Текст книги "Моя идеальная ошибка (ЛП)"
Автор книги: Оливия Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
33. Изабель
– Ты не ночевала в комнате, и еще я видела, как он к тебе прикасался, – сестра скрещивает руки на груди. – Говори правду. Что происходит?
Я закатываю глаза.
– Елена.
– Изабель, – отвечает она. Сидит, поджав ноги, на моей кровати, все еще в футболке, которую я дала в качестве пижамы. – Ты всегда была ужасной вруньей.
– Ничего я не вру.
– Ты уклоняешься от ответа, а это практически то же самое, – говорит она. – Ну так что... он довольно богат, да?
– Да, – отвечаю я.
Бессмысленно отрицать, когда Елена провела ночь в квартире. Но признаваться все равно неловко. Елена – часть моей семьи, моего домашнего мира. А не мира балета, мира Констанции-Коннован-лучшей-подруги.
Две несопоставимые вселенные.
– Не «богатый» как Коэны в квартале от мамы с папой. Нет, «богатый» как Билл Гейтс. С водителем, домработницей и личным самолетом.
– У него нет личного самолета, – говорю я. Потом хмурюсь. – По крайней мере, вроде бы.
– Изабель, – она качает головой, глаза сверкают. – Не могу поверить, что у тебя роман с этим человеком. У тебя-то!
– У нас не роман. Подразумевается, что мы делаем что-то... неправильное.
– Ладно, значит, вы просто спите, – подытоживает она. – Так? Потому что смотрел на тебя вчера очень... Он выглядел разбитым, выйдя из машины. Будто ожидал найти мертвой на тротуаре.
Я прикусываю нижнюю губу. Этот взгляд я тоже видела.
– Да, мы... в отношениях. Вроде. Наверное.
Ее темные брови приподнимаются.
– В отношениях?
– Ну да, типа того. Еще очень рано. И он... – я замолкаю, тряся головой.
Не думаю, что Алек до сих пор страдает из-за смерти жены, но вчерашний вечер ясно дал понять, какие шрамы это оставило. Шрамы, влияющие на его решения даже сейчас.
Вчера Алек был ближе всего к тому, чтобы сказать, что я для него что-то значу. Но показал это каждым взглядом, каждым прикосновением, и значит это куда больше любых слов.
Я прижимаю ладони к щекам.
– Его сложно понять.
Глаза Елены расширяются.
– Ты влюблена.
– Да, – тихо отвечаю я. – Влюблена.
– Воу. Черт, – она медленно качает головой, уголки губ опускаются. – Ты уверена, что это разумно? Делай, что хочешь, но этот мужчина... он намного старше. Ему же за сорок.
– Сорок, – произношу я.
Сорок один исполнится через пару дней, если быть точной. Видела в расписании. Катя говорила, Алек не любит шумихи вокруг своего дня рождения, но дети обожают устраивать ему сюрпризы. И он каждый год нехотя соглашается праздновать.
– Ну вот. Как я и сказала. За сорок.
– В прошлом году ему было тридцать девять. Звучит лучше, если первой цифрой в возрасте является тройка?
– Да, – без колебаний отвечает она. – Но все равно староват. Он... У тебя день рождения в декабре. Значит, он...
– На пятнадцать лет старше, – сухо бросаю я.
Ее лицо оживляется.
– Точно. Спасибо. На пятнадцать лет старше. Изабель!
– Елена!
– Мама с папой с ума сойдут.
Я опускаюсь в кресло у стола. Ее слова вызывают приступ тревоги.
– Думаешь?
– Конечно. Ты приезжаешь домой со старым богачом с Верхнего Ист-Сайда, у которого уже двое детей и домработница? – она складывает руки в молитвенном жесте. – Buena suerte13.
Я закрываю лицо ладонями.
– Нет, они не имеют права сходить с ума. Иначе Алек сойдет с ума еще сильнее.
– Он-то? Вчера казался воплощением яростной компетентности, – она пародирует его низкий голос: – Вот мой телефон. Заблокируйте все карты.
– Да, он иногда такой. Но я почти уверена, что разница в возрасте беспокоит Алека куда сильнее, чем он показывает. Да и его жена умерла совсем внезапно. Даже представить не могу, каково это.
– Оу. От чего?
– Аневризма, – говорю я. – Их младшему сыну было всего несколько месяцев.
