Текст книги "Моя идеальная ошибка (ЛП)"

Автор книги: Оливия Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Конни извиняется и уходит в туалет, а я усилием воли возвращаюсь к Нейту. Он ухмыляется в свое пиво.

– Похоже, плохие новости? – произносит он. – Или... неожиданные?

– Все нормально, – отвечаю я.

– Ага, – Нейт бросает взгляд вслед сестре. – Так, насчет Изабель. Как работается с лучшей подругой сестры?

Ублюдок.

– Все в порядке.

– Просто «в порядке» или «лучше, чем в порядке»?

– Просто «в порядке», – язвлю я.

Он откидывается на спинку стула, вытягивая ноги под столом.

– Она чертовски красивая, не думаешь? Я не осознавал этого, пока не встретил ее на свадьбе Конни и Габриэля.

Я прищуриваюсь.

– Не заметил.

– Неужели? Ну, тогда уверен, ты не станешь возражать, если я приглашу ее на свидание, – произносит Нейт.

Пальцы сами сжимаются вокруг бутылки. Гнев иррационален, но всплывает вопреки всему. А вместе с ним и эмоция, которую я не испытывал годами.

Ревность.

К Нейту. Обаятельному, остроумному, не имеющему двух детей на руках и компании, требующей управления. Изабель могла бы выбрать вариант и похуже... например, меня. И это не радостная мысль.

Нейт усмехается.

– Ага. Так я и думал.

– Ты живешь в Лондоне, – говорю я. – Это непрактично.

– М-м-м. Справедливо, – кивает он. – Слушай, просто будь с ней честен, ладно?

Я скрещиваю руки на груди.

– Насчет чего?

Но Нейт не отступает.

– Насчет того, что можешь ей предложить. И чего не можешь. Ты вообще был с кем-то после смерти Вики?

Я не отвечаю. Этот разговор – последнее, чего сегодня хотел, просто последнее, что мне, черт подери, нужно, так что я оглядываюсь. Но Конни все еще в туалете.

Нейт пристально смотрит на меня, будто ожидая ответа. Я выдерживаю его взгляд, бросая вызов. Но тот не отступает. Похоже, сегодня брат с сестрой решили бунтовать.

– Да, – наконец признаю я.

Дважды. Оба раза были быстрыми, поспешными встречами в гостиничных номерах. С женщинами, которых я знал поверхностно, которым нужно было ровно то же, что и мне. Но даже так, оба раза я пожалел.

– Хорошо, – говорит он. – Это отлично. Просто обращайся с ней правильно. Она лучшая подруга Конни.

– Я знаю.

Он поднимает руки, сдаваясь.

– И с собой тоже обращайся правильно, ладно?

– Это еще что значит?

– Просто... прошло пять лет. Это нормально, – пожимает он плечами. – Двигаться вперед.

Мне абсолютно нечего на это ответить.

Двигаться вперед? Неужели он думает, что это я делаю с Изабель? Еще один из тех расплывчатых терминов, вроде «все еще скорблю» и «обращайся с ней правильно». Я не знаю, как это делать и даже не уверен, делаю ли сейчас. Пустые утешения, которыми меня потчевали последние годы, всегда казались бессмысленными.

Если быть честным с Изабель, нужно прекратить все, что между нами происходит, пока я не ранил ее и не дал ложных надежд. Вряд ли они есть, во всяком случае не за пределами физического, и это дарит хоть какое-то утешение.

Я провожу ладонью по затылку, чувствуя себя последним подлецом. Потому что хочу ее сильнее, чем кого бы то ни было за последние годы, и настолько, что не знаю, как с этим справиться. Та ночь в ванной, ее бедра, сжимающие мою голову и вкус только разожгли жажду.

Не стоило этого делать.

Я не могу быть виноватым в том, что ее дружба с Конни прекратится, или в том, что она потеряет работу. Вполне возможно, Изабель сама захочет уйти, когда поймет, как мало я могу дать. Даже красивой и доброй, каковой она и является.

Возможно, это и ранит сильнее всего. Знать, что будь я на десять лет моложе, без груза обязательств, было бы легко стать для нее тем самым мужчиной. И я бы с радостью им стал.

Но я не он.

