Текст книги "Лучшие враги навсегда (ЛП)"
Автор книги: Оливия Хейл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
9. Габриэль
С тех пор, как новость о женитьбе стала достоянием общественности, телефон разрывается от звонков.
В почтовом ящике появилась газета «Нью-Йорк Глоуб», которую я читаю за утренним кофе, как делаю всегда после утренней пробежки.
Только на этот раз почетного упоминания удостоена не компания «Томпсон Интерпрайзес», а я и Конни, чьи лица напечатаны на самой обложке.
И в конце статьи, изобилующей догадками о том, как к этой новости отнеслись семьи, располагается небольшой комментарий мистера Габриэля Томпсона:
Спасибо за поздравления. Мы очень счастливы.
Я залпом допиваю оставшийся кофе, не обращая внимания на жжение в горле. Это ничто по сравнению с тем, что предстоит пережить.
А день выдастся и правда «веселый».
Телефон не умолкает ни во время завтрака, ни во время обеда, ни в полдень. Звонят деловые партнеры, бывшие начальники, друзья и знакомые. Все хотят быстро поздравить, а затем задать неизбежный, тщательно сформулированный вопрос. Я не хочу совать нос не в свои дела, но…
Это так же утомительно, как и бесконечно. Интересно, как там Конни?
Я позвонил отцу и тете прежде, чем они успели связаться со мной. Папа посмеялся, но не слишком-то весело. Ты либо гений, сынок, либо ты чертов идиот.
Ага, точно. Я ведь могу быть только одним из них, в вся жизнь – лишь череда колебаний между двумя полюсами.
Семейная встреча происходит в здании «Томпсон». Тетя Шэрон – исполняющая обязанности генерального директора, а отец Ричард – исполнительный директор, и вместе они управляют «Томпсон Интерпрайзес». Мой двоюродный брат Джейкоб и я – единственные другие члены семьи, занимающие руководящие должности. Я выискиваю новые инвестиции и работаю с командой юристов, а он занимается подготовкой к переговорам.
И всю жизнь соревновался с ним за эту должность.
Отец и тетя сидят рядом друг с другом на диване в кабинете исполнительного директора. Она прокручивает страницу на айпаде; он читает «Нью-Йорк Голуб». Двоюродный брат расхаживает по кабинету позади них.
Я закрываю за собой дверь и засовываю руки в карманы.
– Ну, – ровно говорю я, – сюрприз.
Папа отрывается от чтения статьи.
– Интересная тактика, – холодно произносит он. – Жениться на Коннован.
Эти слова на мгновение выбирают из колеи. Я не собирался использовать такой угол. Конечно, убедить семью в том, что это некая-запретная-любовь, было бы сложно, но казалось, подобную позицию легче поддерживать.
Но это?
Джейкоб перестает расхаживать взад-вперед.
– У тебя же есть план, да? Конечная цель?
– Габриэль, дорогой, – произносит тетя, опуская айпад. – Пожалуйста, скажи, это ведь не было импульсивным решением?
– Нет, не было.
Она прищуривается.
– Хорошо, – произносит тетя. – Потому что слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать.
– Я знаю, что делаю.
Папа разворачивает газету.
– Так, когда же ты привел в действие этот небольшой план?
– Мы начали встречаться около восьми месяцев назад.
– И решили пожениться в Вегасе?
– Ее идея, – говорю я, пожимая плечами. Это не совсем правда. – Но нам удалось избежать внимания. До сегодняшнего дня.
– Какую информацию ты получил? – интересуется тетя.
Челюсть напрягается, и приходится прилагать усилия, чтобы говорить беспечно.
– Не так много. Мы редко обсуждаем бизнес.
Тетя медленно кивает.
– Она, должно быть, не доверяла тебе.
– Ты права, – говорю я.
И все еще не доверяет.
Джейкоб бросает на меня сердитый взгляд из-за дивана. Он в равной степени раздражен и впечатлен. Должно быть, думает, что я делаю это ради продвижения по карьерной лестнице. Женитьба на Конни – уловкой, своего рода рискованная авантюра.
Отец сворачивает газету с отчетливым шуршанием, после чего медленно сминает ее и бросает в сторону стола.