– Черт. Да, неудивительно, что он травмирован, – она хрустит костяшками, хмурясь. – Но он тобой не пользуется? Потому что я такого не потерплю.
– Нет, конечно нет.
– Хорошо. Ты уверена?
– Уверена.
– Хорошо, – повторяет она. – Потому что я знаю, как некоторые преподаватели относились к тебе и другим танцовщицам. Не хочу, чтобы ты привыкла к такому дерьму и теперь ждала его в отношениях.
– Елена, нет. Совсем нет, – я моргаю.
Она поднимает руки в защитном жесте.
– Ладно. Я просто обязана была спросить. Как сестра и единственная родственница, посвященная в этот тайный роман, – она хмурится. – Знаешь, я даже почти понимаю. Он горячий, если закрыть глаза на возраст. Сильный молчаливый типаж.
Я стону.
– Он не старый.
– Конечно.
Ее слова о родителях застревают в голове, как заноза.
– Хотела бы я быть хоть немного похожей на тебя, – произношу я.
Она замолкает.
– В каком смысле? – спрашивает она без обычной бравады.
– Ты всегда была смелой, – объясняю я. – Плевала, что о тебе думают. Начиная с того, как сделала пирсинг, и мама рыдала всю ночь, заканчивая тем, как бросила колледж, а теперь еще и увлеклась стендапом. Ты выходишь на сцену и всех разносишь. Мне бы хоть каплю такой уверенности.
Елена смотрит на меня. Потом тихо смеется и опускает глаза на руки.
– Я вижу это совсем иначе.
– Да? Но ты же всегда была бесстрашной.
– Это ты проложила путь, – говорит она. – Себ и я росли со старшей сестрой, которая каждый день выжимала из себя максимум. Мы видели, как ты тянешься до завтрака, бегаешь по выходным, репетируешь. Мне было двенадцать, когда я сидела в зале и смотрела, как ты выходишь на сцену перед тысячами людей и делаешь все идеально, – она усмехается. – Это ты была бесстрашной. Я просто пыталась соответствовать. Знала, что мне не сравниться с тобой в трудолюбии или грации, поэтому пошла другим путем. Себ и я изначально были обречены на меньший успех по сравнению с тобой. Так зачем пытаться угодить?
Я вскакиваю с кресла, не дожидаясь конца фразы, и сажусь рядом с ней на кровать.
– Ты не будешь менее успешной. Это бред.
Она пожимает плечами и улыбается.
– Ты гордость семьи. Тети, дяди, кузены, бабушки с дедушками говорят о тебе с обожанием.
– Прости, – говорю я. – Я не думала, как это скажется на вас с Себом. Недавно поняла: я отдавала все танцам и ничего жизни вне их.
– Не извиняйся. Ты была отличным примером.
– Боже, я даже не задумывалась о том, чтобы быть примером. Просто каким-то образом стала одержимым подростком, – со вздохом падаю на спину.
Елена плюхается рядом, и мы лежим, уставившись в потолок.
– Может, стоит привыкнуть делать что-то без расчета на овации, – говорит она. – Перестать выступать и начать жить.
Я щурюсь от света люстры.
– Звучит поэтично.
– Я же проучилась семестр на литературе перед тем, как бросить, – отвечает она. – Что-то да зацепила.
Я смеюсь. Поворачиваюсь к ней, такой знакомой и вдруг такой взрослой.
– Советуешь не думать о мнении людей?
– Да, – мгновенно отвечает она. – Даже о моем. То, что сказала про возраст Алека? Какая разница, что думаю я? Важно, что думаешь ты.
Я улыбаюсь.
– Мама с папой реально сойдут с ума, если это перерастет во что-то серьезное.
– Сойдут, – констатирует она. – Поначалу. Но потом, уверена, это станет еще одной сферой, где ты добьешься невероятного. Мы с Себом можем встречаться с кем попало, а вот Изабель нет. Обязательно нашла себе миллиардера.
Я фыркаю.
– Он мне нравится не из-за этого.
– Знаю, – говорит она. – Не в твоем стиле. Но у тебя просто не получается не быть лучшей. Не переживай, – она накрывает мою руку своей. – Я люблю тебя, даже если ты бесишь своей идеальностью.
Я сжимаю ее пальцы в ответ.
– Я тоже люблю тебя, идеальную именно такой, какая есть.
