Текст книги "Моя идеальная ошибка (ЛП)"

Автор книги: Оливия Хейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

31. Изабель

Уилла и Сэм – мое спасение. Их заразительная энергия не оставляет ни секунды на мысли о собственной жизни, их отце или тете. После школы Уилла направилась на теннис, а Сэм на футбол. Затем мы свалились на густой ковер в гостиной. Никто не хочет делать уроки, так что сегодня мы будем заниматься лежа. Как на пикнике.

Они находят это дико смешным. Хотя почерк Уиллы от такой позы оставляет желать лучшего, мы справляемся довольно быстро. С Сэмом всегда весело, ведь он в садике, а задания не бывают сложнее, чем «найди дома предметы основных цветов» или «посчитай шаги между комнатами».

Алек отсутствует весь вечер.

Я знала, что он на гала-ужине. Видела в расписании на холодильнике – том самом, что для нас с Катей и детьми как Библия, вокруг которой строится жизнь. А это значит, что мы не говорили, не по-настоящему, с тех пор, как Конни все узнала на той вечеринке.

Разговор напугал меня. Потому что между нами никогда не было такого конфликта. Не того сорта, что можно смахнуть плечом и забыть. Она явно была потрясена увиденным.

– Я и подумать не могла... Ты не чувствуешь, что тобой пользуются? Не хочу, чтобы ты боялась сказать «нет».

Этот анализ был так далек от наших с Алеком отношений.

Я сказала, что все несерьезно. Пыталась преуменьшить, хотя правда вертелась на языке. Кажется, я влюблена в него, но почти уверена, Алек не чувствует того же.

Он ревнует. Заботится. Он добр, внимателен, испытывает влечение, да, но это не означает любовь. И кристально ясно дал понять, что больше детей не хочет.

Думаю, на самом деле он имеет в виду брак. Настоящие отношения, где риск снова получить боль не меньше, чем шанс исцелиться.

Я читаю Сэму перед сном. Он засыпает уже на третьей странице, вымотанный, как и всегда после футбола. Сладко сопит, длинные ресницы на раскрасневшихся щеках. Целую его в лоб и прикрываю дверь.

Уилла уже читает, когда я заглядываю к ней.

– Привет, – тихо говорю я . – Хочешь, я почитаю?

Обычно шансы 50/50, позволит ли помочь ей заснуть, когда папы нет дома. Но в последнее время чаще соглашается.

Она откладывает книгу и кивает.

Я сажусь в кресло у кровати. Она поворачивается, смахивая челку с глаз.

– Шестая страница.

– Хорошо, продолжу отсюда.

Читаю вполголоса, а она следит за текстом, бегая глазами по строчкам. Уилла быстро учится. Удивительно, как дети впитывают все, словно губки.

Я почти закончила, когда она вдруг говорит:

– Прости.

– За что?

– Что была грубой. Когда ты только пришла.

Я улыбаюсь.

– Ох, милая, все в порядке. Тебе было непросто, когда няни сменяли друг друга. Но я ценю извинения.

Она кивает и чуть слышно вздыхает.

– Я не люблю нянь. Но ты мне нравишься.

– Спасибо, – я откидываюсь на спинку кресла, сдерживая порыв погладить ее по волосам. Редко она бывает такой мягкой и открытой. – Почему ты не любишь нянь?

Уилла разглядывает край одеяла, перебирая пальцами ткань.

– Если бы не няни, папа оставался бы с нами, – произносит она. – Не смог бы работать.

А. Сердце сжимается от ее уверенного тона. Я придвигаюсь ближе.

– Малышка, твой папа очень хочет быть с вами. С тобой и Сэмом. Он бы оставался всегда, если бы мог. Просто от него зависят еще многие люди, он хочет помогать и им тоже.

– Угу. Я знаю.

– Ты говорила ему об этом?

Она качает головой.

– Думаю, он был бы рад услышать, что ты чувствуешь.

– Да, – ее пальцы теребят бахрому на одеяле. – А если бы мама не умерла, она тоже была бы здесь. Папа одинок. Я знаю, ему надо работать.

– Да, это тоже правда, – осторожно говорю я. – Ты скучаешь по ней?