– Ну, – произносит он, – не знаю, самое ли это глупое из того, что ты когда-либо совершал, или самое умное. Но, безусловно, вариант очень рискованный.
Я киваю. Нет смысла каким-либо образом комментировать сказанное.
Разве что отцу есть что сказать.
– Только не облажайся, – произносит он. – Если информация о компании попадет в руки Коннованов, я буду знать, что ты проболтался во сне.
Я выдавливаю из себя смешок.
– Я давно научился держать язык за зубами.
– Надеюсь, так оно и есть, – добавляет тетя. Она встает с дивана и направляется к двери, но замирает рядом со мной, словно призрак прошлого. – Она очень красива, не правда ли? Констанция Коннован?
– Да, – признаюсь я.
Бессмысленно отрицать очевидное.
– Хм, – произносит она, одаривая меня мудрой улыбкой.
Тетя всегда была проницательнее отца.
* * *
Оставшуюся часть дня я провожу, отражая нескончаемый натиск звонков и расспросов коллега. Дэррил, в свою очередь, отбивал атаки заведений, пытающихся узнать, не ищем ли мы с Конни место для проведения свадебного банкета.
Наконец, я возвращаюсь в свою обитель в Мидтауне. Строгие линии и аскетичный минимализм, которые всегда успокаивали, теперь лишь усиливают душевный раздрай.
Я остался один против целого гребаного мира, и это осознание терзает душу. Я мерию шагами гостиную, подхожу к окну и смотрю на весенний полдень. Следовало взять домой больше работы.
Я жажду отдушины, того, чем можно себя занять.
Пронзительный звук домофона вырывает меня из раздумий. Курьер, полускрытый за роскошной цветочной композицией, к которой прикреплена открытка, стоит за дверью. Я расписываюсь за доставку, и отправляю парня прочь.
Доставка от Эвана.
На открытке золотыми буквами написано Поздравление, а ниже неразборчивым почерком: Полагаю, тебе не удалось решить маленькую проблему?
Засранец. Я бросаю цветы на кухонный стол, к другим, привезенным ранее, все еще завернутым в целлофан.
Я наливаю себе выпить и возобновляю одинокое шествие по комнате.
Телефон снова звонит. Хочется проигнорировать его, но какая-то неведомая сила заставляет взглянуть на экран.
Конни.
– Да? – ответил я безжизненным голосом.
– Моя семья знает.
– Полагаю, как и весь мир, – изнеможденно отзываюсь я.
– Они хотят с тобой познакомиться.
– Ох.
– Да. В воскресенье. Так что нам нужно встретиться и все отрепетировать.
– Отрепетировать? – ехидно переспрашиваю я. – Супружескую жизнь?
– Да. Любой пустяковый вопрос может разрушить и без того хрупкий союз. Где мы встретились? С чего все началось? Как мы обычно проводим время?
– Никто не будет задавать таких вопросов.
– Ты не знаком с моей семьей, – отвечает Конни.
– Полагаю, сегодняшняя семейная встреча прошла не лучшим образом?
Она замолкает, а затем ее голос становится еле слышным.
– Честно говоря, лучше, чем я ожидала. Но все же не идеально. Как у тебя все прошло?
– Я справился.
– Хорошо. Итак, ты сейчас свободен?
Я хмуро взираю на раскинувшийся перевод мной Нью-Йорк, на здания вдали и на угловатые формы, устремленные в небо.
– А что?
– Я собираюсь в ювелирный магазин и хочу, чтобы ты подъехал туда.
– А. Кольца.
– Да. Тебе это даже в голову не приходило, не так ли? – спрашивает она тоном студентки, разочарованной партнером по групповому проекту.
– Вообще-то я подумывал подарить тебе фамильное кольцо, – говорю я.
Это ложь, ведь она права: я совершенно не думал о кольцах.
Но не хочу подтверждать ее правоту.
– О нет, только не это, – говорит она, звуча совершенно ошеломленно. – Мы пойдем и купим новые кольца.
Я усмехаюсь.
– Звучишь очень радостно.
– Я практична, – говорит она. – Ты сможешь приехать? Если нет, просто пришли размер своего кольца.
– Думаешь, я его знаю?