На следующий день мы едем в полицейский участок. Вместе с детьми. Им рассказали о происшествии, но Сэм и Уилла снова и снова расспрашивали меня. Им досталась цензурная версия. Никто не упомянул нож, а Алек четко дал понять, что такие вещи случаются очень-очень поздно ночью, когда дети уже спят.
Сегодня воскресенье, и солнце золотит опавшие листья. В этот четверг День благодарения, и Нью-Йорк уже охвачен особым холодком, что предвещает скорую зиму.
Я всегда любила это время года.
Елена моментально нашла общий язык с детьми. Они прилипли к ней, забрасывая вопросами про меня, про наше сестринство.
– Каково это иметь сестру? – спросила как-то Уилла.
Сэм завороженно разглядывал ее проколотую перегородку и визжал от восторга, когда та пафосно начала крутить колечко.
Алек все это время оставался рядом. Он помогал на каждом этапе, а в конце дня заказал машину, чтобы отвезти Елену домой.
– Сообщи мне или Изабель, сколько у тебя украли, – говорит он на прощание. – Я разберусь.
Она только качает головой, но улыбается.
– Ладно, ты и правда богат.
– И правда, – сухо подтверждает он. – Я хочу помогать Изабель, а значит, и ее семье. Мне жаль, что с тобой это произошло.
– Ценю это, – кивает она, а затем поворачивается ко мне и подмигивает. – Ладно. Начинаю понимать.
– Садись уже в машину, – закатываю я глаза.
– Так точно, мэм.
Она забирается внутрь и машет нам через окно. Автомобиль трогается, оставляя нас на тротуаре перед зданием, которое я уже успела начать считать домом.
– Она очень классная, – объявляет Уилла.
– Я голоден, – заявляет Сэм.
– Твоя сестра в курсе? – тихо спрашивает Алек.
Я оглядываю всех присутствующих и скрещиваю руки на груди.
– Пойдемте внутрь. Устроим еще один пикник? Сэм, кажется, осталась еда со вчерашнего ужина.
Дети бегут вперед, в холл. Алек идет рядом, мизинцем слегка задевая мой.
– Да, сама догадалась, а я не стала врать, – говорю я.
– Теперь обе наши сестры в курсе.
– Квиты, – толкаю его руку своей.
Он отвечает тем же.
– Рад, что она восприняла это лучше, чем Кон.
– Да, ее это позабавило. Хотя напомнила, что скажет семья.
– Что же она скажет? – его голос становится глуше.
– Не волнуйся, я ничего не предполагаю. Знаю, что нам еще далеко до знакомства с семьями. Если вообще до этого дойдем, – произношу я. Снова касаюсь его руки, наблюдая, как дети ждут лифт. – Это не давление, просто констатация факта. Я знаю, что ты не готов к отношениям.
Алек поворачивается ко мне с нахмуренным выражением лица.
– Что именно твоя семья подумает о нас?
Я облизываю губы.
– Они удивятся. Я приводила домой только одного парня. Думаю, появятся вопросы. О том, как мы начали... встречаться.
– Хм. Будут против?
– Решат, что ты отличная партия, – говорю я.
В этом уверена на все сто процентов. Даже если поначалу возникнут вопросы о разнице в возрасте.
Он фыркает.
– Да, на первый взгляд. Но это ты многим жертвуешь, оставаясь со мной.
Я замираю. Жертвую? Он правда так думает?
Но двери лифта открываются, и Алек заходит внутрь, присоединяясь к детям. Я направляюсь следом, твердо решив выяснить это позже.
34. Алек
Тень того ограбления долго не отпускала. Страх витал в воздухе весь следующий день, и еще день после. Несколько ночей подряд я обнимал ее, пока та засыпала в собственной кровати на другом конце квартиры. Ее обнаженное тело, наполовину прикрытое моими руками, стоило бессонных часов. Я слушал ее ровное дыхание, зная, что Изабель в безопасности и пока еще моя. По крайней мере, до тех пор, пока не смотрел на часы и не понимал, что скоро дети могут проснуться и начать меня искать, тогда приходилось осторожно высвобождаться из ее объятий.
С каждым разом это давалось все труднее.
Во вторник, вернувшись с работы, я слышу привычные звуки смеха в квартире. Судя по всему, очередная танцевальная вечеринка. Я ослабляю галстук и захожу в гостиную, где Уилла, Сэм и Изабель танцуют под зажигательную сальсу.
Изабель кружит Уиллу, держа ее за руку. Обе сияют. Прекрасное зрелище.