Не мне направлять ее в поисках удовольствия, не мне помогать озвучивать желания и уж точно не мне брать свое. Это право другого. Кого-то лучше, подходящего ей. Мысль об этом ублюдке сводит с ума, но это правда. С этим решением вина медленно сползает по горлу. Оседает. Я все еще подлец. Но тот, кто не станет потакать своим желаниям.

Конни возвращается через несколько минут. Со вздохом плюхается рядом с Нейтом, жалуясь на очередь в женском туалете. Я киваю и, допивая пиво, слушаю их легкую беседу.

Когда поздно ночью возвращаюсь в тихую квартиру, где оба ребенка крепко спят, на прикроватной тумбочке меня поджидает электронная книга Изабель.

И сразу же запихиваю ее в ящик – выключенной и непрочитанной.

22. Изабель

Утро после того, как я оставила электронную книгу на прикроватной тумбочке Алека, выдалось нервным. Не пойму, почему говорить о сексе куда сложнее, чем заниматься им, и откуда берется эта стеснительность. В мыслях то я не скромничаю. Но произнести вслух...

Сегодня суббота, у меня только полдня работы. У Алека какое-то собрание, но деталей не знаю. Может, оно и к лучшему. Пока собираюсь после душа, отвечаю на сообщения. Конни зовет сегодня выпить. Видеться с ней стало сложнее, мы больше не живем в одном доме. По чему я скучаю.

Скучаю и по балетной труппе, по нашему товариществу. Пусть оно часто было поверхностным, а порой и злым. Но существует связь, которую куют больные ноги, потные лбы и сложные выступления.

Отвечаю Конни, что приду. С тех пор как она вышла замуж за Габриэля, у нее стало больше дел. Логично, конечно, но нам теперь реже удается встретиться.

И, возможно, сейчас это даже кстати. Понятия не имею, что она подумает об Алеке и обо мне.

Если бы узнала...

Но она не знает, и надо сделать так, чтобы так и оставалось. По крайней мере, на Алека можно положиться, он не проговорится. Никогда не встречала человека, который бы так тщательно оберегал свою личную жизнь.

Я покидаю комнату и иду по коридору. В воздухе густо пахнет блинами, аромат тянется из кухни. Следую за ним и за звонкими голосами детей.

Они стоят по бокам от Алека, пока тот творит блинные чудеса у плиты.

Я замираю у порога, наблюдая. На нем темные джинсы и серая футболка, волосы еще влажные после душа. Он учит Уиллу переворачивать блины, держа ее маленькую руку в своей.

– Вот так. Поддень... да. Идеально.

Она сияет. Сэм визжит.

Я уже второй раз замечаю это. Его маленький выходной ритуал. Всю остальную еду готовит Катя, порционно, аккуратно сложено в огромном холодильнике... но не это.

В прошлый раз он не вовлекал детей в сам процесс.

– Доброе утро! – громко говорит Сэм.

Оборачивается ко мне, и на его пухлой щеке заметно пятно муки. Очки забрызганы тестом.

Я улыбаюсь.

– Доброе утро, ребята. Готовите блины?

– Да, – отвечает Уилла. Поднимает глаза на Алека. – Когда они будут готовы?

– Когда станут золотистыми, – он забирает лопатку и смотрит на меня.

Читал ли он вчера электронную книгу?

Но выражение лица Алека ничего не выдает.

– Доброе утро.

– Привет, – говорю я.

Уилла дергает его за рукав.

– Он не подгорает?

Алек опускает взгляд и качает головой.

– Нет, все в порядке. Давай, попробуй еще раз перевернуть. После завтрака, думаю, можно куда-нибудь сходить. Хотите?

Сэм тянется к сиропу, но я убираю тот подальше от его липких пальцев.

– Я думала, ты сегодня работаешь.

– Внес кое-какие изменения в график, – на секунду он бросает на меня взгляд, прежде чем налить новую порцию теста. – Кое-кто напомнил, как важно создавать воспоминания.

– А.

– Думал, свожу детей на пикник, – говорит он. – Ноябрь, конечно, но можно просто потеплее одеться. Возьмем мяч, бутерброды, найдем хорошее местечко в Центральном парке. Погода намечается солнечной.

– А потом купим мороженое, – заявляет Уилла.

Ее тон заставляет меня улыбнуться. Она редко формулирует что-то как вопрос, ведь усвоила, что утверждения чаще получают «да». Настоящая Коннован, пусть ей всего восемь.