Уилла бросает на меня взгляд, затем смотрит в потолок.

– Да. Иногда я ее помню. Иногда думаю... может, и нет?

Это звучит как вопрос, торопливый и тихий.

– Это понятно, – говорю я. – Ты была совсем маленькой, когда она умерла. Младше, чем сейчас Сэм.

– Да.

– Тебе не обязательно помнить. Папа помнит за вас обоих с братом, и расскажет все, что захочешь знать.

Она поворачивается ко мне.

– А твоя мама жива?

– Да. Она живет здесь, в Нью-Йорке.

– Наверное, это здорово, – говорит Уилла. – Она заплетает тебе волосы?

Это заставляет меня улыбнуться.

– Уже нет, но в твоем возрасте заплетала.

– Катя иногда заплетает. Если я вежливо попрошу, – бормочет она. Зевает так широко, что виден новый зуб на месте выпавшего молочного. – И ты.

Я глажу ее по волосам.

– Когда захочешь.

– Угу. Читай дальше, – шепчет она.

Я открываю последнюю страницу. Ее дыхание выравнивается еще до слов «Конец». Я остаюсь рядом, убеждаясь, что Уилла крепко уснула, прежде чем крадусь к двери.

Не могу сдержать улыбку, оглядывая комнату. Такая она, Уилла. Смесь лилового и бежевого, мягкий ковер, книжный шкаф, забитый игрушками. Оставляю дверь приоткрытой, как сделала с Сэмом.

Ее признание трогает. Для восьмилетней девочки няни олицетворяют собой лишь способ отпустить отца. Но он старается быть с детьми больше. Выходные без работы, вечера дома. Уроки пианино с Уиллой.

Я сажусь на диван в пределах слышимости детских комнат, и смотрю на сообщение в телефоне. Черновик висит уже несколько дней. Осталось только нажать «отправить».

Три балерины покинули труппу за последние два года. Хочу предложить встретиться за кофе.

Еще несколько минут колеблюсь, прежде чем решаю, что хватит трусить. Будущее может не совпадать с планами, но это не значит, что оно не может быть прекрасным. И только я могу этого добиться. Так долго стремилась к чужому идеалу. Чужим хореографиям, чужому видению. Мне нравилось. Тогда.

Но пришло время попробовать что-то новое.

Нажимаю «отправить».

Все еще листаю список танцевальных студий Нью-Йорка, когда открывается входная дверь. Заходит Алек. Уставший, с растрепанными волосами, в помятом у ворота пиджаке.

– Вот ты где, – говорит он.

Я откладываю телефон.

– Привет. Как прошло?

Он ослабляет галстук, сокращая расстояние между нами.

– Дети спят?

– Да. Уилла была милой. Извинилась за поведение вначале.

Он опускается на диван.

– Правда?

– Да, – я кривлюсь в полуулыбке. У нас не было возможности поговорить по-настоящему с той вечеринки. – Привет.

– Привет, – бормочет он. Берет мою руку, водит большим пальцем по костяшкам. – Как прошло?

– С Конни?

– Да.

– Было тяжело. Очень, черт возьми, тяжело.

Алек хмурится.

– Она злилась?

– Да, но не на меня. Скорее на ситуацию. Что мы не сказали... что это стало для нее сюрпризом.

– Она злилась на меня, – сухо замечает он.

Я поднимаю на него взгляд.

– Правда?

– Да. Зашла в кабинет, чтобы предупредить, что я не имею права причинять тебе боль. Не самый продуктивный разговор.

– Мне жаль, – шепчу я.

Он вздыхает.

– Не стоит. Это не твоя вина. Ничто из происходящего.

Я придвигаюсь ближе, наши ноги соприкасаются.

– Ты выглядишь уставшим.

– Длинный день, – его тяжелый взгляд приковывает. – Она сказала, что ты назвала наши отношения несерьезными.

Сердцебиение учащается.

– Да. Назвала.

– Ты действительно так думаешь?

Я закрываю глаза.

– Алек, – шепчу я, – это то, что говорил мне ты. Я не могу вечно догонять твои мысли.

Его палец скользит по моей щеке, заставляя запрокинуть голову. Напряжение между нами нарастает с каждой секундой.