– Разве мужчины не помешаны на… измерении всяких вещей?
Я понижаю голос на октаву.
– Только те, кто не уверен в себе.
– Отлично. Тогда пошли со мной.
Я хватаю пальто со спинки стула и оставляю без внимания на цветы на кухонном столе. Отдам их домработнице, когда она придет.
– Пришли адрес.
* * *
Двадцать минут спустя такси останавливается у одного из лучших ювелирных магазинов Нью-Йорка. Логотип на здании знаком. За эти годы я купил там немало маленьких голубых коробочек для матери и тети, а однажды – в тщетной попытке завязать романтические отношения.
Я нахожу Конни в отделе колец. Ее волосы собраны в высокую прическу. Сзади она выглядит строгой и гладкой, но затем Конни поворачивается, и я вижу пряди, обрамляющие ее лицо.
Тренч, который Конни носит, плотно затянут на талии, подчеркивая изгибы ее фигуры. Я лавирую сквозь прилавки к ней, словно к магниту. С каждым шагом ощущаю прилив энергии, словно приближаюсь к оголенному проводу.
Обращаться с осторожностью.
Она замечает меня.
– Наконец-то, – произносит Конни.
Эта фраза заставляет улыбнуться.
– Ждала меня, принцесса?
Ее глаза полны сарказма, но отвечает консультант.
– Ах, это ваш партнер!
– Разумеется, – говорю я и встаю рядом с Конни. – Вы уже придумали, как опустошить мой банковский счет?
Консультант хихикает и пододвигает ко мне поднос, обтянутый бархатом.
– У нас есть несколько превосходных вариантов. У вашей супруги безупречный вкус.
– Не уверена в этом, – сухо замечает Конни. – В конце концов, я же вышла за него замуж.
Консультант снова смеется. Я слегка толкаю плечом Конни.
– Да, и была так нетерпелива, что настояла на тайной свадьбе.
– Разве это не романтично? – спрашивает консультант.
– Очень, – Конни берет одно из обручальных колец. Гладкое, золотое и тонкое. – Это мое. Мы ищем подходящее для тебя.
– Прекрасно, – говорю я.
В груди зарождается странное чувство. Словно я актер в пьесе, на которую не проходил прослушивание.
Брак не был тем, к чему я стремился. Скорее отдаленной возможностью: чем-то, случающимся с другими людьми, но не со мной. И полагаю, так оно и есть, даже сейчас, когда я якобы женат.
Но кольца делают происходящее ощутимым.
– Какие кольца ты выбрала? – спрашиваю я Конни.
Она проводит пальцем по ряду из трех колец. Это простые бриллианты огранки «принцесса», закрепленные на одинарной платиновом шинке.
– Любое сгодится, – бормочет она.
Консультант занята подбором различных обручальных колец, и я пользуюсь возможностью, чтобы обратиться непосредственно к Конни.
– Ни одно из них не ассоциируется с тобой.
– Не ассоциируется? – переспрашивает она. – Разумеется, нет. Я не собираюсь покупать обручальное кольцо своей мечты ради фальшивого брака.
Меня задевает это заявление. Не должно. Но задевает.
Я прячу обиду за высокомерной улыбкой.
– Какое бы кольцо ты ни выбрала, оно будет прямым отражением того, как сильно я тебя ценю.
Ее брови взлетают вверх.
– Ух ты.
– Именно так мир будет это воспринимать, – говорю я. – Думаешь, они поверят в то, что Томпсон купил Коннован это?
Мой палец обвиняюще зависает над самым маленьким из трех обручальных колец.
– Хорошо, – шипит она. – Тогда выбирай сам. Не то чтобы я собиралась долго его носить.
– Прекрасно, – бормочу я в ответ.
Это все, на что есть время до возвращения консультанта. Я примеряю обручальные кольца, пока не нахожу простое и подходящее по размеру, а затем отправляюсь на поиски самого ужасного и безвкусного обручального кольца, которое только смогу найти для Конни.
Я останавливаюсь у гигантского желтого камня, закрепленного на ободке из более мелких сверкающих бриллиантов. Конни оказывается рядом и выдыхает «ни за что!» Я останавливаюсь, чтобы посмотреть на нее и продолжаю просматривать кольца. Консультант говорит, как романтично с моей стороны – проявлять такую заинтересованность, и я одариваю ее самой очаровательной улыбкой.