– Снаружи может быть мороз, а тебе все равно захочется мороженого, – говорит ей Алек.

Она согласно кивает.

– Да.

Алек усмехается и перебрасывает еще один блин на тарелку.

– Значит, решено. Едем в парк.

Я смотрю, как он готовит точными, уверенными движениями. Видно, что делал это не раз. Что ему нравится.

Он настаивает, чтобы я позавтракала, а когда Сэм тянет меня за руку, уговаривая поехать в парк, соглашаюсь. Мы с Алеком молча собираем еду, и только детский смех нарушает тишину.

– Ты уверена, что все в порядке? – тихо спрашивает он. – Если у тебя другие планы...

– Нет, только вечером. Встречаюсь с Конни за выпивкой.

Он приподнимает брови, но лишь кивает.

– Хорошо.

Упоминание о его сестре делает тишину между нами гнетущей. Интересно, думает ли Алек о том же, что и я. Что бы она сказала, если бы узнала?

На улице холодно. Осень раскрасила Центральный парк в яркий калейдоскоп, а под ногами хрустят опавшие листья. Сэм держит Алека за руку, Уилла скачет впереди. Она совсем не похожа на ту девочку, которую я встретила в первый день, особенно рядом с отцом или друзьями. Будто забыла или забросила миссию проверять меня. Надеюсь, этот этап позади, но каждый раз, когда я так думаю, она напоминает: стены еще не рухнули.

Я украдкой смотрю на Алека. Его каштановые волосы высохли, прядь спадает на лоб. Он серьезен, сосредоточен на детях, но когда взгляд скользит ко мне, я замечаю лишь натянутую между нами тайну.

Живот сжимается от предвкушения.

Читал ли он? Что подумал? Я не оставила там самое откровенное, но некоторые сцены были графичными. Детализированными. Язык не шокировал бы любителя романтики, но он ведь не из их числа. Может, он ужаснется. Возмутится.

Будет разочарован.

Сэм выбирает место для пикника и плюхается на землю, прежде чем мы с Алеком успеваем развернуть плед. Он валяется в листьях, изображая «снежного» ангела, и это заставляет нас всех замереть.

– У тебя необыкновенное воображение, – улыбаюсь я. – Поможешь нам с пледом?

– Да, – он садится, с листком, прилипшим к волосам. – Где ты жила, прежде чем переехать к нам?

Улыбка не сходит с моего лица. Он король неожиданных вопросов, как и все маленькие дети.

– В нескольких кварталах отсюда, в Грейстоуне. Там же, где и твоя тетя Конни.

– А, – он снова ложится, полностью игнорируя приготовления, в отличие от Уиллы, помогающей расставлять бутылки с водой и термос с кофе. – А Бен живет за рекой.

– Правда? – я понятия не имею, о ком он. – За какой рекой?

Сэм ненадолго задумывается.

– За водяной.

Это заставляет меня рассмеяться. Алек тоже фыркает, садясь рядом на плед.

– Это его друг из детского сада, который переехал в Бруклин. Правильно говорить Ист-Ривер, малыш.

Сэм медленно повторяет название, по-прежнему лежа на пожухлой траве вместо пледа. Мои родители наверняка сделали бы из этого проблему. Но мне нравится, что Алеку все равно. Он переживает о многом – уроках пианино, хороших манерах, – но испачканная детская одежда к этому не относится.

Здесь, на прохладном воздухе в парке, в темных джинсах и темно-синей куртке, он выглядит иначе. Более доступным. И привлекательным в непривычной для меня манере. До этого я видела его только в костюмах, смокингах или рубашках с брюками. Сейчас он «не при исполнении» – просто отец, и безусловно самый красивый в парке.

Алек откидывается на плед, опираясь на локти, и наблюдает, как Уилла с Сэмом играют в футбол. Я изучаю его профиль, щетину, затемняющую линию подбородка.

– Хорошая идея, – говорю я.

Он кивает, не отводя взгляда.

– Да. Жаль, что понадобилось твое недовольство, чтобы до нее додуматься.

– Ничего. Вы каждый день видите парк из окна гостиной. Думаю, то, что всегда перед глазами, легко не замечать.

Его губы искривляются, но это не похоже на улыбку.

– Да. Действительно легко. Изабель... Я не читал то, что ты вчера оставила.