Сэм замечает меня первым и мчится навстречу. Я подхватываю его на руки.
– Чем занимаетесь?
– Танцуем! – выпаливает он. – Изабель нашла работу!
Я поворачиваюсь к ней. Та перестает танцевать, услышав слова Сэма, а улыбка тускнеет.
– Правда? – спрашиваю я.
Изабель кивает. Уилла выскальзывает из ее рук и бежит к пианино.
– Я ждала, когда ты вернешься, чтобы потренироваться, – говорит она. – Поможешь?
– Конечно, солнышко, – отвечаю я. Но голос звучит напряженно. – Позволь сначала поговорить с Изабель о работе.
– Это не то, чем кажется, – быстро произносит Изабель. – Ребята, почему бы вам не пойти и не помочь Кате?
Сэм выскальзывает из моих рук и присоединяется к сестре. Они бегут к кухонному столу, где Катя нарезает овощи.
Я киваю в сторону ее комнаты. Изабель грациозно проходит мимо и быстро направляется по коридору. Я иду следом, засунув руки в карманы. Конечно, она нашла другую работу. Это не должно меня удивлять. Работа няней всегда была для нее лишь временной передышкой, а не конечной целью.
Изабель заходит в комнату, и я прикрываю за собой дверь. Забавно, как хорошо теперь знаю это пространство, хотя до ее переезда бывал здесь всего пару раз. Теперь знаю каждую складку на ее постели не хуже, чем на своей.
Она прикусывает нижнюю губу.
– Это пока только один из вариантов. Сегодня я встречалась с Дианой. Она балерина, завершившая карьеру девять месяцев назад. Мы разговорились за кофе, и... – она улыбается. – Думаю, мы могли бы открыть вместе танцевальную студию.
– Танцевальную студию, – повторяю я.
– Да. Место, где танцы станут удовольствием и фитнесом, а не перфекционизмом. Для всех возрастов, – ее глаза сияют. – Мы говорили об этом часами, я чуть не забыла забрать детей из школы. Давно не чувствовала такого вдохновения.
Ее энтузиазм радует.
– Это замечательно, милая.
– Нам еще многое предстоит. Но уже появились наводки на других танцоров, ушедших со сцены... которые могут захотеть преподавать, – ее улыбка становится чуть кривой. – Пусть это и не выступления. Но танцы, радость... а для меня эти два понятия давно не были связаны. Я с нетерпением жду, чтобы снова это ощутить.
– Ты будешь великолепна, – говорю я.
Изабель поднимает бровь.
– Ты предвзят.
– Я всегда отличный судья в бизнес-идеях.
– Конечно, – она закатывает глаза и подходит ближе, протягивая руку. Я беру ее и притягиваю к себе. – Это не значит, что нужно искать новую няню, понимаешь?
Я кладу руки ей на поясницу, самое любимое место, где плавный изгиб спины переходит в мягкие бедра.
Да, сегодня Изабель не уходит. Но это не значит, что останется с нами навсегда.
– Пока нет, – говорю я.
Ее пальцы скользят по линии моего подбородка. Карие глаза такие теплые, что кажутся почти янтарными.
– Даже если появится другая работа, – шепчет она, – это не значит, что мы должны перестать видеться.
Не значит. Я буду рядом, пока она этого хочет. Украденные ночи в отелях. Ужины, если позволит приглашать ее в те редкие вечера, когда свободен. Я хочу отправить ей цветы в день открытия студии, дарить роскошные подарки, которые она никогда не купит себе сама. Осыпать бриллиантами и окружить комфортом. Продолжать находить новые способы доводить ее до исступления.
Но страх не отпускает. Что когда Изабель переступит порог квартиры, когда начнет строить свою жизнь, ей захочется большего. Парня своего возраста. Мужчину без детей, который захочет еще, того, кому не будет пятьдесят, когда ей исполнится блистательные тридцать пять.
– Нет, не значит, – говорю я.
Ее брови сведены, а во взгляде появляется тревога.
– Алек?
В ответ я целую ее, притягивая стройное тело к себе. Изабель такая вкусная, свежая, знакомая. Мысль о том, что однажды это может исчезнуть, сводит с ума даже сейчас, когда она тает в моих объятиях.
Изабель обвивает руками мою шею, и я стону, прижимаясь губами к ее губам. Обожаю, когда она так делает. Будто хочет держаться за меня вечно.
По комнате прокатывается тихий вздох.