– Все для моей принцессы.
Взгляд останавливается на кольце с большим прямоугольным изумрудом. Он закреплен на тонкой шинке, окруженный маленькими бриллиантами, а цвет гармонирует с цветом глаз Конни. В нем есть что-то вневременное, элегантность и достоинство. Это классика.
Как Констанция14.
Ценник огромен, но это не помешает покупке.
– Оно – то самое.
Консультант восторженно рассказывает о происхождении камней, их сертификации и каратах, в то время как Конни молчит и неподвижно протягивает руку, пока консультант надевает кольцо ей на палец. Теперь оно находится рядом с выбранным ранее обручальным кольцом.
– Ну что? – спрашиваю я.
Конни смотрит на меня впервые с тех пор, как я выбрал кольцо. В ее глазах мелькает уязвимость, но мгновенно исчезает, превращаясь в привычную мне боевую ярость.
– Сойдет, – говорит она.
– Хорошо.
– Прекрасно.
Я оплачиваю кольца, и Конни настаивает на том, чтобы сохранить все квитанции.
– Итак, насчет репетиции, – говорит она.
Ее левая рука находится в кармане пальто, и я задаюсь вопросом, чувствует ли она тяжесть колец так же отчетливо, как я. Мой большой палец прижимается к непривычному металлу на безымянном пальце.
– Да, и у меня есть предложение на этот счет, – говорю я. – Я помогу тебе в воскресенье. Но ты нужна мне в субботу вечером.
Конни хмурится.
– Для чего?
– Я открываю новую художественную галерею на Тридцать шестой улице.
Она смеется, прежде чем понять, что я серьезен.
– Подожди, ты серьезно?
– Да. Компания спонсирует ее, – говорю я. – Там будет пресса. Нам полезно показаться на публике после статьи на двенадцатой странице.
– Ладно, – Конни заправляет за ухо выбившуюся прядь волос и смотрит на часы. —Мы можем это сделать. Кто-нибудь из семьи должен там быть?
– Нет, – отвечаю я.
Компания спонсирует открытие галереи, чтобы имя Томпсон было представлено на выставке, и кто-то из Томпсонов должен там присутствовать, чтобы перерезать ленточку и вести полуприятные светские беседы с художником.
Вот и все.
– Да, это хорошо, – говорит она.
– Боишься их?
Она закатывает глаза.
– Нет, но встреча с логовом гадюк Томпсонов потребует чуть большей подготовки, нежели просто покупка пары колец.
– Это мы гадюки? – спрашиваю я. – А кем тогда является твоя семья?
– Сможешь рассказать после воскресенья, – говорит Конни. – Вышли детали на завтра.
Она направляется к стоянке такси. Тело покачивается с каждым движением, и я, черт возьми, слишком хорошо это осознаю.
– Вышлю, – говорю я. – Не забудь надеть кольцо.
– Не забудь надеть свое! – отвечает она и ныряет в такси.
Я сжимаю левую руку в кулак и чувствую, как чужеродный край кольца впивается в ладонь.
Чертовски маловероятно.
10. Конни
В квартире витает насыщенный цветочный аромат, наполняя каждую комнату. Сперва он казался приятным, но теперь стал ощущается приторным, и я распахнула окно в гостиной, чтобы проветрить.
Изабель восхищается букетом белоснежных лилий и изумрудных листьев, проводя рукой по пальмовой ветви.
– У тебя здесь целое состояние.
– Да, и через неделю они завянут.
Она смотрит на меня.
– Ты такая юмористка.
– Нет, я в дзене. Разве не в этом вся суть йоги? – спрашиваю я.
Именно она втянула меня в йогу, и теперь мы ходим на нее каждые выходные. Конечно, Изабель куда более гибкая, чем я, но это все равно весело. К тому же мы всегда вознаграждаем себя смузи по пути домой.
– Да, – соглашается она. – Или в том, чтобы просто чувствовать себя спокойно, что тебе нужно как никогда. Можно я снова посмотрю на кольцо?