– А.

Он поворачивается ко мне, и в каре-зеленых глазах я замечаю знакомый конфликт. Передо мной снова возникает тот человек, которого я знала через Конни все эти годы – собранный, контролирующий себя, но и тот, к кому уже успела привязаться. Тот, кто борется с желанием того, что, как ему кажется, не положено.

– То, что происходит между нами, несправедливо по отношению к тебе, и я не могу... Мы не можем позволить этому повториться. Прости.

Я медленно киваю. Алек отступает. Снова. Волна отверженности накрывает, но я не показываю разочарования. Он хочет меня, думаю я. Но не позволяет себе это иметь.

– Ты не готов ни к каким отношениям, – говорю я.

Он молчит, но затем кивает.

– Верно. Ты подруга Конни, и я не хочу мешать вашей дружбе или твоей работе. Мое поведение и так уже перешло все границы.

– Возможно, оно переходит границы, только если нежеланно, – пожимаю я плечами с показным безразличием. – Но решать тебе.

Между нами повисает тишина, мы наблюдаем за детьми. Они необычно мирно играют вместе, день прекрасен, парк наполнен детским смехом, лаем собак и пением птиц. Но холодок в воздухе напоминает о смене сезона и грядущих переменах.

Между нами уже стало холоднее.

Я слышу, как тикают секунды, и жалею, что мы больше не сможем говорить открыто. Общаться так, как он сам хотел. Но, видимо, это касалось только одного вида близости.

Но затем его рука касается моей на пледе.

– Дело не в том, что я не хочу, – говорит он. – Ты же знаешь.

Дыхание учащается, и я сосредотачиваюсь на детях, наблюдая, как мяч катится по усыпанной листьями траве.

– Знаю. Просто хотелось бы, чтобы этого было достаточно.

Его рука задерживается на моей.

– Так и есть.

– Очевидно же, что нет, – шепчу я. – Ты говорил, что чувствуешь вину. Это... из-за меня тоже?

– Изабель, – бормочет он. – Я чувствую себя настолько виноватым, что это просто...

Мяч катится прямо на нас. Алек мгновенно реагирует, выставляя ногу и предотвращая столкновение с корзиной для пикника. Уилла мчится следом и просит отца присоединиться. На этом разговор заканчивается. Мы с Сэмом исследуем окрестности, и день возвращается к детям, как и должно быть в их выходной.

Позже, собираясь на встречу с Конни, я чувствую онемение. И раздражение. Хочется выговориться ей, рассказать о человеке, который сводит меня с ума, которого так долго хотела, но который, даже желая меня, отказывает себе в этом. Но не могу.

Не могу поговорить и с братом, и с сестрой. Они не поймут, возможно, осудят, и мне остается носить это разочарование в себе весь вечер.

По пути к выходу я прохожу мимо гостиной. Алек сидит на диване, по бокам от него дети. Они необычно тихие, уставшие после долгого дня, смотрят мультик и совершенно меня не замечают.

Алек же замечает. Его взгляд скользит по телу, будто на мне что-то вызывающее, а не просто черное платье, пальто и сапоги.

– Я позвонил Маку, – говорит он. – Он внизу и будет ждать после ужина.

– Не стоило.

Алек качает головой.

– Стоило сделать это и в прошлый раз.

– Другим няням предлагали персонального водителя? – спрашиваю я, и в голосе слышится горечь.

Алек хмурится, и молчание намного очевиднее ответа. Он хочет меня, снова думаю я. Просто недостаточно сильно.

– Хорошо проведи время, – говорит он.

– Тебе того же.

Мак и правда ждет в гараже, прислонившись к «Бентли» в наушниках. Выражение лица спокойное и, увидев меня, он улыбается.

Похоже, работа в субботу вечером его не смущает. Но мне все равно неловко.

– Прости, я не знала, что Алек тебя вызвал.

Он отрицательно качает головой, выезжая на дорогу.

– Рад помочь, – говорит он, настраивая радио.

Мак, кажется, улавливает мое настроение, потому что оставляет играть бодрую поп-музыку и не пытается заговорить.

Конни уже в баре, когда я прихожу. Приятно ее видеть. Рыжие волосы мягко обрамляют лицо, а облегающее платье подчеркивает фигуру. Она выглядит уверенной и знакомой, и приятно слушать ее рассказы о новой жизни. Последние месяцы Конни стала еще увереннее, противостоя семье и принимая брак с Габриэлем.