Я отпускаю Изабель. Ее руки скользят вниз, к моей груди, и мы оборачиваемся.
В дверном проеме стоит Уилла. Рядом пристроился Сэм, выглядывая из-за ее руки. Оба смотрят на нас широко раскрытыми глазами.
Из-за угла появляется Катя и замирает позади них.
– Дети, нельзя просто так... ой!
Все трое смотрят на меня и Изабель.
Ее руки отрываются от моей груди.
– Папа, – говорит Уилла. – Почему ты целуешь Изабель?
Мозг отключается. Я только и могу, что смотреть на детей с тяжелеющим чувством в животе. Они – самое важное в моей жизни. Я никогда не знакомил их с женщинами. Даже намека не давал, что может быть кто-то, кроме их матери.
– Пойдемте, дети, – говорит Катя. В ее голосе звучит непреклонность, и я понятия не имею, что она сейчас обо мне думает. – Давайте позволим взрослым договорить друг с другом.
– Но они не разговаривали! – протестует Сэм.
Я провожу рукой по лицу.
– Все в порядке. Спасибо, Катя, но заходите, дети. Давайте все обсудим.
Стоящая рядом Изабель переминается с ноги на ногу.
– Прости, – шепчет она.
Это «прости» заставляет живот сжаться еще сильнее.
– Не надо, – говорю я.
Она ни в чем не виновата.
Сэм входит в комнату так, будто бывает здесь каждый день. Уилла следует на расстоянии, ее взгляд мечется между мной и Изабель, будто пытаясь сложить воедино пазл.
Не представляю, как они отреагируют.
Я присаживаюсь на край кровати.
– Ну что, – говорю я. – Какие у вас вопросы?
Сэм взбирается на кровать рядом со мной. Уилла же подходит к Изабель, а та тем временем садится на стул у письменного стола.
Моя дочь покачивается с носка на пятку.
– Значит ли это, что ты выйдешь за моего папу? – спрашивает она у Изабель.
Та быстро бросает на меня взгляд, прежде чем перевести взгляд обратно на Уиллу.
– Э-э, нет. Не значит.
– То есть, не выйдешь? – допытывается Уилла. В ее голосе сквозит разочарование.
Я прочищаю горло.
– Мы с Изабель очень нравимся друг другу. Но это не подразумевает, что мы знаем, что произойдет в будущем.
Мои слова явно не впечатляют Уиллу.
– Ты будешь нашей новой мамой? – спрашивает Сэм.
Ох, черт. Глаза Изабель расширяются и она смотрит на меня. Живот снова сводит. Это уже слишком. Именно этого я и не хотел на нее взваливать, ожиданий, которые могут отпугнуть двадцатипятилетнюю девушку, у которой вся жизнь впереди.
– Не глупи, – говорит Уилла. – У нас есть мама. Просто она умерла.
– Это не глупый вопрос, – говорю я Сэму. Он отрывает взгляд от сестры и доверчиво смотрит на меня снизу вверх широко раскрытыми глазами. – Но Уилла права. Даже если я когда-нибудь снова женюсь, ваша мама навсегда останется вашей мамой. Будь у нее выбор, она бы сейчас была здесь.
Он кивает. Болтает ногами.
Уилла, однако, хмурится.
– Ты все еще любишь маму? – спрашивает она.
Господи.
Упираясь локтями в колени, я смотрю на дочь.
– Конечно. Я всегда буду любить вашу маму. Она была замечательной и подарила вас двоих.
Уилла кивает.
– Ладно. Но можно любить двух людей сразу?
Я перевожу взгляд с нее на Изабель. Любить? Мы такого даже не обсуждали.
Изабель тут же отводит взгляд. Вместо этого кладет руку на руку Уиллы, и ее голос звучит мягко, но твердо.
– Абсолютно нормально любить нескольких людей одновременно, – произносит она. – Я люблю и тебя, и Сэма так же, как ты любишь и папу, и брата.
Уилла кивает. Наклоняет голову, рассматривая Изабель.
– Значит, ты папина девушка?
Изабель снова смотрит на меня. На ее лице отражается неуверенность.
– Ну...
Черт.
Я не могу требовать, чтобы она здесь и сейчас решала, хочет ли быть моей девушкой. Мы об этом не говорили, не давали названия, не выносили на люди. Все начиналось с физического. Чтения ее электронной книги. Доведения до оргазма. Исполнения фантазий. Двоих взрослых, ищущих утешения друг в друге по ночам.