Я протягиваю руку.
– Вуаля.
– Безумие, – охает она, беря мою руку в свою. – Абсолютное безумие. Кто ты и что сделала с моей лучшей подругой?
Я вздыхаю.
– Боже, понятия не имею.
– Сначала свадьба в Вегасе, а теперь еще и решение смириться с этим… – она отпускает мою руку и легко запрыгивает на стул у кухонной стойки с грацией истинной балерины. – Так что, какие цветы я могу забрать себе в квартиру?
– Любые. И пожалуйста, возьми не меньше трех.
– Прекрасно! По-моему, у меня всего три вазы, – ее руки скользят по одной из ваз, полной ярких пионов, вытаскивая открытку. – Ой. Это от твоего брата.
– Нейта?
– Нет, Алека.
Я хмурюсь.
– Правда? Что там написано?
– Ничего. Только его подпись.
Это заставляет расслабиться. Значит, букет отправил его помощник.
– Хорошо. Отлично.
– Значит, ты его убедила? – интересуется Изабель.
Уже много лет она является одним из моих самых близких друзей. Случайная встреча в коридоре здания «Уинслоу» вскоре после моего переезда стала полным совпадением. Разные, как свет и тень, мы сблизились за бокалами розе15 на террасе под крышей и благодаря общей любви к моде.
Изабель моложе на несколько лет, профессиональная балерина, моя полная противоположность… и я так благодарна, что она есть в моей жизни. С ней я могу сбросить оковы и быть собой, той, кто совершает ошибки. Она ни разу не осуждала меня за это.
– С Алеком никогда не знаешь, чего ожидать, – говорю я. – Он вечно сомневается во всем и во всех. Боже, завтрашний семейный ужин будет настоящей пыткой.
Изабель кивает в знак солидарности, карие глаза задумчивы. Я рассказала ей практически все о семье, и она даже пару раз встречалась с братьями.
– Думаешь, Габриэль сыграет свою роль?
– Таков план.
– Пока он не подводил.
– Да, но прошло всего два дня.
Она смеется.
– Тоже верно. Просто помни, что ему нельзя доверять.
– Ага, это и есть самое ужасное. Мне нужно быть чертовски осторожной в словах.
– Все еще думаешь, что он подстроил женитьбу, чтобы… не знаю, заманить тебя в ловушку? Получить что-нибудь при разводе?
Я постукиваю пальцами по мраморной столешнице.
– Не уверена. Это… ну, возможно.
– Какой же он мерзавец, если все и правда так.
– Да, ну, он и без того им является.
Она встает со стула.
– Что наденешь на открытие галереи?
– Скорее всего, коктейльное платье. А что?
– Потому что, – говорит она, отступая к спальне, – тебе нужно его поразить.
– Мне?
– Да. Мужчины – существа простые, – говорит Изабель, откидывая длинные волосы назад. – Можешь заставить его желать тебя.
Я посмеиваюсь.
– Думаешь, это то, чего я хочу?
– Ну, это даст некоторые рычаги давления.
– Власть всегда сопутствует удаче, – говорю я.
– Пошли, выберем наряд, от которого он потеряет голову.
Час спустя я стою перед зеркалом, одна в квартире. Изабель была права. Глубокий черный цвет коктейльного платья и структурированный силуэт облегают тело, словно вторая кожа. Я выгляжу… декадентски16. Бедра кажутся еще шире благодаря узкой шнуровке на талии.
Потребовались годы, чтобы полюбить свое тело. Причудливые диеты в университете, два года работы с персональным тренером, и одна безумная, безрассудная неделя – которую никогда не повторю – когда я пила исключительно соки. Единственное, что сработало, – это научиться любить себя. Это мое тело. У него есть собственная форма, и попытки бороться не принесут никакой пользы.
Теперь я принимаю его. Принимаю себя. Я по-прежнему дважды в неделю занимаюсь с тренером, но сейчас мы сосредоточены на силе и здоровье, а не на цифрах.
Гостиная все еще полна больших букетов. Их доставляли в течение всего дня, и когда я вернулась домой, консьерж на первом этаже буквально тонул в них, находясь за стойкой.