Они хорошо дополняют друг друга. Двое, у которых правильное сочетание сходств и различий.

Кажется далекой мечтой найти такое же для себя.

Она спрашивает о племянниках, но лишь вскользь об Алеке, и я никогда не была так за это благодарна. Не уверена, что смогла бы скрыть раздражение, говоря о нем.

Твой брат замечательный, вот только у него самая железная сила воли из всех, кого встречала, а я профессиональная балерина.

Часть меня переживает за то, что он может чувствовать. Упоминание о вине... Я не представляю себя на его месте. Но от этого не становится легче.

Конни хочет поговорить обо мне, и это почти хуже. У меня нет четких карьерных планов, но перечисляю варианты, и она анализирует их с той же тщательностью, с какой, подозреваю, подходит к работе.

Мы уходим из бара вскоре после одиннадцати. Ни я, ни она не полуночницы, и у входа она обнимает меня на прощание.

– Ты сможешь, – говорит она. – Я знаю, что ты справишься, даже если будущее будет не таким, как ты хотела.

Я обнимаю ее в ответ. Может, Конни права. Решение есть... Просто нужно принять ситуацию.

Мак отвозит меня домой, и я возвращаюсь в темную квартиру. Алека нет на диване, как в прошлый раз, нет его и на кухне. А почему должен? Он все прояснил.

Мы не можем позволить этому повториться.

Я закрываю дверь в комнату с ванной, которая стала моим домом. Смываю макияж и погружаюсь в кровать, наслаждаясь мягкостью матраса. И ругаю Алека. Не открывал электронную книгу, но та все еще у него, и теперь я не могу почитать перед сном.

Я лежу на спине, раздумывая, не сходить ли за ней, когда в дверь спальни раздается стук.

23. Изабель

Два резких стука, затем тишина. Я спускаю ноги с кровати и подхожу к двери с бешено колотящимся сердцем. Это может быть только один человек.

Открываю дверь.

Это он.

Стоит на пороге в одних серых пижамных брюках. Они низко сидят на бедрах, обнажая все остальное. Широкие плечи и грудь, темные завитки волос, рельефный пресс и линию, уходящую под ткань. Видеть его так близко, это тело, отточенное годами тренировок... и это он. Алек.

Стоящий без рубашки возле моей двери.

– Можно войти? – спрашивает он.

Голос низкий, слегка хриплый, а волосы взъерошены, будто он все это время безнадежно проводил по ним рукой.

В правой руке он держит мою электронную книгу.

Сердце замирает, но я киваю и отступаю, пропуская его.

Он останавливается посреди комнаты. Взгляд скользит по неубранной постели, затем по мне, по футболке. Я вдруг остро осознаю, что под ней только простые хлопковые трусики.

Я скрещиваю руки на груди.

– Алек?

Он медленно качает головой.

– Я пытался. Я... к черту. Я прочитал то, что ты оставила, – говорит он. – Это было... очень познавательно.

Он прочитал.

Не могу поверить, что показала ему. Книги, которые выбрала... они пусть и любимые, но их никак не назовешь скромными. Для человека, не читающего романтику, это чистой воды порно.

Но он сказал, что не станет читать.

Провел черту.

– Я не понимаю тебя, – говорю я. – Ты сказал, что не читал. Именно ты заявил, что мы не должны позволить этому снова случиться!

– Не можем, – поправляет он. Выражение лица кажется напряженным. – Я не должен... но не могу перестать думать о тебе. Каждую минуту после нашего разговора я ненавидел себя за то, что все прекратил. Ты засела у меня в голове, милая, и я не могу тебя оттуда выгнать. После той ночи стало только хуже. После прочитанного. Черт, я все время прокручиваю в голове, как ты кончаешь, и хочу слышать это снова, – он сокращает расстояние между нами, беря мое лицо в ладони. Нежный жест, контрастирующий с отчаянием в его глазах. – Я не должен этого делать. Но, черт возьми, не могу держаться подальше.

– В этот раз ты серьезно? – шепчу я.

Алек наклоняется. Поцелуй лишает меня дыхания. Это не те медленные, манящие поцелуи, от которых учащается пульс. Огонь с первого прикосновения.