– Я был несправедлив, – наконец произносит он, и в голосе слышится раздражение. – Я снова и снова пытался перестать думать о нас, но не могу. Это, черт подери, невозможно. Так что тебе придется быть той, кто уйдет, потому что я не способен на это. Даже если это в твоих интересах.

– В моих интересах? – переспрашиваю я. – Быть с тобой, вот что в моих интересах.

Он бросает на меня мрачный взгляд.

– Изабель.

– Почему же нет?

– Изабель, – повторяет Алек, будто мое имя причиняет ему боль. – Потому что ты создана для большего. Для мужчин твоего возраста, для путешествий по миру, для новых возможностей. Я хочу тебя в своей постели, но понимаю, что тебе там не место. Причин тысяча. Тысяча и одна. Потому что твои родители вряд ли одобрят мужчину моих лет. Потому что у меня двое детей, а ты слишком молода, чтобы быть мачехой. Я и так разрываюсь между делами, времени вечно не хватает. И я чертовски плох во всем этом... в отношениях, чувствах, близости.

Он делает небольшую паузу.

– Но я никогда не чувствовал ничего подобного, и потому не могу уйти. Да поможет мне Бог, я хочу нас. Но одно лишь желание не сделает меня идеальным в этих отношениях. И я не вынесу, если окажусь недостоин тебя.

Я качаю головой.

– Но мне не нужен идеал. Я двадцать лет гналась за совершенством, и с меня хватит. Мне нужна золотая середина.

Он проводит рукой по лицу.

– Золотая середина.

– Да. Разве ты хочешь идеала? В этом дело? Если сравниваешь меня и наши возможные отношения с тем, что было раньше, я... я не смогу соответствовать.

Его глаза вспыхивают.

– О чем ты?

– О твоей жене. Браке, – я обхватываю себя руками, продолжая. – Я могу быть только собой. Если считаешь, что я недостаточно зрелая или что не... какая-нибудь влиятельная бизнесвумен...

– Изабель, – он резко обрывает меня. – Я не сравниваю тебя с Викторией.

– Не сравниваешь?

– Нет. Я пытался... черт. Она – мое прошлое, и всегда им останется, но к нашим нынешним отношениям это не имеет никакого отношения. Не могу поверить, что ты так думаешь.

– Я не знаю, что и думать, – признаюсь я. – Ты никогда не говоришь о ней, о браке, ни слова. Ты упоминаешь только свое горе. Конни тоже говорила об этом. Каким ты был до ее смерти.

Его руки опускаются на мои плечи, сжимая их.

– Милая, – произносит он. – Я не говорю о ней не по этой причине.

– Тогда почему? Что заставляет тебя думать, что не будешь тем, кого я хочу видеть в своем будущем? – я обвиваю руками его шею, чувствуя под пальцами пульс. – Просто поговори со мной. Это все, чего я хочу, Алек. Просто поговори.

Руки обхватывают мою талию, Алек притягивает меня ближе, пока я не оказываюсь у него на коленях. Снова быть близко кажется таким правильным. Мы всегда лучше понимали друг друга, касаясь.

– Я не говорю о ней, – наконец произносит он, – потому что не знаю, как.

– Что ты имеешь в виду?

– С чего начать? – его голос звучит надтреснуто. – Зачем слушать о ней? Как не ранить детей, если буду постоянно ее упоминать?

Я провожу руками по его плечам.

– Твоя мама умерла, когда ты был ребенком. Да?

Алек прищуривается.

– Да. Мне было тринадцать.

– Отец говорил о ней после?

Взгляд Алека темнеет.

– Практически нет. Он был сломлен и исчез в «Контрон». Компания поглотила его целиком. Или он поглотил ее, я не уверен.

– Значит, ты научился этому. Не говорить об умерших и погружаться в работу.

Он хмурится, прищуриваясь еще больше.

– Не знаю, с чего начать. Как рассказывать о Вики, чтобы это все не усложнило? Ты... Изабель, ты первое по-настоящему хорошее, что случилось со мной за долгие годы, кроме детей. Украденные моменты, когда мы вместе на диване, или ты в моей постели... они делают мой день.