Это переросло во что-то гораздо, гораздо большее, но «того самого» разговора не было. И я не знаю, имею ли право его начинать.
– Скоро ужин, – говорю я вместо ответа. – Обещаю, мы еще поговорим об этом перед сном. А сейчас идите помойте руки и помогите Кате накрыть на стол, хорошо?
Уилла кивает. Сэм нехотя идет за ней, бросая на прощание взгляд в мою сторону.
– Она мне нравится, – сообщает он.
Я криво улыбаюсь.
– Конечно, нравится.
Он мой ребенок, отчего и такой отменный вкус.
Дети выходят за дверь. Изабель встает, чтобы последовать за ними, и ее щеки пылают от смущения.
– Милая, – говорю я.
Изабель бросает мне вымученную улыбку.
– Мне надо помочь накрыть на стол.
– Прости, что они узнали вот так, – говорю я.
Она качает головой, глаза необычно блестят.
– Нет, рано или поздно это должно было случиться. Мы поговорим позже.
Она выходит, оставляя меня одного в комнате. Я вздыхаю, поднимаясь с кровати. Черт. Какая девушка не растеряется от таких вопросов? Со мной нельзя просто встречаться. Если пойдем дальше, это сразу станет чем-то серьезным.
А значит, будет что терять.
35. Изабель
Следующий день был расписан по минутам. Я каждый день видела его в графике, готовилась и даже ждала с нетерпением несколько недель назад. Но сейчас с трудом удается набраться того же энтузиазма.
Он не захотел сказать, считает ли меня своей девушкой.
Трезвая, рациональная часть меня говорит, что это совершенно нормально. Мы это не обсуждали. Не определили отношения, уж тем более не сделали ничего официально. Но это не утешает ту часть меня, что ноет от обиды.
И я так устала от боли.
Вместо этого с головой погружаюсь в подготовку. Завтра День Благодарения, а сегодня день рождения Алека. Ему исполняется сорок один.
– Готово, – Сэм втаскивает стул на кухню и теперь стоит на нем рядом со мной, пока переворачиваю черничные панкейки. Уилла примостилась с другой стороны, аккуратно раскладывая ягоды по тарелке. Рядом валяется полураскрытая коробка со свечами. Мы встали до рассвета, чтобы успеть до школы.
– Красиво, – бормочет она, добавляя еще одну чернику к кругу по краю тарелки.
– Как думаешь, папа захочет кофе к завтраку? – спрашиваю я.
Уилла смотрит на меня, морща носик.
– Апельсиновый сок, наверное.
– Ладно, нальем ему стакан... – я нахожу огромный поднос, и мы вместе раскладываем еду.
Сэм выдергивает цветок из свежей композиции, которую Катя всегда ставит в прихожей, и пытается сунуть его в стакан. В итоге решаем положить на салфетку.
Уилла втыкает несколько свечек в стопку панкейков, я зажигаю их под восторженным взглядом детей. Сэм хлопает в ладоши. Его очки съехали набок, и я поправляю их, прежде чем присесть перед ним с сестрой.
– Итак. Какой план?
– Я открываю дверь, – сразу выпаливает Сэм.
– А мы поем, – произносит Уилла, сияя от предвкушения. – Я начинаю, ты подхватываешь. Да?
Мне так будет их не хватать, когда перестану быть няней.
– Верно. Пошли. И тихо-тихо.
– Это наша суперсила, – шепчет Сэм, картинно приседая и крадучись покидая кухню.
Я балансирую с подносом, пока они ведут меня к закрытой двери спальни Алека. Чуть больше семи, но тот, скорее всего, уже проснулся. Он не из тех, кто любит понежиться в постели.
Не знаю, что вчера сказал детям о нас. Он всегда сам укладывает их, когда дома, и вчерашний ритуал занял больше времени.
От нервов сжимается живот. Ты все еще любишь маму? Этот вопрос вчера пробрал меня до мурашек. Алек держит дистанцию неделями, даже когда отдает мне свои вечера, заботу и улыбки. Кажется, все дело в его прошлом.
Сэм распахивает дверь, а Уилла начинает петь. Брат тут же подхватывает. Я следую за ними, тише подпевая, и вижу, как у кровати загорается свет.
Алек приподнимается. Одеяло сползает с обнаженной груди, обнажая торс. Волосы растрепанны так, как я успела полюбить, так, как бывает только после сна.