Он скользит руками по моей спине со стоном, прижимая к себе. У меня никогда не было столько времени, чтобы его исследовать. Пальцы скользят по плечам, по спине. Его кожа теплая, упругая под ладонями.

Алек опускается поцелуями к щеке, шее, запуская левую руку в мои волосы.

– Ты сводишь меня с ума, – бормочет он.

Я сжимаю его бицепсы.

– Как и ты меня. Велел узнать, что мне нравится, научиться говорить об этом, а потом сам все оборвал?

Алек хрипло смеется, дыхание обжигает кожу над ключицей.

– Пытался устоять перед искушением. Но я всего лишь человек, и больше не могу бороться.

Поцелуй снова поглощает, язык скользит по моему. Ощущения переполняют: так много Алека, так много кожи, и я обвиваю руками его шею.

– Что ты думаешь? – шепчу я.

Руки опускаются ниже, на этот раз добираясь до края футболки. Пальцы ласкают бедра.

– О чем?

– О... прочитанном.

Я чувствую его улыбку у виска.

– Познавательно.

– Ты сам попросил.

– М-м-м. Верно. Ну, это меня возбудило.

Я выдыхаю.

– Правда?

– Да, – рука забирается под футболку, скользит вверх по ягодицам и спине. По коже пробегают искры. – Сами сцены были невероятны. Но осознание, что ты используешь их, чтобы кончить?

– Я такого не говорила, – говорю я, но улыбаюсь.

Алек целует меня, а руки под футболкой медленно поднимаются к ребрам.

– Но это правда.

– Да, – выдыхаю я.

Пальцы касаются груди, скользят выше, к соскам. Волны удовольствия разливаются по телу.

Он стонет, но тут же убирает руки. Вместо этого хватается за подол футболки. Дергает за нее, и я поднимаю руки. Футболка летит на пол, оставляя меня в одних трусиках.

Темные глаза медленно скользят по мне. Та самая интенсивность, которая всегда в нем была, теперь направлена на меня.

Руки сжимают бедра, он смотрит, смотрит, смотрит.

Я пожимаю плечами.

– Это просто грудь.

Причем маленькая. У меня всегда был скромный первый размер, в лучшие дни второй. В балете это было преимуществом, чему я благодарна. Но никогда не любила эту часть тела.

Алек наклоняется, обнимает меня за талию, и губы захватывают левый сосок. Я закрываю глаза. Ох. Он использует зубы, а щетина царапает кожу. Мне всегда это нравилось, но не знала, что может быть настолько приятно.

– Нет ничего «простого», – бормочет он. – У тебя идеальная грудь.

Он поднимает голову и уделяет внимание другому соску. Одна из рук сжимает ягодицу, и та полностью помещается в ладони.

Поцелуи следуют ниже, к животу, и Алек опускается на колени на мягкий ковер. Губы касаются резинки трусиков, он медленно стягивает их, целуя открывающуюся кожу.

Наблюдать за этим отдельное удовольствие. Его широкие плечи, сильные руки на моих бедрах, каштановые волосы.

– Я мечтал снова почувствовать твой вкус, – шепчет он, целуя внутреннюю сторону бедра. Наконец трусики падают на пол. – Вот так, вот она.

Он обхватывает мои бедра, чтобы удержать, и раздвигает ноги.

Первое прикосновение к клитору заставляет вздохнуть с облегчением. Боже, я думала об этом с той ночи, мечтала повторить, но боялась, что не случится. Его явное желание делать это смывает всю зажатость и стеснение.

Пальцы впиваются в его волосы.

– Алек, – шепчу я. – Я тоже хочу тебя. Хочу, чтобы мы... ох. Ох.

Он вводит палец внутрь, одновременно засасывая клитор, и я теряю способность мыслить. Единственное, что понимаю: на этот раз мне нужно больше. Еще больше. Бешеный стук сердца отдается в висках, а бедра сами движутся навстречу.

Не знаю, сколько это длится, но Алек доводит меня до самого края. Я хватаю его за плечи:

– Алек. Я хочу тебя.

Он поднимает на меня почти черные от желания глаза, зрачки которых расширены и хранят в себе только страсть.

– Я могу продолжать хоть всю ночь.

Я качаю головой.