– Правда?

– Несомненно, – он притягивает меня ближе. – Так что если хочешь... я расскажу. О своем браке.

Я улыбаюсь.

– Расскажешь о ней? Не нужно говорить о конце. Но может, о начале? Как вы познакомились?

Алек на мгновение замолкает.

– Через общего друга. На званом ужине, где она присутствовала.

Укол ревности пронзает меня, но тут же исчезает. Что несправедливо, ведь он имел жизнь до меня, как и я. У меня были парни, первые поцелуи с другими.

Я сжимаю пальцами лацканы его пиджака.

– Сколько вы встречались до свадьбы?

– Три года, плюс-минус несколько месяцев. Сделал предложение при свечах. Она намекала, что хочет этого, – он качает головой. – Ты правда хочешь это слушать?

– Да. Это твоя история.

– Я ненавидел бы слушать о твоих бывших. Не имел права, но ненавидел бы, – Алек откидывается на спинку дивана. – Мы хотели одного. Она была готова стать матерью. Более того, ждала этого. Вики была смешной, поддерживала меня, обожала общество. Это она организовывала все наши встречи: ужины, мероприятия, киновечера.

– Благотворительные вечера в «Сент-Реджисе», – добавляю я.

Его губы искривляются в полуулыбке.

– Именно. Она бы с радостью устроила тот киновечер.

– Где она работала?

– Отучилась маркетингу, но после беременности Уиллой не вернулась. Сэм появился всего через три года, так что о возвращении и речи не шло.

– Ты скучаешь по ней?

Алек отводит взгляд в сторону детских комнат. Двери приоткрыты, но они достаточно далеко, чтобы не слышать тихий разговор.

– Скучаю, но из-за детей. Они лишены того же, что потерял я. Чего я никогда не хотел.

– Мне жаль, – шепчу я.

Его пальцы бессознательно рисуют круги на моих бедрах.

– Сам же... конечно. В первые годы. Она была центром нашей семьи, а в этой чертовой квартире, что она выбирала, зияла пустота. Я пытался ее заполнить как мог.

– У тебя получилось. Катя, Мак, распорядок... – я думаю о графике на холодильнике, ужинах, которые он старается не пропускать, сказках на ночь. – Ты справился.

– Возможно. Я старался, – он наклоняется, касаясь лбом моего. – Ты сказала, двадцать лет пыталась быть идеальной?

– Ага.

– А я вдвое дольше. И последние годы терпел поражение по всем фронтам. Думаю, я подведу и тебя, и это ранит сильнее, чем могу выразить. Но я приму это. Потому что прекратить... – его губы едва касаются моих. – Это убьет меня. Ты стала моим счастьем, Изабель.

Я провожу руками по его шее.

– Тогда не останавливайся.

– Не уходи, – хрипло шепчет он. – Обещай, что не сделаешь этого, не поговорив со мной.

– Обещаю.

Алек поднимает меня на руки, и я обвиваю его ногами. Он несет меня по коридору, но не в свою спальню, а в мою.

– Останься, – говорит он, целуя меня так, что рубашка сама спадает с плеч.

Его руки скользят по моему телу с благоговейной медлительностью.

Я дрожу от желания в его прикосновениях и могу ответить только одно:

– Останусь.

32. Алек

Уже поздно.

Поздно, а ее все нет. Я не должен волноваться, но все равно сижу с ноутбуком на коленях, делая вид, что работаю. Дети давно спят, в квартире тихо, свет погашен. Дверь в мою спальню приоткрыта. Я хочу услышать, когда Изабель вернется.

У ее сестры сегодня было выступление в комедийном клубе. Изабель с нетерпением ждала этого, собираясь, пока я лежал на ее кровати и мучил вопросами о последней книге, которую та читала.

– Правда есть фантазия, где тебя связывают? – спрашивал я.

– Не совсем, но мне нравится... доминирование.

– А ролевые игры? Хотела бы попробовать?

– Думаю, могло бы быть весело.

На каждый ответ она краснела. Улыбалась. С каждым словом я понимал Изабель все лучше и не мог оторвать взгляд. От ее улыбки, от заразительного света в глазах.