К каждому прикреплена открытка с той или иной вариацией поздравления и предложения встретиться – от людей, с которыми я училась в школе и университете. Некоторые от деловых знакомых или первой юридической фирмы, в которой я проходила стажировку. Должно быть, их доставили в офис компании «Контрон», а оттуда переадресовали сюда.
Некоторые от людей, с которыми я не разговаривала много лет.
Я натягиваю льняной пиджак и спускаюсь вниз. Последний штрих добавлю в такси по пути в галерею, где встречусь с Габриэлем.
Кольца.
Я достаю их из клатча и осматриваю. Такие невинные и красивые.
Обручальное кольцо из золота, другое – помолвочное.
То, что он выбрал.
Я ожидала, что Габриэль остановится на вычурном, с самым крупными бриллиантом. На том, что отразит его эго, или самое уродливое, лишь бы назло мне.
Но он этого не сделал.
Я надеваю кольца по одному и протягиваю руку. Длинные пальцы, бледно-розовый лак для ногтей и восхитительное помолвочное кольцо.
Почти такое же, какое я бы выбрала для себя. Какое выберу, когда по-настоящему выйду замуж. Оно изумительного зеленого цвета, традиционное, но в то же время кажется современным – на шаг впереди обычного с одинокой оправой с бриллиантами.
Я немного презираю Габриэля за то, что он настолько точно угадал.
Такси останавливается у входа в галерею. Серый фасад здания и огромные окна залиты светом. На улице толпятся элегантно одетые люди. К дубовым дверям, где по обе стороны стоят две большие статуи, ведет величественная лестница. Абстрактные очертания статуй напоминают то ли древних животных, то ли современную интерпретацию Чудовища из «Красавицы и Чудовища».
А прямо над дверью, на каменном фасаде здания, золотыми буквами выгравировано:
Галерея Томпсона.
Что сбивает с толку. Я думала, что компания спонсирует выставку. Это распространенная и не слишком затратная практика, привносящаяся фирме положительную рекламу.
Но это нечто большее.
Красная ковровая дорожка спускается по ступенькам на улицу. Воздух по-летнему теплый, хотя на дворе лишь поздняя весна.
– Великолепно, – говорит кто-то за спиной. – Ты уже здесь.
Я оборачиваюсь и вижу, как Габриэль закрывает дверь машины. На нем синий костюм без галстука, и, подходя ко мне, он левой рукой расстегивает пуговицу на пиджаке.
Я замечаю блеск его обручального кольца.
– Я примерная жена, – едко отвечаю я. – Ты не упоминал, что компания спонсирует всю галерею.
– Разве?
– Нет. Ты будешь открыть галерею. Не просто выставку. Так ведь?
– Ах, может быть, так и есть. Что-то такое припоминаю.
– Ты знал, что это крупное событие для прессы.
Я бросаю на него взгляд, а он на меня, с вызовом в глазах. Тем же, что втянул меня в эту авантюру в Вегасе.
И что ты собираешься предпринять?
По крайней мере, не отступить.
И не показать слабость перед Томпсоном.
– Проблем не будет, – произносит он. – Я познакомлю тебя с некоторыми людьми.
Мы проходим мимо безликих статуй и оказываемся в залитом светом пространстве художественной галереи. Нас окружают произведения искусства, развешенные на одинаковом расстоянии с очевидной целью привлечь внимание посетителей. Темные деревянные полы контрастирую с безупречно белыми стенами. Прекрасное место.
Мы останавливаемся у гардероба, и я протягиваю свой пиджак работнику. После чего протягиваю руку, чтобы разгладить волосы, проводя по ним пальцами.
Габриэль наблюдает за моими движениями. Его руки спрятаны в карманах, а взгляд непроницаем.
Жар подступает к лицу. Раньше, с Изабель, идея соблазнить Габриэля казалась забавной, но сейчас, стоя перед ним, задаюсь вопросом, способна ли я на это.
Он подобен пламени.
Однажды в университете я прикоснулась к нему и осознала, что это не должно повториться.
Взгляд Габриэля мельком останавливается на моем лице, после чего скользит по телу, медленно и осознанно оценивая.
– Мои глаза выше, Томпсон.
– Разве мужчина не может любоваться своей женой? – он одаривает работника позади нас сладкой улыбкой.