– Я же говорю, чего хочу. Ты этого добивался? Так вот, я хочу тебя.

На его губах мелькает улыбка.

– Что именно я должен сделать?

– Трахнуть меня, – шепчу я.

Алек вводит еще один палец.

– Готова принять меня?

– Да, – выдыхаю я.

– Такая мокрая... такая прекрасная.

Алек в последний раз целует клитор, заставляя меня содрогнуться, затем поднимается. Я отбрасываю трусики и тянусь к его штанам, чтобы снять их.

На этот раз он позволяет.

Эластичная ткань соскальзывает, и член высвобождается. Я была права. Он большой, твердый, и мне нестерпимо хочется прикоснуться.

Он резко вдыхает.

– Осторожнее, милая.

Кожа под ладонью обжигающе горячая. Я неумело, осторожно провожу по нему пальцами, и Алек, кажется, не против. Грудь тяжело вздымается, и я хочу лишить его контроля так же, как он меня.

Член длиннее среднего и определенно толще.

Алек тяжело дышит, наблюдая, как я ласкаю его. Но когда пальцы скользят по вздувшейся головке, он будто выходит из транса и качает головой.

– Нет. Со мной ты сможешь поиграть потом. Но не сейчас.

– Ты взял...?

На его губах вспыхивает улыбка.

– Да. Но как это называется?

– Презервативы.

– Вот именно, – произносит он.

Стягивает штаны полностью, достает из кармана золотистую упаковку, отбрасывающую блики в свете ночника.

Он вскрывает ее и натягивает презерватив большими, красивыми руками – теми, которыми я восхищалась долгое время. Длинные пальцы, широкие ладони, такая мужественность. Вид того, как он берет член в руку, я не забуду никогда.

Его взгляд скользит по моему телу, челюсть напрягается.

– Милая, придется взять контроль на себя, потому что я больше не могу. Во мне не осталось ни капли самоконтроля.

– Хорошо, – провожу ногтями по его груди, и он резко выдыхает. – Я не хочу, чтобы ты контролировал себя.

Алек на секунду закрывает глаза, а когда открывает, в них отражается только огонь. Он ложится на мою кровать, член напряженно вытягивается вдоль живота, выглядя почти неприлично большим.

– Иди сюда, – протягивает он руки. – Ты сверху.

Я взбираюсь рядом.

– Хорошо. Я не очень умею...

– Ты будешь чертовски потрясающей, а мне нужно оказаться внутри тебя, – его голос хриплый. – Но так сможешь контролировать процесс.

Я оседлала его бедра. На моей кровати, на подушке, он кажется огромным. Сухожилия на шее напряжены, между бровей пролегает глубокая складка, будто от боли.

Я беру член в руку, направляю в себя и пытаюсь принять головку. Алек впивается пальцами в бедра и наблюдает за нами, за мной, медленно опускающуюся на него.

Изо рта вырывается дрожащий выдох. Да, он действительно толстый, а с последнего раза прошло больше года.

– Вот так, – хрипит он, замедляя мои движения. Я опускаюсь еще на пару сантиметров, и боль от растяжения становится сладостной. – Ты так хороша...

Алек стонет, когда я полностью опускаюсь. Чувство наполненности оглушает. Не понимаю, как смогу двигаться.

Лицо Алека искажено от наслаждения и боли, и я не могу оторвать взгляд от выражения его лица, от тела подо мной.

– Каково это? – спрашивает он.

Пальцы снова находят клитор, начиная круговые движения.

Дыхание учащается.

– Ты большой, знаешь ли.

– М-м, – во взгляде мелькает усмешка, говорящая, что он в курсе. – Поэтому и хотел, чтобы ты контролировала процесс.

Я упираюсь руками в его грудь, пробуя двигать бедрами вверх-вниз, вперед-назад, и трение разжигает удовольствие.

Его пальцы не прекращают стимуляцию клитора, а другая рука тянется к моей груди, щипая сосок.

Ощущения накатывают волнами, усиливаются, пока я снова не оказываюсь на краю так же, как тогда в его ванной.

– Вот так, – шепчет он. Голос низкий, хриплый, и я закрываю глаза, сосредотачиваясь на нем и на чувствах. – Ты так прекрасна, милая. Так хорошо скачешь на мне. Черт, ты так красива... слишком красива, что больно смотреть, но я не могу отвести глаз. О, Иза... вот так. Ты так хороша, слишком хороша. Я хочу почувствовать, как ты кончаешь.