У Мака выходной, поэтому она уехала на такси. На такси же и вернется. Но уже почти полночь, а от нее ни звонка, ни сообщения.

Я закрываю ноутбук и тру глаза. Часть меня хотела поехать с ней. Взять пару бокалов пива, сидеть в углу комедийного клуба, приобнимая Изабель за плечи и смотреть, как та подбадривает сестру. Чувствовать, как она прижимается ко мне, смеяться вместе. Шептать что-то на ухо. Просто быть с ней в месте, где мы могли бы быть просто нами, парой, пришедшей на свидание.

Это казалось невероятно приятным... и просто невероятным. Я даже не предложил. Не мог представить, что она согласится. Да и няни на вечер не было.

И разве не так будет всегда? Я никогда не смогу делать подобное, если не найду кого-то на замену. Никогда не буду свободен для того, чтобы просто встречаться, легко и без осложнений.

Телефон вибрирует.

Я мгновенно его хватаю. Номер незнакомый, но через секунду я принимаю вызов.

– Алло.

– Алек? Привет. Это Изабель, – ее голос тороплив, а на фоне слышен шум оживленной улицы.

– Иза? Где ты?

– С сестрой. Нас только что ограбили.

– Что?

– Я звоню с чужого телефона. Можешь заказать нам машину? Я... Я не знаю, что делать. Можешь...

– Возвращайтесь домой, – говорю я. – Твоя сестра тоже, или я могу отвезти ее.

– Они все забрали. Телефоны, ключи, кошельки...

– Она останется у нас, – я встаю с кровати, на ходу натягивая брюки, брошенные на комод. Перевожу телефон на громкую связь. – Я уже собираюсь. Назови адрес. Вы сейчас в безопасности?

Изабель быстро диктует место, и я записываю тот в заметки. Они находятся какой-то забегаловке в паре кварталов от того места, где все произошло. Но по голосу она спокойна, собранна... вероятно, еще в шоке.

Не могу ее винить.

Желание схватить ключи и поехать за ней самому почти невыносимо. Оно настолько сильное, что я готов махнуть рукой на то, что в доме спят дети, пусть даже и не проснутся до утра. Но не могу так рисковать. Нужно позвонить Кате.

– Я приеду. Оставайтесь внутри.

– А дети?

– Разберусь.

– Хорошо. Кажется, мне нужно идти.

– Я уже еду, – говорю я. – Не волнуйся.

Изабель тихо вздыхает.

– Теперь не волнуюсь.

Звонок обрывается, и я сразу набираю Катю. Перевожу телефон на громкую связь, натягивая свитер под монотонные гудки. Она берет трубку на четвертом гудке, и я максимально кратко объясняю ситуацию.

Домработница в ужасе.

– Что? Немедленно забирай ее!

– Так и сделаю. Сможете прийти? Если дети...

– Да, да, конечно. Уже обуваюсь.

Как же я благодарен, что она живет в двух зданиях отсюда. Покупка той квартиры четыре года назад окупила каждую потраченную копейку. С учетом символической арендной платы, это позволяет Кате быть рядом в случае ЧП.

Она появляется через несколько минут и мы встречаемся у двери. Я уже с ключами от машины в руке. Хотя Мак обычно за рулем авто, это не значит, что я разучился водить. Машина ждет в тихом гараже здания, выглядя безупречно на парковочном месте у выхода. Через тридцать секунд я уже выезжаю.

Ее ограбили.

Угрожая ножом? Пистолетом? Гул в голове заглушает шум улицы. Я еду на автопилоте через мост в Бруклин. Как это произошло? Ограбили.

Я больше никогда не хочу выпускать ее из виду.

Проходит целая вечность, прежде чем я наконец останавливаюсь у оживленного перекрестка. Неоновая вывеска забегаловки, люди курят, общаются и смеются у входа. Типичная пятничная ночь в модном районе Бруклина. Город живет.

Я останавливаюсь у обочины и опускаю стекло. И тут же замечаю Изабель, выходящую из дверей заведения. За ней следует девушка с короткой стрижкой в огромной куртке и ботинках.

Выражение лица Изабель смягчается, когда она замечает меня.

