теперь почти наэлектризованный.
Я кладу руку на его.
Алек чуть вздрагивает от прикосновения, но не убирает ладонь.
– Прости, – поспешно говорю я. – Не стоило спрашивать. Я знаю, что... ну, извини.
Он не отвечает. Поворачивает ладонь и обхватывает мою, переплетаясь длинными пальцами. Между нами пробегает разряд, и я не могу отвести взгляд от сцепленных рук.
– Все в порядке. Просто я об этом почти не думаю, – говорит он.
– Оно и понятно, – шепчу я.
Кажется, тепло его кожи проникает глубоко в меня.
Алек усмехается.
– Правда? Может быть.
– Все приходит в свое время.
– Да, – отвечает он, и мы сидим молча, с сомкнутыми руками, в напряженной тишине.
Мне кажется, что между нами пронеслось что-то важное. Что-то неуловимое и похожее на намек. Не знаю, что конкретно, но... чувствую это.
Взгляд скользит к моим губам и темнеет. На мгновение кажется, что Алек подумывает о поцелуе. Но он убирает руку. Мгновение исчезает, тает, и я остаюсь сидеть, словно прикованная.
– Хорошая идея про завтра, – говорит он. Голос хрипловатый. – Спрошу Конни, сможет ли она пойти вместо меня.
Я прочищаю горло.
– Отлично! Тогда ты пойдешь с Уиллой, а я останусь дома с Сэмом.
Его глаза вновь находят мои.
– Нет уж. Ты идешь с нами.
– Я?
– Да, – говорит он. – Я с радостью посмотрю фильм с детьми, но не хочу провести ни единой минуты в беседе с другими родителями.
Я смеюсь.
– Я теперь еще и твоя сопровождающая?
– О, Изабель, – говорит он. – Ты моя палочка-выручалочка.