И я кончаю.

Оргазм прокатывается через все тело, бедра судорожно дергаются, пальцы впиваются в его грудь. Тело содрогается как и тогда, но сильнее.

Я не думала, что подобное возможно.

Руки Алека скользят по моей спине. Он все еще тверд, но прикосновения нежны.

– Молодец, – бормочет он. – Ты прекрасна, когда кончаешь.

Слова согревают изнутри. Я целую его грудь, медленно выпрямляюсь, все еще сидя сверху.

– Я не думала, что смогу...

– Ты можешь все, – говорит он.

Но выражение мучительного наслаждения на его лице становится острее, и Алек выглядит более напряженным, чем когда-либо. Сухожилия резко выделяются на его шее.

Он висит на волоске.

Я провожу ногтями по его груди снова, и Алек содрогается.

– Переверни меня, – прошу я.

Пальцы впиваются в мои бедра.

– Будет жестко, – предупреждает он.

– Я сильнее, чем кажется.

Алек переворачивает нас. Остается внутри меня, и как только оказываюсь на спине, начинает двигаться. Жестко. Быстро. Так проникает глубже, намного глубже, и каждый толчок будто прожигает насквозь.

Я обвиваю ногами его талию. Алек стонет, сжимает мое бедро и притягивает еще ближе. Каштановые пряди падают на лоб, пока он смотрит, как тело сливается с моим. В глазах мелькает непроглядная тьма желания.

Прекрасней зрелища я не видела.

Руки скользят по его спине, Алек опускается на предплечья, прижимая меня всей тяжестью тела. Он теплый, массивный, и мне это нравится.

От заданного ритма мысли путаются.

Его стоны вибрируют в груди и отдаются во мне. Последний резкий толчок, и он кончает, впиваясь пальцами в мои бедра.

Алек падает на меня, придавливая к матрасу, и это самое приятное бремя. Мы дышим часто, в унисон. Я провожу ладонями по его спине, разминая узловатые мышцы плеч.

Я улыбаюсь ему в ответ и переворачиваюсь на живот, наблюдая, как Алек завязывает презерватив и выбрасывает в мусорку в ванной. В теле ощущается приятная тяжесть, будто кости расплавились, я словно парю в блаженстве и немного пьяна от нахлынувших чувств. И совсем не хочется, чтобы он уходил.

Алек берет стакан воды на моей мини-кухне. Выпивает его до дна, наполняет снова и возвращается ко мне.

– Держи, – говорит он, протягивая стакан.

Я пью, а Алек садится рядом на кровать. Почти сразу ладонь оказывается на моей коже, скользит по животу, по бедру и дальше, к ногам. Он чуть разводит их и пальцами обводит покрасневшие участки на внутренней стороне бедер.

Алек хмурится.

– Я был груб.

– Мне понравилось.

– М-м. Я так давно тебя хотел, – произносит он. Как нечто само собой разумеющееся, но от этого в груди расползается теплое, сладкое ощущение. Алек по-прежнему нахмурен, пальцы переходят на другое бедро, раздвигают его сильнее. Он изучает меня с таким вниманием, что становится немного неловко. – Надеюсь, не слишком будет болеть.

Я смеюсь.

Он поднимает глаза, удивленно приподнимая брови.

– Что?

– Я почти всю жизнь жила с болью. Танцевала и каждый день растягивалась. Со мной все будет отлично.

Его лицо вдруг темнеет от гнева.

– Черт. Бедро. Не стоило позволять обвить меня ногами.

– Во-первых, я сама решила так сделать. Во-вторых, все было нормально. Пока ты не потребуешь станцевать двенадцать фуэтэ подряд в постели, все в порядке.

Алек проводит рукой по моему бедру, пальцы замирают на кости, взгляд становится отстраненным, и я не хочу этого. Не хочу, чтобы он снова закрылся.

Не хочу, чтобы пожалел, не хочу, чтобы ему стало стыдно.

– О чем ты думаешь? – шепчу я.

Алек проводит указательным пальцем вдоль одного из моих ребер.

– О том, что ты такая же красивая, как я себе представлял... и ощущаешься даже лучше, чем надеялся.

– Звучит так, будто это проблема.