Я выхожу и мгновенно оказываюсь рядом, обнимая ее за талию.

– Ты в порядке?

– Да, все хорошо. Мы просто в шоке.

– Что случилось?

– Расскажем в машине. Поехали, – произносит она. Изабель поворачивается к сестре, и рука соскальзывает с ее талии. Точно. – Это моя младшая сестра, Елена. Елена, это Алек Коннован.

Сестра явно из той же породы. Те же гены, но по-другому собранные. На сантиметр ниже, плечи чуть шире, но такие же черные блестящие волосы до плеч, развевающиеся над потрепанной кожаной курткой. Септум-пирсинг и яркие глаза.

– Привет, – говорит она. – Ты наше сияние в рыцарских доспехах.

– Рыцарь в сияющих доспехах, – поправляет Изабель.

– Да. Долгая ночь, – вздыхает Елена. – Еще и пьяные студенты внутри... Спасибо, что пускаешь меня к себе.

– Конечно, – я открываю дверь машины, и Елена забирается первой.

Изабель на мгновение задерживает на мне взгляд, прежде чем последовать за сестрой.

Я едва сдерживаю ярость. Как это могло произойти? Кто посмел? Пальцы впиваются в руль.

Изабель вздыхает на заднем сиденье. В зеркале я замечаю, как она запрокидывает голову, полуприкрыв глаза.

– Не могу дождаться, когда окажусь дома, – произносит она.

Я возвращаю взгляд на дорогу.

– Что случилось?

– Мы шли к метро, и... это произошло так быстро.

– К нам подошли трое парней, – говорит Елена. – Потребовали кошельки и ключи.

– У них был нож, – добавляет Изабель.

– У них было что?

– Они просто показали его. Не думаю, что воспользовались бы. Это были просто подростки, – она качает головой, и я ловлю ее взгляд в зеркале заднего вида. – Было неприятно.

– Неприятно? Было жуть как страшно, – восклицает Елена. – Я сначала засмеялась, но они были серьезны. Ключи лежали в кошельке в отделении для мелочи, чтобы не потерять. До сих пор не верю, что это произошло. Наверное, я все еще в шоке.

– Да, я тоже, – тихо говорит Изабель. – Но ты хотя бы была убийственна на сцене.

Елена хрипло смеется.

– Спасибо. Знаешь, как бы ужасно ни было, я обязательно использую это в следующем стендапе.

– Не могу дождаться, когда мы будем смеяться над произошедшим, – произносит Изабель.

Несмотря на попытки шутить, их голоса звучат напряженно. От этого закипает кровь.

– Хорошо рассмотрели их? – спрашиваю я.

– Было темно, – говорит Изабель. – Но мы с Еленой все обсудили и завтра пойдем в полицию.

– Мак отвезет вас, – произношу я. – Вообще, отныне он будет возить тебя куда угодно, особенно по ночам.

В салоне повисает гробовое молчание.

– Очень любезно с твоей стороны, – наконец говорит Изабель.

Любезно?

Я хочу завернуть ее в пузырчатую пленку и никогда больше не выпускать из виду. Мак за рулем – не любезность. Это вопрос моего собственного, черт побери, рассудка.

Я достаю телефон и передаю его назад, не отрывая глаз от дороги.

– Позвоните в банки. Заблокируйте карты.

– Черт, точно, – говорит Елена. – Ну, если они хотели денег, то выбрали не ту жертву. Мой счет уже давно в минусе.

Изабель слабо усмехается.

– Да уж.

К черту. Спрошу, сколько у них украли, и верну все до копейки. Обеим. Эти ублюдки не оставят после себя и следа.

Я слушаю, как сначала Изабель, потом Елена звонят в банки и блокируют карты. К тому моменту, когда заезжаю в подземный гараж, они уже заканчивают.

Елена выпрыгивает, не дожидаясь, пока я открою дверь. Изабель вылезает из машины следом. Меня с невероятной силой тянет прижать ее к себе. Гложет изнутри, и только почувствовав ее рядом, я смогу успокоиться.

Я сжимаюсь и отталкиваю это желание. Ее сестра ничего не знает.