Верно. Мы сейчас на публике.
Мы идем плечом к плечу вдоль гардероба. Его голос тих, но я все слышу.
– Ты нарядилась, чтобы произвести впечатление, – шепчет он. – Я бы сказал, что одобряю, если бы не боялся получить за это.
Я беру Габриэля под руку, ощущая, как напрягаются его мышцы. А когда смотрю на мужчину с блаженной улыбкой, выражение его лица становится осторожно нейтральным.
– Просто играю свою роль, – мягко объясняю я. – Я буду самой лучшей, самой убедительной женой на свете. Буду льстить. Кокетничать.
– И это, полагаю, имеет свою цену?
– Ты сделаешь то же самое завтра, на глазах у моей семьи.
Он удлиняет шаг, направляя нас к официанту, держащему поднос с напитками.
– Полагаю, – роняет он, – что кокетство с тобой – не особо-то правильная стратегия, дабы завоевать расположение твоего отца и братьев.
– Скорее всего. Но, должна признаться, я не думаю, что завоевать их расположение вообще возможно.
Мы берем по бокалу шампанского, и мои губы расплываются в мягкой улыбке. Придется постараться сохранить ее до конца вечера.
– Так чего же ожидать завтра? – интересуется Габриэль. – Инквизиции17?
– Нечто вроде того, – говорю я, все еще улыбаясь и оглядывая галерею и прогуливающихся гостей. – Только кровавее.
– Звучит увлекательно, – произносит Габриэль. – Ты говорила, что нам нужно репетировать.
Мимо проходит пара. Я их не узнаю, но, судя по пытливым и любопытным взглядам, которые они бросают, становится ясно, что оба нас определенно знают.
Габриэль приятно кивает им.
– Итак, давай подготовимся, – говорит он.
– Хорошо. Когда у меня день рождения?
Он смотрит на меня сверху вниз.
– Что?
– Седьмого февраля. Что мы делали в мой день рождения?
– Они не станут об этом спрашивать.
– Ты не знаешь моего брата, – говорю я.
Если кто и любит перекрестные допросы, так это Алек.
И он научился этому у папы.
– Ладно, – кивает Габриэль. – Я отвез тебя в Париж на выходные.
– Как будто ты бы так сделал, – протестую я, – и, к слову, в те выходные я встречалась с папой в Коннектикуте за ужином. Поэтому они оба поймут, что это ложь. Вот почему нам нужно попрактиковаться.
Он устало вздыхает, словно я истязаю его этой темой.
– Ладно, – говорит он. – Что мы делали в твой день рождения, принцесса?
Боже, как же я ненавижу это чертово прозвище. Как будто он сам по себе не принц с золотой ложкой во рту.
– Ты забронировал нам круиз по Гудзону. Ужин, музыка, свечи.
– Господи. Хорошо. А когда у меня день рождения?
– Просвети меня.
– Двенадцатого ноября, – произносит он. – Мы тогда уже были парой?
– Да, мы встречаемся восемь месяцев. Честно говоря, это действительно важно, Габриэль, если мы…
– Я просто прикалываюсь, – он тянет меня в нишу перед гигантской абстрактной картиной. Огромное полотно покрыто зеленым цветом, а темные завитки создают эффект мрамора. – В день рождения ты пришла со мной посмотреть хоккейный матч.
– Хоккейный матч? – спрашиваю я. – Како..
– Да. «Нью-Йорк Рейнджерс» против «Нью-Джерси Девилз». Ты знаешь, мне нравится посещать игры, чего уже давно не делал. Мы ели трюфельные гамбургеры, а потом, – он склоняет голову к моему уху, – предавались любовным утехам на кухонном столе в моей квартире.
Жар заливает мои щеки.
– Это уже лишнее, – возражаю я. – Мы не станем рассказывать об этом семье.
– Может, и не станем, – мрачно произносит он. – Но мы-то будем знать.
Он снова пытается меня спровоцировать. «Око за око». Так было всегда, и, поскольку я ничего не могу с собой поделать, потому что именно соревновательный дух привел нас к алтарю, смотрю на него снизу вверх.
Я делаю взгляд мягкими и соблазнительными, и приоткрываю губы.