Он улыбается.
– Что это?
Я ставлю поднос в ноги, песня заканчивается. Сэм тут же взбирается к нему, а Уилла указывает на панкейки.
– Свечек не хватило.
Взгляд Алека на секунду встречается с моим, прежде чем он кивает.
– Ничего. Давайте я задую...
Дети хлопают, когда он гасит огоньки. Я подаю ему апельсиновый сок и устраиваюсь на краю кровати, следя, чтобы никто не опрокинул поднос.
Алек притягивает Сэма к себе и смотрит на меня.
– Ты помогла, – произносит он.
Я киваю.
– С днем рождения, Алек.
Его улыбка не достигает глаз, и в горле сжимается еще сильнее.
– Спасибо. Какой сюрприз, ребята. Думаю, это будет лучший день рождения.
– А когда мы поедем к дедушке?
– Только вечером, – говорит Алек. – Там будет дядя Нейт, куча еды на День Благодарения. Больше, чем мы сможем съесть.
– Мне нравится дядя Нейт, – объявляет Уилла. – А тетя Конни тоже будет?
Я опускаю взгляд, проглатывая чувство вины, и жду его ответа.
– Вряд ли, солнышко. Наверное, будет с семьей мужа. Они уезжали на выходные. Но она хочет увидеться с вами на следующей неделе. Вчера мне так сказала.
Я поднимаю на него взгляд.
– Правда?
Алек кивает, но полуулыбка кривится. Понятно. Конни хочет видеть детей, но не его и, возможно, не меня. Мы толком не общались с той вечеринки. Я писала ей и та отвечала, но не с той легкостью, как раньше. Хочется верить, что все наладится, но сейчас... я не уверена.
Не уверена вообще ни в чем, и это тоже начинает утомлять. Вечное состояние подвешенности. С тех пор как ушла из балета, моя жизнь превратилась в сплошную неопределенность.
Но сегодня хороший день.
День рождения Алека, праздничный ужин и счастливые дети.
– Изабель, – Уилла жует панкейк без сиропа, держа его, как печенье. – Если выйдешь за папу... – она подчеркивает «если», – у вас будет ребенок? Я хочу сестру.
Алек откидывает голову на изголовье с тихим стоном.
– Уилла, мы не знаем, что произойдет в будущем.
– Знаю, – радостно говорит она. – Поэтому сказала «если». А ты как думаешь?
– Ну, детей я когда-нибудь хочу, так что... может быть?
Она довольно кивает.
– Ладно. Может быть. Только пусть это будет сестра, а то брат у меня уже есть.
Алек проводит рукой по лицу, и я стараюсь не замечать его напряжение. Точно такое же, как вчера вечером.
– Хорошо, учту, – говорю я. – Но это дети решают, кем им быть, а не родители. Мы тут бессильны.
– Знаю, – повторяет Уилла и отталкивает Сэма, тянущегося к ее панкейку. – А когда у тебя день рождения? Тоже панкейки в постель принести?
– В декабре, – бросаю взгляд на Алека.
Он гладит Сэма по голове, но взгляд где-то далеко.
– О, в Рождество, – произносит Уилла.
– В начале декабря, но да, близко.
– Тебе будет двадцать шесть? – спрашивает Алек.
Я киваю.
– Ага.
– Двадцать шесть, – повторяет Уилла. – Сорок один. А мне восемь, – она делает паузу. – Значит, тебе было тридцать три, когда я родилась, папа?
– Тридцать два, – говорит он.
Она медленно повторяет цифры, загибая пальцы, потом опускает руку:
– Вы оба старые.
Я заставляет меня засмеяться...
– Да уж, нам с тобой не тягаться! Ладно, давайте нормально позавтракаем? На кухне еще целая гора панкейков.
Сэм спрыгивает с кровати. Уилла хватает Алека за руку и тащит за собой. На нем пижамные штаны, что необычно, а из-под подушки выглядывает ноутбук.
Вот оно что. Он не спал, просто притворился ради детей. Из-за таких мелочей я влюбляюсь в него еще сильнее.
Алек слегка касается моей руки, проходя мимо.
– Спасибо, что помогла им, – шепчет он.
– С днем рождения, – шепчу я в ответ.
На сегодня у меня другие планы. После ужина, когда дети уснут, я приготовила кое-что особенное. Кое-что, отличающееся от панкейков и свечек, только сюрприз и кровать.