Лифт поднимает нас в квартиру. Изабель тихо разговаривает с Еленой о гостевой комнате, о том, как хочет принять душ и выпить чего-нибудь холодного. Ее забота лишь разжигает ярость.

Как кто-то мог ограбить их?

Дома Катя крепко обнимает Изабель. Спрашивает обеих, все ли в порядке и как они себя чувствуют.

Я стою у кухонного стола, скрестив руки на груди. Слушаю все это и чувствую, как с каждой минутой челюсть сжимается все сильнее.

Катя и Изабель бросают на меня настороженный взгляд, прежде чем перейти к обсуждению бытовых вопросов. Комнаты, еды и детей.

Елена подходит ближе. Ее взгляд скользит по гостиной, останавливаясь на баре, пианино и огромном телевизоре.

– Вау. Ты неплохо устроился, – говорит она.

Я смотрю на нее.

– Терпимо.

– Теперь я понимаю, почему сестре здесь нравится. Черт. Это камин?

– Да.

– Тогда шутка стала в сто раз смешнее. Ограблены нью-йоркскими отбросами, а потом подобраны другим типом грабителя – миллиардером, – она улыбается. – Это шутка, если что. Прощупываю почву: как ты относишься к сарказму?

Я моргаю.

– Да. Отличная шутка.

– А теперь я не могу понять, серьезно ты или нет.

– Он серьезен, – подходит Изабель. – Просто не в том приподнятом, взвинченном состоянии, как мы. Пойдем, покажу тебе комнату.

Они исчезают в коридоре. Я желаю Кате спокойной ночи, и та в ответ криво улыбается.

– Мак будет в ярости, что его не было рядом.

– У него выходные.

– Все равно. Он взбесится.

Я разминаю шею.

– Он бы отлично справился.

Катя кивает и задерживается еще на мгновение, прежде чем уйти.

Я выпускаю воздух, который не замечал, как задерживал. Снова остаюсь один. Тишина в квартире уже не кажется такой пустой. И уж точно не безмятежной.

На нее направили нож.

На Изабель.

Во рту противный привкус чего-то горького, гнилого, и я не могу от него избавиться. Даже стакан скотча не помогает. Я наливаю второй и опускаюсь на диван.

Мне нужно прижать ее к себе. Услышать, как Изабель скажет, что все в порядке.

Проходит почти час, прежде чем в коридоре раздаются ее шаги. Я уже научился узнавать, как Изабель почти бесшумно передвигается босиком по паркету.

– Эй, – тихо говорит она.

На Изабель спортивные штаны и майка, а волосы собраны во влажную косу. Ни лифчика, ни макияжа.

Я ставлю бокал на стол. Уже третий.

– Как сестра?

– Спит.

Я тянусь к ней, и та растворяется в моих руках. Обнимаю ее за талию, вдыхая запах шампуня. Волосы еще влажные, но кожа теплая.

Я закрываю глаза и просто держу ее.

Изабель целует меня в шею.

– Было страшно.

– Чертовски пугающе, – бормочу я.

– Спасибо, что приехал.

Рука скользит по ее спине, бедрам, убеждаясь, что та в безопасности.

– М-м.

Она отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Ты весь вечер напряжен, – в ее карих глазах покоится тревога.

Ненавижу это видеть. Ей сейчас не до моих переживаний.

– На вас напали, – говорю я. – Угрожая ножом.

Изабель кивает.

– Да. Спасибо, что разрешил Елене здесь переночевать. Ее соседки уже спят. Мы пытались дозвониться после разговора с тобой, но никто не ответил.

– Конечно, – говорю я.

Держать ее в руках помогает, но этого недостаточно. Лишь зная, что с Изабель ничего не случится, я смогу успокоиться.

Ее пальцы скользят по моей линии подбородка.

– О чем ты думаешь? – шепчет она.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты снова закрываешься. Я же вижу. Расскажи.

– Это ты была в опасности.

– Да. Но все равно хочу знать, что у тебя на уме.

Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю.

– Думаю, я сам должен был отвезти тебя туда и доставить обратно.

– Алек, – шепчет она, – у тебя же дети.

Я медленно качаю головой.

– Знаю. И они всегда будут на первом месте. Но это ничего не меняет. Я должен был быть там.