– А я делала тебе минет в качестве подарка на день рождения?
Глаза Габриэля вспыхивают. Он не ожидал, что я подыграю. Несколько долгих мгновений он молчит.
– Ты прав, – говорю я, небрежно пожимая плечами. – Лучше оставить это между нами.
Его рот приоткрывается, но то, что Габриэль собирался сказать, застывает на языке. Нас прерывает женщина средних лет с длинной косой и очками в роговой оправе, а рядом с ней девушка моего возраста с коричневой кожей и вьющимися волосами.
– Добрый вечер, мистер Томпсон. Мы безумно рады видеть вас здесь, – говорит женщина, протягивая руку.
У нее мягкий акцент. Итальянский, наверное?
– Благодарю вас, Марчелла. Здесь восхитительно.
Ее лицо заметно расслабляется.
– Да, мы тоже так думаем. Я отослала вашей команде наше коллекцию несколько недель назад для утверждения. Теперь, видя работы воочию, что вы думаете?
Он оглядывает помещение.
– Выглядит великолепно. Все до единой.
Господи, Габриэль.
Я улыбаюсь Марчелле и притягиваю Габриэля ближе к себе.
– Великолепно, как вы все здесь устроили. Мы как раз восхищались произведением – вот этой зеленой абстракцией. Выразительно, не правда ли?
Девушка рядом с Марчеллой озаряется улыбкой.
– Это моя работа. Называется «Зависть». Я пишу абстракции, основываясь на смертных грехах и небесных добродетелях.
– Неужели? Это невероятно. Знаете, глядя на эту абстракцию, «Зависть» становится абсолютно понятной.
Марчелла обращается свою улыбку ко мне.
– Вы, должно быть, супруга мистера Томпсона. Мы в восторге, увидев эту новость. Поздравляем вас обоих.
– Благодарю вас, – говорю я, прижимаясь к Габриэлю.
Мы беседуем с ними несколько минут. Габриэль ничего не смыслит в искусстве, что очевидно каждому из присутствующих, и я изо всех сил стараюсь скрасить неловкость.
Галерея Томпсона, может, и тщеславный проект, но художникам, участвующим в проекте, нет нужды сообщать об этом.
Марчелла приветствует всех речью, а затем приглашает Габриэля присоединиться к ней. Он берет нее микрофон и оглядывает собравшихся гостей, выглядя на все что как бизнесмен, которым он и является. Костюм хорошо скроен, а волосы слишком безупречны, чтобы вписаться в эту пеструю толпу художников и модников. Для контраста, рядом со мной стоит кто-то в прекрасном красном кафтане, а на Марчелле надета яркая шелковая блузка.
Но затем он творит волшебство. Это то, что он всегда делал в университете, от подготовительного класса до окончания юридического факультета.
Он сдает экзамены на отлично, даже не готовясь.
Это проявляется в обаянии, уверенной улыбке на лице, ровном звучании его голоса. Никто в помещении не способен отвести взгляд. Он дважды заставил присутствующих смеяться, еще не закончив речь.
– Я хочу отметить преданность и упорный труд Марчеллы, ее команды и бесчисленного количества художников, чьи таланты здесь представлены. Эта галерея скоро станет новым любимым местом для покупок моей супруги, – он смотрит на меня с блеском в глазах.
Так же поступает и остальная часть присутствующих.
Я смеюсь и пожимаю плечами, а Габриэль передает микрофон обратно Марчелле и возвращается ко мне под звук аплодисментов.
Значит, я жена, которая коллекционирует произведения искусства?
Я собираюсь произнести это, когда нас прерывает фотограф.
– Разрешите? – спрашивает он.
Мы с Габриэлем встаем бок о бок перед картиной, его рука лежит на моей талии.
Прикосновение кажется теплым, даже сквозь ткань моего платья и его пиджака. Я ощущаю каждую точку соприкосновения, когда камера перед нами щелкает.
– Итак? – шепчет он. – Какую картину мне приобрести?
Я прислоняюсь к нему и одариваю фотографа лучезарной улыбкой.
– «Гнев», – отвечаю я.
Это куда более безопасно, нежели «Чревоугодие».