Квартира, в которую мы попадаем через несколько часов, совсем не похожа на дом Алека. Та же классическая лепнина, довоенные детали, но на этом сходство заканчивается. Здесь нет ощущения жизни. Все как в музее: серванты вдоль стены, персидские ковры аккуратно разложены по линеечке.
Конни говорила, что ее отец редко бывает в этой квартире, где когда-то жила вся семья. После ее отъезда в колледж и его выхода на пенсию это место стало лишь праздничной декорацией.
Сэм идет рядом. Он одет в накрахмаленную рубашку и синие чиносы. Что почти как школьная форма.
Я знаю свою роль. Нужно помогать с детьми, но видя, как Алек сжимает челюсти, понимаю, что ему помощь нужна не меньше.
Его брат прилетел из Лондона. Нейт первый встречает нас, подхватывает Сэма на руки и треплет Уиллу по волосам. Та отталкивает его.
– Раньше тебе нравилось.
– Никогда не нравилось, – шипит она.
Он смеется.
– Ну, ты была помладше тогда.
Они с Алеком обмениваются типично мужским похлопывающим объятием.
– Конни не придет? – спрашивает Алек.
Нейт качает головой. На губах играет кривая ухмылка, в взгляд на мгновение скользит по мне.
– Нет. Говорит, отец не приглашал.
Алек тихо стонет.
– Его упрямство меня добьет.
– Она держится молодцом. Приятно видеть, – произносит Нейт. А после крепко меня обнимает. – И ты привел очаровательную Изабель. Всегда рад тебя видеть.
– Взаимно, – говорю я.
Он во многом похож на Алека – костюмы, уверенность, выдержка Коннованов – но это его улыбчивая, обаятельная версия.
Алек идет впереди с детьми туда, где слышны голоса. Мы с Нейтом следуем за ними, проходя мимо огромных дедушкиных часов, мерно отсчитывающих секунды.
– Знаю, наша семья может быть... непростой, – говорит Нейт. – Констанция, Алек, наш отец... Возможно, даже я.
Это заставляет меня улыбнуться.
– Возможно?
– Готов допустить, что у меня есть пара недостатков, да. Только остальным не передавай.
– Унесу эту тайну в могилу.
Он кивает. Проводит рукой по подбородку и смотрит вперед, где Алек уже разговаривает с отцом. Тревога, которая живет во мне уже несколько дней, как молчаливый и незваный спутник, достигает нового уровня.
Я никогда не видела этого человека, но наслышана о нем предостаточно.
– Алек предан до мозга костей, – говорит Нейт, – и ничего не делает просто так. Но раскрывается он нелегко. Всегда был таким...
Я киваю.
– Да, я уже это поняла.
Нейт усмехается.
– Думаю, он того стоит, если выдержать его характер. Не то чтобы встречался с ним, конечно. Мы связаны по другой причине.
Это вызывает у меня смешок. Значит, Нейт думает, что мы встречаемся? Видимо, Алек ему сказал. Смех вырывается громче, чем я ожидала. Наверняка из-за нервов и напряженной атмосферы, потому что мужчины в комнате оборачиваются.
Дэвид выглядит как старшая версия сыновей, отделенная от них десятилетиями и парой сантиметров. Седые волосы, стальной взгляд. Он мельком смотрит на меня, прежде чем снова обратиться к Алеку.
Верно. Для него я всего лишь няня внуков... а не девушка его сына. Потому что я ею и не являюсь. Ни девушкой Алека, ни партнершей, ни кем-то, кто мог бы означать будущее. Пока что.
Стол в гостиной украшен изысканными декорациями. Кажется, он рассчитан на пятнадцать человек, а не на шестерых. Все здесь разительно отличается от завтрашнего ужина на День Благодарения у родителей.
Звуки, обстановка, бесконечные вопросы, эмоции, споры, которые неизбежно вспыхнут.
Мы рассаживаемся за столом. Я оказываюсь между Сэмом и Уиллой, готовая помочь, если понадобится. Алек садится по другую сторону от Сэма, Нейт напротив. А значит, Дэвид на противоположном конце стола... прямо в моем поле зрения.
Но дети ведут себя безупречно. Будто знают, что в доме деда действуют другие правила. Мужчины обсуждают бизнес, пока мы режем индейку, сладкий картофель и поливаем все соусом. Прислуга регулярно наполняет бокалы, а тарелки на столе ломятся от еды.