– Ты не можешь быть везде одновременно.

– Но должен.

Ее ладонь прикасается к моей щеке.

– Почему?

Руки сжимаются в кулаки у нее на пояснице.

– Потому что с тобой не должно ничего случиться.

Ее губы слегка приоткрываются от удивления.

– Понимаю, – тихо произносит она. – Заботиться о ком-то... это действительно страшно.

– «Страшно» еще мягко сказано.

– Ты злишься?

– Я в бешенстве, – сквозь зубы цежу я. – Эти ублюдки... Я бы с удовольствием свернул им шеи. Запер и выбросил ключ.

– Ты же не серьезен, – шепчет она.

Я отпускаю ее, и Изабель опускается на диван рядом. Эмоции накатывают слишком быстро, слишком сильно. Дышать становится трудно.

– Серьезен.

– Почему? – спрашивает она.

Смотрит по-доброму, понимающе. Одна мысль о том, что с ней может что-то случиться, что Изабель может не стать, оглушает.

Я вскакиваю с дивана. Начинаю метаться по комнате, не в силах усидеть на месте.

– Алек, – мягко говорит она. – Что ты чувствуешь?

– Она просто умерла! – слова взрываются в тишине комнаты. Ее глаза расширяются. – Один час она была жива, а в следующий ее не стало, – я щелкаю пальцами. – Ни предупреждений, ни прощаний. В первый раз я едва справился. Во второй не выживу. Никогда.

– Алек...

Я качаю головой.

– Нет. Эти парни... Я готов убить их.

– Нет, не готов, – твердо произносит она. – Завтра ты будешь думать иначе.

Я провожу рукой по волосам.

– Не уверен. Ты стала частью меня – частью, о которой я даже не подозревал. Лучшей частью. И я не могу тебя потерять. Мысль о том, что больше не услышу твой смех, не увижу улыбку... – снова качаю головой, пытаясь совладать с собой. Гнев все еще бурлит. – Я не переживу этого.

Изабель делает шаг навстречу.

– Алек, – снова шепчет она. – Бояться, когда впускаешь в сердце кого-то нового, – это нормально.

Я ничего не отвечаю. Не уверен, что смогу.

Она обвивает руками мою талию и прижимается, ее тело сливается с моим. Я чувствую твердость ее сосков через тонкую майку, вдыхаю цветочный аромат шампуня, ощущаю тепло кожи.

Я закрываю глаза и провожу руками по ее голове, плечам, опускаюсь к пояснице. Все это – она, мы – оказалось важнее, чем мог предположить.

– Ты запомнила мой номер? – спрашиваю я.

– Выучила, когда начала у тебя работать, – отвечает она. – Он был в договоре, который я подписала, чтобы всегда можно было связаться по вопросам детей.

– А. Логично.

Изабель улыбается, уткнувшись лицом в мое плечо.

– Так и думала, что ты даже не помнил.

– Читал, но это было давно. Иди сюда. Ты мне нужна, – шепчу ей в волосы. – Больше, чем кто-либо. Но...

– Я понимаю, – ее щека прижата к моему плечу, голос приглушен. – Это значит, тебя снова могут ранить. Как и меня.

Рука скользит под майку, ладонь ложится на гладкую кожу спины.

– Да.

– Этот риск – цена, которую мы платим за то, чтобы любить, – произносит она. – Ты готов ее заплатить?

Я просто держу Изабель несколько долгих мгновений. Потом наклоняю голову и прикасаюсь губами к ее губам. Потребность быть ближе к ней, все это время тлевшая под кожей, вспыхивает с новой силой. Чувствовать ее, знать, что она в безопасности.

Не знаю, хочу сказать я.

Но руки и губы говорят обратное. Боюсь, у меня уже нет выбора.

Она обвивает руками мою шею.

– Отнеси меня в постель.

Я поднимаю ее на руки, и та прижимается ко мне по пути в спальню. А когда оказываемся под одеялом, Изабель прижимается обнаженным телом ко мне так плотно, что чувствую биение ее сердца.

Не знаю, смогу ли пережить боль, если потеряю ее. Но и отпустить тоже не получится.